Страница:
Отец Удодерий сказал устало, но со счастливой улыбкой:
– Ваша светлость, по таким штукам даже без паровоза перевозить легко!
– Сперва можно на конской тяге, – согласился я. – У нас тоже так было. Называлось конкой. Зато когда поставим паровоз…
– Что будет? – спросил он с опасливым восторгом.
– Увидите не только тягловую мощь, – заверил я, – но и скорость!
Отец Удодерий, как истый цистерианец, прошелся вдоль уложенных рельсов и тщательно промерил заготовленной меркой, похожей на швабру с длинными концами, расстояние между ними.
Лицо его становилось все задумчивее.
– Вас что-то тревожит? – спросил я любезно.
Он мотнул головой.
– Нет-нет… Просто подумал…
– Что?
– Если расстояние между рельсами сделать шире, – проговорил он с неуверенностью, – тележки можно будет делать просторнее… А это значит, груза повезут вчетверо больше.
– Думаете верно, – ответил я.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы взяли это расстояние наугад? Или были какие-то основания?
Я вздохнул, не зная, как объяснить, что вообще-то нет единого стандарта для ширины железнодорожной колеи. На Западе взяли размер между колесами обычной телеги, но когда к русскому царю пришли наши инженеры с вопросом, какой принять стандарт в России, вот, дескать, на Западе принята стефенсоновская колея, но вообще-то узковата для России, не сделать ли шире… Шире, удивился резонно Его Величество, на хрен! И потому теперь в России железнодорожная колея на девять сантиметров шире международной.
– Основания веского не было, – ответил я, – но у нас редко когда что-то создается… заново, что ли. Расстояние между рельсами – это расстояние между колесами, что пойдут по ним. А между этими колесами абсолютно то же самое, что у привычных нам телег. Так что особенно не придется перестраивать промышленность. На рельсы поставим те же телеги с той же привычной тележной осью. У колес только чуть-чуть изменим краешек.
Он посмотрел на меня несколько странно, где восторг и сомнение перемешались, покачал головой.
– Ох, ваша светлость, – произнес он с тяжким вздохом, – вам бы к нам в монастырь… Такая светлая голова, а пропадает всего лишь на королевском троне!
– Не пропаду, – пообещал я. – Я почти монах, даже обет безбрачия блюду. Ну, служанки и прачки не в счет, как вы понимаете.
Он отмахнулся.
– Да кто обращает внимания на такие пустяки? О них даже в исповеди не упоминают. Ладно, будем придерживаться строго этого стандарта. Я о рельсах, как вы понимаете.
– Да-да, – согласился я. – Я тоже подумал именно о рельсах. Духовные люди, не какие-нибудь все прочие!
Глава 6
Глава 7
– Ваша светлость, по таким штукам даже без паровоза перевозить легко!
– Сперва можно на конской тяге, – согласился я. – У нас тоже так было. Называлось конкой. Зато когда поставим паровоз…
– Что будет? – спросил он с опасливым восторгом.
– Увидите не только тягловую мощь, – заверил я, – но и скорость!
Отец Удодерий, как истый цистерианец, прошелся вдоль уложенных рельсов и тщательно промерил заготовленной меркой, похожей на швабру с длинными концами, расстояние между ними.
Лицо его становилось все задумчивее.
– Вас что-то тревожит? – спросил я любезно.
Он мотнул головой.
– Нет-нет… Просто подумал…
– Что?
– Если расстояние между рельсами сделать шире, – проговорил он с неуверенностью, – тележки можно будет делать просторнее… А это значит, груза повезут вчетверо больше.
– Думаете верно, – ответил я.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы взяли это расстояние наугад? Или были какие-то основания?
Я вздохнул, не зная, как объяснить, что вообще-то нет единого стандарта для ширины железнодорожной колеи. На Западе взяли размер между колесами обычной телеги, но когда к русскому царю пришли наши инженеры с вопросом, какой принять стандарт в России, вот, дескать, на Западе принята стефенсоновская колея, но вообще-то узковата для России, не сделать ли шире… Шире, удивился резонно Его Величество, на хрен! И потому теперь в России железнодорожная колея на девять сантиметров шире международной.
– Основания веского не было, – ответил я, – но у нас редко когда что-то создается… заново, что ли. Расстояние между рельсами – это расстояние между колесами, что пойдут по ним. А между этими колесами абсолютно то же самое, что у привычных нам телег. Так что особенно не придется перестраивать промышленность. На рельсы поставим те же телеги с той же привычной тележной осью. У колес только чуть-чуть изменим краешек.
Он посмотрел на меня несколько странно, где восторг и сомнение перемешались, покачал головой.
– Ох, ваша светлость, – произнес он с тяжким вздохом, – вам бы к нам в монастырь… Такая светлая голова, а пропадает всего лишь на королевском троне!
– Не пропаду, – пообещал я. – Я почти монах, даже обет безбрачия блюду. Ну, служанки и прачки не в счет, как вы понимаете.
Он отмахнулся.
– Да кто обращает внимания на такие пустяки? О них даже в исповеди не упоминают. Ладно, будем придерживаться строго этого стандарта. Я о рельсах, как вы понимаете.
– Да-да, – согласился я. – Я тоже подумал именно о рельсах. Духовные люди, не какие-нибудь все прочие!
Глава 6
К нам подбежал суетливо невысокий, но крепкий монашек, поклонился, но без всякого смирения, глаза блестят от любопытства, весь дергается от жажды одновременно быть там, здесь и еще где-нибудь.
– Ваша светлость, заканчивается смесь из ракушек!
– Забивайте под шпалы гальку, – распорядился я. – Мелкие камешки и вообще все, что не гниет и не размывается дождями.
Он поклонился.
– Все понял. Будет сделано!
Отец Удодерий посмотрел ему вслед.
– Горят рвением… Но дело больно новое, будут ошибки.
– Будут, – согласился я. – Но все-таки старайтесь, чтобы тележка не соскакивала с рельсов. Поднимать непросто, особенно груженую. И следите особо, чтобы не размыло дорогу.
– Да, ваша светлость…
Вторую партию рельсов сгружали уже не монахи, а рабочие, а я вернулся в хитро скрытый склад, пересчитал рельсы. Увы, до Геннегау не хватит. В этом отсеке запас только для ремонта. Кроме рельс, два ящика с костылями, накладками для соединения рельс, прочей необходимой мелочью, но все именно ремонтное, для экстренной помощи, а выплавляют металл и делают рельсы в другом месте… которого теперь нет. Как и того места, где изготавливали паровозы, как их ни назови.
За два захода вывезли оставшиеся рельсы, костыли и накладки. Тележку сумели провезти по только что уложенным рельсам, что вызвало бурю восторгов.
Однако отец Удодерий и отец Силеверстиус рассматривали рельсы с самым озабоченным выражением.
– Ваша светлость, – сказал осторожно отец Удодерий, – вы думаете то же самое?
– Вы о том, что мало? – спросил я.
Он кивнул.
– Хватит на довольно большой участок, но насчет Геннегау нечего и думать. Однако меня тревожит другое…
– Как сделать еще?
– Да, – ответил он со вздохом. – Если собрать всех кузнецов города, откуют одну за неделю-другую. Но, боюсь, качество будет намного ниже.
Отец Силеверстиус проговорил глухо:
– И не в жисть не выдержать такие формы…
Я помолчал, оба выглядят подавленными техническим совершенством вообще-то обыкновенных рельс. Те в самом деле такие, не отличить одну от другой, товар совсем не штучный, а как их делать – непонятно.
– Вы недооцениваете своих собратьев, – сказал я. – И себя. Цистерианцы всегда были лучшими в мире технарями. А сейчас у вас есть зримая задача и образец, который можно пощупать. Оставляю вас, отцы, на неопределенное время. Как вы знаете, хотя у человека нет ничего, кроме души, но почему-то приходится заниматься и такой хренью, как завоевание территорий или общение со знатными дураками!..
Они перекрестили меня вдогонку, божья собачка помахала им хвостом, и мы втроем понеслись в сторону Геннегау.
Я зарылся мордой в гриву и терпеливо пережидал бешеную скачку, как называю из-за неимения других терминов, но это не скачка в привычном смысле, когда при каждом прыжке подбрасывает, потряхивает, бьет снизу в задницу…
Ветер дует со стороны города, Зайчик сбросил скорость, как только я увидел высокие белые стены и ощутил смердящий запах жареной рыбы на оливковом масле, ее готовят на больших сковородах чуть ли не на каждом углу. В воротах толчея груженых повозок, камни уже нагреты солнцем, стражи прикрывают глаза козырьком ладони, всматриваются в каждого въезжающего, передо мной стукнули копьями в землю.
– Ваша светлость!
Я помахал рукой.
– Бдите, бдите…
Перед королевским дворцом оруженосцы укрывают ярко-красной попоной коня графа Ришара, затем вскинули ему на спину тяжелое рыцарское седло с высокой спинкой, а сам граф довольно бодро спустился по ступенькам, уже в блестящих доспехах, только шлем гордый доверием паж преданно несет сзади.
– Ваша светлость, – сказал он церемонно.
– Граф, – ответил я с поклоном, мы же на людях, церемонии неизбежны. – На прогулку или охоту?
Он растянул губы в хищной усмешке.
– То и другое, ваша светлость. Пора в Брабант. Надо осмотреть войско, распределить, кому что и как, а еще и зачем. Неразберихи в таких делах много. Вас когда ждать?
– Как только подтянутся последние обозы.
Он кивнул.
– Да-да, мои дивные кони, которыми я так бахвалился, сильно уступают вашему черту, а еще коню сэра Ульриха. Ладно, догоните, когда вам будет удобнее.
Я соскочил на землю, мы обнялись, от графа уже заранее пахнет дорожной пылью и удалью приключений.
– Не завидуйте, – сказал он серьезно. – Постарайтесь переложить побольше дел на плечи помощников.
– Да где их взять?
– Это трудно, – согласился он. – Но как иначе?
– Граф, вы же справляетесь?
Он усмехнулся.
– Один? Не-е-ет, я ищу и нахожу тех, кто умеет некоторые вещи делать лучше меня. Но, конечно, общее руководство не упускаю.
Я открыл и закрыл рот.
– Да-а, как-то я даже не подумал. Мне казалось, граф, вы только на поле сражения… Но вообще-то большой разницы нет, у нас сраженья каждый день и час.
Ему подвели коня, он вставил ногу в стремя, оруженосцы дружно помогли ему подняться в седло. Граф весьма довольный, все еще обходится без седального камня, многие молодые и полные сил без него не могут, быстро разобрал повод и вскинул свободную руку.
– До встречи в Гандерсгейме!
– Успеха, граф! – сказал я. – Когда все будет готово, выводите войска. Я могу догнать уже и там!
Он кивнул, ничуть не удивившись, первые дни в Гандерсгейме пройдут вообще без стычек, на буферной территории даже трава растет неохотно, так что пройти придется немало миль, пока произойдет серьезная проба сил…
Копыта его коня простучали бодро и даже весело, но я смотрел вслед, чувствуя, как политик берет верх над удалым рыцарством. Снова эти постоянные и нескончаемые войны… Феодалы бьются друг с другом, а сообща свергают королей, но если королю удается удержать власть и подавить смуту, он тут же нападает на соседей. Одновременно бастарды предъявляют претензии на королевский трон, могучие кланы и семьи выдвигают своих лидеров, готовых управлять королевством…
И это бесконечно из года в год, из века в век и даже из тысячелетия в тысячелетие. Кажется, нет силы остановить это бесконечное кровопролитие, эти войны, эту резню везде и всюду, эту кровавую бессмыслицу, когда все режут друг друга за справедливость, за воцарение законного короля, за восхождение на трон законного наследника, что десятки лет где-то жил в лесной хижине, понятия не имел, чей он сын, но его уже готовы посадить на трон, щас он науправляет!
Тысячи умов все века ломали головы, где найти силу, чтобы та остановила эти войны. Только единицы прозревают, что так жить нельзя, это неправильно, нельзя затевать кровавые перевороты и всеобщую гражданскую войну только ради того, чтобы сместить с трона одного короля и посадить другого. И что нельзя нападать на соседнее королевство только для того, чтобы расширить свое, при этом обрекая на нищету, голод и вымирание свой же народ.
И все-таки те немногие, что прозрели, сумели вызвать к жизни христианство, которое в самом деле может покончить с этим безумием. И дело не в его миролюбии, а в том, что впервые удалось создать силу выше королевской и даже императорской! И раз так, то разрозненные и вечно враждующие и воюющие королевства подчиняются больше церкви, чем королям, и если церковь укрепилась достаточно, к примеру, в двух королевствах, то не позволит им воевать друг с другом.
Если, конечно, церковь будет прочно стоять на задних конечностях и грозить королям не только пальчиком, но и тяжелой дубиной.
Моя задача – укрепить ее настолько, чтобы не только порицала войны и старалась запретить луки и арбалеты, но и могла это сделать.
Меня суетливо приветствовали, коня ухватили под уздцы, а Бобик уже исчез, держа нос по ветру, справа и слева пошли богато одетые люди, кланялись и что-то говорили угодливыми голосами, но в моей голове стучало неотвязно: что воля одного человека? Она в состоянии не только завоевать мир, но и на некоторое время удерживать громадные империи в одном кулаке. Но погиб Александр Македонский, и рассыпалась его исполинская империя. Умер Чингис, погиб Аттила, и ничего не осталось от их завоеваний.
Зато церковь вечна. По крайней мере, в сравнении с человеческой жизнью. Не знаю, так ли замышлял создатель христианства Павел, но только она способна удерживать государства воедино вне зависимости, какие короли там сменяются, какие интриги плетут и какой из бастардов добивается трона.
Похоже, только я один понимаю, какое великое дело церковь может совершить, если не мешать ей укрепляться. А лучше устранять всяческих мешателей. Хотя бы самых активных.
В честь возвращения майордома – целый день отсутствовал! – устроили праздничный ужин. На стол подавали целиком запеченных кабанов, оленей, вино лилось рекой, музыканты дудели и били в бубны, а в завершение устроили танцы, чинные и неторопливые, когда фигурки сходятся и расходятся, как в старинных часах.
Я насыщался, не глядя, в голове рой идей, с отбытием ватиканцев как будто плотину прорвало, даже руки дрожат от нетерпения переделать все и сразу.
В толпе я увидел странный диссонанс: человек в черных доспехах, забрало поднято, можно рассмотреть смуглое лицо, хищный нос и широкие черные брови. Он не двигался, только взгляд перебегал по танцующим.
Я поглядывал на него с беспокойством, за спиной раздался веселый голос:
– Кого рассматривает с таким вниманием мой лорд?
– Да так, – пробормотал я.
Арчибальд Вьеннуанский, веселый и белозубый, единственный сын могущественного лорда Чарльза Фуланда, встал рядом, веселый и пропахший вином настолько, словно искупался в нем.
Я медленно отхлебывал из чаши, вино потеряло всякую сладость. Арчибальд проследил за моим взглядом, потом посмотрел на мое лицо, охнул.
– Да что случилось?
– Пока ничего, – ответил я тихо. – Кто вот тот в черном?
Он повертел головой.
– Где?.. Сэр Мелантип?
– Прямо смотрите, – сказал я и показал взглядом. – Вон тот.
Он медленно начал трезветь, лицо побледнело, а голос дрогнул.
– А каков он?
– В черных доспехах, – сказал я. – Ростом с меня. Лицо злое, брови черные…
– В доспехах? – переспросил он. – Здесь? Это невозможно…
– В доспехах, – подтвердил я мрачно. – И почему на него не обращают внимания?
– А глаза? – спросил он быстро. – Какого цвета?
– Отсюда не видно.
Он сказал поникшим голосом:
– Да это и неважно. И так понятно…
– Кто это?
– Черный Гость, – ответил он. – Вы уже поняли, мой лорд, его видите только вы. Боюсь, это предвещает большие неприятности.
– Для него?
Он покачал головой.
– Для того, кто его видит. Это очень нехорошая примета. Второй раз покажется, когда придет забирать вашу душу. Увы, это будет скоро.
– Уверен?
– Всегда так было.
Я со стуком опустил кубок на столешницу.
– Он кто, языческий божок? Еще не знает, что мы разорвали эту цепь бесконечного круговорота?.. Ладно, пусть появляется. Раз я не язычник, на меня его власть не распространяется.
Арчибальд промолчал, во взгляде глубокое соболезнование, как-то ощутил, что, несмотря на мою браваду, мне страшно и одиноко.
– Что прикажете, мой лорд?
Я поднялся, суровый и собранный, ответил жестким мужественным голосом, в котором даже сам почти не заметил дрожи:
– Ничего. Всем отдыхать, но с утра – за работу. У благородных рыцарей, сэр Арчибальд, тоже есть обязанности и полезные для общества нагрузки. А я на время покину вас…
– На время пира?
Я поморщился, сделал неопределенный жест и вышел из зала. За мной увязались несколько человек, но я шел очень быстро и целеустремленно, никого не замечая, и все постепенно отстали.
Из здания я вышел один, за время пира небо выгнулось высоким звездным сводом, верхушки домов серебрятся легким туманом, деревья окутаны легким призрачным светом. На западе догорают последние угли небесного пожара, а когда погасли, над миром простерлась ночь.
Ко мне поспешили испуганные слуги, я велел резко:
– Седлать Зайчика!
– Ваша светлость, – вскрикнул кто-то, – на ночь глядя?
– Ночь, – ответил я, – хорошее время.
Сам понял, что брякнул не то, она хороша больше всего для воров и для тех, кто ходит к чужим женам, но слуги послушно ринулись к конюшне.
Примчался Бобик, в ночи глаза горят страшным красным пламенем, и сам как сгусток первородной тьмы, но всем помахал хвостом, на меня уставился в ожидании: куда?
– Далеко, – ответил я. – Как ты и любишь.
От дворца хлынул яркий свет, это распахнулись двери, по широким ступенькам быстро сбежали барон Альбрехт, сэр Палант и начальник дворцовой стражи. За их спинами выглядывало встревоженное лицо Куно.
– Сэр Ричард! – вскрикнул Торрекс. – Вам нельзя ехать ночью!
– Почему?
– Мы не успеем собрать отряд сопровождения!
Я сделал отметающий жест.
– Сэр Торрекс, пора привыкнуть, что я не нуждаюсь в свите.
Барон Альбрехт рассматривал меня внимательно, сам он готов выступить в долгую дорогу хоть сейчас, но ему кроме Гандерсгейма ничего не придет в голову, а Палант спросил почтительно:
– В Брабант?.. Вы обгоните графа Ришара на полпути…
– Нет, – возразил я, – чем в Брабанте заниматься две недели?
– Тогда…
– В Тараскон, – пояснил я.
Палант разинул рот в удивлении, Альбрехт поинтересовался:
– Корабли?
– Пока только порт, – сказал я. – И, конечно, башни на входе в бухту. А потом и флот построим…
Зайчик выметнулся из конюшни черный и блестящий, как отлитый из черной смолы, радостно заржал, раздувая огненные ноздри. Роскошная черная грива метнулась из стороны в сторону, он потряхивал головой, как пес, но у того лишь звучно хлопают уши, а у этого черная, как ночное небо, грива вздымается красиво до мурашек по коже.
Двое конюхов висели на его удилах, улыбки вымученные, Зайчик вскидывает голову, и ноги обоих отрываются от земли, но делают вид, что все нормально, все под контролем.
– Я люблю тебя, – сказал я ему с чувством. Бобик тут же ревниво вклинился между нами, стараясь оттеснить меня от его соперника. – И тебя люблю, чудовище… В самом деле люблю, правда-правда!
Подошли еще рыцари, я отдавал последние распоряжения, Бобик испрыгался в жутком нетерпении, чуя далекое путешествие, обожает их почти так же, как вылазки на кухню, но из здания выбежал сэр Жерар и заспешил ко мне с крайне озабоченным выражением лица.
– Ваша светлость, – заговорил он с ходу, я сразу насторожился, ибо «сэр Ричард» – это у нас как бы указывает на принадлежность к общему рыцарскому братству, а «ваша светлость» звучит как напоминание о моих обязанностях сюзерена. – Ваша светлость, перед отбытием… гм… может быть, укажете, какие меры предпринять против Ночного Охотника?
Я спросил настороженно:
– Что за?..
Он развел руками.
– Никто не знает. Никто не видел. Но уже третий день… вернее, ночь, на улицах города остаются по два зверски изуродованных трупа. Похоже, это не человек, даже одержимый безумием, а некий зверь.
Я спросил раздраженно:
– А куда смотрит городская стража?
Он ответил с поклоном:
– Вчера ночью как раз и погибли. Двое, они всегда ходят по двое… Обоих утром и нашли. Внутренности разворочены, будто в них что-то искали. Исчезли сердца и печень.
– Съедены? – спросил я.
Сердце заныло, словно и к нему уже протянулись из ночи страшные лапы.
Сэр Жерар наклонил голову.
– Скорее всего. Крови целые лужи, даже на стенах. Ночной зверь, похоже, ушел невредим. Горожане в панике. Если и этой ночью на улицах будет такое же, уже не только горожане, но и ночная стража устрашится выходить.
– Удвойте, – велел я. – Пусть ходят по четверо. Для начала. Если у зверя рацион всего двое в сутки, оставшиеся хотя бы увидят, с чем имеем дело. А животных жрет?
– Только людей.
– Гурман… Хорошо, срочно соберите рыцарей, кто еще способен взобраться в седло. И принесите план города.
– Сюда?
Я ответил со вздохом:
– В кабинет. Похоже, эту ночь проведу в Геннегау.
– Ваша светлость, заканчивается смесь из ракушек!
– Забивайте под шпалы гальку, – распорядился я. – Мелкие камешки и вообще все, что не гниет и не размывается дождями.
Он поклонился.
– Все понял. Будет сделано!
Отец Удодерий посмотрел ему вслед.
– Горят рвением… Но дело больно новое, будут ошибки.
– Будут, – согласился я. – Но все-таки старайтесь, чтобы тележка не соскакивала с рельсов. Поднимать непросто, особенно груженую. И следите особо, чтобы не размыло дорогу.
– Да, ваша светлость…
Вторую партию рельсов сгружали уже не монахи, а рабочие, а я вернулся в хитро скрытый склад, пересчитал рельсы. Увы, до Геннегау не хватит. В этом отсеке запас только для ремонта. Кроме рельс, два ящика с костылями, накладками для соединения рельс, прочей необходимой мелочью, но все именно ремонтное, для экстренной помощи, а выплавляют металл и делают рельсы в другом месте… которого теперь нет. Как и того места, где изготавливали паровозы, как их ни назови.
За два захода вывезли оставшиеся рельсы, костыли и накладки. Тележку сумели провезти по только что уложенным рельсам, что вызвало бурю восторгов.
Однако отец Удодерий и отец Силеверстиус рассматривали рельсы с самым озабоченным выражением.
– Ваша светлость, – сказал осторожно отец Удодерий, – вы думаете то же самое?
– Вы о том, что мало? – спросил я.
Он кивнул.
– Хватит на довольно большой участок, но насчет Геннегау нечего и думать. Однако меня тревожит другое…
– Как сделать еще?
– Да, – ответил он со вздохом. – Если собрать всех кузнецов города, откуют одну за неделю-другую. Но, боюсь, качество будет намного ниже.
Отец Силеверстиус проговорил глухо:
– И не в жисть не выдержать такие формы…
Я помолчал, оба выглядят подавленными техническим совершенством вообще-то обыкновенных рельс. Те в самом деле такие, не отличить одну от другой, товар совсем не штучный, а как их делать – непонятно.
– Вы недооцениваете своих собратьев, – сказал я. – И себя. Цистерианцы всегда были лучшими в мире технарями. А сейчас у вас есть зримая задача и образец, который можно пощупать. Оставляю вас, отцы, на неопределенное время. Как вы знаете, хотя у человека нет ничего, кроме души, но почему-то приходится заниматься и такой хренью, как завоевание территорий или общение со знатными дураками!..
Они перекрестили меня вдогонку, божья собачка помахала им хвостом, и мы втроем понеслись в сторону Геннегау.
Я зарылся мордой в гриву и терпеливо пережидал бешеную скачку, как называю из-за неимения других терминов, но это не скачка в привычном смысле, когда при каждом прыжке подбрасывает, потряхивает, бьет снизу в задницу…
Ветер дует со стороны города, Зайчик сбросил скорость, как только я увидел высокие белые стены и ощутил смердящий запах жареной рыбы на оливковом масле, ее готовят на больших сковородах чуть ли не на каждом углу. В воротах толчея груженых повозок, камни уже нагреты солнцем, стражи прикрывают глаза козырьком ладони, всматриваются в каждого въезжающего, передо мной стукнули копьями в землю.
– Ваша светлость!
Я помахал рукой.
– Бдите, бдите…
Перед королевским дворцом оруженосцы укрывают ярко-красной попоной коня графа Ришара, затем вскинули ему на спину тяжелое рыцарское седло с высокой спинкой, а сам граф довольно бодро спустился по ступенькам, уже в блестящих доспехах, только шлем гордый доверием паж преданно несет сзади.
– Ваша светлость, – сказал он церемонно.
– Граф, – ответил я с поклоном, мы же на людях, церемонии неизбежны. – На прогулку или охоту?
Он растянул губы в хищной усмешке.
– То и другое, ваша светлость. Пора в Брабант. Надо осмотреть войско, распределить, кому что и как, а еще и зачем. Неразберихи в таких делах много. Вас когда ждать?
– Как только подтянутся последние обозы.
Он кивнул.
– Да-да, мои дивные кони, которыми я так бахвалился, сильно уступают вашему черту, а еще коню сэра Ульриха. Ладно, догоните, когда вам будет удобнее.
Я соскочил на землю, мы обнялись, от графа уже заранее пахнет дорожной пылью и удалью приключений.
– Не завидуйте, – сказал он серьезно. – Постарайтесь переложить побольше дел на плечи помощников.
– Да где их взять?
– Это трудно, – согласился он. – Но как иначе?
– Граф, вы же справляетесь?
Он усмехнулся.
– Один? Не-е-ет, я ищу и нахожу тех, кто умеет некоторые вещи делать лучше меня. Но, конечно, общее руководство не упускаю.
Я открыл и закрыл рот.
– Да-а, как-то я даже не подумал. Мне казалось, граф, вы только на поле сражения… Но вообще-то большой разницы нет, у нас сраженья каждый день и час.
Ему подвели коня, он вставил ногу в стремя, оруженосцы дружно помогли ему подняться в седло. Граф весьма довольный, все еще обходится без седального камня, многие молодые и полные сил без него не могут, быстро разобрал повод и вскинул свободную руку.
– До встречи в Гандерсгейме!
– Успеха, граф! – сказал я. – Когда все будет готово, выводите войска. Я могу догнать уже и там!
Он кивнул, ничуть не удивившись, первые дни в Гандерсгейме пройдут вообще без стычек, на буферной территории даже трава растет неохотно, так что пройти придется немало миль, пока произойдет серьезная проба сил…
Копыта его коня простучали бодро и даже весело, но я смотрел вслед, чувствуя, как политик берет верх над удалым рыцарством. Снова эти постоянные и нескончаемые войны… Феодалы бьются друг с другом, а сообща свергают королей, но если королю удается удержать власть и подавить смуту, он тут же нападает на соседей. Одновременно бастарды предъявляют претензии на королевский трон, могучие кланы и семьи выдвигают своих лидеров, готовых управлять королевством…
И это бесконечно из года в год, из века в век и даже из тысячелетия в тысячелетие. Кажется, нет силы остановить это бесконечное кровопролитие, эти войны, эту резню везде и всюду, эту кровавую бессмыслицу, когда все режут друг друга за справедливость, за воцарение законного короля, за восхождение на трон законного наследника, что десятки лет где-то жил в лесной хижине, понятия не имел, чей он сын, но его уже готовы посадить на трон, щас он науправляет!
Тысячи умов все века ломали головы, где найти силу, чтобы та остановила эти войны. Только единицы прозревают, что так жить нельзя, это неправильно, нельзя затевать кровавые перевороты и всеобщую гражданскую войну только ради того, чтобы сместить с трона одного короля и посадить другого. И что нельзя нападать на соседнее королевство только для того, чтобы расширить свое, при этом обрекая на нищету, голод и вымирание свой же народ.
И все-таки те немногие, что прозрели, сумели вызвать к жизни христианство, которое в самом деле может покончить с этим безумием. И дело не в его миролюбии, а в том, что впервые удалось создать силу выше королевской и даже императорской! И раз так, то разрозненные и вечно враждующие и воюющие королевства подчиняются больше церкви, чем королям, и если церковь укрепилась достаточно, к примеру, в двух королевствах, то не позволит им воевать друг с другом.
Если, конечно, церковь будет прочно стоять на задних конечностях и грозить королям не только пальчиком, но и тяжелой дубиной.
Моя задача – укрепить ее настолько, чтобы не только порицала войны и старалась запретить луки и арбалеты, но и могла это сделать.
Меня суетливо приветствовали, коня ухватили под уздцы, а Бобик уже исчез, держа нос по ветру, справа и слева пошли богато одетые люди, кланялись и что-то говорили угодливыми голосами, но в моей голове стучало неотвязно: что воля одного человека? Она в состоянии не только завоевать мир, но и на некоторое время удерживать громадные империи в одном кулаке. Но погиб Александр Македонский, и рассыпалась его исполинская империя. Умер Чингис, погиб Аттила, и ничего не осталось от их завоеваний.
Зато церковь вечна. По крайней мере, в сравнении с человеческой жизнью. Не знаю, так ли замышлял создатель христианства Павел, но только она способна удерживать государства воедино вне зависимости, какие короли там сменяются, какие интриги плетут и какой из бастардов добивается трона.
Похоже, только я один понимаю, какое великое дело церковь может совершить, если не мешать ей укрепляться. А лучше устранять всяческих мешателей. Хотя бы самых активных.
В честь возвращения майордома – целый день отсутствовал! – устроили праздничный ужин. На стол подавали целиком запеченных кабанов, оленей, вино лилось рекой, музыканты дудели и били в бубны, а в завершение устроили танцы, чинные и неторопливые, когда фигурки сходятся и расходятся, как в старинных часах.
Я насыщался, не глядя, в голове рой идей, с отбытием ватиканцев как будто плотину прорвало, даже руки дрожат от нетерпения переделать все и сразу.
В толпе я увидел странный диссонанс: человек в черных доспехах, забрало поднято, можно рассмотреть смуглое лицо, хищный нос и широкие черные брови. Он не двигался, только взгляд перебегал по танцующим.
Я поглядывал на него с беспокойством, за спиной раздался веселый голос:
– Кого рассматривает с таким вниманием мой лорд?
– Да так, – пробормотал я.
Арчибальд Вьеннуанский, веселый и белозубый, единственный сын могущественного лорда Чарльза Фуланда, встал рядом, веселый и пропахший вином настолько, словно искупался в нем.
Я медленно отхлебывал из чаши, вино потеряло всякую сладость. Арчибальд проследил за моим взглядом, потом посмотрел на мое лицо, охнул.
– Да что случилось?
– Пока ничего, – ответил я тихо. – Кто вот тот в черном?
Он повертел головой.
– Где?.. Сэр Мелантип?
– Прямо смотрите, – сказал я и показал взглядом. – Вон тот.
Он медленно начал трезветь, лицо побледнело, а голос дрогнул.
– А каков он?
– В черных доспехах, – сказал я. – Ростом с меня. Лицо злое, брови черные…
– В доспехах? – переспросил он. – Здесь? Это невозможно…
– В доспехах, – подтвердил я мрачно. – И почему на него не обращают внимания?
– А глаза? – спросил он быстро. – Какого цвета?
– Отсюда не видно.
Он сказал поникшим голосом:
– Да это и неважно. И так понятно…
– Кто это?
– Черный Гость, – ответил он. – Вы уже поняли, мой лорд, его видите только вы. Боюсь, это предвещает большие неприятности.
– Для него?
Он покачал головой.
– Для того, кто его видит. Это очень нехорошая примета. Второй раз покажется, когда придет забирать вашу душу. Увы, это будет скоро.
– Уверен?
– Всегда так было.
Я со стуком опустил кубок на столешницу.
– Он кто, языческий божок? Еще не знает, что мы разорвали эту цепь бесконечного круговорота?.. Ладно, пусть появляется. Раз я не язычник, на меня его власть не распространяется.
Арчибальд промолчал, во взгляде глубокое соболезнование, как-то ощутил, что, несмотря на мою браваду, мне страшно и одиноко.
– Что прикажете, мой лорд?
Я поднялся, суровый и собранный, ответил жестким мужественным голосом, в котором даже сам почти не заметил дрожи:
– Ничего. Всем отдыхать, но с утра – за работу. У благородных рыцарей, сэр Арчибальд, тоже есть обязанности и полезные для общества нагрузки. А я на время покину вас…
– На время пира?
Я поморщился, сделал неопределенный жест и вышел из зала. За мной увязались несколько человек, но я шел очень быстро и целеустремленно, никого не замечая, и все постепенно отстали.
Из здания я вышел один, за время пира небо выгнулось высоким звездным сводом, верхушки домов серебрятся легким туманом, деревья окутаны легким призрачным светом. На западе догорают последние угли небесного пожара, а когда погасли, над миром простерлась ночь.
Ко мне поспешили испуганные слуги, я велел резко:
– Седлать Зайчика!
– Ваша светлость, – вскрикнул кто-то, – на ночь глядя?
– Ночь, – ответил я, – хорошее время.
Сам понял, что брякнул не то, она хороша больше всего для воров и для тех, кто ходит к чужим женам, но слуги послушно ринулись к конюшне.
Примчался Бобик, в ночи глаза горят страшным красным пламенем, и сам как сгусток первородной тьмы, но всем помахал хвостом, на меня уставился в ожидании: куда?
– Далеко, – ответил я. – Как ты и любишь.
От дворца хлынул яркий свет, это распахнулись двери, по широким ступенькам быстро сбежали барон Альбрехт, сэр Палант и начальник дворцовой стражи. За их спинами выглядывало встревоженное лицо Куно.
– Сэр Ричард! – вскрикнул Торрекс. – Вам нельзя ехать ночью!
– Почему?
– Мы не успеем собрать отряд сопровождения!
Я сделал отметающий жест.
– Сэр Торрекс, пора привыкнуть, что я не нуждаюсь в свите.
Барон Альбрехт рассматривал меня внимательно, сам он готов выступить в долгую дорогу хоть сейчас, но ему кроме Гандерсгейма ничего не придет в голову, а Палант спросил почтительно:
– В Брабант?.. Вы обгоните графа Ришара на полпути…
– Нет, – возразил я, – чем в Брабанте заниматься две недели?
– Тогда…
– В Тараскон, – пояснил я.
Палант разинул рот в удивлении, Альбрехт поинтересовался:
– Корабли?
– Пока только порт, – сказал я. – И, конечно, башни на входе в бухту. А потом и флот построим…
Зайчик выметнулся из конюшни черный и блестящий, как отлитый из черной смолы, радостно заржал, раздувая огненные ноздри. Роскошная черная грива метнулась из стороны в сторону, он потряхивал головой, как пес, но у того лишь звучно хлопают уши, а у этого черная, как ночное небо, грива вздымается красиво до мурашек по коже.
Двое конюхов висели на его удилах, улыбки вымученные, Зайчик вскидывает голову, и ноги обоих отрываются от земли, но делают вид, что все нормально, все под контролем.
– Я люблю тебя, – сказал я ему с чувством. Бобик тут же ревниво вклинился между нами, стараясь оттеснить меня от его соперника. – И тебя люблю, чудовище… В самом деле люблю, правда-правда!
Подошли еще рыцари, я отдавал последние распоряжения, Бобик испрыгался в жутком нетерпении, чуя далекое путешествие, обожает их почти так же, как вылазки на кухню, но из здания выбежал сэр Жерар и заспешил ко мне с крайне озабоченным выражением лица.
– Ваша светлость, – заговорил он с ходу, я сразу насторожился, ибо «сэр Ричард» – это у нас как бы указывает на принадлежность к общему рыцарскому братству, а «ваша светлость» звучит как напоминание о моих обязанностях сюзерена. – Ваша светлость, перед отбытием… гм… может быть, укажете, какие меры предпринять против Ночного Охотника?
Я спросил настороженно:
– Что за?..
Он развел руками.
– Никто не знает. Никто не видел. Но уже третий день… вернее, ночь, на улицах города остаются по два зверски изуродованных трупа. Похоже, это не человек, даже одержимый безумием, а некий зверь.
Я спросил раздраженно:
– А куда смотрит городская стража?
Он ответил с поклоном:
– Вчера ночью как раз и погибли. Двое, они всегда ходят по двое… Обоих утром и нашли. Внутренности разворочены, будто в них что-то искали. Исчезли сердца и печень.
– Съедены? – спросил я.
Сердце заныло, словно и к нему уже протянулись из ночи страшные лапы.
Сэр Жерар наклонил голову.
– Скорее всего. Крови целые лужи, даже на стенах. Ночной зверь, похоже, ушел невредим. Горожане в панике. Если и этой ночью на улицах будет такое же, уже не только горожане, но и ночная стража устрашится выходить.
– Удвойте, – велел я. – Пусть ходят по четверо. Для начала. Если у зверя рацион всего двое в сутки, оставшиеся хотя бы увидят, с чем имеем дело. А животных жрет?
– Только людей.
– Гурман… Хорошо, срочно соберите рыцарей, кто еще способен взобраться в седло. И принесите план города.
– Сюда?
Я ответил со вздохом:
– В кабинет. Похоже, эту ночь проведу в Геннегау.
Глава 7
В комнате воздух уплотнился от запаха растопленного воска. Свечи горят все, люблю яркий свет, на столе карта города, над которой нависли головы моих лордов.
Слуга принес сладости и легкое вино. Я ощутил по сильному чувству голода, что уже долго прикидываем, как нам понять, с чем или кем имеем дело.
Сэр Растер распустил ремень на животе, проворчал:
– И что решим?
– Если не удается справиться ночной страже, – сказал я наконец, – придется выйти нам.
Он спросил с недоумением:
– Рыцарское ли это дело?
– Защищать народ? – переспросил я.
– Нет, – проворчал он, – делать то, что должна делать городская стража. Все-таки мы… к нам и требования повыше!
– Да, – согласился я, – мы на меньшее, чем драконы, не размениваемся, однако… что делать, если помочь простым стражам больше некому?
Растер проворчал:
– Ладно… Хотя и недостойно рыцарям делать работу простого люда. Допьем и пойдем?
Я кивнул.
– Кстати, у многих есть амулеты на крайний случай… Полагаю, он пришел. Нам не нужна паника в столице на радость нашим врагам… Сэр Палант!
Молодой рыцарь вскочил, трепеща от усердия и счастья, что допущен на совещание военачальников столь высокого ранга.
– Ваша светлость!
Я протянул ему блестящий камешек на тонкой серебряной цепочке.
– Вы это помните?
Он поклонился.
– Такой же камешек был у сэра Клавдия.
– Это он и есть, – сообщил я.
Палант пробормотал:
– Но заключенный в нем демон выполнил задание, теперь это просто камешек…
– Да, – подтвердил я. – Всех нас выручил… даже спас, можно сказать, заключенный в нем демон. Берите, теперь вы его владелец. И он все так же с демоном. Тем или другим, не знаю. Используйте без колебаний, когда придет нужда. Думаю, тот вихревой демон сумеет справиться и с Ночным Охотником.
Палант протянул руку, но тут же отдернул.
– Ваша светлость… у сэра Клавдия остались наследники.
– Они унаследуют его земли, – прервал я нетерпеливо. – Личные же вещи переходят к его близким друзьям.
Он переступил с ноги на ногу.
– Да, я был его лучшим другом. Однако неловко…
– Берите, – сказал я властно.
Палант без необходимости преклонил колено, принимая столь ценный дар, поцеловал мою руку и скромно отступил в задние ряды.
– Сэр Арчибальд, – подозвал я, – этот амулет, как мне объяснили знатоки, может вызвать сильный ветер… на некоторое время. Не знаю, как и где это может пригодиться, но вы человек умный и продумывающий все вперед, сумеете им распорядиться не впустую.
Арчибальд, очень польщенный, принял амулет с выражением глубочайшей благодарности. Я кивком подозвал барона Торрекса.
– Вам жалую вот этот амулет. Он вызывает снег в любое время года, может заморозить воздух и даже крупного зверя превратить в сосульку.
Альбрехт наклонился к моему уху и шепнул:
– Откуда у вас столько чудесных вещей?
– В Гандерсгейме ими завалили, – ответил я с аристократической небрежностью. – Там их, как камней при дорогах. Для вас тоже кое-что припас…
– Что?
– Этот камешек увеличивает скорость любого коня под вами втрое.
Он улыбнулся.
– Не забываете, что я еще и лошадник?
– Хороший правитель, – напомнил я, – должен все помнить о своих соратниках. Дорогие друзья, вот еще куча амулетов, но так как я вас не привлекаю в обязательном порядке идти со мной и ловить этого Ночного Охотника, то разбирайте сами. Это военная добыча, так что все законно. Не украл, не подобрал, а честно убил и взял.
Стараясь не выказывать жадной заинтересованности, они приблизились к столу и рассматривали амулеты.
Сэр Жерар поинтересовался осторожно:
– Ваша светлость, большинство из них вижу впервые! Какой обладает каким умением?
– Если бы я знал, – ответил я честно. – В Гандерсгейме, возможно, свои разновидности демонов. Как я понял, здесь сегрегация просто чудовищная. Берите, берите! Сэр Растер, не хапайте кучу, у вас ладонь загребущая, знаю. Пусть и другим останется. Словом, мы вооружены так, что должны справиться с любым монстром! Не так ли?
Барон Альбрехт сказал предостерегающе:
– Погодите-погодите!.. Откуда он вдруг появился? То не было, а то вдруг?.. Именно когда мы здесь?
Арчибальд первым понял, на что намекает барон, сказал посуровевшим голосом:
– Боюсь, вы правы, барон. Скорее всего, монстр появился не сам по себе.
Сэр Растер прогудел досадливо:
– Да какая разница? Надо быстрее выйти, ночь же на дворе, встретить и убить.
– Погодите, сэр Растер, – сказал я. – Если это дело рук сторонников короля Кейдана, то будут пакости и дальше. С другой стороны, если вычислить вызывателя, можно будет заставить вернуть это чудище в ад.
– А если не согласится? – спросил наивно Палант.
Барон Альбрехт посмотрел с симпатией на его чистое юное лицо.
– Здесь глубокие темницы, – сообщил он мрачно. – И весьма умелые палачи.
– Не разбежались? – спросил сэр Арчибальд.
– Совсем наоборот, – ответил барон. – Понимают, с нами без работы не останутся.
Я выехал на Зайчике, барон Альбрехт на быстром скакуне, сэр Арчибальд и Альвар на таких же поджарых лошадях, даже барон Торрекс оставил охрану дворца на эту ночь.
– Езжайте на площадь, – сказал я, – догоню.
За высоким каменным забором слышны звонкие щелчки тетив по кожаным рукавичкам, довольные или огорченные вскрики, быстрый и напористый голос Асмера.
Я одолел соблазн направить коня прямо через забор, мы чинно въехали в ворота. При свете факелов десятка два лучников усердно упражняются, держа тяжелые луки на вытянутых руках, а пятеро стреляют в широкие мишени на дальнем конце.
Асмер весело покрикивает, передвигается с одного конца стрельбища на другой с удивительной скоростью, лицо живое, выражение постоянно меняется, словно сам не в состоянии зафиксировать какое-то одно.
Я засмотрелся, он редко бывает не в духе. Сейчас, как и обычно, полон жизни.
– Асмер!
Он оглянулся, заулыбался широко и довольно, исчез на том конце и оказался передо мной, а между этими двумя Асмерами лишь осталась быстро растаявшая полоска тумана.
– Ого, какие гости!
Я соскочил на землю, мы обнялись, я спросил:
– Ты как?
Он ответил счастливо:
– Скучаю по Зорру. Это хотел спросить? Но никуда отсюда не поеду. Почему-то так нравится этих дураков учить… Я даже не знал, что мне такая блажь понравится.
– Почему ночью?
– И ночью тоже, – поправил он. – Ночью вообще-то не так жарко. Днем гоняю до седьмого пота, а ночью…
Слуга принес сладости и легкое вино. Я ощутил по сильному чувству голода, что уже долго прикидываем, как нам понять, с чем или кем имеем дело.
Сэр Растер распустил ремень на животе, проворчал:
– И что решим?
– Если не удается справиться ночной страже, – сказал я наконец, – придется выйти нам.
Он спросил с недоумением:
– Рыцарское ли это дело?
– Защищать народ? – переспросил я.
– Нет, – проворчал он, – делать то, что должна делать городская стража. Все-таки мы… к нам и требования повыше!
– Да, – согласился я, – мы на меньшее, чем драконы, не размениваемся, однако… что делать, если помочь простым стражам больше некому?
Растер проворчал:
– Ладно… Хотя и недостойно рыцарям делать работу простого люда. Допьем и пойдем?
Я кивнул.
– Кстати, у многих есть амулеты на крайний случай… Полагаю, он пришел. Нам не нужна паника в столице на радость нашим врагам… Сэр Палант!
Молодой рыцарь вскочил, трепеща от усердия и счастья, что допущен на совещание военачальников столь высокого ранга.
– Ваша светлость!
Я протянул ему блестящий камешек на тонкой серебряной цепочке.
– Вы это помните?
Он поклонился.
– Такой же камешек был у сэра Клавдия.
– Это он и есть, – сообщил я.
Палант пробормотал:
– Но заключенный в нем демон выполнил задание, теперь это просто камешек…
– Да, – подтвердил я. – Всех нас выручил… даже спас, можно сказать, заключенный в нем демон. Берите, теперь вы его владелец. И он все так же с демоном. Тем или другим, не знаю. Используйте без колебаний, когда придет нужда. Думаю, тот вихревой демон сумеет справиться и с Ночным Охотником.
Палант протянул руку, но тут же отдернул.
– Ваша светлость… у сэра Клавдия остались наследники.
– Они унаследуют его земли, – прервал я нетерпеливо. – Личные же вещи переходят к его близким друзьям.
Он переступил с ноги на ногу.
– Да, я был его лучшим другом. Однако неловко…
– Берите, – сказал я властно.
Палант без необходимости преклонил колено, принимая столь ценный дар, поцеловал мою руку и скромно отступил в задние ряды.
– Сэр Арчибальд, – подозвал я, – этот амулет, как мне объяснили знатоки, может вызвать сильный ветер… на некоторое время. Не знаю, как и где это может пригодиться, но вы человек умный и продумывающий все вперед, сумеете им распорядиться не впустую.
Арчибальд, очень польщенный, принял амулет с выражением глубочайшей благодарности. Я кивком подозвал барона Торрекса.
– Вам жалую вот этот амулет. Он вызывает снег в любое время года, может заморозить воздух и даже крупного зверя превратить в сосульку.
Альбрехт наклонился к моему уху и шепнул:
– Откуда у вас столько чудесных вещей?
– В Гандерсгейме ими завалили, – ответил я с аристократической небрежностью. – Там их, как камней при дорогах. Для вас тоже кое-что припас…
– Что?
– Этот камешек увеличивает скорость любого коня под вами втрое.
Он улыбнулся.
– Не забываете, что я еще и лошадник?
– Хороший правитель, – напомнил я, – должен все помнить о своих соратниках. Дорогие друзья, вот еще куча амулетов, но так как я вас не привлекаю в обязательном порядке идти со мной и ловить этого Ночного Охотника, то разбирайте сами. Это военная добыча, так что все законно. Не украл, не подобрал, а честно убил и взял.
Стараясь не выказывать жадной заинтересованности, они приблизились к столу и рассматривали амулеты.
Сэр Жерар поинтересовался осторожно:
– Ваша светлость, большинство из них вижу впервые! Какой обладает каким умением?
– Если бы я знал, – ответил я честно. – В Гандерсгейме, возможно, свои разновидности демонов. Как я понял, здесь сегрегация просто чудовищная. Берите, берите! Сэр Растер, не хапайте кучу, у вас ладонь загребущая, знаю. Пусть и другим останется. Словом, мы вооружены так, что должны справиться с любым монстром! Не так ли?
Барон Альбрехт сказал предостерегающе:
– Погодите-погодите!.. Откуда он вдруг появился? То не было, а то вдруг?.. Именно когда мы здесь?
Арчибальд первым понял, на что намекает барон, сказал посуровевшим голосом:
– Боюсь, вы правы, барон. Скорее всего, монстр появился не сам по себе.
Сэр Растер прогудел досадливо:
– Да какая разница? Надо быстрее выйти, ночь же на дворе, встретить и убить.
– Погодите, сэр Растер, – сказал я. – Если это дело рук сторонников короля Кейдана, то будут пакости и дальше. С другой стороны, если вычислить вызывателя, можно будет заставить вернуть это чудище в ад.
– А если не согласится? – спросил наивно Палант.
Барон Альбрехт посмотрел с симпатией на его чистое юное лицо.
– Здесь глубокие темницы, – сообщил он мрачно. – И весьма умелые палачи.
– Не разбежались? – спросил сэр Арчибальд.
– Совсем наоборот, – ответил барон. – Понимают, с нами без работы не останутся.
Я выехал на Зайчике, барон Альбрехт на быстром скакуне, сэр Арчибальд и Альвар на таких же поджарых лошадях, даже барон Торрекс оставил охрану дворца на эту ночь.
– Езжайте на площадь, – сказал я, – догоню.
За высоким каменным забором слышны звонкие щелчки тетив по кожаным рукавичкам, довольные или огорченные вскрики, быстрый и напористый голос Асмера.
Я одолел соблазн направить коня прямо через забор, мы чинно въехали в ворота. При свете факелов десятка два лучников усердно упражняются, держа тяжелые луки на вытянутых руках, а пятеро стреляют в широкие мишени на дальнем конце.
Асмер весело покрикивает, передвигается с одного конца стрельбища на другой с удивительной скоростью, лицо живое, выражение постоянно меняется, словно сам не в состоянии зафиксировать какое-то одно.
Я засмотрелся, он редко бывает не в духе. Сейчас, как и обычно, полон жизни.
– Асмер!
Он оглянулся, заулыбался широко и довольно, исчез на том конце и оказался передо мной, а между этими двумя Асмерами лишь осталась быстро растаявшая полоска тумана.
– Ого, какие гости!
Я соскочил на землю, мы обнялись, я спросил:
– Ты как?
Он ответил счастливо:
– Скучаю по Зорру. Это хотел спросить? Но никуда отсюда не поеду. Почему-то так нравится этих дураков учить… Я даже не знал, что мне такая блажь понравится.
– Почему ночью?
– И ночью тоже, – поправил он. – Ночью вообще-то не так жарко. Днем гоняю до седьмого пота, а ночью…