– Если бы я тогда умер под тем деревом от ран, в столице и королевстве могли бы не узнать о моей гибели. И считали бы, что я убежал за пределы, спасая шкуру!
– Уверен, – заявил я с подъемом, – так бы не подумали. Ваша репутация была и остается чиста в рыцарских глазах. Но, конечно, хорошо, что все заканчивается хорошо.
Что я несу, мелькнула мысль, он же помчится к плахе, где скатится на окровавленный помост его голова…
Однако барон выпрямился в седле такой гордый и красивый, что я подумал невольно: это я дурак, чего-то недопонимаю, он в самом деле считает, и все вокруг так считают, что все заканчивается хорошо, ибо что наши жизни в сравнении со славным и могучим древом рода?
Глава 10
Глава 11
– Уверен, – заявил я с подъемом, – так бы не подумали. Ваша репутация была и остается чиста в рыцарских глазах. Но, конечно, хорошо, что все заканчивается хорошо.
Что я несу, мелькнула мысль, он же помчится к плахе, где скатится на окровавленный помост его голова…
Однако барон выпрямился в седле такой гордый и красивый, что я подумал невольно: это я дурак, чего-то недопонимаю, он в самом деле считает, и все вокруг так считают, что все заканчивается хорошо, ибо что наши жизни в сравнении со славным и могучим древом рода?
Глава 10
Я подождал, когда отряд проедет под аркой ворот, затем искоса наблюдал, как старый лорд нежно обнимает и уводит обратно в замок жену, она только сейчас позволила себе выронить слезу, при сыне держалась и даже улыбалась ему, подавляя все материнские инстинкты.
– Ладно, – пробормотал я, – это не мое дело. Хотя и мое, конечно, как христианина, но и христианство должно умерить свои аппетиты. Иначе будет вмешательство в суверенные права и даже в частную жизнь…
Молодой барон отправился в обратный путь, пробыв в семье меньше суток, а я вынужденно принял приглашение герцога погостить у них еще денек, потому что разбудил ведьму раньше времени. Теперь как бы обязан что-то да предпринять, а старый лорд явно надеется, что я именно что-то сделаю такое, что отведет от них беду.
Когда вернулся в донжон, за спиной послышались быстрые шаги, я определил, даже не оглядываясь, что догоняет кто-то из старших слуг, только у них эта походка, смесь угодливого подгибания ног и начала спесивости.
Управитель догнал, пошел рядом, опасливо поглядывая на мое полное величия и надменности лицо.
– Ваше Высочество, – произнес он умоляюще. – Может быть, вы больше не станете туда ходить? Я имею в виду… в склеп.
Я ответил в изумлении:
– Да я и не собирался. Мне тоже пора в столицу. Не по такому важному и красивому делу, как у молодого барона, но тоже в некотором роде. Для меня важному.
Он просиял:
– Правда? А то мне показалось…
– Что? – спросил я с подозрением.
– У вас вчера было такое лицо, – признался он, – какое бывает у тех, кто возвращается. Я даже не знаю, как вы вообще сумели к ней попасть, там двери отпираются только изнутри…
Я насторожился, по спине пробежал знакомый холодок.
– Что, правда?
– Клянусь.
– Что за, – пробормотал я, – что за… нет, мне надо ехать. Весьма. Ибо!.. Такова жизнь сюзеренов. Я хоть и консорт, но в какой-то мере еще и человек, хотя я даже не знаю и знать не хочу, что тут понимают под словом «консорт».
Он сказал обрадованно:
– Молодому лорду отец дал для сопровождения двенадцать воинов, но вы, возможно, догоните его и поедете с ним, раз уж вам обоим в столицу?
– Разумеется, – ответил я. – Еще как догоню, если успею. Я пообещал вашему лорду погостить… думаю, ночи будет достаточно, а утром вот так же точно ускачем.
Он просиял.
– Ваше Высочество! Тогда я распоряжусь, чтобы вас развлекли в эти сутки. Как вы понимаете, старому лорду лучше побыть наедине со своим горем или хотя бы в кругу семьи…
– Все в порядке, – заверил я. – Меня не обидит, если развлекать меня будет не старый лорд, а молодая служаночка.
Он сказал понимающе:
– Ваше Высочество! Вы не будете разочарованы. Я понимаю, ваша венценосная супруга и повелительница осталась в Мезине, а вы тут имеете полное право тайком развлечься… пока грозная королева Ротильда в неведении.
– Да, – пробормотал я, – все верно. Вы прекрасно все понимаете.
– Все останется в тайне, – заверил он.
– Надеюсь на вас, – сказал я значительно. – Сэр…
Он все понял, поклонился и застыл на месте, пока я поднимался по лестнице и наконец не скрылся из виду.
На втором этаже я все еще прикидывал, что скажу королю, но зашелестело, отвлекая от государственных мыслей, женское платье, пахнуло свежестью и молодостью девичьего тела, это из двери соседнего зала почти выбежала леди Карентинна, та из сестер, что никогда не заговорит с мужчиной из-за дикой застенчивости, как сообщила ее сестра Мелисса.
Сейчас она почему-то запыхавшаяся, в глазах страх, в тонких пальцах вышитый платочек, прижимает его к груди так трогательно, что я забеспокоился, не вздумает ли подарить в наивной надежде, что подцеплю на шлем или копье.
– Ваше Высочество!
Голос ее был испуганно-пищащий, но и страстный в той мере, что позволяет верить в ее взросление, все-таки уже не ребенок, вон в низком вырезе платья отчетливо видны края белоснежных холмиков.
– Да, леди?
Она вскрикнула:
– Я услышала страшную весть…
– Не обращайте внимания, – сказал я покровительственно. – Вся жизнь бывает страшная. Но когда привыкнешь, жить почти можно.
– Ваше Высочество, – проговорила она почти плачуще, – слуги говорят, вы спускались в склеп…
– Ну…
– И для вас открылись двери!
– Было такое, – согласился я. – Хотя двери, вообще-то, я сам открыл. А что такого особенного?
Она оглянулась, широко ли открыт проем в соседний зал, чтобы оттуда могли видеть, где мои руки, только при широко распахнутых дверях приличная девушка может разговаривать с мужчиной.
– Сэр Ричард, – проговорила она с мольбой, – я так тревожусь за вас! Та ведьма… она ведь показалась вам красивой?
– Графиня Карелла фон Кенигсегг-Аулендорф, – ответил я с честностью рыцаря на турнире, – очень красивая. Что делать, бывают же такие женщины. В смысле, тоже красивые, кроме вас, конечно. Хотя вы вроде бы совсем живая, а она как бы не.
Она сказала еще жарче, совсем не похожая на ту, которую нарисовала в моем воображении Мелисса:
– Это колдовство! Она не может быть такой! На самом деле должна быть уродливой! По-настоящему красивым нет нужды заниматься колдовством!
Я посмотрел на нее с уважением.
– А вы правы, леди. Хотя, конечно, я не рассмотрел там никаких чар, она вроде бы в самом деле такая. Но вот вы да, и красивая, и вполне вероятно, что не колдунья.
– Она вам лгала, – сказала она страстно. – Я же вижу, вас уже подло и низко очаровали! А это так недостойно, хотя женщинам можно все… О, что сделать, что сделать, чтобы вас спасти!
Я пробормотал:
– Вообще-то, женщины должны знать, как спасать мир…
– Сэр Ричард?
Я посмотрел откровенным взглядом, ее нежные щеки тут же залило жарким румянцем.
– Сэр Ричард… – пролепетала она упавшим голосом.
– Да, леди?
– Вам нужно перестать думать о ней, – прошептала она слабым голосом, – как о красивой.
– Увы, – ответил я грустно. – Такое можно только клин клином. К сожалению, леди Карентинна… ах, какое прекрасное имя!.. Вы сами его выбрали? У вас прекрасный вкус… Родители? У них тоже есть вкус… В общем, мужчины все такие… Жаждем быть очарованными! Околдованными, попавшими в сладкие женские сети…
– И нельзя вас спасти?
Я пожал плечами.
– Разве что набросить свою сеть раньше.
Она посмотрела на меня беспомощно, щеки уже не алые, а пурпурные, горят жарким румянцем уши и нежная шея.
– Я бы сделала, – проговорила она умоляюще, – но я уже ничего не умею, я только два дня как из монастыря, где воспитывалась с семи лет…
Я развел руками.
– Леди Карентинна… Я в какой-то мере отец народа, потому должен о всех заботиться. Думаю, это мой долг помочь и вам. Ну, а заодно покажу, как позаботиться обо мне.
– Сэр Ричард!
Я сказал тихонько:
– Я собирался отбыть, но ваш отец уговорил задержаться еще на сутки. Все равно догоню и обгоню юного лорда, так что как бы весьма…
Она пугливо оглянулась по сторонам. В дальние двери пару раз заглянули, но, к счастью, мы далеко, наши голоса туда не достигают.
– Я приду к вам, – прошептала она. – Ждите…
– Клянусь, – ответил я ошарашенно. – Вы настоящая женщина, леди Карентинна.
Бобик подошел к двери и прислушался. В коридоре послышались приближающиеся шаги. Мужские, что неинтересно, и какие-то медленно мелкие, что совсем ни в одни ворота.
Я обернулся на стук.
– Открыто!
Вошел священник, посмотрел на меня исподлобья.
– Вы мне совсем не нравитесь, – сказал он хмуро, забыв хотя бы перекрестить, – Ваше Высочество… как и я вам. Но вы наверняка снова отправитесь в склеп, который почему-то открыл вам двери.
Я пробормотал:
– Ну… допустим. И что?
Он вытащил из складок рясы, где у него наверняка несколько широких карманов, чтобы прятать всякие непристойные вещи, книгу среднего формата.
– Возьмите с собой, – сказал он отвратительно непререкаемым тоном. – И, если возникнет нужда, читайте громко и внятно отсюда.
Он положил на стол и отступил на шаг. Я сказал вяло:
– Там что-то новое?
Он произнес сухо:
– Всего хорошего, Ваше Высочество!
Я промолчал, а он ушел так же неожиданно, как и появился. Я пожал плечами, странные здесь люди, без всякого интереса потрогал книгу, раскрыл.
Судя по тексту, молитвенник. Старинный, бумага желтая и с обтрепанными, как у старой бабочки крылья, краями страниц. Писец трудился старательно, однако вижу по почерку, где торопился, где чуть-чуть схалтурил, пусть и самую малость, но мне как-то без разницы, даже при скудном свете все буковки различаю отчетливо, но все равно как-то не верится, что мой голос или слова древних заклятий, благозвучно именуемых теперь молитвами, остановят ведьму, могучую настолько, что вместо привычной смерти просто засыпает, чтобы проснуться всемогущей.
– Ну хорошо, – сказал я внимательно наблюдающему за мной Бобику, – я же запасливый, верно?
Он поморщился и лег мордой к двери, чтобы не упустить все просачивающиеся в узкую щель под дверью запахи.
Я покосился на молитвенник, вряд ли стоит брать с собой не только сейчас, но и вообще, вышел и плотно закрыл за собой, пока Бобик не вышел на очередную прогулку и не опустошил попутно все кухонные запасы.
В коридоре страж посмотрел на меня и загадочно ухмыльнулся. Я посмотрел холодно, но ничего не сказал, прошел мимо к лестнице, что ведет на дозорную башню.
Можно догадаться, что он подумал, я, вообще-то, знаю тоже не меньше десятка анекдотов про консортов, но все простенькие. Самые изощренные крутятся вокруг брачного ложа. По мнению местных, уже сама мысль, что женщина может залезть сверху, глубоко оскорбительна для мужчины, позорящая его навечно. А консорты как бы обязаны покорно лежать и терпеть женские ласки. Ха, они не представляют, что через тысячу лет сами будут мечтать о таком счастье…
Винтовая лестница довольно быстро привела на самый верх, обзорная площадка с конической крышей от дождей, ветхое ограждение, лучше не опираться, и один страж в кожаных латах, ветеран с виду, но с такой скучающей мордой, словно и не ветеран, а суперветеран.
– Бдим?
Он смерил меня взглядом с головы до ног, подниматься не стал, я хоть и принц, но из чужой страны, к тому же вообще, ха-ха, консорт, уже все, даже слуги, знают.
– Еще как, – ответил он вяло. – Бдим, а как же…
– А как? – поинтересовался я.
– А никак, – ответил он почти нагло. – Что тут бдить?.. Все всегда спокойно.
– Говорят, – сказал я, – лорд Чедвик пробует передвинуть межу…
Он отмахнулся.
– Так передвигать можно двести лет, пока отсюда ее увидишь. Глупое занятие – торчать здесь. Но что поделаешь, за это платят.
Я посмотрел по сторонам, вид прекрасный. Замок хоть и не на горе, но во все стороны ровная, как обеденный стол, поверхность, видно далеко и четко, ветра нет, пыли подниматься пока вообще рано, воздух чист, как детское горе.
Он наблюдал за мной с ленивой насмешкой, а я всмотрелся в далекую искру света, странно подрагивающую, словно огонь в маяке, периодически перекрываемый заслонкой, чтобы привлечь внимание.
– Что это за?..
Он посмотрел в ту сторону.
– Что… а-а, вы видите? Будто огонек от далекого костра?
– Примерно, – ответил я, – только не оранжевый.
– Тогда это мандрагора, – ответил он уверенно. – У меня не такие острые глаза, но знаю, что там может светиться только она. Погодите, вот когда стемнеет, она будет не просто светиться…
Я посмотрел на небо, еще далеко и до полудня, солнце не скоро спрячется за темными с поджаренными краями облаками, чтобы эта самая мандрагора разгорелась во всю мощь.
– Надо бы посмотреть, – пробормотал я. – Время до вечера есть.
Он вздрогнул, быстро-быстро перекрестился, трижды сплюнул, и все в таком темпе, что я едва успевал видеть, что делает.
– Ваше Высочество! – сказал он патетически. – Вы хоть и консорт, но должны же понимать, что туда никто в здравом уме не сунется. Хотя насчет консортов, правда, не знаю. Мандрагора светится там, где согрешил Адам!.. А это самое проклятое место на земле!
– Ну уж и самое, – проговорил я. – Что за мания величия…
– Ваше Высочество, – заверил он, – народ не ошибается! Все так говорят.
– Много же этот Адам грешил, – сказал я с уважением. – Эта мандрагора где только не растет…
– А светится?
Я пожал плечами.
– Видел только днем. При ярком солнце.
– Значит, – сказал он с убеждением, – светится только наша.
– Что, – поинтересовался я, – здесь Адам как-то согрешил особенно?.. Хотя да, сперва очень тесно общался с Лилит, а также со всякими, гм… Хотя и потом, все-таки прожил девятьсот тридцать лет… Странно было бы ожидать, что все это время будет делить постель только с Евой, мы же унаследовали от него не только мозги, но и всякие там чувства?.. Да и после смерти Авеля он расстался с Евой на сто тридцать лет, все это время греб под себя все, что хоть как-то… В общем, я быстро. Туда и обратно. Только посмотрю.
Он вскрикнул в ужасе:
– На нее даже смотреть близко нельзя!.. А уж попытаться выдернуть из земли… Она так кричит, что всякий сходит с ума. Чтобы ее выдернуть, сперва затыкают уши смолой или воском, привязывают к ней черную собаку, а потом, волоча на длинной веревке перед собакой кусок мяса, понуждают ее тянуться за ним. Мандрагора выдергивается из земли, бедная собака издыхает, а у счастливца в руках оказывается этот волшебный корень…
– Что? – сказал я грозно. – Собака издыхает?.. Да я таких самих заставлю руками выкапывать!.. Нет уж, обойдемся без этого сгустителя астральной энергии или что там ему приписывают…
Он вскочил, зябко передернул плечами, но на глазах ожил, сказал быстро:
– Вы здесь гость, старый лорд велел вас оберегать и всячески угождать… ну, по мере сил, чтоб не чересчур.
– А чересчур, – спросил я, – это сколько?
– На наше усмотрение, – заверил он, – так что если пойдете смотреть на мандрагору, а то еще и выдергивать, то я, как покорный слуга герцога, пойду вас сопровождать!
Я сказал понимающе:
– Что, настолько обрыдло торчать, как петух на заборе?
– Еще как, – ответил он честно.
– Хорошо, – сказал я. – Пойдем. Не люблю сидеть без дела.
– А пировать? – спросил он.
Я отмахнулся.
– Это тоже не дело, а завершение дела. Пировать просто так… это позор. Пир должен быть только после победы!
Он послушно пошел следом, едва не наступая от усердия на пятки, хотя я спускался не так уж и важно, все равно никто не видит и не оценит.
– Тебя как зовут? – спросил я.
– Франк, Ваше Высочество.
– Иди вниз, – распорядился я, – и скажи во дворе, чтобы оседлали моего вороного и что-нить поплюгавее для тебя. А я пока поднимусь к себе, собаку надо взять.
Он ухмыльнулся.
– Это обязательно. Они жутко обижаются, если оставлять дома.
Бобик ринулся мне на шею, исцеловал, как-то почуял издали, что сейчас отправимся хотя бы в короткий поход, это же так интересно – видеть новые места!
– Даже кухню оставишь? – спросил я. – В самом деле преданный друг.
Он тяжело вздохнул, кухню оставлять всегда жалко, но что поделаешь, просторы зовут и кличут, нельзя не откликаться на их зов.
– Ладно, – пробормотал я, – это не мое дело. Хотя и мое, конечно, как христианина, но и христианство должно умерить свои аппетиты. Иначе будет вмешательство в суверенные права и даже в частную жизнь…
Молодой барон отправился в обратный путь, пробыв в семье меньше суток, а я вынужденно принял приглашение герцога погостить у них еще денек, потому что разбудил ведьму раньше времени. Теперь как бы обязан что-то да предпринять, а старый лорд явно надеется, что я именно что-то сделаю такое, что отведет от них беду.
Когда вернулся в донжон, за спиной послышались быстрые шаги, я определил, даже не оглядываясь, что догоняет кто-то из старших слуг, только у них эта походка, смесь угодливого подгибания ног и начала спесивости.
Управитель догнал, пошел рядом, опасливо поглядывая на мое полное величия и надменности лицо.
– Ваше Высочество, – произнес он умоляюще. – Может быть, вы больше не станете туда ходить? Я имею в виду… в склеп.
Я ответил в изумлении:
– Да я и не собирался. Мне тоже пора в столицу. Не по такому важному и красивому делу, как у молодого барона, но тоже в некотором роде. Для меня важному.
Он просиял:
– Правда? А то мне показалось…
– Что? – спросил я с подозрением.
– У вас вчера было такое лицо, – признался он, – какое бывает у тех, кто возвращается. Я даже не знаю, как вы вообще сумели к ней попасть, там двери отпираются только изнутри…
Я насторожился, по спине пробежал знакомый холодок.
– Что, правда?
– Клянусь.
– Что за, – пробормотал я, – что за… нет, мне надо ехать. Весьма. Ибо!.. Такова жизнь сюзеренов. Я хоть и консорт, но в какой-то мере еще и человек, хотя я даже не знаю и знать не хочу, что тут понимают под словом «консорт».
Он сказал обрадованно:
– Молодому лорду отец дал для сопровождения двенадцать воинов, но вы, возможно, догоните его и поедете с ним, раз уж вам обоим в столицу?
– Разумеется, – ответил я. – Еще как догоню, если успею. Я пообещал вашему лорду погостить… думаю, ночи будет достаточно, а утром вот так же точно ускачем.
Он просиял.
– Ваше Высочество! Тогда я распоряжусь, чтобы вас развлекли в эти сутки. Как вы понимаете, старому лорду лучше побыть наедине со своим горем или хотя бы в кругу семьи…
– Все в порядке, – заверил я. – Меня не обидит, если развлекать меня будет не старый лорд, а молодая служаночка.
Он сказал понимающе:
– Ваше Высочество! Вы не будете разочарованы. Я понимаю, ваша венценосная супруга и повелительница осталась в Мезине, а вы тут имеете полное право тайком развлечься… пока грозная королева Ротильда в неведении.
– Да, – пробормотал я, – все верно. Вы прекрасно все понимаете.
– Все останется в тайне, – заверил он.
– Надеюсь на вас, – сказал я значительно. – Сэр…
Он все понял, поклонился и застыл на месте, пока я поднимался по лестнице и наконец не скрылся из виду.
На втором этаже я все еще прикидывал, что скажу королю, но зашелестело, отвлекая от государственных мыслей, женское платье, пахнуло свежестью и молодостью девичьего тела, это из двери соседнего зала почти выбежала леди Карентинна, та из сестер, что никогда не заговорит с мужчиной из-за дикой застенчивости, как сообщила ее сестра Мелисса.
Сейчас она почему-то запыхавшаяся, в глазах страх, в тонких пальцах вышитый платочек, прижимает его к груди так трогательно, что я забеспокоился, не вздумает ли подарить в наивной надежде, что подцеплю на шлем или копье.
– Ваше Высочество!
Голос ее был испуганно-пищащий, но и страстный в той мере, что позволяет верить в ее взросление, все-таки уже не ребенок, вон в низком вырезе платья отчетливо видны края белоснежных холмиков.
– Да, леди?
Она вскрикнула:
– Я услышала страшную весть…
– Не обращайте внимания, – сказал я покровительственно. – Вся жизнь бывает страшная. Но когда привыкнешь, жить почти можно.
– Ваше Высочество, – проговорила она почти плачуще, – слуги говорят, вы спускались в склеп…
– Ну…
– И для вас открылись двери!
– Было такое, – согласился я. – Хотя двери, вообще-то, я сам открыл. А что такого особенного?
Она оглянулась, широко ли открыт проем в соседний зал, чтобы оттуда могли видеть, где мои руки, только при широко распахнутых дверях приличная девушка может разговаривать с мужчиной.
– Сэр Ричард, – проговорила она с мольбой, – я так тревожусь за вас! Та ведьма… она ведь показалась вам красивой?
– Графиня Карелла фон Кенигсегг-Аулендорф, – ответил я с честностью рыцаря на турнире, – очень красивая. Что делать, бывают же такие женщины. В смысле, тоже красивые, кроме вас, конечно. Хотя вы вроде бы совсем живая, а она как бы не.
Она сказала еще жарче, совсем не похожая на ту, которую нарисовала в моем воображении Мелисса:
– Это колдовство! Она не может быть такой! На самом деле должна быть уродливой! По-настоящему красивым нет нужды заниматься колдовством!
Я посмотрел на нее с уважением.
– А вы правы, леди. Хотя, конечно, я не рассмотрел там никаких чар, она вроде бы в самом деле такая. Но вот вы да, и красивая, и вполне вероятно, что не колдунья.
– Она вам лгала, – сказала она страстно. – Я же вижу, вас уже подло и низко очаровали! А это так недостойно, хотя женщинам можно все… О, что сделать, что сделать, чтобы вас спасти!
Я пробормотал:
– Вообще-то, женщины должны знать, как спасать мир…
– Сэр Ричард?
Я посмотрел откровенным взглядом, ее нежные щеки тут же залило жарким румянцем.
– Сэр Ричард… – пролепетала она упавшим голосом.
– Да, леди?
– Вам нужно перестать думать о ней, – прошептала она слабым голосом, – как о красивой.
– Увы, – ответил я грустно. – Такое можно только клин клином. К сожалению, леди Карентинна… ах, какое прекрасное имя!.. Вы сами его выбрали? У вас прекрасный вкус… Родители? У них тоже есть вкус… В общем, мужчины все такие… Жаждем быть очарованными! Околдованными, попавшими в сладкие женские сети…
– И нельзя вас спасти?
Я пожал плечами.
– Разве что набросить свою сеть раньше.
Она посмотрела на меня беспомощно, щеки уже не алые, а пурпурные, горят жарким румянцем уши и нежная шея.
– Я бы сделала, – проговорила она умоляюще, – но я уже ничего не умею, я только два дня как из монастыря, где воспитывалась с семи лет…
Я развел руками.
– Леди Карентинна… Я в какой-то мере отец народа, потому должен о всех заботиться. Думаю, это мой долг помочь и вам. Ну, а заодно покажу, как позаботиться обо мне.
– Сэр Ричард!
Я сказал тихонько:
– Я собирался отбыть, но ваш отец уговорил задержаться еще на сутки. Все равно догоню и обгоню юного лорда, так что как бы весьма…
Она пугливо оглянулась по сторонам. В дальние двери пару раз заглянули, но, к счастью, мы далеко, наши голоса туда не достигают.
– Я приду к вам, – прошептала она. – Ждите…
– Клянусь, – ответил я ошарашенно. – Вы настоящая женщина, леди Карентинна.
Бобик подошел к двери и прислушался. В коридоре послышались приближающиеся шаги. Мужские, что неинтересно, и какие-то медленно мелкие, что совсем ни в одни ворота.
Я обернулся на стук.
– Открыто!
Вошел священник, посмотрел на меня исподлобья.
– Вы мне совсем не нравитесь, – сказал он хмуро, забыв хотя бы перекрестить, – Ваше Высочество… как и я вам. Но вы наверняка снова отправитесь в склеп, который почему-то открыл вам двери.
Я пробормотал:
– Ну… допустим. И что?
Он вытащил из складок рясы, где у него наверняка несколько широких карманов, чтобы прятать всякие непристойные вещи, книгу среднего формата.
– Возьмите с собой, – сказал он отвратительно непререкаемым тоном. – И, если возникнет нужда, читайте громко и внятно отсюда.
Он положил на стол и отступил на шаг. Я сказал вяло:
– Там что-то новое?
Он произнес сухо:
– Всего хорошего, Ваше Высочество!
Я промолчал, а он ушел так же неожиданно, как и появился. Я пожал плечами, странные здесь люди, без всякого интереса потрогал книгу, раскрыл.
Судя по тексту, молитвенник. Старинный, бумага желтая и с обтрепанными, как у старой бабочки крылья, краями страниц. Писец трудился старательно, однако вижу по почерку, где торопился, где чуть-чуть схалтурил, пусть и самую малость, но мне как-то без разницы, даже при скудном свете все буковки различаю отчетливо, но все равно как-то не верится, что мой голос или слова древних заклятий, благозвучно именуемых теперь молитвами, остановят ведьму, могучую настолько, что вместо привычной смерти просто засыпает, чтобы проснуться всемогущей.
– Ну хорошо, – сказал я внимательно наблюдающему за мной Бобику, – я же запасливый, верно?
Он поморщился и лег мордой к двери, чтобы не упустить все просачивающиеся в узкую щель под дверью запахи.
Я покосился на молитвенник, вряд ли стоит брать с собой не только сейчас, но и вообще, вышел и плотно закрыл за собой, пока Бобик не вышел на очередную прогулку и не опустошил попутно все кухонные запасы.
В коридоре страж посмотрел на меня и загадочно ухмыльнулся. Я посмотрел холодно, но ничего не сказал, прошел мимо к лестнице, что ведет на дозорную башню.
Можно догадаться, что он подумал, я, вообще-то, знаю тоже не меньше десятка анекдотов про консортов, но все простенькие. Самые изощренные крутятся вокруг брачного ложа. По мнению местных, уже сама мысль, что женщина может залезть сверху, глубоко оскорбительна для мужчины, позорящая его навечно. А консорты как бы обязаны покорно лежать и терпеть женские ласки. Ха, они не представляют, что через тысячу лет сами будут мечтать о таком счастье…
Винтовая лестница довольно быстро привела на самый верх, обзорная площадка с конической крышей от дождей, ветхое ограждение, лучше не опираться, и один страж в кожаных латах, ветеран с виду, но с такой скучающей мордой, словно и не ветеран, а суперветеран.
– Бдим?
Он смерил меня взглядом с головы до ног, подниматься не стал, я хоть и принц, но из чужой страны, к тому же вообще, ха-ха, консорт, уже все, даже слуги, знают.
– Еще как, – ответил он вяло. – Бдим, а как же…
– А как? – поинтересовался я.
– А никак, – ответил он почти нагло. – Что тут бдить?.. Все всегда спокойно.
– Говорят, – сказал я, – лорд Чедвик пробует передвинуть межу…
Он отмахнулся.
– Так передвигать можно двести лет, пока отсюда ее увидишь. Глупое занятие – торчать здесь. Но что поделаешь, за это платят.
Я посмотрел по сторонам, вид прекрасный. Замок хоть и не на горе, но во все стороны ровная, как обеденный стол, поверхность, видно далеко и четко, ветра нет, пыли подниматься пока вообще рано, воздух чист, как детское горе.
Он наблюдал за мной с ленивой насмешкой, а я всмотрелся в далекую искру света, странно подрагивающую, словно огонь в маяке, периодически перекрываемый заслонкой, чтобы привлечь внимание.
– Что это за?..
Он посмотрел в ту сторону.
– Что… а-а, вы видите? Будто огонек от далекого костра?
– Примерно, – ответил я, – только не оранжевый.
– Тогда это мандрагора, – ответил он уверенно. – У меня не такие острые глаза, но знаю, что там может светиться только она. Погодите, вот когда стемнеет, она будет не просто светиться…
Я посмотрел на небо, еще далеко и до полудня, солнце не скоро спрячется за темными с поджаренными краями облаками, чтобы эта самая мандрагора разгорелась во всю мощь.
– Надо бы посмотреть, – пробормотал я. – Время до вечера есть.
Он вздрогнул, быстро-быстро перекрестился, трижды сплюнул, и все в таком темпе, что я едва успевал видеть, что делает.
– Ваше Высочество! – сказал он патетически. – Вы хоть и консорт, но должны же понимать, что туда никто в здравом уме не сунется. Хотя насчет консортов, правда, не знаю. Мандрагора светится там, где согрешил Адам!.. А это самое проклятое место на земле!
– Ну уж и самое, – проговорил я. – Что за мания величия…
– Ваше Высочество, – заверил он, – народ не ошибается! Все так говорят.
– Много же этот Адам грешил, – сказал я с уважением. – Эта мандрагора где только не растет…
– А светится?
Я пожал плечами.
– Видел только днем. При ярком солнце.
– Значит, – сказал он с убеждением, – светится только наша.
– Что, – поинтересовался я, – здесь Адам как-то согрешил особенно?.. Хотя да, сперва очень тесно общался с Лилит, а также со всякими, гм… Хотя и потом, все-таки прожил девятьсот тридцать лет… Странно было бы ожидать, что все это время будет делить постель только с Евой, мы же унаследовали от него не только мозги, но и всякие там чувства?.. Да и после смерти Авеля он расстался с Евой на сто тридцать лет, все это время греб под себя все, что хоть как-то… В общем, я быстро. Туда и обратно. Только посмотрю.
Он вскрикнул в ужасе:
– На нее даже смотреть близко нельзя!.. А уж попытаться выдернуть из земли… Она так кричит, что всякий сходит с ума. Чтобы ее выдернуть, сперва затыкают уши смолой или воском, привязывают к ней черную собаку, а потом, волоча на длинной веревке перед собакой кусок мяса, понуждают ее тянуться за ним. Мандрагора выдергивается из земли, бедная собака издыхает, а у счастливца в руках оказывается этот волшебный корень…
– Что? – сказал я грозно. – Собака издыхает?.. Да я таких самих заставлю руками выкапывать!.. Нет уж, обойдемся без этого сгустителя астральной энергии или что там ему приписывают…
Он вскочил, зябко передернул плечами, но на глазах ожил, сказал быстро:
– Вы здесь гость, старый лорд велел вас оберегать и всячески угождать… ну, по мере сил, чтоб не чересчур.
– А чересчур, – спросил я, – это сколько?
– На наше усмотрение, – заверил он, – так что если пойдете смотреть на мандрагору, а то еще и выдергивать, то я, как покорный слуга герцога, пойду вас сопровождать!
Я сказал понимающе:
– Что, настолько обрыдло торчать, как петух на заборе?
– Еще как, – ответил он честно.
– Хорошо, – сказал я. – Пойдем. Не люблю сидеть без дела.
– А пировать? – спросил он.
Я отмахнулся.
– Это тоже не дело, а завершение дела. Пировать просто так… это позор. Пир должен быть только после победы!
Он послушно пошел следом, едва не наступая от усердия на пятки, хотя я спускался не так уж и важно, все равно никто не видит и не оценит.
– Тебя как зовут? – спросил я.
– Франк, Ваше Высочество.
– Иди вниз, – распорядился я, – и скажи во дворе, чтобы оседлали моего вороного и что-нить поплюгавее для тебя. А я пока поднимусь к себе, собаку надо взять.
Он ухмыльнулся.
– Это обязательно. Они жутко обижаются, если оставлять дома.
Бобик ринулся мне на шею, исцеловал, как-то почуял издали, что сейчас отправимся хотя бы в короткий поход, это же так интересно – видеть новые места!
– Даже кухню оставишь? – спросил я. – В самом деле преданный друг.
Он тяжело вздохнул, кухню оставлять всегда жалко, но что поделаешь, просторы зовут и кличут, нельзя не откликаться на их зов.
Глава 11
Когда мы вышли во двор, Франк уже помогал седлать, не доверяя конюхам, крепкого буланого коня, где только и присмотрел такого красавца, а мой Зайчик стоит смирно, даже не замечая испуганного и напряженного как струна конюха, что держит его повод и делает вид, что это он отважно вывел этого зверя из конюшни.
Франк, завидев нас, ухмыльнулся и, затянув подпругу, лихо поднялся в седло. Зайчик подставил бок, я прыгнул в седло, не коснувшись стремени, как не побахвалиться, когда вон в окно выглядывают две женские мордочки, а Франк разобрал повод и крикнул:
– Эй там, морды!.. Открыть ворота людям.
Бобик, показывая, что он тоже людь, первым проскочил в щель, не дожидаясь, пока распахнут во всю ширь.
Я крикнул предостерегающе:
– Бобик, не туда!.. Шателлен подождет, сперва во-о-он туда, видишь там искорку?.. Или для тебя не искорка, я ее тоже сейчас не вижу, но там растет мантикора… тьфу, мандрагора.
Он недослушал, ринулся в ту сторону. Мы проехали через ворота, Франк оглянулся и недовольно пробурчал:
– Не нравится мне наш священник.
– Чего?
– Мог бы благословить на дорогу…
– А как у него служанка? – спросил я.
– Хороша, – ответил он в удивлении. – А что?
– Королева Маргарита, – сказал я, – правительница Наварры, как-то сказала, что легче расторгнуть сотню браков, чем разлучить одного священника с его служанкой.
Он ухмыльнулся.
– Это точно!
– Мне он тоже не понравился, – сказал я. – Зануда, а не воин.
Он удивился:
– Священник должен быть воином?
– Царство Божье, – сказал я патетически, – нужно защищать, как любое другое царство.
Он покрутил головой, для него это сложновато, да я и сам не знаю, зачем сказал, вообще идея свернуть с прямого пути в Шателлен для пока не так и нужного разговора с королем Бурнандии кажется все более неуместной.
А завтра, когда дурь пройдет и жалость к юному барону Джильберту еще повыветрится, уже могу и совсем передумать делать этот пока что лишний крюк. Сейчас нужнее знать, какую позицию занимает Найтингейл, чтобы увереннее разговаривать с Барбароссой, а не поддаваться мелким человеческим слабостям, оправдывая их высокими словами.
Кони пошли напрямик, оставив дорогу далеко в стороне. Бобик понесся вперед, опять же каким-то образом сообразив, что нужно туда и никуда иначе, только по дороге все же ухитрился изловить здоровенного толстого барсука и принес его, отчаянно брыкающегося.
Я указал взглядом на Франка, Бобик сунул ему прямо на седло, Франк едва успел подхватить, как Бобик умчался.
Франк, завидев нас, ухмыльнулся и, затянув подпругу, лихо поднялся в седло. Зайчик подставил бок, я прыгнул в седло, не коснувшись стремени, как не побахвалиться, когда вон в окно выглядывают две женские мордочки, а Франк разобрал повод и крикнул:
– Эй там, морды!.. Открыть ворота людям.
Бобик, показывая, что он тоже людь, первым проскочил в щель, не дожидаясь, пока распахнут во всю ширь.
Я крикнул предостерегающе:
– Бобик, не туда!.. Шателлен подождет, сперва во-о-он туда, видишь там искорку?.. Или для тебя не искорка, я ее тоже сейчас не вижу, но там растет мантикора… тьфу, мандрагора.
Он недослушал, ринулся в ту сторону. Мы проехали через ворота, Франк оглянулся и недовольно пробурчал:
– Не нравится мне наш священник.
– Чего?
– Мог бы благословить на дорогу…
– А как у него служанка? – спросил я.
– Хороша, – ответил он в удивлении. – А что?
– Королева Маргарита, – сказал я, – правительница Наварры, как-то сказала, что легче расторгнуть сотню браков, чем разлучить одного священника с его служанкой.
Он ухмыльнулся.
– Это точно!
– Мне он тоже не понравился, – сказал я. – Зануда, а не воин.
Он удивился:
– Священник должен быть воином?
– Царство Божье, – сказал я патетически, – нужно защищать, как любое другое царство.
Он покрутил головой, для него это сложновато, да я и сам не знаю, зачем сказал, вообще идея свернуть с прямого пути в Шателлен для пока не так и нужного разговора с королем Бурнандии кажется все более неуместной.
А завтра, когда дурь пройдет и жалость к юному барону Джильберту еще повыветрится, уже могу и совсем передумать делать этот пока что лишний крюк. Сейчас нужнее знать, какую позицию занимает Найтингейл, чтобы увереннее разговаривать с Барбароссой, а не поддаваться мелким человеческим слабостям, оправдывая их высокими словами.
Кони пошли напрямик, оставив дорогу далеко в стороне. Бобик понесся вперед, опять же каким-то образом сообразив, что нужно туда и никуда иначе, только по дороге все же ухитрился изловить здоровенного толстого барсука и принес его, отчаянно брыкающегося.
Я указал взглядом на Франка, Бобик сунул ему прямо на седло, Франк едва успел подхватить, как Бобик умчался.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента