Страница:
– С днем рождения, красотка! – Он чмокнул ее в щеку. – Я забыл: тебе уже восемнадцать?
Хоть Кира и считала, что двадцать шесть – это много, но все же не настолько, чтобы кокетничать своим возрастом.
– Скоро тридцать! – смело сказала она и чмокнула Айвара в ответ.
– А-я-яй, – сокрушенно покачал головой тот, – когда же я успел прозевать твое совершеннолетие? Знал бы – давно клинья подбил.
– Поздно, – улыбнулась девушка и сунула ему под нос безымянный палец с кольцом.
– Я знаю, – сказал Айвар. – Многие девушки носят кольцо с той же целью, что и баллончик с перечным газом – мужиков отпугивать! – И он хохотнул.
– Планерка была? – спросила Кира.
– Давно. Главный рвет и мечет. Но я ему намекнул, что у тебя день рождения и ты можешь вообще не прийти.
– А он?
Айвар затрясся в беззвучном смехе:
– А он говорит: ой, как не вовремя! Представляешь? Ты родилась некстати!
Они дошли до конца коридора, и Кира, поплевав через плечо, распахнула дверь приемной главреда.
– Ну, тебе – славно пообщаться, – хихикнул Айвар и, развернувшись, пошагал обратно, напевая строчку из песни Высоцкого: – А мне туда не надо…
Юсси Вильевич Тукс – плотно сбитый коротышка лет сорока пяти с живыми, колючими глазками и отвисшей нижней губой – занимал пост главного редактора со дня основания «Петрозаводск Daily». Он был необычайно подвижен, редко сидел на одном месте, даже во время редколлегии, и имел скверную привычку в разговоре постоянно переспрашивать собеседника, повторяя за ним последнюю фразу. Человека неискушенного такой риторический фокус раздражал. Работников редакции, напротив, забавляла манера начальника вести диалог, и они охотно пародировали ее в кулуарах.
– Юсси Вильевич! Миленький!.. – Кира, едва переступив порог, моляще сложила руки. – Не ругайте меня, непутевую!
– Не ругайте меня непутевую? – Редактор хлопнул по столу пухлой ладошкой. – Вас не ругать надобно, а пороть! Ну почему, ответьте мне, почему вас нет именно тогда, когда мы схватили за хвост сенсацию?
– Сенсацию? – посерьезнела Кира.
– Вы видели Пал Григорьича? – Коротышка вскочил с кресла, бросился к шкафу, вынул из него большую керамическую кружку с сердечками и витиеватой надписью «Красотка Сью», подержал ее в руке и сунул обратно. – Он так надеялся, что вы подверстаете что-нибудь в его выпуск.
– Вот оно что, – улыбнулась Кира и посмотрела на часы. – Еще успею загнать ему информашку про новые правила таможенного регулирования.
– Про новые правила таможенного регулирования? – Юсси Вильевич нахмурился. – Я бы на вашем месте не веселился. У меня уже была мысль поручить расследование Завадской.
– Завадская своей глуповатой прямолинейностью отпугнет источники, запутается в трех соснах и завалит материал, – дерзко ответила Кира. – И вы это знаете!
– И вы это знаете? – Тукс подскочил и сел перед ней на стол. – Я это знаю! Но что прикажете делать?
– Поручить расследование мне, – простодушно улыбнулась девушка. – Я ведь уже здесь.
– Я ведь уже здесь? – Редактор спрыгнул со стола и опять подбежал к шкафу. – А новость, может быть, уже тю-тю, кто-нибудь перехватил и теперь варит в большой кастрюле эксклюзив.
– Что-то горячее? – полюбопытствовала Кира. – Не томите, Юсси Вильевич.
– Не томите, Юсси Вильевич? – Тукс все-таки вынул кружку из шкафа и теперь раздумывал, что с ней делать. – Сядьте же!
Девушка послушно опустилась на стул.
Редактор, наконец вспомнив, протянул «Красотку Сью» Кире:
– С днем рождения!
Та прыснула со смеху:
– Ой, спасибо, милый Юсси Вильевич!
– Это от меня лично, – пояснил он важно. – А сотрудники вам еще подарят корпоративный подарок.
– Я это учту, – прикрывая рот рукой, сказала Кира. – А что же с вашей, то есть, нашей сенсацией?
Тукс плюхнулся в кресло, придвинулся вплотную к столу и торжественно произнес:
– Сегодня ночью на Парковой улице произошло самоубийство. Мужчина выпал из окна на глазах у любовницы.
– Тю… – цинично присвистнула Кира. – Тоже мне, сенсация.
– Не спешите, – редактор погрозил пальцем. – Это пусть другие издания думают, что тю… Информашками отстреляются все. А мне нужно хорошее, обстоятельное журналистское расследование, понимаете?
– Нет, – честно призналась Кира.
Юсси Вильевич поискал на столе и выудил блокнот из-под стопки бумаг.
– Я здесь кое-что сопоставил, – пробормотал он, слюнявя пальцы и листая страницы. – Три дня назад был похожий случай. И тоже при свидетеле.
– Волна суицида накрывает город! – с усмешкой предложила Кира возможный заголовок. – Или нет, лучше: репортаж с подоконника!
– Репортаж с подоконника? – Редактор нашел, наконец, нужную страничку в блокноте. – Не паясничайте, а послушайте. Я записал с ленты короткие сообщения агентств об этих двух происшествиях. И, знаете, что интересно: и там и там есть упоминание об одной мелочи, на которую никто до сих пор не обратил внимания.
– А именно?
– Обе жертвы незадолго до смерти были в кино. – Тукс торжествующе откинулся на спинку кресла. – Представьте себе: они смотрели один и тот же фильм в одном и том же кинотеатре и, судя по времени, на одном и том же сеансе! Только в разные дни. Каково?
– Забавно, – кивнула Кира.
– Забавно? – воскликнул редактор. – Это потрясающе! Два незнакомых человека посмотрели фильм, сразу пошли домой и свели счеты с жизнью. Здесь пахнет чем-то очень горелым. Может быть, скандальным. Печенкой чую, а вы знаете, что печенка меня никогда не подводила.
– Может, совпадение? – предположила девушка. – Или просто они оба были очень чувствительными людьми. Посмотрели мелодраму, прослезились, и – в петлю… То есть, на подоконник.
– Может, и совпадение, – задумчиво покачал головой Тукс. – Но есть еще одна странность: ни у одного из погибших не было ни малейших причин быть обиженными на судьбу. У обоих – семьи, любовницы, хорошая работа… Я уже проверил по ЦАБу.
– В Центральном адресном бюро знают про любовниц? – подмигнула Кира.
Юсси Вильевич достал платок и громко высморкался.
– ЦАБ – это Целиковский Альберт Борисович, деточка, – прогнусавил он. – Мой однокашник и большой проныра. Но это, к сожалению, все, что ему удалось узнать по нашему делу. Теперь слово за вами. Что скажете?
– Думаю, с чего начать, – пожала плечами Кира.
– Думаю, с чего начать? – Тукс вскочил с кресла. – Берите ноги в руки и дуйте на место происшествия. Мне еще вас учить? Поговорите с оперативниками, только тонко, как вы умеете. Привлеките этого вашего… друга. У него наверняка уже есть какая-то информация.
Кира помрачнела. О, нет, только не это! О Викторе она больше слышать ничего не хотела.
Они расстались полгода назад, когда у нее появился Николай, и с тех пор отставленный любовник не давал ей покоя: звонил, угрожал, слал оскорбительные эсэмэски, даже шпионил! Благо, профессия позволяла.
Виктор Кошкин был рядовым опером службы криминальной милиции УВД Петрозаводска. И, справедливости ради, нужно сказать – скверным опером. В свои тридцать три года он все еще носил погоны старшего лейтенанта. Начальство махнуло на него рукой, а коллеги посмеивались. У старлея-неудачника не получалось, как говорили, «ни плана, ни кармана». Следователи отказывались работать с его делами. «Где состав? Где доказуха? – кричали они на него. – Очередной «висяк» на шею!»
«Кошмарить» коммерсантов он тоже не умел. «Какой от тебя прок, – пеняли ему товарищи по службе, – если не можешь наладить «бизнес» на своей территории?»
Одним словом, неудачник. Правда, как мужчина он был ничего…
Он завоевывал Киру полтора года. А познакомились они прямо в городском управлении внутренних дел, куда журналистка приехала на брифинг.
– Возьмите у меня, девушка… – он схватил ее за локоть в коридоре у самого выхода и скверно подмигнул, – …интервью.
Она высвободила руку и презрительно усмехнулась:
– Рылом не вышел, герой…
Насчет «рыла» – это, конечно, со зла. Он был очень даже ничего себе. Высокий, широкоплечий… правда, с уже прорисовывающимся брюшком над ремнем… но, все равно, еще довольно спортивного сложения… голубоглазый, светловолосый. И, главное – ямочка на подбородке! Кира почему-то обожала, когда у мужчины имелась такая ямочка. Ей казалось, что это непременное свидетельство волевых качеств и одновременно детской наивности.
– А телефончик мой не запишете? – ничуть не смущаясь, спросил нахальный старлей.
– Я его и так знаю. – Кира сбежала по крыльцу и нырнула в редакционную машину. – Ноль два!
– Хорошо, – кивнул он. – До встречи. Я дерзких люблю.
Она показала ему из окна средний палец.
Блицкриг не получился, и Виктор перешел на осадное положение. Каждый вечер в конце рабочего дня он подъезжал к редакции на служебном автомобиле с включенными сигнальными огнями и воющей сиреной. С таким «эскортом» Кира отправлялась домой. Она ехала в свою коммуналку на другой конец города, а за ней по пятам следовала тревожная светомузыка, отпугивая прохожих и праздных зевак.
Он караулил ее везде: в подъезде, на улице. Он ездил с ней на репортажи, иногда откровенно мешая работе.
Служащий одной фармацевтической фирмы попросил журналистку о встрече, чтобы рассказать о контрафактных лекарствах, заполонивших аптеки города. Он ждал ее в парке, в самой глубине притихшей аллеи, соблюдая конспирацию, потому что рисковал не только должностью, но и головой. А Кира прибыла в сопровождении ревущей сине-белой машины, подъехавшей прямо к скамейке с застывшим на ней от ужаса фармацевтом.
Чтобы положить конец навязчивому сервису, девушка согласилась поужинать с неугомонным старлеем. Он привел ее в какую-то забегаловку, где группа подростков ломалась в танце под орущую музыку, очень быстро напился и принялся стращать бармена, размахивая удостоверением, чтобы тот не брал с него ни копейки. Кире едва удалось погасить назревающий скандал.
После того запоминающегося вечера они не виделись месяц. А потом Виктор возник опять. В воскресенье, в шесть утра, он заявился к ней домой с цветами. И она не смогла его прогнать до самого вечера.
Их роман закрутился как-то незаметно. Словно это был и не роман вовсе, а само собой разумеющийся финал. Он приучил ее к себе, к своему присутствию, нелепым и подчас грубоватым шуткам, полуночным звонкам, к своей ребяческой запальчивости и сумасшедшей ревности, к своему голосу и запаху. Она привыкла к нему. Поэтому, когда произнесла «люблю», то даже не удивилась: все было правильно, естественно и закономерно.
Они занимались любовью везде: у нее дома, у него в машине, даже в кабинете редакции на столе. Желание охватывало их внезапно и не всегда в подходящих местах. Виктор был чудесным любовником, и Кира чувствовала себя с ним хорошо и комфортно. А еще ей необычайно нравилось, что она всегда под надежной защитой. Защищать, правда, было особо не от кого, но сам факт, что рядом находится сильный мужчина, готовый броситься хоть тигру в пасть, был ей приятен.
Виктор нередко помогал Кире и в работе. Он узнавал для нее подробности того или иного уголовного дела, раскрывал секреты мошенников, известные лишь немногим посвященным, «пробивал» информацию по интересующим ее фигурантам журналистских расследований.
И только одно обстоятельство омрачало их отношения: Виктор был женат. Кира узнала об этом поздно, когда роман уже закрутился вовсю, и попыталась прекратить его. Она стала избегать встреч, не отвечала на телефонные звонки. Ей было тяжело. Вдвойне – оттого, что Виктор уже прочно вошел в ее жизнь, сделался тем, без чего казалось невозможным существование. Любовь это была или, все-таки, привычка – не важно. Судить о таких вещах можно только тогда, когда стихает боль, когда становится послушным разум.
Кира крепилась долго, иногда боялась, что не выдержит, отдергивала руку от телефона, но окончательно сдалась после того, как он приехал к ней ночью, упал на колени и, обхватив руками, разрыдался:
– Я не могу без тебя…
Роман вспыхнул с новой силой. Виктор не оставил семью и теперь разрывался между двумя домами. Кира смирилась с ролью любовницы, «второй жены», забыла даже о том, что всегда мечтала быть единственной, обожаемой, неповторимой, мечтала просыпаться от поцелуя и жаркого шепота любимого мужчины. Она обреченно шла по дороге в никуда. И, казалось, этой дороге нет конца…
Но прошлой зимой она вдруг поняла, что чувства угасают. Ничего экстраординарного не произошло. Не было жарких объяснений или подлых предательств, не было разочарований и обид. Просто в одно прекрасное утро Кира, проснувшись, осознала, что свободна. Она продолжала встречаться с Виктором, но – «по инерции», без страсти и душевных переживаний. Он стал «вещью» вроде мобильного телефона, который она машинально каждый день клала в сумочку и о котором не вспоминала «от звонка до звонка».
Все изменилось с появлением Николая. Жизнь заиграла новыми красками, обрела смысл и значимость. И Кира впервые почувствовала себя так, как рисовала в мечтах – единственной, любимой и желанной.
Она сразу призналась во всем Виктору. Тот выслушал ее спокойно, не произнес ни слова, потушил о стол сигарету и пропал на два дня. Утром третьего для Киры начался ад.
– Я убью этого заморыша! – заорал в трубку Виктор. – Выслежу и прикончу.
– Зачем же его? – стараясь говорить спокойно, возразила девушка. – Убей меня.
– Обоих убью!
Потом он пришел к ней домой. Трезвонил в дверь, стараясь унять противную дрожь в руках.
– Киры нет дома, – холодно объявил отец, загораживая дверной проем.
– А этот ее… поэт доморощенный? Он здесь?
– Послушай, Витя, – Кирин папа вздохнул. – Возьми себя в руки. Будь мужчиной.
Тот попытался его оттолкнуть и пройти в квартиру.
– Пусти, папаша! Все это добром не кончится.
– Верно говоришь, – согласился отец. – Если не уйдешь – добром не кончится.
Виктор, подумав, плюнул и ушел. Но вскоре предпринял еще одну попытку выяснить отношения с Кирой и ее «поэтом». Однажды он прислал эсэмэску: «Выйди во двор, поговорим на прощание. Я уезжаю в Чечню…» Кира немедленно вышла и тут же пожалела об этом.
– У меня предписание на обыск в твоей квартире, – дергая щекой, сказал Виктор. – Сейчас мои ребята найдут у тебя странный порошок белого цвета, и ты отправишься в тюрьму! Свадьба отменяется!
– Так ты не едешь в Чечню? – насмешливо спросила та. – Кишка тонка?
– Замолчи!
Но Киру уже нельзя было остановить. Ее трясло как в лихорадке, глаза горели.
– Как я только повелась на твое лживое сообщение! Ты же трус! Тебя хватит только на то, чтобы, спрятав в штанах табельный пистолетик, угрожать расправой женщине! Интересно, что бы ты делал, не будь на тебе погон?
Виктор влепил ей пощечину и в тот же миг словно протрезвел.
– Прости меня, Кира! Прости меня! Я сам не знаю, что творю! Просто я люблю тебя! Слышишь?
Она медленно провела рукой по пылающей щеке и тихо сказала:
– Есть предписание – иди, обыскивай. Нет – пошел вон!
И он пошел вон…
Сейчас вспоминать обо всем этом было неприятно, и Кира поморщилась.
– Я знаю, что вы расстались с этим вашим милиционером, – кивнул Юсси Вильевич. – Но все же позвоните ему, дорогая. Для работы нужно… Помните, как раньше говорили: общественные интересы выше личных.
– Хорошо, – вздохнула та. – Я подумаю. Дайте мне адрес места происшествия.
Тукс поспешно вырвал листок из блокнота и положил перед ней:
– Вот, Парковая улица, дом шесть…
Выйдя на улицу, Кира поймала такси. Дорога займет не более пятнадцати минут, и за эту четверть часа ей предстоит пересилить себя, переломать, растереть свою гордость, как плевок на ладони, и, достав из сумочки мобильник, набрать на нем десять цифр… кстати, их еще надо вспомнить, ведь абонент с именем Vitjusha уже давно удален…
Мысль о том, что она может не вспомнить номер Виктора, почему-то принесла ей облегчение. Действительно, не обязана же она помнить наизусть телефоны всех оперов Петрозаводска! Кроме того, Виктор, вполне вероятно, и помочь не сможет. Нужно выходить на начальника службы криминальной милиции и на замначальника милиции общественной безопасности. Разговорить их как следует, и дело в шляпе! А еще лучше – пообщаться с участковым и с местным УРом. А еще…
В сумочке взорвался Green leaves. Кира вздрогнула, пошарила рукой между косметичкой, связкой ключей, органайзером и диктофоном, достала мобильник и открыла рот: на дисплее беспардонным ответом на все ее переживания и сомнения мигало Vitjusha.
– С днем рождения, Кира… – голос Виктора дрожал. Вероятно, он волновался и поэтому частил скороговоркой: – Я желаю тебе здоровья, успехов в работе и… быть счастливой.
– Спасибо, – она облегченно вздохнула. Виктор, оказывается, помнил про ее праздник. Какая удача, что Vitjusha чудом остался в телефоне! – Знаешь, не хотела тебя тревожить… Мне, кажется, нужна твоя помощь. Мы можем встретиться прямо сейчас? На Парковой…
Он секунду помедлил и сказал:
– Буду там через двадцать минут.
Прибыв на место, Кира расплатилась с шофером, вышла из авто и огляделась. Одинаковые белые девятиэтажки, натыканные вдоль тротуара, напоминали нижнюю челюсть людоеда из мультика про Микки-Мауса. Она без труда отыскала шестой «зуб», зашла во двор и едва не угодила под колеса поливальной машины.
– Осторожнее, дамочка! – Старичок с аккуратной бородкой укоризненно покачал головой в окне первого этажа. – Этак еще один труп убирать придется!
– А первый был чей? – беззаботно спросила Кира. – Такой же дурехи, как и я?
Старичку явно понравилась ладная девушка в короткой юбке и белоснежном топике, поэтому он охотно продолжил беседу, облокотившись на подоконник:
– Рыбаков Лешка с третьего этажа выпал.
– С третьего – и насмерть? – усомнилась Кира.
– Всяко бывает, – философски заметил старик. – И с тротуара зашибиться можно, и в ванне утонуть.
Девушка кивнула, соглашаясь, что, действительно, плохо знает жизнь.
– Но здесь вы, похоже, правы, – продолжал ее собеседник в окне. – С третьего он бы только ноги сломал.
– А так – что-то еще? – осторожно спросила Кира.
– А так у него еще и пуля в башке.
Запиликал мобильник.
– Ты где? – поинтересовался Виктор.
– Во дворе шестого дома. – Кира вежливо поклонилась старичку и двинулась вдоль тротуара. – Здесь еще площадка…
– Я знаю.
Ей почему-то казалось, что он должен был измениться за полгода. Например, осунуться. Или полысеть. Но Виктор выглядел, как прежде. Даже, кажется, похорошел. Взгляд стал мягче, а глаза – синее. Голубая тенниска новая, такой у него не было. А джинсы старые, он их обычно надевал, когда предстояло много двигаться – ходить пешком по городу или даже бегать.
– Превосходно выглядишь, – Виктор ее опередил. – Какими судьбами в этих краях?
– Присядем? – предложила Кира.
Они пересекли двор и расположились на разноцветной скамейке под молодым кленом.
– Знаешь, что здесь произошло минувшей ночью? – спросила она.
Виктор грустно усмехнулся:
– Я догадался, по какому делу нужен тебе, когда ты назвала адрес.
– Значит, это ваша головная боль?
– Только оперативная поддержка, – он махнул рукой. – А занимается прокуратура.
– Прокуратура? Самоубийством? – Кира приподняла бровь.
Виктор сложил руки на груди и насмешливо покачал головой:
– О-е-ей! А то ты не знаешь, что убийством.
– Дедок с первого этажа доложил, но я не поверила.
– Отчего же?
Кира достала из сумочки блокнотный лист.
– Сам посуди, – сказала она. – Скромный инженер, семья, ребенок, долгов нет, увлечений и пагубных пристрастий – тоже, если не считать любовницы…
– А любовница – это увлечение или пагубное пристрастие? – перебил Виктор.
– И то и другое, – сухо ответила Кира. – Так вот, вопрос: кто и за что может убить такого? Да еще не в потасовке, не в семейном скандале, а ночью, из пистолета в голову! Прям, заказуха какая-то.
Виктор фыркнул.
– И откуда вы, журналисты, так быстро все разнюхиваете? И про семью, и про детей, и даже про любовницу…
– Сам знаешь, – улыбнулась Кира. – Это наш хлебушек насущный. А тебе к моему знанию есть что добавить?
– Пожалуй, нет. Путаная история. В одном ты права: убивать не за что. С другой стороны, девчонка-свидетель, та самая пагубная страсть покойного, утверждает, что видела женщину…
– Женщину? – заинтересовалась Кира. – Где?
– На месте убийства. А незадолго до этого ее же – возле кинотеатра «Каскад». А еще раньше – в самом кинотеатре.
– То есть, таинственная женщина следовала за ними до самого дома? – уточнила Кира.
– Выходит, что так, – кивнул Виктор.
– А перед этим смотрела кино?
– Похоже, что не она смотрела, а они… На нее.
Кира округлила глаза.
– Это как?
Виктор рассмеялся.
– С этого места просто чушь начинается. Мистика. То ли девчонке что-то померещилось на фоне пережитого шока, то ли она всегда была тронутой. По ее мнению, незнакомка в белом платье с черной накидкой преследовала их… сойдя с экрана.
– Это бывает, – улыбнулась Кира. – Помню, когда впервые посмотрела «Кошмар на улице Вязов», Фредди Крюгер преследовал меня повсюду. Даже в ванную стучался.
Виктор посмотрел на часы.
– Мне пора, детка. Сожалею, что разочаровал тебя.
– Не разочаровал, – тихо сказала Кира.
Они посмотрели друг на друга, и оба неловко отвели глаза.
– Слушай! – она преувеличенно бодро тряхнула головой. – А можно побеседовать с этой… любовницей? Где она сейчас?
Виктор пожал плечами.
– В прокуратуре. Ее допрашивает следователь.
– Отвезешь меня?
Он замялся.
– Не думаю, что прокурор будет в восторге.
– У меня есть аккредитация, – подмигнула Кира. – Поехали, Витюша…
Здание городской прокуратуры издалека напоминало дворец бракосочетаний, потому что уже давно, по замыслу какого-то остряка, было выкрашено в кричащий розовый цвет.
Виктор аккуратно проехал между запаркованными авто, утыкавшими с обеих сторон тротуары, и подкатил к шлагбауму.
– Только очень недолго, девочка, – предупредил он Киру. – Через полчаса мне нужно быть в управлении.
– Ты меня только заведи в кабинет, – попросила та, – и можешь ехать по своим делам.
Они миновали дежурного, поднялись на второй этаж и двинулись по бесконечному коридору, застеленному аляповатым и местами пузырящимся линолеумом. Виктор не удержался и взял Киру за руку. Та немного стушевалась, но руку не убрала. Они шли по прокурорским анфиладам, мимо многочисленных запертых и полуоткрытых дверей, как два старшеклассника, опаздывающих с перемены на урок географии, но ни капельки не обеспокоенных этим обстоятельством.
– Я очень хорошо запомнила эту женщину! – донеслось до них из распахнутой настежь двери в самом конце коридора. – И готова составить словесный портрет.
– Мы до этого дойдем, – пообещал мужской голос. – А пока еще раз постарайтесь вспомнить точно, слово в слово, сказанное ею…
Молодой следователь с узким, непропорциональным лицом, обрамленным рыжеватыми бакенбардами, недоуменно поднял голову, когда Виктор с Кирой возникли на пороге.
– Мы только на пару минут, – одними губами показал опер, подталкивая свою спутницу к стулу у самой стены. – Мешать не будем.
Допрашиваемая – худенькая девушка с короткой аккуратной стрижкой, в красной, уже не модной блузке – была так поглощена и взволнована беседой, что даже не обернулась на вошедших.
Следователь укоризненно покачал головой, мол, сотрудникам милиции надо своими делами заниматься, а тебе, Кошкин, тем паче, и снова обратился к свидетельнице.
– Значит, давайте еще раз, – он ободряюще кивнул. – Женщина, одетая в длинное белое платье с черной накидкой на плечах, встретилась вам, когда вы – что?
– Когда мы проходили через скверик, который сразу за кинотеатром, – подавшись вперед, ответила девушка.
– Итак, вы проходили через скверик, – благосклонно продирижировал ручкой следователь, – как вдруг…
– Как вдруг Леша…
– Алексей Рыбаков.
– Как вдруг Алексей Рыбаков остановился и говорит: «Это она!» У меня, прям, мурашки по телу побежали… – Девушка схватила со стола стакан с водой и громко сделала глоток.
– Кто – она? – терпеливо уточнил следователь.
– Она! Та женщина, которая в кино говорила, мол, твой номер – сорок три, мол, тебе смерть в затылок дышит!
– Давайте, я скажу, а вы меня поправите, если не так. – Молодой человек откинулся на стуле. – Значит, Алексей Рыбаков, проходя с вами вместе по скверу примерно в полвторого ночи, заметил женщину, необычайно похожую на ту, что вы несколько минут назад видели на экране в кино, правильно?
– Правильно.
– Эта женщина к вам подошла, – продолжал следователь, – и сказала…
– Она не подходила, – поправила девушка. – Она как бы вышла из темноты…
– Значит, она как бы вышла из темноты и сказала…
– Все то же самое, – пожала плечами свидетельница, – что и в кино.
– А именно?
– А именно: твой номер – сорок три, говорит, и смерть, мол, уже дышит тебе в затылок! – девушка начинала терять терпение. – Я вам три раза это рассказывала!
Хоть Кира и считала, что двадцать шесть – это много, но все же не настолько, чтобы кокетничать своим возрастом.
– Скоро тридцать! – смело сказала она и чмокнула Айвара в ответ.
– А-я-яй, – сокрушенно покачал головой тот, – когда же я успел прозевать твое совершеннолетие? Знал бы – давно клинья подбил.
– Поздно, – улыбнулась девушка и сунула ему под нос безымянный палец с кольцом.
– Я знаю, – сказал Айвар. – Многие девушки носят кольцо с той же целью, что и баллончик с перечным газом – мужиков отпугивать! – И он хохотнул.
– Планерка была? – спросила Кира.
– Давно. Главный рвет и мечет. Но я ему намекнул, что у тебя день рождения и ты можешь вообще не прийти.
– А он?
Айвар затрясся в беззвучном смехе:
– А он говорит: ой, как не вовремя! Представляешь? Ты родилась некстати!
Они дошли до конца коридора, и Кира, поплевав через плечо, распахнула дверь приемной главреда.
– Ну, тебе – славно пообщаться, – хихикнул Айвар и, развернувшись, пошагал обратно, напевая строчку из песни Высоцкого: – А мне туда не надо…
Юсси Вильевич Тукс – плотно сбитый коротышка лет сорока пяти с живыми, колючими глазками и отвисшей нижней губой – занимал пост главного редактора со дня основания «Петрозаводск Daily». Он был необычайно подвижен, редко сидел на одном месте, даже во время редколлегии, и имел скверную привычку в разговоре постоянно переспрашивать собеседника, повторяя за ним последнюю фразу. Человека неискушенного такой риторический фокус раздражал. Работников редакции, напротив, забавляла манера начальника вести диалог, и они охотно пародировали ее в кулуарах.
– Юсси Вильевич! Миленький!.. – Кира, едва переступив порог, моляще сложила руки. – Не ругайте меня, непутевую!
– Не ругайте меня непутевую? – Редактор хлопнул по столу пухлой ладошкой. – Вас не ругать надобно, а пороть! Ну почему, ответьте мне, почему вас нет именно тогда, когда мы схватили за хвост сенсацию?
– Сенсацию? – посерьезнела Кира.
– Вы видели Пал Григорьича? – Коротышка вскочил с кресла, бросился к шкафу, вынул из него большую керамическую кружку с сердечками и витиеватой надписью «Красотка Сью», подержал ее в руке и сунул обратно. – Он так надеялся, что вы подверстаете что-нибудь в его выпуск.
– Вот оно что, – улыбнулась Кира и посмотрела на часы. – Еще успею загнать ему информашку про новые правила таможенного регулирования.
– Про новые правила таможенного регулирования? – Юсси Вильевич нахмурился. – Я бы на вашем месте не веселился. У меня уже была мысль поручить расследование Завадской.
– Завадская своей глуповатой прямолинейностью отпугнет источники, запутается в трех соснах и завалит материал, – дерзко ответила Кира. – И вы это знаете!
– И вы это знаете? – Тукс подскочил и сел перед ней на стол. – Я это знаю! Но что прикажете делать?
– Поручить расследование мне, – простодушно улыбнулась девушка. – Я ведь уже здесь.
– Я ведь уже здесь? – Редактор спрыгнул со стола и опять подбежал к шкафу. – А новость, может быть, уже тю-тю, кто-нибудь перехватил и теперь варит в большой кастрюле эксклюзив.
– Что-то горячее? – полюбопытствовала Кира. – Не томите, Юсси Вильевич.
– Не томите, Юсси Вильевич? – Тукс все-таки вынул кружку из шкафа и теперь раздумывал, что с ней делать. – Сядьте же!
Девушка послушно опустилась на стул.
Редактор, наконец вспомнив, протянул «Красотку Сью» Кире:
– С днем рождения!
Та прыснула со смеху:
– Ой, спасибо, милый Юсси Вильевич!
– Это от меня лично, – пояснил он важно. – А сотрудники вам еще подарят корпоративный подарок.
– Я это учту, – прикрывая рот рукой, сказала Кира. – А что же с вашей, то есть, нашей сенсацией?
Тукс плюхнулся в кресло, придвинулся вплотную к столу и торжественно произнес:
– Сегодня ночью на Парковой улице произошло самоубийство. Мужчина выпал из окна на глазах у любовницы.
– Тю… – цинично присвистнула Кира. – Тоже мне, сенсация.
– Не спешите, – редактор погрозил пальцем. – Это пусть другие издания думают, что тю… Информашками отстреляются все. А мне нужно хорошее, обстоятельное журналистское расследование, понимаете?
– Нет, – честно призналась Кира.
Юсси Вильевич поискал на столе и выудил блокнот из-под стопки бумаг.
– Я здесь кое-что сопоставил, – пробормотал он, слюнявя пальцы и листая страницы. – Три дня назад был похожий случай. И тоже при свидетеле.
– Волна суицида накрывает город! – с усмешкой предложила Кира возможный заголовок. – Или нет, лучше: репортаж с подоконника!
– Репортаж с подоконника? – Редактор нашел, наконец, нужную страничку в блокноте. – Не паясничайте, а послушайте. Я записал с ленты короткие сообщения агентств об этих двух происшествиях. И, знаете, что интересно: и там и там есть упоминание об одной мелочи, на которую никто до сих пор не обратил внимания.
– А именно?
– Обе жертвы незадолго до смерти были в кино. – Тукс торжествующе откинулся на спинку кресла. – Представьте себе: они смотрели один и тот же фильм в одном и том же кинотеатре и, судя по времени, на одном и том же сеансе! Только в разные дни. Каково?
– Забавно, – кивнула Кира.
– Забавно? – воскликнул редактор. – Это потрясающе! Два незнакомых человека посмотрели фильм, сразу пошли домой и свели счеты с жизнью. Здесь пахнет чем-то очень горелым. Может быть, скандальным. Печенкой чую, а вы знаете, что печенка меня никогда не подводила.
– Может, совпадение? – предположила девушка. – Или просто они оба были очень чувствительными людьми. Посмотрели мелодраму, прослезились, и – в петлю… То есть, на подоконник.
– Может, и совпадение, – задумчиво покачал головой Тукс. – Но есть еще одна странность: ни у одного из погибших не было ни малейших причин быть обиженными на судьбу. У обоих – семьи, любовницы, хорошая работа… Я уже проверил по ЦАБу.
– В Центральном адресном бюро знают про любовниц? – подмигнула Кира.
Юсси Вильевич достал платок и громко высморкался.
– ЦАБ – это Целиковский Альберт Борисович, деточка, – прогнусавил он. – Мой однокашник и большой проныра. Но это, к сожалению, все, что ему удалось узнать по нашему делу. Теперь слово за вами. Что скажете?
– Думаю, с чего начать, – пожала плечами Кира.
– Думаю, с чего начать? – Тукс вскочил с кресла. – Берите ноги в руки и дуйте на место происшествия. Мне еще вас учить? Поговорите с оперативниками, только тонко, как вы умеете. Привлеките этого вашего… друга. У него наверняка уже есть какая-то информация.
Кира помрачнела. О, нет, только не это! О Викторе она больше слышать ничего не хотела.
Они расстались полгода назад, когда у нее появился Николай, и с тех пор отставленный любовник не давал ей покоя: звонил, угрожал, слал оскорбительные эсэмэски, даже шпионил! Благо, профессия позволяла.
Виктор Кошкин был рядовым опером службы криминальной милиции УВД Петрозаводска. И, справедливости ради, нужно сказать – скверным опером. В свои тридцать три года он все еще носил погоны старшего лейтенанта. Начальство махнуло на него рукой, а коллеги посмеивались. У старлея-неудачника не получалось, как говорили, «ни плана, ни кармана». Следователи отказывались работать с его делами. «Где состав? Где доказуха? – кричали они на него. – Очередной «висяк» на шею!»
«Кошмарить» коммерсантов он тоже не умел. «Какой от тебя прок, – пеняли ему товарищи по службе, – если не можешь наладить «бизнес» на своей территории?»
Одним словом, неудачник. Правда, как мужчина он был ничего…
Он завоевывал Киру полтора года. А познакомились они прямо в городском управлении внутренних дел, куда журналистка приехала на брифинг.
– Возьмите у меня, девушка… – он схватил ее за локоть в коридоре у самого выхода и скверно подмигнул, – …интервью.
Она высвободила руку и презрительно усмехнулась:
– Рылом не вышел, герой…
Насчет «рыла» – это, конечно, со зла. Он был очень даже ничего себе. Высокий, широкоплечий… правда, с уже прорисовывающимся брюшком над ремнем… но, все равно, еще довольно спортивного сложения… голубоглазый, светловолосый. И, главное – ямочка на подбородке! Кира почему-то обожала, когда у мужчины имелась такая ямочка. Ей казалось, что это непременное свидетельство волевых качеств и одновременно детской наивности.
– А телефончик мой не запишете? – ничуть не смущаясь, спросил нахальный старлей.
– Я его и так знаю. – Кира сбежала по крыльцу и нырнула в редакционную машину. – Ноль два!
– Хорошо, – кивнул он. – До встречи. Я дерзких люблю.
Она показала ему из окна средний палец.
Блицкриг не получился, и Виктор перешел на осадное положение. Каждый вечер в конце рабочего дня он подъезжал к редакции на служебном автомобиле с включенными сигнальными огнями и воющей сиреной. С таким «эскортом» Кира отправлялась домой. Она ехала в свою коммуналку на другой конец города, а за ней по пятам следовала тревожная светомузыка, отпугивая прохожих и праздных зевак.
Он караулил ее везде: в подъезде, на улице. Он ездил с ней на репортажи, иногда откровенно мешая работе.
Служащий одной фармацевтической фирмы попросил журналистку о встрече, чтобы рассказать о контрафактных лекарствах, заполонивших аптеки города. Он ждал ее в парке, в самой глубине притихшей аллеи, соблюдая конспирацию, потому что рисковал не только должностью, но и головой. А Кира прибыла в сопровождении ревущей сине-белой машины, подъехавшей прямо к скамейке с застывшим на ней от ужаса фармацевтом.
Чтобы положить конец навязчивому сервису, девушка согласилась поужинать с неугомонным старлеем. Он привел ее в какую-то забегаловку, где группа подростков ломалась в танце под орущую музыку, очень быстро напился и принялся стращать бармена, размахивая удостоверением, чтобы тот не брал с него ни копейки. Кире едва удалось погасить назревающий скандал.
После того запоминающегося вечера они не виделись месяц. А потом Виктор возник опять. В воскресенье, в шесть утра, он заявился к ней домой с цветами. И она не смогла его прогнать до самого вечера.
Их роман закрутился как-то незаметно. Словно это был и не роман вовсе, а само собой разумеющийся финал. Он приучил ее к себе, к своему присутствию, нелепым и подчас грубоватым шуткам, полуночным звонкам, к своей ребяческой запальчивости и сумасшедшей ревности, к своему голосу и запаху. Она привыкла к нему. Поэтому, когда произнесла «люблю», то даже не удивилась: все было правильно, естественно и закономерно.
Они занимались любовью везде: у нее дома, у него в машине, даже в кабинете редакции на столе. Желание охватывало их внезапно и не всегда в подходящих местах. Виктор был чудесным любовником, и Кира чувствовала себя с ним хорошо и комфортно. А еще ей необычайно нравилось, что она всегда под надежной защитой. Защищать, правда, было особо не от кого, но сам факт, что рядом находится сильный мужчина, готовый броситься хоть тигру в пасть, был ей приятен.
Виктор нередко помогал Кире и в работе. Он узнавал для нее подробности того или иного уголовного дела, раскрывал секреты мошенников, известные лишь немногим посвященным, «пробивал» информацию по интересующим ее фигурантам журналистских расследований.
И только одно обстоятельство омрачало их отношения: Виктор был женат. Кира узнала об этом поздно, когда роман уже закрутился вовсю, и попыталась прекратить его. Она стала избегать встреч, не отвечала на телефонные звонки. Ей было тяжело. Вдвойне – оттого, что Виктор уже прочно вошел в ее жизнь, сделался тем, без чего казалось невозможным существование. Любовь это была или, все-таки, привычка – не важно. Судить о таких вещах можно только тогда, когда стихает боль, когда становится послушным разум.
Кира крепилась долго, иногда боялась, что не выдержит, отдергивала руку от телефона, но окончательно сдалась после того, как он приехал к ней ночью, упал на колени и, обхватив руками, разрыдался:
– Я не могу без тебя…
Роман вспыхнул с новой силой. Виктор не оставил семью и теперь разрывался между двумя домами. Кира смирилась с ролью любовницы, «второй жены», забыла даже о том, что всегда мечтала быть единственной, обожаемой, неповторимой, мечтала просыпаться от поцелуя и жаркого шепота любимого мужчины. Она обреченно шла по дороге в никуда. И, казалось, этой дороге нет конца…
Но прошлой зимой она вдруг поняла, что чувства угасают. Ничего экстраординарного не произошло. Не было жарких объяснений или подлых предательств, не было разочарований и обид. Просто в одно прекрасное утро Кира, проснувшись, осознала, что свободна. Она продолжала встречаться с Виктором, но – «по инерции», без страсти и душевных переживаний. Он стал «вещью» вроде мобильного телефона, который она машинально каждый день клала в сумочку и о котором не вспоминала «от звонка до звонка».
Все изменилось с появлением Николая. Жизнь заиграла новыми красками, обрела смысл и значимость. И Кира впервые почувствовала себя так, как рисовала в мечтах – единственной, любимой и желанной.
Она сразу призналась во всем Виктору. Тот выслушал ее спокойно, не произнес ни слова, потушил о стол сигарету и пропал на два дня. Утром третьего для Киры начался ад.
– Я убью этого заморыша! – заорал в трубку Виктор. – Выслежу и прикончу.
– Зачем же его? – стараясь говорить спокойно, возразила девушка. – Убей меня.
– Обоих убью!
Потом он пришел к ней домой. Трезвонил в дверь, стараясь унять противную дрожь в руках.
– Киры нет дома, – холодно объявил отец, загораживая дверной проем.
– А этот ее… поэт доморощенный? Он здесь?
– Послушай, Витя, – Кирин папа вздохнул. – Возьми себя в руки. Будь мужчиной.
Тот попытался его оттолкнуть и пройти в квартиру.
– Пусти, папаша! Все это добром не кончится.
– Верно говоришь, – согласился отец. – Если не уйдешь – добром не кончится.
Виктор, подумав, плюнул и ушел. Но вскоре предпринял еще одну попытку выяснить отношения с Кирой и ее «поэтом». Однажды он прислал эсэмэску: «Выйди во двор, поговорим на прощание. Я уезжаю в Чечню…» Кира немедленно вышла и тут же пожалела об этом.
– У меня предписание на обыск в твоей квартире, – дергая щекой, сказал Виктор. – Сейчас мои ребята найдут у тебя странный порошок белого цвета, и ты отправишься в тюрьму! Свадьба отменяется!
– Так ты не едешь в Чечню? – насмешливо спросила та. – Кишка тонка?
– Замолчи!
Но Киру уже нельзя было остановить. Ее трясло как в лихорадке, глаза горели.
– Как я только повелась на твое лживое сообщение! Ты же трус! Тебя хватит только на то, чтобы, спрятав в штанах табельный пистолетик, угрожать расправой женщине! Интересно, что бы ты делал, не будь на тебе погон?
Виктор влепил ей пощечину и в тот же миг словно протрезвел.
– Прости меня, Кира! Прости меня! Я сам не знаю, что творю! Просто я люблю тебя! Слышишь?
Она медленно провела рукой по пылающей щеке и тихо сказала:
– Есть предписание – иди, обыскивай. Нет – пошел вон!
И он пошел вон…
Сейчас вспоминать обо всем этом было неприятно, и Кира поморщилась.
– Я знаю, что вы расстались с этим вашим милиционером, – кивнул Юсси Вильевич. – Но все же позвоните ему, дорогая. Для работы нужно… Помните, как раньше говорили: общественные интересы выше личных.
– Хорошо, – вздохнула та. – Я подумаю. Дайте мне адрес места происшествия.
Тукс поспешно вырвал листок из блокнота и положил перед ней:
– Вот, Парковая улица, дом шесть…
Выйдя на улицу, Кира поймала такси. Дорога займет не более пятнадцати минут, и за эту четверть часа ей предстоит пересилить себя, переломать, растереть свою гордость, как плевок на ладони, и, достав из сумочки мобильник, набрать на нем десять цифр… кстати, их еще надо вспомнить, ведь абонент с именем Vitjusha уже давно удален…
Мысль о том, что она может не вспомнить номер Виктора, почему-то принесла ей облегчение. Действительно, не обязана же она помнить наизусть телефоны всех оперов Петрозаводска! Кроме того, Виктор, вполне вероятно, и помочь не сможет. Нужно выходить на начальника службы криминальной милиции и на замначальника милиции общественной безопасности. Разговорить их как следует, и дело в шляпе! А еще лучше – пообщаться с участковым и с местным УРом. А еще…
В сумочке взорвался Green leaves. Кира вздрогнула, пошарила рукой между косметичкой, связкой ключей, органайзером и диктофоном, достала мобильник и открыла рот: на дисплее беспардонным ответом на все ее переживания и сомнения мигало Vitjusha.
– С днем рождения, Кира… – голос Виктора дрожал. Вероятно, он волновался и поэтому частил скороговоркой: – Я желаю тебе здоровья, успехов в работе и… быть счастливой.
– Спасибо, – она облегченно вздохнула. Виктор, оказывается, помнил про ее праздник. Какая удача, что Vitjusha чудом остался в телефоне! – Знаешь, не хотела тебя тревожить… Мне, кажется, нужна твоя помощь. Мы можем встретиться прямо сейчас? На Парковой…
Он секунду помедлил и сказал:
– Буду там через двадцать минут.
Прибыв на место, Кира расплатилась с шофером, вышла из авто и огляделась. Одинаковые белые девятиэтажки, натыканные вдоль тротуара, напоминали нижнюю челюсть людоеда из мультика про Микки-Мауса. Она без труда отыскала шестой «зуб», зашла во двор и едва не угодила под колеса поливальной машины.
– Осторожнее, дамочка! – Старичок с аккуратной бородкой укоризненно покачал головой в окне первого этажа. – Этак еще один труп убирать придется!
– А первый был чей? – беззаботно спросила Кира. – Такой же дурехи, как и я?
Старичку явно понравилась ладная девушка в короткой юбке и белоснежном топике, поэтому он охотно продолжил беседу, облокотившись на подоконник:
– Рыбаков Лешка с третьего этажа выпал.
– С третьего – и насмерть? – усомнилась Кира.
– Всяко бывает, – философски заметил старик. – И с тротуара зашибиться можно, и в ванне утонуть.
Девушка кивнула, соглашаясь, что, действительно, плохо знает жизнь.
– Но здесь вы, похоже, правы, – продолжал ее собеседник в окне. – С третьего он бы только ноги сломал.
– А так – что-то еще? – осторожно спросила Кира.
– А так у него еще и пуля в башке.
Запиликал мобильник.
– Ты где? – поинтересовался Виктор.
– Во дворе шестого дома. – Кира вежливо поклонилась старичку и двинулась вдоль тротуара. – Здесь еще площадка…
– Я знаю.
Ей почему-то казалось, что он должен был измениться за полгода. Например, осунуться. Или полысеть. Но Виктор выглядел, как прежде. Даже, кажется, похорошел. Взгляд стал мягче, а глаза – синее. Голубая тенниска новая, такой у него не было. А джинсы старые, он их обычно надевал, когда предстояло много двигаться – ходить пешком по городу или даже бегать.
– Превосходно выглядишь, – Виктор ее опередил. – Какими судьбами в этих краях?
– Присядем? – предложила Кира.
Они пересекли двор и расположились на разноцветной скамейке под молодым кленом.
– Знаешь, что здесь произошло минувшей ночью? – спросила она.
Виктор грустно усмехнулся:
– Я догадался, по какому делу нужен тебе, когда ты назвала адрес.
– Значит, это ваша головная боль?
– Только оперативная поддержка, – он махнул рукой. – А занимается прокуратура.
– Прокуратура? Самоубийством? – Кира приподняла бровь.
Виктор сложил руки на груди и насмешливо покачал головой:
– О-е-ей! А то ты не знаешь, что убийством.
– Дедок с первого этажа доложил, но я не поверила.
– Отчего же?
Кира достала из сумочки блокнотный лист.
– Сам посуди, – сказала она. – Скромный инженер, семья, ребенок, долгов нет, увлечений и пагубных пристрастий – тоже, если не считать любовницы…
– А любовница – это увлечение или пагубное пристрастие? – перебил Виктор.
– И то и другое, – сухо ответила Кира. – Так вот, вопрос: кто и за что может убить такого? Да еще не в потасовке, не в семейном скандале, а ночью, из пистолета в голову! Прям, заказуха какая-то.
Виктор фыркнул.
– И откуда вы, журналисты, так быстро все разнюхиваете? И про семью, и про детей, и даже про любовницу…
– Сам знаешь, – улыбнулась Кира. – Это наш хлебушек насущный. А тебе к моему знанию есть что добавить?
– Пожалуй, нет. Путаная история. В одном ты права: убивать не за что. С другой стороны, девчонка-свидетель, та самая пагубная страсть покойного, утверждает, что видела женщину…
– Женщину? – заинтересовалась Кира. – Где?
– На месте убийства. А незадолго до этого ее же – возле кинотеатра «Каскад». А еще раньше – в самом кинотеатре.
– То есть, таинственная женщина следовала за ними до самого дома? – уточнила Кира.
– Выходит, что так, – кивнул Виктор.
– А перед этим смотрела кино?
– Похоже, что не она смотрела, а они… На нее.
Кира округлила глаза.
– Это как?
Виктор рассмеялся.
– С этого места просто чушь начинается. Мистика. То ли девчонке что-то померещилось на фоне пережитого шока, то ли она всегда была тронутой. По ее мнению, незнакомка в белом платье с черной накидкой преследовала их… сойдя с экрана.
– Это бывает, – улыбнулась Кира. – Помню, когда впервые посмотрела «Кошмар на улице Вязов», Фредди Крюгер преследовал меня повсюду. Даже в ванную стучался.
Виктор посмотрел на часы.
– Мне пора, детка. Сожалею, что разочаровал тебя.
– Не разочаровал, – тихо сказала Кира.
Они посмотрели друг на друга, и оба неловко отвели глаза.
– Слушай! – она преувеличенно бодро тряхнула головой. – А можно побеседовать с этой… любовницей? Где она сейчас?
Виктор пожал плечами.
– В прокуратуре. Ее допрашивает следователь.
– Отвезешь меня?
Он замялся.
– Не думаю, что прокурор будет в восторге.
– У меня есть аккредитация, – подмигнула Кира. – Поехали, Витюша…
Здание городской прокуратуры издалека напоминало дворец бракосочетаний, потому что уже давно, по замыслу какого-то остряка, было выкрашено в кричащий розовый цвет.
Виктор аккуратно проехал между запаркованными авто, утыкавшими с обеих сторон тротуары, и подкатил к шлагбауму.
– Только очень недолго, девочка, – предупредил он Киру. – Через полчаса мне нужно быть в управлении.
– Ты меня только заведи в кабинет, – попросила та, – и можешь ехать по своим делам.
Они миновали дежурного, поднялись на второй этаж и двинулись по бесконечному коридору, застеленному аляповатым и местами пузырящимся линолеумом. Виктор не удержался и взял Киру за руку. Та немного стушевалась, но руку не убрала. Они шли по прокурорским анфиладам, мимо многочисленных запертых и полуоткрытых дверей, как два старшеклассника, опаздывающих с перемены на урок географии, но ни капельки не обеспокоенных этим обстоятельством.
– Я очень хорошо запомнила эту женщину! – донеслось до них из распахнутой настежь двери в самом конце коридора. – И готова составить словесный портрет.
– Мы до этого дойдем, – пообещал мужской голос. – А пока еще раз постарайтесь вспомнить точно, слово в слово, сказанное ею…
Молодой следователь с узким, непропорциональным лицом, обрамленным рыжеватыми бакенбардами, недоуменно поднял голову, когда Виктор с Кирой возникли на пороге.
– Мы только на пару минут, – одними губами показал опер, подталкивая свою спутницу к стулу у самой стены. – Мешать не будем.
Допрашиваемая – худенькая девушка с короткой аккуратной стрижкой, в красной, уже не модной блузке – была так поглощена и взволнована беседой, что даже не обернулась на вошедших.
Следователь укоризненно покачал головой, мол, сотрудникам милиции надо своими делами заниматься, а тебе, Кошкин, тем паче, и снова обратился к свидетельнице.
– Значит, давайте еще раз, – он ободряюще кивнул. – Женщина, одетая в длинное белое платье с черной накидкой на плечах, встретилась вам, когда вы – что?
– Когда мы проходили через скверик, который сразу за кинотеатром, – подавшись вперед, ответила девушка.
– Итак, вы проходили через скверик, – благосклонно продирижировал ручкой следователь, – как вдруг…
– Как вдруг Леша…
– Алексей Рыбаков.
– Как вдруг Алексей Рыбаков остановился и говорит: «Это она!» У меня, прям, мурашки по телу побежали… – Девушка схватила со стола стакан с водой и громко сделала глоток.
– Кто – она? – терпеливо уточнил следователь.
– Она! Та женщина, которая в кино говорила, мол, твой номер – сорок три, мол, тебе смерть в затылок дышит!
– Давайте, я скажу, а вы меня поправите, если не так. – Молодой человек откинулся на стуле. – Значит, Алексей Рыбаков, проходя с вами вместе по скверу примерно в полвторого ночи, заметил женщину, необычайно похожую на ту, что вы несколько минут назад видели на экране в кино, правильно?
– Правильно.
– Эта женщина к вам подошла, – продолжал следователь, – и сказала…
– Она не подходила, – поправила девушка. – Она как бы вышла из темноты…
– Значит, она как бы вышла из темноты и сказала…
– Все то же самое, – пожала плечами свидетельница, – что и в кино.
– А именно?
– А именно: твой номер – сорок три, говорит, и смерть, мол, уже дышит тебе в затылок! – девушка начинала терять терпение. – Я вам три раза это рассказывала!