Страница:
Артист перевел речь командира своей команде. Афганцы дружно закивали, давая понять, что согласны.
– Может быть, у вас имеются какие либо просьбы или пожелания? – спросил Екимов. – Я к вашим услугам и готов их рассмотреть.
Афганец кивнул и приложил руку к сердцу:
– Есть маленькая у нас просьба, дорогой товарищ советский командир. Маленькая, маленькая!
– Слушаю вас внимательно.
То, что услышал Екимов, говоря боксерскими терминами, сбило его с ног, бросило в нокдаун. Руководитель группы артистов попросил дать им перед началом концерта немного…настоящей русской водки или спирта! Как он выразился, «для настроя души». И это произнес спокойным голосом, как само себе разумеющееся, представитель интеллигенции, представитель культуры в традиционно непьющей мусульманской стране, где, как наставляли Екимова, строгие законы шариата исключают употребление любых спиртных напитков, жестко карают нарушителей и вероотступников! Политработники особо заостряли на этом внимание, чтобы летчики в Афганистане случайно не оскорбили правоверных мусульман одним лишь упоминанием о выпивке, об употреблении спиртных напитков…
Екимов мельком посмотрел на дежурного офицера, тот на Екимова. Они понимающе переглянулись. Нет, не ослышались. Артисты просили именно водки или спирта. На ум невольно пришли слова из кинофильма «Белое солнце пустыни» на счет того, что «восток – дело тонкое», а значит, еще полон загадочного и противоречивого.
Майор мягко и деликатно пояснил артистам, что в настоящее время у летчиков нет в наличии водки и спирта, их еще не привезли из Советского Союза, просто не успели доставить к празднику.
– Есть только технический спирт, который, извините, пахнет самолетом, – и тут же добавил, стараясь не дышать в сторону артистов: – Очень пахнет, как керосин! Летчики его разводят кока-колой, но запах все равно присутствует.
Артисты полопотали между собой, потом дружески заулыбались и закивали.
– Можно и такой! Даже очень хорошо, когда будет пахнуть самолетом!
– Ну, дают афганцы! – шепотом произнес дежурный офицер.
Но руководитель артистов оказался с острым слухом, однако понял смысл сказанного по-своему. Он заулыбался и закивал:
– Обязательно будем давать хороший афганский концерт!
По приказу Екимова дежурный офицер принес полную флягу спиртосодержащей жидкости и кока-колу. Артисты по очереди понюхали, попробовали на язык, радостно заулыбались.
– Спасиба! Ташакур! Спасиба по-русски будет.
Разделили содержимое фляги на шестерых по-братски, разбавили кока-колой и выпили все до капли. Керосиновый запах их ни сколько не смущал. Довольные, порозовевшие, о чем-то быстро заговорили между собой.
– Дорогой товарищ советский командир, мы будем давать вам очень хороший концерт, – сказал Екимову повеселевший руководитель бригады артистов. – А когда песни и музыку будем кончать, пожалуйста, подарите нам еще такую железную бутылку водки, которая пахнет самолетом.
– Ну, если так вам понравилось, то сделаем обязательно, – пообещал Екимов и приказал дежурному офицеру. – Это на твоей совести! Я могу замотаться, а ты заранее приготовь фляжку.
– Будет исполнено, товарищ майор! – отчеканил тот, мысленно, как и командир, удивляясь афганским артистам.
3
Глава вторая
1
Личный состав спецназа – самолетом.
Боевая техника – своим ходом.
Хафизула Амин, глава правительства Афганистана, настойчиво торопил руководство Советского Союза направить в Кабул, в свою столицу, батальон советской армии для несения охраны его новой резиденции. Одновременно Амин просил срочным порядком заменить афганские расчеты зенитных установок, в благонадежности которых он не был уверен, советскими расчетами войск ПВО.
И в Кабул прибыл батальон, но не регулярных войск, а специального назначения.
Перед ним была поставлена боевая задача – не защищать Амина, а ликвидировать его.
Участь диктатора была решена на заседании Политбюро ЦК КПСС, которое состоялось 27 декабря 1979 года.
2
– Может быть, у вас имеются какие либо просьбы или пожелания? – спросил Екимов. – Я к вашим услугам и готов их рассмотреть.
Афганец кивнул и приложил руку к сердцу:
– Есть маленькая у нас просьба, дорогой товарищ советский командир. Маленькая, маленькая!
– Слушаю вас внимательно.
То, что услышал Екимов, говоря боксерскими терминами, сбило его с ног, бросило в нокдаун. Руководитель группы артистов попросил дать им перед началом концерта немного…настоящей русской водки или спирта! Как он выразился, «для настроя души». И это произнес спокойным голосом, как само себе разумеющееся, представитель интеллигенции, представитель культуры в традиционно непьющей мусульманской стране, где, как наставляли Екимова, строгие законы шариата исключают употребление любых спиртных напитков, жестко карают нарушителей и вероотступников! Политработники особо заостряли на этом внимание, чтобы летчики в Афганистане случайно не оскорбили правоверных мусульман одним лишь упоминанием о выпивке, об употреблении спиртных напитков…
Екимов мельком посмотрел на дежурного офицера, тот на Екимова. Они понимающе переглянулись. Нет, не ослышались. Артисты просили именно водки или спирта. На ум невольно пришли слова из кинофильма «Белое солнце пустыни» на счет того, что «восток – дело тонкое», а значит, еще полон загадочного и противоречивого.
Майор мягко и деликатно пояснил артистам, что в настоящее время у летчиков нет в наличии водки и спирта, их еще не привезли из Советского Союза, просто не успели доставить к празднику.
– Есть только технический спирт, который, извините, пахнет самолетом, – и тут же добавил, стараясь не дышать в сторону артистов: – Очень пахнет, как керосин! Летчики его разводят кока-колой, но запах все равно присутствует.
Артисты полопотали между собой, потом дружески заулыбались и закивали.
– Можно и такой! Даже очень хорошо, когда будет пахнуть самолетом!
– Ну, дают афганцы! – шепотом произнес дежурный офицер.
Но руководитель артистов оказался с острым слухом, однако понял смысл сказанного по-своему. Он заулыбался и закивал:
– Обязательно будем давать хороший афганский концерт!
По приказу Екимова дежурный офицер принес полную флягу спиртосодержащей жидкости и кока-колу. Артисты по очереди понюхали, попробовали на язык, радостно заулыбались.
– Спасиба! Ташакур! Спасиба по-русски будет.
Разделили содержимое фляги на шестерых по-братски, разбавили кока-колой и выпили все до капли. Керосиновый запах их ни сколько не смущал. Довольные, порозовевшие, о чем-то быстро заговорили между собой.
– Дорогой товарищ советский командир, мы будем давать вам очень хороший концерт, – сказал Екимову повеселевший руководитель бригады артистов. – А когда песни и музыку будем кончать, пожалуйста, подарите нам еще такую железную бутылку водки, которая пахнет самолетом.
– Ну, если так вам понравилось, то сделаем обязательно, – пообещал Екимов и приказал дежурному офицеру. – Это на твоей совести! Я могу замотаться, а ты заранее приготовь фляжку.
– Будет исполнено, товарищ майор! – отчеканил тот, мысленно, как и командир, удивляясь афганским артистам.
3
Праздничное построение личного состава эскадрильи состоялось на временном плацу – так была названа просторная площадка перрона около здания аэровокзала. В этот день боевых вылетов практически не было, а для выполнения экстренных задач, если они вдруг возникнут, было назначены звено боевых Ми-24, или как их любовно именовали «крокодилов», и пара вертолетов Ми-8.
Из динамика лилась бравурная музыка. На обшарпанной серой стене аэровокзала со следами и выбоинами от пуль и осколков, – следы от автоматных очередей, оставленные нашим десантом в конце ноября 1979 года, – был укреплен лозунг на красном полотнище, творение замполита и армейских самодеятельных художников: «Вам выпала великая честь с оружием в руках надежно защищать святые идеалы Страны Советов и на деле осуществлять интернациональное братство наших народов!»
В паре десятков метров от здания росла одинокая пальма, бросавшая жидкую тень. В этой тени и стоял длинный стол, покрытый кумачовой материей, для командования и гостей. А весь личный состав, соблюдая равнение, стоял на плацу, жарился и потел под палящими лучами афганского солнца, показывая своим бравым видом, что готов и далее выполнять ленинский завет по защите идеалов, укреплять брежневское интернациональное братство на этой необъявленной войне, претворять в жизнь девиз социалистического соревнования в армии и даже полезть к черту на рога или слетать к кузькиной матери.
Александр Беляк стоял во втором ряду, позади командира своего экипажа капитана Паршина и видел, как у того под мышками на форменной одежде расползались пятна пота. Такие же темные разводы под мышками возникли и у других пилотов, стоявших в строю. Александр и сам чувствовал, что нижняя майка-безрукавка уже прилипала к телу, а торжественное мероприятие только начало набирать обороты. После выноса знамени и исполнения государственного гимна, командир полка подполковник Белозерский, гладковыбритый и важный, поздравив личный состав эскадрильи с праздником, предоставил слово начальнику штаба полка майору Склякину. Тот раскрыл красную папку и стал торжественным голосом зачитывать длинный праздничный приказ Министра обороны Советского Союза.
А за кумачовым столом в жидкой тени от пальмы находился худощавый, подполковник Корниловский, начальник политотдела, сжимавший в руке папку с тезисами доклада. Тут же рядом стоял прилетевший из Кабула начальник штаба Авиации 40-й Армии рослый полковник Чернявин, который непременно скажет «зажигательную» речь, и невысокий, плотный телом, полнолицый черноусый подполковник в светло-бежевом парадном мундире – начальник политотдела 11-й афганской пехотной дивизии, который похоже не только не чувствовал зноя, а скорее зяб в это по-ихнему еще зимнее время. Рядом с ним стояли начальник Джелалабадского аэропорта в светом костюме военного покроя, два советника, афганские артисты и группка загорелых афганских же пионеров в белых рубашках с красными галстуками на шее и букетиками цветов в руках.
– По самым скромным подсчетом, милые кузнечики, нам предстоит париться под солнцем еще час с хвостиком, – тихим голосом сказал Друзьякин, от которого разило луком и густым запахом тройного одеколона. – Санек, ты как?
– Нормально, – так же тихо ответил Беляк.
– А мыло прихватил?
– Какое еще мыло? – удивился Александр, не чувствуя подвоха.
– Обыкновенное.
– Зачем?
– Чтоб намылить спину и задницу! А то ведь зазря потеешь.
В строю послышался легкий смешок.
– Без мочалки, Вася, у него не получится, – со знанием дела сказал старший лейтенант Гусаков. – У меня есть дельное предложение.
– Выкладывай, Гена.
– Первой шеренге сомкнуться поплотнее, плечом к плечу, чтобы стенка образовалась. А вторая сможет пригнувшись, перебежками, смотаться к арыку, искупаться и вернуться в строй.
– А мы что, рыжие? – возразил шепотом Друзьякин. – Или купаться не хотим?
– Конечно рыжие! Рыжие и полосатые.
– Тише, вы! Давайте послушаем. Афганец речь толкает.
Начальник политического отдела 11-й афганской пехотной дивизии, выпятив грудь, говорил, как принято на востоке, длинными цветастыми фразами. Он превозносил и славил советских братьев по оружию, особенно «храбрых орлов с железными крыльями», которые помогают афганском народу бороться с врагами и утверждать достижения славной апрельской революции. Было видно, что он весьма доволен собой и гордится свой дипломатической миссией. Каждую его фразу переводчик-афганец озвучивал на корявом, но вполне сносном русском языке.
– Командование афганской пехотной дивизии поздравляет всех воинов с красивым и важным всеармейским праздником и в честь такого большого дня приняло решение преподнести самым хорошим и лучшим офицерам и солдатам наши скромные афганские подарки, – произнес переводчик и, взглянув на своего подполковника, который важно и утвердительно кивнул, закончил: – И еще дарит на ваш праздник три хороших барана для красивого шашлыка и плова!
Последняя фраза вызвала оживление в строю. Один афганский солдат принес коробку с подарками к столу, а второй держал на привязи весьма упитанных баранов, у которых вместо хвостов отвисали увесистые жирные курдюки.
Командир полка Белозерский с радостно-приветливой улыбкой от имени всего личного состава поблагодарил афганского подполковника за поздравление, за высокую оценку советской армии и за подарки, которые скрепляют дружбу, и пожал ему руку. Подполковник Корниловский вынул из папки лист бумаги и стал зачитывать фамилии десяти счастливчиков, которым предназначались подарки.
Летчики выходили и выстраивались в одну шеренгу около стола. Командир эскадрильи майор Екимов, инженер по вооружению майор Одинцов, командир звена капитан Паршин, командир экипажа старший лейтенант Гусаков…
Александр радостно встрепенулся, когда подполковник Корниловский назвал его фамилию.
– Лейтенант Беляк! – произнес зычным голосом замполит и добавил: – Лейтенант Александр Беляк за успешное выполнение боевых заданий еще награждается и Почетной Грамотой командованием нашей Воздушной Армии.
Когда были зачитаны все фамилии и начальник политотдела афганской армии раскрыл коробку с подарками, неожиданно для всех стоявших на плацу, из-за стола вышел полковник Чернявин и… стал в шеренгу первым.
Александр, провожая взглядом Чернявина, как и многие летчики, удивлялся не только его поведению, но и откровенной беспардонности. Как же он решился на глазах у всех получать подарок из рук низшего чина по воинскому званию да еще иностранной армии? Но еще больше удивило и откровенно покоробило всех то, что полковник, начальник отдела штаба авиации 40-й Армии, получив в подарок из рук подполковника афганской армии часы иностранной фирмы, прокричал:
– Служу Советскому союзу и Афганской Саурской апрельской революции!
«А чтобы он сказал и как бы повел себя, если бы ему подарили не часы, а автомобиль?» – подумал Александр.
Все остальные военнослужащие, получив подарок, четко произносили:
– Служу Советскому Союзу!
А командир эскадрильи майор Екимов, получив в подарок белую рубашку, как бы давая оценку этому мероприятию, сказал громко одно слово благодарности:
– Спасибо! – и добавил на афганском языке. – Ташакор!
Артисты подняли музыкальные инструменты и заиграли бодрую музыку, а афганские мальчишки и девчонки, смуглые до черноты в белых русских рубашках и с красными пионерскими галстуками на шее, поспешили к столу президиума и к шеренге награжденных вручать букетики алых цветов. Солдат-афганец, по приказу подполковника, поспешно потащил упирающихся баранов к президиуму, награждая испуганных животных пинками.
И вдруг произошло то, чего меньше всего ожидали в этот праздничный день. В воздухе что-то тонко зазвенело, послышался нарастающий тревожно-знакомый свист, и в следующее мгновение раздался оглушительный грохот. Земля вздрогнула от разрыва реактивного снаряда.
– Ло-жи-и-ись! – зычно, перекрывая грохот взрыва, скомандовал Екимов.
Все мгновенно выполнили команду, попадав на землю. Александр, привычно, как отрабатывали на учениях, закрыл голову руками, и всем телом ощутил жаркую теплоту, исходившую от разогретой солнцем утоптанной плотной земли. Взвизгнули, пролетавшие над ним, осколки, послышался звон разбитого стекла.
За первым снарядом последовал второй, третий, пятый, седьмой… Обстрел велся из нескольких гранатометов. Взрывы раздавались на перроне, на взлетно-посадочной полосе и на стоянках вертолетов.
Щелк, щелк, щелк! Смертоносные осколки глухо и торопливо ударялись о камни, о плац, о ствол пальмы, о стену аэровокзала, разрывали алую ткань праздничного лозунга.
На левом фланге послышался отчаянный вопль, отборная ругань и стоны раненых. Полковник Чернявин и афганский начальник политотдела, словно соревнуясь друг с другом, по-пластунски, вжимаясь животами в землю, молча и торопливо поползли к спасительной распахнутой двери здания аэровокзала. За ними следовали, стараясь не отстать, замполит Корниловский и начальник аэропорта.
Раздался визгливый крик раненого барана, и ошалелые животные рванулись в сторону взлетной полосы, увлекая за собой афганского солдата, который в отчаянном страхе заорал что-то на своем языке.
В грохоте разрывающихся снарядов и противно свистящих над головой осколков, Александр вжимался в спасительную теплую землю. Всем своим существом он ощутил неведомое ранее тягучее чувство одиночества и обреченности. Животное чувство самосохранения липкой паутиной обволокло со всех сторон вспотевшее тело. Он торопливо и жадно глотал открытым ртом сухой горячий воздух, и, казалось, во всем мире не существовало силы, которая могла бы заставить его оторвать тело от этой спасительной пыльной земли.
Обстрел окончился так же внезапно, как и начался. В наступившей гулкой тишине слышались стоны и ругань.
– Петро, вставай! Петро, хоть пошевелись! – умолял кто-то своего погибшего друга.
Летный состав нехотя поднимался, люди старались не глядеть друг другу в глаза, стесняясь минутной слабости и душевной растерянности. Александр машинально счищал пыль с наглаженной рубашки. И в этот момент он почувствовал, что этот налет, жестокая реальность войны, невидимыми духовными нитями сблизила и спаяла их, таких непохожих и разных людей, слетевшихся сюда, на афганскую землю, со всего необъятного Советского Союза, и многое для них становилось ясным и простым, несмотря на то, что жизнь шла по самой грани своего бытия и никто заранее не знал о том, будет ли он жив через минуту… Беляк грустно улыбнулся, вспомнив пророческие строчки из книги, над которыми всего несколько часов назад так беспечно ухмыльнулся, а теперь и сам убедился, что рок судьбы неумолим и действительно никто не знает о том, что с ним произойдет в ближайшем будущем…
Дежурный офицер, пригнувшись, побежал на левый фланг строя, где снаряды рвались особенно кучно, и вскоре вернулся с печальной вестью.
– Два трупа и пять раненых, – торопливо доложил он командиру полка, – а поврежденных вертолетов нет!
Белозерский, приходя в себя от пережитого, старался унять внутреннее волнение и не показать подчиненным свою человеческую слабость.
– Пара Гусаков и Хромов подготовиться на вылет! – поспешно приказал он. – Надо накрыть бандитов!
– Товарищ подполковник, у меня летчик-оператор получил ранение! – доложил Гусаков.
Белозерский оглядел стоящих поблизости летчиков и его тревожно блуждающий взгляд задержался на Александре. Он указал на него пальцем.
– Ты! – и приказным тоном уточнил: – Лейтенант Беляк, заменить летчика-оператора в экипаже Гусакова!
Александр внутренне вздрогнул и… обрадовался. Томительное бездействие и тягостная растерянность не проходили, сидели где-то внутри, сковывали, держали клещами, и ему хотелось поскорее освободиться от этой напасти и действовать, двигаться, что-то делать и, главное, отплатить обнаглевшим душманам за вероломный обстрел, за позорные минуты слабости.
– Есть заменить, товарищ подполковник!
Он еще не знал, что эти секунды, когда на нем случайно задержался взгляд подполковника Белозерского, окажутся роковыми, и непредсказуемая судьба с этого момента начнет воздвигать перед ним полосу препятствий и жизненных испытаний.
Из динамика лилась бравурная музыка. На обшарпанной серой стене аэровокзала со следами и выбоинами от пуль и осколков, – следы от автоматных очередей, оставленные нашим десантом в конце ноября 1979 года, – был укреплен лозунг на красном полотнище, творение замполита и армейских самодеятельных художников: «Вам выпала великая честь с оружием в руках надежно защищать святые идеалы Страны Советов и на деле осуществлять интернациональное братство наших народов!»
В паре десятков метров от здания росла одинокая пальма, бросавшая жидкую тень. В этой тени и стоял длинный стол, покрытый кумачовой материей, для командования и гостей. А весь личный состав, соблюдая равнение, стоял на плацу, жарился и потел под палящими лучами афганского солнца, показывая своим бравым видом, что готов и далее выполнять ленинский завет по защите идеалов, укреплять брежневское интернациональное братство на этой необъявленной войне, претворять в жизнь девиз социалистического соревнования в армии и даже полезть к черту на рога или слетать к кузькиной матери.
Александр Беляк стоял во втором ряду, позади командира своего экипажа капитана Паршина и видел, как у того под мышками на форменной одежде расползались пятна пота. Такие же темные разводы под мышками возникли и у других пилотов, стоявших в строю. Александр и сам чувствовал, что нижняя майка-безрукавка уже прилипала к телу, а торжественное мероприятие только начало набирать обороты. После выноса знамени и исполнения государственного гимна, командир полка подполковник Белозерский, гладковыбритый и важный, поздравив личный состав эскадрильи с праздником, предоставил слово начальнику штаба полка майору Склякину. Тот раскрыл красную папку и стал торжественным голосом зачитывать длинный праздничный приказ Министра обороны Советского Союза.
А за кумачовым столом в жидкой тени от пальмы находился худощавый, подполковник Корниловский, начальник политотдела, сжимавший в руке папку с тезисами доклада. Тут же рядом стоял прилетевший из Кабула начальник штаба Авиации 40-й Армии рослый полковник Чернявин, который непременно скажет «зажигательную» речь, и невысокий, плотный телом, полнолицый черноусый подполковник в светло-бежевом парадном мундире – начальник политотдела 11-й афганской пехотной дивизии, который похоже не только не чувствовал зноя, а скорее зяб в это по-ихнему еще зимнее время. Рядом с ним стояли начальник Джелалабадского аэропорта в светом костюме военного покроя, два советника, афганские артисты и группка загорелых афганских же пионеров в белых рубашках с красными галстуками на шее и букетиками цветов в руках.
– По самым скромным подсчетом, милые кузнечики, нам предстоит париться под солнцем еще час с хвостиком, – тихим голосом сказал Друзьякин, от которого разило луком и густым запахом тройного одеколона. – Санек, ты как?
– Нормально, – так же тихо ответил Беляк.
– А мыло прихватил?
– Какое еще мыло? – удивился Александр, не чувствуя подвоха.
– Обыкновенное.
– Зачем?
– Чтоб намылить спину и задницу! А то ведь зазря потеешь.
В строю послышался легкий смешок.
– Без мочалки, Вася, у него не получится, – со знанием дела сказал старший лейтенант Гусаков. – У меня есть дельное предложение.
– Выкладывай, Гена.
– Первой шеренге сомкнуться поплотнее, плечом к плечу, чтобы стенка образовалась. А вторая сможет пригнувшись, перебежками, смотаться к арыку, искупаться и вернуться в строй.
– А мы что, рыжие? – возразил шепотом Друзьякин. – Или купаться не хотим?
– Конечно рыжие! Рыжие и полосатые.
– Тише, вы! Давайте послушаем. Афганец речь толкает.
Начальник политического отдела 11-й афганской пехотной дивизии, выпятив грудь, говорил, как принято на востоке, длинными цветастыми фразами. Он превозносил и славил советских братьев по оружию, особенно «храбрых орлов с железными крыльями», которые помогают афганском народу бороться с врагами и утверждать достижения славной апрельской революции. Было видно, что он весьма доволен собой и гордится свой дипломатической миссией. Каждую его фразу переводчик-афганец озвучивал на корявом, но вполне сносном русском языке.
– Командование афганской пехотной дивизии поздравляет всех воинов с красивым и важным всеармейским праздником и в честь такого большого дня приняло решение преподнести самым хорошим и лучшим офицерам и солдатам наши скромные афганские подарки, – произнес переводчик и, взглянув на своего подполковника, который важно и утвердительно кивнул, закончил: – И еще дарит на ваш праздник три хороших барана для красивого шашлыка и плова!
Последняя фраза вызвала оживление в строю. Один афганский солдат принес коробку с подарками к столу, а второй держал на привязи весьма упитанных баранов, у которых вместо хвостов отвисали увесистые жирные курдюки.
Командир полка Белозерский с радостно-приветливой улыбкой от имени всего личного состава поблагодарил афганского подполковника за поздравление, за высокую оценку советской армии и за подарки, которые скрепляют дружбу, и пожал ему руку. Подполковник Корниловский вынул из папки лист бумаги и стал зачитывать фамилии десяти счастливчиков, которым предназначались подарки.
Летчики выходили и выстраивались в одну шеренгу около стола. Командир эскадрильи майор Екимов, инженер по вооружению майор Одинцов, командир звена капитан Паршин, командир экипажа старший лейтенант Гусаков…
Александр радостно встрепенулся, когда подполковник Корниловский назвал его фамилию.
– Лейтенант Беляк! – произнес зычным голосом замполит и добавил: – Лейтенант Александр Беляк за успешное выполнение боевых заданий еще награждается и Почетной Грамотой командованием нашей Воздушной Армии.
Когда были зачитаны все фамилии и начальник политотдела афганской армии раскрыл коробку с подарками, неожиданно для всех стоявших на плацу, из-за стола вышел полковник Чернявин и… стал в шеренгу первым.
Александр, провожая взглядом Чернявина, как и многие летчики, удивлялся не только его поведению, но и откровенной беспардонности. Как же он решился на глазах у всех получать подарок из рук низшего чина по воинскому званию да еще иностранной армии? Но еще больше удивило и откровенно покоробило всех то, что полковник, начальник отдела штаба авиации 40-й Армии, получив в подарок из рук подполковника афганской армии часы иностранной фирмы, прокричал:
– Служу Советскому союзу и Афганской Саурской апрельской революции!
«А чтобы он сказал и как бы повел себя, если бы ему подарили не часы, а автомобиль?» – подумал Александр.
Все остальные военнослужащие, получив подарок, четко произносили:
– Служу Советскому Союзу!
А командир эскадрильи майор Екимов, получив в подарок белую рубашку, как бы давая оценку этому мероприятию, сказал громко одно слово благодарности:
– Спасибо! – и добавил на афганском языке. – Ташакор!
Артисты подняли музыкальные инструменты и заиграли бодрую музыку, а афганские мальчишки и девчонки, смуглые до черноты в белых русских рубашках и с красными пионерскими галстуками на шее, поспешили к столу президиума и к шеренге награжденных вручать букетики алых цветов. Солдат-афганец, по приказу подполковника, поспешно потащил упирающихся баранов к президиуму, награждая испуганных животных пинками.
И вдруг произошло то, чего меньше всего ожидали в этот праздничный день. В воздухе что-то тонко зазвенело, послышался нарастающий тревожно-знакомый свист, и в следующее мгновение раздался оглушительный грохот. Земля вздрогнула от разрыва реактивного снаряда.
– Ло-жи-и-ись! – зычно, перекрывая грохот взрыва, скомандовал Екимов.
Все мгновенно выполнили команду, попадав на землю. Александр, привычно, как отрабатывали на учениях, закрыл голову руками, и всем телом ощутил жаркую теплоту, исходившую от разогретой солнцем утоптанной плотной земли. Взвизгнули, пролетавшие над ним, осколки, послышался звон разбитого стекла.
За первым снарядом последовал второй, третий, пятый, седьмой… Обстрел велся из нескольких гранатометов. Взрывы раздавались на перроне, на взлетно-посадочной полосе и на стоянках вертолетов.
Щелк, щелк, щелк! Смертоносные осколки глухо и торопливо ударялись о камни, о плац, о ствол пальмы, о стену аэровокзала, разрывали алую ткань праздничного лозунга.
На левом фланге послышался отчаянный вопль, отборная ругань и стоны раненых. Полковник Чернявин и афганский начальник политотдела, словно соревнуясь друг с другом, по-пластунски, вжимаясь животами в землю, молча и торопливо поползли к спасительной распахнутой двери здания аэровокзала. За ними следовали, стараясь не отстать, замполит Корниловский и начальник аэропорта.
Раздался визгливый крик раненого барана, и ошалелые животные рванулись в сторону взлетной полосы, увлекая за собой афганского солдата, который в отчаянном страхе заорал что-то на своем языке.
В грохоте разрывающихся снарядов и противно свистящих над головой осколков, Александр вжимался в спасительную теплую землю. Всем своим существом он ощутил неведомое ранее тягучее чувство одиночества и обреченности. Животное чувство самосохранения липкой паутиной обволокло со всех сторон вспотевшее тело. Он торопливо и жадно глотал открытым ртом сухой горячий воздух, и, казалось, во всем мире не существовало силы, которая могла бы заставить его оторвать тело от этой спасительной пыльной земли.
Обстрел окончился так же внезапно, как и начался. В наступившей гулкой тишине слышались стоны и ругань.
– Петро, вставай! Петро, хоть пошевелись! – умолял кто-то своего погибшего друга.
Летный состав нехотя поднимался, люди старались не глядеть друг другу в глаза, стесняясь минутной слабости и душевной растерянности. Александр машинально счищал пыль с наглаженной рубашки. И в этот момент он почувствовал, что этот налет, жестокая реальность войны, невидимыми духовными нитями сблизила и спаяла их, таких непохожих и разных людей, слетевшихся сюда, на афганскую землю, со всего необъятного Советского Союза, и многое для них становилось ясным и простым, несмотря на то, что жизнь шла по самой грани своего бытия и никто заранее не знал о том, будет ли он жив через минуту… Беляк грустно улыбнулся, вспомнив пророческие строчки из книги, над которыми всего несколько часов назад так беспечно ухмыльнулся, а теперь и сам убедился, что рок судьбы неумолим и действительно никто не знает о том, что с ним произойдет в ближайшем будущем…
Дежурный офицер, пригнувшись, побежал на левый фланг строя, где снаряды рвались особенно кучно, и вскоре вернулся с печальной вестью.
– Два трупа и пять раненых, – торопливо доложил он командиру полка, – а поврежденных вертолетов нет!
Белозерский, приходя в себя от пережитого, старался унять внутреннее волнение и не показать подчиненным свою человеческую слабость.
– Пара Гусаков и Хромов подготовиться на вылет! – поспешно приказал он. – Надо накрыть бандитов!
– Товарищ подполковник, у меня летчик-оператор получил ранение! – доложил Гусаков.
Белозерский оглядел стоящих поблизости летчиков и его тревожно блуждающий взгляд задержался на Александре. Он указал на него пальцем.
– Ты! – и приказным тоном уточнил: – Лейтенант Беляк, заменить летчика-оператора в экипаже Гусакова!
Александр внутренне вздрогнул и… обрадовался. Томительное бездействие и тягостная растерянность не проходили, сидели где-то внутри, сковывали, держали клещами, и ему хотелось поскорее освободиться от этой напасти и действовать, двигаться, что-то делать и, главное, отплатить обнаглевшим душманам за вероломный обстрел, за позорные минуты слабости.
– Есть заменить, товарищ подполковник!
Он еще не знал, что эти секунды, когда на нем случайно задержался взгляд подполковника Белозерского, окажутся роковыми, и непредсказуемая судьба с этого момента начнет воздвигать перед ним полосу препятствий и жизненных испытаний.
Глава вторая
1
А всего днем раньше, 11 декабря 1979 года, отдельный батальон специального назначения, который в военных кругах в обиходе именовался «мусульманским», покинул свое постоянное место дислокации в городе Чирчике, в горах под Ташкентом, и пересек государственную границу с дружественным Афганистаном.Особая папка
Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза
Сов. Секретно.
Заседание Политбюро ЦК КПСС.
Председательствовал тов. Л.И. Брежнев.
Присутствовали: Суслов М.А., Гришин В.В., Кириленко А.П., Пельше А.Я., Устинов Д.Ф., Черненко К.У., Андропов Ю.В., Громыко А.А., Тихонов Н.А., Пономарев Б.Н.
Постановление ЦК КПСС «К положению в “А”».
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А.
2. Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.
3. Вопросы, требующие решения ЦК КПСС, своевременно вносить в Политбюро.
4. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
5. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий.
Секретарь ЦК Л. Брежнев.
№ 997 – / один лист/
П 176/ 125 от 12. XII. 79.
Постановление Политбюро ЦК КПСС собственноручно написал Черненко, подписал Брежнев. Этот документ не решились перепечатывать в секретариате, сохранили в рукописном варианте. Условной литерой «А» обозначался Афганистан. Под «мероприятием» подразумевался ввод советских войск в эту страну.
Личный состав спецназа – самолетом.
Боевая техника – своим ходом.
Хафизула Амин, глава правительства Афганистана, настойчиво торопил руководство Советского Союза направить в Кабул, в свою столицу, батальон советской армии для несения охраны его новой резиденции. Одновременно Амин просил срочным порядком заменить афганские расчеты зенитных установок, в благонадежности которых он не был уверен, советскими расчетами войск ПВО.
И в Кабул прибыл батальон, но не регулярных войск, а специального назначения.
Перед ним была поставлена боевая задача – не защищать Амина, а ликвидировать его.
Участь диктатора была решена на заседании Политбюро ЦК КПСС, которое состоялось 27 декабря 1979 года.
Выписка из протокола № 177 заседания Политбюро ЦК КПСС от 27. XII. 1979 года.
Совершенно секретно.
Тт. Брежневу, Андропову, Гришину, Громыко, Кириленко, Косыгину, Кунаеву, Пельше, Романову, Суслову, Тихонову, Устинову, Черненко, Щербицкому, Машерову, Пономареву, Рашидову, Соломенцеву, Шеварнадзе, Долгих, Зимянину, Капитонову, Русакову.
О наших шагах в связи с развитием обстановки вокруг Афганистана
Пункт 5.
Утвердить приветственную телеграмму Председателю Революционного Совета, Генеральному секретарю Центрального Комитета Народно-демократической партии Афганистана, премьер-министру Демократической Республики Афганистан товарищу Кармалю Бабраку.
Пункт 6.
Утвердить предложения о пропагандистском обеспечении нашей акции в отношении Афганистана.
Приложение к пункту 6.
О пропагандистском обеспечении нашей акции в отношении Афганистана
При освещении в нашей пропагандистской работе – в печати, по телевидению, по радио – принятой Советским Союзом по просьбе руководства Демократической Республики Афганистан акции помощи в отражении внешней агрессии, руководствоваться следующим:
1. Во всей пропагандистской работе исходить из положений, содержащихся в обращении афганского руководства к Советскому Союзу с просьбой о военной помощи и из сообщения ТАСС на этот счет.
2. В качестве главного тезиса выделять, что осуществление по просьбе афганского руководства направления в Афганистан ограниченных советских контингентов служит одной цели – оказание народу и правительству Афганистана помощи и содействия в борьбе против внешней агрессии. Никаких других целей эта советская акция не преследует.
3. Подчеркивать, что в результате актов внешней агрессии, нарастающего вмешательства извне во внутренние афганские дела, возникла угроза для завоеваний Апрельской революции, для суверенитета и независимости нового Афганистана. В этих условиях Советский Союз, к которому руководство Демократической Республики Афганистан за последние два года неоднократно обращалось с просьбой о помощи в отражении агрессии, откликнулся положительно на эту просьбу, руководствуясь, в частности, духом и буквой советско-афганского Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве.
4. Просьба правительства Афганистана и удовлетворение этой просьбы Советским Союзом – это исключительно дело двух суверенных государств – Советского Союза и Демократической Республики Афганистан, которые сами регулируют свои взаимоотношения. Им, как и любому государству-члену ООН, принадлежит право на индивидуальную или коллективную самооборону, что предусматривается статьей 51 Устава ООН.
5. При освещении изменений в руководстве Афганистана подчеркивать, что это является внутренним делом афганского народа, исходя из выступлений Председателя Революционного Совета Афганистана.
6. Давать твердый и аргументированный отпор любым возможным инсинуациям на счет имеющегося якобы советского вмешательства во внутренние афганские дела. Подчеркивать, что СССР не имел и не имеет никакого отношения к изменениям в руководстве Афганистана. Задача Советского Союза в связи с событиями в Афганистане и вокруг него сводится к оказанию помощи и содействию в ограждении суверенитета и независимости дружественного Афганистана перед лицом внешней агрессии. Как только эта агрессия прекратится, угроза суверенитету и независимости афганского государства отпадет, советские воинские контингенты будут незамедлительно и полностью выведены с территории Афганистана.
2
А в Кабуле в те последние дни уходящего 1979 года властный Хафизула Амин ничего не знал и не подозревал о том, что дни его правления уже сочтены.
Правитель Афганистана готовился в новогодние дни по европейскому календарю пышно отпраздновать новоселье в своей новой резиденции. Дворец Дар уль-аман, венчавший один из крутых холмов на окраине Кабула, был выстроен с восточным роскошеством, внешне казался непреступной крепостью с боевыми башнями, а по ночам сверкал гирляндами электрических лампочек, прожекторов и огнями хрустальных люстр, отчего издали в бархатной темноте неба казался огромным алмазом сказочного перстня.
Хафизуле Амину нравились и дворец, и его новые апартаменты в нем, приемная и кабинеты, уютные комнаты, просторные залы для приемов, утопавшие в роскошных коврах, обставленные дорогой мебелью, золоченные потолочные и настенные узоры и украшения, искусно вставленные зеркала, великолепие мраморных статуй.
Правитель находился в хорошем расположении духа, уверенно смотрел в свое будущее и загадывал наперед различные большие и малые мероприятия, праздники, дипломатические приемы, вояжи в соседние мусульманские страны.
В предвечерние часы последнего четверга декабря, накануне пятницы, которая в Афганистане, как и во всех мусульманских странах, издавна считается выходным днем, он стоял у широкого окна и смотрел, как на площади у подножия холма четко и слаженно занимаются боевой подготовкой солдаты, прибывшие недавно из Советского Союза и переодетые в афганскую форму. Эти крепкие и тренированные русские были, по его убеждению, надежной опорой и защитой дворца. Правитель древнего государства был устремлен в своих мыслях в будущее и не подозревал о том, что не дни, а часы его жизни уже сочтены, что солдаты спецназа особого «мусульманского» батальона, занимаются не просто обычной боевой подготовкой, а проводят последнюю тренировку перед штурмом его дворца, и что Москва уже послала в Афганистан нового руководителя страны.
В эти же предвечерние часы на аэродром под Баграмом, где уже разместился парашютно-десантный полк, приземлился самолет, который нелегально привез Бабрака Кармаля, афганского посла в Чехословакии, заклятого врага и давнего соперника Амина за власть в стране.
Неприметный, в шапке-ушанке, надвинутой на самые глаза, в армейском бушлате, подпоясанный брючным солдатским ремнем, в кирзовых сапогах, он, уже назначенный Москвой новый правитель Афганистана, сидел под охраной десантников в бункере и распивал чай с капитаном, с нескрываемым нетерпением ожидая известий из столицы.
А в Кабуле главный советский военный советник, ответственный за проведение операции, вызвал к себе командиров спецназа и особой группы «Зенит» КГБ, которая присоединилась к «мусульманскому» батальону буквально перед вылетом в Афганистан.
– Еще раз уточним план действий каждого подразделения.
На столе лежала карта дворца Амина и прилегающих окрестностей.
– Спецназ блокирует дворец с внешней стороны. Задача – не пропустить и не выпустить ни одного человека, – советник обвел пальцем по карте вокруг новой резиденции правителя Афганистана. – Даже мышь не должна не должна ни проскочить, ни выскочить. Задача ясна?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
– Довести эту задачу до каждого солдата, чтобы каждый понял и осознал высокую государственную ответственность, которая сегодня возлагается на него Советской Родиной.
Правитель Афганистана готовился в новогодние дни по европейскому календарю пышно отпраздновать новоселье в своей новой резиденции. Дворец Дар уль-аман, венчавший один из крутых холмов на окраине Кабула, был выстроен с восточным роскошеством, внешне казался непреступной крепостью с боевыми башнями, а по ночам сверкал гирляндами электрических лампочек, прожекторов и огнями хрустальных люстр, отчего издали в бархатной темноте неба казался огромным алмазом сказочного перстня.
Хафизуле Амину нравились и дворец, и его новые апартаменты в нем, приемная и кабинеты, уютные комнаты, просторные залы для приемов, утопавшие в роскошных коврах, обставленные дорогой мебелью, золоченные потолочные и настенные узоры и украшения, искусно вставленные зеркала, великолепие мраморных статуй.
Правитель находился в хорошем расположении духа, уверенно смотрел в свое будущее и загадывал наперед различные большие и малые мероприятия, праздники, дипломатические приемы, вояжи в соседние мусульманские страны.
В предвечерние часы последнего четверга декабря, накануне пятницы, которая в Афганистане, как и во всех мусульманских странах, издавна считается выходным днем, он стоял у широкого окна и смотрел, как на площади у подножия холма четко и слаженно занимаются боевой подготовкой солдаты, прибывшие недавно из Советского Союза и переодетые в афганскую форму. Эти крепкие и тренированные русские были, по его убеждению, надежной опорой и защитой дворца. Правитель древнего государства был устремлен в своих мыслях в будущее и не подозревал о том, что не дни, а часы его жизни уже сочтены, что солдаты спецназа особого «мусульманского» батальона, занимаются не просто обычной боевой подготовкой, а проводят последнюю тренировку перед штурмом его дворца, и что Москва уже послала в Афганистан нового руководителя страны.
В эти же предвечерние часы на аэродром под Баграмом, где уже разместился парашютно-десантный полк, приземлился самолет, который нелегально привез Бабрака Кармаля, афганского посла в Чехословакии, заклятого врага и давнего соперника Амина за власть в стране.
Неприметный, в шапке-ушанке, надвинутой на самые глаза, в армейском бушлате, подпоясанный брючным солдатским ремнем, в кирзовых сапогах, он, уже назначенный Москвой новый правитель Афганистана, сидел под охраной десантников в бункере и распивал чай с капитаном, с нескрываемым нетерпением ожидая известий из столицы.
А в Кабуле главный советский военный советник, ответственный за проведение операции, вызвал к себе командиров спецназа и особой группы «Зенит» КГБ, которая присоединилась к «мусульманскому» батальону буквально перед вылетом в Афганистан.
– Еще раз уточним план действий каждого подразделения.
На столе лежала карта дворца Амина и прилегающих окрестностей.
– Спецназ блокирует дворец с внешней стороны. Задача – не пропустить и не выпустить ни одного человека, – советник обвел пальцем по карте вокруг новой резиденции правителя Афганистана. – Даже мышь не должна не должна ни проскочить, ни выскочить. Задача ясна?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
– Довести эту задачу до каждого солдата, чтобы каждый понял и осознал высокую государственную ответственность, которая сегодня возлагается на него Советской Родиной.