Геммел Дэвид. Падение царей

   – Они не заслуживают меньшего, – заметил Гершом. Потом бросил быстрый взгляд на заднюю палубу и тихо выругался. – Почему она все время так на меня смотрит?
   Геликаон засмеялся.
   – Она почти ребенок. Почему она тебя беспокоит?
   – Я никогда не чувствовал себя уютно рядом с сумасшедшими. Они такие… непредсказуемые. Я видел ее в Трое вскоре после того, как мы причалили. Она сказала, что у меня в голове полно тумана и что однажды я буду видеть ясно. Ее слова не выходят у меня из ума. Что она имела в виду?
   Геликаон положил руку Гершому на плечо и наклонился ближе:
   – Только что ты говорил, что она сумасшедшая, а теперь ищешь в ее словах смысл. Разве это само по себе не признак безумия?
   Гершом фыркнул.
   – Вот поэтому я и чувствую себя неуютно рядом с сумасшедшими. Я чувствую, что их недуг может передаваться другим, как чума. Если я встану слишком близко, я начну выть на луну.
   – Она не сумасшедшая, друг мой. Точнее было бы сказать, что она проклята. Когда она была совсем маленькой, у нее началось воспаление мозга. Большинство младенцев умирают от этого, но она поправилась. С тех пор она слегка с чудинкой.
   – Она может быть истинной прорицательницей?
   Геликаон пожал плечами.
   – Кассандра как-то раз сказала мне, что она, Гектор и я будем жить вечно. Позже она сказала, что умрет высоко в небе, сидя на скале, и что трех царей заберут с ней на облака. Это кажется тебе истинным пророчеством?
   Пока Геликаон говорил, облака рассеялись, и сверкающий солнечный свет заискрился на морской воде. Каменистые острова из тускло-серых и коричневых в мгновение ока преобразились в сияющее серебро и красное золото. Свет заходящего солнца ярко засиял на изнанке дождевых облаков, превратив их в блестящие кораллы.
   Гершом в благоговейном изумлении смотрел на великолепие заката.
   – Ты видел когда-нибудь такую красоту? – прошептал Геликаон.
   Гершом собирался заспорить, но увидел, что Геликаон пристально смотрит в сторону кормы. Повернувшись, египтянин увидел Андромаху в обрамлении золотистого света; ее желтое одеяние мерцало, словно отлитое из чистого золота. Она улыбалась и показывала на море. Гершом быстро посмотрел в сторону правого борта и увидел, как из воды всплыл дельфин и снова нырнул. Кассандра радостно выкрикнула:
   – Это Кавала!
   Девушка побежала к правому борту и позвала дельфина.
   Тот издал высокий звук, словно отвечая ей, и подпрыгнул высоко в воздух, крутясь вокруг своей оси. Капли воды брызнули с его тела, яркий свет превратил их в алмазы.
   Некоторое время дельфин плыл рядом, время от времени подпрыгивая и снова ныряя, но, когда «Ксантос» повернул к укромной бухте, издал последний крик и исчез, направившись на запад.
   Гершом увидел, что темноволосая девушка снова смотрит на него. Она выглядела печальной, и он внезапно почувствовал к ней жалость. Египтянин поднял руку и помахал. Она с улыбкой помахала в ответ, потом отвернулась.
 
   Луна стояла в небе высоко, была холодная ночь, когда Геликаон, завернувшись в тяжелый плащ из темной шерсти, взобрался на вершину утеса, возвышавшегося над Южным морем. Большинство моряков спали внизу на берегу, сбившись в кучу, чтобы было теплее. Другие, к большому раздражению поваров, сидели на корточках вокруг горящих на песке костров, на которых готовился завтрак.
   Геликаон знал, что станет куда холоднее. На Семи Холмах их ждут снег и лед, а по дороге туда – штормы с дождем и снегом. Присев, чтобы спрятаться от ветра, он уставился на море, представляя себе маршрут вдоль берега, а потом – через Великий Круг к острову Тера. Если повезет, они не встретят военных флотов, припозднившихся в море. И немногие пиратские капитаны отважатся атаковать «Ксантос».
   Нет, опасность будет ждать их дальше к западу… И только на обратном пути.
   Геликаон вздохнул и поправил себя: во всяком случае, опасность с моря. Его мысли стали мрачными, когда он вспомнил торговца Плотея. Хороший, честный человек и умный купец. Геликаон никогда бы не подумал, что от него может исходить угроза, и Гершом был прав: толстый торговец подошел бы к нему достаточно близко, чтобы нанести смертельный удар. Сколько других уже приближались – те, кому заплатили, те, кому угрожали, и те, кого подстрекали? Есть ли на его корабле люди, выжидающие случая его убить?
   Геликаон снова вспомнил о сыне торговца, Пердикке. Тот бормотал что-то несвязное и молил о пощаде, когда Геликаон появился в тюремных камерах. Один глаз юноши был выжжен, кровь текла из десятка неглубоких ран. Палачи уже устали и были сыты по горло тем, что им не удалось вытянуть из него ничего путного. Сперва они думали, что парень ведет себя очень храбро, но после решили, что он и в самом деле ничего не знает, и нет смысла тратить на него впустую свое время и мастерство.
   Геликаон опустился на колени рядом с плачущим Пердиккой.
   – Ты меня помнишь? – мягко спросил он.
   – Помню… Мне так жаль, господин. Так жаль!
   – Почему нападение было таким поспешным? Вы должны были прийти ко мне домой или подождать до темноты. Почему среди бела дня?
   – Отцу сказали, что ты отплываешь на юг сегодня или завтра. Не было времени все спланировать.
   Он снова ударился в слезы.
   – Пожалуйста, прости меня, Геликаон.
   – Я тебя прощаю. Ты помогал своему отцу. Разве ты мог поступить иначе?
   – Пыток больше не будет?
   – Думаю, не будет.
   – Слава богам.
   После этого Геликаон ушел, поднявшись по лестнице из вонючей темницы на яркий солнечный свет.
   Пердикка не будет благодарить богов, когда его вытащат оттуда и швырнут, связанного, с кляпом во рту, на погребальный костер человека, которого он убил.
   Геликаон подумал о том, что сказал ему обреченный юноша. Микенец знал, что он отплывает на юг. Означало ли это, что на борту «Ксантоса» есть предатель? Или предатель был в тесном круге приближенных Приама? А может быть, какой-то моряк хвастался шлюхе насчет предстоящего путешествия, а шлюха передала его слова микенскому шпиону? Если так, то ничего страшного. Никто из команды не знал, куда именно они идут, все знали только, что на юг. Однако, если предатель был во дворце, враги будут знать, что он направляется на Теру.
   Ветер стих. Восточный небосклон стал бледнее, приближался рассвет.
   Через мгновение Геликаон почувствовал, что кто-то украдкой движется неподалеку. Проворно шагнув влево, он вытащил меч и быстро обернулся. В нескольких шагах от него косматый козел встал на задние ноги и прыгнул под прикрытие камней. Геликаон улыбнулся, вложил меч в ножны и пошел обратно вдоль вершины утеса.
   Он помедлил, глядя вниз, туда, где стоял «Ксантос».
   Теперь в мыслях Геликаона смешались радость и сожаление. То был корабль его мечты, и он все еще ясно помнил день первого плавания судна – и неуклюжую команду, уронившую амфору с вином, и внезапно поднявшийся ветер, который сдул за борт шляпу Халкея. Какой это был день! Команда боялась плыть на Корабле Смерти – даже Зидантос, всегда заявлявший, что ничего не боится, стал пепельно-бледным, когда разразился шторм.
   Зидантос! Убитый и обезглавленный микенцем. Как были убиты и Диос, и Павзаний, и Аргуриос, и Лаодика. И маленький Дио, и его мать Халисия.
   Воспоминания были болезненными, но, когда Геликаон стоял в бледном предрассветном сиянии, в душе его не было гнева. Вокруг него как будто плавали тени прошлого, молча предлагая утешение и вечную дружбу.
   «Ты становишься сентиментальным, – предупредил он себя. – Мертвые ушли, и ты здесь один».
   Но он впервые за долгое время почувствовал себя спокойнее.
   На берегу теперь двигались люди, подкладывая хворост в костры, чтобы прогнать холод ночи. Геликаон увидел, как Андромаха поднялась со своих одеял. Его сердце забилось сильней, когда он вспомнил поцелуй, которым они обменялись в мегароне в ночь битвы. Он сердито отвел от нее глаза.
   «Не думай об этой ночи», – приказал он себе.
   Его внимание привлекло движение на море. Команды двух маленьких рыбачьих лодок забрасывали за пределами бухты сети с грузилами. Геликаон некоторое время наблюдал за ними. Лодки были старыми, вероятно, построенными еще в те дни, когда дедушки рыбаков были юношами, полными надежд и мечтаний.
   «Войны начинаются и кончаются, – подумал Геликаон, – но рыбаки будут всегда».
   Он зашагал с утеса вниз по тропе, спрыгнул на песок и подошел к костру, на котором готовилась еда. Моряк налил в деревянную миску бульон и протянул миску Геликаону. Тот поблагодарил, взял ломоть хлеба и пошел дальше по берегу. Усевшись на камень, он приступил к завтраку.
   К Геликаону направилась Кассандра, ее плащ волочился по песку.
   – Я ищу твоего друга, – сказала она. – Где он?
   Не сразу Геликаон понял, что она имеет в виду козла.
   – Может быть, прячется, – ответил он.
   – А зачем ему прятаться? – спросила девушка, склонив голову к плечу.
   – Думаю, ты его напугала, – пошутил он.
   – Да, напугала, – ответила Кассандра серьезно. – Я нечаянно. Могу я доесть твой хлеб?
   – Конечно, можешь. Но у костра есть еще много хлеба и хорошего бульона.
   – Твой будет вкуснее, – заявила она. – Еда других людей всегда вкуснее.
   Сняв плащ, она расстелила его на песке, как одеяло, и уселась.
   Геликаон смотрел, как она ест; души его коснулась печаль. При всем богатстве своего отца, при всей своей красоте и уме, Кассандра была всегда одинока, заперта в мире воображаемых призраков и демонов. «Будут ли о ней как следует заботиться на острове Тера? – гадал Геликаон. Будет ли она там счастлива?»
   Темноволосая царевна молча доела хлеб, стряхнула песок с плаща и набросила плащ на плечи. Шагнув ближе, она поцеловала Геликаона в щеку.
   – Спасибо тебе за хлеб, – сказала она и побежала прочь по берегу, к кораблю.
 
   Три дня ни плохая погода, ни вражеские суда не тревожили «Ксантос». На четвертый день за ним погнались критские галеры, но ветер дул в корму, и «Ксантос» оставил их далеко позади. Прошло еще несколько дней, и впервые с тех пор, как началось пушествие, пошли сильные дожди. На море стали вздыматься волны, ветер усилился, в небе собрались грозовые тучи. Потом ударил раскат грома, и небеса разверзлись.
   Андромаха и Кассандра укрылись в приготовленном для них шатре на носовой палубе, но неистовый порыв ветра порвал парусину. Корабль швыряло и качало, и Андромаха, зацепившись рукой за страховочную веревку, притянула к себе Кассандру. Она слышала, как Геликаон твердым голосом выкрикивает команды гребцам.
   Моряки бросились убирать парус с черным конем, туго натянувший канаты.
   Андромаха обернулась и бросила взгляд назад, ища Геликаона. Тот стоял на кормовой палубе, его длинные черные волосы развевались по ветру, как знамя.
   Над головами сверкнула молния, начал хлестать дождь.
   Кассандра закричала, но не от страха. Андромаха увидела, что глаза девушки сияют от возбуждения. Огромная волна перекатилась через нос, стена воды ударила в женщин. Кассандру вырвало из хватки Андромахи. Упав на спину, Кассандра попыталась встать, но нос «Ксантоса» взлетел на следующей волне, и она снова тяжело упала и покатилась вниз по залитой дождем палубе.
   Гершом, стоявший у круглого сиденья, сооруженного вокруг мачты, увидел, как упала девушка. Опасность, что ее смоет за борт, была невелика, но сейчас она была совсем беспомощна и могла разбить голову о скамью гребца. А такой хрупкий ребенок, как Кассандра, легко мог сломать и шею.
   Корабль швыряло, как щепку, и Гершом знал, что Кассандра ни за что не сможет сейчас подняться на ноги. Поэтому, выпустив страховочную веревку, он бросился на палубу и нырнул к девушке. Кассандра врезалась в него, Гершом обхватил ее за талию и притянул к себе. «Ксантос» снова качнуло, их обоих ударило о мачту. Гершом ухитрился извернуться так, чтобы принять удар на плечо. Крякнув от боли, он выбросил руку вперед, она стукнулась обо что-то твердое, и пальцы его вцепились в этот предмет: то было основание сиденья вокруг мачты. Перекатившись на колени, он поднял Кассандру на сидение.
   – Держись за веревку, – приказал он.
   Кассандра послушалась, и Гершом, подтянувшись, сел рядом с ней.
   Погода еще ухудшилась, дождь превратился в сплошной поток. Гершом видел гребцов, налегающих на весла, слышал, как Геликаон выкрикивает команды. Посмотрев влево, египтянин увидел контур скалистого берега.
   Медленно, с трудом, двигаясь против ветра, «Ксантос» шел под прикрытием мыса. Теперь, когда высокие утесы защищали его от самых резких порывов ветра, судно уже не так качало.
   Геликаон приказал убрать весла и бросить якоря. Гребцы, потягиваясь, поднялись со своих скамей и зашагали по палубе.
   Спустя некоторое время дождь ослабел, в небе появились голубые заплатки.
   Гершом посмотрел сверху вниз на черноволосую девушку, прижавшуюся к его боку.
   – Теперь ты в безопасности, – сказал он, надеясь, что она отодвинется.
   – Я все время была в безопасности, – ответила Кассандра, положив голову ему на плечо.
   – Глупая девчонка! Твоя шея могла бы сломаться, как прутик!
   Она засмеялась:
   – Мне не суждено умереть на корабле.
   – Да уж! Геликаон сказал мне, что ты собираешься жить вечно.
   Она кивнула и улыбнулась.
   – И ты тоже будешь жить вечно.
   – За эту мысль стоит держаться. Мне никогда не нравилось думать о смерти…
   – О, ты умрешь, – сказала Кассандра. – Все умирают.
   Гершом почувствовал, как в нем поднимается раздражение, и попытался успокоиться. В конце концов, девушка была, той, которой коснулась луна. Однако один вопрос ему нужно было задать.
   – Как же я могу и жить вечно и в то же время умереть?
   – Наши имена будут жить вечно.
   Кассандра нахмурилась и склонила голову набок.
   – Да, – сказала она. – «Вечно» – неточное выражение. Наступит день, когда не останется никого, кто мог бы помнить. Но дело в том, что столь долгий срок вполне можно назвать вечностью.
   – Если я умру, почему меня должно заботить, что мое имя будут знать какие-то незнакомцы? – спросил Гершом.
   – Я не говорила, что тебя будет это заботить, – заметила она. – Ты знаешь, где мы?
   – Внутри Великого Круга. Геликаон говорит, что скоро мы доберемся до Теры.
   Кассандра показала вперед:
   – Это остров Делос, центр Круга. Священное место. Многие верят, что там родились Аполлон и Артемида.
   – А ты не веришь?
   Она покачала головой.
   – Солнце и луна не растут на море, как цветы. Но Делос и вправду священный остров. Он обладает могучей силой. Я чувствую ее.
   – Какой силой?
   – Той, что разговаривает с сердцем, – ответила Кассандра. – Ты сам ощущал такое, Гершом. Я знаю, что ощущал, – она улыбнулась. – Сегодня ночью я разведу молитвенный костер, а ты будешь сидеть со мной под светом звезд. Тогда ты начнешь узнавать.
   Гершом поднялся на ноги.
   – Ты можешь развести костер, если хочешь, царевна, но я не буду у него сидеть. У меня нет желания видеть то, что видишь ты. Я просто хочу жить, чтобы дышать и пить сладкое вино.
   Я хочу жениться и растить сыновей и дочерей. Меня не заботит, будет ли мое имя жить вечно.
   С этими словами он пошел прочь, к задней части палубы.
 
   Шторм окончательно утих только далеко после полудня.
   Геликаон посмотрел на расписанное красными полосами небо. Зимнее солнце заходит быстро, и скоро совсем стемнеет.
   – Гребцы, по местам! – выкрикнул он.
   Люди поспешили рассесться по скамьям, отвязали весла и вставили их в уключины. Ониакус послал людей на нос и на корму, чтобы поднять якоря. Потом взошел на кормовую палубу и встал у рулевого весла.
   – На юг, – сказал ему Геликаон.
   – На счет три, – пропел Ониакус гребцам. – Один – готовься! Два – погружай! Три – налегай!
   Восемьдесят весел вонзились в воду, и «Ксантос» устремился прочь от маленького островка, в открытое море.
   – И… налегай! И… налегай! И… налегай!
   Ониакус некоторое время продолжал задавать ритм. Потом гребцы начали орудовать веслами совершенно синхронно, и его голос затих.
   Когда мыс остался позади, Геликаон увидел вдали только несколько рыбачьих лодок – и никаких вражеских военных судов. Ветер был благоприятным, и шесть моряков стояли вдоль мачты, готовясь развернуть парус. Они смотрели на Геликаона, но тот покачал головой.
   – Еще рано! – крикнул он.
   Подойдя к левому борту, он пристально уставился вниз, на два ряда весел, которые разом поднимались и опускались. Потом перешел на правый борт и посмотрел, как движутся весла там.
   – Шестое весло здесь работает хуже, чем шестое весло правого борта, – сказал Ониакус.
   – Да, – ответил Геликаон. – Что случилось с гребцом?
   – Прищемил палец крышкой люка. Ничего серьезного. Вероятно, лишился ногтя.
   Присоединившийся к ним Гершом заглянул через борт.
   – Я не вижу, чтобы с шестым веслом было что-то не так, – заметил он.
   – Присмотрись повнимательней, – велел Геликаон.
   Египтянин сощурил глаза, но в конце концов признался:
   – Я не вижу того, что видишь ты.
   – Ритм прекрасный, но весло не входит в воду так глубоко, как полагается. Движение чуть-чуть неровное. Если ты закроешь глаза, ты это ощутишь.
   Геликаон увидел, что Гершом недоверчиво смотрит на него.
   – Это не шутка, друг мой.
   Гершом резко повернулся к Ониакусу.
   – Ты можешь ощущать это… из-за одного весла из восьмидесяти? Говори правду!
   Ониакус кивнул.
   – Из-за боли в руке гребец слегка вздрагивает, когда погружает весло в воду. Я говорил ему, чтобы сегодня он отдохнул, но он гордый человек.
   Несколько черноголовых чаек появились вверху, то взмывая ввысь, то резко опускаясь.
   – Ты чувствуешь это? – внезапно спросил Гершом.
   – Что? – откликнулся Ониакус.
   – Одна из чаек насрала на палубу. Подожди, дай мне сменить позу, чтобы приспособиться к новому распределению веса судна.
   Ониакус рассмеялся.
   – Мы не издеваемся над тобой, Гершом. Если бы ты провел столько лет на борту корабля, сколько провели мы, ты бы тоже чувствовал малейшее изменение в движении «Ксантоса», как только у нас станет меньше припасов и осадка уменьшится, или когда парус намокнет, или когда устанут гребцы.
   Гершома, казалось, не убедили его слова, но он пожал плечами.
   – Я поверю тебе на слово. Итак, куда мы двинемся этим вечером?
   – Может, на Наксос, может, на Миною. Я еще не решил.
   – На Берегу Крона есть хорошее торговое поселение, – заметил Ониакус.
   – И есть критские воины, – ответил Геликаон.
   – Верно, но из местных. Готов поспорить, они не откажутся немного заработать. Я устал от сушеного мяса и жидкого бульона. Тебе запомнится это место, потому что там прекрасный пекарь.
   – Ониакус меня убедил, – сказал Гершом. – Где находится Берег Крона?
   – На острове Наксос, – ответил Геликаон.
   – На самом большом острове Великого Круга, – добавил Ониакус. – Невероятно красивое место. Именно там я повстречал свою жену.
   За этими словами последовало неловкое молчание. Потом Геликаон обратился к Гершому:
   – Ониакус прав. Это красивый остров, но на Миное может быть безопасней. Тамошний царь еще не объявил, что вступает в войну. Он хитер и станет выжидать до тех пор, пока не будет знать наверняка, какая из сторон победит. Что еще важнее, у него только пять военных галер, и он не будет торопиться напасть на «Ксантос».
   Зашагав прочь от Гершома, Геликаон дал знак стоявшим у мачты людям развернуть парус. Как только черный конь затрепетал у всех на виду, Ониакус выкрикнул приказ сушить весла.
   Снова пошел дождь, слегка забрызгав палубу. Геликаон посмотрел в сторону носа. Маленький шатер уже починили, и Геликаон видел стоявших у борта Андромаху и Кассандру.
   – Андромаха чем-то тебя оскорбила? – спросил Гершом.
   – Конечно, нет. А почему ты так подумал?
   – Ты почти не говорил с ней с тех пор, как началось путешествие.
   Это было правдой, но Геликаон не желал обсуждать это с Гершомом. Вместо этого он пошел по центральному проходу к женщинам. Подойдя ближе, он увидел, что они наблюдают за дельфином. Когда Геликаон приблизился, Андромаха подняла взгляд, и он почувствовал притягательную силу ее зеленых глаз. Но первой заговорила Кассандра.
   – Кавала все еще с нами, – сказала она, показав на дельфина.
   – Ты ушиблась, когда упала? – спросил Геликаон.
   – Нет. Гершом меня поймал. Он очень сильный.
   Девушка задрожала.
   – Хотела бы я, чтобы у нас был огонь. Очень холодно.
   Геликаон увидел, что губы ее приняли голубой оттенок. Стащив свой тяжелый плащ, он набросил его на плечи Кассандры, и та плотно завернулась в ткань.
   – Посиди некоторое время в шатре, подальше от ветра, – посоветовал Геликаон.
   Она улыбнулась ему:
   – Ты беспокоишься обо мне? Или хочешь поговорить с Андромахой наедине?
   – Я беспокоюсь о тебе, маленькая сестренка.
   – Тогда я пойду, – ответила она. – Ради тебя.
   Наклонив голову, она исчезла в шатре.
   Геликаон внезапно занервничал. Он встретился взглядом с Андромахой и сказал:
   – Я редко чувствовал себя так неловко.
   – Поэтому ты избегал меня с самого начала путешествия?
   Ее глаза были холодными, в голосе слышался сдерживаемый гнев.
   – Да. Я не знаю, как…
   Голос его прервался. Что он мог сказать? Что всю жизнь мечтал найти любовь и что Андромаха была воплощением этой мечты? Что каждый день, с тех пор как он ее встретил, она в его сердце? Что, засыпая ночью, он мысленно видит ее лицо, а просыпаясь, первым делом думает о ней?
   Геликаон вздохнул.
   – Я не скажу, что у меня на сердце, – проговорил он наконец. – Только не жене дорогого друга и матери его сына.
   – Да, – ответила Андромаха. – Сына человека, которого я люблю – люблю всем сердцем.
   Эти слова, произнесенные со всей искренностью и страстью, рванули Геликаона за душу; он сделал шаг назад.
   – Я рад за тебя, – сумел выговорить Геликаон – и увидел на ее глазах слезы.
   Резко отвернувшись, он вернулся на кормовую палубу. Гершом внимательно посмотрел на него.
   – Ты в порядке? Ты ужасно бледный.
   Геликаон, словно не услышав его, повернулся к Ониакусу.
   – На юго-запад, к Миное, – приказал он.

Глава 7
Правда пророчества

   Царь Алкей не был честолюбив. Миноя, с ее плодородной землей, давала достаточно богатств, чтобы он и три его жены жили счастливо. Постоянный доход от торговли скотом и зерном давал ему возможность содержать небольшое войско – пять военных галер, чтобы охранять берега, и пять сотен воинов, чтобы защищать сушу. Галеры и маленькое войско не были настолько сильны, чтобы заставить царей соседних островов бояться вторжения, но не были настолько слабы, чтобы те же цари подумали о нападении на Миною. В свои двадцать восемь лет Алкей был вполне доволен жизнью.
   Удача, как выяснил царь много лет тому назад, заключается в гармонии. Понимание этого нелегко далось Алкею. В детстве он был горячим и искренним, к большому огорчению отца, который внушал ему, что следует сдерживать свои чувства. Все решения, утверждал отец, должны основываться на трезвых размышлениях и тщательном рассмотрении вопроса. Он непрерывно насмехался над сыном за его неспособность мыслить здраво.
   К двадцати годам Алкей наконец понял, что отец прав. А поняв это, стал свободным. Он пошел к отцу, поблагодарил его, вонзил в его сердце кинжал и сам стал царем.
   После этого никто больше над ним не насмехался, и гармонии стало хоть отбавляй. В тех редких случаях, когда кто-нибудь ставил гармонию под угрозу, Алкей брался за кинжал как за способ быстрого решения проблемы.
   «Но не сегодня, – подумал он раздраженно. – Сегодня гармонии недостает».
   Вчера он приготовился переехать в свой дворец на западном берегу, подальше от резких зимних северных ветров. Две его жены были беременны, третья восхитительно бесплодна. Торговый сезон оказался, несмотря на войну, более прибыльным, чем прошлым летом. Казалось, боги улыбались Алкею. Потом вернулась микенская галера, и теперь его путешествие на юго-запад откладывалось, и он был вынужден играть роль сердечного хозяина для двух тварей Агамемнона – змеи и льва. Обе твари были опасны.
   Бледноглазый микенский посол Клейтос заметил, что царь Агамемнон высоко оценил бы, если бы следующим летом зерно Минои пошло на прокорм его войск на западе, едва начнется вторжение на земли Трои.
   Клейтос гудел и гудел, и Алкей едва слушал его. Все это он уже слышал раньше. Корабли перевозили зерно Минои по всему Зеленому морю, и доход от этой торговли был велик. Снабжать этим зерном Агамемнона будет – как изворотливо заметил Клейтос – испытанием веры. Алкей, утверждал посол, получит щедрую прибыль, оплаченную из награбленных в Трое сокровищ. Алкей сдержал улыбку, услышав такие слова. Как сказал однажды его отец: «Не выдергивай зубы мертвого льва до тех пор, пока не увидишь мух, сидящих на его языке».
   Подумав о львах, Алкей бросил взгляд на второго микенца, воина Персиона.
   Могучего сложения, с черной раздвоенной бородой, Персион стоял молча, держа руку на рукояти меча. Алкей знал подобную разновидность людей. Высокомерие в темных глазах говорило об одержанных Персионом победах. То был воин, убийца и, вероятно, время от времени – наемный убийца. Персион стоял не мигая, неподвижный, как статуя, присутствие его было безмолвным предупреждением: те, кто идут против воли Агамемнона, живут недолго.
   Алкей откинулся в кресле и крикнул, чтобы принесли еще вина. Слуга пересек мегарон и наполнил его кубок. Холодный ветер пронесся по старому зданию, и Алкей, поднявшись, подошел к жаровне, пылающей у северной стены. Клейтос последовал за ним.