Страница:
– Чем занимается санитарная инспекция?
– Итака – закрытый город. Целиком, со всеми потрохами, Итака принадлежит комбинату «СГ». Там нет полиции, но есть санитарная инспекция. И они умеют стрелять, идти по следу, вести энергичный допрос. Шарффернемунг.
Я кивнул.
Я любовался шефом.
Чисто выбритые щеки круглились, их покрывал нежный румянец, мутноватые глаза помаргивали за стеклами очков – шеф был уверен в достаточности предоставленной мне информации. И он знал, что десяти дней мне хватит.
4
5
6
7
8
9
– Итака – закрытый город. Целиком, со всеми потрохами, Итака принадлежит комбинату «СГ». Там нет полиции, но есть санитарная инспекция. И они умеют стрелять, идти по следу, вести энергичный допрос. Шарффернемунг.
Я кивнул.
Я любовался шефом.
Чисто выбритые щеки круглились, их покрывал нежный румянец, мутноватые глаза помаргивали за стеклами очков – шеф был уверен в достаточности предоставленной мне информации. И он знал, что десяти дней мне хватит.
4
В аэропорт я прибыл на полчаса раньше.
Уверенно прошел в свой сектор, разыскал бар и немедленно в нем устроился.
Пока бармен готовил коктейль, дивясь указанным мной ингредиентам, я лениво листал брошюру, рекламирующую стиральный порошок «Ата».
– Ну да. Дают порошку французское название и рекламируют с помощью таких же француженок, как мы с вами, – прогудел за плечом басовитый и благодушный голос. – И все только для того, чтобы покупатель почувствовал себя человеком, имеющим свободу выбора! Вы не против моего соседства?
– Ничуть, – хмыкнул я, узнавая лысого химика, соавтором которого в свое время был сам Д.С.П. Сейдж.
– Зови меня Брэд, – заявил он. – Я Брэд Ф. К. Хоукс. Так я подписываю свои работы. Но ты зови меня просто Брэд. Ведь мы летим в распроклятое место…
– Герб, – подсказал я.
– Мы с тобой летим в самое распроклятое место. – Похоже, Брэд Хоукс не терпел никакой официальности. – Ему радуешься, только покидая его.
– Еще не поздно отказаться, – заметил я, разглядывая помятую физиономию Брэда Ф. К. Хоукса. Видимо, он гулял всю ночь: лицо отекло, лысина побагровела, левая щека казалась странно синеватой. Возможно, его били, но утверждать этого не мог.
– Я видел тебя ночью. – Брэд Хоукс раскатисто расхохотался. – В ресторане Пайгроуза. Ты был обвешан шлюхами и так пьян, что не узнал меня. Куда ты дел рыжую красавицу, которая пыталась валить тебя прямо на столик?
– Черт их всех знает, – пробормотал я.
– И это верно! – Брэд Хоукс одобрительно засмеялся. – Чем быстрее шлюх забываешь, тем лучше. От них никакой пользы. Они как пейзаж за окном поезда. – Он осторожно провел ладонью по синюшной щеке. – Что тебя-то гонит в эту чертову дыру? Я имею в виду Итаку.
Его вполне могли подсадить, но на подсадного он походил меньше всего. Багровая перекошенная физиономия… Скорее вечный пьяница… Я в его глазах, наверное, выглядел так же… Он ведь видел меня ночью в ресторане Пайгроуза…
Меня…
Я усмехнулся.
Конечно, он видел не меня, а нашего агента Шмидта. Человек, документами которого я пользовался, должен был уже находиться на Аляске. А я отсыпался ночью и хлебнул только под утро. Но Хоукс мне в общем нравился. Что-то в нем беспрестанно волновалось, постоянно находилось в движении. Почти одновременно он вспоминал, хвастался, удивлялся и предупреждал. И больше, чем чему-то другому, дивился моему желанию лететь в Итаку.
– Деньги, – пояснил я коротко. – Вернее, их отсутствие.
– Ну да, – хохотнул он. – Конечно, деньги. Глядя на тебя, не скажешь, что тебе сильно хочется влиться в производственную семью. Слышал такое? Все мы – члены одной производственной семьи, ну а это самое производство, естественно, наш дом! – Он благодушно, но не без издевательской нотки хохотнул: – Наш дом! В Итаке тоже так говорят. Там всякое говорят. Можно услышать и такое: мы – братья! А? Как тебе? Мы – братья! Ты еще сам это услышишь, готов держать пари. Только не забывай, что братья есть старшие и есть младшие. Даже там, где я работал, а это, Герб, было не худшим и вовсе не антидемократическим предприятием, на стене столовой красовался щит: «Здесь отпускают обеды только инженерам и химикам!»
– С точки зрения инженера и химика, не так уж и плохо.
Хоукс изумленно воззрился на меня:
– А как же коллективизм, парень?
– Не знаю, – ответил я.
– Чем займешься в Итаке?
– Это мне подскажет санитарный инспектор Сейдж.
– А, Джейк! Конечно. Он распорядится. У него есть очень веселые места. Например, цеха, в которых ладони через час белеют от кислот, а легкие меняют цвет, как лакмусовая бумажка. Постарайся не попасть в такой цех.
Я не успел ответить. К столику подошел бармен:
– Простите, вы Брэд Хоукс и Герб Гаррис, следующие в Итаку? Вас просят на посадку. Вест-Гейт, 16.
– Видишь, как к нам внимательны, – хохотнул Брэд. – Теперь ты постоянно будешь чувствовать такое внимание. В любом случае, Герб, дай мне знать, если Сейдж решит заткнуть тебя в химический цех. Уж я-то знаю, в каком из них штаны развалятся прямо на тебе, а в каком можешь экономить на цирюльнике…
Уверенно прошел в свой сектор, разыскал бар и немедленно в нем устроился.
Пока бармен готовил коктейль, дивясь указанным мной ингредиентам, я лениво листал брошюру, рекламирующую стиральный порошок «Ата».
– Ну да. Дают порошку французское название и рекламируют с помощью таких же француженок, как мы с вами, – прогудел за плечом басовитый и благодушный голос. – И все только для того, чтобы покупатель почувствовал себя человеком, имеющим свободу выбора! Вы не против моего соседства?
– Ничуть, – хмыкнул я, узнавая лысого химика, соавтором которого в свое время был сам Д.С.П. Сейдж.
– Зови меня Брэд, – заявил он. – Я Брэд Ф. К. Хоукс. Так я подписываю свои работы. Но ты зови меня просто Брэд. Ведь мы летим в распроклятое место…
– Герб, – подсказал я.
– Мы с тобой летим в самое распроклятое место. – Похоже, Брэд Хоукс не терпел никакой официальности. – Ему радуешься, только покидая его.
– Еще не поздно отказаться, – заметил я, разглядывая помятую физиономию Брэда Ф. К. Хоукса. Видимо, он гулял всю ночь: лицо отекло, лысина побагровела, левая щека казалась странно синеватой. Возможно, его били, но утверждать этого не мог.
– Я видел тебя ночью. – Брэд Хоукс раскатисто расхохотался. – В ресторане Пайгроуза. Ты был обвешан шлюхами и так пьян, что не узнал меня. Куда ты дел рыжую красавицу, которая пыталась валить тебя прямо на столик?
– Черт их всех знает, – пробормотал я.
– И это верно! – Брэд Хоукс одобрительно засмеялся. – Чем быстрее шлюх забываешь, тем лучше. От них никакой пользы. Они как пейзаж за окном поезда. – Он осторожно провел ладонью по синюшной щеке. – Что тебя-то гонит в эту чертову дыру? Я имею в виду Итаку.
Его вполне могли подсадить, но на подсадного он походил меньше всего. Багровая перекошенная физиономия… Скорее вечный пьяница… Я в его глазах, наверное, выглядел так же… Он ведь видел меня ночью в ресторане Пайгроуза…
Меня…
Я усмехнулся.
Конечно, он видел не меня, а нашего агента Шмидта. Человек, документами которого я пользовался, должен был уже находиться на Аляске. А я отсыпался ночью и хлебнул только под утро. Но Хоукс мне в общем нравился. Что-то в нем беспрестанно волновалось, постоянно находилось в движении. Почти одновременно он вспоминал, хвастался, удивлялся и предупреждал. И больше, чем чему-то другому, дивился моему желанию лететь в Итаку.
– Деньги, – пояснил я коротко. – Вернее, их отсутствие.
– Ну да, – хохотнул он. – Конечно, деньги. Глядя на тебя, не скажешь, что тебе сильно хочется влиться в производственную семью. Слышал такое? Все мы – члены одной производственной семьи, ну а это самое производство, естественно, наш дом! – Он благодушно, но не без издевательской нотки хохотнул: – Наш дом! В Итаке тоже так говорят. Там всякое говорят. Можно услышать и такое: мы – братья! А? Как тебе? Мы – братья! Ты еще сам это услышишь, готов держать пари. Только не забывай, что братья есть старшие и есть младшие. Даже там, где я работал, а это, Герб, было не худшим и вовсе не антидемократическим предприятием, на стене столовой красовался щит: «Здесь отпускают обеды только инженерам и химикам!»
– С точки зрения инженера и химика, не так уж и плохо.
Хоукс изумленно воззрился на меня:
– А как же коллективизм, парень?
– Не знаю, – ответил я.
– Чем займешься в Итаке?
– Это мне подскажет санитарный инспектор Сейдж.
– А, Джейк! Конечно. Он распорядится. У него есть очень веселые места. Например, цеха, в которых ладони через час белеют от кислот, а легкие меняют цвет, как лакмусовая бумажка. Постарайся не попасть в такой цех.
Я не успел ответить. К столику подошел бармен:
– Простите, вы Брэд Хоукс и Герб Гаррис, следующие в Итаку? Вас просят на посадку. Вест-Гейт, 16.
– Видишь, как к нам внимательны, – хохотнул Брэд. – Теперь ты постоянно будешь чувствовать такое внимание. В любом случае, Герб, дай мне знать, если Сейдж решит заткнуть тебя в химический цех. Уж я-то знаю, в каком из них штаны развалятся прямо на тебе, а в каком можешь экономить на цирюльнике…
5
Если Хоукс и шпионил за мной, я его не опасался. Он слишком много говорил. Он не давал мне рта раскрыть – так подсадные не поступают. Только в самолете впал во внезапное забытье, но тут же очнулся:
– Еще не океан?
– Облака. Ничего не видно.
– Все, кто летит в Итаку, первым делом восхищаются океаном. Слушай, Эл, неужели это правда, что вид такой гигантской лужи улучшает пищеварение?
– А почему нет?
Он пожал плечами и снова впал в полузабытье.
Смутные воспоминания всплывали в моей памяти.
Они наплывали друг на друга, смазывались, но тут же возникали вновь.
Я видел светлый и плоский, будто выровненный мастерком океан, видел набегающий на пески накат, тенистые рощи, в которых прятались белые коттеджи, «Марию» – шхуну старого Флая, видел старую площадь, над которой вонзался в облачное небо железный крест костела. Зеленой, теплой, туманной и солнечной помнилась мне Итака. Связь со страной она поддерживала единственной железнодорожной веткой. Но теперь в городке был свой аэропорт, и на летном поле, пустынном и голом, нас встретил санитарный инспектор Д.С.П. Сейдж. По одному ему понятным соображениям он сразу разделил прибывших на несколько небольших групп. Меня он оставил при себе, а Хоукс отправился в первый же автобус, бросив на прощание:
– Найдешь меня в «Креветке», Герб.
– Подружились? – вкрадчиво спросил Сейдж, проводив взглядом бывшего соавтора. – Это правильно. Коммуникабельность – не худшая черта.
– Мне тоже в автобус?
– Нет, мой мальчик. Теперь ты работаешь на санитарную инспекцию. Видишь на краю поля машину с двумя антеннами? Иди к ней. За рулем сидит человек вот с такими волосами. – Он провел рукой по затылку. – Скажи ему, что ты послан на замену. Хочу сразу увидеть, на что ты способен.
Человек за рулем действительно оказался длинноволосым. Крупные локоны обрамляли худое лицо и падали на плечи, широкие и сильные. Но глаза мне не понравились – выпуклые, злые.
– Сейдж послал?
– Да.
– Давно водишь машину?
– С детства.
– Не хами, – предупредил он. – В твоем детстве не было таких машин.
– Это точно. Тогда не было такого количества приборов, но я справлюсь. Зачем тут столько всего понатыкано? – удивился я.
– Тебе скажут, – сухо заметил длинноволосый. – Зови меня Габер.
– Мы не будем ждать инспектора?
– Обойдется без нас.
Я выжал сцепление.
– Дуй прямо по шоссе. Не позволяй, чтобы тебя обгоняли.
Я кивнул. Машина оказалась легкой на ходу. Такую нелегко обогнать, да и обгонять нас было некому. Туман бледными струйками несло через пустую дорогу, пролегавшую по таким же пустым, страшно изрытым оврагами полям.
– Здесь везде так?
– Не узнаешь? – настороженно спросил Габер и тряхнул локонами. – Давно не был в Итаке?
– Я тут вообще не был.
Но я действительно не узнавал город.
Двухэтажные коттеджи кое-где сохранились, но давно потеряли благородный белый цвет, выглядели посеревшими, униженными, а главное – исчезли деревья. Пейзаж определялся теперь не рощами, а серыми бесконечными пирамидами заводских цехов, тянущихся на протяжении всех пятнадцати миль, что отделяли центр Итаки от аэропорта. Правда, на въезде сохранилась арка, построенная из китовых ребер. Над ней светилась хитроумно сплетенная из неоновых трубок надпись: «Ты вернулся в Итаку!» Шлагбаум перед аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой «СГ» на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:
– Кто с вами?
– Новый водитель Сейджа. Герб Гаррис. За нами идут автобусы, будьте внимательны.
В городе я сбавил скорость.
Деловой квартал мне всегда не нравился. Узкая улочка, зажатая каменными многоэтажками. Раньше здесь было просторнее, но мне и раньше не нравилось это место.
– Проглядывает здесь солнце?
Габер усмехнулся:
– Ты приехал не на курорт. Тормозни!
Его тяжелая рука опустилась мне на плечо, но я успел.
Нелепо пританцовывая, странно тряся маленькой седой головой, часто и недоуменно моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, прямо перед машиной вдруг вынырнула оборванная старуха. Впрочем, старуха ли? Как определить возраст?.. Тем более что за горбатой ее спиной, в грязном мешке с вырезанными в нем отверстиями для рук и ног, находился уродливый большеголовый младенец. Он был отвратителен. Он поражал воображение. Не может быть у младенца такой большой некрасивой головы, таких странных, низко расположенных ушей, крошечных, утонувших в темных подпухших глазницах, бессмысленных и пустых глаз…
Я еще не успел раскрыть рта, а Габер уже орал в трубку радиотелефона.
Почти сразу из-за поворота с воем вылетел желтый, крытый брезентом грузовик. Два здоровенных санитара в желтой униформе «СГ» подхватили старуху и бесцеремонно забросили в крытый брезентом кузов.
– Что это за чучело? – оторопев, спросил я.
– Моргачка, – с чувством сплюнул Габер.
– Моргачка? Что это значит?
– А ты не знаешь? – с отвращением спросил он. – Просто моргачка. Мой тебе совет: не болтай нигде о том, что видел. В Итаке этого не любят. Моргачи – разносчики заразы, заруби это на своем носу, парень. Прямой долг любого служащего «СГ» – следить за этими уродами. Им предоставлен не худший кусок Итаки, так что незачем бродить по городу. – Он вытащил пачку сигарет и жадно закурил. – Пойдешь в отель. Вон то здание. «Морское казино», так его назвали. На тебя там снят номер. К восьми часам утра явишься в офис, это сразу за «Кареттой», тебе подскажут. Получишь машину и инструкции. Все. Выкатывайся!
Я с удовольствием выкатился.
Габер исчез, оставив запах выхлопа, а я остался на невеселой пустынной улице.
Раньше таких улиц в Итаке не было. И я мог поклясться на Библии, что никогда тут не знали такого слова – моргач.
– Еще не океан?
– Облака. Ничего не видно.
– Все, кто летит в Итаку, первым делом восхищаются океаном. Слушай, Эл, неужели это правда, что вид такой гигантской лужи улучшает пищеварение?
– А почему нет?
Он пожал плечами и снова впал в полузабытье.
Смутные воспоминания всплывали в моей памяти.
Они наплывали друг на друга, смазывались, но тут же возникали вновь.
Я видел светлый и плоский, будто выровненный мастерком океан, видел набегающий на пески накат, тенистые рощи, в которых прятались белые коттеджи, «Марию» – шхуну старого Флая, видел старую площадь, над которой вонзался в облачное небо железный крест костела. Зеленой, теплой, туманной и солнечной помнилась мне Итака. Связь со страной она поддерживала единственной железнодорожной веткой. Но теперь в городке был свой аэропорт, и на летном поле, пустынном и голом, нас встретил санитарный инспектор Д.С.П. Сейдж. По одному ему понятным соображениям он сразу разделил прибывших на несколько небольших групп. Меня он оставил при себе, а Хоукс отправился в первый же автобус, бросив на прощание:
– Найдешь меня в «Креветке», Герб.
– Подружились? – вкрадчиво спросил Сейдж, проводив взглядом бывшего соавтора. – Это правильно. Коммуникабельность – не худшая черта.
– Мне тоже в автобус?
– Нет, мой мальчик. Теперь ты работаешь на санитарную инспекцию. Видишь на краю поля машину с двумя антеннами? Иди к ней. За рулем сидит человек вот с такими волосами. – Он провел рукой по затылку. – Скажи ему, что ты послан на замену. Хочу сразу увидеть, на что ты способен.
Человек за рулем действительно оказался длинноволосым. Крупные локоны обрамляли худое лицо и падали на плечи, широкие и сильные. Но глаза мне не понравились – выпуклые, злые.
– Сейдж послал?
– Да.
– Давно водишь машину?
– С детства.
– Не хами, – предупредил он. – В твоем детстве не было таких машин.
– Это точно. Тогда не было такого количества приборов, но я справлюсь. Зачем тут столько всего понатыкано? – удивился я.
– Тебе скажут, – сухо заметил длинноволосый. – Зови меня Габер.
– Мы не будем ждать инспектора?
– Обойдется без нас.
Я выжал сцепление.
– Дуй прямо по шоссе. Не позволяй, чтобы тебя обгоняли.
Я кивнул. Машина оказалась легкой на ходу. Такую нелегко обогнать, да и обгонять нас было некому. Туман бледными струйками несло через пустую дорогу, пролегавшую по таким же пустым, страшно изрытым оврагами полям.
– Здесь везде так?
– Не узнаешь? – настороженно спросил Габер и тряхнул локонами. – Давно не был в Итаке?
– Я тут вообще не был.
Но я действительно не узнавал город.
Двухэтажные коттеджи кое-где сохранились, но давно потеряли благородный белый цвет, выглядели посеревшими, униженными, а главное – исчезли деревья. Пейзаж определялся теперь не рощами, а серыми бесконечными пирамидами заводских цехов, тянущихся на протяжении всех пятнадцати миль, что отделяли центр Итаки от аэропорта. Правда, на въезде сохранилась арка, построенная из китовых ребер. Над ней светилась хитроумно сплетенная из неоновых трубок надпись: «Ты вернулся в Итаку!» Шлагбаум перед аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой «СГ» на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:
– Кто с вами?
– Новый водитель Сейджа. Герб Гаррис. За нами идут автобусы, будьте внимательны.
В городе я сбавил скорость.
Деловой квартал мне всегда не нравился. Узкая улочка, зажатая каменными многоэтажками. Раньше здесь было просторнее, но мне и раньше не нравилось это место.
– Проглядывает здесь солнце?
Габер усмехнулся:
– Ты приехал не на курорт. Тормозни!
Его тяжелая рука опустилась мне на плечо, но я успел.
Нелепо пританцовывая, странно тряся маленькой седой головой, часто и недоуменно моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, прямо перед машиной вдруг вынырнула оборванная старуха. Впрочем, старуха ли? Как определить возраст?.. Тем более что за горбатой ее спиной, в грязном мешке с вырезанными в нем отверстиями для рук и ног, находился уродливый большеголовый младенец. Он был отвратителен. Он поражал воображение. Не может быть у младенца такой большой некрасивой головы, таких странных, низко расположенных ушей, крошечных, утонувших в темных подпухших глазницах, бессмысленных и пустых глаз…
Я еще не успел раскрыть рта, а Габер уже орал в трубку радиотелефона.
Почти сразу из-за поворота с воем вылетел желтый, крытый брезентом грузовик. Два здоровенных санитара в желтой униформе «СГ» подхватили старуху и бесцеремонно забросили в крытый брезентом кузов.
– Что это за чучело? – оторопев, спросил я.
– Моргачка, – с чувством сплюнул Габер.
– Моргачка? Что это значит?
– А ты не знаешь? – с отвращением спросил он. – Просто моргачка. Мой тебе совет: не болтай нигде о том, что видел. В Итаке этого не любят. Моргачи – разносчики заразы, заруби это на своем носу, парень. Прямой долг любого служащего «СГ» – следить за этими уродами. Им предоставлен не худший кусок Итаки, так что незачем бродить по городу. – Он вытащил пачку сигарет и жадно закурил. – Пойдешь в отель. Вон то здание. «Морское казино», так его назвали. На тебя там снят номер. К восьми часам утра явишься в офис, это сразу за «Кареттой», тебе подскажут. Получишь машину и инструкции. Все. Выкатывайся!
Я с удовольствием выкатился.
Габер исчез, оставив запах выхлопа, а я остался на невеселой пустынной улице.
Раньше таких улиц в Итаке не было. И я мог поклясться на Библии, что никогда тут не знали такого слова – моргач.
6
Машина, которую я получил утром, поразила меня.
Мощный джип на новенькой резине, напичканный электроникой. Была там масса разных приборов, я узнал, например, барометр. Видимо, санитарная инспекция «СГ» имела какое-то отношение и к погоде. Здесь же, под рукой, располагались трубки двух радиотелефонов.
– Ты входишь в систему санитарных патрулей, – объяснил мне довольно угрюмый тип – старший механик. – Отзываться будешь на «тройку». Это твой номер.
Весь день под руководством того же механика я изучал машину. Я думал, мы продолжим это и вечером, но в шесть часов он прогнал меня:
– Твое время кончилось.
– А могу я воспользоваться машиной?
– А парковать за чей счет?
– Разумеется, за мой.
Он удивленно поднял глаза:
– Ты откуда такой?
Я назвал южный городок, фигурировавший в моих документах.
– Там все такие?
Но взять машину механик мне разрешил.
Вернувшись в отель, я умылся и заказал обед. Его доставили быстро. Тележку толкал хмурый парнишка с узкими, косящими в разные стороны глазами. Он был невероятно серьезен, даже уныл. Я спросил:
– Ты умеешь смеяться?
Он ответил:
– Зачем?
Я пожал плечами:
– Ну хотя бы из приличия. Улыбку можешь изобразить?
Он тупо ответил:
– Зачем?
Я опять пожал плечами:
– Вижу, ты серьезный парень. Ладно, не хочешь – можешь не улыбаться. Только скажи, как тут у вас с белыми передничками… Ну, ты понимаешь… – Я задумчиво покрутил пальцами.
– Долго вам придется искать.
– Вы что, утопили всех девочек в океане?
– Кто мог, тот сам утопился. Или смылся подальше отсюда, – глядя мимо меня, загадочно ответил парнишка.
– А ты почему не смылся?
– Я не боюсь пьяной рыбы.
– А что это такое?
Парнишка спохватился. На бледные щеки вдруг лег налет нездорового румянца, глаза совсем разъехались.
– Сами узнаете.
– Ну ладно. Свободен. Бар «Креветка» – это далеко от отеля?
– Совсем нет.
– Надеюсь, веселенькое местечко?
– Кому как. – Мальчишка оказался неисправимым.
Когда-то бар «Креветка» принадлежал старому Флаю. Сюда приходили выпить, пошуметь, попробовать морскую рыбу, от души поесть устриц, погонять бильярдные шары. Мальчишкой мне не раз случалось заглядывать в «Креветку», хотя старый Флай мальчишек недолюбливал. Но меня посылал отец, я не мог отказаться от похода в опасный бар, и это всегда было как самое настоящее, сулившее неизвестно что приключение. Ведь, отпуская устриц, старый Флай мог крепко держать тебя за ухо.
Жив ли старик? Я не боялся, что он меня опознает (слишком много с тех пор прошло лет), но могли сохраниться гонявшие по пляжу ровесники…
Мощный джип на новенькой резине, напичканный электроникой. Была там масса разных приборов, я узнал, например, барометр. Видимо, санитарная инспекция «СГ» имела какое-то отношение и к погоде. Здесь же, под рукой, располагались трубки двух радиотелефонов.
– Ты входишь в систему санитарных патрулей, – объяснил мне довольно угрюмый тип – старший механик. – Отзываться будешь на «тройку». Это твой номер.
Весь день под руководством того же механика я изучал машину. Я думал, мы продолжим это и вечером, но в шесть часов он прогнал меня:
– Твое время кончилось.
– А могу я воспользоваться машиной?
– А парковать за чей счет?
– Разумеется, за мой.
Он удивленно поднял глаза:
– Ты откуда такой?
Я назвал южный городок, фигурировавший в моих документах.
– Там все такие?
Но взять машину механик мне разрешил.
Вернувшись в отель, я умылся и заказал обед. Его доставили быстро. Тележку толкал хмурый парнишка с узкими, косящими в разные стороны глазами. Он был невероятно серьезен, даже уныл. Я спросил:
– Ты умеешь смеяться?
Он ответил:
– Зачем?
Я пожал плечами:
– Ну хотя бы из приличия. Улыбку можешь изобразить?
Он тупо ответил:
– Зачем?
Я опять пожал плечами:
– Вижу, ты серьезный парень. Ладно, не хочешь – можешь не улыбаться. Только скажи, как тут у вас с белыми передничками… Ну, ты понимаешь… – Я задумчиво покрутил пальцами.
– Долго вам придется искать.
– Вы что, утопили всех девочек в океане?
– Кто мог, тот сам утопился. Или смылся подальше отсюда, – глядя мимо меня, загадочно ответил парнишка.
– А ты почему не смылся?
– Я не боюсь пьяной рыбы.
– А что это такое?
Парнишка спохватился. На бледные щеки вдруг лег налет нездорового румянца, глаза совсем разъехались.
– Сами узнаете.
– Ну ладно. Свободен. Бар «Креветка» – это далеко от отеля?
– Совсем нет.
– Надеюсь, веселенькое местечко?
– Кому как. – Мальчишка оказался неисправимым.
Когда-то бар «Креветка» принадлежал старому Флаю. Сюда приходили выпить, пошуметь, попробовать морскую рыбу, от души поесть устриц, погонять бильярдные шары. Мальчишкой мне не раз случалось заглядывать в «Креветку», хотя старый Флай мальчишек недолюбливал. Но меня посылал отец, я не мог отказаться от похода в опасный бар, и это всегда было как самое настоящее, сулившее неизвестно что приключение. Ведь, отпуская устриц, старый Флай мог крепко держать тебя за ухо.
Жив ли старик? Я не боялся, что он меня опознает (слишком много с тех пор прошло лет), но могли сохраниться гонявшие по пляжу ровесники…
7
Бар я разыскал сразу, хотя все старые постройки здесь давно снесли.
Свободных мест в заведении оказалось больше, чем того требовала хорошая репутация, но я этому не удивился. А вот ребята, обслуживающие бар, меня удивили – все были мрачными, как смерть, и, кажется, под градусом.
Веселенькое местечко, подумал я, усаживаясь за стойкой. Человек пять-шесть еще сидели за столиками, двое расположились рядом. Длинный, тощий старик, даже на вид запущенный, загаженный, сидел за стойкой на бочке. Время от времени он надсадно откашливался. Что-то знакомое послышалось мне в кашле. Я наклонился к застывшему над только что опорожненным стаканом соседу:
– Кто это?
Парень безо всякого интереса ответил:
– Старый Флай. Хозяин заведения.
Но я уже узнал Флая. Время здорово обработало его – голая голова, обесцвеченная борода, погасшие глаза. Время простегало морщинами щеки, лоб, шею.
– У него еще мозги не в порядке, – добавил сосед.
– Что так?
– Все, кто мог, побросали свои заведения и смылись куда подальше. А старик держится за «Креветку». Его уже раза три поджигали, он нанял охрану и тратит на свое заведение больше, чем с него имеет.
Старый Флай, откашлявшись, повернул голову.
Вряд ли он нас слышал, но ощущать взгляд его бесцветных бессмысленных глаз было неприятно.
– Он уже давно никому не верит, – неодобрительно хмыкнул мой сосед. Видно было, что над Флаем здесь привыкли посмеиваться. – Старик, поговори с нами.
Флай медленно покачал головой. В его пустых глазах зажглись огоньки понимания.
– Неужели что-нибудь вспомнил? – удивился мой сосед.
Старый Флай шевельнул губами.
Я больше угадал, чем услышал:
– Океан…
Ничего к этому не добавив, он зашелся в новом приступе кашля.
– Послушайте, – сказал я Флаю. – Жрать хочется. Что можно заказать?
– Придурки, – заявил он неожиданно громко. – Если вы приперлись пожрать, то это не ко мне, а к Коннеру. Ко мне приходят закусывать.
Старый сукин сын! – восхитился я. Меня он, конечно, узнать не может, но энергию растерял не всю.
– А вон доктор Фул, – толкнул меня локтем сосед. – Знаешь его? Он каждый день здесь накачивается.
Я оглянулся. Невысокий человек в легком сером костюме поднялся из-за столика и, покачнувшись, двинулся к двери. Когда он поднял голову, я успел увидеть огромные, пронзительные, как у святого, глаза. Это меня рассмешило: святой в Итаке! Но глаза у него были пронзительные…
Доктор Фул. Я сразу вспомнил прокрученную шефом запись.
«…Ничего утешительного. К тому же он много пьет. Его состояние внушает нам тревогу. Через его руки проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить дополнительные посты».
Все анализы – эти слова я запомнил…
Дверь бара с грохотом распахнулась.
Брэд Хоукс отмечал прибытие в Итаку.
Не знаю, где он собрал такую странную компанию: люди примерно его возраста, в приличных на вид костюмах, но встрепанные, с болтающимися галстуками, с багровыми лицами; их голоса до потолка заполнили бар.
Я не хотел веселиться с Хоуксом. Пользуясь тем, что он сразу шумно повалился на стул, требуя бармена, я отступил за стойку, к узким дверям, которые когда-то служили черным ходом в бильярдную. И не ошибся: там и стояли столы под зеленым пыльным сукном, валялись раскрошенные мелки. И услышал:
– Дай ему еще раз!
Человек, которого били, не отличался крепким сложением, сознание, по крайней мере, он уже потерял. Один из экзекуторов держал его за руки, заломленные за спину, а другой, небольшого роста, узкий в бедрах, но широкоплечий, спортивный, не торопясь, с чувством бил жертву в живот тупым носком тяжелого кожаного ботинка. Они занимались этим столь сосредоточенно, что не заметили меня. Но третий сразу меня увидел – Габер. И, тряхнув крупными локонами, сказал:
– Прекрати, Дон. У нас гости.
– Гости? Хочешь сказать, гость… – уточнил низкорослый, поворачиваясь ко мне, и ухмыльнулся: – Сам выйдешь или помочь?
– Сам выйду, – ответил я миролюбиво. – Кажется, ваш приятель свое уже получил, могу добросить до дому.
Ни в какой другой ситуации я не полез бы в чужую ссору, но люди Габера калечили доктора Фула. «Через его руки проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить дополнительные посты…» Ради доктора Фула стоило рискнуть.
Низкорослый спортивный экзекутор думал, впрочем, иначе. Он не торопясь подошел ко мне и сгреб за рубашку. Наверное, он был упрямым, я знаю такие ухмылки, поэтому, не желая испытывать судьбу, я сразу рубанул его ребром ладони по горлу. Он, хрипя, упал на пол.
– Ваш приятель свое уже получил, – повторил я. – Почему бы вам не оставить его в покое?
Прозвучало двусмысленно, поскольку могло относиться и к низкорослому, и к доктору Фулу.
Это развеселило Габера.
– Ты прав, он свое получил. Забирай и катись из «Креветки».
Прислонясь спиной к стене, он с удовольствием наблюдал, как я волоку избитого доктора к выходу.
В машине доктор Фул очнулся.
– Где вы живете? – спросил я.
– Святая площадь… – с трудом выдавил он. – Клиника…
– Гаррис, – окликнул меня с порога Габер. – Когда это чучело придет в себя, – понятно, он имел в виду доктора Фула, – напомните ему, что он сам полез в драку. С ним такое бывает.
Глаза Габера смеялись. Я кивнул.
– Всё слышали?.. – спросил я доктора Фула, когда мы отъехали по меньшей мере на квартал. – Вы, оказывается, неспокойный человек.
Он застонал.
Свободных мест в заведении оказалось больше, чем того требовала хорошая репутация, но я этому не удивился. А вот ребята, обслуживающие бар, меня удивили – все были мрачными, как смерть, и, кажется, под градусом.
Веселенькое местечко, подумал я, усаживаясь за стойкой. Человек пять-шесть еще сидели за столиками, двое расположились рядом. Длинный, тощий старик, даже на вид запущенный, загаженный, сидел за стойкой на бочке. Время от времени он надсадно откашливался. Что-то знакомое послышалось мне в кашле. Я наклонился к застывшему над только что опорожненным стаканом соседу:
– Кто это?
Парень безо всякого интереса ответил:
– Старый Флай. Хозяин заведения.
Но я уже узнал Флая. Время здорово обработало его – голая голова, обесцвеченная борода, погасшие глаза. Время простегало морщинами щеки, лоб, шею.
– У него еще мозги не в порядке, – добавил сосед.
– Что так?
– Все, кто мог, побросали свои заведения и смылись куда подальше. А старик держится за «Креветку». Его уже раза три поджигали, он нанял охрану и тратит на свое заведение больше, чем с него имеет.
Старый Флай, откашлявшись, повернул голову.
Вряд ли он нас слышал, но ощущать взгляд его бесцветных бессмысленных глаз было неприятно.
– Он уже давно никому не верит, – неодобрительно хмыкнул мой сосед. Видно было, что над Флаем здесь привыкли посмеиваться. – Старик, поговори с нами.
Флай медленно покачал головой. В его пустых глазах зажглись огоньки понимания.
– Неужели что-нибудь вспомнил? – удивился мой сосед.
Старый Флай шевельнул губами.
Я больше угадал, чем услышал:
– Океан…
Ничего к этому не добавив, он зашелся в новом приступе кашля.
– Послушайте, – сказал я Флаю. – Жрать хочется. Что можно заказать?
– Придурки, – заявил он неожиданно громко. – Если вы приперлись пожрать, то это не ко мне, а к Коннеру. Ко мне приходят закусывать.
Старый сукин сын! – восхитился я. Меня он, конечно, узнать не может, но энергию растерял не всю.
– А вон доктор Фул, – толкнул меня локтем сосед. – Знаешь его? Он каждый день здесь накачивается.
Я оглянулся. Невысокий человек в легком сером костюме поднялся из-за столика и, покачнувшись, двинулся к двери. Когда он поднял голову, я успел увидеть огромные, пронзительные, как у святого, глаза. Это меня рассмешило: святой в Итаке! Но глаза у него были пронзительные…
Доктор Фул. Я сразу вспомнил прокрученную шефом запись.
«…Ничего утешительного. К тому же он много пьет. Его состояние внушает нам тревогу. Через его руки проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить дополнительные посты».
Все анализы – эти слова я запомнил…
Дверь бара с грохотом распахнулась.
Брэд Хоукс отмечал прибытие в Итаку.
Не знаю, где он собрал такую странную компанию: люди примерно его возраста, в приличных на вид костюмах, но встрепанные, с болтающимися галстуками, с багровыми лицами; их голоса до потолка заполнили бар.
Я не хотел веселиться с Хоуксом. Пользуясь тем, что он сразу шумно повалился на стул, требуя бармена, я отступил за стойку, к узким дверям, которые когда-то служили черным ходом в бильярдную. И не ошибся: там и стояли столы под зеленым пыльным сукном, валялись раскрошенные мелки. И услышал:
– Дай ему еще раз!
Человек, которого били, не отличался крепким сложением, сознание, по крайней мере, он уже потерял. Один из экзекуторов держал его за руки, заломленные за спину, а другой, небольшого роста, узкий в бедрах, но широкоплечий, спортивный, не торопясь, с чувством бил жертву в живот тупым носком тяжелого кожаного ботинка. Они занимались этим столь сосредоточенно, что не заметили меня. Но третий сразу меня увидел – Габер. И, тряхнув крупными локонами, сказал:
– Прекрати, Дон. У нас гости.
– Гости? Хочешь сказать, гость… – уточнил низкорослый, поворачиваясь ко мне, и ухмыльнулся: – Сам выйдешь или помочь?
– Сам выйду, – ответил я миролюбиво. – Кажется, ваш приятель свое уже получил, могу добросить до дому.
Ни в какой другой ситуации я не полез бы в чужую ссору, но люди Габера калечили доктора Фула. «Через его руки проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить дополнительные посты…» Ради доктора Фула стоило рискнуть.
Низкорослый спортивный экзекутор думал, впрочем, иначе. Он не торопясь подошел ко мне и сгреб за рубашку. Наверное, он был упрямым, я знаю такие ухмылки, поэтому, не желая испытывать судьбу, я сразу рубанул его ребром ладони по горлу. Он, хрипя, упал на пол.
– Ваш приятель свое уже получил, – повторил я. – Почему бы вам не оставить его в покое?
Прозвучало двусмысленно, поскольку могло относиться и к низкорослому, и к доктору Фулу.
Это развеселило Габера.
– Ты прав, он свое получил. Забирай и катись из «Креветки».
Прислонясь спиной к стене, он с удовольствием наблюдал, как я волоку избитого доктора к выходу.
В машине доктор Фул очнулся.
– Где вы живете? – спросил я.
– Святая площадь… – с трудом выдавил он. – Клиника…
– Гаррис, – окликнул меня с порога Габер. – Когда это чучело придет в себя, – понятно, он имел в виду доктора Фула, – напомните ему, что он сам полез в драку. С ним такое бывает.
Глаза Габера смеялись. Я кивнул.
– Всё слышали?.. – спросил я доктора Фула, когда мы отъехали по меньшей мере на квартал. – Вы, оказывается, неспокойный человек.
Он застонал.
8
Утром в местной газете (ее подсовывали мне под дверь, видимо, ее доставка входила в оплату номера) я прочел о драке, случившейся вчера вечером в бильярдной бара «Креветка». Автор заметки негодовал: такое происходит не в первый раз, бар старого Флая – бесчестное место. Это не я придумал, так было сказано – бесчестное место. Автор заметки настаивал: Итака – не из тех городов, где можно мириться с подобными очагами насилия, давно пора заняться указанным заведением Флая. Сегодня там избили уважаемого доктора Фула, а завтра изобьют главного санитарного инспектора! Колонисты – известно! Они способны и не на такое!
Насчет колонистов я ничего не понял, но это меня насторожило.
История могла обойтись мне дорого, ведь доктора Фула били люди Габера, то есть те же самые сотрудники санитарной инспекции. Вот почему утром я постарался улыбнуться и широко, и виновато. К счастью, Габер понял меня.
– Забудь, – тряхнул он длинными локонами. – Ты вел себя по-мужски.
– Нет, я вел себя неправильно, – настаивал я. – Правда, я еще не знаю местных правил.
– Да ладно, – ухмыльнулся Габер. – Драку ведь начал доктор. Ты сам это видел.
– Нет, не видел, – замотал я головой. Я вовсе не стремился во всем поддакивать Габеру. И выступать свидетелем с его стороны мне не улыбалось.
В тот же день меня вызвали к санитарному инспектору Сейджу.
– Герб, – строго заметил он, – твоя машина всегда должна быть на ходу. – Он произнес это тоном, не оставлявшим сомнений: он все знает о моем вчерашнем приключении. – Ты всегда должен быть в форме, Герб. Наши поездки, как правило, будут связаны с санитарным контролем города. Чтобы ты не задавал лишних вопросов, объясню кратко и ясно: мы отслеживаем все передвижения и действия моргачей. Запомни: моргач – это жаргонное словечко, в обществе пользоваться им не рекомендуется. В Итаке не любят напоминаний о несчастье, постигшем город. Есть другой, более удобный термин: колонисты. Это те, кто в свое время не уберегся от болезни Фула. Да, да, от болезни Фула! Она названа так в честь нашего доктора, первым выделившего ее возбудителей. Санитарная инспекция выделила колонистам особый район, но ты же понимаешь, больные люди не всегда могут отвечать за свои поступки. Бывает, что они бегут с выделенной им территории. Наше дело – водворять их на место, чтобы не повторилась трагедия прошлых лет, когда Итака потеряла чуть не треть горожан. Комбинат «СГ» вкладывает колоссальные средства в борьбу с болезнью Фула. Следить за передвижениями колонистов – совсем не последнее дело. Болезнь Фула разносят именно они.
Я кивнул.
– Тебе все понятно?
Я кивнул.
– Район, выделенный для колонистов, – это Старые дачи. Весь этот квартал охраняется. Имей это в виду, чтобы не нарваться на пулю.
Я кивнул.
Старые дачи.
Я прекрасно помнил этот район.
Песчаный берег, за ним мелкая бухта.
В тихой рощице стоял бревенчатый дом старого Флая.
Много позже на отмель, запирающую бухту, выбросило ночным штормом шхуну «Мария». В отлив по известным нам, мальчишкам, бродам мы пересекали почти всю бухту из конца в конец. Туристы диву давались, видя торжественно шествующих через бухту мальчишек…
– Получается, что я не просто водитель?
Санитарный инспектор удивленно вскинул брови. Кажется, его забавляла моя тупость. Он начинал доверять мне:
– Если дела пойдут на лад, получишь желтую форму.
Я с трудом удержался от улыбки. Больше того, я сумел проявить искреннюю признательность. Желтую форму! Черт побери! Настоящую желтую форму! Санитарный инспектор остался доволен моим восторгом, а я, обрадованный перспективой, тормознул перед костелом на Святой площади.
Отсюда, с холма, была видна почти вся Итака.
Низкая, каменная, на удивление серая, она уныло расползлась по плоскому песчаному берегу. Цветные дымы лениво стояли над многими трубами, отчетливо несло химией. Даже океан, плоский, усмиренный, запертый в мелкой бухте кривыми узкими косами, казался здесь химически обесцвеченным.
Я снял унылую панораму вшитой в отворот рубашки камерой. Этого никто не мог увидеть, мне просто надо было поворачиваться куда надо. Таким образом в мой обзор попала массивная глыба розоватого гранита.
Памятник? Ничего такого здесь раньше не было.
Я притормозил. По граниту было выбито:
Насчет колонистов я ничего не понял, но это меня насторожило.
История могла обойтись мне дорого, ведь доктора Фула били люди Габера, то есть те же самые сотрудники санитарной инспекции. Вот почему утром я постарался улыбнуться и широко, и виновато. К счастью, Габер понял меня.
– Забудь, – тряхнул он длинными локонами. – Ты вел себя по-мужски.
– Нет, я вел себя неправильно, – настаивал я. – Правда, я еще не знаю местных правил.
– Да ладно, – ухмыльнулся Габер. – Драку ведь начал доктор. Ты сам это видел.
– Нет, не видел, – замотал я головой. Я вовсе не стремился во всем поддакивать Габеру. И выступать свидетелем с его стороны мне не улыбалось.
В тот же день меня вызвали к санитарному инспектору Сейджу.
– Герб, – строго заметил он, – твоя машина всегда должна быть на ходу. – Он произнес это тоном, не оставлявшим сомнений: он все знает о моем вчерашнем приключении. – Ты всегда должен быть в форме, Герб. Наши поездки, как правило, будут связаны с санитарным контролем города. Чтобы ты не задавал лишних вопросов, объясню кратко и ясно: мы отслеживаем все передвижения и действия моргачей. Запомни: моргач – это жаргонное словечко, в обществе пользоваться им не рекомендуется. В Итаке не любят напоминаний о несчастье, постигшем город. Есть другой, более удобный термин: колонисты. Это те, кто в свое время не уберегся от болезни Фула. Да, да, от болезни Фула! Она названа так в честь нашего доктора, первым выделившего ее возбудителей. Санитарная инспекция выделила колонистам особый район, но ты же понимаешь, больные люди не всегда могут отвечать за свои поступки. Бывает, что они бегут с выделенной им территории. Наше дело – водворять их на место, чтобы не повторилась трагедия прошлых лет, когда Итака потеряла чуть не треть горожан. Комбинат «СГ» вкладывает колоссальные средства в борьбу с болезнью Фула. Следить за передвижениями колонистов – совсем не последнее дело. Болезнь Фула разносят именно они.
Я кивнул.
– Тебе все понятно?
Я кивнул.
– Район, выделенный для колонистов, – это Старые дачи. Весь этот квартал охраняется. Имей это в виду, чтобы не нарваться на пулю.
Я кивнул.
Старые дачи.
Я прекрасно помнил этот район.
Песчаный берег, за ним мелкая бухта.
В тихой рощице стоял бревенчатый дом старого Флая.
Много позже на отмель, запирающую бухту, выбросило ночным штормом шхуну «Мария». В отлив по известным нам, мальчишкам, бродам мы пересекали почти всю бухту из конца в конец. Туристы диву давались, видя торжественно шествующих через бухту мальчишек…
– Получается, что я не просто водитель?
Санитарный инспектор удивленно вскинул брови. Кажется, его забавляла моя тупость. Он начинал доверять мне:
– Если дела пойдут на лад, получишь желтую форму.
Я с трудом удержался от улыбки. Больше того, я сумел проявить искреннюю признательность. Желтую форму! Черт побери! Настоящую желтую форму! Санитарный инспектор остался доволен моим восторгом, а я, обрадованный перспективой, тормознул перед костелом на Святой площади.
Отсюда, с холма, была видна почти вся Итака.
Низкая, каменная, на удивление серая, она уныло расползлась по плоскому песчаному берегу. Цветные дымы лениво стояли над многими трубами, отчетливо несло химией. Даже океан, плоский, усмиренный, запертый в мелкой бухте кривыми узкими косами, казался здесь химически обесцвеченным.
Я снял унылую панораму вшитой в отворот рубашки камерой. Этого никто не мог увидеть, мне просто надо было поворачиваться куда надо. Таким образом в мой обзор попала массивная глыба розоватого гранита.
Памятник? Ничего такого здесь раньше не было.
Я притормозил. По граниту было выбито:
НАШЕМУ БЭДУ!
9
За два дня в санитарную инспекцию поступило двенадцать вызовов.
Семь из них оказались ложными, и забавно, что почти все они пришлись на мое дежурство, будто кто-то проверял мою реакцию. А вот Габеру и Фрайдхальману, здоровенному шведу, не интересующемуся ничем, кроме пива и гоночных машин, пришлось поработать. Покуривая в гараже, я, кстати, раскрутил историю «нашего Бэда», в чем мне немало помог хмурый старший механик.
В любое время дня и ночи полицейского Бэда Стоуна могли оторвать от обеда и поднять с постели, если у кого-то возникало подозрение, что в полученном им пакете заключена пластиковая бомба, а автомобиль, оставленный на улице, начинен взрывчаткой. Рискуя жизнью, Бэд Стоун проверял содержимое подозрительных пакетов и разбирался, чем начинены подозрительные машины.
Рано или поздно Бэд Стоун должен был попасть в госпиталь.
Он туда и попал. Правда, причиной оказалась не пластиковая бомба.
Бэд Стоун был гурманом и все свободное время проводил в «Креветке». Он обожал морскую кухню. В процессе очередной трапезы он почувствовал себя плохо. Прибывший врач определил все признаки активно развивающейся болезни Фула. Естественно, Бэда отправили в изолированный бокс. Два дня мужественный полицейский обдумывал случившееся, а на третий, видимо осознав, какую грозную опасность он представляет для города (и не желая, видимо, превращаться в моргача), умудрился открыть окно и выбросился с седьмого этажа.
«Нашему Бэду» – начертали на гранитной глыбе патриоты Итаки.
Семь из них оказались ложными, и забавно, что почти все они пришлись на мое дежурство, будто кто-то проверял мою реакцию. А вот Габеру и Фрайдхальману, здоровенному шведу, не интересующемуся ничем, кроме пива и гоночных машин, пришлось поработать. Покуривая в гараже, я, кстати, раскрутил историю «нашего Бэда», в чем мне немало помог хмурый старший механик.
В любое время дня и ночи полицейского Бэда Стоуна могли оторвать от обеда и поднять с постели, если у кого-то возникало подозрение, что в полученном им пакете заключена пластиковая бомба, а автомобиль, оставленный на улице, начинен взрывчаткой. Рискуя жизнью, Бэд Стоун проверял содержимое подозрительных пакетов и разбирался, чем начинены подозрительные машины.
Рано или поздно Бэд Стоун должен был попасть в госпиталь.
Он туда и попал. Правда, причиной оказалась не пластиковая бомба.
Бэд Стоун был гурманом и все свободное время проводил в «Креветке». Он обожал морскую кухню. В процессе очередной трапезы он почувствовал себя плохо. Прибывший врач определил все признаки активно развивающейся болезни Фула. Естественно, Бэда отправили в изолированный бокс. Два дня мужественный полицейский обдумывал случившееся, а на третий, видимо осознав, какую грозную опасность он представляет для города (и не желая, видимо, превращаться в моргача), умудрился открыть окно и выбросился с седьмого этажа.
«Нашему Бэду» – начертали на гранитной глыбе патриоты Итаки.