Герберт Фрэнк. НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

   — Довольно слабо, скажу я зам. Полагаясь на Гринберга, вы скорее всего окажетесь голым на Луне. Но я понял вашу идею. Предположим, э-э-э, цивилизация Морской статуи имела закон против угона ракет. Большая часть стран вводила такие законы до того, как мы стали, как вы знаете, настолько многочисленными, что полицейские не могли уже претворять их в жизнь.
   — Я помню это.
   Снидер широко раскрыл глаза:
   — Вы помните? Да, думаю, это возможно. Хорошо, предположим, Лэрри, в его нынешнем состоянии, обнаруживает, что кто-то похищает его ракету. Он импульсивно попытается остановить преступника, а позвать полицейского нельзя. И тогда ему придется принять сознательное решение. А это неправдоподобно, пока не закончится схватка, то есть, пока у него не появится время, чтобы подумать.
   — Значит, если я поймаю его на неожиданном, то могу рассчитывать на его человеческие рефлексы?
   — Да, но не путайте рефлексы с мотивациями. Вы не знаете, каковы его мотивации в настоящее время.
   — Продолжайте.
   Снидер откинулся назад и заложил руки за голову. Официант незаметно подошел, разливая напитки из скважин в своем торсе. Гарнер заплатил и отпустил его.
   Снидер резко заговорил:
   — Вы знаете, как он выглядит: пять футов и семь дюймов в высоту, темный и довольно красивый. Его родители жили в Оксфорде, но миллионерами не были. Он хорошо приспособлен и поразительно эластичен — вот почему ему удавалась работа с контактной телепатией. У него были некоторые волнения по поводу роста, но ничего такого, о чем мы могли бы беспокоиться. Они частично компенсировались тем, что он называл "немного сверх того".
   — Миссис Гринберг рассказывала мне об этом.
   — Частично он подразумевал под этим свою телепатию, и частично — медицинскую аномалию, о которой, как я полагаю, и рассказывала вам Джуди. Но он был очень серьезен по отношению к себе, как к чему-то особенному. Вы должны помнить и о том, что он читал мысли годами — мысли людей и дельфинов. Это накопило в нем полезную информацию. Сомневаюсь, так ли важны дельфины, но среди добровольцев, которые соглашались на контакт и чтение мыслей, были профессора физики, выдающиеся математики и психолога. Вы могли бы назвать его прекрасно образованным человеком. — Снидер выпрямился. — Помните об этом, когда пойдете против него. Вы не знаете интеллекта статуи, но у Лэрри свой собственный разум и чей-то еще. Он ловок, адаптивен и необычайно уверен в себе. Он подозрителен к суевериям, но искренне религиозен. У него прекрасные рефлексы. Я-то знаю. Я играл с ним в теннис: Джуди и я против него одного, и Лэрри неизменно выигрывал партию.
   — Тогда мне лучше быть начеку.
   — Конечно.
   — Предположим, его религии угрожают. Как он будет действовать?
   — Вы подразумеваете ортодоксальный иудаизм?
   — Нет, я говорю о любой религии, которой он теперь придерживается. Подождите, я это раскручу. Как он будет действовать при угрозе тому, во что верил всю свою жизнь?
   — Конечно, это вызовет его раздражение. Но он не фанатик. Бросьте ему вызов, и он охотно начнет спор с вами. Но попытайтесь изменить его мнение о чем-то фундаментальном, и вы получите настоящий урок. Вам тогда не удастся обойтись только словами. Понимаете, о чем я говорю?
   На огромном белом экране контрольно-транспортного космического центра две темные капли висели почти неподвижно. Хэлли Джонсон развернул камеру видеофона, чтобы Гарнер мог увидеть экран.
   — Военный корабль движется чуть быстрее судна для молодоженов. Если они и дальше будут так двигаться к Нептуну, то пройдут мимо друг друга.
   — А куда еще они могли бы направиться?
   — На несколько астероидов. У меня есть список.
   — Можно его прослушать?
   Джонсон зачитал имена четырнадцати второстепенных греческих богов.
   — Большая часть уже вычеркнута, — добавил он. — Когда корабли проходят перигей орбиты, продолжая наращивать скорость, мы вычеркиваем данный астероид.
   — Прекрасно! Держите меня постоянно в курсе событий. Как насчет моего корабля?
   — Будьте там в двадцать часов. Около двадцати одного вас выведут на орбиту,
   Штралдбругс-клуб не был единственным клубом с низким возрастным ограничением его членов (учитывая и Совет). Но это был единственный клуб, где возрастное ограничение возрастало на год через два проходящих года. В 2106 году каждому члену было по крайней мере сто сорок девять лет. Естественно, автодоки Штралдбруга были лучшими в мире.
   Однако лечебные резервуары по-прежнему выглядели, как чрезмерно увеличенные гробы.
   Люк выбрался из резервуара и прочел пронумерованный счет. Он оказался большим. Док произвел дренаж его позвоночника, сделал глубокое сокращение коленных суставов и определил мышечный тон; он перезарядил крошечную батарею в сердце, добавил гормоны и какие-то эзотерические субстанции в его кровоток. На курсе чиен-терапии ему измерили локализованные ультразвуковые пульсы; Люк почувствовал боль от основания черепа до копчика, но ощущение почти терялось в пояснице. Проверку завершали маникюр и педикюр.
   Люк воспользовался своей принадлежностью к Силам и выбил запас гормонов, антиаллергенов, отборных антибиотиков и общих омолодителей, которые будут поддерживать его подвижным и здоровым. Из отверстия в автодоке вышел шприц размером с пивную банку, по бокам которого четким шрифтом были отпечатаны инструкции. Люк поджал губы при виде иглы; но вы не можете использовать пульверизатор, когда необходима инъекция в вену. Он сказал доку, куда отправить счет.
   Еще немного черновой работы, и он может вздремнуть.
   Учитывая дряхлое состояние многих членов Штралдбруга, будки видеофонов клуба были достаточно большими, чтобы вмещать передвижные кресла. В кабине Люка воздух едва просвечивался от табачного дыма.
   — А как вы разговариваете с дельфинами? — спросил он, чувствуя себя до странности неуверенно.
   Фрэд Торранс ответил:
   — Так же, как вы говорили бы с Лэрри. Но Чарли будет отвечать на дельфинезе, и мне придется переводить. По видеофону вы не разберете его английский.
   — Ладно. Чарли, меня зовут Лукас Гарнер. Я из Сил. Ты знаешь, что случилось с Лэрри?
   Хрюкание, хихикание, свист, визг и скрипы! Только один раз Люку довелось слышать что-то подобное. Восемнадцать лет назад он был свидетелем в судебном разбирательстве по убийству. Трое других свидетелей — и жертва, которая, конечно же, не присутствовала, — были дельфинами.
   Торракс перевел:
   — Ему известно, что Лэрри утратил чувство своей тождественности. Доктор Янски звонил и рассказал об этом почти все.
   — Так вот, вчера Лэрри удрал от нас и стартовал на похищенном корабле. Я буду преследовать его. Мне бы хотелось знать обо всем, что Чарли может рассказать нам о нем.
   Снова дельфинья речь. Торранс сказал:
   — Чарли требует взамен одолжения.
   — Да, на самом деле? Какого? — Люк подбодрил себя. С ломкой языкового барьера пловцы-дельфины показали себя способными торговцами. К счастью или нет, жесткий и сложный моральный кодекс дельфинов легко подошел к концепции торговли ходоков-землян.
   — Он хотел бы поговорить с вами о возможности соучастия дельфинов в осеменении звезд.
   Из трех присутствовавших людей Торранс, морской биолог, яснее всех понимал, о чем шла речь. Чарли говорил медленно и четко, но и при этом Торранс часто путался с переводом. Для него двуязычная беседа шла следующим образом:
   — Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, — сказал Гарнер. — Чарли, вас посетила новая идея? Я никогда не слышал, чтобы дельфины хотели допрыгнуть до звезд.
   — Нет… скорее здесь новое качество. Вопрос обсуждался на абстрактном уровне, и многие проголосовали за него, причем скорее всего из боязни, что пловцы что-то упустят. Но меня самого не оставляет страстное желание вот уже третий день.
   — Значит, Гринберг. У него буквально навязчивая идея о космосе?
   — Пожалуйста, используйте настоящее время. Да, у него навязчивая идея, все верно. Я пару дней ощущал себя и мыслил, как Лэрри. Не скажу, что целиком понял желание посетить Джинкс, но могу объяснить его немного… Мне не хотелось бы использовать устаревшие термины, но частично это… — Чарли воспользовался английским словом: — Несогласие с судьбой. В какой-то мере можно понять: на Джинксе он мог бы иметь столько детей, сколько захотел бы, четыре или даже пять, и никто не выразил бы недовольство. Частично такое же желание иногда возникает у меня в этом водоеме. Данное пространство не для плавания. Лэрри хотел гулять по улице без малейшего страха наступить кому-то на пальцы, не боясь, что залезут в карман, что попадешь в пешеходный затор и шесть кварталов будешь идти задом наперед. Замечу, что я, анализируя ситуацию, значительно больше думал над этим, чем Лэрри.
   — А что вы чувствуете по поводу этого? Вы дельфин. Вы возможно, никогда не смотрели на звезды…
   — Мистер Гаррннрр, уверяю вас, что мы, пловцы, знаем, как выглядят звезды. Ваши агенты продали нам массу астрономических и астрофизических карт в иллюстрированных текстах. И прежде всего, мы иногда сами подымаемся в воздух!
   — Действительно! Но вопрос остается прежним: у вас огромный простор, вам никогда не наступали на пальцы, и никто, кроме убийцы, вероятно, не заинтересуется содержимым ваших карманов. Вам-то это зачем?
   — Наверное, как авантюра. Возможно, для создания новой цивилизации. Вы знаете, что за многие тысячи лет появилась только одна цивилизация пловцов. Моря не были изолированы так, как континенты. Чтобы понять лучший способ создания вещей, мы должны узнать, как устроены общества во множестве других миров. Это логично?
   — Да! — в голосе Гарнера безошибочно чувствовалась значительность. — Но дело может оказаться не таким легким, как вы думаете. Мы должны построить для вас совершенно новый корабль, мы должны снабдить его водой для плавания. А вода тяжелая, черт бы ее побрал! Держу пари, транспортировка дельфина будет стоить в десять раз дороже, чем транспортировка человека.
   — Вы используете воду для реактивной массы посадочных моторов. Не могли бы вы провести освещение в резервуары с водой?
   — Да, и мы можем заполнить их только на две трети, можем установить фильтры, чтобы удалять рыбу, водоросли и тому подобное, перед тем как вода пойдет к моторам. Мы можем даже установить небольшие емкости, в которых вы будете находиться, пока резервуары будут опустошаться во время посадки. Чарли, у вас имеется какое-то представление о стоимости всего предприятия?
   — Да, начинает появляться. Деньги — сложность.
   — Итак, вам известно все. И вам, вероятно, не удастся окупить дорогу тем, что производят дельфины. Да, вы можете отправить парочку в Страну Чудес, но как два дельфина останутся в здравом уме одни? Как они будут существовать? Засеять океан, это вам не поле пшеном засеять, даже когда создан слой пахотной земли. Рыба расплывется! Чтобы засеять океан, его надо засевать сразу весь, целиком! К тому же вы даже не можете заявить, что быть на звездном корабле — ваше право. Дельфины не платят пошлины ООН… Гм-м! — Люк почесал голову. — Чарли, сколько дельфинов могли бы оставить свой океан навсегда?
   — Столько, сколько мы захотим. Если потребуется, будут выбраны многие. Закон допускает такой выбор в случае крайней необходимости. Из сотен пловцов, принимавших участие в ранних экспериментах ходоков для доказательства нашей разумности, кроме двадцати-тридцати погибших при их выполнении, почти все были выбраны заново.
   — Ого… на самом деле? А ведь никто тогда не догадывался.
   Торранс удивился особому тону Гарнера. Он свидетельствовал чуть ли не об отвращении. Но дело было так давно; почему же он так шокирован?
   Гарнер сказал:
   — Оставим это. Сколько у вас добровольцев?
   — Они все добровольцы. Но вы хотите знать, сколько было добровольцев без жребия? Не более пятидесяти на сотню по всему океану, мне кажется.
   — Хорошо, теперь перейдем к вопросу о массированной рекламной кампании. Пожертвования дельфинов должны частично окупить стоимость дельфиньего космического корабля. Но это просто жест. Они будут ничтожны по сравнению с окончательной стоимостью, однако для вас — значительная помощь. Затем мы убедим большую часть мира ходоков, что на планете без дельфинов не имеет смысла жить. Излишне говорить, что я уже верю в это.
   — Благодарю вас. Спасибо от всех нас. Пловцы будут участвовать в этой рекламе?
   — Непосредственно нет. Нам понадобятся заявления и решения от выдающихся пловцов, таких, как тот, кого газеты называют Адвокатом. Вы знаете, о ком я говорю?
   — Да.
   — Учтите, я делаю только предположения. Мы найдем консультанта по общественному мнению, агента по рекламе, и пусть он делает свою работу. Возможно, все дело окупится само собой,
   — Могли бы мы уменьшить затраты, перемещая пловцов во времязамедляющем поле доктора Янски?
   Гарнер выглядел почти удивленно. Торранс ухмылялся, понимая его реакцию: И ЭТО ГОВОРИТ ДЕЛЬФИН?
   — Да, — сказал Гарнер, кивнув самому себе. — Правильно. Нам даже не потребуются резервуары. Пусть люди отвечают за эксплуатацию корабля и держат вас в замороженном виде, пока не найдут и не засеют небольшое море типа Средиземного…
   Разговор длился и длился…
   — Итак, решено, — произнес Гарнер спустя долгое время. — Поговорите с дельфинами, особенно с теми, у кого есть власть. Но ничего не начинайте, пока я не вернусь. Я сам выберу агента по рекламе. Хорошего агента.
   — Мне не хотелось бы напоминать вам об этом, но нет ли здесь опасности, что вы не вернетесь?
   — Святой Ханкаи! Я совсем забыл. — Гарнер взглянул на свое запястье. — Мне уже следовало бы вздремнуть. Чарли, давайте быстренько поговорим о Гринберге. Какое у вас мнение о нем?
   — Боюсь — предубежденное. Мне он нравится, и я завидую его рукам. Он очень чужой для меня. И все же, возможно, нет. — Чарли дал себе опуститься на дно бассейна. Торранс воспользовался возможностью прочистить горло, которое резало так, словно он обедал бритвенными лезвиями.
   Чарли появился на поверхности и выпустил струю.
   — Он не чужой. Напротив! Он думает во многом как я — контактировал со мной несколько раз еще до того, как мы рискнули провести контакт наоборот. Он практичный шутник — нет, это очень далеко от правильного понятия. Ладно, вот что можно сделать. Лэрри — это дельфиний тип практичного шутника. Много лет назад он выбрал несколько наших самых известных шуток, старых острот, которые мы считаем классикой, и преобразовал их в то, что мог использовать как ходок. Но потом решил не применять их, так как мог угодить из-за этого в тюрьму. Если он больше не боится тюрьмы, то может соблазниться и разыграть эти шутки.
   — Вот как?
   — Да, например такие, которые я бы не стал применять к пловцам. Я должен использовать английское слово: гипотизм.
   Торранс вставил:
   — Я не понял этого.
   — Определяется как вызванное состояние мономании.
   — А-а, гипнотизм.
   — Лэрри изучал его все время и даже пытался использовать — у него это работало. Но для пловца такие вещи неэффективны.
   — Значит, он уже опробовал это, — кивнул Гарнер. — Что еще?
   — Гаррннрр, вы должны понять, что бульканье-жужжание-ССККРРИПЫ в действительности не являются практичной шуткой. Это способ рассматривать вещи. Закинуть английский ключ в механизм — часто единственный способ заставить кого-то починить, заменить или переделать агрегат. Укусив пловца за плавник в нужное время, можно изменить все его отношение к жизни, и часто в лучшую сторону. Лэрри понимал это.
   — Я тоже хотел бы понять. Благодарю за потраченное время, Чарли.
   — Наоборот! Наоборот! Спасибо вам за ваше!
   Час до долгого прыжка. Горло Люка хорошо поработало. Он мог потратить время на пятнадцатиминутный сон, но нет ничего хуже, чем чувство пробуждения после него.
   Он сидел в читальной Штралдбруга и размышлял о Гринберге.
   Почему он стал другим? Ну — это легко. Имея два набора воспоминаний, он естественно избрал тождество, более пригодное для того, чтобы выделить себя из других тождеств. Но почему он цепляется за него? Он должен же узнать со временем, что он — не Морская статуя. И у него, у Лэрри Гринберга, была прежде счастливая жизнь.
   У него такая жена, что можно позавидовать — и она любит его. По мнению доктора Снидера, он был стабильным и хорошо приспособленным. Ему нравилась его работа. Он думал о себе, как о чем-то особенном.
   Но Морская статуя стала единственной во вселенной, последней из своей расы, она находилась в безвыходном положении среди враждебного мира. Морская статуя не оказала воздействия на Гринберга — значит, телепатический гипноз был в некотором роде ограничен.
   Из всех, в плотную соприкоснувшихся с нею, разумным остался только Гринберг.
   Можно предположить, подумал Гарнер, что Гринберг как Гринберг не мог бы воспринимать воспоминания Морской статуи и удерживать их в своем сознании. Он должен оставаться Морской статуей, иначе вообще не сможет действовать. В противном случае парень по крайней мере попытался бы измениться снова.
   Но та особая дерзость, которую он продемонстрировал на допросе… Не раб. Не человек.
   Робот тихо склонился к его уху. Гарнер повернулся и прочел в мягком сиянии на груди официанта: "Вас просят немедленно позвонить мистеру Чарльзу Уатсону".
   Чак Уатсон был толстым человеком, с жирными губами и носом, который походил на бесформенную кучу замазки. У него были щетинистые черные волосы, стриженные под "ежик", а на щеках и челюсти лежали серые тени под семнадцатый век. Однако вид у него оставался незлобивым. На установленном посреди стола большом экране прокручивался фильм на ненормальной скорости. Ни один человек из тысячи не мог бы читать так быстро.
   Зазвенел зуммер. Чак оторвался от чтения и повернулся к видеофону. Несмотря на полноту, он двигался быстро и сноровисто.
   — Я здесь.
   — Звонит Лукас Гарнер, сэр. Вы хотели его видеть?
   — Сгораю от нетерпения. — Голос Чака Уатсона не соответствовал его внешности. Это был голос командира, глубокий звонкий бас.
   Люк выглядел усталым.
   — Вы спрашивали меня, Чак?
   — Да, Гарнер. Я думаю, вы можете помочь мне кое в каких вопросах.
   — Прекрасно, но у меня ограниченное время.
   — Я проверну все быстро. Во-первых, сообщение с Цереры в Титан Энтерпрайс. "Золотое Кольцо" стартовало вчера при полном радиомолчании, стартовало с базы Топеки, и Пояс намерен представить счет за обслуживание и обеспечение трассы. Титан направил предупреждение к нам. Они утверждают, что их судно похищено.
   — Это правда. Подробности в "Канзас-Сити". Это очень запутанная история.
   — Часом позже военное судно "Иво Джима"…
   — Тоже похищено.
   — Какая-нибудь связь с инцидентом с Морской статуей в университете Лос-Анджелеса?
   — Полная связь. Видите ли, Чак…
   — Я знаю — могу прочитать в "Канзас-Сити". И последнее… — Чак пошарил среди кассет с фильмами на столе. Его голос был подозрительно мягким, когда он произнес: — Вот оно. Ваше объявление, что вы покидаете Топеку на реквизированном военном корабле "Хайнлайн"; отправление — база Топеки в 21.00; место назначения неизвестно, вероятно, Нептун; цель — официальное поручение, Гарнер, я всегда говорил, что такое случится, но на самом деле никогда не верил в это.
   — Я не бегу от старости, Чак. Это просто необходимо.
   — Самая крутая атака стариков, о которой я когда-либо слышал. Что тут такого необходимого, чтобы отправлять вас в космос в вашем возрасте?
   — Крайне необходимо.
   — Вы не можете объяснить?
   — Нет времени.
   — Предположим, я прикажу вас не выпускать.
   — Думаю, это будет стоить жизней. Многих жизней. Еще это может стать концом человеческой цивилизации.
   — Какая мелодрама!
   — Увы, голая правда.
   — Гарнер, вы хотите, чтобы я признал свое собственное невежество и позволил вам продолжать пребывать в вашем невежестве из-за того, что вы единственный эксперт в подобной ситуации. Верно?
   — Думаю, что так.
   — Прекрасно. Мне не нравится принимать свои собственные решения. Вот почему они засадили меня за этот стол. Ко, Гарнер, вы должны знать что-то такое, что не известно "Канзас-Сити". Почему бы вам не позвонить мне после старта? Я бы изучил вопрос тем временем.
   — На случай, если я откину копыта? Хорошая идея.
   — Не берите в голову, ладно?
   — Конечно, нет.
   — И прихватите свои витамины.
   Как оперенная стрела, "Золотое Кольцо" удалялось от Солнца. Сравнение банальное, но точное, поскольку гигантское треугольное крыло находилось прямо на хвосте судна, а тонкий стержень фюзеляжа вытягивался далеко вперед по оси. Небольшие передние крылья по бокам втянулись сразу после старта. Большой стабилизатор был лабиринтом труб. Горячий пар, нагретый двигателем, проходил по кругу через генератор и охладительные трубы, а затем возвращался к началу цикла. Большая часть энергии питала термоядерный щит сопла двигателя. Остальная часть поступала в систему жизнеобеспечения.
   В одном отношении, однако, сравнение со стрелой было неверным: "Стрела" летела, оседлав пылающий, как солнце, факел, который горел в ее брюхе.
   Кзанол криком выразил недовольство. Карты вновь не совпали. Он сгреб со стола дубинообразными руками изящные безделушки, вмял их в пачку карт и разбросал по полу. Затем осторожно встал на ноги. Двигатель развивал одну земную единицу ускорения, и у него не было времени, чтобы привыкнуть к дополнительной силе тяжести. Он сел за стол и порылся в нижнем ящике. Потом вернулся с новой колодой, распечатал ее, дал автотусовщику поработать с ней, затем забрал и начал раскладывать пасьянс. Пол вокруг него был устелен небольшими кусочками магнитных пластиковых карт.
   Возможно, стоит придумать какое-нибудь подходящее наказание для пилота, который научил его этой игре.
   Пилот и штурман неподвижно сидели в рубке управления. Время от времени пилот шевелил руками, слегка меняя курс. Каждые четырнадцать часов или около того штурман приносила Кзанолу чашу воды и возвращалась на свое место. Актинический газ, выходящий из брюха корабля, все больше разгонял космическое судно.
   То была прекрасная ночь. Прошло столько лет, и Гарнер наконец увидит звезды; в городах они не сияют из-за смога и неонового зарева, а американские континенты были в основном одним большим городом. Вскоре он увидит звезды ближе, чем за прошедшие полвека. Воздух напоминал дыхание Сатаны. Гарнер был мокрым от пота, также как Андерсон и Ньюмьюф.
   — А я говорю, что мы смогли бы сделать это сами, — сказал Андерсон.
   — Ты не знаешь, что искать, — возразил Гарнер. — Я готовил себя для этого. Я десятилетиями читал научную фантастику. Столетиями! Ньюмьюф, куда вы?
   Ньюмьюф, темный, низкого роста парень, повернулся и зашагал прочь.
   — Время пристегнуться ремнями, — бросил он, оглянувшись. — Бон вояж!
   — Он пошел в кабину пилота ракетоносителя, — объяснил Андерсон. — Мы подведем этот эскалатор к самому кораблю.
   — О-о. Я хотел бы его получше рассмотреть. Он — как одна большая тень.
   Тень была горбатой; как огромная ящерица с бумажным жалом, воткнутым в ее спину. Бумажный планер был ракетопланом, заполненным водородом, который поддерживал огонь в прямоточном реактивном двигателе, а использование в полете охлажденного жидкого водорода предназначалось для создания жидкого кислорода. Тонкий цилиндр с крепежными элементами для спасательных работ, входивший в верхнюю часть поверхности, был термоядерным двигателем крейсера. Корабль был рассчитан на двух человек.
   Применение термоядерного двигателя в атмосфере Земли было бы смертельным нарушением. Стартовав с Земли на восемнадцать часов раньше, Месней и Кзанол-Гринберг нарушили двенадцать профессиональных законов, пять международных правил и соглашение с Поясом.
   Другое судно, протрубив как гнев Господний, стартовало ввысь. Гарнер зажмурился от вспышки света.
   — Это судно для нашего разгона, — сухо сказал Андерсон.
   Люк устал задавать глупые вопросы. Он решил не надоедать Андерсону. Если парень захочет рассказать ему, зачем им судно для разгона, то сделает это.
   Они достигли нижней части эскалатора.
   — Встретимся наверху, — крикнул Гарнер, вытягивая свою пепельницу. Андерсон вытаращил глаза и подпрыгнул, когда передвижное кресло инвалида превратилось в летающее блюдце. Силы используют незаконные летательные аппараты? И это Силы?
   Насвистывая, Андерсон поехал вверх по ступенькам. Этот полет может оказаться забавным!
   — Теперь оставьте кресло на платформе эскалатора, — сказал он наверху. — Мы условились, что его доставят в местный Штралдбругс-клуб. Они позаботятся о нем. А я внесу вас внутрь, сэр.
   — Достань мою аптечку. А я пройдусь, — сказал Гарнер. И он пошел, шатаясь и хватаясь за все руками. Ему с трудом удалось дойти до своего стартового кресла. Андерсон нашел аптечку и последовал за ним. Он проверил аварийную сетку Гарнера, затем занялся собой.
   — Ньюмьюф? Все готово, — произнес Андерсон в пустоту и вернулся к своим объяснениям. — Другая ракета несет огромный запас твердого топлива, такой же большой, как наше судно. Это ступенчатые ускорители, которые потом будут отстрелены. Наша мощность ничуть не больше, чем у "Золотого Кольца", и мы на полтора дня отстаем от них, поэтому нам придется воспользоваться этим грузом для начального ускорения. Неэффективно, но если все сработает…
   — …то все будет хорошо, — закончил за него Гарнер. Его голос был заглушён тягой линейного акселератора. Пять секунд продолжалось беззвучное давление — тяга в две единицы ускорения. Затем вспыхнули силовые цилиндры, и они оторвались от Земли.