Геммел Дэвид. Вечный ястреб

* * *

   Онгист чувствовал, как ему вяжут руки, но сопротивляться не было сил. Он потерял сознание и пришел в себя, когда уже взошло солнце. Голова болела, во рту стоял привкус крови. Пошевелившись, он обнаружил, что привязан к дереву.
   Тут же рядом сидели двое, которых он выслеживал ночью, мужчина и мальчик – не иначе горцы, хотя мальчика он как будто уже где-то встречал.
   – Вижу, ты снова с нами, – сказал взрослый. – Как звать?
   – Онгист, сын Асбидага.
   – Я Касваллон из Фарлена, а это мой сын Гаэлен.
   – Почему ты меня не убил?
   – Люблю, когда сразу берут быка за рога. Не убил, потому что не пожелал. Ваш отряд разведывал что-то на землях Фарлена. Вам, наверное, приказывали не попадаться никому на глаза или убивать тех, кто вас обнаружит – в таком случае вы не справились ни с тем, ни с другим. Однако вы взяли нас в кольцо, и оно продолжает сжиматься. Тебя я оставлю здесь. Когда тебя найдут, скажи своему вожаку, чтобы уводил вас отсюда подобру-поздорову. Еще до конца дня я созову фарленских охотников, и тогда уже никто не уйдет живым.
   – Сильно сказано, – произнес аэнир.
   – Сильно, однако правдиво. Я, заметь себе, слыву в Фарлене человеком мягкосердечным, самым никудышным из воинов, между тем двое ваших убиты, а ты связан, что твоя куропатка. Смекни, что будет, если я напущу на вас двести наших бойцов-молодцов.
   – Что такое ваши две сотни – да и две тысячи, если на то пошло – по сравнению с могуществом аэниров? Вы точно сухие листья на пути лесного пожара. Ваш Фарлен – полудикий сброд без короля и без войска. Вот тебе мой совет: пошлите своих старшин к господину Асбидагу в Атерис и заключите с ним мир.
   – Я передам нашим старшинам это мудрое пожелание – авось они и согласятся с тобой. Когда твои найдут тебя, идите на юг, это самый короткий путь из Фарлена.
   Пленник смачно плюнул.
   – Посмотри на него, Гаэлен. Он из народа аэниров, наводящих страх на весь мир, но при этом такой же человек, как и все. От него воняет, в голове у него водятся вши, его империя построена на крови невинных. Ночью ты убедился, что эти страшные воины в бою не так уж страшны. Они мастера только убивать женщин да насаживать на копья детей.
   Теперь Онгист узнал этого парня. Тот самый мальчишка, которого Асбидаг проткнул копьем у ворот Атериса. Онгист, закусив губу, промолчал. Тостиг рассказал им, что парень дополз до гор и что его подобрали двадцать вышедших из засады горцев. Асбидага обеспокоил этот рассказ.
   – Хочешь убить его, Гаэлен?
   Онгист без страха встретил полный ненависти взгляд мальчика.
   – Я вижу, мы оставили на тебе свою метку. Как тебя теперь называют – Кровавый Глаз или Рубец?
   Парень молча, с той же ненавистью смотрел на него.
   – Тебе что, и язык вдобавок отрезали? – насмехался Онгист.
   – Да, хочу, – повернулся Гаэлен к отцу. – Но не сегодня.
   Отец и сын, не оглядываясь, ушли с поляны, а Онгист остался поджидать своего брата и других воинов. Они пришли уже после полудня, освободили его, поставили на ноги. Онгиста одолевало головокружение, братья Тостиг и Драда поддерживали его с двух сторон.
   – Что случилось? – спросил Драда, старший из трех.
   – Горец провел нас. Убил Асту и Кариса.
   – Знаю. Мы нашли их тела.
   – Он велел нам уходить из Фарлена. Сказал, что поднимет охотников.
   – Дельный совет, – усмехнулся Драда, а Тостиг пробормотал:
   – Асбидаг прогневается.
   Онгист сердито потер ушибленный висок. Тостиг, самый здоровенный из них, с желтой косой и сломанными зубами, был в то же время самым осторожным, не сказать бы трусливым. Онгист его презирал.
   – Каков он собой? – спросил Драда.
   – Высокий, – пожал плечами Онгист. – Ловкий. Хороший боец. Уверенный.
   – Тогда к его совету надо прислушаться. Ты не пытался его раздразнить?
   – Пытался.
   – А он что?
   – Улыбался, ничего больше. Я сказал, что аэниры сотрут их с лица земли. Советовал идти к Асбидагу и просить мира. Он ответил, что передаст своим старшинам мои мудрые речи – и только.
   – Проклятие, мне это не нравится, – пробормотал Драда. – Самый опасный враг тот, кто не поддается гневу.
   Онгист с ухмылкой обнял его за плечи:
   – Ты у нас известный мыслитель. Кстати, мальчишка, которого он назвал своим сыном – тот самый, кого наш отец подколол у ворот города.
   Драда выругался.
   – И он вопреки этому не чувствует гнева? Меня уже дрожь пробирает.
   – Я знал, что тебе понравится. Сколько, говоришь, человек подобрали этого парня, Тостиг?
   – Всех я не видел. Они сидели в кустах.
   – А видел скольких? – подхватил Драда, понимая, что Онгист не зря задал этот вопрос.
   – Я видел только их вожака. А что? Сколько, он сказал, их там было?
   – Он ничего не сказал, – усмехнулся Онгист. – Я и так знаю.
   – Да будь ты проклят! – рявкнул Тостиг и отошел.
   Драда подвел Онгиста к поваленному стволу, где еще недавно горел костер Касваллона.
   – С чего это он? Я не понял.
   – Не было никаких двадцати горцев. Был только один, тот самый. Головой могу поручиться.
   – Да, пожалуй, ты прав. Он назвался тебе?
   – Касваллон из Фарлена.
   – Касваллон… Будем надеяться, у них не все такие, как он.
   – Хоть бы и такие. Где им устоять против тридцати тысяч аэниров?
   – Это верно, но мы их численности не знаем. Только предполагаем, что во всех кланах наберется не больше семи тысяч бойцов – но что, если мы ошибаемся?
   – Что же ты предлагаешь?
   – Обращаться с ними помягче. Завязать торговлю, добиться, чтобы они нас хорошо принимали, а там видно будет.
   – Ты думаешь, они настолько глупы, что пустят нас в горы?
   – Почему нет? Другие народы нам не чинили препятствий. И те, кого в кланах недооценивают – такие наверняка найдутся, – со временем перейдут к нам.
   – Я думал, отец хочет напасть на них летом.
   – Хочет, но я его отговорю. Внизу еще остались три незахваченные области, и поживиться там можно лучше.
   – Мне здесь нравится. Свой дом я хотел бы построить в горах.
   – Скоро построишь, брат. Обещаю.
   Оракул сидел один, глядя в огонь. Ночью ему приснилось войско со сверкающими копьями и развернутыми знаменами.
   Красный ястреб реял на черном поле, разбитый враг бежал с поля битвы. Королева-воительница Сигурни воздела в лучах заката свой меч…
   Он видел это наяву, в молодости, когда ушел за Врата в другую страну. Старик запахнулся в серый плащ, вытянул ноги к очагу. Он смотрел на свои сморщенные, в бурых пятнышках руки и вспоминал, как когда-то…
   – Грезишь о былой славе? – спросил Талиесен.
   Оракул дернулся, выбранился, сказал:
   – Подвинь стул к огню.
   Друид был мал ростом и худ как скелет. Жидкие волосы и бороденка липли к черепу, как туман, но карие оленьи глаза под четкими бровями странным образом сохраняли молодость и веселье. Его плащ был сшит из множества перьев – синие от зимородка, черные от ворона, серенькие от ржанки, стальные от орла.
   Он прислонил свой длинный посох к стене пещеры, сел рядом с Оракулом и произнес тихо:
   – Стало быть, парень уже здесь.
   – Ты сам знаешь, что да.
   – И это грозит гибелью всему, что нам дорого.
   – Да, по твоим словам.
   – Ты мне не веришь, Оракул?
   – Будущее – мягкая глина. Не может оно затвердеть так, чтобы его нельзя было вылепить заново.
   Друид вполголоса выругался.
   – Уж ты-то должен понимать, что прошлое, настоящее и будущее переплетены, как уток и основа в ткани. Неужели, побывав за Вратами, ты так ничему и не научился?
   – Я узнал, что гордыня есть грех – довольно и этого.
   – Ты похож на старца, утомленного жизнью.
   – Таков я и есть. А вот ты почему жив до сих пор? Ты был стариком, когда меня еще грудью кормили.
   – Я был стариком, когда еще твоего деда грудью кормили.
   Оба помолчали, глядя на пламя, и наконец Оракул со вздохом спросил:
   – Зачем ты здесь?
   – Сигурни прошла во Врата. Теперь она в пещере на Хай-Друине.
   Оракул облизнул внезапно пересохшие губы.
   – Как она там, наша девочка?
   – Девочка? – с сухим смешком повторил Талиесен. – Она старуха, тебе ровесница. Я же говорил, ты ничего не смыслишь в работе Врат.
   – Пусть так, будь ты проклят. Я спросил, как у нее дела.
   – Она тяжело ранена, но я ее вылечу.
   – Могу я ее повидать?
   – Нет. Это было бы неразумно.
   – На что же тогда я тебе понадобился?
   – Возможно, ты сумеешь кое в чем мне помочь.
   – В чем именно?
   – Что стало с мечом, который ты у нее украл?
   – Это была плата за все, что я для нее сделал, – покраснел Оракул.
   – Не оправдывайся, Каразис. Твой поступок привел к новым войнам. Сигурни ты обошелся намного дороже своей настоящей цены, а в довершение всего украл Скалливар. Ты говорил, что потерял его, когда пробивался обратно к нам, но я тебе больше не верю. Скажи, что случилось на самом деле.
   Оракул ушел в заднюю часть пещеры и принес длинный, завернутый в ткань предмет. В свертке, когда он размотал его на столе, блеснула серебристая сталь меча.
   – Хочешь его унести?
   Талиесен вздохнул и снова прикрыл меч полотном.
   – Нет, чума тебя забери! Ты пересек нити времени и умрешь, так и не узнав, что за хаос ты породил. Я пытался поправить дело, но породил лишь новые неприятности.
   – О чем это ты толкуешь?
   – Без меча Сигурни обречена на поражение и на смерть.
   – Ты сам сказал, что она сейчас здесь!
   – Это правда. Я пытался помочь ей, Каразис, но она умерла. Я пересек Нити и нашел в другом мире другую Сигурни, но и она погибла. Раз за разом я уходил за Врата, и всякий раз она умирала. Я сдался, но после вернулся к своей задаче и обнаружил еще одну Сигурни, обреченную умереть молодой. Она одержала победу над своим первым врагом, а затем над вторым, графом Джасти. В этом ей помог некий Каразис. Ты помнишь эту историю, верно? – Оракул отвел глаза. – Каразис, укравший у нее меч. Но на сей раз она попросила, чтобы Скалливар ей вернул я, чего никогда раньше не было. Я не знал, что мне делать, и тут она вдруг оказалась здесь – победоносная королева с этим самым мечом в руке!
   – Я не хочу расставаться с ним, – прошептал человек, звавшийся когда-то Каразисом.
   – Как же ты, при всех твоих дарованиях, превратился в такую развалину? – тихо спросил Талиесен.
   – Я хотел стать королем. Героем. Хотел, чтобы обо мне слагали песни и рассказывали легенды. Разве это так уж постыдно? Скажи, она была хорошей правительницей?
   – Она выиграла свою последнюю битву, сплотила кланы на сорок лет и всегда будет жить в преданиях горцев.
   – На сорок лет? – усмехнулся Оракул. – И победила в той битве. – Он принес кувшин с медом, два кубка. – Выпьешь со мной?
   – Пожалуй.
   – Сорок лет, – опять повторил Оракул. – Надо же! Я бы не смог.
   – Расскажи мне о мальчике. О Гаэлене.
   – О Гаэлене? – Оракул заставил себя вернуться к настоящему. – Хороший парнишка. Смекалистый и отважный. Он пришелся мне по душе, и Касваллон не пожалеет, что взял его к себе в дом.
   – Ну а Касваллон что поделывает?
   – Держится наособицу, как всегда. Он мне как сын, он избавляет меня от стыда, который я претерпел…
   – Ты рассказывал ему о своих прошлых делах? – Талиесен подался вперед и впился глазами в Оракула.
   – Нет. Я сдержал обещание и никому не открыл тайны иных миров. Ты сомневаешься?
   – Нет. Ты упрям и горд, но клятвопреступником не был никогда.
   – Зачем тогда спрашивать?
   – Затем, что в старости люди дряхлеют и становятся слабыми.
   – Я пока еще не одряхлел, – с негодованием заметил Оракул.
   – Верно, не одряхлел.
   – Что будет теперь с королевой?
   – Она умрет, как все люди, – пожал плечами друид. – Она стара, устала от жизни, ее время прошло. Один колдун когда-то послал демона с наказом убить ее и по ошибке сделал это у самых Врат. Демон почти уже настиг свою жертву.
   – Не могли бы мы как-то спасти ее?
   – Здесь речь о роке! – отрезал Талиесен. – Демон должен явиться за ней. Даже если он потерпит неудачу, ей недолго осталось жить, – уже мягче добавил он. – Ее сердце совсем износилось.
   – По крайней мере она чего-то добилась в жизни. Она спасла свой народ, я свой погубил.
   – Это правда, и мне нечем тебя утешить. Теперь уж ничего не поделаешь.
   – Неужели ты лишаешь меня всякой надежды? – с мольбой произнес Оракул.
   Друид вздохнул, поднялся, взял посох.
   – Надежда всегда остается, какой бы эфемерной она ни была. Не ты один сожалеешь о содянном. Фарлены – и мой народ тоже, тебе не понять, до какой степени мой. Когда их не станет, уйду из жизни и я, а со мной пропадут все мои труды. Ошибку совершил ты, а я за нее расплачиваюсь. Надежда? Я скажу тебе, в чем она. Представь себе человека, стоящего в лесу Атта осенью, перед началом листопада. Он должен поймать один лист, не какой-нибудь, а особенный, не зная, на каком дереве тот растет. Вот она, надежда Фарлена. Думаешь, ваш недоумок Камбил способен на такое?
   – Касваллон сумел бы.
   – Касваллон не лорд-ловчий. И даже будь он им… кланы разобщены и раскиданы далеко друг от друга. Им не под силу обратить вспять столь сильного врага, как аэниры.
   – Ты пришел, чтобы меня наказать?
   – Наказать? Я частенько жалею, что тебя не убил, – грустно признался друид. – Проклятие на твою голову, смертный! Да и я хорош. Угораздило же меня показать тебе Врата!
   Оракул нагнулся подбавить дров в огонь. Когда он выпрямился, друида в пещере не было, и меч исчез вместе с ним.
   – Ты не совсем честен по отношению к Касваллону, – сказала Мэг своему отцу.
   Тот, сидя в кожаном кресле, держал на руках внука, который таскал его за бороду. Маггриг давно уже достиг средних лет, но в бороде, густой и рыжей, не было проседи. Донал зевнул, и паллидский лорд-ловчий стал качать его, прижимая к себе.
   – Не совсем честен? – повторил он вполголоса. – Он женился на моей единственной дочери, но по-прежнему ворует мой скот.
   – Нет, не ворует.
   – Признаю, что последнее время он в Паллид не суется, но это лишь потому, что аэниры перебили ему всю торговлю.
   – Традиция такая, отец. Чужие кланы грабить не возбраняется.
   – Перестань, девочка. Традиция давно умерла. Ему нет никакой нужды воровать скот у меня или, скажем, у Ларика. Рано или поздно он попадется – думаешь, мне собственного зятя охота вешать?
   Мэг взяла у отца спящего мальчика, уложила в люльку, укрыла.
   – Жизнь без риска скучна для него. – Эта отговорка даже ей показалась нелепой. Касваллон, несмотря на весь свой недюжинный ум, так и не стал взрослым.
   – Раньше он, слыхать, рисковал, заводя шашни с чужими женами.
   – Ну, довольно! – сверкнула глазами Мэг. – После свадьбы он ни на одну женщину даже и не смотрел… то есть смотрел, но и только.
   – Не могу взять в толк, зачем ты пошла за него. Известно тебе, что на лужайке у вас за домом стоит племенной бык, которого он у меня увел? Хорошо гостя встречаете, нечего сказать!
   – Забери его с собой, как уезжать будешь, – улыбнулась Мэг.
   – На глазах у Фарленов? Ладно, сделаем вид, что это подарок. Я думал, женитьба исправит его. Думал, ты его заставишь остепениться.
   – Так и есть. Он замечательный муж.
   – Страх как не хотелось бы его убивать. Этот парень, признаться, мне по сердцу. Пусть поищет свой риск в другом месте.
   – Хорошо, я поговорю с ним еще раз. Ты уверен, что это твой бык?
   – Еще бы я не уверен! В ночь его пропажи Интош с семерыми людьми шел по пятам за твоим муженьком, но тот передал добычу своему Арсису, а Интош остался с носом.
   – Вот бесился-то он, должно быть, – пряча улыбку, сказала Мэг.
   – Он поклялся, что отрежет Касваллону уши и будет носить их на шее.
   – Это не из-за быка. Говорят, как-то раз, вернувшись домой, Интош увидел, что постель его смята, а лучший меч бесследно исчез.
   – Нехорошо. – Маггриг сам не сдержал усмешки. – Этот меч я подарил Интошу после победы на Играх.
   – Хочешь, я отдам тебе и его? Интош наверняка будет рад получить меч обратно.
   – Теперь он скорей зароет его у свинарника под навозной кучей, чем хоть раз возьмет в руки.
   – Касваллон хотел его взять на Игры.
   – Боги, женщина! У него что, вовсе совести нет?
   – Я ничего такого не находила.
   Дверь внизу хлопнула, и стало слышно, как кто-то насвистывает.
   – Что ж, пойду поздороваюсь, – сказал Маггриг.
   – Будь с ним полюбезнее, – попросила Мэг, взяв отца за руку.
   – Полюбезнее – это как? Спросить, много ли добра он награбил?
   Мэг обняла его за шею, поцеловала в бородатую щеку.
   – Я люблю тебя.
   – Ох, не в строгости ты росла, – усмехнулся отец. – Всегда получала то, что хотела.
   Они сошли вниз. Касваллон, гревший руки у огня, лукаво сощурился:
   – Как поживаешь, отец?
   – Да уж чего хорошего, когда у тебя зять ворюга! – рявкнул Маггриг.
   Мэг вздохнула и оставила их одних.
   – Можно ли так говорить с мужем собственной дочери?
   – В злосчастный день ты переступил мой порог. – Маггриг прошел к столу, налил себе меду, посмаковал. – Знакомый вкус. Такой мед Интош варит.
   – В самом деле?
   – Только этого мне и не хватало для полной радости. – Маггриг скорбно смежил глаза. – Под окном пасется мой племенной бык, в кубке плещется мед моего доброго друга.
   – Поздравь его от меня. Лучшего я не пробовал.
   – Непременно. А Гаэлен где же?
   – Я отправил его в деревню знакомиться с другими ребятами.
   – Разумно ли это?
   Касваллон, посерьезнев, налил и себе.
   – Этого все равно не минуешь. – Он предложил Маггригу стул, сел напротив, отпил глоток. – Он парень хороший, Маггриг, но много испытал на своем веку. Как бы они его не обидели. Агвейн у них верховодит.
   – Зачем же ты послал его к ним?
   – Поучиться. Человек только и делает, что учится выживать. В городе он прошел неплохую школу – теперь должен усвоить, что в горах жизнь точно такая же.
   – Горькие слова. Будто и не твои.
   – Все меняется, и я тоже. Я видел, как аэниры разграбили Атерис. Они орудовали, как лисы в курятнике.
   – Я слышал, ты встречался с ними в горах?
   – Было дело, – хмыкнул Касваллон.
   – Двоих убил, говорят.
   – Убил. Поневоле.
   – Как думаешь, они нападут на нас?
   – Война неизбежна.
   – Согласен с тобой. Ты уже говорил с Камбилом?
   – Он на дух меня не выносит, – засмеялся Касваллон. – Если я говорю «добрый день», он это принимает за оскорбление.
   – Так поговори с Леофасом. Подумайте, как вам быть.
   – Да, пожалуй. Он человек сильный.
   – Больше того, он хитрый.
   – Прямо как ты.
   – Точно. Как я.
   – Я повидаюсь с ним. А за свои стада можешь не беспокоиться, я этим больше не занимаюсь. Атерис отбил у меня вкус к подобным делам.
   – Рад слышать.
   Касваллон вновь наполнил их кубки.
   – Разве что за Интошевым медом еще наведаюсь.
   – Я бы не советовал. 

3

   Агвейн обсуждал, как им проучить низинника. Еще с десяток парней – сыновья старшин, которые сами со временем станут старшинами – сидели около сына лорда-ловчего широким кружком и слушали молча, без возражений. Гвалчмай тяготился этим. Сам сирота, он знал, что такое одиночество и холод внутри. Его не обижали лишь потому, что он всегда забавлял других и состоял на побегушках у старших мальчиков. Страх прочно сидел в его сердце. Когда Гвалчмаю было семь лет, его отца убили за браконьерство на землях Паллидов, мать сгорела от легочной болезни всего через год. Мальчика взял к себе Бадрейг, чей сын был ровесником Гвалчмая. В их доме Гвалчмаю жилось хорошо, но он очень любил родителей и несказанно горевал, потеряв их.
   На пороге пятнадцати лет он был самым низкорослым из своих сверстников. Гвалчмай хорошо бегал и метко стрелял, но для первенства в этих искусствах ему недоставало силенок. В беге на короткие расстояния он побивал самого Агвейна, из детского лука на двадцати шагах попадал в цель лучше взрослых фарленских лучников – но большой лук он просто не мог согнуть, да и стреляли на Играх самое малое с тридцати шагов.
   Агвейн, высокий, пригожий, с ослепительной улыбкой, не был вообще-то злым, но сегодня, расписывая, как они будут мучить низинника, так и кривился от злости. Гвалчмай не понимал этой жестокости и жалел, что ему не хватает смелости высказаться. Остальные ребята слепо повинуются Агвейну – вся надежда на Лейна. Сын Леофаса пока что молчал, и его точеное лицо оставалось бесстрастным. Молчал и его здоровенный брат Леннокс. Скажи что-нибудь, молил взгляд Гвалчмая – и серые глаза Лейна, будто в ответ на его мольбу, улыбнулись.
   – Думаю, этому Гаэлену и так порядком досталось, Агвейн. Зачем еще добавлять? – На душе у Гвалчмая стало легче, но Агвейн не собирался никому уступать.
   – Я же не предлагаю его убивать. Это всего лишь шутка, что тут плохого?
   Лейн, глядя ему в глаза, запустил руку в свои длинные волосы.
   – А хорошего что? Такие шутки недостойны тебя, родич. Всем известно, что твой отец Касваллона не любит, но это их дело, не наше.
   – Мой отец здесь совсем ни при чем, – сердито ответил Агвейн. – Ты, Леннокс, тоже на стороне брата?
   – Как всегда, – повел широченными плечами Леннокс.
   – А своей головой ты когда-нибудь думаешь, дубина?
   – Бывает, – улыбнулся Леннокс миролюбиво.
   – Послушаем остальных. Что скажете?
   – Да ну, позабавимся, – отозвался Дрейг, названый брат Гвалчмая. – Какой от этого вред? А, Гвалч?
   Все посмотрели на Гвалчмая, и душа его ушла в пятки. Всю свою жизнь он избегал споров, а тут куда ни кинь, всюду клин. Лейн и Леннокс – его друзья. Лейн суров по натуре, но своих в беде не бросает, а Леннокс при всей своей силище очень добр. Агвейн, с другой стороны – сын Камбила и признанный вожак фарленских подростков. Дрейг Гвалчмаю вроде бы брат, и нрав у него горячий. Остальные пятеро, кого ни возьми, выше и сильней Гвалчмая.
   – Ну, так что? – налегал Дрейг.
   – Я как все, – промямлил Гвалчмай. Он не хотел смотреть на Лейна, но все-таки посмотрел. Лейн ничего не сказал, только улыбнулся – и жалость, которую Гвалчмай разглядел в этой улыбке, больно задела его.
   – Значит, договорились, – широко усмехнулся Агвейн.
   Его план был прост. Карен без всякого злого умысла проговорилась, что Касваллон сегодня пошлет Гаэлена на луг, где собирается деревенская молодежь. Агвейн предложил раздеть парня догола и прогнать домой, настегивая березовыми прутьями.
   Лейн и Леннокс, отошли в сторону и растянулись на травке. Гвалчмай сел на бревно, горько сожалея, что не остался дома.
   Услышав, что остальные замолкли, он поднял глаза. К ним шагал рыжий худенький мальчик в зеленом, отороченном кожей камзоле. Над левой стороной лица, где багровел свежий шрам, виднелась седая прядка. На широком поясе висел охотничий нож. Видно было, что парню не по себе. Лейн с Ленноксом пропустили его беспрепятственно, и Гвалчмай заметил, как стиснуты у него зубы.
   Он подошел к ребятам, глядя прямо на Агвейна. Гвалчмай передернулся, разглядев налитый кровью белок его левого глаза.
   – Меня зовут Гаэлен, – представился мальчик.
   – Что мне до этого? – отозвался Агвейн.
   – Я вижу, что главный здесь ты.
   – Молодец, низинник. Приметливый.
   – А ты мне свое имя не скажешь?
   – Зачем? Ты нас по именам звать не будешь. Ты как волчонок, принесенный из леса – породистые собаки с ним не станут водиться.

* * *

   Гаэлен молча соображал, как быть дальше. В Атерисе много воров и много воровских шаек, но он всегда промышлял один. Ему уже не раз приходилось бывать в таких переделках. Еще немного, и его начнут бить. Плохо, что это не Атерис. Там он знал каждый дом, каждый закоулок, знал, куда удирать и где прятаться. Подходя к мальчишкам, он заранее прикинул, кого надо бояться, а кого нет. Двое лежали на траве в стороне от других: один тонкий, но мускулистый, с волевым лицом, другой настоящий великан – таких горцев Гаэлен еще не видывал. Ничего. Раз они отделились, то драться не будут. Тот щуплый коротышка сам, похоже, боится. Его тоже можно не брать в расчет. Остальные последуют примеру своего вожака – значит, с ним и следует вести разговор. Лицо у него сильное, глаза темные, взгляд уверенный. Сразу видно, что гордый. Такого не напугаешь и словами не проймешь, понял Гаэлен и пал духом.
   В жизни, однако, он крепко усвоил, что нельзя позволять врагу диктовать условия.
   – Чего ж мы стоим-то? – сказал Гаэлен, заставив себя усмехнуться. – Делайте с волчонком то, что задумали.
   – Что? – опешил на миг Агвейн.
   – Ты ведь уже сговорился со своими дворнягами, так что валяйте. Я вам сейчас помогу. – Гаэлен медленно, обманывая противника, подошел к Агвейну и двинул его кулаком в лицо.
   Тот свалился, а Гаэлен отскочил и выхватил нож. Агвейн, поднявшись, достал свой клинок.
   – За это я тебя зарежу, низинник! – Агвейн двигался грациозно, соблюдая безупречное равновесие. Другие мальчишки, тоже вооружившись, раскинулись полукругом у него по бокам.
   – Ну, довольно! – Стройный парень, лежавший поодаль, встал рядом с Гаэленом. – Больше чем довольно, я бы сказал. Твоя шутка не удалась, Агвейн. – Его громадный спутник подошел к Гаэлену с другой стороны.
   – Не вмешивайся, – предупредил Агвейн. – Я ему серд–це вырежу.
   – Стань позади меня, – велел Гаэлену главный из двух заступников.
   – Я его не боюсь.
   – Стань, я сказал. – Парень говорил негромко, но властно. Гаэлен заартачился, и великан, сдавив своей ручищей его плечо, произнес тихо: – Лучше тебе послушаться. Лейн – он знает, что делает.