Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Лев Львович Нелюбин, Георгий Теймуразович Хухуни
История науки о языке
Historia testis temporum,
lux veritatis, vita memoriae,
magistra vitae, nuntia vetustatis.
Marcus Tullius Cicero «De oratore»
История – свидетельница времен,
свет истины, жизнь памяти,
наставница старины.
Марк Туллий Цицерон «Об ораторе»
Предисловие
Общеизвестно, что для успешного развития любой науки необходимо глубокое знание того, что было создано за все предшествующие периоды ее существования. Указанной задаче и призван содействовать читаемый в высших учебных заведениях курс истории лингвистических учений (или истории языкознания), который знакомит студентов с основными этапами пути, пройденного наукой о языке, возникновением и развитием ведущих школ и направлений, а также важнейшими лингвистическими концепциями и деятельностью отдельных ученых, оставивших в ней свой след. В этом отношении история языкознания самым тесным образом связана с курсом теории языкознания: если теория языкознания дает общую, систематическую формулировку тех воззрений на объект и предмет лингвистики, сущность языка, его строение и функции, роль в жизни общества, методы и приемы изучения, отношение к другим наукам и т. д., которые сложились к настоящему времени, то история языкознания знакомит с тем, как протекал сам процесс познания. Поэтому обе указанные дисциплины (иногда объединяемые под именем общего языкознания) призваны завершить курс языковой подготовки студента и дать ему методологическую базу, позволяющую осмыслить язык как системно-структурное образование, представляющее собой целостный знаковый механизм коммуникации. Именно опираясь на достижения общего языкознания, начинающий исследователь сможет осуществлять самостоятельную работу в конкретных областях нашей науки.
За последние десятилетия интерес к тому пути, который был пройден языкознанием за его многовековую историю, резко возрос, что привело к целому ряду работ и исследований, посвященных прошлому лингвистики в целом или отдельным его этапам. Среди них почетное место принадлежит и отечественной традиции (достаточно назвать работы Ф.М. Березина, В.А. Звегинцева, Я.В. Лои, монографию Т.А. Амировой, Б.А. Ольховикова, Ю.В. Рождественского, учебники В.И. Кодухова и Н.А. Кондрашова, коллективные исследования, в которых рассматриваются лингвистические концепции Древнего мира, Средневековья и т. д., книгу В.М. Алпатова и целый ряд других трудов). Тем не менее возрастающий спрос на учебные пособия по названной дисциплине, с одной стороны, и необходимость предоставить в распоряжение студентов книгу, в которой достаточно емко, доступно и сжато были бы освещены основные вехи истории лингвистики, с другой, а также необходимость пересматривать отдельные положения и выводы предшественников с позиций сегодняшнего дня, несомненно, будут стимулировать появление новых работ в этой области. Кроме того, в любом труде историко-научного характера (в том числе, разумеется, и в работах по истории языкознания) неизбежно отражаются научные интересы и субъективные пристрастия автора, сказывающиеся как на репрезентации фактического материала, так и на интерпретации его под тем или иным углом зрения. Поэтому наличие работ, написанных исследователями, стоящими на разных позициях, позволяет ярче осветить пройденный лингвистикой путь и представить его с должной степенью полноты и научной объективности.
Предлагаемая книга основана на курсе лекций по истории лингвистических учений, читаемых на переводческом факультете Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного университета заслуженным деятелем науки РФ, академиком РАЕН, доктором фидологических наук, профессором Л.Л. Нелюбиным, дополненных материалами доктора филологических наук, профессора Г.Т. Хухуни, ведущего на указанном отделении курс теории языкознания. Ввиду ограниченного количества часов, отводимых учебным планом на изучение названной дисциплины, авторы столкнулись с необходимостью отбора того материала, который предполагалось включить в настоящую работу. Естественно поэтому, что она не может претендовать на исчерпывающую полноту и завершенность, хотя авторы постарались уделить должное внимание тем лингвистическим концепциям, с которыми связаны основные вехи развития нашей науки.
Поскольку данная книга в основном рассчитана на студенческую аудиторию и имеет отчетливо выраженную педагогическую направленность, авторы сочли возможным не перегружать ее ссылками на источники, цитатами и другими материалами справочно-библиографического характера, хотя они старались учесть труды своих предшественников. В список литературы вошли в основном изданные на русском языке общие работы последних десятилетий, что, конечно, отнюдь не означает пренебрежения тем наследием, которое было накоплено лингвистической историографией в более ранние периоды.
Все замечания и пожелания, способствующие улучшению предлагаемой книги, будут с благодарностью приняты.
Авторы выражают свою признательность доктору филологических наук, академику Российской академии естественных наук (РАЕН) профессору Е.Г. Князевой и доктору филологических наук, академику Российской академии социальных наук (РАСН), профессору Е.В. Сидорову за ряд ценных замечаний и пожеланий, улучшивших архитектонику и содержание книги.
За последние десятилетия интерес к тому пути, который был пройден языкознанием за его многовековую историю, резко возрос, что привело к целому ряду работ и исследований, посвященных прошлому лингвистики в целом или отдельным его этапам. Среди них почетное место принадлежит и отечественной традиции (достаточно назвать работы Ф.М. Березина, В.А. Звегинцева, Я.В. Лои, монографию Т.А. Амировой, Б.А. Ольховикова, Ю.В. Рождественского, учебники В.И. Кодухова и Н.А. Кондрашова, коллективные исследования, в которых рассматриваются лингвистические концепции Древнего мира, Средневековья и т. д., книгу В.М. Алпатова и целый ряд других трудов). Тем не менее возрастающий спрос на учебные пособия по названной дисциплине, с одной стороны, и необходимость предоставить в распоряжение студентов книгу, в которой достаточно емко, доступно и сжато были бы освещены основные вехи истории лингвистики, с другой, а также необходимость пересматривать отдельные положения и выводы предшественников с позиций сегодняшнего дня, несомненно, будут стимулировать появление новых работ в этой области. Кроме того, в любом труде историко-научного характера (в том числе, разумеется, и в работах по истории языкознания) неизбежно отражаются научные интересы и субъективные пристрастия автора, сказывающиеся как на репрезентации фактического материала, так и на интерпретации его под тем или иным углом зрения. Поэтому наличие работ, написанных исследователями, стоящими на разных позициях, позволяет ярче осветить пройденный лингвистикой путь и представить его с должной степенью полноты и научной объективности.
Предлагаемая книга основана на курсе лекций по истории лингвистических учений, читаемых на переводческом факультете Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного университета заслуженным деятелем науки РФ, академиком РАЕН, доктором фидологических наук, профессором Л.Л. Нелюбиным, дополненных материалами доктора филологических наук, профессора Г.Т. Хухуни, ведущего на указанном отделении курс теории языкознания. Ввиду ограниченного количества часов, отводимых учебным планом на изучение названной дисциплины, авторы столкнулись с необходимостью отбора того материала, который предполагалось включить в настоящую работу. Естественно поэтому, что она не может претендовать на исчерпывающую полноту и завершенность, хотя авторы постарались уделить должное внимание тем лингвистическим концепциям, с которыми связаны основные вехи развития нашей науки.
Поскольку данная книга в основном рассчитана на студенческую аудиторию и имеет отчетливо выраженную педагогическую направленность, авторы сочли возможным не перегружать ее ссылками на источники, цитатами и другими материалами справочно-библиографического характера, хотя они старались учесть труды своих предшественников. В список литературы вошли в основном изданные на русском языке общие работы последних десятилетий, что, конечно, отнюдь не означает пренебрежения тем наследием, которое было накоплено лингвистической историографией в более ранние периоды.
Все замечания и пожелания, способствующие улучшению предлагаемой книги, будут с благодарностью приняты.
Авторы выражают свою признательность доктору филологических наук, академику Российской академии естественных наук (РАЕН) профессору Е.Г. Князевой и доктору филологических наук, академику Российской академии социальных наук (РАСН), профессору Е.В. Сидорову за ряд ценных замечаний и пожеланий, улучшивших архитектонику и содержание книги.
Введение
Если взять практически любую работу, созданную до второй трети XX в. (да и очень многие труды, появившиеся гораздо позже), где затрагивается историко-лингвистическая проблематика, то скорее всего там можно будет прочесть, что наука о языке возникла в первой трети XIX в., а точнее – в 1816 г., когда вышла в свет работа Ф. Боппа «О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковым греческого, латинского, персидского и германского языков», заложившая основы сравнительно-исторического языкознания. Весь же предшествующий период (охватывающий два с половиной тысячелетия!) разработки проблем, связанных с изучением языка, объединялся под общим названием «донаучного» (хотя отдельные эпизоды последнего – например, древнеиндийская традиция – оценивались достаточно высоко).
Основанием для подобного деления служили, как правило, следующие соображения:
1. До начала XIX в. языкознание было не самостоятельной научной дисциплиной, а развивалось в недрах других наук – прежде всего филологии (изучения письменных памятников для разных целей), философии, занимающейся наиболее общими законами функционирования и развития природы, общества и сознания, и логики, изучающей законы мышления и формы мысли. Появление же сравнительно-исторического языкознания знаменовало «самоопределение» нашей науки.
2. Именно с начала XIX в. в языкознании утверждается принцип историзма — рассмотрения отдельных явлений в эволюционной перспективе, без чего, согласно традиционной точке зрения, не может быть подлинно научного изучения.
3. Благодаря работам Ф. Боппа и его коллег появился особый метод, без которого никакая самостоятельная научная дисциплина существовать на может.
Однако против этих, казалось бы, убедительных постулатов в XX в. были выдвинуты не менее серьезные возражения. Указывалось, в частности, что нельзя отождествлять науку в целом с каким-либо одним (пусть даже очень важным) ее направлением, тем более что ряд важнейших проблем нашей науки был поставлен задолго до Ф. Боппа. С другой стороны, подвергся сомнению и тезис о том, что исторический подход к языку является единственно возможным (и даже ведущим). Наконец, и многие классики сравнительно-исторического языкознания для обоснования своих общетеоретических воззрений стремились опереться на другие науки: биологию (А. Шлейхер), психологию (Г. Пауль), социологию (А. Мейе). В дальнейшем также предпринимались попытки (хотя и в меньших масштабах) увязать обретение языкознанием «научности» с той или иной конкретной лингвистической теорией или направлением (концепция Ф. де Соссюра, структурная лингвистика, порождающая грамматика…), однако особого успеха они не принесли, хотя бы потому, что выглядевшее в глазах одних подлинной «научностью», по мнению других, представляло собой явную ошибку. Поэтому целесообразнее представляется не противопоставить друг другу «научный» и «донаучный» периоды, а рассматривать развитие языкознания как единый, хотя и противоречивый процесс, выделяя в нем отдельные этапы развития, традиции, направления, школы и т. д. При этом авторы старались соблюдать принцип объективного изложения и по возможности избегать субъективных оценок, хотя, как уже отмечалось выше, полностью исключить указанный момент вряд ли возможно.
Что касается проблемы периодизации истории языкознания, то авторы в основном придерживались традиционной точки зрения, выделяя разделы о лингвистической мысли Древнего мира, Средневековья, Возрождения, Нового времени, XIX и XX вв., разумеется, обращая особое внимание на тот факт, что в каждую эпоху существуют, а часто и ведут острую полемику друг с другом различные концепции, воплощающие те или иные тенденции развития языковедческой мысли.
Поскольку предлагаемая работа предназначена в первую очередь для будущих специалистов в области западноевропейских языков, преимущественное внимание в ней уделяется тем лингвистическим традициям, которые связаны с европейским языкознанием (включая, естественно, славянские страны) или оказали на него определенное воздействие (например, древнеиндийская и средневековая арабская лингвистическая мысль). Этим же объясняется тот факт, что в книге почти не представлена такая оригинальная и своеобразная линия развития языковедческих штудий, как китайская и связанные с нею научные традиции.
Основанием для подобного деления служили, как правило, следующие соображения:
1. До начала XIX в. языкознание было не самостоятельной научной дисциплиной, а развивалось в недрах других наук – прежде всего филологии (изучения письменных памятников для разных целей), философии, занимающейся наиболее общими законами функционирования и развития природы, общества и сознания, и логики, изучающей законы мышления и формы мысли. Появление же сравнительно-исторического языкознания знаменовало «самоопределение» нашей науки.
2. Именно с начала XIX в. в языкознании утверждается принцип историзма — рассмотрения отдельных явлений в эволюционной перспективе, без чего, согласно традиционной точке зрения, не может быть подлинно научного изучения.
3. Благодаря работам Ф. Боппа и его коллег появился особый метод, без которого никакая самостоятельная научная дисциплина существовать на может.
Однако против этих, казалось бы, убедительных постулатов в XX в. были выдвинуты не менее серьезные возражения. Указывалось, в частности, что нельзя отождествлять науку в целом с каким-либо одним (пусть даже очень важным) ее направлением, тем более что ряд важнейших проблем нашей науки был поставлен задолго до Ф. Боппа. С другой стороны, подвергся сомнению и тезис о том, что исторический подход к языку является единственно возможным (и даже ведущим). Наконец, и многие классики сравнительно-исторического языкознания для обоснования своих общетеоретических воззрений стремились опереться на другие науки: биологию (А. Шлейхер), психологию (Г. Пауль), социологию (А. Мейе). В дальнейшем также предпринимались попытки (хотя и в меньших масштабах) увязать обретение языкознанием «научности» с той или иной конкретной лингвистической теорией или направлением (концепция Ф. де Соссюра, структурная лингвистика, порождающая грамматика…), однако особого успеха они не принесли, хотя бы потому, что выглядевшее в глазах одних подлинной «научностью», по мнению других, представляло собой явную ошибку. Поэтому целесообразнее представляется не противопоставить друг другу «научный» и «донаучный» периоды, а рассматривать развитие языкознания как единый, хотя и противоречивый процесс, выделяя в нем отдельные этапы развития, традиции, направления, школы и т. д. При этом авторы старались соблюдать принцип объективного изложения и по возможности избегать субъективных оценок, хотя, как уже отмечалось выше, полностью исключить указанный момент вряд ли возможно.
Что касается проблемы периодизации истории языкознания, то авторы в основном придерживались традиционной точки зрения, выделяя разделы о лингвистической мысли Древнего мира, Средневековья, Возрождения, Нового времени, XIX и XX вв., разумеется, обращая особое внимание на тот факт, что в каждую эпоху существуют, а часто и ведут острую полемику друг с другом различные концепции, воплощающие те или иные тенденции развития языковедческой мысли.
Поскольку предлагаемая работа предназначена в первую очередь для будущих специалистов в области западноевропейских языков, преимущественное внимание в ней уделяется тем лингвистическим традициям, которые связаны с европейским языкознанием (включая, естественно, славянские страны) или оказали на него определенное воздействие (например, древнеиндийская и средневековая арабская лингвистическая мысль). Этим же объясняется тот факт, что в книге почти не представлена такая оригинальная и своеобразная линия развития языковедческих штудий, как китайская и связанные с нею научные традиции.
РАЗДЕЛ I
Языкознание в Древнем мире
Говоря о тех предпосылках, которые способствовали возникновению науки о языке, можно – несколько упрощая ситуацию – выделить две основные причины. С одной стороны, с незапамятных времен люди, вероятно, задумывались о таких проблемах, как происхождение языка, причины многоязычия и т. д. Первоначально этот интерес отражался в мифах, легендах, религиозных представлениях (наиболее известный пример – содержащаяся, в Библии история о Вавилонской башне). Впоследствии, с возникновением философии (родиной которой считается античная Греция), он привел к появлению философских концепций языка. С другой стороны, достаточно рано человечество столкнулось и с необходимостью решать чисто практические вопросы, связанные с языком: создание письменности, поддержание «правильных» (т. е. соответствующих установившейся традиции) норм чтения и произношения, установление и фиксация значений слов данного языка, описание его структуры, изучение иностранных языков и т. д. Указанные моменты способствовали возникновению того, что можно назвать филологическим подходом к языку.
В какой-то степени некоторые из названных проблем нашли отражение в древневосточных цивилизациях (египетской, ассиро-вавилонской и др.) Однако зарождение языкознания в собственном смысле слова оказалось связанным прежде всего с древнеиндийской традицией.
В какой-то степени некоторые из названных проблем нашли отражение в древневосточных цивилизациях (египетской, ассиро-вавилонской и др.) Однако зарождение языкознания в собственном смысле слова оказалось связанным прежде всего с древнеиндийской традицией.
Языкознание в Древней Индии
Принято считать, что древнеиндийская лингвистическая традиция насчитывает свыше двух с половиной тысяч лет, причем отмечается, что ее появление было обусловлено причинами прежде всего практического характера. С течением времени язык древнеиндийских религиозных гимнов – Вед стал отличаться от разговорных языков – пракритов, что потребовало обеспечить точность произношения и понимания ведических текстов. С другой стороны, использовавшийся в качестве литературного языка санскрит (само название которого переводится как «совершенный»), формы которого отличались от ведического, приблизительно с Y в. до н. э. перестал употребляться в качестве повседневного коммуникативного средства (ср. судьбу латыни в средневековой Европе), но оставался языком интеллектуальной и религиозной жизни и, следовательно, требовал специального изучения и нормализаторской работы.
Определить с точностью, когда именно начались в Древней Индии занятия языком, не представляется возможным. Однако известно, что уже в самих памятниках ведической литературы – ведангах – трактуются некоторые лингвистические проблемы. Так, в одной из веданг рассматривались вопросы фонетики и орфоэпии (правильного произношения), в другой – метрики и стихосложения, в третьей – грамматики, в четвертой – этимологии (происхождения слов) и лексики. Именно по этим направлениям и развивалась в дальнейшем древнеиндийская лингвистическая мысль. Как отмечалось в специальной литературе, уже за тысячу лет до нашей эры создавались словари, содержавшие непонятные слова из Вед, а приблизительно в Y в. до н. э. индийский автор Яска составил комментарий к ведическому языку. Однако формирование собственно грамматической традиции принято связывать с именем П́анини. Традиционно его деятельность относится к IV в. до н. э.; однако, поскольку точные даты жизни этого выдающегося ученого неизвестны, назывались и другие хронологические отрезки – от VII до II в. до н. э.
Следует сказать, что по сведениям, содержащимся в различных исторических источниках, грамматические описания древнеиндийского литературного языка предпринимались и раньше, а восходят грамматические знания к самому богу Шиве. В труде Панини (носящем название «Восьмикнижие») также упоминается о ряде его предшественников и даже утверждается, что он передает и систематизирует знания, которые накоплены до него и обладают священным смыслом, однако эти труды до нас не дошли.
Характерной чертой грамматики Панини принято считать ее в высшей степени формализованный характер. Она содержит 3996 правил (сутр), составленных в краткой и сжатой форме[1] по канонам индийской поэтической композиции и напоминающих алгебраические формулы (иногда даже говорят, что ее язык может служить образцом для возникшей уже во второй половине XX в. инженерной лингвистики). При этом, с одной стороны, поскольку текст должен был заучиваться наизусть, каждое правило дано в виде определенного мнемонического (облегчающего запоминание) приема и поэтому само по себе, без специального комментария, непонятно даже человеку, владеющему санскритом (например, сутра aty heh расшифровывается следующим образом: «Во множественном числе после “а” личное окончание второго лица единственного числа отпадает». С другой стороны, хотя грамматика Панини структурирована в соответствии с нормами индийской поэтической композиции (она состоит, как показывает само название, из восьми глав («книг»), каждая из которых делится на разделы, а разделы – на сутры), однако как указывали исследователи, различные явления языка излагаются в них в том виде, в котором они выступают в речи, и поэтому не обладают той систематичностью, которая присуща трудам, созданным позднее в русле европейской грамматической традиции. Поэтому в тексте «Восьмикнижия» явления фонетики, морфологии и синтаксиса свободно чередуются друг с другом.
Трактуя вопросы фонетики, Панини подробно готовит о звуковом составе санскрита, описывает комбинаторные звуковые изменения, касается вопросов ударения. Детально анализируются морфологические явления, выделяются классы глагольных корней, типы окончаний в именном склонении и т. д. Особого упоминания заслуживает тот факт, что Панини фиксирует диалектные особенности древнеиндийского языка на Востоке, отмечает своеобразие разговорных форм и – хотя основным объектом его исследования является собственно санскрит – говорит и об особенностях ведического языка, сравнивая его с последним. Однако, констатируя сами факты различия между ними в области фонетики, морфологии, словообразования и отчасти синтаксиса, Панини не делает отсюда теоретических выводов, связанных с понятием языковой эволюции.
Работу Панини продолжали его комментаторы и последователи. Среди них в первую очередь называют имя Вараручи Катьяяна (III в. до н. э.). В его деятельности особо отмечают занятия пракритами (в частности, именно он создал, применяя понятия и термины санскритской грамматики, первое описание языка пали, ставшего основным языком буддийского канона). При этом отмечается, что Вараручи стремился возвести пракритские слова и формы к санскритским истокам. Как и Панини, Вараручи подробно рассматривает фонетику, анализирует звуковые изменения, увязывая их с морфологическими преобразованиями.
К I в. н. э. относится деятельность Бхартхари, рассматривавшего явления языка в философском аспекте, останавливаясь, в частности, на проблеме взаимоотношения предложения с логическим суждением. Именно ему принадлежит сделанное в поэтической форме высказывание, в котором подчеркивается важность знакомства с достижениями предшественников: богиня знания не дарит своей улыбки тем, кто пренебрегает прошлым.
В дальнейшем деятельность последователей и истолкователей П́анини продолжалась. В V в. н. э. появились работы Чандры, в VII – Джайнендры. В XIII–XIV вв. ученый Вопадева составил новую санскритскую грамматику, построенную на гораздо более прочных основаниях, чем труд Панини; продолжали составляться и грамматики пракритов, которые рассматривались как отклонения от санскрита (известен относящийся к XII в. труд Хемачандры). Однако принципиально новых концепций в индийской лингвистической традиции уже не создавалось.
Суммируя основные положения древнеиндийских авторов (в первую очередь – труда П́анини), выделяют обычно следующие моменты:
1. В области фонетики, опираясь на физиологический принцип, индийские авторы дают тонкое описание места и способа артикуляции отдельных звуков и их классификацию. Они различают (задолго до греков!), гласные и согласные звуки, смычные и проточные (щелевые, или фрикативные) согласные, полугласные звуки, долготу и краткость звуков, слоговую структуру (причем они подчеркивали, что основу слога составляют гласные, считавшиеся самостоятельными элементами, тогда как согласные рассматривались как подчиненные звуки, не способные выступать без гласных). Отличали древнеиндийские грамматисты и явление слияния звуков (сандхи). Особое внимание уделялось таким явлениям, как сочетание и взаимодействие звуков в потоке речи. Указанное обстоятельство было вызвано убеждением, что воспроизведение священных ведических гимнов может достичь цели только в том случае, если будет осуществляться в строгом соответствии с устной традицией чтения религиозных текстов. В определенной степени приблизились они к понятию фонемы, введя понятие «спхота», которое было противопоставлено звуку речи. Это различие четко осознавал уже П́анини; в дальнейшем индийские ученые выделили несколько разновидностей каждой спхота. Им принадлежит и разработка учения о трех ступенях чередования гласных (например, vidma «мы знаем» – veda «я знаю» – vaidyas «ученый»), в котором они различают низшую степень, первую степень подъема (гуна) и вторую степень подъема (врдхи).
2. В области морфологии индийские ученые обращали особое внимание на выявление сходств и различий в языковых явлениях. Основной единицей языка считалось предложение, поскольку только оно способно выражать мысль; слова же представляют собой искусственные образования и не обладают содержательной и смысловой самостоятельностью (эту мысль особенно подчеркивал Бхартхари). Вместе с тем сама возможность такого расчленения отнюдь не отрицалась. Напротив, оно занимало центральное место в практической работе (использовавшийся для обозначения грамматических штудий термин «вьяка-рана» как раз и означал «анализ», «расчленение»), правда, с оговоркой, что последнее наиболее необходимо для обеспечения изучения грамматики.
В самой морфологии выделялось три раздела: а) Классификация частей речи; б) Образование слов; в) Изменение слов. Как отмечалось в специальной литературе, по первому вопросу среди представителей индийского языкознания не было полного единства, хотя обычно выделяли четыре части речи: глагол, обозначающий действие, имя, обозначающее предмет, предлог, являющийся указательным элементом, и частицу (последняя представлена в виде частиц сравнительных, соединительных и незначимых, используемых в стихах как формальные элементы). Местоимения и наречия распределяются между именем и глаголом, хотя и отмечаются их особенности.
При анализе слова индийцы стремились разложить его на первичные элементы (подобный анализ, именовавшийся самскра, считался основным принципом индийской грамматики). Прежде всего, изучая тексты, обращали внимание на сходные по форме и значению слова, выделяя тем самым разные формы одного и того же слова. Затем, сравнивая эти формы, в них выделяли корни, суффиксы и окончания. Именно к корням (прежде всего глагольным) индийские грамматисты стремились свести все слова; сам Панини приводит длинные списки корней с указанием их значения. Корни подразделялись на три категории: 1) простые (первичные), 2) выступающие в функции образующих других элементов и 3) производные, включающие в себя суффиксы. При этом обращают внимание на то обстоятельство, что индийским ученым были знакомы такие понятия, как внутренняя флексия (чередование в корне, имеющее грамматическое значение), нулевая морфема (когда, например, слова с именным значением образуются без помощи словообразовательного суффикса; в подобных случаях использовался термин «уничтожение»); обращали они внимание и на просодические явления (ударение и интонацию).
Рассматривая именное словоизменение, представители индийской лингвистической традиции различали семь падежей, соответствующих именительному, винительному, орудийному, дательному, аблятиву (отложительному), родительному и местному Однако в самой индийской грамматике они не имели особых названий, а обозначались порядковыми номерами, как первый, второй и т. д.
3. Касаясь того, как освещались индийцами вопросы синтаксиса, обычно отмечают, что, несмотря на признание предложения основной единицей языка, последние не составляли сильной стороны их наследия и не выделялись в отдельную отрасль, эпизодически рассматриваясь в ряду морфологических явлений. Не занимало большого места у индийцев (в отличие, например, от древних греков) рассмотрение таких вопросов, как происхождение языка и этимологические изыскания. Правда, их интересовала в определенной степени теория именования, т. е. отношение слова к предмету. Так, один из продолжателей Панини – Патанджали (традиционно считается, что он жил во II–I вв. до н. э.) указывал, что слово представляет собой тот звук, благодаря которому возникает знание о предметах действительности. Поэтому человек, который употребляет слова в правильном значении, будучи сведущим в тонких оттенках смысла, всегда побеждает в последующем мире.
4. Наряду с грамматикой занимались в Древней Индии и лексикографией, т. е. составлением словарей. Они также предназначались для заучивания наизусть и облекались в метрическую форму. Наиболее известный из них принадлежит Амарасинху, или Амаре (V–VI вв. н. э.); позднее появились словари Халаюдхи и Хемачандры (XVII в.). Глаголы в них давались в форме корня, а имя – в виде основы слова.
Лингвистические труды древних индийцев оказали огромное влияние на дальнейшее развитие языкознания. В результате распространения буддизма их грамматические идеи проникли в Китай. Под их влиянием было разработано учение о четырех основных интонациях китайского языка; разрабатывались также вопросы лексикологии, лексикографии, иероглифики, фонетики, грамматики, диалектологии; с начала нашей эры были заложены основы теории письма. Отмечалось, что еще до начала новой эры отдельные идеи индийских ученых стали известны в Древней Греции; затем, приблизительно с XI в., они оказывают влияние на арабскую науку. С конца XVIII в. с ними знакомятся в Европе; а после зарождения сравнительно-исторического языкознания (толчком для которого послужило знакомство европейцев с санскритом) многие положения Панини и его продолжателей отразились в концепциях Ф. Боппа, А. Шлейхера и других языковедов. В этом отношении датский ученый В. Томсен мог с полным основанием заметить, что до той исключительной высоты, которой достигла лингвистическая мысль в Древней Индии, европейская наука смогла подняться лишь в XIX в., да и то многому научившись у индийцев.
Определить с точностью, когда именно начались в Древней Индии занятия языком, не представляется возможным. Однако известно, что уже в самих памятниках ведической литературы – ведангах – трактуются некоторые лингвистические проблемы. Так, в одной из веданг рассматривались вопросы фонетики и орфоэпии (правильного произношения), в другой – метрики и стихосложения, в третьей – грамматики, в четвертой – этимологии (происхождения слов) и лексики. Именно по этим направлениям и развивалась в дальнейшем древнеиндийская лингвистическая мысль. Как отмечалось в специальной литературе, уже за тысячу лет до нашей эры создавались словари, содержавшие непонятные слова из Вед, а приблизительно в Y в. до н. э. индийский автор Яска составил комментарий к ведическому языку. Однако формирование собственно грамматической традиции принято связывать с именем П́анини. Традиционно его деятельность относится к IV в. до н. э.; однако, поскольку точные даты жизни этого выдающегося ученого неизвестны, назывались и другие хронологические отрезки – от VII до II в. до н. э.
Следует сказать, что по сведениям, содержащимся в различных исторических источниках, грамматические описания древнеиндийского литературного языка предпринимались и раньше, а восходят грамматические знания к самому богу Шиве. В труде Панини (носящем название «Восьмикнижие») также упоминается о ряде его предшественников и даже утверждается, что он передает и систематизирует знания, которые накоплены до него и обладают священным смыслом, однако эти труды до нас не дошли.
Характерной чертой грамматики Панини принято считать ее в высшей степени формализованный характер. Она содержит 3996 правил (сутр), составленных в краткой и сжатой форме[1] по канонам индийской поэтической композиции и напоминающих алгебраические формулы (иногда даже говорят, что ее язык может служить образцом для возникшей уже во второй половине XX в. инженерной лингвистики). При этом, с одной стороны, поскольку текст должен был заучиваться наизусть, каждое правило дано в виде определенного мнемонического (облегчающего запоминание) приема и поэтому само по себе, без специального комментария, непонятно даже человеку, владеющему санскритом (например, сутра aty heh расшифровывается следующим образом: «Во множественном числе после “а” личное окончание второго лица единственного числа отпадает». С другой стороны, хотя грамматика Панини структурирована в соответствии с нормами индийской поэтической композиции (она состоит, как показывает само название, из восьми глав («книг»), каждая из которых делится на разделы, а разделы – на сутры), однако как указывали исследователи, различные явления языка излагаются в них в том виде, в котором они выступают в речи, и поэтому не обладают той систематичностью, которая присуща трудам, созданным позднее в русле европейской грамматической традиции. Поэтому в тексте «Восьмикнижия» явления фонетики, морфологии и синтаксиса свободно чередуются друг с другом.
Трактуя вопросы фонетики, Панини подробно готовит о звуковом составе санскрита, описывает комбинаторные звуковые изменения, касается вопросов ударения. Детально анализируются морфологические явления, выделяются классы глагольных корней, типы окончаний в именном склонении и т. д. Особого упоминания заслуживает тот факт, что Панини фиксирует диалектные особенности древнеиндийского языка на Востоке, отмечает своеобразие разговорных форм и – хотя основным объектом его исследования является собственно санскрит – говорит и об особенностях ведического языка, сравнивая его с последним. Однако, констатируя сами факты различия между ними в области фонетики, морфологии, словообразования и отчасти синтаксиса, Панини не делает отсюда теоретических выводов, связанных с понятием языковой эволюции.
Работу Панини продолжали его комментаторы и последователи. Среди них в первую очередь называют имя Вараручи Катьяяна (III в. до н. э.). В его деятельности особо отмечают занятия пракритами (в частности, именно он создал, применяя понятия и термины санскритской грамматики, первое описание языка пали, ставшего основным языком буддийского канона). При этом отмечается, что Вараручи стремился возвести пракритские слова и формы к санскритским истокам. Как и Панини, Вараручи подробно рассматривает фонетику, анализирует звуковые изменения, увязывая их с морфологическими преобразованиями.
К I в. н. э. относится деятельность Бхартхари, рассматривавшего явления языка в философском аспекте, останавливаясь, в частности, на проблеме взаимоотношения предложения с логическим суждением. Именно ему принадлежит сделанное в поэтической форме высказывание, в котором подчеркивается важность знакомства с достижениями предшественников: богиня знания не дарит своей улыбки тем, кто пренебрегает прошлым.
В дальнейшем деятельность последователей и истолкователей П́анини продолжалась. В V в. н. э. появились работы Чандры, в VII – Джайнендры. В XIII–XIV вв. ученый Вопадева составил новую санскритскую грамматику, построенную на гораздо более прочных основаниях, чем труд Панини; продолжали составляться и грамматики пракритов, которые рассматривались как отклонения от санскрита (известен относящийся к XII в. труд Хемачандры). Однако принципиально новых концепций в индийской лингвистической традиции уже не создавалось.
Суммируя основные положения древнеиндийских авторов (в первую очередь – труда П́анини), выделяют обычно следующие моменты:
1. В области фонетики, опираясь на физиологический принцип, индийские авторы дают тонкое описание места и способа артикуляции отдельных звуков и их классификацию. Они различают (задолго до греков!), гласные и согласные звуки, смычные и проточные (щелевые, или фрикативные) согласные, полугласные звуки, долготу и краткость звуков, слоговую структуру (причем они подчеркивали, что основу слога составляют гласные, считавшиеся самостоятельными элементами, тогда как согласные рассматривались как подчиненные звуки, не способные выступать без гласных). Отличали древнеиндийские грамматисты и явление слияния звуков (сандхи). Особое внимание уделялось таким явлениям, как сочетание и взаимодействие звуков в потоке речи. Указанное обстоятельство было вызвано убеждением, что воспроизведение священных ведических гимнов может достичь цели только в том случае, если будет осуществляться в строгом соответствии с устной традицией чтения религиозных текстов. В определенной степени приблизились они к понятию фонемы, введя понятие «спхота», которое было противопоставлено звуку речи. Это различие четко осознавал уже П́анини; в дальнейшем индийские ученые выделили несколько разновидностей каждой спхота. Им принадлежит и разработка учения о трех ступенях чередования гласных (например, vidma «мы знаем» – veda «я знаю» – vaidyas «ученый»), в котором они различают низшую степень, первую степень подъема (гуна) и вторую степень подъема (врдхи).
2. В области морфологии индийские ученые обращали особое внимание на выявление сходств и различий в языковых явлениях. Основной единицей языка считалось предложение, поскольку только оно способно выражать мысль; слова же представляют собой искусственные образования и не обладают содержательной и смысловой самостоятельностью (эту мысль особенно подчеркивал Бхартхари). Вместе с тем сама возможность такого расчленения отнюдь не отрицалась. Напротив, оно занимало центральное место в практической работе (использовавшийся для обозначения грамматических штудий термин «вьяка-рана» как раз и означал «анализ», «расчленение»), правда, с оговоркой, что последнее наиболее необходимо для обеспечения изучения грамматики.
В самой морфологии выделялось три раздела: а) Классификация частей речи; б) Образование слов; в) Изменение слов. Как отмечалось в специальной литературе, по первому вопросу среди представителей индийского языкознания не было полного единства, хотя обычно выделяли четыре части речи: глагол, обозначающий действие, имя, обозначающее предмет, предлог, являющийся указательным элементом, и частицу (последняя представлена в виде частиц сравнительных, соединительных и незначимых, используемых в стихах как формальные элементы). Местоимения и наречия распределяются между именем и глаголом, хотя и отмечаются их особенности.
При анализе слова индийцы стремились разложить его на первичные элементы (подобный анализ, именовавшийся самскра, считался основным принципом индийской грамматики). Прежде всего, изучая тексты, обращали внимание на сходные по форме и значению слова, выделяя тем самым разные формы одного и того же слова. Затем, сравнивая эти формы, в них выделяли корни, суффиксы и окончания. Именно к корням (прежде всего глагольным) индийские грамматисты стремились свести все слова; сам Панини приводит длинные списки корней с указанием их значения. Корни подразделялись на три категории: 1) простые (первичные), 2) выступающие в функции образующих других элементов и 3) производные, включающие в себя суффиксы. При этом обращают внимание на то обстоятельство, что индийским ученым были знакомы такие понятия, как внутренняя флексия (чередование в корне, имеющее грамматическое значение), нулевая морфема (когда, например, слова с именным значением образуются без помощи словообразовательного суффикса; в подобных случаях использовался термин «уничтожение»); обращали они внимание и на просодические явления (ударение и интонацию).
Рассматривая именное словоизменение, представители индийской лингвистической традиции различали семь падежей, соответствующих именительному, винительному, орудийному, дательному, аблятиву (отложительному), родительному и местному Однако в самой индийской грамматике они не имели особых названий, а обозначались порядковыми номерами, как первый, второй и т. д.
3. Касаясь того, как освещались индийцами вопросы синтаксиса, обычно отмечают, что, несмотря на признание предложения основной единицей языка, последние не составляли сильной стороны их наследия и не выделялись в отдельную отрасль, эпизодически рассматриваясь в ряду морфологических явлений. Не занимало большого места у индийцев (в отличие, например, от древних греков) рассмотрение таких вопросов, как происхождение языка и этимологические изыскания. Правда, их интересовала в определенной степени теория именования, т. е. отношение слова к предмету. Так, один из продолжателей Панини – Патанджали (традиционно считается, что он жил во II–I вв. до н. э.) указывал, что слово представляет собой тот звук, благодаря которому возникает знание о предметах действительности. Поэтому человек, который употребляет слова в правильном значении, будучи сведущим в тонких оттенках смысла, всегда побеждает в последующем мире.
4. Наряду с грамматикой занимались в Древней Индии и лексикографией, т. е. составлением словарей. Они также предназначались для заучивания наизусть и облекались в метрическую форму. Наиболее известный из них принадлежит Амарасинху, или Амаре (V–VI вв. н. э.); позднее появились словари Халаюдхи и Хемачандры (XVII в.). Глаголы в них давались в форме корня, а имя – в виде основы слова.
Лингвистические труды древних индийцев оказали огромное влияние на дальнейшее развитие языкознания. В результате распространения буддизма их грамматические идеи проникли в Китай. Под их влиянием было разработано учение о четырех основных интонациях китайского языка; разрабатывались также вопросы лексикологии, лексикографии, иероглифики, фонетики, грамматики, диалектологии; с начала нашей эры были заложены основы теории письма. Отмечалось, что еще до начала новой эры отдельные идеи индийских ученых стали известны в Древней Греции; затем, приблизительно с XI в., они оказывают влияние на арабскую науку. С конца XVIII в. с ними знакомятся в Европе; а после зарождения сравнительно-исторического языкознания (толчком для которого послужило знакомство европейцев с санскритом) многие положения Панини и его продолжателей отразились в концепциях Ф. Боппа, А. Шлейхера и других языковедов. В этом отношении датский ученый В. Томсен мог с полным основанием заметить, что до той исключительной высоты, которой достигла лингвистическая мысль в Древней Индии, европейская наука смогла подняться лишь в XIX в., да и то многому научившись у индийцев.
Античное языкознание
Термин «античный» (от латинского слова antiquus — древний) обычно применяется для обозначения материальной и духовной культуры двух рабовладельческих обществ – греческого и римского. Такое ограниченное употребление (хорошо известно, что древневосточные цивилизации или индийская и китайская культуры имеют гораздо более древнюю историю) установилось в европейской традиции в силу того, что народы Европы связаны с греко-римской античностью непосредственной культурной преемственностью. Учитывая сильное влияние первого на второе греко-римское языкознание часто рассматривается в качестве единого целого, хотя при этом оговаривается, что каждому была присуща определенная специфика.