– Вы о ком, о Кире, что ли? – Юсси Вильевич заметно приуныл. – Согласен, переборщили немного. Завадская разошлась. Но, поймите, это, так сказать, превентивная мера. – Он вдруг перешел на почти интимный тон: – Я понимаю… Кира вам дорога… Вы с ней были, так сказать… Дружили… Но факты…
– Какие еще факты? – взревел Кошкин. – Вранье на вранье, и еще клевета…
– Вранье на вранье, и еще клевета? – переспросил Тукс и снова указал на дверь: – В суд! Только в суд!
– Вы навредили следствию – раз, – Виктор загнул палец. – Вы опорочили и оклеветали человека, с которым проработали вместе много лет, а это подлость. Два! Наконец, вы просто переврали факты – три!
– Три? – Редактор ослабил галстук и расстегнул ворот рубашки. – Теперь давайте мои пальчики посчитаем. – Он растопырил пятерню. – Кира завалила журналистское расследование – раз! Попала в гнусную, отвратительную историю – два! Бросила тень на своих товарищей и на всю газету – три! У издания упал рейтинг – четыре! Если бы я не опередил писак из других средств массовой информации, нам бы просто пришел конец – пять! – Юсси Вильевич прищурился. – Достаточно? Это я еще не вспоминаю про ее былые «заслуги»! Про остров Хойту, например, и про убытки, которые мы понесли после выхода той публикации.
Виктор поднялся из-за стола.
– Я не знаю, будет ли на вас подавать в суд Кира, – это было бы хорошо, потому что она выиграет дело! – а я лично буду жаловаться своему руководству и в прокуратуру. Вы одним росчерком пера свели на нет всю работу следствия! – Он направился к двери.
Тукс бросился за ним.
– Очень странно это слышать, това… молодой человек! Вы же сами меня просили потопить Киру…
Виктор остановился как вкопанный.
– Я?!
– Ну, не вы, – редактор пожал плечами. – Из вашего ведомства.
Кошкин незамедлительно вернулся на место.
– Вот с этого момента – поподробнее, – скомандовал он. – Что значит – потопить?
– Ну… – Юсси Вильевич развел руками. – Сначала просили, чтобы я поручил ей это расследование. Я поручил. Потом, когда выяснилось, что она… Того…
– Что – того? – раздраженно спросил Виктор.
– Ну, что она замешана в убийствах…
– Вам это тоже в нашем ведомстве сказали? – Он постучал пальцами по столу.
– Разумеется! – расширил глаза Тукс. – А потом Кира сама подтвердила, мол, неприятности у нее в прокуратуре… Подозревают ее…
– Она искала у вас поддержку, – вздохнул Виктор. – Или хотя бы сочувствие! А вы…
– А мы, – подхватил редактор, – были расстроены! Даже очень! Но в вашем ведомстве нам опять посоветовали держать себя в руках и быть на коне.
– Это как?
– Посоветовали опередить конкурентов и потопить журналистку. Ей, мол, все равно конец. – Тукс покашлял в кулак. – Старый испытанный метод: бей своих, чтоб чужие боялись.
Кошкин задумался.
– А кто конкретно из нашего ведомства вам предложил этот испытанный метод? – поинтересовался он.
Редактор погрозил ему пальцем.
– Все вам скажи! Один сотрудник высокого ранга…
– Вы с ним лично беседовали? – небрежно спросил Виктор. – Или по телефону?
– Конечно, лично! – ответил Юсси Вильевич тоном, словно ему задали вопрос: «Вы разбираетесь в журналистике?» – Он и удостоверение показал. Все как положено.
– Удостоверение нашего Управления? – уточнил Кошкин. – Вот такое? – Он вынул из нагрудного кармана красную корочку.
– Почти, – кокетливо улыбнулся Тукс.
– Что значит – почти? – нахмурился Виктор. – Или да, или нет.
– В удостоверении было написано, – редактор поднял глаза к потолку, словно там крылась шпаргалка, – Главное управление…
– Внутренних дел? – машинально закончил Кошкин.
– Исполнения наказаний, – поправил Тукс.
Виктор вытаращился на редактора.
– ГУИН? К вам приходил человек из ГУИНа?
– Да, – торжественно кивнул Юсси Вильевич. – Вот видите: я вам и так много рассказал. Только из уважения…
Ошеломленный Кошкин поднялся из-за стола.
– Если что-то понадобится еще, – торопливо добавил редактор, – какая-нибудь информация… Приходите, не стесняйтесь. Всегда буду рад помочь.
Дверь за Виктором не успела закрыться, как распахнулась снова.
– Здравствуйте. – В кабинет, прихрамывая, вошел совершенно седой человек в дорогом черном костюме. Манжеты белой накрахмаленной рубашки выглядывали из-под рукавов, и Тукс обратил внимание на крупные золотые запонки. В руках незнакомец держал изящную трость. – Я к вам по делу…
Редактор хлопнул ладонью по столу.
– Когда-нибудь, хотя бы для вида, у нас появится в приемной секретарша или нет? – заорал он.
Человек замер на пороге.
– Возможно, я не вовремя, – сказал он с заметным акцентом и почему-то оглядываясь. – Но мне бы хотелось побеседовать с вами, господин… – он сверился с визиткой, – господин Тукс.
– О чем? – нетерпеливо спросил тот. – Только не говорите, что о журналистке по имени Кира!
– Именно о ней, – вошедший удивленно поднял брови. – Видите ли, когда-то она написала статью про остров Хойту…
Редактор разразился страшным хохотом.
– А вчера, – продолжал незнакомец, немного тушуясь от странного поведения собеседника, – я узнал, что у нее неприятности…
– Вы из милиции? – сотрясаясь от смеха, спросил Тукс. – Погодите, не отвечайте, я угадаю! Вы – зэк! Расстегните рубашку, у вас имеются купола?
– Простите? – не понял вошедший.
– А! – не унимался редактор. – Вы кладоискатель!
– Я в некотором смысле – ваш коллега, – внес ясность мужчина. – Работаю в издательстве High too. Моя фамилия Голд. Эндрю Голд.
– Ничем вам не могу помочь, коллега. – Тукс перестал смеяться. – Информацию о наших сотрудниках, даже бывших, мы не даем. Всего хорошего.
Седой учтиво поклонился и, прихрамывая, вышел из кабинета.
В приемной он задержался, размышляя, не вернуться ли и не предложить ли без обиняков редактору деньги, но передумал и направился в коридор.
У торцевого окна, облокотившись на подоконник, стоял Айвар Ляомяэ и лениво попыхивал сигаретой. Завидев необычного субъекта в шикарном костюме и с тростью, он выпрямился и на всякий случай приветливо кивнул. Незнакомец воспринял этот знак как желание пообщаться и, подойдя поближе, тоже облокотился на подоконник.
– Я говорю: костюм у вас классный, – зачем-то пояснил Айвар.
– Пошит в Лондоне, – охотно ответил мужчина с едва заметным акцентом. – У мастера по фамилии Геймер.
– Полосатенький! – оценил с улыбкой Ляомяэ. – Люблю костюмы в полоску.
– Полосатые костюмы – моя слабость, – седой задумался. – Я одно время только в них и ходил. Скажите… – он положил трость на подоконник, – вы работаете в этой редакции?
– А то! – подтвердил Айвар. – Я – специальный корреспондент.
– И знаете журналистку по имени Кира? – незнакомец пытливо заглянул ему в глаза.
– Кто же не знает старушку Киру! – ухмыльнулся тот.
– Давайте так, – седой оживился. – Я вам плачу триста долларов, а вы мне рассказываете про нее все, что знаете.
– А вы кто? – Айвар потушил сигарету и смерил незнакомца взглядом. – Дальний родственник, что ли?
– Я работаю в одном британском издательстве, – объяснил мужчина. – И готовлю книгу про остров Хойту. Моя фамилия Голд.
– Во-он что, – протянул Ляомяэ. – Тогда понятно. Значит, Кирочка имеет шанс попасть на страницы лондонской прессы? Это справедливо. У нас-то она уже прославилась! – И он подмигнул.
– У нее неприятности? – уточнил седой. – Из-за острова?
– Из-за здоровья. – Айвар оскалился. – У Киры началось головокружение от успехов.
– В газете написано, что она убила человека, – незнакомец покачал головой. – Просто так, из-за рейтинга. Как такое возможно?
– У нее все возможно, – махнул рукой спецкор. – Самовлюбленная девица, ничего собой не представляющая, но с огромным апломбом, она всегда была темной лошадкой. Нахапала бабла, купила квартиру, а запросы все растут и растут. Ну, попробовала кормить читателей жареными утками, а те оказались с тухлятиной. Дальше – хуже. Вступила в сговор с кинопрокатом, чтобы тот делился барышами, а взамен собиралась устроить скандальчик, переоделась героиней фильма – то ли баронессой, то ли царицей, а может, просто «синим чулком», подкараулила мужика, который вышел из кинотеатра, и… грохнула. Скорее всего, она хотела только попугать, жути нагнать, а тот, не будь дураком, стал сопротивляться, звать на помощь. Кира видит, что далеко зашла, ну и… – Айвар цокнул языком, – прикончила. Думала, с рук сойдет. Но остался свидетель. Какой-то пацан выгуливал овчарку. Смотрит: мужик кровью истекает, ну и пустил собаку по следу. Та и привела оперативников прямо к Кирочке в теплую постельку. Кстати, о постельке… Она и замуж-то вышла за какого-то клопа. Вот такого роста, – Айвар ткнул себя в плечо. – Полное ничтожество. Сидел дома и безропотно отстирывал окровавленные перчатки, когда жена возвращалась с очередного «дела».
– Мда-а… – протянул седой. – Слишком глупо, чтобы быть похожим на правду.
– Да это лишь десятая часть всей правды! – с жаром воскликнул спецкор. – Хотите, я вам про ее личную жизнь расскажу?
– Не стоит, – вздохнул незнакомец и полез в карман за бумажником. – Достаточно… Очень и очень жаль… Знаете, – он отсчитал купюры и протянул Айвару, – я заплатил бы вдвое больше, если бы все оказалось неправдой.
– Да? – тот закусил губу. Знай он об этом раньше, его рассказ изобиловал бы сейчас совсем другими подробностями. – А про Завадскую хотите что-нибудь услышать?..
На выходе из редакции прихрамывающего мужчину остановил Кошкин.
– Я вас видел в приемной, – заявил он, демонстрируя красную книжицу. – А потом – с Айваром у окна. Вы журналист?
– В некотором смысле – да, – с достоинством поклонился тот. – Я писатель.
– Еще один! – ухмыльнулся Виктор. – И поэт, наверно?
– Нет, стихи – не по моей части, – седой покачал головой. – А вы не любите поэтов?
– Терпеть не могу, – признался Виктор. – Особенно современных.
– Бывает, – посочувствовал тот. – Теперь, когда вы знаете, что я не поэт, у вас больше нет вопросов?
Кошкин перестал ухмыляться.
– Вы интересуетесь Кирой? – мрачно спросил он.
– Да, интересуюсь, – спокойно подтвердил мужчина. – А вы занимаетесь расследованием ее дела?
Виктор не ответил. Он, казалось, что-то обдумывал.
– Она действительно убила человека? – снова поинтересовался седой.
– Знаете, что… – Кошкин посмотрел на часы. – Уделите мне двадцать минут вашего времени.
Кира не могла найти себе место. Она бродила по квартире в полном отчаянии, двигала с места на место предметы на столе, пробовала принять душ, чтобы успокоиться, даже глотнула водки – ничего не помогало. Слезы душили ее, ноги сделались ватными, а сердце разрывалось от боли.
Как они могли! Люди, с которыми она проработала бок о бок, плечом к плечу семь лет, не просто отвернулись – они завязали потуже узел веревки на ее шее, они поспешно забросали землей яму, в которую она оступилась в темноте! Ей не верит никто: ни следователь, ни Виктор, ни коллеги. Она угодила в ловушку, расставленную глупыми и жуткими обстоятельствами. А может быть, не обстоятельствами, а… ее матерью? Может быть, прав отец, и все происходящее – знак, надрывный императив, зовущий ее сделать то, о чем она пока даже не помышляет? Неужели поездка на остров – волшебное лекарство от боли и бед, а клубок немыслимых катаклизмов распутывается одним только шагом на каменный берег?
Она остановилась перед фотографией матери. Печальный взгляд – и ничего больше! Ни намека, ни подсказки, ни сострадания…
– Мне плохо, мама… – прошептала Кира. – Помоги мне! Как понять тебя? Как расшифровать хитрую и жестокую вязь трагедий, которые, кажется, связаны с тобой? – Она тяжело опустилась на стул.
Ответа не было. Холодная тишина висела в комнате, и лишь неугомонный ветер тормошил занавески на открытом окне. Кире вдруг почудилось, что она замерзает. Ледяная волна, как предчувствие, плеснула из сердца и разлилась по всему телу. Она с удивлением посмотрела на свои дрожащие ладони, на покрытые гусиной кожей колени и испугалась: это – озноб! Предвестник лихорадки или другой болезни. Если через мгновение остановится сердце – она будет избавлена от мук, но так навсегда и останется в памяти людей убийцей, кровожадным монстром, бездушной и циничной авантюристкой.
Стуча зубами, Кира вскочила со стула, бросилась к окну и с силой его захлопнула. В ту же секунду магнитная пластинка, держащая на весу декоративный экран батареи парового отопления, отскочила, и он рухнул на пол с одного бока, придавив Кире ногу.
Зажмурившись от боли, она присела на корточки и… замерла. Плоский целлофановый пакет с вещами, втиснутый между экраном и батареей, выглядел здесь столь же нелепо, сколь и пугающе. Кире, даже если бы захотелось что-то спрятать, никогда не пришло бы в голову отдирать экран. Она даже не знала, что он крепится на магнитах!
Дрожа то ли от озноба, то ли от волнения, она вынула пакет и вытряхнула на пол содержимое. Словно бомба, взорвавшаяся у нее в голове, глухо стукнул о паркетную доску пистолет. Прямо на него из пакета посыпались вещи – такие знакомые и такие… страшные. Белое домотканое платье и черная полушерстяная накидка.
Кира поняла, что вот-вот лишится чувств. В глазах померк дневной свет, льющийся из окна, а дыхание перехватило железной, чудовищной хваткой мгновенного ужаса. Она сидела на полу, дико таращась на свою находку, и беззвучно шевелила губами.
– Что ты делаешь? – раздался голос над головой, и Кира вздрогнула так, что чуть не потеряла равновесие.
Неизвестно откуда выросший за спиной отец с тревогой наблюдал за происходящим.
– Что с тобой, дочка? Почему ты на полу? – Он присел рядом и поднял накидку. – Откуда это у тебя?
– Папка… – прошептала она. – Это – самое ужасное, что могло произойти за последние два дня…
Но тот, казалось, ее не слышал. Он в изумлении рассматривал накидку и платье, словно Золушка, которой приготовили бальный наряд.
– Мамины вещи… Невероятно…
– Здесь еще одна… вещь, – Кира пальцем, словно боясь обжечься, подвинула ему пистолет.
– «Вальтер»! – ахнул отец. – Я, наверно, сплю…
– Значит, мы спим вместе, – хрипло сказала девушка. – И это – дурной сон, папка…
Он, моргая, смотрел на дочь, а она – на него.
– Что делать? – спросила Кира. – Эти вещи были спрятаны за батареей, и спрятаны кем-то! – она сделала ударение на последних словах. – Сами собой они появиться не могли. А тем более – в таком прагматичном месте.
– Какие еще факты? – взревел Кошкин. – Вранье на вранье, и еще клевета…
– Вранье на вранье, и еще клевета? – переспросил Тукс и снова указал на дверь: – В суд! Только в суд!
– Вы навредили следствию – раз, – Виктор загнул палец. – Вы опорочили и оклеветали человека, с которым проработали вместе много лет, а это подлость. Два! Наконец, вы просто переврали факты – три!
– Три? – Редактор ослабил галстук и расстегнул ворот рубашки. – Теперь давайте мои пальчики посчитаем. – Он растопырил пятерню. – Кира завалила журналистское расследование – раз! Попала в гнусную, отвратительную историю – два! Бросила тень на своих товарищей и на всю газету – три! У издания упал рейтинг – четыре! Если бы я не опередил писак из других средств массовой информации, нам бы просто пришел конец – пять! – Юсси Вильевич прищурился. – Достаточно? Это я еще не вспоминаю про ее былые «заслуги»! Про остров Хойту, например, и про убытки, которые мы понесли после выхода той публикации.
Виктор поднялся из-за стола.
– Я не знаю, будет ли на вас подавать в суд Кира, – это было бы хорошо, потому что она выиграет дело! – а я лично буду жаловаться своему руководству и в прокуратуру. Вы одним росчерком пера свели на нет всю работу следствия! – Он направился к двери.
Тукс бросился за ним.
– Очень странно это слышать, това… молодой человек! Вы же сами меня просили потопить Киру…
Виктор остановился как вкопанный.
– Я?!
– Ну, не вы, – редактор пожал плечами. – Из вашего ведомства.
Кошкин незамедлительно вернулся на место.
– Вот с этого момента – поподробнее, – скомандовал он. – Что значит – потопить?
– Ну… – Юсси Вильевич развел руками. – Сначала просили, чтобы я поручил ей это расследование. Я поручил. Потом, когда выяснилось, что она… Того…
– Что – того? – раздраженно спросил Виктор.
– Ну, что она замешана в убийствах…
– Вам это тоже в нашем ведомстве сказали? – Он постучал пальцами по столу.
– Разумеется! – расширил глаза Тукс. – А потом Кира сама подтвердила, мол, неприятности у нее в прокуратуре… Подозревают ее…
– Она искала у вас поддержку, – вздохнул Виктор. – Или хотя бы сочувствие! А вы…
– А мы, – подхватил редактор, – были расстроены! Даже очень! Но в вашем ведомстве нам опять посоветовали держать себя в руках и быть на коне.
– Это как?
– Посоветовали опередить конкурентов и потопить журналистку. Ей, мол, все равно конец. – Тукс покашлял в кулак. – Старый испытанный метод: бей своих, чтоб чужие боялись.
Кошкин задумался.
– А кто конкретно из нашего ведомства вам предложил этот испытанный метод? – поинтересовался он.
Редактор погрозил ему пальцем.
– Все вам скажи! Один сотрудник высокого ранга…
– Вы с ним лично беседовали? – небрежно спросил Виктор. – Или по телефону?
– Конечно, лично! – ответил Юсси Вильевич тоном, словно ему задали вопрос: «Вы разбираетесь в журналистике?» – Он и удостоверение показал. Все как положено.
– Удостоверение нашего Управления? – уточнил Кошкин. – Вот такое? – Он вынул из нагрудного кармана красную корочку.
– Почти, – кокетливо улыбнулся Тукс.
– Что значит – почти? – нахмурился Виктор. – Или да, или нет.
– В удостоверении было написано, – редактор поднял глаза к потолку, словно там крылась шпаргалка, – Главное управление…
– Внутренних дел? – машинально закончил Кошкин.
– Исполнения наказаний, – поправил Тукс.
Виктор вытаращился на редактора.
– ГУИН? К вам приходил человек из ГУИНа?
– Да, – торжественно кивнул Юсси Вильевич. – Вот видите: я вам и так много рассказал. Только из уважения…
Ошеломленный Кошкин поднялся из-за стола.
– Если что-то понадобится еще, – торопливо добавил редактор, – какая-нибудь информация… Приходите, не стесняйтесь. Всегда буду рад помочь.
Дверь за Виктором не успела закрыться, как распахнулась снова.
– Здравствуйте. – В кабинет, прихрамывая, вошел совершенно седой человек в дорогом черном костюме. Манжеты белой накрахмаленной рубашки выглядывали из-под рукавов, и Тукс обратил внимание на крупные золотые запонки. В руках незнакомец держал изящную трость. – Я к вам по делу…
Редактор хлопнул ладонью по столу.
– Когда-нибудь, хотя бы для вида, у нас появится в приемной секретарша или нет? – заорал он.
Человек замер на пороге.
– Возможно, я не вовремя, – сказал он с заметным акцентом и почему-то оглядываясь. – Но мне бы хотелось побеседовать с вами, господин… – он сверился с визиткой, – господин Тукс.
– О чем? – нетерпеливо спросил тот. – Только не говорите, что о журналистке по имени Кира!
– Именно о ней, – вошедший удивленно поднял брови. – Видите ли, когда-то она написала статью про остров Хойту…
Редактор разразился страшным хохотом.
– А вчера, – продолжал незнакомец, немного тушуясь от странного поведения собеседника, – я узнал, что у нее неприятности…
– Вы из милиции? – сотрясаясь от смеха, спросил Тукс. – Погодите, не отвечайте, я угадаю! Вы – зэк! Расстегните рубашку, у вас имеются купола?
– Простите? – не понял вошедший.
– А! – не унимался редактор. – Вы кладоискатель!
– Я в некотором смысле – ваш коллега, – внес ясность мужчина. – Работаю в издательстве High too. Моя фамилия Голд. Эндрю Голд.
– Ничем вам не могу помочь, коллега. – Тукс перестал смеяться. – Информацию о наших сотрудниках, даже бывших, мы не даем. Всего хорошего.
Седой учтиво поклонился и, прихрамывая, вышел из кабинета.
В приемной он задержался, размышляя, не вернуться ли и не предложить ли без обиняков редактору деньги, но передумал и направился в коридор.
У торцевого окна, облокотившись на подоконник, стоял Айвар Ляомяэ и лениво попыхивал сигаретой. Завидев необычного субъекта в шикарном костюме и с тростью, он выпрямился и на всякий случай приветливо кивнул. Незнакомец воспринял этот знак как желание пообщаться и, подойдя поближе, тоже облокотился на подоконник.
– Я говорю: костюм у вас классный, – зачем-то пояснил Айвар.
– Пошит в Лондоне, – охотно ответил мужчина с едва заметным акцентом. – У мастера по фамилии Геймер.
– Полосатенький! – оценил с улыбкой Ляомяэ. – Люблю костюмы в полоску.
– Полосатые костюмы – моя слабость, – седой задумался. – Я одно время только в них и ходил. Скажите… – он положил трость на подоконник, – вы работаете в этой редакции?
– А то! – подтвердил Айвар. – Я – специальный корреспондент.
– И знаете журналистку по имени Кира? – незнакомец пытливо заглянул ему в глаза.
– Кто же не знает старушку Киру! – ухмыльнулся тот.
– Давайте так, – седой оживился. – Я вам плачу триста долларов, а вы мне рассказываете про нее все, что знаете.
– А вы кто? – Айвар потушил сигарету и смерил незнакомца взглядом. – Дальний родственник, что ли?
– Я работаю в одном британском издательстве, – объяснил мужчина. – И готовлю книгу про остров Хойту. Моя фамилия Голд.
– Во-он что, – протянул Ляомяэ. – Тогда понятно. Значит, Кирочка имеет шанс попасть на страницы лондонской прессы? Это справедливо. У нас-то она уже прославилась! – И он подмигнул.
– У нее неприятности? – уточнил седой. – Из-за острова?
– Из-за здоровья. – Айвар оскалился. – У Киры началось головокружение от успехов.
– В газете написано, что она убила человека, – незнакомец покачал головой. – Просто так, из-за рейтинга. Как такое возможно?
– У нее все возможно, – махнул рукой спецкор. – Самовлюбленная девица, ничего собой не представляющая, но с огромным апломбом, она всегда была темной лошадкой. Нахапала бабла, купила квартиру, а запросы все растут и растут. Ну, попробовала кормить читателей жареными утками, а те оказались с тухлятиной. Дальше – хуже. Вступила в сговор с кинопрокатом, чтобы тот делился барышами, а взамен собиралась устроить скандальчик, переоделась героиней фильма – то ли баронессой, то ли царицей, а может, просто «синим чулком», подкараулила мужика, который вышел из кинотеатра, и… грохнула. Скорее всего, она хотела только попугать, жути нагнать, а тот, не будь дураком, стал сопротивляться, звать на помощь. Кира видит, что далеко зашла, ну и… – Айвар цокнул языком, – прикончила. Думала, с рук сойдет. Но остался свидетель. Какой-то пацан выгуливал овчарку. Смотрит: мужик кровью истекает, ну и пустил собаку по следу. Та и привела оперативников прямо к Кирочке в теплую постельку. Кстати, о постельке… Она и замуж-то вышла за какого-то клопа. Вот такого роста, – Айвар ткнул себя в плечо. – Полное ничтожество. Сидел дома и безропотно отстирывал окровавленные перчатки, когда жена возвращалась с очередного «дела».
– Мда-а… – протянул седой. – Слишком глупо, чтобы быть похожим на правду.
– Да это лишь десятая часть всей правды! – с жаром воскликнул спецкор. – Хотите, я вам про ее личную жизнь расскажу?
– Не стоит, – вздохнул незнакомец и полез в карман за бумажником. – Достаточно… Очень и очень жаль… Знаете, – он отсчитал купюры и протянул Айвару, – я заплатил бы вдвое больше, если бы все оказалось неправдой.
– Да? – тот закусил губу. Знай он об этом раньше, его рассказ изобиловал бы сейчас совсем другими подробностями. – А про Завадскую хотите что-нибудь услышать?..
На выходе из редакции прихрамывающего мужчину остановил Кошкин.
– Я вас видел в приемной, – заявил он, демонстрируя красную книжицу. – А потом – с Айваром у окна. Вы журналист?
– В некотором смысле – да, – с достоинством поклонился тот. – Я писатель.
– Еще один! – ухмыльнулся Виктор. – И поэт, наверно?
– Нет, стихи – не по моей части, – седой покачал головой. – А вы не любите поэтов?
– Терпеть не могу, – признался Виктор. – Особенно современных.
– Бывает, – посочувствовал тот. – Теперь, когда вы знаете, что я не поэт, у вас больше нет вопросов?
Кошкин перестал ухмыляться.
– Вы интересуетесь Кирой? – мрачно спросил он.
– Да, интересуюсь, – спокойно подтвердил мужчина. – А вы занимаетесь расследованием ее дела?
Виктор не ответил. Он, казалось, что-то обдумывал.
– Она действительно убила человека? – снова поинтересовался седой.
– Знаете, что… – Кошкин посмотрел на часы. – Уделите мне двадцать минут вашего времени.
Кира не могла найти себе место. Она бродила по квартире в полном отчаянии, двигала с места на место предметы на столе, пробовала принять душ, чтобы успокоиться, даже глотнула водки – ничего не помогало. Слезы душили ее, ноги сделались ватными, а сердце разрывалось от боли.
Как они могли! Люди, с которыми она проработала бок о бок, плечом к плечу семь лет, не просто отвернулись – они завязали потуже узел веревки на ее шее, они поспешно забросали землей яму, в которую она оступилась в темноте! Ей не верит никто: ни следователь, ни Виктор, ни коллеги. Она угодила в ловушку, расставленную глупыми и жуткими обстоятельствами. А может быть, не обстоятельствами, а… ее матерью? Может быть, прав отец, и все происходящее – знак, надрывный императив, зовущий ее сделать то, о чем она пока даже не помышляет? Неужели поездка на остров – волшебное лекарство от боли и бед, а клубок немыслимых катаклизмов распутывается одним только шагом на каменный берег?
Она остановилась перед фотографией матери. Печальный взгляд – и ничего больше! Ни намека, ни подсказки, ни сострадания…
– Мне плохо, мама… – прошептала Кира. – Помоги мне! Как понять тебя? Как расшифровать хитрую и жестокую вязь трагедий, которые, кажется, связаны с тобой? – Она тяжело опустилась на стул.
Ответа не было. Холодная тишина висела в комнате, и лишь неугомонный ветер тормошил занавески на открытом окне. Кире вдруг почудилось, что она замерзает. Ледяная волна, как предчувствие, плеснула из сердца и разлилась по всему телу. Она с удивлением посмотрела на свои дрожащие ладони, на покрытые гусиной кожей колени и испугалась: это – озноб! Предвестник лихорадки или другой болезни. Если через мгновение остановится сердце – она будет избавлена от мук, но так навсегда и останется в памяти людей убийцей, кровожадным монстром, бездушной и циничной авантюристкой.
Стуча зубами, Кира вскочила со стула, бросилась к окну и с силой его захлопнула. В ту же секунду магнитная пластинка, держащая на весу декоративный экран батареи парового отопления, отскочила, и он рухнул на пол с одного бока, придавив Кире ногу.
Зажмурившись от боли, она присела на корточки и… замерла. Плоский целлофановый пакет с вещами, втиснутый между экраном и батареей, выглядел здесь столь же нелепо, сколь и пугающе. Кире, даже если бы захотелось что-то спрятать, никогда не пришло бы в голову отдирать экран. Она даже не знала, что он крепится на магнитах!
Дрожа то ли от озноба, то ли от волнения, она вынула пакет и вытряхнула на пол содержимое. Словно бомба, взорвавшаяся у нее в голове, глухо стукнул о паркетную доску пистолет. Прямо на него из пакета посыпались вещи – такие знакомые и такие… страшные. Белое домотканое платье и черная полушерстяная накидка.
Кира поняла, что вот-вот лишится чувств. В глазах померк дневной свет, льющийся из окна, а дыхание перехватило железной, чудовищной хваткой мгновенного ужаса. Она сидела на полу, дико таращась на свою находку, и беззвучно шевелила губами.
– Что ты делаешь? – раздался голос над головой, и Кира вздрогнула так, что чуть не потеряла равновесие.
Неизвестно откуда выросший за спиной отец с тревогой наблюдал за происходящим.
– Что с тобой, дочка? Почему ты на полу? – Он присел рядом и поднял накидку. – Откуда это у тебя?
– Папка… – прошептала она. – Это – самое ужасное, что могло произойти за последние два дня…
Но тот, казалось, ее не слышал. Он в изумлении рассматривал накидку и платье, словно Золушка, которой приготовили бальный наряд.
– Мамины вещи… Невероятно…
– Здесь еще одна… вещь, – Кира пальцем, словно боясь обжечься, подвинула ему пистолет.
– «Вальтер»! – ахнул отец. – Я, наверно, сплю…
– Значит, мы спим вместе, – хрипло сказала девушка. – И это – дурной сон, папка…
Он, моргая, смотрел на дочь, а она – на него.
– Что делать? – спросила Кира. – Эти вещи были спрятаны за батареей, и спрятаны кем-то! – она сделала ударение на последних словах. – Сами собой они появиться не могли. А тем более – в таком прагматичном месте.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента