Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки – король-консорт

   – Спасибо, – ответил я и добавил небрежно: – А последний, совсем малозначащий пунктик – это помощь других королей, если вдруг местные феодалы поднимут мятеж. Как вы понимаете, защитить другого короля – это вообще-то защитить и свою власть…
   Они умолкли, некоторое время переглядывались, затем герцог Гансмайер произнес с неудовольствием:
   – Ваше Величество, а не будет ли это вмешательством в дела другого королевства…
   Я вытаращил глаза.
   – Какого другого? Во-первых, союзного, во-вторых… только по официальной и законной просьбе верховного правителя! Мы не можем ввести войска по просьбе, скажем, канцлера или самого знатного из герцогов, это было бы незаконное вторжение, но если просит король… то все законно!.. Или у вас есть возражения?
   По их лицам было видно, что возражения теперь есть, еще какие весомые, но именно такие, что вслух не скажешь, хотя менее весомыми от этого не становятся.
   Король Бенджамин, который не хуже меня все видит и понимает, сказал голосом человека на троне:
   – Ваше Величество, мы все рады, что вы сумели составить такой договор… и убедили ряд королей его подписать. Я же со своей стороны и по полной, как вы видите, поддержке моих лордов, с огромным удовлетворением… даже с чувством огромного удовлетворения поставлю и свою подпись!
   Я поднялся, поклонился и сказал отрывисто:
   – Дорогие друзья, вынужден вас покинуть. Время не терпит, а даже весьма поджимает. Дел много…
   Альбрехт вышел вслед за мной, я видел, что поглядывает со странным выражением, но помалкивает.
   – Граф, – спросил я с раздражением, – что вы там молча про меня хрюкнули?
   – Да так, – ответил он мирно, – просто подумал, а что, мы в самом деле не можем ввести войска по просьбе канцлера или герцога?
   Я ответил раздраженно:
   – Какой дурак вам такое сказал?.. Конечно же, можем.
   Он каркнул довольно:
   – Ага!.. Так и думал. А что, если никто даже из них не обратится за помощью?
   – Так не бывает, – разъяснил я, – всегда найдется кто-то. Но даже если бы не нашлось, что невероятно в нашем многовекторном мире, вступили бы в действие законы всеобщей гуманности, приоритеты человеческих ценностей над нечеловеческими, мультикорректность и полирантность…
   Он спросил упавшим голосом:
   – А… что… это?
   Я отмахнулся.
   – Да вам какая разница? Я и сам не знаю. Это такая дымовая завеса из слов, что позволяет позволить себе демократические вольности. А если мы демократы, то бываем просто обязаны в удобных для нас случаях по долгу совести и чувства интернационализма…
   Он спросил опасливо:
   – А это что такое?
   – Мы все от Адама и Евы, – напомнил я. – Не слыхали? Но это правда, потому что так записано. Мы обязаны из сострадания к своим братьям, томящимся под гнетом жестокой диктатуры, ввести войска для помощи стонущему народу, лишенному всех прав, свобод, избирательного права и прочих привилегий как бы свободного человека! Мы ж за справедливость, или как?
   Он удовлетворением кивнул.
   – Я так и думал. Потому даже не стал спрашивать.
   – Вы правильный вице-канцлер, – сказал я с удовлетворением.
   – И вы правильный, – ответил он, – в каком-то смысле. Я имею в виду, король. Думаю, у Господа на вас есть некие смутные планы, если так спасает из ваших рискованных глупостей, переводя их в успешности.
   У Сатаны тоже планы, мелькнула мысль, и тоже грандиозные. Чем выше поднимаешься, тем плотнее опекают. Неужели в самом деле иду по дороге, которую для меня начертал Сатана?
   – С нами Бог, – ответил я чуть запоздало, – так кто же против нас?..
   Он поинтересовался деловито:
   – Для делегации устроить какое-нибудь празднество?
   – Нет, – отрезал я, – но скажите, что очень и даже страстно хотели, они такие дорогие гости, такие дорогие!.. но в данное время армия выступает в поход для наведения конституци… нет, принуждения местных бунтовщиков к миру. Да, это лучше. И рамки полномочий поширше.
   Он спросил деловито:
   – Насколько шире?
   Я поморщился.
   – Ну что вы такой законник?.. Просто шире, намного шире. Разве мы не широкие натуры? Вплоть до исчезновения границ. До каких пределов дойдем, там и будут наши границы на языке дипломатии. Главное, перебить побольше мятежных лордов, а то после окончания военного времени будет труднее. Правда, можно ввести комендантский час…
   – А что это?
   – То же самое военное время, – пояснил я, – только дискретно. С полуночи и до утра.
   – А-а-а, – сказал он понимающе, – очень хорошее время для арестов.
   – Только комендантский тоже нельзя держать долго, – предупредил я. – Как демократы, мы должны перебить всех нужных в установленные временные рамки. Можно, кстати, и ненужных.
   – Понимаю, – ответил он. – За это время нужно окончательно провести дозачистку, как вы поэтично говорите, неугодных элементов, чтобы оставшиеся ненужные… или нужные?.. а то я что-то запутался, жили в мире и благополучии.
   – Мы должны вести себя, – предупредил я, – как истинные и убежденные демократы!
   – Казнить только лордов?
   – Можно заодно и нейтралов, – пояснил я с отвращением, – что это за люди без ясно выраженной гражданской позиции? В Элладе таких остракировали, а Эллада в отдельно взятых случаях может служить примером, если это не противоречит святой церкви.
   – Ага, – сказал он, – простой люд ни в коем случае не трогать, да?.. Может быть, в отдельных случаях им можно даже разрешать грабить имения неугодных нам феодалов?
   Я кивнул.
   – Верно, граф. Тем самым они становятся соучастниками прес… гм, очищающего действия революционного процесса.
   – …и беззаветно преданными вам, – добавил он. – Я отмечу имения, грабеж которых не нанесет вашей казне ущерба.
   – А потом эти имения можно раздать, – сказал я, – самым мелким из наших сторонников. Безбаннерные и разоренным будут рады до свинячьего писка.
   – Ну да, – согласился он, – земля-то останется.
   – Но пир все же организуйте, – велел я. – Ничто так не сближает мужчин, как бабы и совместная выпивка…
   – Выпивка будет, – пообещал он, – а вот насчет баб надо подумать…
   – Обойдетесь, – сказал я строго. – Бабы потом! Король Ксеркс велел перед началом похода убивать всех женщин в лагере, чтоб о них даже не думали.
   – Все правильно, – сказал он со вздохом, – с глаз долой… Значит, бабы отпадают… гм… а как потом?
   – Когда установим справедливую и законную власть, – отрезал я, – и посадим на трон самого достойного, мудрого, справедливого, честного…
   Он прервал:
   – Ваше Величество, можете не продолжать! Я уже понял, кого посадим. Понятно, тогда и бабы, да?
   – Вам будет не до баб, – пообещал я зловещим голосом.
   – В-в-в-ваше в-в-в-Величество?
   – А из вице-канцлеров, – сказал я, сверля его взглядом, – в полноценные не желаете?.. Мало ли что, а придется!.. И не надо это вот ручками. Комель несу я, а вам только вершинку поддерживать. Одним пальчиком можно, не утрудитесь.
   Он проговорил несчастным голосом:
   – Да, тогда точно будет не до баб… И вообще…
   – Что «вообще»? – спросил я с подозрением. – Без всяких там «вообще»! Родина сказала «надо», отвечать «слушаюсь» и бросаться со всех ног исполнять. У вас ног, знаете, сколько вырастет? Сороконожка позавидует. Уж не думаете, что в новом укрупненном королевстве все остается по-прежнему?
   Он посмотрел исподлобья.
   – Всем раздадут пряники, а мне гирю на шею?
   – Вам тоже будет пряник, – пообещал я, – какой-нибудь поменьше. Может быть, чуточку обгрызенный… но разве я не принимаю со всех сторон обкусанный Варт Генц?
   – Сравнили, – сказал он сердито, – пирог и пряник!.. Да и не Варт Генц, а уже и не знаю что… А можно мне герб сменить? А то все больше кажется, что у предков недоставало чувства вкуса…
   – Нельзя, – ответил я с сожалением. – Власть короля так далеко не простирается. Это дело Королевской Коллегии и Церемониальной Гильдии. Я могу предложить какие-то пустячки вроде титула герцога или князя.
   Он подумал, сказал с сомнением:
   – Князя вроде бы лучше.
   – Чем?
   – Вы же князем не были? – спросил он. – А я побуду. А потом вас буду тыкать своим титулом.
   – Не только побудете, – уточнил я сварливо, – но и останетесь. Такие указы обратной силы не имеют. Я могу снять с вас голову, но не титул.
   Он подумал, почесал в затылке.
   – А может быть… лучше потерять титул?
   – Титул не теряем, – отрубил я. – А голова… что голова? Честь дороже!
   Он вздохнул, согласился.
   – Вообще-то да. Честь – это все. Нет чести – нет человека, а только какой-нибудь…
   – Демократ? – подсказал я.
   – Простолюдин, – закончил он. – Хотя, слышал, иногда и у простолюдинов бывает честь, долг, верность, отвага, храбрость, дурость… гм… в общем, я все понял.
   Я посмотрел на него с подозрением.
   – Так я ж ничего и не сказал!
   – А я все равно понял, – заверил он. – На то я и будущий канцлер, чтобы все понимать и принимать на себя, а вы вроде только мимо проходили и ни в чем не виноваты, весь в таких длинных белых перьях… с крапинками.
   – Какими такими крапинками?
   – Золотыми, – заверил он, честно глядя мне в глаза. – Золотыми, для вящего величия!

Глава 5

   Перед мной темный зал пугающих размеров, здесь живут великаны, а я совсем крохотный и ничтожный, страшно пройти через такой, мне бы под стеночкой, как чучундра. Везде мрак и тяжесть, повисшая в воздухе, больше похожем на воду, я иду сквозь него медленно, почти продавливаясь, а там вдали под стеной черный с золотом трон на помосте, отвратительный настолько, словно весь из человеческих костей и черепов. Но я не могу не идти к нему, меня несет некая мощная сила, над которой я не властен…
   От трона исходит такая отвратительная мощь, что я начинаю чувствовать некое странное, извращенное наслаждение. И по мере того как трон становится ближе и ближе, уже различаю единственное цветное пятно в этом мрачном темном мире: кричаще пурпурная подушечка на сиденье, простеганная по краям золотыми нитями, и с крупной золотой бахромой по краям.
   На подушке настолько черная корона в виде обода, что от нее во все стороны распространяется тьма. Сама корона с редкими зубчиками по всему ободу и одним-единственным драгоценным камнем, что должен располагаться на лбу.
   Чей-то незримый голос говорит настойчиво, что я не должен прикасаться к этой короне, но тело мое поднялось по ступенькам, а непослушные руки потянулись к короне…
   Из темноты справа и слева появились темные фигуры в темных плащах до полу, в руках черные свечи, выстроились в два ряда перед троном, а некто огромный, как сам зал, начал читать молитву, как я понял, задом наперед, словно я в зеркальном мире…
   Я вздрогнул так сильно, что больно ударился коленом о стену, сердце бешено колотится, а в голове еще звучит, медленно затихая, эта молитва чернокнижников.
   Бобик поднял голову, взгляд очень внимательный, глаза из коричневых стали пурпурными, словно чует опасного врага, даже клыки чуточку показал.
   – Спи-спи, – произнес я дрожащим голосом. – Мало ли что мне пригрезилось…
   Он опустил голову на лапы и тут же начал посапывать, верит, что я на страже, спасу его, надежного друга, если кто нападет…
   Спасу, подумал я мрачно. Меня бы кто спас.
   Остаток ночи не сомкнул глаз, со страхом вспоминая корону Повелителя Двух Миров, как ее называла Темная фея. Что-то все чаще этот символ власти посылает свой зов, словно получает силы от приближающегося Маркуса.
   Утром я собрал полководцев на брифинг, развернул карту на столе и провел пальцем по извилистой линии на карте.
   – Я иду с армией через Турнедо в Фоссано, – сказал я. – Другим краем Турнедо на юго-востоке соприкасается с Мезиной… Надеюсь, к тому времени ребята Норберта соберут всю нужную информацию, и мы будем знать, как там все на самом деле.
   Меганвэйл следит очень внимательно, у него такая же, над которой он в свободное время высчитывает расстояния между переходами, сколько где взять фуража и как провести войска с наименьшими потерями.
   – Ваше Величество, – проговорил он в сомнении, – я бы посоветовал взять армию побольше. Не ровен час…
   – Я уже сделал так, – огрызнулся я, – когда ушел из Сен-Мари. Сразу же началось. Вы знаете, что началось.
   Граф Арнубернуз сказал почтительно:
   – Не сразу, Ваше Величество.
   – Но все же началось, – буркнул я. – Нет уж, нет уж! Лучше пусть и после моего ухода местные феодалы чувствуют мою железную хватку на их нежных горлянках. А я уже там, если столкнусь с серьезным сопротивлением, запрошу подмоги.
   Он взглянул с вопросом в глазах, но промолчал. Подмога придет не скоро, прочел я в его глазах, Маркус вдруг да появится раньше, так что надо все рассчитывать точно и лишних шагов не делать.
   – Какие части берете с собой? – гулко спросил барон Хельмут.
   Меганвэйл ответил строго:
   – Его Величество передали мне подробнейший список.
   – А когда, – спросил Хельмут нервно, – огласите?
   – Барон, – произнес Меганвэйл еще строже, – перестаньте трястись, вы включены. И возможно, увидите южный океан.
   Хельмут вздохнул с таким облегчением, что крыша шатра приподнялась и затрепетала.
   Я сказал властно:
   – Все подробности у герцога Меганвэйла. Он знает всю стратегию движения армии вплоть до Большого Хребта. А я спешу нагнать передовые части сэра Норберта, что наверняка уже прошли половину Турнедо…
   Они вышли проводить меня, а когда я поднялся в седло, громко и пафосно выражали сожаление, что я снова один, а надо бы со свитой…
   Я вскинул руку в прощании, арбогастр красиво поднялся на задние ноги и грозно помесил копытами воздух под довольные крики лордов, все как один лошадники, как, впрочем, охотники и знатоки оружия.
   Бобик, наконец-то дождавшись таких черепах, черной стрелой метнулся в сторону юга, арбогастр отстал от него на долю секунды, но Адский Пес за это время оказался за сотню ярдов.
   Ветер заревел в ушах, я пригнулся и вспомнил о Зеркале Горных Эльфов, в свободные минуты я не раз доставал, сосредотачивался и пытался расширить кругозор, выискивая какую-то информацию.
   Жаль, что нельзя сосредотачиваться на человеке, чтобы увидеть, где он и что делает, это дало бы неизмеримо больше, а так я усиленно представлял, к примеру, тронный зал в Геннегау, однако тот большей частью оставался пустым, а когда я вызывал в воображении остальные залы один за другим, видел прогуливающихся придворных, но не слышал разговоры.
   На это уходили долгие и драгоценнейшие часы, что складывались в потерянные сутки, и в конце концов я сердито совал зеркало обратно в сумку и клялся использовать только для перемещений.
   Но с перемещениями свои проблемы…
   Я специально начал забирать чуть в сторону. Здесь у меня на карте обширное Зачарованное Место, куда никто не суется. На самом деле там лишь небольшое место, где происходят странности, да и то лишь с точки зрения простого и очень простого человека, но так как земли везде вдоволь, то тут на десятки миль вокруг не ступала нога человека.
   Давно не ступала, поправил я себя. К тому же я вроде бы человек, а я ступал тут, еще как ступал. Вместе с конем и Бобиком.
   Бобик вроде бы понял, что я ищу, отбегает вперед не слишком, принюхивается, уши торчком, вид азартный.
   Я не думал, что именно он учует, не его, бобиковского, ума дело, однако он весело и несколько озадаченно гавкнул еще издали, оглянулся с вопросом в чистых детских глазах.
   – Что, – сказал я саркастически, – опять барсука учуял?
   Арбогастр, не дожидаясь команды, пошел в его сторону галопом, а я, едва оказались рядом с Бобиком, ощутил, как воздух впереди начал мелко-мелко подрагивать, словно каменистая земля успела накалиться, и восходящие потоки стали видны невооруженным глазом. Я одновременно и приободрился, и от волнения во рту пересохло, а сердце стало бухать часто и тревожно.
   Бобик то и дело оглядывался на меня с видом крайнего ожидания и нетерпения.
   – Ребята, – сказал я, – вам придется подождать. Я туда и обратно! Клянусь. А вы тут пока отдохните от меня. Бобик, научи конячку ловить кабанов, а ты, Зайчик, обучи его траву есть, это полезно. Ну и старые подковы, если железа в крови не хватает…
   Они посмотрели на меня в изумлении, чувство юмора есть только у людей, даже у женщин встречается, хотя редко и какое-то непонятное, а вот все звери – существа честные и бесхитростные, за что на них никогда не бывает греха.
   Я покинул седло и шагнул к призрачной стене, которую и не увидеть, если не присматриваться. Когда вдвинулся в нее, ощутил сильнейший холод, может быть, обеззараживание, что тут же исчезло, а я пошел внутри этого странного здания.
   Несмотря на то что с Эркхартой установлен контакт, все же я старался держаться с самым хозяйским видом, словно жил здесь и руководил всем-всем, а то вдруг ни с того ни с сего вдруг решит, что зачем-то обманываю, дура.
   Знакомые рельсы, пошел по ним, а потом вспомнил, как долго тянутся, пожалел, что не на Зайчике, но останавливаться поздно, прибавил шаг, даже побежал трусцой, пока впереди не выросла стена, на этот раз вовсе не призрачная, а вполне реальная, с полностью зеркальной поверхностью… вот только рельсы уходят прямо в нее.
   В двойника всматриваться не стал, хотя, конечно, на такого красавца стоит поглядеть, особенно вот в этой гордой позе… или вот в этой, исполненной внутреннего достоинства, как, впрочем, и наружного…
   Задержав дыхание, ломанулся в эту зеркальность.
   И стена, больно ударив в лоб, отшвырнула с таким презрением, что я почти услышал ее фырканье. Я невольно потрогал ушибленное место, повернул на пальце кольцо Хиксаны Дейт и снова шагнул к стене, уже невольно приготовившись к удару о твердое.
   Стене насрать на мои чуйства, она ощутила приказ кольца и послушно подалась перед моим лосиным натиском. Я задержал дыхание, готовый проламываться долго, как через крепостные стены из гранита, однако сразу же перед глазами взорвался фейерверк, и я обнаружил себя внутри огромнейшего ангара, таким можно накрыть целый город, если не королевство.
   Я перевел дыхание и заговорил громко и как можно бодрее, как и положено человеку военному, который постоянно ясен:
   – Эркхарта!.. Это я, золотце, твой хозяин и даже повелитель. Не спишь?
   В ответ раздался милый щебечущий голос:
   – Я никогда не сплю.
   – Прекрасно, – ответил я с облегчением. – Слушай, у тебя вроде голос изменился?
   – Это ты велел, – сообщила Эркхарта.
   – Да? – изумился я. – Что за дурак… Это я о чем-то высоком, даже весьма высоком, задумался, я часто о нем думаю, когда возвышаюсь над миром, вот и брякнул. Верни обратно, а то все кажется, будто дура какая…
   Через мгновение прозвучал сильный голос уверенной в себе женщины:
   – Восстановлены прежние параметры.
   – Прекрасно, – сказал я совсем бодрым голосом, Эркхарта выполняет указания, живем, – а то когда такой милый голосок, то и говоришь о милом, а сейчас как бы не очень, когда Маркус приближается…
   Эркхарта не проронила ни слова, я вспомнил, что это больше машина, чем человек, чаще всего не реагирует, если нет прямого вопроса, поинтересовался:
   – Ты же знаешь, что такое Маркус?
   – Нет, – прозвучал ее голос.
   Я изумился.
   – Как?.. Это же нечто из космоса! Ты должна знать!
   – Почему? – ответила она. – Меня космос никогда не интересовал. Моим заданием было перевозить руду. По одному и тому же строго выверенному маршруту.
   – Маркус, – сказал я, – это такая погибель из глубин космоса… или не космоса, а из других измерений, пространств… не знаю. Но здесь все будет уничтожено. Ты такое уже видела?
   Голос прозвучал ровный и бесстрастный:
   – Трижды. Катаклизм, что ломает земную кору. Его вызывает Маркус?
   – Да, – ответил я. – Бороться с ним ты не сможешь, простой транспортник, оружия на борту нет. Или я просто плохо искал? И вообще… не представляешь, уже вижу. Тогда посмотри вот на это.
   Я отыскал взглядом ровный стол, хотя это вряд ли стол, но поверхность идеально чистая и гладкая, снял и с плеча седельную сумку, которую всегда таскает Зайчик. В одном отделении мирно хранятся зерна, которых так страшится Гугол.
   Высыпав их на поверхность, я сказал с отчаянной надеждой:
   – Посмотри внимательнее. Ты должна знать… хотя бы некоторые.
   – Да, – прозвучал голос, и впервые я уловил в синтезированном голосе оттенок человеческого чувства, глубокой печали, – я знаю, что это…
   – Какие из них?
   – Все, – ответил голос, – но это все для другого мира… и других людей. Это все бесполезно.
   – Кое-что может работать и сейчас, – прервал я. – Есть среди них оружие?
   Голос ответил уже ровно и бесстрастно:
   – Нет.
   Я молча ругнулся в бессилии, только что вертелась соблазнительная мысль, что шарахну по этому чудовищу из космоса еще на подлете, так что сгорит в верхних слоях атмосферы. В крайнем случае посыплются обломки, но это уже не катастрофа, а разве что родится еще одна легенда о Фаэтоне.
   – Тогда все пропало, – сказал я упавшим голосом. – Ладно, что делать… Извини, что разбудил… Ах да, ты же не спишь… А можешь сказать, какое зерно что создаст?
   – Могу, – ответил голос из пространства, – но ты не поймешь.
   – Ладно, – сказал я, сдаваясь, – ты права. Но что-то вдруг пойму? Хотя бы в слабом приближении?.. Нет-нет, рисковать и активировать не стану. Это у меня просто страсть к познанию, как у Гегеля.
   Голос помолчал, но мне показалось, что незримый луч прошелся над кристаллическими зародышами, высвечивая их и сравнивая их параметры с теми, что хранятся в памяти скайбаггера.
   – Все целы, – прозвучал голос минуту спустя, – все могут быть активированы. Все пока абсолютно бесполезны…
   Я услышал нечто в голосе, спросил поспешно:
   – Все или почти все?
   – Все, – ответил голос и окончательно похоронил мои надежды, – даже скардер, которому теперь некому подавать сигналы.
   Я встрепенулся.
   – Какой скардер? Что он делал?
   – Указывал место посадки, – сообщил голос.
   – Давай подробнее, – потребовал я. – Это что-то типа маяка?
   – Я не знаю, что такое маяк.
   – Ладно-ладно, ты только не волнуйся. Зайдем с другого конца…
   – Какого?
   – Другого, – пояснил я. – Этот скардер указывал таким же транспортникам, как ты? Или всяким?
   – И транспортникам тоже.
   – Ага, – сказал я с облегчением. – А пассажирским лайнерам? Ну, где людей перевозили?
   – Люди обычно перевозились сами, – ответил голос. – Но я поняла, да, и людей тоже.
   Я спросил с замиранием сердца:
   – А военным?
   Голос ответил бесстрастно:
   – Военным? Что это?
   – Не важно, – сказал я быстро, – ты только не волнуйся. В общем, указывал всем-всем?.. И ему подчинялись?
   Я даже дышать перестал, ожидая ответ, Эркхарта ответила ровным голосом, но я ухитрился в нем услышать то ли удивление моими умственными способностями, то ли презрение к их уровню:
   – Конечно. Все получали… силу.
   – Топливо?
   – Да, – ответил ее голос, – топливо. По лучу. Но только надо опустить звездолет совсем близко.
   – Понятно, – прервал я радостным голосом, что это мне понятно, – чтобы уменьшить потери при беспроводной передаче на большие расстояния! Верно? Вот видишь, и я могу тебя чему-то научить. Эркхарта, ты просто чудо, а не транспортник!.. Уверяю тебя, скоро-скоро мы все восстановим и ты снова начнешь возить руду с дальних планет и астероидов… Ну, по шкале вечности совсем скоро…
   В ответ молчание, что и понятно, на риторические вопли Эркхарта не реагирует, но мне это неважно, сердце в диком ликовании стучит так, что раскачивает меня в стороны.
   – Эркхарта, – сказал я, – все упирается в этот Маркус. Если получится как-то от него защититься… я имею в виду, не дать ему позволить разрушить все на поверхности земли…
   Она промолчала, на недосказанные фразы не реагирует вовсе, я договорил, тщательно подбирая фразы:
   – То потом, после такой победы, можно и отдохнуть. Не так ли?
   Она ответила нейтрально:
   – Не знаю. Я в отдыхе не нуждаюсь.
   – Восхитительно, – сказал я. – Но имею в виду, что после победы можно ненадолго оставить дела там на земле и пошарить здесь у тебя.
   Я затаил дыхание, пока что меня не пропускают дальше прихожей, довольно нагло говорить о таком, однако голос Эркхарты произнес ровно и без всяких эмоций:
   – Если остановишь Маркус…
   Она словно бы запнулась, перебирая варианты и листая старые инструкции, а то и вовсе за их неимением стараясь определиться с тем статусом, который будет у меня после такого деяния.
   – То что? – спросил я, не утерпев.
   После паузы голос ответил так же ровно:
   – Ты подтвердишь свой допуск… и тебе будут открыты все помещения. В том числе и к механизмам управления.
   Я подпрыгнул, вскинул кулак в зверином жесте, надо Эркхарте объяснить, что это символ программирования вселенной, потому да, легитимно, сказал пылко:
   – Не прощаюсь!.. Скоро увидимся.
   – До свидания, – ответила она так же ровно, – человек Ричард.