Гайдуков Сергей. Последняя обойма

   — Но потом я вернулся домой. Если бы я хотел скрыться, то никогда не сделал бы этого.
   — А это вы сделали потому, что поняли: ваше бегство полностью уличит вас.
   — Меня?
   — А кого же еще? — искренне удивился Козлов. — Не надо думать, что тут перед вами идиоты сидят.
   Он повторил это в третий или в четвертый раз, и я понял, что это у него навязчивая идея. Козлов очень не хотел казаться глупым. И в результате добивался прямо противоположного.
   — Всем понятно, что Сидоров один не решился бы на такое дело, — изрек Козлов и посмотрел на меня странно. Наверное, ожидал, что я побледнею и начну потеть. Я не оправдал его ожиданий. Сенсации не вышло. — Кто-то должен был организовать это мероприятие. Кто-то более умный и расчетливый, чем Сидоров.
   — Неужели я? Просто приятно слышать...
   — Не умничайте, Шумов, — строго сказал Козлов. Он нахмурился. То, что его тирады не производили должного впечатления, Козлову не нравилось. — Вчера вечером вы решили, что дальше оставаться в Городе — слишком рискованно. И решили скрыться, но затем поняли, что бегство подтвердит все обвинения в ваш адрес. И решили вернуться домой.
   — Тут одно из двух, — возразил я. — Либо перед вами сидит гений преступного мира, организовавший налет на «Европу-Инвест», либо дебил, не способный понять, к чему ведут его поступки. Вы уж решите для себя...
   — Не надо умничать! — громко сказал Козлов и хлопнул по столу ладонью. — Когда будет нужно, мы все решим! А ты подумай, что чистосердечное признание облегчает участь...
   — Чью участь? Участь следователя, у которого нет никаких доказательств? — спросил я. То ли от того, что хотелось спать, то ли от того, что Козлов с самого начала мне не слишком нравился, но ночное собеседование стало меня раздражать. И я перестал сдерживаться. Наверное, это было ошибкой.
   — А я тебе очень советую — по-хорошему — признаться! — повысил голос Козлов. Следующей стадией должен был стать истерический крик. Мне не хотелось при этом присутствовать. Неожиданно даже для самого себя и тем более для Козлова я встал с табурета и подошел к двери.
   — Дурацкий разговор, — сообщил я Козлову свое мнение. — В следующий раз приглашай меня днем, при свете. Или ты боишься при свете?
   — Это ты сам бойся! — прошипел Козлов и выскочил из-за стола. Он протянул ко мне свои длинные руки, и это было так неприятно, что я понял: еще немного — и Козлов получит по рукам. И другим частям тела. В то же время я соображал, что бить морду милиционеру в кабинете Управления внутренних дел в присутствии еще двух ментов — очень сомнительная идея.
   Так и боролись во мне эти два желания — бить или не бить. А Козлов все размахивал у меня перед лицом руками, что-то выкрикивал... Я вдруг понял, что он пьян. Не то чтобы вусмерть, но запашок присутствовал.
   — А я говорю, что ты подпишешь! — проорал он мне в ухо, схватил за руку и потащил к своему столу. Я оттолкнул его. Слегка. Он не упал, только чуть пошатнулся. Сделал удивленные глаза и повернулся к своим коллегам, которые стояли у стены и ждали повода. Дождались.
   — Ребята, — изумленно проговорил Козлов, будто ему и в голову никогда не приходило, что кто-то может его тронуть.
   Ребята немедленно откликнулись. Я подумал, что стоит поберечь голову, и обхватил ее руками сразу же после того, как меня свалили с ног. Но ребята хорошо подготовились к мероприятию. Бить человека у них получалось лучше, чем следить.
   По голове они не лупили, старались попадать по корпусу. Минут через пять мне устроили перерыв.
   Козлов опустился на колени и подсунул мне под нос какой-то листок бумаги.
   — Подписывай, гнида, — сказал он и схватил меня двумя пальцами за ухо. Я понял, что у Козлова нестриженные ногти. У меня сразу же пропало желание общаться с таким нечистоплотным человеком.
   — Не хочешь? — с удивлением и раздражением спросил Козлов. — Ну так ведь... ну тогда все сначала...
   Ничего другого я не ожидал. Козлов хотел выглядеть умным. Но с фантазией у него было слабовато.
   Я даже не понял — то ли я потерял сознание от боли, то ли уснул, устав считать удары. И то и другое одинаково вероятно.

Глава 14

   Линолеум на полу был чудо как хорош. Какие-то изощренные сплетения синих и красных линий, странные формы, чарующие глаз... В нормальном положении — то есть стоя — ничего подобного и не замечаешь. Топчешь такую красоту ботинком, и все. Так что Козлова стоило поблагодарить за то, что приобщил меня к прекрасному. Но только за это. За остальное мне хотелось его убить. Я чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя отбитый до прозрачности кусок мяса на разделочной доске. Осталось только посолить, поперчить и бросить на раскаленную сковороду.
   Я лежал на полу кабинета, и вставать мне не хотелось. Наверное, потому, чтобы не падать снова. Я рассматривал линолеум, потом перевел взгляд левее и тщательно оглядел забрызганный грязью мужской ботинок примерно сорок второго размера. Грязь выглядела свежей, и я сделал заключение, что на улице по-прежнему мерзкая погода. Тем более не было причин вставать с пола.
   Потом я немного запоздало сообразил, что в кабинете гораздо светлее, чем в тот момент, когда мной играли в футбол приятели Козлова. Участвовал ли он сам в этом мероприятии — сказать трудно. Я еще не научился распознавать его характерную манеру пинать в поясницу.
   То ли наступил день, то ли зажгли верхний свет. Повернуться и увидеть, что же из двух вариантов имело место, было лень.
   Тут у меня неожиданно включился слух. Я как-то и забыл про него. Лежал себе в полной тишине. И так мне было хорошо. Пока я не услышал до отвращения знакомый козловский голос:
   — ...ты разоряешься? Как будто что-то страшное случилось? — недоумевал он.
   — Нет, ничего не случилось, — ответил Гарик, и по его тону я понял, что мой знакомый еле сдерживается. Гарик редко выходил из себя, однако сейчас, похоже, к этому шло. Интересно, что такое учудил Козлов, что разбудил в Гарике зверя?
   — Даже если забыть, что это мой хороший знакомый, — сказал Гарик. — Даже если забыть, что я просил тебя сдерживать свои дурацкие инициативы... Все равно это не слишком мне нравится — привозить свидетеля ночью в Управление и бить его до потери сознания. Это не нравится мне, и это никому не понравится.
   — А что это вдруг мои инициативы — дурацкие? — обиженно спросил Козлов и засопел. — А твои — не дурацкие? Что я сделал неправильно? Я узнал, что твой друган смотался от наших ребят, скинул слежку с хвоста... Я велел подождать его у подъезда и привезти сюда. Он пришел в третьем часу ночи, поэтому и оказался здесь так поздно. Скажи ему, что меньше шляться по ночам надо.
   — А ты, значит, сидел тут и ждал его до трех ночи? — спросил Гарик. — С каких пор ты стал задерживаться на работе после шести вечера? Раньше за тобой такого не замечалось.
   — Это наказуемо?
   — Избивать свидетеля — наказуемо. Нарушать распоряжения старшего по званию — наказуемо. За Шумовым решили пустить слежку, но никто не говорил, что его надо так обрабатывать.
   — Я считаю, что он крепко завязан в деле «Европы-Инвест». Может быть, он главарь всей этой шайки.
   — А я считаю, что это дурацкая идея, — устало проговорил Гарик. Ботинок сорок второго размера исчез из поля моего зрения. Скрипнуло кресло.
   — Это мое убеждение, — упрямо повторил Козлов. — Если ты не согласен, то я напишу рапорт и передам его кому следует.
   — Пиши, писатель, — сказал Гарик.
   — А если там узнают, что ты водишь дружбу с подозреваемым в организации преступления...
   — И что дальше?
   — А ничего. Представь, какие могут быть последствия.
   — За избиение свидетеля тоже по головке не гладят.
   — Это была самооборона. Он ударил меня. Ребята старались его удержать.
   — Знаю, знаю, как твои ребята стараются... — с иронией ответил Гарик.
   — Это не ребята. Это какие-то... — Слово, которым я хотел заклеймить подручных Козлова, вылетело у меня из головы. Процесс отрыва от пола отнял у меня слишком много физических и умственных сил. Вставать и разговаривать одновременно я не мог. Интересно, я всегда теперь буду таким идиотом? — Ну и сволочь этот твой Козлов, — прокряхтел я в сторону Гарика, не обращая внимания на моего обидчика. А тот немного помрачнел лицом, потом выругался и выскочил из кабинета. Оно и к лучшему.
   Я доковылял до табурета, пихнул его ногой к стене и, испуская протяжные стоны, поместил свое измученное тело в сидячее положение.
   Гарик с интересом наблюдал за моими перемещениями по комнате. И молчал.
   — Я там все лежал и ждал, когда же ты вспомнишь обо мне и поможешь встать, — начал я. — Но не дождался. Вы так увлеклись беседой...
   — А я подумал, что ты сам справишься, — сказал Гарик и стал массировать виски. Вид у него был не слишком веселый. И говорил он со мной не то чтобы враждебно, но с известной долей раздражения. — Ты большой мастер самостоятельных действий. Вот сам и выпутывайся...
   — Если ты насчет вчерашнего...
   — И насчет вчерашнего тоже. Хорош гусь, я ему все выложил как на блюдечке, а он прослушал, кивнул и смотался!
   — Так получилось...
   — Ага, конечно. И что это за громила там за тобой рванул? Кто это? Знаешь?
   — Понятия не имею, — соврал я.
   — А знаешь, что с ним случилось?
   — Случилось? — Я вытаращил глаза. — А с ним что-то случилось?
   — А ты не знаешь?
   — Я? Откуда? Я выскочил во двор, перелез через забор и... И все.
   — А какого хрена ты побежал, если не знаешь этого типа?
   — Инстинкт самосохранения. Вряд ли он погнался за мной, чтобы спросить, который час. Так что с ним случилось?
   — Он умер, — сообщил Гарик и уставился на меня. Черта с два. Я так устал, что на моем лице вряд ли кто-то мог прочитать что-нибудь. Гарик с минуту таращился на меня, потом разочарованно отвернулся к окну. — Разрыв какой-то там артерии. Прямо во дворе «Кометы». И ты, конечно же, здесь ни при чем? Можешь не отвечать, я уже знаю, что ты скажешь. — И он махнул на меня рукой. — Если бы ты понимал, Костя, в какое дерьмо ты меня втащил...
   — А он и вправду может настучать? — поинтересовался я. Фамилия «Козлов» не была произнесена, но Гарик среагировал весьма непосредственно: скрипнул зубами и с ненавистью уставился в закрытую дверь.
   — Кто его знает, на что он способен, — пробурчал Гарик. — Он словно взбесился... Я его таким нервным никогда не видел. И не сидел он по ночам в кабинете, не таскал никого на ночные допросы... Дурдом какой-то.
   — Он был пьян, — сказал я и смущенно улыбнулся: ябедничать, пусть даже на такого придурка, как Козлов, было неприятно.
   — Да ну? — без особого энтузиазма отозвался Гарик. — Не врешь?
   — Не вру, — честно сказал я. Так редко мне приходилось говорить правду за последние дни, что эти два слова я проговорил с каким-то наслаждением.
   — Может быть, — задумчиво произнес Гарик. — Выпить он не дурак... Но на работе? Такого за ним раньше не водилось.
   — Все когда-то начинается, — философски заметил я.
   — Ага. — Гарик внезапно хлопнул себя по лбу. — Вот черт! А я-то думаю: «Что от него мятной жвачкой разит, как от школьника?!» Запах забивал, мудила!
   — Мудила, — согласился я.
   — А ты не лучше, — заметил добродушный Гарик. — Давай, рассказывай, что должен. Твоя половина уговора.
   — Прямо здесь? — Я выразительно похлопал себя по ушам.
   — Тебе, видать, мозги отшибли, Костик, — вздохнул Гарик. — Это же не Кремль. Кто нас станет прослушивать. Разве что Козлов за дверью стоит, врос ухом в замочную скважину...
   Гарик внезапно схватил с пола пустую мусорную корзину и метнул ею в дверь. Та распахнулась от удара. Козлова в коридоре не было. Или же он оказался фантастически проворен и успел отскочить.
   — Продолжаем разговор, — более уверенно сказал Гарик. Он все-таки выбрался из-за стола и поставил кресло рядом с моим табуретом. — И будь, пожалуйста, честен, — попросил он. — Если не можешь сказать правду, лучше ничего не говори. Но не ври. По-моему, в протоколах уже достаточно записано твоего вранья. Я прав?
   — Ну-у-у, — уклончиво протянул я.
   — Я прав, — сделал вывод Гарик. — Итак. Кто организовал налет на «Европу-Инвест»?
   — Ты еще спроси, где Янтарная комната! — возмутился я. — Попроще, попроще что-нибудь спроси...
   — Сидоров участвовал в налете?
   Это был странный вопрос. И объяснение могло быть только одно: Гарик сильно сомневался в официальной версии. Сидоров не казался ему крутым гангстером и убийцей.
   — Ты же видел пленку, — сказал я.
   — Хочу услышать твое мнение.
   — Хм, — теперь и я задумался. — Ну, скажем так: он в этом замешан. Но Сидоров — не организатор. Я даже думаю, что его использовали для каких-то непонятных целей. А потом попытались подставить. Я же тебе говорил...
   — Угу. — Гарик сморщился, словно отведал что-то кислое. Кожа на лбу собралась в лесенку морщин, и на миг Гарик показался мне древним стариком, смертельно уставшим от этой идиотской земной жизни. Потом впечатление прошло. — А он жив?
   — Сидоров?
   — Угу.
   — Как тебе сказать...
   — Только не ври, — прошептал Гарик. — Все врут. А кто не врет, тот ничего не знает. Мне нужна опорная точка, мне нужны хоть какие-то факты. Дай мне факты. Он жив?
   Я кивнул.
   — Что он тебе рассказал обо всей этой истории?
   — Ничего.
   — Он что, боится?
   — Он тяжело ранен. Не приходил в сознание.
   — Угу, — кивнул Гарик. Выражение усталости и раздражения постепенно исчезало с его лица. Он впитывал информацию. — Его ранили охранники «Европы-Инвест» или...
   — Три разные пули, — сказал я. — Сзади в ногу, в плечо и в живот. Я думаю, что охранник ранил его в ногу. У них ведь там «Калашниковы», да?
   — Верно. — Гарик не без удивления посмотрел на меня. — «Калашниковы» и «ТТ». Откуда ты знаешь?
   — Неважно. Так вот, охранник ранил его в ногу, но он все-таки выскочил на улицу. И сел в машину, которая его ждала. Они куда-то поехали. И Сидорову выстрелили в живот.
   — Пытались убить ненужного свидетеля?
   — Скорее всего.
   — А третья пуля?
   — Сидоров с пулей в животе смог добраться до своего автосервиса. Там он хотел отсидеться, но его нашли.
   — Кто?
   — Два типа в черных масках. Кто такие, откуда — не знаю.
   — И они влепили Сидорову еще одну пулю?
   — Угадал.
   — Но Сидоров смог оттуда выбраться, да? Или нет... Его оттуда вытащили. Куда уж ему бегать, с тремя пулями-то. Я прав?
   — Допустим.
   — Я знаю человека, который вытащил Сидорова из автосервиса, — гордо сказал Гарик. Так, наверное, Шерлок Холмс сообщал недотепе Ватсону об очередном гениальном умозаключении. Я не стал спорить с Гариком и кивнул.
   — А двое в черных масках? — спохватился Гарик. — Ты их случайно не...
   — Это они меня едва не...
   — А-а-а, — протянул Гарик, как мне показалось — не без удовлетворения. — И ты понятия не имеешь, кто это такие?
   — Могу лишь подбросить пару особых примет. Сгодится?
   — Все сгодится.
   — Один сейчас ходит с загипсованной рукой. У другого — свежий шрам под левым глазом.
   — Ты его укусил?
   — Я пытался пробить его череп шилом.
   — Н-да. — Гарик покачал головой. — Круто ты с ними обошелся... Что ж, если попадутся такие типы — разберемся.
   — Я надеюсь, что они не из вашего ведомства?
   — А с чего вдруг такие мысли? — нахмурился Гарик. Профессиональное заболевание всех военных и милиционеров — «переживание за честь мундира» — присутствовало у Гарика, пусть и не в такой тяжелой форме, как у его начальников.
   — У меня была такая мысль, — пояснил я. — Ваши ребята искали Сидорова, вломились в автосервис...
   — Вряд ли бы они стали это делать в масках, — возразил Гарик.
   — Вот и я так же подумал, — радостно сообщил я. Хоть одна приятная новость за последнее время: я изуродовал не милиционеров. Хотя какая разница? Все равно те двое, пусть даже и без мундиров, спят и видят, как со мной расквитаться...
   — А потом ты увез Сидорова в безопасное место, — вернулся к основной теме беседы Гарик. — Куда именно — ты, конечно же, не скажешь...
   — Конечно, не скажу.
   — Ничего, переживем... Могу только посоветовать — будь осторожен. За этим делом наверняка стоят ребята серьезные. Пока они Сидорова не уберут — не успокоятся. Может, все-таки нам заняться твоим приятелем? Мы бы взяли его под усиленную охрану...
   — Усиленная охрана — это хорошо, — согласился я. — Но тогда все ваше Управление и еще человек пятьдесят за пределами Управления будут знать, где находится Сидоров. Если, как ты говоришь, тут замешаны серьезные ребята, они продолжат свои попытки убрать Сидорова. А сейчас только я один знаю о местонахождении Сидорова. И это стоит любой усиленной охраны.
   — Дело твое. Но помни, что ты, особенно для Козлова, — подозреваемый. Слежку с тебя не снимут...
   — Это не проблема.
   — Проблема в том, чтобы ты не оказался действительно замешанным в дело. Понимаешь?
   — То есть?
   — Если все обстоит именно так, как ты мне сказал — это не беда. Но если ты что-то скрыл... Если ты мне не сообщил каких-то важных фактов... Это беда.
   Открыл Америку. Я и сам знаю, как это называется.

Глава 15

   Гарик, как и в прошлый раз, проводил меня до автостоянки. Там я вложил ему в ладонь три деформированных кусочка свинца.
   — Это что, те самые? — спросил Гарик, деловито рассматривая пули. — Сидоровские?
   — Они самые.
   — И что ты хочешь от меня?
   — Я хочу, чтобы ты провел экспертизу. Не совсем официальную, потому что тебе будет трудно объяснить, где ты взял эти пули...
   — Да уж, — вздохнул Гарик.
   — Сравни с тем оружием, что использовали охранники «Европы-Инвест».
   — Я найду что сделать, не волнуйся.
   — Ну, раз ты такой понятливый... Я тебе по секрету скажу еще кое-что.
   — Приберегаешь гадости напоследок? — насторожился Гарик.
   — Вы просматривали только те видеозаписи с камер «Европы-Инвест», что были сделаны во время ограбления?
   — Ну да... А зачем смотреть другие?
   — Вот и правильно. Вот и не смотри. А главное, Козлову не давай смотреть.
   — Так. — Гарик уже в который раз за утро нахмурился. — Что там на этих пленках? Ты?
   — Я. За пару часов до ограбления я заходил в вестибюль «Европы-Инвест» — Гарик тяжело вздохнул, и я поспешил его утешить, насколько это было возможно. — Это случайно вышло... Я же не знал, что через два часа Сидоров ринется на штурм...
   — Ох, Костик, — укоризненно покачал головой Гарик. — Дай бог, чтобы ты действительно об этом не знал... А вообще не переживай насчет пленок. Идея просматривать все пленки со всех камер пока не приходила в голову никому из нашей группы... Вот комиссия, что из Москвы приехала, та наверняка смотрит все подряд. Ты говорил, что они приезжали к твоему дому?
   — Было такое.
   — Как бы они тебя не подцепили на крючок, Костик. Они ведь тоже ребята ушлые. Они свои деньги ищут.
   Я сразу вспомнил про тридцать две тысячи долларов, обещанные мне Марком. Предложение казалось все более соблазнительным, только... Только заработать эту сумму я мог, лишь подставив Сидорова в качестве приманки, чтобы сбежались по его душу вооруженные до зубов убийцы... Не хотелось мне устраивать такое, совсем не хотелось.
   — И еще одно, — сказал Гарик. — Наша агентура среди уголовников дала информацию, что в деле «Европы-Инвест» замешан Гиви Хромой. Как тебе такое?
   — Он замешан там со вчерашнего дня, — ответил я. — Налет организовывал не он.
   — Откуда ты знаешь? — изумился Гарик. — Про вчерашний день...
   Я загадочно улыбнулся. Я мог бы рассказать, как подслушал телефонную беседу Гиви с неизвестным партнером, но предпочел отмолчаться, сохранив значительный вид.
   — Его подключили к поискам Сидорова, — небрежно сообщил я.
   — И я очень не завидую вам с Сидоровым, — сказал Гарик. — Когда играешь в одиночку, Костик, то тебя очень легко раздавить. Особенно такому человеку, как Гиви.
   — Зато у меня всегда большие возможности для маневра, — парировал я. — Я как маленькая рыбка — проскальзываю сквозь сеть...
   — Гиви не рыбачит сетями. Гиви глушит рыбу динамитом, — заметил Гарик и помахал мне рукой.

Глава 16

   Гарик направился к Управлению внутренних дел. Ему предстояло еще часов девять торчать в этом заведении, где по ночам происходят несколько странные вещи. Во всяком случае, со мной. «Только с тобой они и происходят», — сказал бы, наверное, Макс. Но в ближайшее время я вряд ли услышу его комментарии на свой счет. А жаль.
   Гарик ушел, а я подумал, что в данный момент мне не помешал бы длинный, как трамвай, «Линкольн», куда бы я мог забросить свое разбитое тело. И чтобы это тело было потом доставлено по адресу...
   Однако никто не собирался подавать мне «Линкольнов». Я бы согласился и на «девятку», но и тут вышел облом. Я порылся в карманах и понял, что такси мне этим утром не по карману. Пришлось добираться на автобусе, и я не знаю, где мне сильнее намяли бока — в кабинете Козлова или в общественном транспорте. Единственным удовольствием в этой поездке был вид белого «жигуленка», вяло тащившегося за автобусом. Я даже хотел показать своим преследователям язык, но не обнаружил в себе сил для этого. Да и стекла в автобусе были такими грязными, что со стороны никто ничего не заметил бы.
   Меня выдавили на автобусной остановке из дверей, как зубную пасту из тюбика. Я поплелся домой. «Жигуленок» пытался выдерживать такую же скорость, но не смог. Машина обогнала меня, остановилась у подъезда, и две пары заботливых глаз проследили мой долгий путь домой.
   Вдобавок ко всем несчастьям навстречу мне из подъезда выкатился Ленкин муж с чемоданчиком в руке. Увидев меня, он замер, как сеттер в охотничьей стойке. Похоже, он колебался — стоит ли начинать свалку немедленно или сходить домой переодеться, а уже потом броситься на обидчика. То есть на меня.
   Я в свою очередь чувствовал себя верблюдом, пересекающим огромную пустыню. Ленкиного мужа я принял за мираж и проследовал мимо, не удостоив его взглядом. Тот, еще больше оскорбленный моим равнодушием, пропыхтел что-то злобное и матерное, а затем направился по своим делам.
   Я стал раздеваться еще в лифте. Расстегнул пуговицы на плаще и взялся за брючный ремень. Тут дверцы лифта раскрылись, и я столкнулся лицом к лицу с пенсионеркой из сороковой квартиры. В былые времена она уважала меня за то, что пустые бутылки я оставлял именно у ее двери. Но сегодня я упал в ее глазах. Бабка уставилась на мои пальцы, теребящие пряжку ремня, и попятилась назад.
   Не вдаваясь в объяснения, я вышел из лифта и — к своей безмерной радости — наконец-то оказался дома, в своей квартире, отгородившись стенами от Гиви Хромого, Козлова, Разговорова, Ленкиного мужа, бабки из сороковой квартиры и всех прочих...
   То есть это я так подумал, что отгородился. На самом деле все вышло немного не так. Просто в тот момент, когда я стянул с ноги второй ботинок и приготовился рухнуть на кровать, чтобы забыться... Просто в этот момент я обнаружил, что моя кровать занята.
   На ней сидела женщина. И все бы ничего. Не в первый раз женщины сидели на моей кровати. Я мог бы попросить женщину подвинуться. Но только не эту женщину.
   Потому что тем же легкомысленным движением, каким нормальные дамы вертят между пальцев подаренную мужем безделушку, эта, с позволения сказать, дама вертела на пальце «парабеллум», в скобу которого был продет ее указательный палец.
   Между прочим, наманикюренный.

Глава 17

   — У тебя такое выражение лица, словно ты не рад меня видеть, — сказала Анна и убрала пистолет в наплечную кобуру. — Теперь ты чувствуешь себя лучше?
   — Нет, — мрачно ответил я и сел рядом. Появилось большое искушение согнать Анну с постели и завалиться спать. Однако я не привык выпроваживать женщину, которая добровольно оказалась на моем ложе. Да и вряд ли Анна дожидалась меня для того, чтобы позволить себя выставить за дверь. У нее наверняка ко мне дело.
   — Как вы меня все достали, — с искренней болью пробормотал я и повалился лицом в покрывало, не обращая внимания на Анну.
   — Хорошо, что тебя достали мы, а не те, другие, — возразила Анна. — Ты не замечаешь, как тебе везет.
   — Это везение? — возмущенно отозвался я. — А что тогда, по-вашему, невезение?
   — Невезение — это когда в ресторане «Комета» за тобой гонится громила. И некому помочь.
   — Что?! — Я подскочил на кровати как от удара током. — Откуда такие сведения?
   — Мы здесь не на отдыхе, — напомнила Анна. — От ментов ты смог легко оторваться, но у меня опыта чуть побольше...
   — Ты проследила меня до «Кометы»?! Этого не может быть, — сказал я, впрочем, без особой уверенности.
   — Все может быть. — Анна встала с кровати и потянулась. Не время было об этом думать, но фигура у нее оказалась впечатляющей. Для фотомодели Анна имела слишком короткие ноги, но это являлось, пожалуй, ее единственным недостатком. Пропорциональное сложение, тонкая талия, в меру широкие бедра. Стройные линии тела были особенно заметны в ее нынешнем наряде — обтягивающие черные джинсы, синяя мужская рубашка навыпуск и черная шерстяная жилетка. Ремни кобуры стягивали ее тело, заключая левую грудь в квадрат из полосок черной кожи. Это выглядело весьма сексуально. Я с удивлением ощутил, что мне уже не так хочется спать, как пять минут назад.
   — Я проголодалась, пока тебя ждала, — сообщила Анна, прохаживаясь на носках вдоль книжного шкафа. — Пришлось немного порыться у тебя на кухне. Хотя ничего особенно вкусного там не нашлось...