На восточной стороне дома был жертвенный алтарь очень примитивного вида, который был повернут на северо-западо-запад и состоял из куска сланцевого гранита длиной около 51/4 фута и шириной 51/2 фута[63]. Верхняя часть камня была вырезана в форме полумесяца, возможно чтобы облегчить забой жертвенного животного. Примерно в 4 футах ниже жертвенного алтаря я обнаружил канавку из плит зеленого сланца, которая, возможно, служила для отвода крови. Алтарь стоял на пьедестале из лишь слегка обожженных кирпичей и был окружен огромным количеством подобных же кирпичей и угля на высоту до 10 футов. Как жертвенный камень, так и пьедестал были покрыты коркой белой глины, которая на пьедестале была почти в дюйм толщиной.
Рис. 6. Большой алтарь для жертвоприношений, найденный под храмом Афины (масштаб 1:25). Вид алтаря в 1873 г.
Рис. 7. Троянские постройки (алтарь и нижние постройки), открытые под храмом Афины; вид раскопок в июне 1873 г.
Ниже уровня алтаря и уже упомянутого доисторического дома я нашел стены укрепления[64] и стены очень древних домов[65], которые были все еще частично покрыты слоем глины и белой краской; все это несло на себе следы страшного пожара, который настолько пожрал все в комнатах, что мы лишь иногда находили обугленные фрагменты керамики среди красных и желтых древесных углей, которыми было заполнено это пространство. Любопытно, что ниже были найдены еще и другие стены: они опять-таки должны быть древнее, чем стены над ними, и так же, как они, несут на себе следы воздействия сильного жара.
Фактически этот лабиринт древних стен домов, построенных один над другим и открытых под храмом Афины, построенным Лисимахом, совершенно уникален и дает археологу богатейший материал для исследования. В связи с этим открытием величайшие трудности доставила нам одна из вышеупомянутых крепостных стен высотой 113/4 фута, которая проходит через весь этот лабиринт с западо-северо-запада на востоко-юго-восток. Она также построена из камней, скрепленных землей, и ее ширина составляет 6 футов вверху и 12 футов у основания. Она стоит не прямо на материке; она была построена только тогда, когда скала уже покрылась слоем земли 13/4 фута толщиной. Параллельно с этой крепостной стеной, только в 21/2 фута от нее и на той же глубине проходит стена высотой 2 фута, которая также построена из камней, сцементированных землей[66].
Рис. 8. Склад с колоссальными кувшинами под храмом Афины; вид в июне 1873 г.
Комната на самой большой глубине, на которой я раскапывал, имеет 10 футов в высоту и 111/4 фута в ширину; однако она могла быть и выше; в ее длине я не имел возможности удостовериться. Одно из помещений в самых верхних домах, прямо под храмом Афины, и относящееся к третьему, сожженному городу, видимо, использовалось как склад для хранения зерна или вина, поскольку в нем есть девять гигантских глиняных кувшинов (пифосов) различной формы примерно 53/4 фута высотой и 43/4 фута в поперечнике; ширина их горлышка составляет от 291/2 до 351/4 дюйма[67]. Каждый из них снабжен четырьмя ручками шириной 33/4 дюйма, и толщина глины, из которой они сделаны, составляет целых 21/4 дюйма. На южной стороне от кувшинов я нашел крепостную стену длиной 26 футов и высотой 10 футов, построенную из высушенных на солнце кирпичей, которые, хотя они и были полностью обожжены в пламени пожара, оказались исключительно хрупкими.
В середине марта я также начал большие раскопки рядом со своим деревянным домом и к западу от Большой башни[68]. Недалеко от поверхности я обнаружил руины большого дома греческого времени, которые простирались на глубину 61/2 фута. Он, видимо, принадлежал какому-то выдающемуся человеку, возможно первосвященнику, поскольку полы комнат были сделаны из больших плит красного камня и прекрасно отполированы. Под этим греческим домом я обнаружил, как обычно, слой мусора и лишь несколько камней; затем – несколько стен домов, сложенных из небольших камней, сцементированных землей; и под ними – снова огромные массы сожженных и отчасти остеклившихся кирпичей. Наконец, на глубине 30 футов под поверхностью, я обнаружил улицу шириной 171/2 фута, замощенную каменными плитами длиной от 41/4 до 5 футов и шириной от 35 дюймов до 41/2 фута, которая идет круто вниз к долине на юго-запад[69]. Наклон улицы настолько велик, что, в то время как на северной стороне (насколько ее там удалось раскрыть) она находится лишь в 30 футах под поверхностью холма, на расстоянии 33 футов дальше к югу она уже лежит на глубине целых 37 футов от поверхности.
Рис. 9. Башня Илиона, ворота и руины большого дома; вид на север через траншею, которая проходит по всему холму. Вид на раскопки в мае 1873 г. 1 – деревянный дом и склады доктора Шлимана; 2 – каменный дом доктора Шлимана, упомянутый выше; 3 – долина Трои и Геллеспонт; 4 – башня Илиона
Эта хорошо замощенная улица заставила меня сделать вывод, что упомянутое большое здание некогда стояло в конце ее, на небольшом расстоянии к северо-востоку, и поэтому я немедленно послал 100 человек копать землю, которая лежит перед ним в том направлении. Я обнаружил, что улица на высоту от 7 до 10 футов покрыта желтыми, красными или черными древесными углями, смешанными с полностью обожженными и нередко отчасти остеклившимися фрагментами кирпичей и камня. Над этим толстым слоем руин я нашел руины большого здания, состоявшего из камней, сцементированных землей, которое я разрушил лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы расчистить дорогу с ее парапетами[70]. Продвигаясь таким образом в северо-восточном направлении, я обнаружил два больших проема для ворот, которые стоят на расстоянии 20 футов друг от друга, и в каждом из них – большой железный засов, который, несомненно, служил, чтобы запирать деревянные створки ворот; изображения засовов я привожу здесь. Ширина первых ворот составляет 121/4 фута; их образовывают два выступа боковой стены, один из которых выступает на расстояние 21/2 фута, другой – на расстояние 23/4 фута; у обоих высота составляет 31/4 фута, ширина – 33/4 фута. Мостовая из больших плит кончается у первых ворот, откуда до вторых ворот (на расстоянии около 20 футов) улица очень грубо замощена большими необтесанными камнями[71]. Возможно, мостовая стала неровной вследствие падения стен Большой башни, которая некогда должна была венчать ворота; о ее существовании со всей очевидностью свидетельствуют массы обугленного щебня глубиной от 7 до 10 футов, покрывавшие проход. Вполне очевидно, что дерево широко применялось при постройке этих стен; это ясно не только по огромному количеству древесного угля, но также и из того факта, что большие красные плиты на улице, хотя и выглядели новыми и прочными, когда были впервые обнаружены, очень скоро крошились, как только подвергались воздействию воздуха; это обстоятельство можно объяснить только тем, что они пережили страшный пожар.
Рис. 10. Большая траншея на северо-западной стороне, ворота и замощенная улица, городская стена, часть дома старейшины или царя и стены башни греческого периода; вид с юго-востока. Вид на раскопки в июне 1873 г.: 1 – стена Трои, ворота и замощенная дорога к долине; 2 – место, где был найден самый большой клад; 3 – греческая башня (там, где стоит человек); 4 – Геллеспонт, долина Трои, Скамандр; 5 – Самофракия, Имброс; 6 – каменный дом и бараки доктора Шлимана; 7 – долина Трои: вид через большую траншею; 8 – позднейшие, но доэллинские строения, отчасти построенные над руинами дома старейшины или царя; 9 – большая башня; 10 – мощеная дорога
Рис. 11, 12. Медные засовы. Обнаружены точно в центре первых (рис. 11) и вторых (рис. 12) ворот
Как и первые ворота, вторые также были образованы двумя выступами стены, высота которых составляла 2 фута, ширина – более 3 футов, и выступали они примерно на 21/2 фута.
Я очистил улицу примерно на 5 футов на северо-восток от вторых ворот, но не осмелился двигаться дальше, поскольку это можно было сделать, только разрушив еще больше стены большого дома, воздвигнутого на руинах, которыми она была покрыта на глубину от 7 до 10 футов. Дом, конечно, был построен позднее, чем двойные ворота; однако я все же полагал, что он представляет большой интерес для археологии, тем более что под ним находились руины обширных и более древних зданий справа и слева от ворот. Эти последние находились на одном уровне с двойными воротами, и, поскольку к северо-востоку от них находилось, видимо, самое большое здание сожженного города (третьего по счету от материка), я счел, что это жилище городского старейшины или царя этого города. Справедливость этого мнения, судя по всему, подтверждает большое количество сокровищ, которые я обнаружил в нем или рядом с ним. Более новый дом был воздвигнут тогда, когда руины более древних домов были полностью покрыты пеплом и сгоревшими руинами: это очевидно из того факта, что более новые стены идут во всех направлениях через древние стены и никогда не стоят прямо на них; зачастую они отделены от них слоем обгорелого мусора толщиной от 7 до 10 футов. Разрушенные стены нижних, как и верхних домов построены из камней, скрепленных землей; однако стены нижних домов гораздо толще и более прочной постройки, чем верхних. Очевидно, что более новый дом был построен только тогда, когда улица была уже покрыта на глубину от 7 до 10 футов руинами и мусором от разрушенных зданий.
Рис. 13. Двойные ворота. Башня Илиона и часть дома городского старейшины; вид с северо-запада. Вид на раскопки в июне 1873 г.: 1 – блок щебня, покрывавшего руины дома городского старейшины или царя; 2 – башня Илиона; 3 – блок щебня; 4 – ворота и замощенная дорога; 5 – стена Трои
По этим и другим соображениям я хотел сохранить так много, как только возможно, как от древних, так и от более новых построек, тем более что я боялся, что моим утверждениям касательно их могут не поверить. Вследствие этого после очистки двойных ворот я оставил руины обоих зданий in situ и убрал мусор из комнат только тех древних домов, которые могли быть раскопаны без вреда для зданий над ними. Я обнаружил в них большое количество керамики самого любопытного вида, о которой я поведаю читателю в нужном месте.
Страшный холод длился недолго, и потом у нас все время была прекрасная погода. Однако ночи оставались холодными вплоть до середины марта, и к утру термометр нередко падал до точки замерзания, в то время как днем жар солнца уже начинал становиться мучительным; нередко термометр в полдень показывал 18° в тени по Реомюру (72,5° по Фаренгейту). С 1 марта мы слышали беспрестанное кваканье миллионов лягушек в окружающих болотах; на второй неделе марта вернулись аисты. Одним из множества неудобств жизни в этой глуши, в которой мы жили, являлись гнусные вопли бесчисленных сов, которые строили свои гнезда в отверстиях в моих траншеях; эти вопли звучат странно и жутко и ночью были особенно невыносимы.
Вплоть до начала мая 1873 года я полагал, что холм Гиссарлык, который я раскапывал, скрывал под собой только цитадель Трои; бесспорным является то, что Гиссарлык представлял собой акрополь Нового Илиона[72]. Таким образом, я воображал, что Троя была больше, чем позднейший город, или, по крайней мере, такой же большой. Однако я считал важным обнаружить точные границы гомеровского города. С этой целью я прорыл двадцать шахт вплоть до самого материка к западу, юго-западу, юго-юго-востоку и к востоку от Гиссарлыка, прямо у подножия или на некотором расстоянии от холма, на плато Илиона греческой колонии. Поскольку в этих шахтах я не нашел никаких следов фрагментов доисторической керамики или доисторических стен домов и ничего, кроме фрагментов эллинской посуды и эллинских стен домов; и, более того, поскольку холм Гиссарлык имеет очень крутой склон на севере, северо-востоке и северо-западе, там, где он смотрит на Геллеспонт, и такой же крутой склон на западной стороне, которая смотрит на долину, город не мог простираться ни в одном из этих направлений за пределы самого холма. Таким образом, кажется очевидным, что древний город не мог распространяться ни в одну сторону за пределы первоначального плато Гиссарлык, окружность которого обозначена с юга и юго-запада Большой башней и двойными воротами, а с северо-запада, северо-востока и востока большой пограничной стеной.
Шахты, которые я выкопал за пределами холма, все обозначены буквами от A до U на плане эллинского Илиона, где также указано, на какой точно глубине в каждой из них мы наткнулись на скалу; даны также разрезы семи наиболее глубоких шахт. Таким образом, я обращаю особое внимание читателя на этот план[73]. Я также обращаю особое внимание на погребения, которые я обнаружил в шахтах, которые помечены буквами D, O и R на плане Нового Илиона. Каждая из этих трех гробниц была вырублена в скале и покрыта плоскими плитами; в каждой находилось тело; однако тела были так повреждены, что черепа рассыпались в пыль, когда соприкоснулись с воздухом. Гробницы были поздними и очевидно принадлежали небогатым людям, поскольку та немногая керамика, найденная в них, оказалась очень низкого качества и явно принадлежала римскому периоду. Однако тот факт, что в трех из двадцати шахт, которые я вырыл случайным образом на месте Нового Илиона, содержались погребения, как кажется, с большой долей вероятности говорит о том, что обитатели этого города хоронили своих умерших или большую их часть в границах города. Однако они также использовали и кремацию, поскольку в первой траншее, которую я вырыл в апреле 1870 года, я наткнулся на урну римского периода, заполненную пеплом, образовавшимся от горения животной материи, перемешанным с остатками обугленных костей, которые, очевидно, принадлежали человеческому телу. Я не нашел никаких других сожженных тел в слое Нового Илиона, однако следует помнить, что я вел раскопки только на Гиссарлыке, который занимает от силы двадцать пятую часть позднейшего города[74]. Более того, Гиссарлык был акрополем Нового Илиона и в нем находились основные храмы, вследствие чего он, вероятно, считался священной землей, где не позволялось делать могил. Поэтому весьма возможно, что если в нижнем городе произвести систематические раскопки, то можно обнаружить множество захоронений и погребальных урн.
Обитатели пяти доисторических городов Илиона, как кажется, чаще всего сжигали своих умерших, поскольку в 1872 году я обнаружил две урны-треножника с обугленными человеческими останками на материке в первом городе; и в 1871, 1872 и 1873 годах я нашел большое число крупных погребальных урн с человеческим пеплом в третьем и четвертом городах. Однако я не нашел костей, за исключением одного зуба, и однажды среди пепла я обнаружил человеческий череп, который хорошо сохранился, за исключением пропавшей нижней челюсти; поскольку рядом с ним я нашел бронзовую брошь, я полагаю, что он мог принадлежать женщине. Я также обязан профессору Вирхову за рисунки этого черепа, которые будут приведены, вместе с его работой о нем и о других черепах, в главе о третьем, сожженном городе.
Действительно, почти вся керамика, найденная в доисторических руинах Гиссарлыка, разбита, и едва ли можно найти хоть один большой сосуд из двадцати, который не сохранился бы в виде одних лишь фрагментов; ведь в первых двух городах вся керамика была расколота от веса и давления камней, из которых построен второй город. Но даже если все погребальные урны с человеческим пеплом, когда-либо захороненные в Гиссарлыке, хорошо сохранились, однако, судя по их фрагментам – несмотря на изобилие этих фрагментов, – я едва ли могу думать, что общее количество целых урн когда-либо превышало тысячу. Таким образом, очевидно, что обитатели пяти доисторических городов Гиссарлыка хоронили только небольшую часть своих погребальных урн в самом городе, и, следовательно, мы должны искать их главный некрополь в другом месте.
В то время как происходили все эти важные раскопки, я пренебрегал траншеями на северной стороне и работал там только тогда, когда у меня были лишние рабочие. Однако здесь я обнаружил продолжение большой стены, которую я, в согласии с профессором Сэйсом, отношу ко второму каменному городу[75].
Желая исследовать укрепления на западной и северно-западной сторонах древнего города, в начале мая 1873 года я также начал делать траншею шириной 33 фута и длиной 141 фут на северозападной стороне холма, в том самом месте, где я прорыл первую траншею в апреле 1870 года[76]. Сначала я пробился через эллинскую окружную стену, возможно, ту самую, которую, согласно Плутарху (в жизнеописании Александра) построил Лисимах, и нашел, что ее высота составляет 13 футов и толщина – 10 футов; состоит она из больших обтесанных блоков известняка. После этого я пробился через более древнюю стену высотой 83/4 фута и толщиной 6 футов, состоявшую из больших блоков, сцементированных землей. Эта вторая стена была соединена с большой стеной, которую я обнаружил в апреле 1870 года, и обе они образуют две стороны четырехугольной эллинской башни[77], через третью стену которой мне пришлось пробиваться позже.
Эта часть холма в древности, очевидно, была намного ниже, что доказывает, по-видимому, не только стена Лисимаха, которая некогда доходила до значительной высоты над поверхностью холма, в то время как теперь она покрыта 161/2 фута щебня, но также остатками эллинского периода, которые здесь найдены на большой глубине. Фактически представляется, как будто веками мусор и обломки зданий сбрасывали на этой стороне вниз по склону, чтобы увеличить высоту этого места.
Чтобы ускорить раскопки на северо-западной стороне холма, я вырубил большую траншею и на западной стороне[78], в которой, к несчастью, я наткнулся по касательной на окружную стену Лисимаха, высота которой здесь составляла 13 футов и ширина 10 футов, и, таким образом, был вынужден вынимать двойное количество камней, чтобы пробиться через нее. Однако здесь я снова наткнулся на руины больших зданий эллинского и доэллинского периода, так что раскопки могли продолжаться лишь очень медленно. Здесь на расстоянии 69 футов от склона холма на глубине 20 футов я наткнулся на древнюю окружную стену высотой 5 футов с выдающейся бойницей, которая вследствие ее сравнительно современной структуры и небольшой высоты должна была относиться к послетроянскому периоду. За ней я обнаружил ровное место, отчасти вымощенное большими каменными плитами, частью – более или менее обтесанными камнями; и после этого шла крепостная стена высотой 20 футов и толщиной 5 футов, построенная из больших камней и земли, которая проходила под моим деревянным домом, но в 61/2 фута над троянской окружной стеной, которая начинается от ворот[79].
Идя вдоль этой окружной стены и открывая ее все более и более рядом с древним зданием и к северо-западу от ворот, я наткнулся на большой медный предмет самой замечательной формы, который тем более привлек мое внимание, поскольку мне показалось, что за ним я вижу золото[80]. Поверх него был слой красных обугленных руин толщиной от 43/4 до 51/4 фута, твердых как камень, и над этим снова вышеупомянутая крепостная стена (шириной 5 футов и высотой 20 футов), построенная из больших камней и земли, которая должна была быть воздвигнута вскоре после разрушения Трои. Чтобы спасти это сокровище от моих рабочих и сохранить его для археологии, нельзя было терять время; так что, хотя час завтрака еще не настал, я немедленно объявил païdos. Это слово неизвестного происхождения, которое пришло в турецкий язык, и здесь используется вместо греческого άνάπαυσις, или время для отдыха. Пока люди ели и отдыхали, я вырыл сокровище с помощью большого ножа. Это требовало огромных усилий и было сопряжено с большим риском, поскольку крепостная стена, под которой мне пришлось копать, каждый момент грозила рухнуть на меня. Однако вид стольких предметов, каждый из которых имел безмерную ценность для археологии, сделал меня бесстрашным, я и не думал ни о какой опасности. Но я не смог бы достать сокровище без помощи моей дорогой жены, которая стояла рядом со мной, готовая сложить вещи, которые я вырубал, в свою шаль и унести их. Все различные предметы, из которых состояло сокровище, будут описаны в должном месте точно в том порядке, в котором они были вынуты из руин. Здесь я даю только общий вид на целое (рис. 14).
Рис. 14. Общий вид сокровища (обнаружено на глубине 28 футов); а – ключ от сундука с сокровищами; b – золотые диадемы, повязка, серьги и небольшие драгоценности; с – серебряные .таланты. и сосуды из серебра и золота; d – серебряные вазы и любопытная медная тарелка; е – оружие и наконечники шлемов из меди или бронзы; f – медный сосуд; g – медный котел; h – медный щит
Поскольку я нашел все эти вещи вместе в форме прямоугольной массы или запакованные одно в другое, кажется несомненным, что они были помещены на городскую стену в деревянном ящике. Это предположение, судя по всему, подтверждается тем фактом, что рядом с этими вещами я нашел медный ключ. Таким образом, возможно, что кто-то запаковал сокровища в ящик и унес их; у него даже не было времени вынуть ключ; когда он достиг стены, рука врага или огонь захватили его, и он был вынужден бросить ящик, который немедленно был покрыт пеплом и камнями от соседнего дома на высоту 5 футов[81].
Возможно, предметы, найденные за несколько дней до того в комнате в доме старейшины, рядом с местом, где было обнаружено сокровище, принадлежали этому несчастному человеку. Этими предметами были шлем и серебряная ваза с чашей из электра; они будут описаны в главе о третьем городе.
На толстом слое щебня, который покрывал сокровище, строители нового города поставили уже упомянутую крепостную стену, состоявшую из больших обтесанных и необтесанных камней и земли. Эта стена простиралась на 31/4 фута внутрь поверхности холма.
То, что сокровище было запаковано в момент величайшей опасности, судя по всему, доказывает, помимо всего прочего, содержимое большой серебряной вазы, которое состояло почти из 9 тысяч золотых предметов, которые будут описаны на последующих страницах. Человек, пытавшийся спасти сокровище, к счастью, достаточно сохранил присутствие духа, чтобы поставить серебряную вазу с драгоценными предметами в ней стоймя в ящике, так что ничто не могло выпасть, и все сохранилось целым и невредимым.
Надеясь найти здесь другие клады, я снес верхнюю стену, и также срыл огромный блок щебня, который отделял мою западную и северо-западную траншеи[82] от больших массивных стен, которые я обычно называл башней. Однако, чтобы сделать это, мне пришлось снести больший из моих деревянных домов и перекрыть ворота, чтобы облегчить выемку мусора. Там я нашел множество интересных древностей, в частности три серебряные тарелки (фиалы), на 1 фут 9 дюймов ниже того места, где было открыто сокровище; два из них были разбиты на куски мотыгой рабочего; третья – целая. Само сокровище избежало повреждений от мотыг благодаря большому медному сосуду, который защитил его так, что я мог вырезать все из твердого щебня ножом.
Ниже уровня алтаря и уже упомянутого доисторического дома я нашел стены укрепления[64] и стены очень древних домов[65], которые были все еще частично покрыты слоем глины и белой краской; все это несло на себе следы страшного пожара, который настолько пожрал все в комнатах, что мы лишь иногда находили обугленные фрагменты керамики среди красных и желтых древесных углей, которыми было заполнено это пространство. Любопытно, что ниже были найдены еще и другие стены: они опять-таки должны быть древнее, чем стены над ними, и так же, как они, несут на себе следы воздействия сильного жара.
Фактически этот лабиринт древних стен домов, построенных один над другим и открытых под храмом Афины, построенным Лисимахом, совершенно уникален и дает археологу богатейший материал для исследования. В связи с этим открытием величайшие трудности доставила нам одна из вышеупомянутых крепостных стен высотой 113/4 фута, которая проходит через весь этот лабиринт с западо-северо-запада на востоко-юго-восток. Она также построена из камней, скрепленных землей, и ее ширина составляет 6 футов вверху и 12 футов у основания. Она стоит не прямо на материке; она была построена только тогда, когда скала уже покрылась слоем земли 13/4 фута толщиной. Параллельно с этой крепостной стеной, только в 21/2 фута от нее и на той же глубине проходит стена высотой 2 фута, которая также построена из камней, сцементированных землей[66].
Комната на самой большой глубине, на которой я раскапывал, имеет 10 футов в высоту и 111/4 фута в ширину; однако она могла быть и выше; в ее длине я не имел возможности удостовериться. Одно из помещений в самых верхних домах, прямо под храмом Афины, и относящееся к третьему, сожженному городу, видимо, использовалось как склад для хранения зерна или вина, поскольку в нем есть девять гигантских глиняных кувшинов (пифосов) различной формы примерно 53/4 фута высотой и 43/4 фута в поперечнике; ширина их горлышка составляет от 291/2 до 351/4 дюйма[67]. Каждый из них снабжен четырьмя ручками шириной 33/4 дюйма, и толщина глины, из которой они сделаны, составляет целых 21/4 дюйма. На южной стороне от кувшинов я нашел крепостную стену длиной 26 футов и высотой 10 футов, построенную из высушенных на солнце кирпичей, которые, хотя они и были полностью обожжены в пламени пожара, оказались исключительно хрупкими.
В середине марта я также начал большие раскопки рядом со своим деревянным домом и к западу от Большой башни[68]. Недалеко от поверхности я обнаружил руины большого дома греческого времени, которые простирались на глубину 61/2 фута. Он, видимо, принадлежал какому-то выдающемуся человеку, возможно первосвященнику, поскольку полы комнат были сделаны из больших плит красного камня и прекрасно отполированы. Под этим греческим домом я обнаружил, как обычно, слой мусора и лишь несколько камней; затем – несколько стен домов, сложенных из небольших камней, сцементированных землей; и под ними – снова огромные массы сожженных и отчасти остеклившихся кирпичей. Наконец, на глубине 30 футов под поверхностью, я обнаружил улицу шириной 171/2 фута, замощенную каменными плитами длиной от 41/4 до 5 футов и шириной от 35 дюймов до 41/2 фута, которая идет круто вниз к долине на юго-запад[69]. Наклон улицы настолько велик, что, в то время как на северной стороне (насколько ее там удалось раскрыть) она находится лишь в 30 футах под поверхностью холма, на расстоянии 33 футов дальше к югу она уже лежит на глубине целых 37 футов от поверхности.
Эта хорошо замощенная улица заставила меня сделать вывод, что упомянутое большое здание некогда стояло в конце ее, на небольшом расстоянии к северо-востоку, и поэтому я немедленно послал 100 человек копать землю, которая лежит перед ним в том направлении. Я обнаружил, что улица на высоту от 7 до 10 футов покрыта желтыми, красными или черными древесными углями, смешанными с полностью обожженными и нередко отчасти остеклившимися фрагментами кирпичей и камня. Над этим толстым слоем руин я нашел руины большого здания, состоявшего из камней, сцементированных землей, которое я разрушил лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы расчистить дорогу с ее парапетами[70]. Продвигаясь таким образом в северо-восточном направлении, я обнаружил два больших проема для ворот, которые стоят на расстоянии 20 футов друг от друга, и в каждом из них – большой железный засов, который, несомненно, служил, чтобы запирать деревянные створки ворот; изображения засовов я привожу здесь. Ширина первых ворот составляет 121/4 фута; их образовывают два выступа боковой стены, один из которых выступает на расстояние 21/2 фута, другой – на расстояние 23/4 фута; у обоих высота составляет 31/4 фута, ширина – 33/4 фута. Мостовая из больших плит кончается у первых ворот, откуда до вторых ворот (на расстоянии около 20 футов) улица очень грубо замощена большими необтесанными камнями[71]. Возможно, мостовая стала неровной вследствие падения стен Большой башни, которая некогда должна была венчать ворота; о ее существовании со всей очевидностью свидетельствуют массы обугленного щебня глубиной от 7 до 10 футов, покрывавшие проход. Вполне очевидно, что дерево широко применялось при постройке этих стен; это ясно не только по огромному количеству древесного угля, но также и из того факта, что большие красные плиты на улице, хотя и выглядели новыми и прочными, когда были впервые обнаружены, очень скоро крошились, как только подвергались воздействию воздуха; это обстоятельство можно объяснить только тем, что они пережили страшный пожар.
Как и первые ворота, вторые также были образованы двумя выступами стены, высота которых составляла 2 фута, ширина – более 3 футов, и выступали они примерно на 21/2 фута.
Я очистил улицу примерно на 5 футов на северо-восток от вторых ворот, но не осмелился двигаться дальше, поскольку это можно было сделать, только разрушив еще больше стены большого дома, воздвигнутого на руинах, которыми она была покрыта на глубину от 7 до 10 футов. Дом, конечно, был построен позднее, чем двойные ворота; однако я все же полагал, что он представляет большой интерес для археологии, тем более что под ним находились руины обширных и более древних зданий справа и слева от ворот. Эти последние находились на одном уровне с двойными воротами, и, поскольку к северо-востоку от них находилось, видимо, самое большое здание сожженного города (третьего по счету от материка), я счел, что это жилище городского старейшины или царя этого города. Справедливость этого мнения, судя по всему, подтверждает большое количество сокровищ, которые я обнаружил в нем или рядом с ним. Более новый дом был воздвигнут тогда, когда руины более древних домов были полностью покрыты пеплом и сгоревшими руинами: это очевидно из того факта, что более новые стены идут во всех направлениях через древние стены и никогда не стоят прямо на них; зачастую они отделены от них слоем обгорелого мусора толщиной от 7 до 10 футов. Разрушенные стены нижних, как и верхних домов построены из камней, скрепленных землей; однако стены нижних домов гораздо толще и более прочной постройки, чем верхних. Очевидно, что более новый дом был построен только тогда, когда улица была уже покрыта на глубину от 7 до 10 футов руинами и мусором от разрушенных зданий.
По этим и другим соображениям я хотел сохранить так много, как только возможно, как от древних, так и от более новых построек, тем более что я боялся, что моим утверждениям касательно их могут не поверить. Вследствие этого после очистки двойных ворот я оставил руины обоих зданий in situ и убрал мусор из комнат только тех древних домов, которые могли быть раскопаны без вреда для зданий над ними. Я обнаружил в них большое количество керамики самого любопытного вида, о которой я поведаю читателю в нужном месте.
Страшный холод длился недолго, и потом у нас все время была прекрасная погода. Однако ночи оставались холодными вплоть до середины марта, и к утру термометр нередко падал до точки замерзания, в то время как днем жар солнца уже начинал становиться мучительным; нередко термометр в полдень показывал 18° в тени по Реомюру (72,5° по Фаренгейту). С 1 марта мы слышали беспрестанное кваканье миллионов лягушек в окружающих болотах; на второй неделе марта вернулись аисты. Одним из множества неудобств жизни в этой глуши, в которой мы жили, являлись гнусные вопли бесчисленных сов, которые строили свои гнезда в отверстиях в моих траншеях; эти вопли звучат странно и жутко и ночью были особенно невыносимы.
Вплоть до начала мая 1873 года я полагал, что холм Гиссарлык, который я раскапывал, скрывал под собой только цитадель Трои; бесспорным является то, что Гиссарлык представлял собой акрополь Нового Илиона[72]. Таким образом, я воображал, что Троя была больше, чем позднейший город, или, по крайней мере, такой же большой. Однако я считал важным обнаружить точные границы гомеровского города. С этой целью я прорыл двадцать шахт вплоть до самого материка к западу, юго-западу, юго-юго-востоку и к востоку от Гиссарлыка, прямо у подножия или на некотором расстоянии от холма, на плато Илиона греческой колонии. Поскольку в этих шахтах я не нашел никаких следов фрагментов доисторической керамики или доисторических стен домов и ничего, кроме фрагментов эллинской посуды и эллинских стен домов; и, более того, поскольку холм Гиссарлык имеет очень крутой склон на севере, северо-востоке и северо-западе, там, где он смотрит на Геллеспонт, и такой же крутой склон на западной стороне, которая смотрит на долину, город не мог простираться ни в одном из этих направлений за пределы самого холма. Таким образом, кажется очевидным, что древний город не мог распространяться ни в одну сторону за пределы первоначального плато Гиссарлык, окружность которого обозначена с юга и юго-запада Большой башней и двойными воротами, а с северо-запада, северо-востока и востока большой пограничной стеной.
Шахты, которые я выкопал за пределами холма, все обозначены буквами от A до U на плане эллинского Илиона, где также указано, на какой точно глубине в каждой из них мы наткнулись на скалу; даны также разрезы семи наиболее глубоких шахт. Таким образом, я обращаю особое внимание читателя на этот план[73]. Я также обращаю особое внимание на погребения, которые я обнаружил в шахтах, которые помечены буквами D, O и R на плане Нового Илиона. Каждая из этих трех гробниц была вырублена в скале и покрыта плоскими плитами; в каждой находилось тело; однако тела были так повреждены, что черепа рассыпались в пыль, когда соприкоснулись с воздухом. Гробницы были поздними и очевидно принадлежали небогатым людям, поскольку та немногая керамика, найденная в них, оказалась очень низкого качества и явно принадлежала римскому периоду. Однако тот факт, что в трех из двадцати шахт, которые я вырыл случайным образом на месте Нового Илиона, содержались погребения, как кажется, с большой долей вероятности говорит о том, что обитатели этого города хоронили своих умерших или большую их часть в границах города. Однако они также использовали и кремацию, поскольку в первой траншее, которую я вырыл в апреле 1870 года, я наткнулся на урну римского периода, заполненную пеплом, образовавшимся от горения животной материи, перемешанным с остатками обугленных костей, которые, очевидно, принадлежали человеческому телу. Я не нашел никаких других сожженных тел в слое Нового Илиона, однако следует помнить, что я вел раскопки только на Гиссарлыке, который занимает от силы двадцать пятую часть позднейшего города[74]. Более того, Гиссарлык был акрополем Нового Илиона и в нем находились основные храмы, вследствие чего он, вероятно, считался священной землей, где не позволялось делать могил. Поэтому весьма возможно, что если в нижнем городе произвести систематические раскопки, то можно обнаружить множество захоронений и погребальных урн.
Обитатели пяти доисторических городов Илиона, как кажется, чаще всего сжигали своих умерших, поскольку в 1872 году я обнаружил две урны-треножника с обугленными человеческими останками на материке в первом городе; и в 1871, 1872 и 1873 годах я нашел большое число крупных погребальных урн с человеческим пеплом в третьем и четвертом городах. Однако я не нашел костей, за исключением одного зуба, и однажды среди пепла я обнаружил человеческий череп, который хорошо сохранился, за исключением пропавшей нижней челюсти; поскольку рядом с ним я нашел бронзовую брошь, я полагаю, что он мог принадлежать женщине. Я также обязан профессору Вирхову за рисунки этого черепа, которые будут приведены, вместе с его работой о нем и о других черепах, в главе о третьем, сожженном городе.
Действительно, почти вся керамика, найденная в доисторических руинах Гиссарлыка, разбита, и едва ли можно найти хоть один большой сосуд из двадцати, который не сохранился бы в виде одних лишь фрагментов; ведь в первых двух городах вся керамика была расколота от веса и давления камней, из которых построен второй город. Но даже если все погребальные урны с человеческим пеплом, когда-либо захороненные в Гиссарлыке, хорошо сохранились, однако, судя по их фрагментам – несмотря на изобилие этих фрагментов, – я едва ли могу думать, что общее количество целых урн когда-либо превышало тысячу. Таким образом, очевидно, что обитатели пяти доисторических городов Гиссарлыка хоронили только небольшую часть своих погребальных урн в самом городе, и, следовательно, мы должны искать их главный некрополь в другом месте.
В то время как происходили все эти важные раскопки, я пренебрегал траншеями на северной стороне и работал там только тогда, когда у меня были лишние рабочие. Однако здесь я обнаружил продолжение большой стены, которую я, в согласии с профессором Сэйсом, отношу ко второму каменному городу[75].
Желая исследовать укрепления на западной и северно-западной сторонах древнего города, в начале мая 1873 года я также начал делать траншею шириной 33 фута и длиной 141 фут на северозападной стороне холма, в том самом месте, где я прорыл первую траншею в апреле 1870 года[76]. Сначала я пробился через эллинскую окружную стену, возможно, ту самую, которую, согласно Плутарху (в жизнеописании Александра) построил Лисимах, и нашел, что ее высота составляет 13 футов и толщина – 10 футов; состоит она из больших обтесанных блоков известняка. После этого я пробился через более древнюю стену высотой 83/4 фута и толщиной 6 футов, состоявшую из больших блоков, сцементированных землей. Эта вторая стена была соединена с большой стеной, которую я обнаружил в апреле 1870 года, и обе они образуют две стороны четырехугольной эллинской башни[77], через третью стену которой мне пришлось пробиваться позже.
Эта часть холма в древности, очевидно, была намного ниже, что доказывает, по-видимому, не только стена Лисимаха, которая некогда доходила до значительной высоты над поверхностью холма, в то время как теперь она покрыта 161/2 фута щебня, но также остатками эллинского периода, которые здесь найдены на большой глубине. Фактически представляется, как будто веками мусор и обломки зданий сбрасывали на этой стороне вниз по склону, чтобы увеличить высоту этого места.
Чтобы ускорить раскопки на северо-западной стороне холма, я вырубил большую траншею и на западной стороне[78], в которой, к несчастью, я наткнулся по касательной на окружную стену Лисимаха, высота которой здесь составляла 13 футов и ширина 10 футов, и, таким образом, был вынужден вынимать двойное количество камней, чтобы пробиться через нее. Однако здесь я снова наткнулся на руины больших зданий эллинского и доэллинского периода, так что раскопки могли продолжаться лишь очень медленно. Здесь на расстоянии 69 футов от склона холма на глубине 20 футов я наткнулся на древнюю окружную стену высотой 5 футов с выдающейся бойницей, которая вследствие ее сравнительно современной структуры и небольшой высоты должна была относиться к послетроянскому периоду. За ней я обнаружил ровное место, отчасти вымощенное большими каменными плитами, частью – более или менее обтесанными камнями; и после этого шла крепостная стена высотой 20 футов и толщиной 5 футов, построенная из больших камней и земли, которая проходила под моим деревянным домом, но в 61/2 фута над троянской окружной стеной, которая начинается от ворот[79].
Идя вдоль этой окружной стены и открывая ее все более и более рядом с древним зданием и к северо-западу от ворот, я наткнулся на большой медный предмет самой замечательной формы, который тем более привлек мое внимание, поскольку мне показалось, что за ним я вижу золото[80]. Поверх него был слой красных обугленных руин толщиной от 43/4 до 51/4 фута, твердых как камень, и над этим снова вышеупомянутая крепостная стена (шириной 5 футов и высотой 20 футов), построенная из больших камней и земли, которая должна была быть воздвигнута вскоре после разрушения Трои. Чтобы спасти это сокровище от моих рабочих и сохранить его для археологии, нельзя было терять время; так что, хотя час завтрака еще не настал, я немедленно объявил païdos. Это слово неизвестного происхождения, которое пришло в турецкий язык, и здесь используется вместо греческого άνάπαυσις, или время для отдыха. Пока люди ели и отдыхали, я вырыл сокровище с помощью большого ножа. Это требовало огромных усилий и было сопряжено с большим риском, поскольку крепостная стена, под которой мне пришлось копать, каждый момент грозила рухнуть на меня. Однако вид стольких предметов, каждый из которых имел безмерную ценность для археологии, сделал меня бесстрашным, я и не думал ни о какой опасности. Но я не смог бы достать сокровище без помощи моей дорогой жены, которая стояла рядом со мной, готовая сложить вещи, которые я вырубал, в свою шаль и унести их. Все различные предметы, из которых состояло сокровище, будут описаны в должном месте точно в том порядке, в котором они были вынуты из руин. Здесь я даю только общий вид на целое (рис. 14).
Поскольку я нашел все эти вещи вместе в форме прямоугольной массы или запакованные одно в другое, кажется несомненным, что они были помещены на городскую стену в деревянном ящике. Это предположение, судя по всему, подтверждается тем фактом, что рядом с этими вещами я нашел медный ключ. Таким образом, возможно, что кто-то запаковал сокровища в ящик и унес их; у него даже не было времени вынуть ключ; когда он достиг стены, рука врага или огонь захватили его, и он был вынужден бросить ящик, который немедленно был покрыт пеплом и камнями от соседнего дома на высоту 5 футов[81].
Возможно, предметы, найденные за несколько дней до того в комнате в доме старейшины, рядом с местом, где было обнаружено сокровище, принадлежали этому несчастному человеку. Этими предметами были шлем и серебряная ваза с чашей из электра; они будут описаны в главе о третьем городе.
На толстом слое щебня, который покрывал сокровище, строители нового города поставили уже упомянутую крепостную стену, состоявшую из больших обтесанных и необтесанных камней и земли. Эта стена простиралась на 31/4 фута внутрь поверхности холма.
То, что сокровище было запаковано в момент величайшей опасности, судя по всему, доказывает, помимо всего прочего, содержимое большой серебряной вазы, которое состояло почти из 9 тысяч золотых предметов, которые будут описаны на последующих страницах. Человек, пытавшийся спасти сокровище, к счастью, достаточно сохранил присутствие духа, чтобы поставить серебряную вазу с драгоценными предметами в ней стоймя в ящике, так что ничто не могло выпасть, и все сохранилось целым и невредимым.
Надеясь найти здесь другие клады, я снес верхнюю стену, и также срыл огромный блок щебня, который отделял мою западную и северо-западную траншеи[82] от больших массивных стен, которые я обычно называл башней. Однако, чтобы сделать это, мне пришлось снести больший из моих деревянных домов и перекрыть ворота, чтобы облегчить выемку мусора. Там я нашел множество интересных древностей, в частности три серебряные тарелки (фиалы), на 1 фут 9 дюймов ниже того места, где было открыто сокровище; два из них были разбиты на куски мотыгой рабочего; третья – целая. Само сокровище избежало повреждений от мотыг благодаря большому медному сосуду, который защитил его так, что я мог вырезать все из твердого щебня ножом.