– А с какой частотой?
   – Еще гард, – произнес Голос бесстрастно, но мое воображение дорисовало угрожающую нотку в могучем тембре, – и…
   – Начинаю маневр, – перебил я громко и заложил широкий вираж, стараясь напоследок увидеть как можно больше и дальше, – и ухожу, ухожу… Ты давно на страже?
   – Ответ утвердительный, – ответил Голос.
   Я сделал очень широкий полукруг, чувствуя всей шкурой, что слишком близко подошел к грани, после которой стану отмеченным, знать бы, что это означает, но вряд ли дадут пряник, всмотрелся в горизонт, там поднимаются вершины очень большого острова с белоснежными башнями невиданного города, и шумно пошел обратно.
   Сердце все еще стучит тревожно и укоряет, что зря рисковал, непонятно же, с какой силой столкнулся, а отмеченность может означать то, что на мне поставят незримую метку, которая позволяет всем убивать меня, а то еще и получить награду.
   – Скажи, – спросил я, – что ты охраняешь?
   В ответ донеслись только далекие крики чаек, а также шум далеких волн, то и другое на уровне неслышимости простому двуногому.
   Обратно я несся по прямой и весьма быстро, а когда увидел замершие в ночи «Богиню Морей» и «Ужас Глубин», сперва сделал круг, уточняя, где вахтенный, затем зашел с другой стороны и понесся к кораблю, почти задевая пузом волны.
   У самого борта осторожно пошел вверх, уцепился когтистыми лапами за деревянный край и высунул голову. На палубе никого, передо мной тень, я перевалился на ту сторону, там поспешно перетек в человеческую личину и некоторое время лежал на спине, приходя в себя.
 
   Над головой топают, орут, мой короткий сон слетел, как сдернутое грубой рукой одеяло. Я вскочил, быстро оделся и опоясался мечом, выскочил на наверх.
   Матросы, окуная швабры в лохань с водой, лениво драят палубу, а чтоб не совсем уж заскучать, тычут ими друг другу в морды и хохочут, как в раю, только там могли быть такие простые шуточки. Я подобных насмотрелся еще в прошлой жизни, потому просто пошел мимо, не обращая внимания.
   За спинами раздался зычный хохот. Это в самом конце, когда палуба уже блестит, отражая солнце, матрос взял бадью и, вместо того чтобы выплеснуть грязную воду за борт, с размаха окатил ею опешившего соратника.
   Тот сперва раскрыл рот для вопля, потом и сам захохотал, оценив ах какую остроумную шутку.
   С капитанского мостика Ордоньес распорядился:
   – Сэр Юрген, готовьтесь поднять якорь… Доброе утро, ваша светлость!
   – Есть, сэр, – ответил Юрген.
   Он побежал вниз с диким криком:
   – К подъему якоря товсь!
   Я поднялся на мостик, но не успел спросить Ордоньеса, как ему спалось, и спалось ли вообще, как из «вороньего гнезда» донесся вопль:
   – Капитан, прямо по курсу берег!
   – Хорошо, – проговорил Ордоньес, – поднять паруса!.. Мудрые мы, ваша светлость?.. Если бы прошли еще чуть в темноте, могли бы сесть задницами на рифы.
   – Там нет рифов, – заметил я.
   – Откуда такая уверенность?
   – Чутье, – ответил я скромно.
   Юрген прокричал:
   – Все наверх! Поднять паруса!
   Пронзительно засвистела то ли дудка, то ли свисток, по палубе застучали подошвы, матросы бежали к мачтам и карабкались по веревочным лестницам наверх, как юркие обезьяны.
   Со стороны носа корабля донеслись крики, примчался плотник Мишель, глаза, как блюдца, щеки трясутся, на лице ужас.
   – Адмирал, – прокричал он, но с надеждой смотрел на меня, – богиня… Богиня!..
   – Что с ней? – спросил Ордоньес и повернулся к носу корабля. Там укреплена гигантская статуя, искусно вырезанная из дерева, некая покровительница морей, хотя на самом деле ими заведует Посейдон, именуемый также Нептуном, размер ее около трех ярдов, когда буду строить корабли, на этих излишествах что-то да сэкономлю. – Отломилась?
   – Если бы!
   – А что?
   – Сами увидите!
   Я поспешно сбежал с мостика. Огромная статуя выглядит странно, словно устыдилась наконец-то наготы и решила прикрыться зелеными веточками. Они торчат отовсюду, хотя по большей части из щелей, куда могло занести ветром землю…
   …но все же я не настолько готов подгонять факты, чтобы поверить, что за ночь может пустить не только корни, но и выбросить наружу ветви.
   Подбежали еще матросы, у всех лица белые, Ордоньес вообще то и дело хватается за рукоять меча и тут же отпускает, в глазах страх, беспомощно оглянулся на меня.
   Я прижал на время дрожь, сюзерен не должен выказывать страха, сказал бодрым голосом:
   – Всего лишь веточки!.. Эх, если бы цветы… уж молчу про ягоды!
   Народ еще не пошел в пляс, но страх уже не накатывает нарастающими волнами, матросы смотрят на меня с надеждой.
   Ордоньес прокашлялся и спросил почти нормальным голосом:
   – Сэр Ричард, вас не пугает это предзнаменование?
   Я заколебался с ответом, был соблазн истолковать как благоприятное, уж я-то сумею, но несвойственная мне честность вылезла впереди меня и брякнула со всей дури:
   – Для христианина не может быть предзнаменований! Вы христиане или нет?
   Ордоньес кивнул, а моряки пробормотал один за другим:
   – Да, конечно…
   – Христиане…
   – Ну да, а как же…
   – Вот даже перекреститься могу…
   Только Мишель осмелился заметить:
   – Сэр Ричард, когда чайки летают над самыми волнами, это предзнаменование бури. Если солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего, если солнце красно поутру – моряку не по нутру… Эти предзнаменования всегда сбываются!
   – Это не предзнаменования, – пояснил я, – а приметы. Ты еще скажи, что если я вот выпущу из руки этот нож, то упадет на палубу, такое вот предзнаменование…
   Моряки захохотали, Мишель сконфуженно покрутил головой.
   – Ну ладно, если вдруг зазеленевшая статуя вас не пугает…
   – Ничуть, – сказал я приподнятым голосом, – а как же иначе? Ах, раньше не расцветала? Ну так раньше на корабле было маловато настоящих мужчин! А при нас даже деревянные женщины оживают.
   Над головой снова звучно захлопали полотнища парусов, их то поднимают, то начинают подворачивать, как мне кажется, ничего, со временем разберусь, что и зачем.
   Утреннее солнце светит ярко и уже обжигает лицо. Зазеленевшую статую оставили в покое, дел невпроворот, берег слишком близко, при его виде всегда лихорадочное возбуждение.
   Ордоньес сказал довольно:
   – Полоска берега довольно широкая…
   – Это не материк, – сказал я.
   Он усмехнулся:
   – Уверены?
   – На все сто, – ответил я. – Могу поспорить, остров вообще-то невелик.
   – Спорить побоюсь, – сообщил Ордоньес. – Вам сам дьявол шнурки завязывает. А откуда сведения?
   – Приснилось, – ответил я. – Сегодня нарисую карту. Этих островов, как семечек в огурце.
   «Богиня Морей» двигается красиво и гордо в сторону острова, «Ужас Глубин» теперь идет послушно в кильватере, но берег не просто обрывистый, а сплошная стена из камня, отголосок катаклизмов, некогда ломавших земную кору.
   Корабль по команде Ордоньеса красиво скорректировал курс и пошел вдоль этого блестящего, как шкура морского котика, отвесного берега.
   Я все надеялся увидеть город, что открылся ночью с высоты, но матросы закричали и начали тыкать пальцами в берег. Кто-то очень потрудился, затратив годы адского труда множества людей, чтобы на отвесной стене, уходящей основанием в воду, высечь огромное выпуклое лицо ужасающего демона.
   Все смотрели с содроганием, Юрген шумно вздрогнул всем телом. Я видел побледневшие лица, слышал их учащенное дыхание, а на лбу Мишеля собрались крупные капли мутного пота.
   – Хороший знак! – сказал я жизнерадостно.
   Юрген воскликнул с упреком:
   – Ваша светлость!
   – Очень хороший, – сказал я. – Такое могут делать только те, кто страшится нападения.
   – Откуда видно?
   – Они хотят, – объяснил я, – чтобы их боялись и проплывали мимо, не приставая к берегу. Это мимикрия, есть такой военно-полевой термин высокой стратегии. Это когда безобидные мухи прикидываются ядовитыми пчелами или мирные ящерицы – змеями, полными яда.
   На меня смотрели с надеждой, я широко и картинно улыбался, хотя самому страшно, но правитель должен внушать, и я внушал, и неважно, что эта морда внушает безотчетный страх и мне, уже привыкшему к своей толстокожести, к местной магии.
   Какая, к черту, магия, мелькнула мысль. Этот талант скульптора засадил мне под самое сердце, как острый кинжал, безотчетный страх. Никакая магия не сумела бы сделать того, что способен делать с людьми талант. И сейчас мы смотрим с благоговейным страхом потому, что так изволил восхотеть неведомый нам зодчий.
   Морда демона осталась позади, но он все так же провожал нас таким ненавидящим взглядом, что я чувствовал холод в груди. И хотя это всего лишь талант художника: достаточно расположить зрачок посредине, чтобы с какой бы стороны ни подходил, все равно будет казаться, что лицо наблюдает за тобой, но одно дело понимать…
   Кто-то из матросов снова вскрикнул, дальше на стене еще одна морда, еще страшнее, потом пошла сцена битвы гигантов, а завершал ужасающую картину исполин с картинной мускулатурой, и такой огромный, что щиколотки в воде, а голова достигает верха стены.
   Мишель вдруг вскрикнул дурным голосом:
   – Милорд!..
   Я посмотрел на него, потом на исполина.
   – Что?..
   Великан не просто следит за нами злобным взглядом, а повернул голову в нашу сторону!
   Ордоньес вскрикнул в восторге:
   – Вот это работа!
   – Да уж, – пробормотал я. – Мурашки по коже…

Глава 4

   Гигант шелохнулся с трудом, словно разминая застывшее за века каменное тело, шагнул в море. За спиной обильно посыпалась каменная крошка, я так и не понял, стоял он в нише или же был красиво вырезан в камне, а сейчас вдруг решил освободиться от оков.
   Мертвое каменное лицо с пустыми глазами все так же обращено в нашу сторону, я смотрел на него с дрожью во всем теле и слабостью в коленках.
   Ордоньес прошептал:
   – Будь я проклят… он нас видит…
   – Или чует.
   – Видит, – возразил он. – Ишь, как охотничий пес…
   Гигант сделал шаг вперед, покачнулся, но тут же выровнялся, шагнул снова, уже увереннее. Пустые глаза смотрят в нашу сторону неотрывно, в движениях появилась пугающая целеустремленность.
   Ордоньес среагировал первым.
   – Поднять все паруса! – заорал он диким голосом. – Быстрее, быстрее!
   По кораблю прокатилось:
   – Все наверх!
   – Поднять паруса!
   – Левый галс!
   Матросы ринулись на мачты со скоростью муравьев, убегающих от пожара. Захлопали паруса, но корабль все еще идет прежним курсом, а гигант двинулся в нашу сторону, голова на уровне верхушки мачты.
   – Быстрее, быстрее!
   – Эта тварь уже близко!
   Я ощутил, как корабль неуловимо поменял курс, самую малость, но уже не ползет вдоль берега на полуспущенных парусах, а чуть отвернул и начинает с нарастающей скоростью уходить в океан.
   Гигант пошел быстрее, напористее, пена взбивается у ног, дно понижается медленно, он отошел от берега на сотню ярдов, а вода поднялась лишь до колен.
   Матросы остались сидеть на реях, экономя секунды, вдруг да придется что-то делать с парусами, каждый миг дорог, а эта ожившая скала шумно прет через море, все быстрее и быстрее, каждый кулак крупнее стоведерной бочки…
   Ордоньес посмотрел на паруса, но лишь стиснул челюсти, корабль и так скрипит и накренился, врезаясь острым носом в воду, идет по морю, как мощный плуг, который тянет четверка сильных коней.
   Двое из матросов ухватили арбалеты и, не дожидаясь команды, выпустили болты в лицо каменного колосса. Я увидел только искорки, когда стальные жала бесцельно ударили в гранит.
   Гигант шел мощно и быстро, в движениях – пугающая целеустремленность, вода медленно поднимается, уже до середины бедер, начинает замедлять движения, а корабль, напротив, ускоряется…
   Ордоньес прокричал:
   – Держитесь!
   Матросы ухватились за ванты, а кто оставался на палубе, уцепились за любые деревянные переборки. Гигант настиг корабль, над бортом поднялись огромная гранитная голова и плечи, одного удара таким кулаком хватит, чтобы перебить каравеллу пополам…
   Я подбежал к борту и, глядя в его огромные пустые глаза, прокричал дико:
   – Стой, морда! Куда прешь?.. Сюда нельзя!
   Голем замер с поднятым кулаком. В огромной фигуре, заслонившей весь мир, мне почудилось что-то вроде замешательства.
   – Возвращайся! – заорал я еще громче. – Кто остров сторожить будет? Ну?
   Голем медленно повернулся и начал уходить обратно. Я испытал невероятное облегчение, чуть в бессилии не опустился на палубу, но эрцгерцог не может себе позволить такого простолюдинного жеста, спина затрещала от усилий, когда я гордо выпрямился и огляделся орлом.
   На палубе матросы ликующе орали мне хвалу, Ордоньес сказал с блестящими глазами:
   – Милорд! Вы совершили чудо!
   – Ага, – ответил я сердито, – тем, что сделал красивый, хотя и бесполезный жест? На самом деле он дошел до границы охраняемой территории и сам должен был вернуться… Это вы спасли корабль, граф, вовремя подняв все паруса.
   Он хитро усмехнулся:
   – Милорд, пусть народ верит, что чудо совершили вы. Да и все мы жаждем чудес, такова наша натура.
   – Увы…
   – Будете разуверять, – сказал он авторитетно, – не поверят. Одни решат, что из скромности, другие – что не хотите совершать чудеса бесплатно.
   – Гм, я такой…
   – Люди, – пояснил он, – верят в то, во что хотят верить, а не в то, что есть на самом деле.
   Мачта поскрипывает, весь корпус корабля кряхтит, как старик перед внуками. Я проводил взглядом удаляющуюся фигуру гранитного чудовища.
   – Хорошо, не обучили метать камни!
   – Дурак, – сказал Ордоньес. – Наверное.
   – Вы правы, – сказал я, – камнями начали бросаться умные, чтобы дураков побивать издали. А раз мы умные, то в первую очередь оснастим свою эскадру метательным оружием.
   – О будущем думаете?
   – Какое будущее? – изумился я. – Корабли уже строят!.. Не буду мешать вам, адмирал. Пойду рисовать карту, что мне приснилась.
   Он скептически хмыкнул мне вслед.
 
   Я велел принести бумагу и письменные принадлежности. Стюарды мечутся, тихие, как мыши, вид у лорда что-то очень уж озабоченный, как бы не было беды.
   Насколько помню школьные уроки, только в Индонезии семнадцать тысяч островов, хотя официально признаны только тринадцать тысяч шестьсот шестьдесят семь… во, у меня память! Как у стада слонов. Даже в крохотной Норвегии их сто пятьдесят тысяч, островов, а не слонов, в Греции больше двух тысяч, хотя сами греки хвастливо называют цифру в шесть тысяч, да что там Греция, если в крохотной Хорватии их несколько сотен!
   Про серьезные моря и, тем более, океаны, и говорить нечего, там их не десятки, а сотни тысяч. Плюс ко всему именно на островах изоляция приводила к неожиданным вывертам эволюции… так что именно здесь может подстерегать то, чего я постарался бы избежать.
   Незримый Страж, силу которого я не хочу пробовать и даже думать о таком, предупредил, чтобы я дальше не совался, там нечто особо охраняемое, а где охраняют особенно тщательно, там может оказаться основной массив самых лакомых островов. И не может, а наверняка окажется.
   Я старательно вел пером по бумаге, время от времени обмакивая в чернильницу, островов многовато, но память цепко держит все изгибы берегов, расстояние между соседними, точные пропорции, рельеф, линии…
   Бумаги не хватило, я торопливо схватил другой лист. Ордоньес вошел на цыпочках, я услышал жаркое дыхание за спиной, перестал рисовать и сделал вид, что веду острым кончиком пера по водной глади между двумя островами, измеряя расстояние.
   Он некоторое время сопел сзади, затем я услышал его несколько потрясенный голос:
   – Это их столько?.. Ничего себе!
   – Еще не все, – заверил я.
   – Господи, – сказал он, – их в самом деле как семечек в огурце!.. Откуда у вас такая подробная карта?
   – А что, в мой вещий сон не верите?
   – Верю, – ответил он, – но чтоб с такими подробностями… гм…
   – Тогда император прислал, – сказал я. – Как эрцгерцогу этих самых островов.
   – Эрц… – проговорил он, – эрц… чего?
   – Эрцгерцогу, – повторил я. – То есть я уже не герцог, а так… нечто повыше. Чуть-чуть. Ну сколько, я спрашиваю, можно герцогом быть? Засиделся, образно говоря, весьма зело. И даже обло не лепо ли не бяше. Но, конечно, ниже… гм… всяких там, так что можете не снимать шляпу… Эта вот часть, что известна императору, а вот туда дальше… гм… либо не заплывали его бравые капитаны…
   – …либо еще более бравые им обломали рога, – сказал он угрюмо.
   – Во что верите больше?
   – Да, – согласился он. – Императоры они такие… загребущие. Значит, там им сумели дать по сопатке. Думаю, не стоит получать и нам. Я как-то больше люблю других сопатить. Все-таки у императора и флот побольше, и людей не жалко, их, как муравьев на дохлой жабе…
   – Значит, – сказал я, – вот на этой стороне карты оставим пятно и напишем: «Здесь могут водиться драконы».
   Он нахмурился, нехотя кивнул.
   – Мы с Юга шли через океан намного западнее. И попали к берегам Сен-Мари миль за пятьсот отсюда по береговой линии. Острова по дороге попадались, но гораздо мельче. В основном необитаемые. Да мы и сами благоразумно не покидали кораблей, за исключением группы матросов, которых отправлял за питьевой водой.
   – И за дичью, – добавил я.
   – И за дичью, – согласился Ордоньес. – На рыбу уже смотреть не могли.
   – Благоразумно, – похвалил я. – Вашей целью было пересечь океан и достичь моих владений на этом берегу. Нарываться на подвиги будем позже.
   – Нарываться? – переспросил Ордоньес, он поднял брови, услышав новое слово. – Это что-то особое?
   – Еще как особое, – заверил я. – Даже особенное. Кстати, ближайший из отмеченных на карте островов прямо по курсу, если я правильно нарисовал. Он похож на гору, что торчит прямо из моря. На лодке можно причалить лишь в одном месте, а так везде отвесные скалы. Да и то очень осторожно, наверняка подводные камни могут повредить днище…
 
   После обеда налетел короткий злой шторм, корабль поднимало на волны к небесам и швыряло в бездонные глубины. У меня всякий раз замирало сердце, словно в невесомости падаю с высокой скалы, затем шторм так же внезапно ушел, даже не ушел, а исчез прямо на месте, словно рассыпался.
   Примчался вахтенный с докладом, что, дескать, повреждений нет, если не считать того-то и того-то, неплохо бы подправить.
   Ордоньес нахмурился, взгляд его уперся в остров, мимо которого корабль проползает медленно и аккуратно на полуспущенных парусах.
   – Похоже, – произнес он мрачно, – там хороший строевой лес. Надо взять пару стволов, этого хватит.
   Матрос умчался, я спросил с удивлением:
   – Это такая короткая буря потрепала так сильно?
   Он покачал головой.
   – Нет, потрепал переход через океан. На обратный переход сил не хватило бы и нашим двум кораблям, но для каботажного плавания вдоль берега мы еще можем некоторое время… Вот и перевозили рыцарей из Вестготии. А этот шторм повредил то, что уже и так требовало ремонта.
   – Да, – сказал я с чувством, – понимаю. Раньше полагал, что моряки в море только и делают, что лежат на палубе под солнышком или проигрывают штаны друг другу в кости.
   Он ухмыльнулся.
   – Многие так думают.
   На палубе был стук ног, крики, шлюпку опустили на воду. Помимо гребцов, вооруженных топорами и пилами, по веревочной лестнице слезли и двое плотников.
   Я кивнул Ордоньесу.
   – Дорогой адмирал, скоро увидимся!
   Он крикнул вдогонку:
   – Вы… тоже?
   – А как же, – ответил я.
   Он сказал с досадой:
   – И чего я спрашивал?
   Я сбежал на палубу и взялся за веревочную лестницу, но дорогу загородил Юрген.
   – Что тебе? – спросил я с удивлением.
   Он заметил мрачно:
   – Вообще-то не по рангу вашей светлости лично высаживаться на берег. Это умаление его достоинства.
   – Так я же не цветочки нюхать иду!
   – Тем более, – возразил он. – Вы – главный, а на берегу может быть всякое…
   – Что?
   – Не знаю. Чужой берег. Совсем чужой. Разве не чувствуете?
   Я пожал плечами.
   – Чувствую. Но что делать, я больше других готов ко всякому. Если что случится… у других шансов вернуться еще меньше.
   Он проворчал:
   – Ваша светлость, нас много, вы – один… такой. Вас надо беречь. Если с вами что случится, нам всем придется несладко.
   Голос его был грубый, смотрит раздраженно и сердито, но что-то отечески заботливое я вдруг увидел и ощутил в его огромной взъерошенной фигуре.
   – Мы все вернемся, – заверил я тепло. – По возможности, целыми.
   Меня ждали в качающейся лодке, Мишель оттолкнулся веслом от корпуса корабля, все выждали пару секунд и разом, как одна гигантская сороконожка, опустили длинные лапы весел.
   Лодка укоряющимися рывками начала отдаляться от корабля, весла врезаются в воду красиво и почти одновременно.
   – Греби дружнее! – прокричал Юрген. – Это какой у нас остров в океане по счету?
   Мишель ответил угрюмо:
   – Я умею считать только до десяти…
   – А я до трех, – ответил ему в тон один из матросов.
   – А я вообще не умею, – сказал Юрген и добавил хвастливо: – Мой козырь выше!
   Весла равномерно врезаются в воду, лодка двигается сильными толчками, но не успевает ослабеть инерция первого, как новый рывок, еще и еще, далекий отсюда берег начинает наконец-то приближаться, вырастать в размерах.
   Берег с этой стороны высок и круг, настоящая гора поднялась из воды отвесной стеной, но в ней щель, прогрызенная то ли ручьем за сотни лет, то ли чем-то еще, во всяком случае, можно и лодку встащить на мелкие камешки, а нам пробраться к тем местам, где с палубы корабля так хорошо смотрелся корабельный лес.
   Ближе к берегу взмахи весел участились, затем Юрген зычно прокричал:
   – Суши весла!
   Лодка с разгону въехала на крупнозернистый песок, проскрипела днищем. Юрген выскочил первым и, удерживая за нос, ждал, пока все выберутся, потом совместными усилиями вытащили выше на берег.
   – Мишель, – распорядился он, – и ты, Стив, останетесь у лодки. Если что, поднимайте крик!
   – Это они умеют, – сказал кто-то с иронией.
   Все посмеивались, я мазнул взглядом по лицам остающихся, стараясь не акцентировать на этом внимания, Юрген все-таки знает людей, мне эти двое тоже показались наименее отчаянными и наиболее осторожными. Как раз таких и нужно оставлять на страже.
   Щель пропустила охотно, но дальше пришлось карабкаться круто в гору, даже я запыхался, не говоря уже о грузном Юргене, но остальные матросы, худощавые и прожаренные солнцем так, что не осталось ни капли жирка, шли наверх быстро и не оглядываясь.
   Лес маячит далековато, нас от него отделяет усеянная остроугольными глыбами поверхность каменной плиты, но выглядит лес в самом деле как на подбор. Даже отсюда видно, что стволы высокие и стройные: хоть на корабельные мачты, хоть на укрепление корпуса, отборные деревья.
   Пока мы стояли, упершись руками в колени и шумно отсапывались, Юрген сказал хрипло:
   – Можно… даже не спускать… а скидывать…
   – Не разобьются?
   – Слева от щели, – сказал он с тяжелым дыханием, – сразу глубоко. Нужно сбрасывать только оттуда…
   Матросы дышали шумно и сипло, двое из них, Джон и Яков, держались ко мне поближе, выполняя роль телохранителей.
   – Я тоже заметил, – ответил Яков, он дышал шумно и хрипло. – Только держать внизу людей, чтобы вылавливали…
   – Зато тащить по воде будет легче, – сказал Мишель. – Правда, потом придется подсушивать…
   – Сушить придется все равно, – заметил Юрген угрюмо. – На берегу или на палубе, какая разница?
   – Пойдемте, – сказал Джон бодро, – осмотрим. А то вдруг их червяки прогрызли сверху донизу, а мы из них уже и мачты поставили, и плывем, плывем…
   Юрген хмыкнул, но смолчал, сберегая дыхание, и первым двинулся за этим живчиком следом.

Глава 5

   Поверхность острова неспешно понижается, зато деревья медленно и торжественно, прекрасно понимая свою величавость, пошли навстречу.
   Мы вступили в кружевную прохладу рощи, как в храм, где сладостная тень, смолистый запах, и до чего же прекрасные стволы, идеально ровные, дерево плотное, ветви только на самой верхушке, которую сразу же обрубят еще до транспортировки…
   Юрген не останавливался, мы шли следом, как всегда идем за тем, кто знает дорогу или считает, что знает. Деревья молчаливо отступали за наши спины, пока впереди не блеснул свет, а между ровными стволами заблистало море.
   – Ого, – сказал Яков, – похоже, с этой стороны переправлять удобнее…
   Остальные молчали, прикидывая «за» и «против», с обрыва вроде бы проще, однако какая-то часть стволов повредится, ударяясь комлями или вершинками о каменистое дно, все-таки там не километровая глубина. Может оказаться, что снова придется взбираться наверх и рубить снова и снова…
   – Да, – пробормотал Юрген, – с этой стороны берег получше…
   – Послать людей, – спросил Яков, – чтобы корабли перегнали на эту сторону?
   – Не спешите, – посоветовал я, – сперва нужно посмотреть…
   Они не поняли, чего я вдруг умолк и начал всматриваться в светлое пятнышко на горизонте, что через несколько минут превратилось в парус, достаточно большой парус.
   Юрген проследил за моим взглядом, глаза его расширились.
   – Ваша светлость! – вскрикнул он без необходимости. – Корабль справа на горизонте!