Страница:
– Посмотрите на его голову! – шепнул Фергюсон. – Боже милостивый! Вот голова!
– Еще бы! – ответил кузнец. – А нос-то, нос! А глаза! Интеллекта-то в них сколько, не правда ли? Ума палата!
– Но как бледен! – вставил Хэм Сэндвич. – Это от мыслей, вот отчего! Наш брат и не знает, что такое мысль!
– Откуда ж нам знать, – проворчал Фергюсон, – у нас, кроме ерунды, и в голове-то ничего не бывает.
– Вы правы, Фергюсон. А брови-то, брови как сдвинуты! Это значит, он теперь погрузился футов на сто в самую сердцевину какого-нибудь дела. Уж он даром не задумается, разумеется! А вы мотайте себе на ус. Уж, наверно, тут дело идет о каком-нибудь трупе! Не был бы он так важен и торжественен! Не иначе! Кому же и думать о трупах, как не человеку, который сам четыре раза умирал. Это, сэр, даже историки описали! Три раза умирал естественной смертью и один раз случайной. Говорят, от него могилой пахнет и он… Тсс! Смотрите, смотрите! Вон он обхватил свой лоб рукой, большой палец на одном виске, а указательный на другом. Значит, уж и думать-то невмоготу! Вы как полагаете? Мысль-то ведь тоже в пот вогнать может!
– Еще бы!.. А теперь смотрит на небо и крутит усы…
– Глядите-ка – встал и точно моток разматывает! Вишь – правой-то рукой вокруг левой…
– Морщится, это он никак не может добраться до улики…
– Держи карман – не может! Вот уж он улыбается. Словно тигр какой-нибудь… Это он, братцы, должно быть, открыл, в чем дело! Точно открыл!
– Да-а… не хотел бы я быть на месте того, за кем он теперь охотится!
Мистер Холмс сел к столу, спиной к своим почитателям, и стал писать. Поняв, что смотреть больше не на что, последние закурили трубки и расположились потолковать по душам.
– Нечего и говорить, ребята, – сказал Фергюсон с глубоким убеждением, – он удивительный человек. Это по всему видно.
– Совершенно справедливо, – подхватил Джек Паркер, – жаль, что его вчера здесь не было.
– Да-а! – поддержал Фергюсон. – Вот бы мы тогда увидали настоящую научную работу. Интеллект, сэр! Чистый интеллект, и ничего больше! Я не собираюсь, конечно, умалять способности Арчи, но ведь его дар, так сказать, чутье животного – особенно тонкое зрение или инстинкт, и ничего больше. Интеллекта в нем нет. Его с этим человеком и сравнить нельзя. Хотите, я вам расскажу, что бы он сделал? Он бы подошел к миссис Хоган, взглянул на нее – только взглянул! – и все расследование было бы закончено! Все бы увидал! Да, сэр, до малейшей подробности! А потом сел бы на кровать совершенно спокойно и стал бы расспрашивать миссис Хоган… Вот представьте, что вы – миссис Хоган, я буду спрашивать, а вы отвечайте за нее.
– Хорошо, валяйте!
– Пожалуйста, сударыня… Не отвлекайтесь. Какого пола ребенок?
– Девочка, ваша милость.
– Гм… девочка. Хорошо, очень хорошо! Сколько лет?
– Седьмой пошел, ваша милость!
– Так-так!.. Маленькая, слабенькая… две мили. Ну, конечно, устала, села и заснула. Мы ее найдем милях в двух отсюда. Зубы?
– Пять, ваша милость, шестой прорезывается.
– Хорошо, хорошо! Очень хорошо… (Дело в том, ребята, что он ведь обращает внимание на всякие пустяки, которые для другого ничего бы не значили…) В чулках, сударыня, в башмаках?
– И в том и в другом, ваша милость.
– В нитяных чулках и кожаных башмаках?
– В кожаных, ваша милость, с ластиком.
– Гм! С ластиком… Это усложняет дело… Но мы все-таки доберемся. Религия?
– Католичка, ваша милость.
– Очень хорошо. Отрежьте мне кусочек одеяла, пожалуйста… Благодарю вас… Гм, шерстяное, заграничной работы. Очень хорошо. Теперь кусочек какого-нибудь платьица… Благодарю вас… Чистый хлопок… Довольно поношено… Так-так, превосходно. Будьте добры, передайте мне немного пыли с пола… Очень, очень обязан! Благодарю вас! Великолепно! Теперь я знаю чего держаться!.. Видите, ребята, таким образом он соберет все вещественные доказательства, какие ему нужны. А что же он потом сделает? Потом он положит все эти доказательства перед собой на стол, сгруппирует их как следует и начнет изучать, бормоча про себя: «Девочка шести лет от роду, пять зубов и один прорезывается, католичка. Кожаные с ластиком – черт бы побрал этот ластик!» Ну, и так далее. Затем он взглянет на небо и начнет ерошить волосы, приговаривая: «Проклятый ластик, однако же, всему мешает!» Затем встанет и начнет перебирать пальцами, вот как сейчас, а затем улыбнется – тоже как сейчас – и, обращаясь к толпе, скажет: «Берите фонари и пойдем за ребенком к индейцу Билли. Да довольно двоих, остальные могут ложиться спать. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» Поклонится величественно, да и выйдет из таверны. Вот его стиль! Притом единственно правильный, научный, интеллектуальный. Дело кончено в течение каких-нибудь пятнадцати минут! Ни толпы, ни шатанья по кустам целыми часами, ни шума, ни крика – тихо, чинно, благородно и… быстро! Главное – быстро!
– Уж что и говорить! – сказал Хэм Сэндвич. – Но как вы его прекрасно изобразили, Фергюсон! И в книгах так не опишут. Клянусь богом – я точно вижу его перед собой! Не правда ли, ребята?
– Чего там! Чистая философия!
Фергюсон был очень польщен таким выражением общественного мнения насчет его талантов и сидел некоторое время молча, смакуя свой триумф. Затем с глубоким благоговением в голосе проговорил:
– Неужели и его создал Бог?
С минуту ответа не было, но потом Хэм Сэндвич почтительно ответил:
– Однозначно, но не за один присест.
VII
VIII
– Еще бы! – ответил кузнец. – А нос-то, нос! А глаза! Интеллекта-то в них сколько, не правда ли? Ума палата!
– Но как бледен! – вставил Хэм Сэндвич. – Это от мыслей, вот отчего! Наш брат и не знает, что такое мысль!
– Откуда ж нам знать, – проворчал Фергюсон, – у нас, кроме ерунды, и в голове-то ничего не бывает.
– Вы правы, Фергюсон. А брови-то, брови как сдвинуты! Это значит, он теперь погрузился футов на сто в самую сердцевину какого-нибудь дела. Уж он даром не задумается, разумеется! А вы мотайте себе на ус. Уж, наверно, тут дело идет о каком-нибудь трупе! Не был бы он так важен и торжественен! Не иначе! Кому же и думать о трупах, как не человеку, который сам четыре раза умирал. Это, сэр, даже историки описали! Три раза умирал естественной смертью и один раз случайной. Говорят, от него могилой пахнет и он… Тсс! Смотрите, смотрите! Вон он обхватил свой лоб рукой, большой палец на одном виске, а указательный на другом. Значит, уж и думать-то невмоготу! Вы как полагаете? Мысль-то ведь тоже в пот вогнать может!
– Еще бы!.. А теперь смотрит на небо и крутит усы…
– Глядите-ка – встал и точно моток разматывает! Вишь – правой-то рукой вокруг левой…
– Морщится, это он никак не может добраться до улики…
– Держи карман – не может! Вот уж он улыбается. Словно тигр какой-нибудь… Это он, братцы, должно быть, открыл, в чем дело! Точно открыл!
– Да-а… не хотел бы я быть на месте того, за кем он теперь охотится!
Мистер Холмс сел к столу, спиной к своим почитателям, и стал писать. Поняв, что смотреть больше не на что, последние закурили трубки и расположились потолковать по душам.
– Нечего и говорить, ребята, – сказал Фергюсон с глубоким убеждением, – он удивительный человек. Это по всему видно.
– Совершенно справедливо, – подхватил Джек Паркер, – жаль, что его вчера здесь не было.
– Да-а! – поддержал Фергюсон. – Вот бы мы тогда увидали настоящую научную работу. Интеллект, сэр! Чистый интеллект, и ничего больше! Я не собираюсь, конечно, умалять способности Арчи, но ведь его дар, так сказать, чутье животного – особенно тонкое зрение или инстинкт, и ничего больше. Интеллекта в нем нет. Его с этим человеком и сравнить нельзя. Хотите, я вам расскажу, что бы он сделал? Он бы подошел к миссис Хоган, взглянул на нее – только взглянул! – и все расследование было бы закончено! Все бы увидал! Да, сэр, до малейшей подробности! А потом сел бы на кровать совершенно спокойно и стал бы расспрашивать миссис Хоган… Вот представьте, что вы – миссис Хоган, я буду спрашивать, а вы отвечайте за нее.
– Хорошо, валяйте!
– Пожалуйста, сударыня… Не отвлекайтесь. Какого пола ребенок?
– Девочка, ваша милость.
– Гм… девочка. Хорошо, очень хорошо! Сколько лет?
– Седьмой пошел, ваша милость!
– Так-так!.. Маленькая, слабенькая… две мили. Ну, конечно, устала, села и заснула. Мы ее найдем милях в двух отсюда. Зубы?
– Пять, ваша милость, шестой прорезывается.
– Хорошо, хорошо! Очень хорошо… (Дело в том, ребята, что он ведь обращает внимание на всякие пустяки, которые для другого ничего бы не значили…) В чулках, сударыня, в башмаках?
– И в том и в другом, ваша милость.
– В нитяных чулках и кожаных башмаках?
– В кожаных, ваша милость, с ластиком.
– Гм! С ластиком… Это усложняет дело… Но мы все-таки доберемся. Религия?
– Католичка, ваша милость.
– Очень хорошо. Отрежьте мне кусочек одеяла, пожалуйста… Благодарю вас… Гм, шерстяное, заграничной работы. Очень хорошо. Теперь кусочек какого-нибудь платьица… Благодарю вас… Чистый хлопок… Довольно поношено… Так-так, превосходно. Будьте добры, передайте мне немного пыли с пола… Очень, очень обязан! Благодарю вас! Великолепно! Теперь я знаю чего держаться!.. Видите, ребята, таким образом он соберет все вещественные доказательства, какие ему нужны. А что же он потом сделает? Потом он положит все эти доказательства перед собой на стол, сгруппирует их как следует и начнет изучать, бормоча про себя: «Девочка шести лет от роду, пять зубов и один прорезывается, католичка. Кожаные с ластиком – черт бы побрал этот ластик!» Ну, и так далее. Затем он взглянет на небо и начнет ерошить волосы, приговаривая: «Проклятый ластик, однако же, всему мешает!» Затем встанет и начнет перебирать пальцами, вот как сейчас, а затем улыбнется – тоже как сейчас – и, обращаясь к толпе, скажет: «Берите фонари и пойдем за ребенком к индейцу Билли. Да довольно двоих, остальные могут ложиться спать. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» Поклонится величественно, да и выйдет из таверны. Вот его стиль! Притом единственно правильный, научный, интеллектуальный. Дело кончено в течение каких-нибудь пятнадцати минут! Ни толпы, ни шатанья по кустам целыми часами, ни шума, ни крика – тихо, чинно, благородно и… быстро! Главное – быстро!
– Уж что и говорить! – сказал Хэм Сэндвич. – Но как вы его прекрасно изобразили, Фергюсон! И в книгах так не опишут. Клянусь богом – я точно вижу его перед собой! Не правда ли, ребята?
– Чего там! Чистая философия!
Фергюсон был очень польщен таким выражением общественного мнения насчет его талантов и сидел некоторое время молча, смакуя свой триумф. Затем с глубоким благоговением в голосе проговорил:
– Неужели и его создал Бог?
С минуту ответа не было, но потом Хэм Сэндвич почтительно ответил:
– Однозначно, но не за один присест.
VII
Вечером того же дня, часов около восьми, два человека неторопливо прогуливались неподалеку от хижины Флинта Бакнера. Это были Шерлок Холмс со своим племянником.
– Подождите-ка здесь, дядя, я сбегаю на минутку домой, – сказал Фетлок.
Затем он попросил у дяди спичек и, получив их, ушел, но почти тотчас же вернулся, и прогулка продолжалась по-прежнему.
Часам к девяти дядя с племянником вернулись к таверне. Проходя сквозь толпу, собравшуюся в бильярдной, чтобы взглянуть на великого человека, они были встречены восторженными криками, на которые Холмс ответил величественным поклоном, а его племянник – следующими словами:
– Дядя Шерлок очень занят, джентльмены, и просидит за работой до полуночи или до часу, но затем он выйдет сюда и надеется, что некоторые из вас не откажутся с ним выпить.
– Клянусь святым Георгом – настоящей герцог, ребята! – воскликнул Фергюсон.
– Да здравствует Шерлок Холмс, величайший из людей! Гип! Гип! Гип!..
– Ура! Ура! Ура! – рявкнули все присутствующие.
От этого возгласа все здание задрожало – так много чувства вложили «ребята» в свое восклицание. Наверху дядя обратился к племяннику с упреком:
– И на кой шут дали вы за меня такое обещание?
– Не хотите же вы потерять популярность, дядя? Если нет, то не шутите с рудокопами. Они вас обожают, но если вы откажетесь выпить с ними, то они сочтут вас за гордеца. А кроме того, вы сами говорили, что у вас хватит рассказов на целую ночь.
Дядя должен был признаться, что племянник прав. Тот был прав также, сделав мысленно заключение: «Дядя и все прочие станут свидетелями моего алиби, когда оно понадобится».
Часа три родственники проговорили о домашних делах, потом, около полуночи, Фетлок вышел на улицу и притаился в нескольких шагах от таверны. Через пять минут из нее вышел Флинт Бакнер и даже чуть не задел Фетлока.
– Попался! – прошептал мальчик. – Прощай, брат Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… ну уж все равно как – теперь мы поквитаемся. Ступай, ступай, друг! Пройдись в последний раз!
Посмотрев вослед уходящему Бакнеру, он вернулся в таверну. «Остается еще час, – подумал он. – Ради алиби проведем это время с ребятами».
Когда Шерлок Холмс пришел в бильярдную, переполненную его почитателями, то началась преизрядная попойка. Все были веселы, счастливы – пели, рассказывали анекдоты, так что не заметили, как прошел час. В самый разгар веселья вдруг откуда-то издали послышался точно выстрел из пушки:
– Бу-умс!
Все сразу затихло. Среди всеобщего молчания послышались раскаты эха, понемногу замиравшие в горах. Тогда вся компания, словно опомнившись, бросилась к дверям.
– Где-то что-то взорвалось!
Снаружи, из темноты, чей-то голос растерянно сказал: «Это там, в самом конце, я даже огонь видел». Вся толпа, вместе с Шерлоком Холмсом, Фетлоком и Арчи Стильманом, бросилась бежать в указанном направлении. Милю преодолели в несколько минут. Оказалось, что от хижины Флинта Бакнера остался только один плотно утоптанный земляной пол – ни стен, ни крыши, ни мебели, ни самого Флинта не было. Толпа сейчас же разбилась на группки, которые отправились обыскивать близлежащий кустарник, и вскоре кто-то вскрикнул: «Вот он!» Ярдах в пятидесяти от развалин хижины Флинта действительно лежала изуродованная безжизненная масса, в которой легко было распознать тело бывшего владельца этой хижины. Фетлок вместе с прочими побежал взглянуть на своего угнетателя.
Предварительное дознание было окончено в четверть часа. Хэм Сэндвич в качестве старшины присяжных составил приговор в выражениях, не лишенных литературных достоинств, кончавшийся следующим остроумным заключением: «Покойный умер по собственной неосторожности, а может быть, вследствие злого умысла какого-нибудь лица или лиц, неизвестных присяжным и не оставивших после себя никаких следов, кроме взлетевшей на воздух хижины покойного, да помилует Бог его душу. Аминь».
Исполнив свои обязанности, присяжные присоединились к толпе, центром которой по-прежнему оставался Шерлок Холмс. Молча и почтительно рудокопы стояли полукругом перед местом только что совершившейся катастрофы, а легендарный человек с фонарем в руках в сопровождении своего племянника расхаживал по месту происшествия. Он измерял тесемкой высоту окружающих кустов, расстояние, отделяющее бывшие стены хижины от дороги, а также подбирал разные обломки и обрывки – то кирпичик, то кусок дерева, в одном месте даже взял горсточку земли. Все это он внимательно рассматривал и откладывал в сторону. Потом начал определять ручным компасом положение пола хижины, не позабыв о поправке в две секунды на магнитное отклонение. Затем определил по хронометру время, приведя его к местному, измерил расстояние от хижины до места, на котором лежал труп, определил температуру по карманному термометру и высоту над уровнем моря по анероиду, тоже оказавшемуся в его кармане.
– Дело кончено, – сказал он наконец, величественно кивая головой. – Не вернуться ли нам, джентльмены?
Вся толпа вслед за Холмсом повалила к таверне. Дорогой джентльмены обменивались замечаниями насчет необыкновенного человека и догадками по поводу причин только что совершившейся трагедии.
– Какое счастье, что он с нами! Не правда ли, ребята? – сказал Фергюсон.
– Это будет самым крупным его делом, – сказал Хэм Сэндвич, – и молва о нем разнесется по всему свету, вот помяните мои слова!
– И поселок наш прославится, – заметил кузнец Джек Паркер, – не так ли, Фергюсон?
– Я вот что вам скажу, если уж вы хотите знать мое мнение, – ответил последний, – вчера заявка на Стрэйт-Флаш стоила по два доллара за фут, а завтра ее не купят и за шестнадцать.
– Верно, верно, Фергюсон! На нашу долю выпало большое счастье. А видели вы, как он подбирал всякую дрянь? Какой глаз! Какая опытность! Уж он ничего не просмотрит. Нет, сэр, за ним этого не водится!
– Именно! Дрянь, как вы говорите, пустяки, а для него эта дрянь все равно что книга – разверни и читай.
– Да, в каждом обрывочке – тайна, надо только уметь ее открыть. А уж у этого она не вырвется!
– Я теперь не жалею, ребята, что его вчера с нами не было. Ну что за важность найти заблудившегося ребенка! А вот теперь, сэр, дело-то посложнее будет! Позанозистей! Настоящая научная, интеллектуальная работа!
– Да я думаю, и все мы рады, что так случилось, не правда ли, ребята? Этот рохля, Арчи, многому бы мог научиться, если бы повнимательнее отнесся к систематической научной работе, происходившей сегодня у него под носом, а он вместо этого шлялся где-то по кустам и ничего не видал.
– Верно! Я сам это заметил. Ну, да что с него взять? Он еще молод, поживет – узнает.
– А как вы думаете, ребята, кто это сделал?
Вопрос вызвал целую серию сомнительных предположений. На многих указывали как на виновников катастрофы, но при ближайшем рассмотрении вынуждены были их оправдать. Только один Самми Хильер считался приятелем Флинта Бакнера, а врагов у него, собственно говоря, не было, так как никто с ним открыто не ссорился – Флинт никого не подпускал к себе на такое расстояние, на котором можно было бы всерьез поссориться. Всем он был чужд, и никому до него не было дела. Одно только имя с самого начала вертелось у всех на языке – имя Фетлока Джонса, но оно было произнесено последним. Заговорил о нем Пат Райли.
– Ну, мы о нем уже думали, – ответили ребята, – конечно, у него есть миллион причин убить Флинта Бакнера, и даже порядочный человек на его месте давно бы это сделал. Но ведь у него, во-первых, духу не хватило бы, а во-вторых, он был далеко от места происшествия.
– Да, он все время был вместе с нами, в бильярдной, – заметил Пат.
– И даже задолго до взрыва.
– Больше чем за час. И к счастью для него, надо признаться, а то бы его первого заподозрили.
– Подождите-ка здесь, дядя, я сбегаю на минутку домой, – сказал Фетлок.
Затем он попросил у дяди спичек и, получив их, ушел, но почти тотчас же вернулся, и прогулка продолжалась по-прежнему.
Часам к девяти дядя с племянником вернулись к таверне. Проходя сквозь толпу, собравшуюся в бильярдной, чтобы взглянуть на великого человека, они были встречены восторженными криками, на которые Холмс ответил величественным поклоном, а его племянник – следующими словами:
– Дядя Шерлок очень занят, джентльмены, и просидит за работой до полуночи или до часу, но затем он выйдет сюда и надеется, что некоторые из вас не откажутся с ним выпить.
– Клянусь святым Георгом – настоящей герцог, ребята! – воскликнул Фергюсон.
– Да здравствует Шерлок Холмс, величайший из людей! Гип! Гип! Гип!..
– Ура! Ура! Ура! – рявкнули все присутствующие.
От этого возгласа все здание задрожало – так много чувства вложили «ребята» в свое восклицание. Наверху дядя обратился к племяннику с упреком:
– И на кой шут дали вы за меня такое обещание?
– Не хотите же вы потерять популярность, дядя? Если нет, то не шутите с рудокопами. Они вас обожают, но если вы откажетесь выпить с ними, то они сочтут вас за гордеца. А кроме того, вы сами говорили, что у вас хватит рассказов на целую ночь.
Дядя должен был признаться, что племянник прав. Тот был прав также, сделав мысленно заключение: «Дядя и все прочие станут свидетелями моего алиби, когда оно понадобится».
Часа три родственники проговорили о домашних делах, потом, около полуночи, Фетлок вышел на улицу и притаился в нескольких шагах от таверны. Через пять минут из нее вышел Флинт Бакнер и даже чуть не задел Фетлока.
– Попался! – прошептал мальчик. – Прощай, брат Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… ну уж все равно как – теперь мы поквитаемся. Ступай, ступай, друг! Пройдись в последний раз!
Посмотрев вослед уходящему Бакнеру, он вернулся в таверну. «Остается еще час, – подумал он. – Ради алиби проведем это время с ребятами».
Когда Шерлок Холмс пришел в бильярдную, переполненную его почитателями, то началась преизрядная попойка. Все были веселы, счастливы – пели, рассказывали анекдоты, так что не заметили, как прошел час. В самый разгар веселья вдруг откуда-то издали послышался точно выстрел из пушки:
– Бу-умс!
Все сразу затихло. Среди всеобщего молчания послышались раскаты эха, понемногу замиравшие в горах. Тогда вся компания, словно опомнившись, бросилась к дверям.
– Где-то что-то взорвалось!
Снаружи, из темноты, чей-то голос растерянно сказал: «Это там, в самом конце, я даже огонь видел». Вся толпа, вместе с Шерлоком Холмсом, Фетлоком и Арчи Стильманом, бросилась бежать в указанном направлении. Милю преодолели в несколько минут. Оказалось, что от хижины Флинта Бакнера остался только один плотно утоптанный земляной пол – ни стен, ни крыши, ни мебели, ни самого Флинта не было. Толпа сейчас же разбилась на группки, которые отправились обыскивать близлежащий кустарник, и вскоре кто-то вскрикнул: «Вот он!» Ярдах в пятидесяти от развалин хижины Флинта действительно лежала изуродованная безжизненная масса, в которой легко было распознать тело бывшего владельца этой хижины. Фетлок вместе с прочими побежал взглянуть на своего угнетателя.
Предварительное дознание было окончено в четверть часа. Хэм Сэндвич в качестве старшины присяжных составил приговор в выражениях, не лишенных литературных достоинств, кончавшийся следующим остроумным заключением: «Покойный умер по собственной неосторожности, а может быть, вследствие злого умысла какого-нибудь лица или лиц, неизвестных присяжным и не оставивших после себя никаких следов, кроме взлетевшей на воздух хижины покойного, да помилует Бог его душу. Аминь».
Исполнив свои обязанности, присяжные присоединились к толпе, центром которой по-прежнему оставался Шерлок Холмс. Молча и почтительно рудокопы стояли полукругом перед местом только что совершившейся катастрофы, а легендарный человек с фонарем в руках в сопровождении своего племянника расхаживал по месту происшествия. Он измерял тесемкой высоту окружающих кустов, расстояние, отделяющее бывшие стены хижины от дороги, а также подбирал разные обломки и обрывки – то кирпичик, то кусок дерева, в одном месте даже взял горсточку земли. Все это он внимательно рассматривал и откладывал в сторону. Потом начал определять ручным компасом положение пола хижины, не позабыв о поправке в две секунды на магнитное отклонение. Затем определил по хронометру время, приведя его к местному, измерил расстояние от хижины до места, на котором лежал труп, определил температуру по карманному термометру и высоту над уровнем моря по анероиду, тоже оказавшемуся в его кармане.
– Дело кончено, – сказал он наконец, величественно кивая головой. – Не вернуться ли нам, джентльмены?
Вся толпа вслед за Холмсом повалила к таверне. Дорогой джентльмены обменивались замечаниями насчет необыкновенного человека и догадками по поводу причин только что совершившейся трагедии.
– Какое счастье, что он с нами! Не правда ли, ребята? – сказал Фергюсон.
– Это будет самым крупным его делом, – сказал Хэм Сэндвич, – и молва о нем разнесется по всему свету, вот помяните мои слова!
– И поселок наш прославится, – заметил кузнец Джек Паркер, – не так ли, Фергюсон?
– Я вот что вам скажу, если уж вы хотите знать мое мнение, – ответил последний, – вчера заявка на Стрэйт-Флаш стоила по два доллара за фут, а завтра ее не купят и за шестнадцать.
– Верно, верно, Фергюсон! На нашу долю выпало большое счастье. А видели вы, как он подбирал всякую дрянь? Какой глаз! Какая опытность! Уж он ничего не просмотрит. Нет, сэр, за ним этого не водится!
– Именно! Дрянь, как вы говорите, пустяки, а для него эта дрянь все равно что книга – разверни и читай.
– Да, в каждом обрывочке – тайна, надо только уметь ее открыть. А уж у этого она не вырвется!
– Я теперь не жалею, ребята, что его вчера с нами не было. Ну что за важность найти заблудившегося ребенка! А вот теперь, сэр, дело-то посложнее будет! Позанозистей! Настоящая научная, интеллектуальная работа!
– Да я думаю, и все мы рады, что так случилось, не правда ли, ребята? Этот рохля, Арчи, многому бы мог научиться, если бы повнимательнее отнесся к систематической научной работе, происходившей сегодня у него под носом, а он вместо этого шлялся где-то по кустам и ничего не видал.
– Верно! Я сам это заметил. Ну, да что с него взять? Он еще молод, поживет – узнает.
– А как вы думаете, ребята, кто это сделал?
Вопрос вызвал целую серию сомнительных предположений. На многих указывали как на виновников катастрофы, но при ближайшем рассмотрении вынуждены были их оправдать. Только один Самми Хильер считался приятелем Флинта Бакнера, а врагов у него, собственно говоря, не было, так как никто с ним открыто не ссорился – Флинт никого не подпускал к себе на такое расстояние, на котором можно было бы всерьез поссориться. Всем он был чужд, и никому до него не было дела. Одно только имя с самого начала вертелось у всех на языке – имя Фетлока Джонса, но оно было произнесено последним. Заговорил о нем Пат Райли.
– Ну, мы о нем уже думали, – ответили ребята, – конечно, у него есть миллион причин убить Флинта Бакнера, и даже порядочный человек на его месте давно бы это сделал. Но ведь у него, во-первых, духу не хватило бы, а во-вторых, он был далеко от места происшествия.
– Да, он все время был вместе с нами, в бильярдной, – заметил Пат.
– И даже задолго до взрыва.
– Больше чем за час. И к счастью для него, надо признаться, а то бы его первого заподозрили.
VIII
Столовая таверны была уже очищена от мебели, только в одном ее конце стоял простой шестиногий сосновый стол, а возле него – кресло. В это кресло торжественно воссел Шерлок Холмс, а остальная публика, набившись в комнату как сельди в бочку, осталась стоять. Наступила глубокая тишина; в табачном дыме можно было топор вешать.
Человек-легенда начал с того, что поднял руку и продержал ее в таком положении несколько секунд, как бы призывая публику ко вниманию. Затем он коротко и ясно, в сжатых выражениях, задал всей публике несколько вопросов относительно характера, поведения и привычек Флинта Бакнера. Из ответов на эти вопросы выяснилось, что один только племянник необыкновенного человека мог иметь какие-нибудь счеты с покойным и желать его смерти. Выслушав эти показания, мистер Холмс томно улыбнулся и спросил свидетелей:
– Может быть, кто-нибудь из вас, джентльмены, знает, где находился Фетлок Джонс во время взрыва?
– Здесь, в бильярдной комнате! – последовал единодушный ответ.
– Что же, он пришел туда прямо перед взрывом?
– Больше часа перед тем уже был с нами.
– Так. А сколько отсюда до места преступления?
– Больше мили!
– Так. Если это и не безусловное алиби, то во всяком случае…
Взрыв хохота, перемешанный с возгласами в адрес рудокопа, высказавшего подозрение касательно Фетлока, прервал ироническое замечание председателя.
– Попал пальцем в небо! И нужно было соваться! Поджимай хвост!
Сэнди, виновник всеобщего веселья, действительно поджал хвост и, страшно сконфуженный, спрятался за спинами товарищей. А Шерлок Холмс между тем формулировал заключение.
– Теперь, – сказал он, – когда несколько далекое расположение Фетлока Джонса относительно места взрыва (хохот) разъяснилось, приступим к подробному изучению очевидцев катастрофы и посмотрим, что они нам скажут.
С этими словами он придвинул к себе лист картона, на котором были разложены вещественные доказательства. Аудитория затаила дыхание.
– Мы в точности знаем долготу и широту места, на котором произошла трагедия, – начал Шерлок Холмс, – знаем высоту его над уровнем моря, температуру и степень влажности воздуха в данное время – все это в высшей степени важно, поскольку дает возможность с точностью определить влияние климатических условий на расположение духа убийцы (шепот удивления; отрывистые фразы: «Клянусь богом, молодец!», «Вот это наука!» и проч.), а потому можем теперь перейти к рассмотрению вещественных доказательств.
– Вот здесь мы, во-первых, имеем пустой холщовый мешок для дроби. На что это нам указывает? На то, что преступление совершено не из мести, а с корыстными целями и что убийца был человеком не особенно интеллигентным, пожалуй, даже простоватым. Почему мы пришли к такому убеждению? Да потому, что умный и развитой человек не ставил бы себе целью обокрасть Бакнера, так как известно, что у последнего денег не было. Но, может быть, преступник был не из числа здешних обывателей? Спросим у мешка. Вот я вынимаю из него эту вещичку – кусок серебросодержащего кварца, как видите. Рассмотрите его, пожалуйста!.. Передайте соседям… А теперь потрудитесь возвратить. Вам небезызвестно, разумеется, что такого рода кварц находится только в жиле, тянущейся на две мили и способной, по моему глубокому убеждению, прославить здешнюю местность на весь мир, а обитателям ее дать богатство, превосходящее самые смелые мечты. Может быть, кто-нибудь из вас знает название этой жилы?
– «Консолидированное христианское знание и Мэри-Энн!» – хором ответили присутствующие.
Затем раздалось громовое «ура!», и рудокопы со слезами на глазах стали пожимать друг другу руки, а Фергюсон воскликнул:
– Стрэйт-Флаш располагается как раз на этой жиле и будет стоить теперь по сто пятьдесят долларов за фут, не меньше!
Когда спокойствие восстановилось, Холмс продолжал:
– Итак, три факта являются окончательно установленными: убийца был простак, человек недалекий; он принадлежит к числу здешних обывателей; мотивом к преступлению служила корысть, а не месть. Пойдем далее. Я держу в руках обрывок свежеобгоревшего фитиля – что из этого следует? Вкупе с кусочком кварца это говорит о том, что убийца – рудокоп и что убийство совершено посредством подрыва. А поскольку я нашел фитиль в шести футах от передней стены хижины – той, которая выходила на дорогу, – то делаем вывод, что мина была заложена около этой стены.
Теперь я держу в руке обгоревшую шведскую спичку – из тех, что зажигают о коробок. Я нашел ее на дороге, в шестистах двадцати двух футах от взорванной хижины. Что из этого следует? Что шнур был зажжен именно оттуда. А дальше что? А дальше то, что зажигавший его был левшой. Как я это узнал? К сожалению, не могу вам объяснить, джентльмены, потому что признаки слишком тонки, и лишь многолетний опыт и глубокое изучение дают мне возможность подмечать их. Но они здесь налицо и являются тем более очевидными, что, как известно из истории крупных уголовных процессов, большинство убийц были левшами.
– Вот так штука! – воскликнул Хэм Сэндвич, громко хлопнув рукой по колену. – Будь я проклят, если когда-нибудь думал об этом!
– Кому ж придет в голову. Ну уж, брат, от этого не отвертишься!
– Ну и глаз! – воскликнули другие.
– Кроме того, джентльмены, – продолжал Холмс, – как ни далеко стоял убийца от места взрыва, он все-таки не избежал легкого повреждения. Его ушибло вот этим куском дерева, который я держу в руках. Взгляните – на нем кровь. Я поднял его на том самом месте, с которого был подожжен шнур.
Произнеся этот монолог, Шерлок Холмс выпрямился, медленно обвел взглядом собравшихся, затем вдруг протянул руку в один из углов и воскликнул:
– Вот убийца!
Наступила томительная пауза, все посмотрели в указанном направлении…
– Самми Хильер! – воскликнули вдруг двадцать голосов. – Не может быть! Глупости! Он?! Невозможно!
– Не торопитесь, джентльмены, не торопитесь! Поглядите на него хорошенько! Мне кажется, что у него на лбу царапина!
Хильер стоял бледный как смерть и готов был расплакаться, ища сочувствия. Он поворачивал голову во все стороны и наконец, сложив руки как для молитвы, обратился к Холмсу:
– Ради бога! Клянусь честью, я не виноват. А царапина на лбу…
– Констебль! Арестуйте его! – вскрикнул Холмс. – Я отвечаю за последствия!
Констебль нерешительно двинулся вперед, но подумал и остановился. В это время Самми увидал в толпе Арчи Стильмана и крикнул ему:
– О, Арчи! Спасите меня! Иначе это убьет маму! Вы знаете, как я поранился, – скажите им, спасите меня!
Стильман протолкался вперед и сказал:
– Да, я вас спасу, не бойтесь! – Затем он обратился ко всей компании: – Как он был ранен, джентльмены, это к делу не относится, я и так докажу вам, что он к нему совсем не причастен.
– Спаси вас бог, Арчи! Вот истинный друг!
– Ура, Арчи! Смелей, парень! Сбей с них спесь! – гаркнула вся компания, гордая тем, что в ее среде нашелся талантливый и добросовестный человек, который способен заткнуть за пояс приезжую знаменитость.
Патриотизм и здравый смысл взяли верх над идолопоклонством и сразу изменили настроение аудитории. Подождав, пока шум не утихнет, Арчи Стильман начал:
– Прошу Тома Джеффриса встать у одних дверей, а констебля – у других и никого не выпускать отсюда.
– Готово! Продолжайте, старина!
– Преступник, вероятно, здесь. Я вам его покажу, если окажется, что не ошибся. А теперь расскажу вам, как произошло дело, с начала до конца. Мотивом преступления была не корысть, а месть. Преступник вовсе не простодушный человек, а, напротив, очень хитрый. Он не стоял в шестистах двадцати двух футах от взрыва. Он не был ушиблен куском дерева. Мина не была заложена у передней стены хижины. Найденный мешок не принадлежит преступнику, и этот последний вовсе не левша. За исключением этих, все остальные выводы нашего знаменитого гостя вполне справедливы.
Большинство слушателей улыбались, но знаменитый гость и ухом не повел, что называется.
– У меня также есть вещественное доказательство, – продолжал Стильман, показывая кусок толстой проволоки, при этом все вытянули шеи, чтобы лучше видеть. – Потом я укажу вам место, где найдутся и другие. Конец этой проволоки покрыт, как видите, тонким слоем расплавленного стеарина. А вот еще наполовину сгоревшая свеча. На ней сделаны надрезы на расстоянии одного дюйма друг от друга. Позже я вам скажу, где нашел эти вещи, а теперь, отложив в сторону всякие рассуждения, догадки, остроумные выводы, одним словом – все эффектные трюки сыскного ремесла, я вам прямо расскажу, как все произошло.
Арчи помолчал немного, чтобы сконцентрировать внимание слушателей, и затем продолжал:
– Преступнику нелегко было выработать план действий. И это вышел хороший план, даже гениальный, свидетельствующий о весьма сильном интеллекте. Он был рассчитан на устранение всяких подозрений от настоящего виновника убийства. Прежде всего, последний взял свечку, зажег ее и определил время, необходимое для сгорания известной ее части. При этом он выяснил, что в течение трех часов сгорает четыре дюйма свечи. Я только что – здесь, наверху, пока вы толковали о характере Флинта Бакнера, – повторил этот опыт, конечно, в меньших размерах – не больше как в полчаса. Определив на одной свече скорость горения, он потушил ее – вот это ее остаток, – и сделал метки на другой свече. Затем он вставил последнюю в оловянный подсвечник и на метке, соответствующей пятичасовому горению, проткнул раскаленной проволокой дыру. Вы видели эту проволоку – на ней и теперь сохранился слой застывшего стеарина.
С трудом – с большим трудом, надо признаться – протащил потом преступник сквозь густые кусты, покрывающие гору позади владений покойного Флинта Бакнера, пустую кадушку из-под муки. Поместив последнюю в самой чаще, в тридцати пяти футах от хижины, он поставил на ее дно свою свечку. Затем отмерил тридцать пять футов шнура, провернул вот этим сверлом дыру в стенке кадушки, продернул сквозь нее шнур, вставил один его конец в свечку, а другой проложил через кусты к хижине. Таким образом один конец фитиля оказался погруженным в бочонок с порохом, стоявший в хижине Флинта – я не могу этого доказать, но пари держу, что так и было, – а другой был закреплен в свечке, рассчитанной на пятичасовое горение. Если свеча была зажжена в восемь часов вчера вечером, то взрыв должен был произойти сегодня в час ночи, как и вышло в действительности. Ребята! Кадушка и теперь стоит в кустах. На дне ее стоит подсвечник с остатками свечи. В дыре, провернутой сверлом, сохранился пепел от фитиля, а следы его идут от кадушки вниз по горе до самой хижины. Я все это видел своими глазами час или два тому назад, когда профессор производил тут свои чудесные измерения и собирал ничего не значащие вещественные доказательства. Если хотите, то и вы сейчас можете на все это посмотреть.
Стильман умолк. Аудитория радостно перевела дух и разразилась приветственными криками.
– Ах, черт бы его побрал! – воскликнул Хэм Сэндвич. – Так вот почему он по кустам-то шлялся, вместо того чтобы учиться у профессора! Не дурак он, ребята!
– Нет, сэр, не дурак!
Но Стильман попросил позволения закончить.
– Это еще не все, джентльмены, – сказал он. – Подготовив преступление, преступник позаботился и о том, чтобы скрыть орудия, послужившие ему для совершения убийства. Эту проволоку, огарок пробной свечки и это сверло он зарыл ярдах в ста от кадушки, в сосновом лесу, где я их и нашел. Диаметр сверла точно соответствует отверстию кадушки, а…
Но тут человек-легенда не выдержал и прервал Стильмана.
– Мы выслушали презанимательную сказку, джентльмены, – сказал он иронично, – весьма, весьма интересную. Но я бы хотел теперь задать несколько вопросов этому молодому человеку.
Человек-легенда начал с того, что поднял руку и продержал ее в таком положении несколько секунд, как бы призывая публику ко вниманию. Затем он коротко и ясно, в сжатых выражениях, задал всей публике несколько вопросов относительно характера, поведения и привычек Флинта Бакнера. Из ответов на эти вопросы выяснилось, что один только племянник необыкновенного человека мог иметь какие-нибудь счеты с покойным и желать его смерти. Выслушав эти показания, мистер Холмс томно улыбнулся и спросил свидетелей:
– Может быть, кто-нибудь из вас, джентльмены, знает, где находился Фетлок Джонс во время взрыва?
– Здесь, в бильярдной комнате! – последовал единодушный ответ.
– Что же, он пришел туда прямо перед взрывом?
– Больше часа перед тем уже был с нами.
– Так. А сколько отсюда до места преступления?
– Больше мили!
– Так. Если это и не безусловное алиби, то во всяком случае…
Взрыв хохота, перемешанный с возгласами в адрес рудокопа, высказавшего подозрение касательно Фетлока, прервал ироническое замечание председателя.
– Попал пальцем в небо! И нужно было соваться! Поджимай хвост!
Сэнди, виновник всеобщего веселья, действительно поджал хвост и, страшно сконфуженный, спрятался за спинами товарищей. А Шерлок Холмс между тем формулировал заключение.
– Теперь, – сказал он, – когда несколько далекое расположение Фетлока Джонса относительно места взрыва (хохот) разъяснилось, приступим к подробному изучению очевидцев катастрофы и посмотрим, что они нам скажут.
С этими словами он придвинул к себе лист картона, на котором были разложены вещественные доказательства. Аудитория затаила дыхание.
– Мы в точности знаем долготу и широту места, на котором произошла трагедия, – начал Шерлок Холмс, – знаем высоту его над уровнем моря, температуру и степень влажности воздуха в данное время – все это в высшей степени важно, поскольку дает возможность с точностью определить влияние климатических условий на расположение духа убийцы (шепот удивления; отрывистые фразы: «Клянусь богом, молодец!», «Вот это наука!» и проч.), а потому можем теперь перейти к рассмотрению вещественных доказательств.
– Вот здесь мы, во-первых, имеем пустой холщовый мешок для дроби. На что это нам указывает? На то, что преступление совершено не из мести, а с корыстными целями и что убийца был человеком не особенно интеллигентным, пожалуй, даже простоватым. Почему мы пришли к такому убеждению? Да потому, что умный и развитой человек не ставил бы себе целью обокрасть Бакнера, так как известно, что у последнего денег не было. Но, может быть, преступник был не из числа здешних обывателей? Спросим у мешка. Вот я вынимаю из него эту вещичку – кусок серебросодержащего кварца, как видите. Рассмотрите его, пожалуйста!.. Передайте соседям… А теперь потрудитесь возвратить. Вам небезызвестно, разумеется, что такого рода кварц находится только в жиле, тянущейся на две мили и способной, по моему глубокому убеждению, прославить здешнюю местность на весь мир, а обитателям ее дать богатство, превосходящее самые смелые мечты. Может быть, кто-нибудь из вас знает название этой жилы?
– «Консолидированное христианское знание и Мэри-Энн!» – хором ответили присутствующие.
Затем раздалось громовое «ура!», и рудокопы со слезами на глазах стали пожимать друг другу руки, а Фергюсон воскликнул:
– Стрэйт-Флаш располагается как раз на этой жиле и будет стоить теперь по сто пятьдесят долларов за фут, не меньше!
Когда спокойствие восстановилось, Холмс продолжал:
– Итак, три факта являются окончательно установленными: убийца был простак, человек недалекий; он принадлежит к числу здешних обывателей; мотивом к преступлению служила корысть, а не месть. Пойдем далее. Я держу в руках обрывок свежеобгоревшего фитиля – что из этого следует? Вкупе с кусочком кварца это говорит о том, что убийца – рудокоп и что убийство совершено посредством подрыва. А поскольку я нашел фитиль в шести футах от передней стены хижины – той, которая выходила на дорогу, – то делаем вывод, что мина была заложена около этой стены.
Теперь я держу в руке обгоревшую шведскую спичку – из тех, что зажигают о коробок. Я нашел ее на дороге, в шестистах двадцати двух футах от взорванной хижины. Что из этого следует? Что шнур был зажжен именно оттуда. А дальше что? А дальше то, что зажигавший его был левшой. Как я это узнал? К сожалению, не могу вам объяснить, джентльмены, потому что признаки слишком тонки, и лишь многолетний опыт и глубокое изучение дают мне возможность подмечать их. Но они здесь налицо и являются тем более очевидными, что, как известно из истории крупных уголовных процессов, большинство убийц были левшами.
– Вот так штука! – воскликнул Хэм Сэндвич, громко хлопнув рукой по колену. – Будь я проклят, если когда-нибудь думал об этом!
– Кому ж придет в голову. Ну уж, брат, от этого не отвертишься!
– Ну и глаз! – воскликнули другие.
– Кроме того, джентльмены, – продолжал Холмс, – как ни далеко стоял убийца от места взрыва, он все-таки не избежал легкого повреждения. Его ушибло вот этим куском дерева, который я держу в руках. Взгляните – на нем кровь. Я поднял его на том самом месте, с которого был подожжен шнур.
Произнеся этот монолог, Шерлок Холмс выпрямился, медленно обвел взглядом собравшихся, затем вдруг протянул руку в один из углов и воскликнул:
– Вот убийца!
Наступила томительная пауза, все посмотрели в указанном направлении…
– Самми Хильер! – воскликнули вдруг двадцать голосов. – Не может быть! Глупости! Он?! Невозможно!
– Не торопитесь, джентльмены, не торопитесь! Поглядите на него хорошенько! Мне кажется, что у него на лбу царапина!
Хильер стоял бледный как смерть и готов был расплакаться, ища сочувствия. Он поворачивал голову во все стороны и наконец, сложив руки как для молитвы, обратился к Холмсу:
– Ради бога! Клянусь честью, я не виноват. А царапина на лбу…
– Констебль! Арестуйте его! – вскрикнул Холмс. – Я отвечаю за последствия!
Констебль нерешительно двинулся вперед, но подумал и остановился. В это время Самми увидал в толпе Арчи Стильмана и крикнул ему:
– О, Арчи! Спасите меня! Иначе это убьет маму! Вы знаете, как я поранился, – скажите им, спасите меня!
Стильман протолкался вперед и сказал:
– Да, я вас спасу, не бойтесь! – Затем он обратился ко всей компании: – Как он был ранен, джентльмены, это к делу не относится, я и так докажу вам, что он к нему совсем не причастен.
– Спаси вас бог, Арчи! Вот истинный друг!
– Ура, Арчи! Смелей, парень! Сбей с них спесь! – гаркнула вся компания, гордая тем, что в ее среде нашелся талантливый и добросовестный человек, который способен заткнуть за пояс приезжую знаменитость.
Патриотизм и здравый смысл взяли верх над идолопоклонством и сразу изменили настроение аудитории. Подождав, пока шум не утихнет, Арчи Стильман начал:
– Прошу Тома Джеффриса встать у одних дверей, а констебля – у других и никого не выпускать отсюда.
– Готово! Продолжайте, старина!
– Преступник, вероятно, здесь. Я вам его покажу, если окажется, что не ошибся. А теперь расскажу вам, как произошло дело, с начала до конца. Мотивом преступления была не корысть, а месть. Преступник вовсе не простодушный человек, а, напротив, очень хитрый. Он не стоял в шестистах двадцати двух футах от взрыва. Он не был ушиблен куском дерева. Мина не была заложена у передней стены хижины. Найденный мешок не принадлежит преступнику, и этот последний вовсе не левша. За исключением этих, все остальные выводы нашего знаменитого гостя вполне справедливы.
Большинство слушателей улыбались, но знаменитый гость и ухом не повел, что называется.
– У меня также есть вещественное доказательство, – продолжал Стильман, показывая кусок толстой проволоки, при этом все вытянули шеи, чтобы лучше видеть. – Потом я укажу вам место, где найдутся и другие. Конец этой проволоки покрыт, как видите, тонким слоем расплавленного стеарина. А вот еще наполовину сгоревшая свеча. На ней сделаны надрезы на расстоянии одного дюйма друг от друга. Позже я вам скажу, где нашел эти вещи, а теперь, отложив в сторону всякие рассуждения, догадки, остроумные выводы, одним словом – все эффектные трюки сыскного ремесла, я вам прямо расскажу, как все произошло.
Арчи помолчал немного, чтобы сконцентрировать внимание слушателей, и затем продолжал:
– Преступнику нелегко было выработать план действий. И это вышел хороший план, даже гениальный, свидетельствующий о весьма сильном интеллекте. Он был рассчитан на устранение всяких подозрений от настоящего виновника убийства. Прежде всего, последний взял свечку, зажег ее и определил время, необходимое для сгорания известной ее части. При этом он выяснил, что в течение трех часов сгорает четыре дюйма свечи. Я только что – здесь, наверху, пока вы толковали о характере Флинта Бакнера, – повторил этот опыт, конечно, в меньших размерах – не больше как в полчаса. Определив на одной свече скорость горения, он потушил ее – вот это ее остаток, – и сделал метки на другой свече. Затем он вставил последнюю в оловянный подсвечник и на метке, соответствующей пятичасовому горению, проткнул раскаленной проволокой дыру. Вы видели эту проволоку – на ней и теперь сохранился слой застывшего стеарина.
С трудом – с большим трудом, надо признаться – протащил потом преступник сквозь густые кусты, покрывающие гору позади владений покойного Флинта Бакнера, пустую кадушку из-под муки. Поместив последнюю в самой чаще, в тридцати пяти футах от хижины, он поставил на ее дно свою свечку. Затем отмерил тридцать пять футов шнура, провернул вот этим сверлом дыру в стенке кадушки, продернул сквозь нее шнур, вставил один его конец в свечку, а другой проложил через кусты к хижине. Таким образом один конец фитиля оказался погруженным в бочонок с порохом, стоявший в хижине Флинта – я не могу этого доказать, но пари держу, что так и было, – а другой был закреплен в свечке, рассчитанной на пятичасовое горение. Если свеча была зажжена в восемь часов вчера вечером, то взрыв должен был произойти сегодня в час ночи, как и вышло в действительности. Ребята! Кадушка и теперь стоит в кустах. На дне ее стоит подсвечник с остатками свечи. В дыре, провернутой сверлом, сохранился пепел от фитиля, а следы его идут от кадушки вниз по горе до самой хижины. Я все это видел своими глазами час или два тому назад, когда профессор производил тут свои чудесные измерения и собирал ничего не значащие вещественные доказательства. Если хотите, то и вы сейчас можете на все это посмотреть.
Стильман умолк. Аудитория радостно перевела дух и разразилась приветственными криками.
– Ах, черт бы его побрал! – воскликнул Хэм Сэндвич. – Так вот почему он по кустам-то шлялся, вместо того чтобы учиться у профессора! Не дурак он, ребята!
– Нет, сэр, не дурак!
Но Стильман попросил позволения закончить.
– Это еще не все, джентльмены, – сказал он. – Подготовив преступление, преступник позаботился и о том, чтобы скрыть орудия, послужившие ему для совершения убийства. Эту проволоку, огарок пробной свечки и это сверло он зарыл ярдах в ста от кадушки, в сосновом лесу, где я их и нашел. Диаметр сверла точно соответствует отверстию кадушки, а…
Но тут человек-легенда не выдержал и прервал Стильмана.
– Мы выслушали презанимательную сказку, джентльмены, – сказал он иронично, – весьма, весьма интересную. Но я бы хотел теперь задать несколько вопросов этому молодому человеку.