Страница:
В этот миг Гаэлен ощутил, что его страх перед аэнирами рассеивается, как туман поутру, уступая место куда более сильному чувству.
Ненависть овладевала им, наполняя душу жаждой отмщения.
Три недели он провел в пещере и рядом с ней, глядя, как горный дрок наливается золотом от дождей и солнца. Он видел, как тают на горах снежные шапки, видел молодых оленей, выходящих из леса к быстрым ручьям. Бурый медведь вдалеке метил когтями ствол вяза, кролики на рассвете резвились в высокой траве.
Вечерами они с Оракулом разговаривали, сидя перед огнем. Гаэлен усваивал историю кланов, заучивал имена героев. Был Кубрил по прозвищу Черный Засов, первым поднявший великий Ворл-камень; был Григор Огненный Плясун, сражавшийся с врагами в собственном пылающем доме; были Железнорукий и Дунбар. Могучие мужи, горцы.
Не все они, к немалому удивлению мальчика, были Фарленами. Кланы вопреки обоюдной ненависти чтили общих героев.
– Не пытайся пока понять это, – говорил Гаэлену старик. – Мы и сами-то себя с трудом понимаем.
В последний вечер месяца Оракул снял своему подопечному швы и объявил, что тот готов вступить в мир живых.
– Завтра придет Касваллон, и ты решишь, что тебе делать дальше – оставаться или уходить. В любом случае мы с тобой расстанемся как друзья, – торжественно заверил старик.
У Гаэлена свело живот.
– А нельзя ли мне просто еще немного побыть здесь, с тобой?
– Нет, мой мальчик. – Оракул потрепал его по щеке. – Несмотря на удовольствие, которое доставляет мне твое общество, так не положено. Будь готов, потому что Касваллон придет рано, с рассветом.
Полночи Гаэлен не мог уснуть, а потом ему приснился горец с расплывчатым лицом, перед которым он чувствовал себя полным болваном. Горец приказал ему бежать, но Гаэлен увяз ногами в грязи; тогда горец рассердился и ударил его копьем. Мальчик проснулся весь в поту и пошел к ручью мыться.
– Доброе утро. – На прибрежном валуне сидел высокий мужчина в травянисто-зеленом плаще и кожаном камзоле. На груди он носил перевязь с двумя тонкими кинжалами, на боку охотничий нож. Штаны из зеленой шерсти с кожаной шнуровкой до колен плотно облегали ноги. Темные волосы падали на плечи, глаза цветом напоминали морскую воду. Выглядел он лет на тридцать, хотя мог быть и старше.
– Вы Касваллон?
– Верно. – Мужчина встал, протянул руку. Гаэлен быстро пожал ее и отпустил. – Пройдемся и поговорим о вещах, которые близко тебя касаются.
Не дожидаясь ответа, Касваллон повернулся и медленно зашагал к лесу. Гаэлен, потоптавшись на месте, подобрал с камня свою рубашку и пошел следом. Касваллон что-то достал из котомки, оставленной им у поваленного дуба, и уселся на ствол, оплетенный плющом.
Делая все это, он не сводил глаз с идущего к нему Гаэлена. Мальчик, высокий для своих лет, обещал стать еще выше. Восходящее солнце зажгло его волосы золотом, но над свежим шрамом на лбу сквозила серебряная полоска. Рубец на щеке оставался пока красным и вздутым, на левый глаз страшно было смотреть, но Касваллон остался доволен волевым подбородком, прямой осанкой и тем, что парень глядел ему прямо в лицо.
– Я принес тебе кое-что из одежды.
– Мне и своей хватает, спасибо.
– Может, и хватает, но в такой серой изношенной рубахе ходить не годится, да босиком по горам далеко не уйдешь: тут и острые камни, и ежевика. Без пояса с ножом жить опять-таки затруднительно.
– Еще раз большое спасибо. Я расплачусь с вами, как только смогу.
– Как скажешь. Примерь-ка. – Касваллон бросил Гаэлену зеленую шерстяную рубашку с кожаной оторочкой и кожаными накладками на локтях и плечах.
Гаэлен скинул свою серую и натянул эту. Она оказалась ему как раз впору, и таких красивых вещей он никогда еще не носил. Стянув на поясе мешковатые зеленые штаны, он сел рядом с Касваллоном, чтобы зашнуровать их. В завершение горец вручил ему пару мягких кожаных башмаков и широкий белый пояс, на котором висел в ножнах клинок с костяной рукояткой. Башмаки оказались тесноваты, но Касваллон сказал, что они скоро разносятся. Гаэлен обнажил нож, обоюдоострый и загнутый как полумесяц.
– Одна сторона, чтобы резать дерево и скоблить шкуры, вторая для свежевания. Как оружие этот нож тоже неплох. Держи его острым – точи каждый раз перед тем, как спать ляжешь.
Гаэлен нехотя вернул клинок в ножны и подпоясался.
– Зачем вы все это для меня делаете?
– Хороший вопрос, и я рад, что ты начал с него. Вот только ответа у меня нет. Я видел, как ты полз, и восхищался твоим мужеством, пересилившим боль и слабость. Потом ты добрался до леса и тем самым сделался сыном гор. Теперь клан за тебя в ответе – так я толкую закон. Я всего лишь сделал еще один шаг и взял тебя к себе в дом.
– Мне не нужен отец. У меня никогда его не было.
– А у меня уже есть сын, родной сын, только это никакого значения не имеет. По клановому закону я называюсь твоим отцом, поскольку за тебя отвечаю. По закону равнин, если аэниры еще не отменили его, я бы, наверное, считался твоим опекуном. Все это означает, что я должен воспитать тебя и сделать мужчиной. После этого ты, хочешь не хочешь, будешь жить уже сам по себе.
– А как вы собираетесь меня воспитывать?
– Я научу тебя охотиться, сеять, различать приметы. Научу разбираться в погоде и в людях. Научу драться и скажу – что еще важней, – когда это следует делать. А самое главное, научу тебя думать.
– Думать я умею и так.
– Ты умеешь думать как городской сирота и вор. Посмотри вокруг и скажи, что ты видишь.
– Горы и деревья, – не глядя, выпалил мальчик.
– Э, нет. У каждой горы свое имя и своя репутация, а вместе они означают одно – родной дом.
– Это не мой дом. – Гаэлену стало вдруг неуютно в новой нарядной одежде. – Я городской житель и не знаю, выйдет ли из меня горец. Не знаю даже, хочу ли им становиться.
– Что же ты тогда знаешь?
– Ненавижу аэниров. Всех бы их перебил.
– Ты хочешь стать большим и сильным, оседлать вороного коня и совершить набег на селение аэниров?
– Да, хочу.
– Ты готов перебить всех, кто там есть?
– Да.
– Ты прикажешь аэнирскому мальчику бежать, погонишься за ним и вонзишь копье ему в спину?
– НЕТ! – выкрикнул Гаэлен. – Никогда!
– Рад слышать. Ни один горец этого бы не сделал. У нас, Гаэлен, тебе поневоле придется вступить в бой с аэнирами, но я к тому времени покажу тебе, как это делается. И вот тебе первый урок: откажись от ненависти. Она затемняет разум.
– Никогда я не перестану их ненавидеть. Они злобные убийцы и поступают бесчеловечно.
– Не стану спорить, ибо ты видел их в деле. Скажу тебе так: боец должен мыслить ясно и быстро, а действовать сообразно мыслям. Некоторая доля ярости нам полезна, поскольку придает сил, но ненависть глушит все прочие чувства. Она точно конь, который понес и мчится незнамо куда. Однако давай прогуляемся.
В лесу Касваллон стал рассказывать о Фарленах, о Мэг.
– Почему ты взял жену из другого клана? – спросил Гаэлен, когда они сделали привал у ручья. – Мне Оракул рассказывал. Сказал, это показывает, что ты за человек, но я все равно не понял.
– Скажу тебе по секрету, – прошептал ему на ухо горец, – я и сам толком не понимаю. Я влюбился в эту женщину, как только она вышла из своего шатра и попалась мне на глаза. Она пронзила меня, будто стрела, ноги мои ослабли, и сердце орлом воспарило ввысь.
– Она околдовала тебя? – широко раскрыл глаза Гаэлен.
– Точно, околдовала.
– Стало быть, она ведьма?
– Все бабы ведьмы, ибо каждая из них способна порой наводить чары такого рода.
– Ну, меня-то не обморочат.
– Верю. У тебя крепкая голова и стойкое сердце. Я это понял, как только увидел тебя.
– Смеешься?
– Ничего подобного. Этим не шутят.
– Ну хорошо. Если ты знаешь, что она обворожила тебя, почему ее не прогонишь?
– Знаешь, привык я к ней как-то. Она отменно стряпает, хорошо шьет. Вся одежда, что на тебе – ее рук дело. Зачем же бросаться таким добром, сам ведь я нитку в иголку и то не вдену.
– Да, правда. Об этом я не подумал. Как по-твоему, она и меня захочет околдовать?
– Нет. Она сразу поймет, что с тобой это не удастся.
– Ладно, тогда я останусь у тебя… ненадолго.
– Отлично. Приложи руку к сердцу и назови свое имя.
– Гаэлен.
– Полное имя.
– Это и есть полное.
– Нет. С этого мгновения ты Гаэлен из Фарлена, сын Касваллона. Повтори.
– Зачем тебе? – покраснел мальчик. – Ты сам сказал, что у тебя уже есть сын. А меня ты совсем не знаешь. Я… ни на что не годен. И не понимаю, что это такое – быть горцем.
– Я тебя научу. А теперь скажи свое имя.
– Гаэлен из Фарлена, с…сын Касваллона.
– Теперь скажи, что ты горец.
Гаэлен облизнул губы.
– Я горец.
– Добро пожаловать в мой дом, Гаэлен из Фарлена!
– Спасибо, – пробормотал мальчик.
– Вот что: у меня много дел на сегодня, так ты уж погуляй пока тут один. Завтра я за тобой вернусь, мы побродим несколько дней по вереску, узнаем друг друга получше, а там и домой отправимся. – И Касваллон без лишних слов зашагал вниз, к деревне.
Гаэлен, проводив его взглядом, достал свой нож и посмотрелся в него, как в зеркало. Радость бурлила в нем. Он спрятал нож и побежал показывать свои обновы Оракулу. По дороге он неожиданно для себя самого влез на валун десятифутовой вышины и посмотрел на горы по-новому.
Воздев руки к небу, он закричал во весь голос. Эхо ответило ему, и из глаз его брызнули слезы. Он слышал эхо впервые – ему казалось, что это горы зовут его.
– Я иду домой! – крикнул он.
– ДОМОЙ! ДОМОЙ! ДОМОЙ! – ответили горы.
Касваллон далеко внизу услышал это и улыбнулся. Парню еще многому надо учиться, многое надо преодолеть. Если он полагает, что вором в Атерисе быть трудно, что-то он скажет о фарленских парнях?
Низинник в горской одежде что овца, всякий его острижет.
И то, что он сын Касваллона, не сделает его жизнь более легкой.
Но пусть завтрашний день сам заботится о себе.
– Зачем они это делают? – спросил Гаэлен, глядя на следы когтей.
– Это полезная вещь. – Касваллон скинул котомку наземь. – Они встают в полный рост и оставляют свои метины. Если чужой медведь до них не дотянется, он уйдет из этого леса, потому что здешний хозяин выше его, а стало быть, и сильнее. Заметим себе, что здесь живет хитрый зверь: он ведь и сам до своих меток не достает.
– Как же он умудряется оставлять их на такой высоте?
– Подумай, пока будешь собирать хворост, а я тем временем обдеру кролика.
Гаэлен отправился искать сушняк. Он ломал каждую хворостину, как учил его Касваллон, и отбрасывал те, где находил сок. При этом он то и дело оглядывался на дерево с метинами. Может, медведь валун к нему прикатил? Кто их знает, насколько они умны, эти звери. Потом, уже у костра, он высказал Касваллону догадку насчет валуна.
– Хитроумно, но неверно, – вполне серьезно ответил тот. – Теперь погляди вокруг и опиши то, что видишь.
– Мы сидим в лощине. Она защищает от ветра, и нашего костра в ней не видно.
– В лощине, но где именно?
Сверившись с горами, как учил Касваллон, мальчик ответил уверенно:
– На ее северном конце.
– А дерево где растет?
– На десять шагов к середине.
– А откуда зимой ветер дует?
– С севера.
– Представь себе эту лощину зимой.
– Здесь холодно, хотя и не очень ветрено. И все засыпано снегом.
– Скажи теперь, как медведь сделал метины.
– Понял! – завопил Гаэлен. – Он влез на сугроб, наметенный с северной стороны дерева.
– Превосходно.
– Он это случайно? Или нарочно придумал, чтобы одурачить других медведей?
– Мне нравится думать, что нарочно. Медведи, видишь ли, зимой спят. Не впадают в спячку, как другие животные, просто спят подолгу. Медведь вылезает из берлоги, только если оголодает, а тогда ему уже не до меток. Но дело тут не в медведе, а в том, как надо решать ту или другую задачу. Думай, и ответ найдется всегда. Природа нам круглый год такие задачи подбрасывает.
Ночью, улегшись спать под навесом, который соорудил Касваллон, Гаэлен стал перебирать в уме то, что уже выучил. Лошадь откидывает копытом траву в ту сторону, откуда пришла, а корова – перед собой. Олень не заходит в глухую чащу, потому что питается молодыми деревьями, которые лучше растут на солнце. Его нельзя убивать на бегу, потому что от страха его мясо становится жестким. Костер всегда складывают у камня или поваленного дерева, потому что они отражают тепло. Еще он узнал имена всех окрестных гор. Он спал чутко и видел сны.
За ночь он просыпался дважды – когда пошел дождь и когда его ноги задела большая лисица. При луне лисья морда показалась ему обличьем страшного демона. Гаэлен завопил, и лиса убежала.
Касваллон даже не шелохнулся, но утром, складывая навес, сказал сурово:
– В горах человек может поплатиться жизнью за одно мгновение паники. Это тебе урок. В другой раз, встретившись с опасностью, не шуми. Представь, что ты прячешься от аэниров, и тут вдруг змея проползает у тебя по ноге. Если крикнешь, примешь смерть – не от змеи, так от них.
– Извини, я больше не буду.
Касваллон с усмешкой взъерошил мальчику волосы.
– Я тебя не ругаю. Это, как я сказал, всего лишь урок.
Все утро, пока они шли по горным тропам, Гаэлен слушал и запоминал истории из клановой жизни. Он узнал о походе Фарленов на остров Валлон, о таинственных Вратах, о том, как клан пришел в горы. Узнал, что в кланах нет королей, но во время войны избирается один верховный правитель, подобный легендарному Железнорукому. Однако больше всего узнал он о самом Касваллоне. Тот рассказывал красноречиво, с мягким юмором, и судил обо всем уверенно. В своем приемном отце Гаэлен разглядел бесконечно терпеливого и понимающего человека, который любил горный край и народ этого края, не обладая суровой неприступностью первого и бурными страстями второго.
Ближе к вечеру они пришли в сосновый бор, где стоял высокий утес. Гаэлен хотел сказать что-то, но Касваллон сделал ему знак молчать. Ветер гудел в кронах, в сухом подлеске шуршали маленькие зверьки, но в эти звуки вплетался порой какой-то писк, похожий на отдаленное эхо.
Касваллон, раздвигая ветки, вывел мальчика на поляну, и там, у входа в пещеру, они увидели сцену смертельной схватки. Мертвый барс лежал, сцепившись с огромной, тоже мертвой собакой, подобных которой Гаэлен еще ни разу не видывал. Ее челюсти сомкнулись на горле барса, тот же в предсмертных судорогах распорол ей задними ногами живот. Животные уже начали разлагаться, брюхо барса раздулось от газов.
– Что это за собака такая? – спросил Гаэлен.
– Самая лучшая боевая порода. Это Набара. Она принадлежала Камбилу, фарленскому лорду-ловчему, но убежала в горы за день до того, как ее собрались убить.
Гаэлен подошел поближе:
– Челюсти будь здоров, и сама здоровенная. Страшная зверюга.
– Теперь таких мало осталось, не знаю уж почему. Потому, наверное, что мы больше не воюем, как в старину воевали. Но звери и вправду страшные. Эта, как видишь, даже с барсом управилась.
Из пещеры снова донесся писк.
– Там у нее щенки, потому она и сражалась, не щадя жизни. Но ее гибель им пользы не принесла.
– Ты хочешь убить их?
– Да.
– Почему?
– Она прожила в горах больше года. С кем она тут могла спариться? Только с волком. Впрочем, сейчас поглядим.
Они осторожно заползли в низкое устье. Пещера загибалась вправо – там, в щели, собака и оставила свой помет. Пятеро щенков лежали, не двигаясь, шестой пытался встать на дрожащие лапки. Касваллон взял его и передал Гаэлену. Остальные все были мертвы.
Выбравшись снова на солнце, Касваллон сунул черно-серый комочек себе за пазуху.
– Разведи костер, Гаэлен. Посмотрим, стоит ли нам спасать этого зверя.
Гаэлен сложил камни в кружок, приготовил растопку, высек кинжалом искру из кремня. Раздув огонек, он стал добавлять сперва тонкие прутики, потом ветки потолще. Касваллон достал из котомки полоски вяленого мяса, которым Мэг снабдила их на дорогу.
– Нам нужен котелок, чтобы суп сварить. Сейчас научу тебя еще кое-чему. Отдери вон оттуда кусок коры подлинней.
К удивлению Гаэлена, Касваллон скрутил из коры что-то вроде глубокой чаши, налил туда воду из фляжки и поставил сосуд на огонь.
– Она ведь сгорит сейчас, – сказал Гаэлен. – Это ж дерево.
– Не сгорит, пока в ней есть вода и огонь горит ниже уровня жидкости. – Касваллон нарезал мясо кусочками и кинул в свою манерку.
Вскоре вода закипела. Касваллон помешивал суп кинжалом, а Гаэлен гладил черную мордочку щенка, которую тот высунул из-за пазухи горца.
Когда солнце село в красные облака и зажгло горы медью, Касваллон велел снять котелок с огня и поставить студить. Пока они ждали, Касваллон посадил щенка на колени и стал жевать полоску говядины.
– Дай ему тоже, – попросил Гаэлен. – Он же голоден.
– Я для него и стараюсь. Готовлю жвачку, как сделала бы его мать.
Касваллон вынул изо рта прожеванное мясо и дал щенку. Тот высунул язычок, сморщил нос, попробовал и уронил голову на руку Касваллона.
– Все равно жестковато, – сказал горец. – Но видишь, какие у него лапы? Большой вырастет. На, подержи.
Щенок заскулил было, но успокоился, когда Гаэлен стал его гладить.
– Наполовину волк, как я и думал. Но в нем и от собаки достаточно, а значит, поддается выучке. Хочешь оставить его себе?
Гаэлен поднял щенка высоко, заглянул в его карие глазки. Этот песик был сиротой, как и он, и тоже боролся за жизнь.
– Он дитя гор, и я усыновляю его. Я ведь имею на это право?
– Имеешь, – строго сказал Касваллон, – но сначала надо, чтобы он выжил.
Когда суп стал чуть теплым, он передал котелок Гаэлену.
– Окуни туда мизинец и дай ему облизать. Он еще слишком мал, иначе его не накормишь.
Гаэлен так и сделал. Песик снова сморщил нос, понюхал и начал лизать. Гаэлен кормил его, пока тот не уснул у него на руках.
– Думаешь, он будет жить?
– Не знаю. Завтра еще что-нибудь сообразим.
– Хоть бы выжил.
– Надежда сродни молитве – глядишь, твое желание и исполнится. Посиди тут, я скоро. – Касваллон ушел в лес.
Солнце давно зашло, но луна стояла высоко и светила ярко. Гаэлен сидел, прислонившись к дереву, и смотрел на мерцающие угли костра. Такой жизни, такого мира он никогда прежде не знал. Щенок закопошился во сне, и Гаэлен рассеянно погладил его. Горы чернели на небе, как зубчатая стена, способная заслонить от всего плохого, что есть на свете.
Касваллон вернулся, сел рядом.
– Небольшое затруднение, Гаэлен. Я еще днем заметил на опушке чьи-то следы, но отвлекся, пока мы искали щенка. Сейчас я прошел до мягкой земли, где отпечатки видны лучше. Эти люди ходят в подбитых гвоздями сапогах, а не в мягких постолах, как все горцы.
– Кто же они?
– Аэниры. Здесь, в наших горах.
Утром Гаэлен опять покормил щенка супом, разогрев остатки на тлеющих углях костра. Ужас, который он испытал ночью, успел остыть и не мешал мыслить ясно.
– Сколько их всего? – спросил он.
– Человек двадцать. Думаю, это просто разведчики, но и они могут натворить бед, поскольку идут в глубину фарленских земель. Будем держаться настороже, избегая открытых мест. Ты только не бойся: это мои горы, врасплох нас никто не застанет.
– А я и не боюсь больше, – сказал Гаэлен, глядя Касваллону прямо в глаза. – Это ночью я трясся, а днем готов ко всему.
– Вот и хорошо. – Касваллон взял свой посох, взвалил на плечи котомку. – Давай выбросим аэниров из головы, и я покажу тебе одно чудо.
– Какое?
– Имей терпение. Скоро сам увидишь.
Гаэлен взял щенка, и они зашагали на запад.
Все утро они то поднимались по склону, то спускались в зеленые долины. Наконец за песчаниковыми утесами перевала до них донесся рокот, подобный отдаленному грому.
– Это зверь так рычит? – заволновался Гаэлен.
– Нет, хотя предания говорят иначе. Сейчас ты увидишь место, где зародилось множество мифов. Один из них гласит, что Атафосс – радужный мост к жилищу богов.
Гром нарастал внизу, справа от них. Спустившись боком по осыпи на край каменного карниза, Касваллон снял котомку, поманил Гаэлена к себе – и тот понял, что никогда не забудет мгновения, когда увидел Атафосский водопад во всей его грозной красе.
Три широкие струи, разделенные двумя утесами, падали с трехсотфутовой вышины в промежуточный пруд и там сливались в один могучий водопад, чей рев покрывал все прочие звуки. От солнца, отраженного черным базальтом, в потоке играли радуги. Одна из них обвивала водопад и высокой аркой уходила куда-то в небо. В ширину Атафосс занимал целых полмили. Гаэлен, раскрыв рот, смотрел на радужный мост, о котором слыхал еще в Атерисе.
Касваллон говорил что-то, воздев руки к небу, но Атафосс его заглушал.
– Пошли, – прокричал он и увел Гаэлена наверх, за скалу.
Там он показал на островок в середине озера. По виду тот походил на слезу, на нем рос густой лес, в высоких скалах виднелись пещеры.
– Валлон, – сказал горец. – Там и находятся волшебные Врата, через которые прошли Фарлены много веков назад. Было это зимой, когда озеро замерзает, и мы шли прямо по льду.
Заночевали они там же, над водопадом. Гаэлен кормил щенка разжеванным мясом, и песик на этот раз ел охотно. Назавтра Касваллон повернул на юг, к дому. Мальчик заметил, что он движется осторожней прежнего, внимательно глядя по сторонам и стараясь не выходить из леса без крайней нужды.
Дважды им встречались следы аэниров и один раз – чужое кострище. Касваллон запустил пальцы в золу.
– Нынче утром погашен. Гляди в оба.
Эту ночь они провели в узкой пещере, не зажигая огня, и с рассветом двинулись дальше.
– Чую, они где-то близко, – говорил Касваллон. – Беспокойно мне, по правде сказать. Думается, я их недооценивал. При таком количестве народу они оставляют очень мало следов и на открытые места, как и мы, почти не выходят. Они хорошие лазутчики и к лесу привычны. Может статься, они выступят против нас раньше, чем я ожидал.
К вечеру беспокойство Касваллона переросло в тревогу. Он все время молчал и взбирался на деревья, чтобы осмотреться как следует.
– В чем дело? – спросил Гаэлен, видя, как горец разглядывает почти незаметные зарубки и царапины на коре.
– Они разделились. Трое ушли вперед, остальные в лес. Думаю, они знают, что мы здесь, и хотят взять нас в кольцо.
– И как же нам теперь быть?
– Выбирать особенно не из чего. Поищем место для лагеря.
Касваллон развел костер у ручья, и они доели последние припасы Мэг. Ночь опять выдалась ясная, лунная. Гаэлен, прижав к себе щенка, закутался в одеяло и крепко уснул, но часа за два до рассвета Касваллон тихонько растолкал его. Горец прижимал палец к губам, призывая к молчанию. Гаэлен спрятал щенка за пазуху, Касваллон завернул в его одеяло охапку травы, подбавил в костер хвороста. Оба отошли к лесу и остановились у пышного куста, откуда костер был хорошо виден.
– Лезь в этот куст, – сказал Касваллон на ухо мальчику, – и чтоб ни звука, ни шороха. Если щенок будет шуметь, убей его.
– Я тоже хочу сражаться, – шепотом откликнулся Гаэлен.
– Ты еще не готов. Делай как я сказал.
Гаэлен забрался в середину куста, завернулся в плащ, который ему дал Касваллон, и стал ждать. Сердце колотилось, собственное дыхание казалось громким, словно Атафосс.
Касваллон куда-то исчез. С час или больше в лесу ничего не происходило. Скрюченный Гаэлен поглаживал щенка, возившегося за пазухой, и тут вдруг от леса шагах в десяти от куста отделилась темная тень. Под луной сверкнул меч и кованый обод шлема.
Воин взмахнул мечом, подавая знак своим спутникам. Гаэлен различил сквозь ветки, как двое аэниров перебежали через поляну и принялись рубить набитые травой одеяла.
Убедившись, что их провели, они без слов отступили и начали обшаривать лес.
Гаэлен пришел в ужас. Его куст стоял на отшибе и сразу бросался в глаза. Почему Касваллон оставил его в таком заметном укрытии? Мальчика подмывало вылезти и пуститься бежать, но враг был чересчур близко.
Еще миг – и глаза у него округлились. Позади аэнира, оказавшегося на той стороне поляны, из вереска поднялся Касваллон. Горец зажал чужаку рот, полоснул его кинжалом по горлу и снова укрылся в вереске.
Двое остальных, ни о чем не ведая, обыскали опушку с запада и востока, ничего не нашли и двинулись прямиком к кусту Гаэлена.
Один из них, здоровенный, в кожаных штанах и медвежьей куртке, сказал другому, худощавому, с заплетенными в косу темными волосами:
– Сходи за Карисом.
Тот ушел.
Вожак, к изумлению Гаэлена, на куст даже не смотрел, как будто его, куста, не существовало вовсе.
Аэнир, стоявший так близко, что Гаэлен видел только его штаны и высокие сапоги со шнуровкой, внезапно свалился в траву. Гаэлен вздрогнул, но сдержал крик. Враг лежал, обратив мертвые глаза прямо к нему, кровь из его горла стекала в землю.
Затем мертвец внезапно пополз назад – это Касваллон, как оказалось, тащил его за ноги в лес. Когда оба скрылись, на поляну с мечом в руке вышел последний аэнир и позвал:
– Аста! Иди сюда, Карис убит.
– Никто к тебе не придет, красавчик, – ответил ему Касваллон.
Воин обернулся и ринулся в атаку. Касваллон посохом, как копьем, двинул его в живот и стукнул по голове другим наконечником. Оглушенный аэнир попытался встать, но сильная рука ухватила его за волосы и ткнула лицом в корявый ствол старого дуба. Аэнир вновь повалился наземь.
Ненависть овладевала им, наполняя душу жаждой отмщения.
Три недели он провел в пещере и рядом с ней, глядя, как горный дрок наливается золотом от дождей и солнца. Он видел, как тают на горах снежные шапки, видел молодых оленей, выходящих из леса к быстрым ручьям. Бурый медведь вдалеке метил когтями ствол вяза, кролики на рассвете резвились в высокой траве.
Вечерами они с Оракулом разговаривали, сидя перед огнем. Гаэлен усваивал историю кланов, заучивал имена героев. Был Кубрил по прозвищу Черный Засов, первым поднявший великий Ворл-камень; был Григор Огненный Плясун, сражавшийся с врагами в собственном пылающем доме; были Железнорукий и Дунбар. Могучие мужи, горцы.
Не все они, к немалому удивлению мальчика, были Фарленами. Кланы вопреки обоюдной ненависти чтили общих героев.
– Не пытайся пока понять это, – говорил Гаэлену старик. – Мы и сами-то себя с трудом понимаем.
В последний вечер месяца Оракул снял своему подопечному швы и объявил, что тот готов вступить в мир живых.
– Завтра придет Касваллон, и ты решишь, что тебе делать дальше – оставаться или уходить. В любом случае мы с тобой расстанемся как друзья, – торжественно заверил старик.
У Гаэлена свело живот.
– А нельзя ли мне просто еще немного побыть здесь, с тобой?
– Нет, мой мальчик. – Оракул потрепал его по щеке. – Несмотря на удовольствие, которое доставляет мне твое общество, так не положено. Будь готов, потому что Касваллон придет рано, с рассветом.
Полночи Гаэлен не мог уснуть, а потом ему приснился горец с расплывчатым лицом, перед которым он чувствовал себя полным болваном. Горец приказал ему бежать, но Гаэлен увяз ногами в грязи; тогда горец рассердился и ударил его копьем. Мальчик проснулся весь в поту и пошел к ручью мыться.
– Доброе утро. – На прибрежном валуне сидел высокий мужчина в травянисто-зеленом плаще и кожаном камзоле. На груди он носил перевязь с двумя тонкими кинжалами, на боку охотничий нож. Штаны из зеленой шерсти с кожаной шнуровкой до колен плотно облегали ноги. Темные волосы падали на плечи, глаза цветом напоминали морскую воду. Выглядел он лет на тридцать, хотя мог быть и старше.
– Вы Касваллон?
– Верно. – Мужчина встал, протянул руку. Гаэлен быстро пожал ее и отпустил. – Пройдемся и поговорим о вещах, которые близко тебя касаются.
Не дожидаясь ответа, Касваллон повернулся и медленно зашагал к лесу. Гаэлен, потоптавшись на месте, подобрал с камня свою рубашку и пошел следом. Касваллон что-то достал из котомки, оставленной им у поваленного дуба, и уселся на ствол, оплетенный плющом.
Делая все это, он не сводил глаз с идущего к нему Гаэлена. Мальчик, высокий для своих лет, обещал стать еще выше. Восходящее солнце зажгло его волосы золотом, но над свежим шрамом на лбу сквозила серебряная полоска. Рубец на щеке оставался пока красным и вздутым, на левый глаз страшно было смотреть, но Касваллон остался доволен волевым подбородком, прямой осанкой и тем, что парень глядел ему прямо в лицо.
– Я принес тебе кое-что из одежды.
– Мне и своей хватает, спасибо.
– Может, и хватает, но в такой серой изношенной рубахе ходить не годится, да босиком по горам далеко не уйдешь: тут и острые камни, и ежевика. Без пояса с ножом жить опять-таки затруднительно.
– Еще раз большое спасибо. Я расплачусь с вами, как только смогу.
– Как скажешь. Примерь-ка. – Касваллон бросил Гаэлену зеленую шерстяную рубашку с кожаной оторочкой и кожаными накладками на локтях и плечах.
Гаэлен скинул свою серую и натянул эту. Она оказалась ему как раз впору, и таких красивых вещей он никогда еще не носил. Стянув на поясе мешковатые зеленые штаны, он сел рядом с Касваллоном, чтобы зашнуровать их. В завершение горец вручил ему пару мягких кожаных башмаков и широкий белый пояс, на котором висел в ножнах клинок с костяной рукояткой. Башмаки оказались тесноваты, но Касваллон сказал, что они скоро разносятся. Гаэлен обнажил нож, обоюдоострый и загнутый как полумесяц.
– Одна сторона, чтобы резать дерево и скоблить шкуры, вторая для свежевания. Как оружие этот нож тоже неплох. Держи его острым – точи каждый раз перед тем, как спать ляжешь.
Гаэлен нехотя вернул клинок в ножны и подпоясался.
– Зачем вы все это для меня делаете?
– Хороший вопрос, и я рад, что ты начал с него. Вот только ответа у меня нет. Я видел, как ты полз, и восхищался твоим мужеством, пересилившим боль и слабость. Потом ты добрался до леса и тем самым сделался сыном гор. Теперь клан за тебя в ответе – так я толкую закон. Я всего лишь сделал еще один шаг и взял тебя к себе в дом.
– Мне не нужен отец. У меня никогда его не было.
– А у меня уже есть сын, родной сын, только это никакого значения не имеет. По клановому закону я называюсь твоим отцом, поскольку за тебя отвечаю. По закону равнин, если аэниры еще не отменили его, я бы, наверное, считался твоим опекуном. Все это означает, что я должен воспитать тебя и сделать мужчиной. После этого ты, хочешь не хочешь, будешь жить уже сам по себе.
– А как вы собираетесь меня воспитывать?
– Я научу тебя охотиться, сеять, различать приметы. Научу разбираться в погоде и в людях. Научу драться и скажу – что еще важней, – когда это следует делать. А самое главное, научу тебя думать.
– Думать я умею и так.
– Ты умеешь думать как городской сирота и вор. Посмотри вокруг и скажи, что ты видишь.
– Горы и деревья, – не глядя, выпалил мальчик.
– Э, нет. У каждой горы свое имя и своя репутация, а вместе они означают одно – родной дом.
– Это не мой дом. – Гаэлену стало вдруг неуютно в новой нарядной одежде. – Я городской житель и не знаю, выйдет ли из меня горец. Не знаю даже, хочу ли им становиться.
– Что же ты тогда знаешь?
– Ненавижу аэниров. Всех бы их перебил.
– Ты хочешь стать большим и сильным, оседлать вороного коня и совершить набег на селение аэниров?
– Да, хочу.
– Ты готов перебить всех, кто там есть?
– Да.
– Ты прикажешь аэнирскому мальчику бежать, погонишься за ним и вонзишь копье ему в спину?
– НЕТ! – выкрикнул Гаэлен. – Никогда!
– Рад слышать. Ни один горец этого бы не сделал. У нас, Гаэлен, тебе поневоле придется вступить в бой с аэнирами, но я к тому времени покажу тебе, как это делается. И вот тебе первый урок: откажись от ненависти. Она затемняет разум.
– Никогда я не перестану их ненавидеть. Они злобные убийцы и поступают бесчеловечно.
– Не стану спорить, ибо ты видел их в деле. Скажу тебе так: боец должен мыслить ясно и быстро, а действовать сообразно мыслям. Некоторая доля ярости нам полезна, поскольку придает сил, но ненависть глушит все прочие чувства. Она точно конь, который понес и мчится незнамо куда. Однако давай прогуляемся.
В лесу Касваллон стал рассказывать о Фарленах, о Мэг.
– Почему ты взял жену из другого клана? – спросил Гаэлен, когда они сделали привал у ручья. – Мне Оракул рассказывал. Сказал, это показывает, что ты за человек, но я все равно не понял.
– Скажу тебе по секрету, – прошептал ему на ухо горец, – я и сам толком не понимаю. Я влюбился в эту женщину, как только она вышла из своего шатра и попалась мне на глаза. Она пронзила меня, будто стрела, ноги мои ослабли, и сердце орлом воспарило ввысь.
– Она околдовала тебя? – широко раскрыл глаза Гаэлен.
– Точно, околдовала.
– Стало быть, она ведьма?
– Все бабы ведьмы, ибо каждая из них способна порой наводить чары такого рода.
– Ну, меня-то не обморочат.
– Верю. У тебя крепкая голова и стойкое сердце. Я это понял, как только увидел тебя.
– Смеешься?
– Ничего подобного. Этим не шутят.
– Ну хорошо. Если ты знаешь, что она обворожила тебя, почему ее не прогонишь?
– Знаешь, привык я к ней как-то. Она отменно стряпает, хорошо шьет. Вся одежда, что на тебе – ее рук дело. Зачем же бросаться таким добром, сам ведь я нитку в иголку и то не вдену.
– Да, правда. Об этом я не подумал. Как по-твоему, она и меня захочет околдовать?
– Нет. Она сразу поймет, что с тобой это не удастся.
– Ладно, тогда я останусь у тебя… ненадолго.
– Отлично. Приложи руку к сердцу и назови свое имя.
– Гаэлен.
– Полное имя.
– Это и есть полное.
– Нет. С этого мгновения ты Гаэлен из Фарлена, сын Касваллона. Повтори.
– Зачем тебе? – покраснел мальчик. – Ты сам сказал, что у тебя уже есть сын. А меня ты совсем не знаешь. Я… ни на что не годен. И не понимаю, что это такое – быть горцем.
– Я тебя научу. А теперь скажи свое имя.
– Гаэлен из Фарлена, с…сын Касваллона.
– Теперь скажи, что ты горец.
Гаэлен облизнул губы.
– Я горец.
– Добро пожаловать в мой дом, Гаэлен из Фарлена!
– Спасибо, – пробормотал мальчик.
– Вот что: у меня много дел на сегодня, так ты уж погуляй пока тут один. Завтра я за тобой вернусь, мы побродим несколько дней по вереску, узнаем друг друга получше, а там и домой отправимся. – И Касваллон без лишних слов зашагал вниз, к деревне.
Гаэлен, проводив его взглядом, достал свой нож и посмотрелся в него, как в зеркало. Радость бурлила в нем. Он спрятал нож и побежал показывать свои обновы Оракулу. По дороге он неожиданно для себя самого влез на валун десятифутовой вышины и посмотрел на горы по-новому.
Воздев руки к небу, он закричал во весь голос. Эхо ответило ему, и из глаз его брызнули слезы. Он слышал эхо впервые – ему казалось, что это горы зовут его.
– Я иду домой! – крикнул он.
– ДОМОЙ! ДОМОЙ! ДОМОЙ! – ответили горы.
Касваллон далеко внизу услышал это и улыбнулся. Парню еще многому надо учиться, многое надо преодолеть. Если он полагает, что вором в Атерисе быть трудно, что-то он скажет о фарленских парнях?
Низинник в горской одежде что овца, всякий его острижет.
И то, что он сын Касваллона, не сделает его жизнь более легкой.
Но пусть завтрашний день сам заботится о себе.
* * *
Три дня новоявленные отец и сын бродили по фарленским горам – высоко, где парят золотые орлы, и пониже, где медведи глубоко метят когтями молодые деревья.– Зачем они это делают? – спросил Гаэлен, глядя на следы когтей.
– Это полезная вещь. – Касваллон скинул котомку наземь. – Они встают в полный рост и оставляют свои метины. Если чужой медведь до них не дотянется, он уйдет из этого леса, потому что здешний хозяин выше его, а стало быть, и сильнее. Заметим себе, что здесь живет хитрый зверь: он ведь и сам до своих меток не достает.
– Как же он умудряется оставлять их на такой высоте?
– Подумай, пока будешь собирать хворост, а я тем временем обдеру кролика.
Гаэлен отправился искать сушняк. Он ломал каждую хворостину, как учил его Касваллон, и отбрасывал те, где находил сок. При этом он то и дело оглядывался на дерево с метинами. Может, медведь валун к нему прикатил? Кто их знает, насколько они умны, эти звери. Потом, уже у костра, он высказал Касваллону догадку насчет валуна.
– Хитроумно, но неверно, – вполне серьезно ответил тот. – Теперь погляди вокруг и опиши то, что видишь.
– Мы сидим в лощине. Она защищает от ветра, и нашего костра в ней не видно.
– В лощине, но где именно?
Сверившись с горами, как учил Касваллон, мальчик ответил уверенно:
– На ее северном конце.
– А дерево где растет?
– На десять шагов к середине.
– А откуда зимой ветер дует?
– С севера.
– Представь себе эту лощину зимой.
– Здесь холодно, хотя и не очень ветрено. И все засыпано снегом.
– Скажи теперь, как медведь сделал метины.
– Понял! – завопил Гаэлен. – Он влез на сугроб, наметенный с северной стороны дерева.
– Превосходно.
– Он это случайно? Или нарочно придумал, чтобы одурачить других медведей?
– Мне нравится думать, что нарочно. Медведи, видишь ли, зимой спят. Не впадают в спячку, как другие животные, просто спят подолгу. Медведь вылезает из берлоги, только если оголодает, а тогда ему уже не до меток. Но дело тут не в медведе, а в том, как надо решать ту или другую задачу. Думай, и ответ найдется всегда. Природа нам круглый год такие задачи подбрасывает.
Ночью, улегшись спать под навесом, который соорудил Касваллон, Гаэлен стал перебирать в уме то, что уже выучил. Лошадь откидывает копытом траву в ту сторону, откуда пришла, а корова – перед собой. Олень не заходит в глухую чащу, потому что питается молодыми деревьями, которые лучше растут на солнце. Его нельзя убивать на бегу, потому что от страха его мясо становится жестким. Костер всегда складывают у камня или поваленного дерева, потому что они отражают тепло. Еще он узнал имена всех окрестных гор. Он спал чутко и видел сны.
За ночь он просыпался дважды – когда пошел дождь и когда его ноги задела большая лисица. При луне лисья морда показалась ему обличьем страшного демона. Гаэлен завопил, и лиса убежала.
Касваллон даже не шелохнулся, но утром, складывая навес, сказал сурово:
– В горах человек может поплатиться жизнью за одно мгновение паники. Это тебе урок. В другой раз, встретившись с опасностью, не шуми. Представь, что ты прячешься от аэниров, и тут вдруг змея проползает у тебя по ноге. Если крикнешь, примешь смерть – не от змеи, так от них.
– Извини, я больше не буду.
Касваллон с усмешкой взъерошил мальчику волосы.
– Я тебя не ругаю. Это, как я сказал, всего лишь урок.
Все утро, пока они шли по горным тропам, Гаэлен слушал и запоминал истории из клановой жизни. Он узнал о походе Фарленов на остров Валлон, о таинственных Вратах, о том, как клан пришел в горы. Узнал, что в кланах нет королей, но во время войны избирается один верховный правитель, подобный легендарному Железнорукому. Однако больше всего узнал он о самом Касваллоне. Тот рассказывал красноречиво, с мягким юмором, и судил обо всем уверенно. В своем приемном отце Гаэлен разглядел бесконечно терпеливого и понимающего человека, который любил горный край и народ этого края, не обладая суровой неприступностью первого и бурными страстями второго.
Ближе к вечеру они пришли в сосновый бор, где стоял высокий утес. Гаэлен хотел сказать что-то, но Касваллон сделал ему знак молчать. Ветер гудел в кронах, в сухом подлеске шуршали маленькие зверьки, но в эти звуки вплетался порой какой-то писк, похожий на отдаленное эхо.
Касваллон, раздвигая ветки, вывел мальчика на поляну, и там, у входа в пещеру, они увидели сцену смертельной схватки. Мертвый барс лежал, сцепившись с огромной, тоже мертвой собакой, подобных которой Гаэлен еще ни разу не видывал. Ее челюсти сомкнулись на горле барса, тот же в предсмертных судорогах распорол ей задними ногами живот. Животные уже начали разлагаться, брюхо барса раздулось от газов.
– Что это за собака такая? – спросил Гаэлен.
– Самая лучшая боевая порода. Это Набара. Она принадлежала Камбилу, фарленскому лорду-ловчему, но убежала в горы за день до того, как ее собрались убить.
Гаэлен подошел поближе:
– Челюсти будь здоров, и сама здоровенная. Страшная зверюга.
– Теперь таких мало осталось, не знаю уж почему. Потому, наверное, что мы больше не воюем, как в старину воевали. Но звери и вправду страшные. Эта, как видишь, даже с барсом управилась.
Из пещеры снова донесся писк.
– Там у нее щенки, потому она и сражалась, не щадя жизни. Но ее гибель им пользы не принесла.
– Ты хочешь убить их?
– Да.
– Почему?
– Она прожила в горах больше года. С кем она тут могла спариться? Только с волком. Впрочем, сейчас поглядим.
Они осторожно заползли в низкое устье. Пещера загибалась вправо – там, в щели, собака и оставила свой помет. Пятеро щенков лежали, не двигаясь, шестой пытался встать на дрожащие лапки. Касваллон взял его и передал Гаэлену. Остальные все были мертвы.
Выбравшись снова на солнце, Касваллон сунул черно-серый комочек себе за пазуху.
– Разведи костер, Гаэлен. Посмотрим, стоит ли нам спасать этого зверя.
Гаэлен сложил камни в кружок, приготовил растопку, высек кинжалом искру из кремня. Раздув огонек, он стал добавлять сперва тонкие прутики, потом ветки потолще. Касваллон достал из котомки полоски вяленого мяса, которым Мэг снабдила их на дорогу.
– Нам нужен котелок, чтобы суп сварить. Сейчас научу тебя еще кое-чему. Отдери вон оттуда кусок коры подлинней.
К удивлению Гаэлена, Касваллон скрутил из коры что-то вроде глубокой чаши, налил туда воду из фляжки и поставил сосуд на огонь.
– Она ведь сгорит сейчас, – сказал Гаэлен. – Это ж дерево.
– Не сгорит, пока в ней есть вода и огонь горит ниже уровня жидкости. – Касваллон нарезал мясо кусочками и кинул в свою манерку.
Вскоре вода закипела. Касваллон помешивал суп кинжалом, а Гаэлен гладил черную мордочку щенка, которую тот высунул из-за пазухи горца.
Когда солнце село в красные облака и зажгло горы медью, Касваллон велел снять котелок с огня и поставить студить. Пока они ждали, Касваллон посадил щенка на колени и стал жевать полоску говядины.
– Дай ему тоже, – попросил Гаэлен. – Он же голоден.
– Я для него и стараюсь. Готовлю жвачку, как сделала бы его мать.
Касваллон вынул изо рта прожеванное мясо и дал щенку. Тот высунул язычок, сморщил нос, попробовал и уронил голову на руку Касваллона.
– Все равно жестковато, – сказал горец. – Но видишь, какие у него лапы? Большой вырастет. На, подержи.
Щенок заскулил было, но успокоился, когда Гаэлен стал его гладить.
– Наполовину волк, как я и думал. Но в нем и от собаки достаточно, а значит, поддается выучке. Хочешь оставить его себе?
Гаэлен поднял щенка высоко, заглянул в его карие глазки. Этот песик был сиротой, как и он, и тоже боролся за жизнь.
– Он дитя гор, и я усыновляю его. Я ведь имею на это право?
– Имеешь, – строго сказал Касваллон, – но сначала надо, чтобы он выжил.
Когда суп стал чуть теплым, он передал котелок Гаэлену.
– Окуни туда мизинец и дай ему облизать. Он еще слишком мал, иначе его не накормишь.
Гаэлен так и сделал. Песик снова сморщил нос, понюхал и начал лизать. Гаэлен кормил его, пока тот не уснул у него на руках.
– Думаешь, он будет жить?
– Не знаю. Завтра еще что-нибудь сообразим.
– Хоть бы выжил.
– Надежда сродни молитве – глядишь, твое желание и исполнится. Посиди тут, я скоро. – Касваллон ушел в лес.
Солнце давно зашло, но луна стояла высоко и светила ярко. Гаэлен сидел, прислонившись к дереву, и смотрел на мерцающие угли костра. Такой жизни, такого мира он никогда прежде не знал. Щенок закопошился во сне, и Гаэлен рассеянно погладил его. Горы чернели на небе, как зубчатая стена, способная заслонить от всего плохого, что есть на свете.
Касваллон вернулся, сел рядом.
– Небольшое затруднение, Гаэлен. Я еще днем заметил на опушке чьи-то следы, но отвлекся, пока мы искали щенка. Сейчас я прошел до мягкой земли, где отпечатки видны лучше. Эти люди ходят в подбитых гвоздями сапогах, а не в мягких постолах, как все горцы.
– Кто же они?
– Аэниры. Здесь, в наших горах.
Утром Гаэлен опять покормил щенка супом, разогрев остатки на тлеющих углях костра. Ужас, который он испытал ночью, успел остыть и не мешал мыслить ясно.
– Сколько их всего? – спросил он.
– Человек двадцать. Думаю, это просто разведчики, но и они могут натворить бед, поскольку идут в глубину фарленских земель. Будем держаться настороже, избегая открытых мест. Ты только не бойся: это мои горы, врасплох нас никто не застанет.
– А я и не боюсь больше, – сказал Гаэлен, глядя Касваллону прямо в глаза. – Это ночью я трясся, а днем готов ко всему.
– Вот и хорошо. – Касваллон взял свой посох, взвалил на плечи котомку. – Давай выбросим аэниров из головы, и я покажу тебе одно чудо.
– Какое?
– Имей терпение. Скоро сам увидишь.
Гаэлен взял щенка, и они зашагали на запад.
Все утро они то поднимались по склону, то спускались в зеленые долины. Наконец за песчаниковыми утесами перевала до них донесся рокот, подобный отдаленному грому.
– Это зверь так рычит? – заволновался Гаэлен.
– Нет, хотя предания говорят иначе. Сейчас ты увидишь место, где зародилось множество мифов. Один из них гласит, что Атафосс – радужный мост к жилищу богов.
Гром нарастал внизу, справа от них. Спустившись боком по осыпи на край каменного карниза, Касваллон снял котомку, поманил Гаэлена к себе – и тот понял, что никогда не забудет мгновения, когда увидел Атафосский водопад во всей его грозной красе.
Три широкие струи, разделенные двумя утесами, падали с трехсотфутовой вышины в промежуточный пруд и там сливались в один могучий водопад, чей рев покрывал все прочие звуки. От солнца, отраженного черным базальтом, в потоке играли радуги. Одна из них обвивала водопад и высокой аркой уходила куда-то в небо. В ширину Атафосс занимал целых полмили. Гаэлен, раскрыв рот, смотрел на радужный мост, о котором слыхал еще в Атерисе.
Касваллон говорил что-то, воздев руки к небу, но Атафосс его заглушал.
– Пошли, – прокричал он и увел Гаэлена наверх, за скалу.
Там он показал на островок в середине озера. По виду тот походил на слезу, на нем рос густой лес, в высоких скалах виднелись пещеры.
– Валлон, – сказал горец. – Там и находятся волшебные Врата, через которые прошли Фарлены много веков назад. Было это зимой, когда озеро замерзает, и мы шли прямо по льду.
Заночевали они там же, над водопадом. Гаэлен кормил щенка разжеванным мясом, и песик на этот раз ел охотно. Назавтра Касваллон повернул на юг, к дому. Мальчик заметил, что он движется осторожней прежнего, внимательно глядя по сторонам и стараясь не выходить из леса без крайней нужды.
Дважды им встречались следы аэниров и один раз – чужое кострище. Касваллон запустил пальцы в золу.
– Нынче утром погашен. Гляди в оба.
Эту ночь они провели в узкой пещере, не зажигая огня, и с рассветом двинулись дальше.
– Чую, они где-то близко, – говорил Касваллон. – Беспокойно мне, по правде сказать. Думается, я их недооценивал. При таком количестве народу они оставляют очень мало следов и на открытые места, как и мы, почти не выходят. Они хорошие лазутчики и к лесу привычны. Может статься, они выступят против нас раньше, чем я ожидал.
К вечеру беспокойство Касваллона переросло в тревогу. Он все время молчал и взбирался на деревья, чтобы осмотреться как следует.
– В чем дело? – спросил Гаэлен, видя, как горец разглядывает почти незаметные зарубки и царапины на коре.
– Они разделились. Трое ушли вперед, остальные в лес. Думаю, они знают, что мы здесь, и хотят взять нас в кольцо.
– И как же нам теперь быть?
– Выбирать особенно не из чего. Поищем место для лагеря.
Касваллон развел костер у ручья, и они доели последние припасы Мэг. Ночь опять выдалась ясная, лунная. Гаэлен, прижав к себе щенка, закутался в одеяло и крепко уснул, но часа за два до рассвета Касваллон тихонько растолкал его. Горец прижимал палец к губам, призывая к молчанию. Гаэлен спрятал щенка за пазуху, Касваллон завернул в его одеяло охапку травы, подбавил в костер хвороста. Оба отошли к лесу и остановились у пышного куста, откуда костер был хорошо виден.
– Лезь в этот куст, – сказал Касваллон на ухо мальчику, – и чтоб ни звука, ни шороха. Если щенок будет шуметь, убей его.
– Я тоже хочу сражаться, – шепотом откликнулся Гаэлен.
– Ты еще не готов. Делай как я сказал.
Гаэлен забрался в середину куста, завернулся в плащ, который ему дал Касваллон, и стал ждать. Сердце колотилось, собственное дыхание казалось громким, словно Атафосс.
Касваллон куда-то исчез. С час или больше в лесу ничего не происходило. Скрюченный Гаэлен поглаживал щенка, возившегося за пазухой, и тут вдруг от леса шагах в десяти от куста отделилась темная тень. Под луной сверкнул меч и кованый обод шлема.
Воин взмахнул мечом, подавая знак своим спутникам. Гаэлен различил сквозь ветки, как двое аэниров перебежали через поляну и принялись рубить набитые травой одеяла.
Убедившись, что их провели, они без слов отступили и начали обшаривать лес.
Гаэлен пришел в ужас. Его куст стоял на отшибе и сразу бросался в глаза. Почему Касваллон оставил его в таком заметном укрытии? Мальчика подмывало вылезти и пуститься бежать, но враг был чересчур близко.
Еще миг – и глаза у него округлились. Позади аэнира, оказавшегося на той стороне поляны, из вереска поднялся Касваллон. Горец зажал чужаку рот, полоснул его кинжалом по горлу и снова укрылся в вереске.
Двое остальных, ни о чем не ведая, обыскали опушку с запада и востока, ничего не нашли и двинулись прямиком к кусту Гаэлена.
Один из них, здоровенный, в кожаных штанах и медвежьей куртке, сказал другому, худощавому, с заплетенными в косу темными волосами:
– Сходи за Карисом.
Тот ушел.
Вожак, к изумлению Гаэлена, на куст даже не смотрел, как будто его, куста, не существовало вовсе.
Аэнир, стоявший так близко, что Гаэлен видел только его штаны и высокие сапоги со шнуровкой, внезапно свалился в траву. Гаэлен вздрогнул, но сдержал крик. Враг лежал, обратив мертвые глаза прямо к нему, кровь из его горла стекала в землю.
Затем мертвец внезапно пополз назад – это Касваллон, как оказалось, тащил его за ноги в лес. Когда оба скрылись, на поляну с мечом в руке вышел последний аэнир и позвал:
– Аста! Иди сюда, Карис убит.
– Никто к тебе не придет, красавчик, – ответил ему Касваллон.
Воин обернулся и ринулся в атаку. Касваллон посохом, как копьем, двинул его в живот и стукнул по голове другим наконечником. Оглушенный аэнир попытался встать, но сильная рука ухватила его за волосы и ткнула лицом в корявый ствол старого дуба. Аэнир вновь повалился наземь.