Это было чертовски неудобно.
– Ты стал другим человеком, – сказал ему Кэйзенов, когда услышал новость. – В последний раз, когда мы виделись, ты выглядел таким пристыженным страдальцем. Теперь могу поклясться, ты стал моложе. Ты выглядишь… счастливым. К сожалению, это не то слово, которое когда-либо подходило тебе, друг мой. Я рад, что все так хорошо сложилось. – Он усмехнулся. – Ну и сезон у нас выдался, а? Мы оба нашли любовь там, где меньше всего ожидали.
Кэйзенов был прав. Рочдейл действительно чувствовал себя моложе. Он не улыбался так часто с тех пор, как был мальчишкой в Суффолке. Наверное, он выглядит таким же томным дурачком, каким выглядел Кэйзенов, когда влюбился во вдову своего лучшего друга. Рочдейлу следовало бы чувствовать себя униженным, но в его жизни уже слишком поздно начинать беспокоиться о чужом мнении.
В качестве свадебного подарка Рочдейл решил купить Грейс лошадь. Как замечательно будет кататься вместе в парке ранним утром, когда там еще никого нет й можно пустить лошадей в свободный галоп. Она говорила, что раньше ей нравилось ездить верхом, но что она редко садилась на лошадь с тех пор, как покинула Девон. Нет сомнений, епископ не одобрял наездниц. Но Рочдейл рисовал в своем воображении Грейс в элегантной амазонке, с пером на шляпе, скачущей быстрее ветра, и решил, что ей нужна соответствующая лошадь.
Он стоял, прислонившись к широкой колонне, и наблюдал за хорошенькой, изящной гнедой кобылкой, которую водили разными аллюрами по кругу в «Таттерсоллз», [4]когда услышанный обрывок разговора привлек его внимание. Он вытаращил глаза, услышав свое имя и слово «кандалы», за которым последовали громкие крики и хохот. Такой интерес к его личной жизни становится утомительным. Он не вышел из-за колонны, чтобы его не заметили и не вынудили вступить в разговор. Почему нельзя позволить мужчине спокойно любить женщину, почему весь свет устраивает из этого развлечение?
– …пари с Шином.
Рочдейл навострил уши. Проклятие! Он надеялся, что сплетни о том отвратительном пари уже иссякли.
– …женщина, как она, заключает пари с таким мерзким ублюдком, как Шин.
– Только Бог знает, какие ставки она предложила.
– Они, должно быть… были интересны для Шина, раз он на них согласился.
Неприличный смех наполнил воздух. Рочдейл забыл о лошади и сосредоточился на разговоре. Что-то тут не так. Непохоже, чтобы они говорили о его пари. Неужели было другое?
– Поскольку он проиграл, мы, вероятно, никогда не узнаем ее ставку.
– Интересно, что она выиграла?
– Зная вдову Марлоу, надо полагать, что она скорее всего получила крупный банковский чек для своей чертовой благотворительности. Если верить моей жене, это все, что ее интересует.
– Ты прав – она, наверное, выиграла крупное пожертвование и в придачу поставила на колени Рочдейла.
Опять хриплый хохот.
– Остается только восхищаться ее смелостью, поспорить, что заставит Рочдейла жениться на ней.
Что?
– Я-то думал, он крепкий орешек.
– Должно быть, она сыграла его же оружием, соблазнением.
– Надо же, а говорили, что она набожная.
– Набожная или развратница, в конце концов они все всегда добиваются своего.
Мужчины отошли в сторону, и Рочдейл больше ничего не услышал. Но он понял достаточно. Грейс заключила пари с Шином, что сможет заставить Рочдейла жениться на ней.
И разумеется, выиграла.
Внутри начал закипать гнев.
Неудивительно, что она пригласила его к себе домой и бросилась, в его объятия. Неудивительно, что она так открыто намекала, что хочет большего, чем просто роман. Но почему? Зачем ей заключать такое пари? И тем более с Шином. И что же она выиграла? Еще одно крыло в Марлоу-Хаусе? Второй этаж? Третий?
Проклятие! Она обвела его вокруг пальца как дурака. Он точно не знал почему и что она этим выиграла, но вся сцена в ее гостиной начала приобретать больше смысла. Грейс хотела, чтобы он женился на ней, чтобы остановить сплетни из-за его пари. И с подачи Шина захотела, чтобы их свадьба состоялась немедленно. Нет сомнений, Шин установил ей временные рамки, точно так же, как сделал с Рочдейлом. И ей нужно было объявление в газетах как доказательство своего выигрыша.
Он сразу же вспомнил, как она настаивала, чтобы он не выходил из нее во время близости, рискуя родить ребенка, который еще больше привязал бы его к ней.
Раскаленный гнев нахлынул на него, струясь по венам. Будь она проклята! Рочдейл думал, что она другая. Но она оказалась такой же, как все, использовала его, чтобы достичь своих целей. Точно так же, как любая другая. А он был слишком ослеплен любовью, чтобы разглядеть это.
Но теперь его зрение прояснилось. Он увидел ее такой, какая она есть. Женщина, которую он считал такой чистосердечной и хорошей, сделала из него дурака. Она заставила, его мучиться от чувства вины, заставила умолять о прощении, заставила полюбить. И все это, чтобы спасти свою репутацию и выиграть пари у Шина.
В конечном счете она ничем не лучше его. Но еще не поздно положить конец этой игре, он еще не безнадежно попал в западню.
Было еще слишком раннее время для шампанского, но Грейс было все равно, так же как и ее подругам. Нужно было отпраздновать две помолвки: Пенелопы с Юстасом Толливером и Грейс с Рочдейлом.
«Веселые вдовы» снова собрались в гостиной Грейс, своем любимом месте для встреч. Лакей откупорил две бутылки французского шампанского и налил его в высокие бокалы с изящными, витыми ножками. Горничная поставила подносы с засахаренными фруктами и пирожными на стоящие рядом столики, но никто, похоже, не интересовался едой. Настроение было таким же пенящимся, как вино, все смеялись и говорили одновременно.
Вильгельмина встала и подняла бокал, призывая к тишине. Все глаза в ожидании обратились к ней.
– В начале этого сезона, – сказала она, – собравшиеся здесь заключили пакт и стали «веселыми вдовами», решив искать любовников и снова наслаждаться радостями спальни. Но пакт на самом деле означал другое. Он означал освобождение и призывал взять жизнь за рога и жить в полную силу. Вы все сделали это и попутно нашли любовь и счастье. Учитывая, что одна из вас уже счастливо замужем, – она кивнула на Марианну, – а три другие скоро выйдут замуж, думаю, что пора предложить тост за веселых жен. Пусть любовь, смех и счастье наполняют ваши дни, и продолжайте жить полной жизнью с мужчинами, которых любите.
Все встали и подняли бокалы.
– За веселых жен, – сказала Вильгельмина, – и за последнюю «веселую вдову». За нас.
Они со звоном сдвинули бокалы и повторили:
– За нас.
Когда день превратился в сумерки, а бутылки шампанского опустели, смех и разговоры все еще наполняли комнату. В разговоре преобладали свадебные планы и летние каникулы. Только у Грейс не было планов, о которых можно было бы рассказать.
– Я не могу надолго оставить Лондон, – сказала она. – В Марлоу-Хаусе еще столько работы, и я чувствую, что обязана присутствовать. Вы и представить не можете, что эти дополнительные деньги означают для будущего. Когда мы начинали сезон, я и мечтать не могла, что на нас вдруг свалятся такие деньги. Теперь мы можем сделать гораздо больше, чем…
– Да, ваши чертовы вдовы и сироты – это все, что вас заботит, – раздался мужской голос. – Какое счастье, что на вас свалилась и еще одна крупная сумма.
Грейс изумленно открыла рот, увидев Рочдейла, стоящего на пороге гостиной с горящими от ярости глазами. Все разговоры смолкли – подруги удивленно смотрели на него.
– Простите, мадам, – произнес раздосадованный дворецкий, появляясь вслед за Рочдейлом. – Я не смог остановить его. Он промчался мимо меня, и я не успел объявить его.
– Все хорошо, Сперлинг. – Грейс не отрывала от Рочдейла настороженных глаз. – Его светлости здесь рады в любое время, его не нужно объявлять.
– Можете не беспокоиться на этот счет, мадам, – сказал Рочдейл, – потому что я больше не появлюсь.
О чем он говорит? И почему он говорит такие вещи перед ее подругами? Ей стало так жарко, что она покраснела с головы до ног.
– Что значит – вы больше не появитесь? – спросила она. – Вы знаете, что можете всегда…
– Я устал от ваших игр, мадам. Я узнал о вашем маленьком пари с Шином. Ах да, можете краснеть, моя дорогая. Вы почти поймали меня. Вы почти убедили меня, что вы другая. Но это не так, и мне следовало догадаться раньше. Мы были на волосок от величайшей ошибки. Но вовремя узнали, какого презрения достоин другой. Мы можем разойтись невредимыми, более или менее.
– Но, Джон…
– Знаете, вы ведь действительно одурачили меня. Я думал, что вы такая чертовски хорошая. Такая милая и невинная. Но вы двигали мной, как марионеткой, танцующей на ваших веревочках. И все для того, чтобы спасти вашу репутацию и выиграть еще один большой куш у Шина.
– Нет, Джон, вы все не так поняли…
– Слава Богу, я узнал, что вы на самом деле за человек, и узнал до того, как вы защелкнули кандалы на моих ногах. Не будет никакой свадьбы, моя дорогая. Люди могут называть меня подлецом, меня называли и похуже. Но я не согнусь под давлением общества, чтобы жениться на женщине, которая так бесстыдно обманывала меня. Прощайте. Ноги моей больше не будет на вашем пороге.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и добавил:
– Если родится ребенок, по крайней мере на этот раз я буду уверен, что он мой. Свяжитесь с моим управляющим, и я прикажу прислать вам еще один банковский чек.
С этими словами он вышел.
Грейс была так поражена, так унижена и подавлена, что едва могла дышать, а тем более двигаться. Как мог он наговорить ей такие ужасные вещи? Да еще перед подругами? Почему он не позволил ничего объяснить? Как мог он разорвать их помолвку, когда они так любят друг друга?
О Господи, Господи, Господи. Что же ей теперь делать?
В неловкой тишине комнаты ее сдавленный всхлип прозвучал как звук трубы. Подруги подхватили ее под руки, и она горько разрыдалась.
– Милорд?
Рочдейл обернулся к дворецкому, который спешил за ним от парадной двери.
– Что?
– Могу я рекомендовать вам пройти к выходу через конюшни?
Рочдейл бросил на него злобный взгляд. Он только что разорвал помолвку с женщиной, которую считал особенной, а этот надутый слуга беспокоится о том, какой дорогой он пойдет?
– Я пойду той дорогой, какой захочу, Сперлинг. Если вас беспокоит, что меня увидят покидающим резиденцию вашей драгоценной миссис Марлоу, то уже слишком поздно волноваться об этом. Мне глубоко наплевать, кто меня увидит.
– Милорд, пожалуйста. – В его голосе зазвучала умоляющая нотка и намек на что-то напоминающее отчаяние в глазах. – Пожалуйста, пройдите через конюшни. Я советую вам заглянуть внутрь.
– О чем, черт возьми, ты говоришь, Сперлинг? У меня нет ни времени, ни желания посещать конюшни мадам.
– Простите мою дерзость, милорд, но если вы заглянете в конюшни, то, думаю, поймете, какую большую ошибку сейчас совершаете. Пожалуйста, не заставляйте меня объяснять. Я и так уже сказал слишком много. Но я не могу видеть мадам такой несчастной.
Заинтригованный, Рочдейл вздохнул и согласился сделать крюк через конюшни. Дворецкий бурно поблагодарил его и вернулся в дом.
Оставив свою карету у парадного крыльца, Рочдейл свернул за угол и направился в конюшни. Он шел вдоль длинного ряда денников и помещений для карет, пока не нашел вывеску «Марлоу». Он вошел внутрь и увидел городской экипаж Грейс. Стойла напротив занимали упряжные лошади. Но лошадей было пять, а не четыре. Он медленно прошел мимо каждого стойла, пока не остановился у последнего.
Господь милосердный. Это была Серенити. Она увидела его и радостно заржала. Он протянул руку, Чтобы погладить ее красивую шею, безумно радуясь, что видит ее снова. Но что она здесь делает? И тут вдруг он начал понимать, о какой ошибке говорил Сперлинг.
– Вам помочь, господин?
Рочдейл обернулся и увидел конюха, сидящего на табурете около кареты и полирующего медные детали на сбруе.
– Хорошенькая, да? – Он кивнул в сторону Серенити.
– Да, хорошенькая. А как она здесь оказалась?
– Точно сказать не могу. Может, мадам купила ее, хотя она ничего такого не говорила. Эту кобылу привел вчера один из конюхов лорда Шина. Сказал что-то насчет того, что ее выиграли в пари, хотя мадам ведь не играет. А это, я думаю, дорогая штучка. Не то, что ваши обычные упряжные.
Да, Серенити не была обычной упряжной лошадью. А Рочдейл не был обычным дураком. Он был самым большим идиотом, который когда-либо ходил по земле.
Зрелище, которое он увидел, когда благодаря Сперлингу вернулся в гостиную Грейс, разбило его сердце. Она лежала на диване, свернувшаяся в клубок, зарывшись лицом в колени Вильгельмины. Плечи Грейс вздрагивали от тихого плача. Вильгельмина гладила ее по волосам, а Марианна держала за руку. Две другие подруги придвинули стулья к дивану и склонились над Грейс, так что она оказалась в коконе дружеского участия.
Его недавняя жестокость была чудовищна. Довести эту прекрасную женщину до такого… это было больше чем бесчеловечно. С него живого следовало бы содрать кожу за то, что он сделал это с ней. Единственное, что ему оставалось, это уйти. Он причинил уже достаточно горя. Но он любил ее.
Рочдейл вошел в комнату. Вильгельмина заметила его первой и практически зарычала на него. Но он подошел ближе, не испугавшись гнева в ее глазах. Марианна увидела его и резко вдохнула. Она открыла рот, чтобы заговорить, но он жестом остановил ее. Он хотел говорить только с Грейс и ни с кем другим. Остальные могут обрушиться на его голову позже. Сейчас его интересовала только Грейс.
Он обогнул стулья, на которых сидели Пенелопа и Беатрис, и опустился на корточки перед Грейс. Обе подруги позади него заговорили, но Вильгельмина знаком велела им замолчать.
– Грейс, любовь моя.
Она вскинула голову и удивленно открыла рот. Рочдейл едва не застонал вслух, увидев ее заплаканное лицо. Глаза опухли и покраснели, лицо побледнело, щеки были мокрые от слез. Грейс, гордившаяся своим ледяным спокойствием в любой ситуации, была убита горем. И во всем виноват он.
Она повернулась и села, чтобы посмотреть на него. Вытирая щеки нетвердой рукой, она смотрела на него с отчаянием в глазах, но ничего не говорила.
– Я был в конюшнях, – тихо произнес он. – И теперь понимаю. Не думаю, что вы готовы простить меня за ту ужасную вспышку. Честно говоря, с вашей стороны было бы справедливо прогнать меня прочь после всего, что я наделал. Видит Бог, я не заслуживаю никакого участия, но, пожалуйста, выслушайте меня.
Он протянул руку и взял ее дрожащую ладонь в свою. То, что Грейс позволила это, ободрило его, и в несчастном сердце затеплилась надежда.
– Я люблю тебя, Грейс. Я люблю тебя безумно и безрассудно. И сила этой любви пугает меня, потому что я очень долго не позволял себе отдаться этому чувству и еще не научился принимать безусловно твою любовь. Ты однажды назвала меня трусом и была совершенно права. Я никогда не хотел ощущать боль, разочарование или предательство, поэтому закрылся для всех. Я боялся, что мне причинят боль.
Когда я случайно услышал о твоем пари с Шином, о том, что ты заставила меня жениться на тебе, я почувствовал себя преданным. Я набросился на тебя, потому что хотел свалить всю боль на тебя, вот такой я трус. Я хотел ненавидеть тебя, чтобы не чувствовать боль от любви к тебе. Но я не знал тогда, о чем было пари. Я не знал, что оно было заключено, чтобы вернуть Серенити. Ведь ты поэтому заключила это пари, да? Чтобы выиграть ее для меня?
Она кивнула и вытерла слезы.
– О Грейс. Какая чудесно отважная глупость. – Он поцеловал ее руку, а потом, поскольку Грейс все еще дрожала, он накрыл ее ладонь обеими руками и держал, как маленькую раненую птичку. – Какая типичная для тебя забота, щедрость и самоотверженность. Как мог я подумать что-то другое, моя дорогая девочка? Я так люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня, поэтому надеюсь, ты простишь меня за то, что я был таким идиотом. Ты сказала мне однажды, что любишь все во мне, и хорошее, и плохое. Надеюсь, это включает и мою глупость. Потому что мы не просто любим друг друга, Грейс, мы нужны друг другу. Без тебя моя жизнь бесцельна и пуста. Без меня твоя жизнь безнадежно приземленна. Но вместе мы можем летать. Ты только начала расправлять свои новые крылья. Летим со мной, моя любовь. Давай вместе прыгнем за грань неизведанного. Давай вместе будем безумными, безнравственными авантюристами. Мы будем каждую ночь заниматься любовью. Ты сделаешь это со мной, Грейс? Ты все-таки выйдешь за меня замуж?
Она, дрожа, потянулась к нему, и Рочдейл наклонился и подхватил ее на руки. Он даже не заметил, что остальные давно отошли. Все четыре подруги стояли теперь сбоку, и уголком глаза он видел, что все они утирают слезы.
– Да, – прошептала Грейс в его плечо. – Да, я все-таки выйду за тебя. – Она подняла голову, вытерла рукой лицо и сказала: – Но больше не смей меня так пугать. Мы должны доверять друг другу, Джон. Полностью.
– Ты права, любовь моя. Но все, что касается любви и доверия, так ново для меня. Я помог тебе понять страсть. Ты должна помочь мне понять доверие. И смелость. Твоя смелость удивительна. А я все еще склонен к трусости. Только посмотри, что я наделал сегодня.
– Нужно очень много смелости, чтобы сказать все то, что ты сказал, в присутствии моих подруг.
– Они были свидетелями моей жестокости. С тем же успехом они могут быть свидетелями моих извинений и признания в любви. Думаю, они мне это припомнят.
– Несомненно, милорд, – ответила Вильгельмина. Рочдейл посмотрел через плечо Грейс и улыбнулся герцогине.
– У тебя верные и преданные друзья, любовь моя.
– Самые лучшие друзья во всем мире. – Она продолжала обнимать его за шею, держа так крепко, будто боялась отпустить. – Я удивлена, что они не разорвали тебя на части, когда ты вернулся.
– Я тоже. – Он снова посмотрел поверх ее плеча на четырех подруг и одними губами произнес «спасибо». – А теперь, – сказал он, – наверное, мы можем забыть обо всех неприятностях и двигаться дальше. Ты провела первую часть своей жизни с епископом и была хорошей. Проведи остальную свою жизнь со мной, Грейс, и будь плохой.
И тут, на глазах всех «веселых вдов», Грейс и Рочдейл поцеловались с такой горячей страстью, что их сплетенные вместе сердца воспарили от любви и желания, они почти забыли о еще четырех женщинах в комнате.
Пока аплодисменты и смех не вернули их на землю.
– Ты стал другим человеком, – сказал ему Кэйзенов, когда услышал новость. – В последний раз, когда мы виделись, ты выглядел таким пристыженным страдальцем. Теперь могу поклясться, ты стал моложе. Ты выглядишь… счастливым. К сожалению, это не то слово, которое когда-либо подходило тебе, друг мой. Я рад, что все так хорошо сложилось. – Он усмехнулся. – Ну и сезон у нас выдался, а? Мы оба нашли любовь там, где меньше всего ожидали.
Кэйзенов был прав. Рочдейл действительно чувствовал себя моложе. Он не улыбался так часто с тех пор, как был мальчишкой в Суффолке. Наверное, он выглядит таким же томным дурачком, каким выглядел Кэйзенов, когда влюбился во вдову своего лучшего друга. Рочдейлу следовало бы чувствовать себя униженным, но в его жизни уже слишком поздно начинать беспокоиться о чужом мнении.
В качестве свадебного подарка Рочдейл решил купить Грейс лошадь. Как замечательно будет кататься вместе в парке ранним утром, когда там еще никого нет й можно пустить лошадей в свободный галоп. Она говорила, что раньше ей нравилось ездить верхом, но что она редко садилась на лошадь с тех пор, как покинула Девон. Нет сомнений, епископ не одобрял наездниц. Но Рочдейл рисовал в своем воображении Грейс в элегантной амазонке, с пером на шляпе, скачущей быстрее ветра, и решил, что ей нужна соответствующая лошадь.
Он стоял, прислонившись к широкой колонне, и наблюдал за хорошенькой, изящной гнедой кобылкой, которую водили разными аллюрами по кругу в «Таттерсоллз», [4]когда услышанный обрывок разговора привлек его внимание. Он вытаращил глаза, услышав свое имя и слово «кандалы», за которым последовали громкие крики и хохот. Такой интерес к его личной жизни становится утомительным. Он не вышел из-за колонны, чтобы его не заметили и не вынудили вступить в разговор. Почему нельзя позволить мужчине спокойно любить женщину, почему весь свет устраивает из этого развлечение?
– …пари с Шином.
Рочдейл навострил уши. Проклятие! Он надеялся, что сплетни о том отвратительном пари уже иссякли.
– …женщина, как она, заключает пари с таким мерзким ублюдком, как Шин.
– Только Бог знает, какие ставки она предложила.
– Они, должно быть… были интересны для Шина, раз он на них согласился.
Неприличный смех наполнил воздух. Рочдейл забыл о лошади и сосредоточился на разговоре. Что-то тут не так. Непохоже, чтобы они говорили о его пари. Неужели было другое?
– Поскольку он проиграл, мы, вероятно, никогда не узнаем ее ставку.
– Интересно, что она выиграла?
– Зная вдову Марлоу, надо полагать, что она скорее всего получила крупный банковский чек для своей чертовой благотворительности. Если верить моей жене, это все, что ее интересует.
– Ты прав – она, наверное, выиграла крупное пожертвование и в придачу поставила на колени Рочдейла.
Опять хриплый хохот.
– Остается только восхищаться ее смелостью, поспорить, что заставит Рочдейла жениться на ней.
Что?
– Я-то думал, он крепкий орешек.
– Должно быть, она сыграла его же оружием, соблазнением.
– Надо же, а говорили, что она набожная.
– Набожная или развратница, в конце концов они все всегда добиваются своего.
Мужчины отошли в сторону, и Рочдейл больше ничего не услышал. Но он понял достаточно. Грейс заключила пари с Шином, что сможет заставить Рочдейла жениться на ней.
И разумеется, выиграла.
Внутри начал закипать гнев.
Неудивительно, что она пригласила его к себе домой и бросилась, в его объятия. Неудивительно, что она так открыто намекала, что хочет большего, чем просто роман. Но почему? Зачем ей заключать такое пари? И тем более с Шином. И что же она выиграла? Еще одно крыло в Марлоу-Хаусе? Второй этаж? Третий?
Проклятие! Она обвела его вокруг пальца как дурака. Он точно не знал почему и что она этим выиграла, но вся сцена в ее гостиной начала приобретать больше смысла. Грейс хотела, чтобы он женился на ней, чтобы остановить сплетни из-за его пари. И с подачи Шина захотела, чтобы их свадьба состоялась немедленно. Нет сомнений, Шин установил ей временные рамки, точно так же, как сделал с Рочдейлом. И ей нужно было объявление в газетах как доказательство своего выигрыша.
Он сразу же вспомнил, как она настаивала, чтобы он не выходил из нее во время близости, рискуя родить ребенка, который еще больше привязал бы его к ней.
Раскаленный гнев нахлынул на него, струясь по венам. Будь она проклята! Рочдейл думал, что она другая. Но она оказалась такой же, как все, использовала его, чтобы достичь своих целей. Точно так же, как любая другая. А он был слишком ослеплен любовью, чтобы разглядеть это.
Но теперь его зрение прояснилось. Он увидел ее такой, какая она есть. Женщина, которую он считал такой чистосердечной и хорошей, сделала из него дурака. Она заставила, его мучиться от чувства вины, заставила умолять о прощении, заставила полюбить. И все это, чтобы спасти свою репутацию и выиграть пари у Шина.
В конечном счете она ничем не лучше его. Но еще не поздно положить конец этой игре, он еще не безнадежно попал в западню.
Было еще слишком раннее время для шампанского, но Грейс было все равно, так же как и ее подругам. Нужно было отпраздновать две помолвки: Пенелопы с Юстасом Толливером и Грейс с Рочдейлом.
«Веселые вдовы» снова собрались в гостиной Грейс, своем любимом месте для встреч. Лакей откупорил две бутылки французского шампанского и налил его в высокие бокалы с изящными, витыми ножками. Горничная поставила подносы с засахаренными фруктами и пирожными на стоящие рядом столики, но никто, похоже, не интересовался едой. Настроение было таким же пенящимся, как вино, все смеялись и говорили одновременно.
Вильгельмина встала и подняла бокал, призывая к тишине. Все глаза в ожидании обратились к ней.
– В начале этого сезона, – сказала она, – собравшиеся здесь заключили пакт и стали «веселыми вдовами», решив искать любовников и снова наслаждаться радостями спальни. Но пакт на самом деле означал другое. Он означал освобождение и призывал взять жизнь за рога и жить в полную силу. Вы все сделали это и попутно нашли любовь и счастье. Учитывая, что одна из вас уже счастливо замужем, – она кивнула на Марианну, – а три другие скоро выйдут замуж, думаю, что пора предложить тост за веселых жен. Пусть любовь, смех и счастье наполняют ваши дни, и продолжайте жить полной жизнью с мужчинами, которых любите.
Все встали и подняли бокалы.
– За веселых жен, – сказала Вильгельмина, – и за последнюю «веселую вдову». За нас.
Они со звоном сдвинули бокалы и повторили:
– За нас.
Когда день превратился в сумерки, а бутылки шампанского опустели, смех и разговоры все еще наполняли комнату. В разговоре преобладали свадебные планы и летние каникулы. Только у Грейс не было планов, о которых можно было бы рассказать.
– Я не могу надолго оставить Лондон, – сказала она. – В Марлоу-Хаусе еще столько работы, и я чувствую, что обязана присутствовать. Вы и представить не можете, что эти дополнительные деньги означают для будущего. Когда мы начинали сезон, я и мечтать не могла, что на нас вдруг свалятся такие деньги. Теперь мы можем сделать гораздо больше, чем…
– Да, ваши чертовы вдовы и сироты – это все, что вас заботит, – раздался мужской голос. – Какое счастье, что на вас свалилась и еще одна крупная сумма.
Грейс изумленно открыла рот, увидев Рочдейла, стоящего на пороге гостиной с горящими от ярости глазами. Все разговоры смолкли – подруги удивленно смотрели на него.
– Простите, мадам, – произнес раздосадованный дворецкий, появляясь вслед за Рочдейлом. – Я не смог остановить его. Он промчался мимо меня, и я не успел объявить его.
– Все хорошо, Сперлинг. – Грейс не отрывала от Рочдейла настороженных глаз. – Его светлости здесь рады в любое время, его не нужно объявлять.
– Можете не беспокоиться на этот счет, мадам, – сказал Рочдейл, – потому что я больше не появлюсь.
О чем он говорит? И почему он говорит такие вещи перед ее подругами? Ей стало так жарко, что она покраснела с головы до ног.
– Что значит – вы больше не появитесь? – спросила она. – Вы знаете, что можете всегда…
– Я устал от ваших игр, мадам. Я узнал о вашем маленьком пари с Шином. Ах да, можете краснеть, моя дорогая. Вы почти поймали меня. Вы почти убедили меня, что вы другая. Но это не так, и мне следовало догадаться раньше. Мы были на волосок от величайшей ошибки. Но вовремя узнали, какого презрения достоин другой. Мы можем разойтись невредимыми, более или менее.
– Но, Джон…
– Знаете, вы ведь действительно одурачили меня. Я думал, что вы такая чертовски хорошая. Такая милая и невинная. Но вы двигали мной, как марионеткой, танцующей на ваших веревочках. И все для того, чтобы спасти вашу репутацию и выиграть еще один большой куш у Шина.
– Нет, Джон, вы все не так поняли…
– Слава Богу, я узнал, что вы на самом деле за человек, и узнал до того, как вы защелкнули кандалы на моих ногах. Не будет никакой свадьбы, моя дорогая. Люди могут называть меня подлецом, меня называли и похуже. Но я не согнусь под давлением общества, чтобы жениться на женщине, которая так бесстыдно обманывала меня. Прощайте. Ноги моей больше не будет на вашем пороге.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и добавил:
– Если родится ребенок, по крайней мере на этот раз я буду уверен, что он мой. Свяжитесь с моим управляющим, и я прикажу прислать вам еще один банковский чек.
С этими словами он вышел.
Грейс была так поражена, так унижена и подавлена, что едва могла дышать, а тем более двигаться. Как мог он наговорить ей такие ужасные вещи? Да еще перед подругами? Почему он не позволил ничего объяснить? Как мог он разорвать их помолвку, когда они так любят друг друга?
О Господи, Господи, Господи. Что же ей теперь делать?
В неловкой тишине комнаты ее сдавленный всхлип прозвучал как звук трубы. Подруги подхватили ее под руки, и она горько разрыдалась.
– Милорд?
Рочдейл обернулся к дворецкому, который спешил за ним от парадной двери.
– Что?
– Могу я рекомендовать вам пройти к выходу через конюшни?
Рочдейл бросил на него злобный взгляд. Он только что разорвал помолвку с женщиной, которую считал особенной, а этот надутый слуга беспокоится о том, какой дорогой он пойдет?
– Я пойду той дорогой, какой захочу, Сперлинг. Если вас беспокоит, что меня увидят покидающим резиденцию вашей драгоценной миссис Марлоу, то уже слишком поздно волноваться об этом. Мне глубоко наплевать, кто меня увидит.
– Милорд, пожалуйста. – В его голосе зазвучала умоляющая нотка и намек на что-то напоминающее отчаяние в глазах. – Пожалуйста, пройдите через конюшни. Я советую вам заглянуть внутрь.
– О чем, черт возьми, ты говоришь, Сперлинг? У меня нет ни времени, ни желания посещать конюшни мадам.
– Простите мою дерзость, милорд, но если вы заглянете в конюшни, то, думаю, поймете, какую большую ошибку сейчас совершаете. Пожалуйста, не заставляйте меня объяснять. Я и так уже сказал слишком много. Но я не могу видеть мадам такой несчастной.
Заинтригованный, Рочдейл вздохнул и согласился сделать крюк через конюшни. Дворецкий бурно поблагодарил его и вернулся в дом.
Оставив свою карету у парадного крыльца, Рочдейл свернул за угол и направился в конюшни. Он шел вдоль длинного ряда денников и помещений для карет, пока не нашел вывеску «Марлоу». Он вошел внутрь и увидел городской экипаж Грейс. Стойла напротив занимали упряжные лошади. Но лошадей было пять, а не четыре. Он медленно прошел мимо каждого стойла, пока не остановился у последнего.
Господь милосердный. Это была Серенити. Она увидела его и радостно заржала. Он протянул руку, Чтобы погладить ее красивую шею, безумно радуясь, что видит ее снова. Но что она здесь делает? И тут вдруг он начал понимать, о какой ошибке говорил Сперлинг.
– Вам помочь, господин?
Рочдейл обернулся и увидел конюха, сидящего на табурете около кареты и полирующего медные детали на сбруе.
– Хорошенькая, да? – Он кивнул в сторону Серенити.
– Да, хорошенькая. А как она здесь оказалась?
– Точно сказать не могу. Может, мадам купила ее, хотя она ничего такого не говорила. Эту кобылу привел вчера один из конюхов лорда Шина. Сказал что-то насчет того, что ее выиграли в пари, хотя мадам ведь не играет. А это, я думаю, дорогая штучка. Не то, что ваши обычные упряжные.
Да, Серенити не была обычной упряжной лошадью. А Рочдейл не был обычным дураком. Он был самым большим идиотом, который когда-либо ходил по земле.
Зрелище, которое он увидел, когда благодаря Сперлингу вернулся в гостиную Грейс, разбило его сердце. Она лежала на диване, свернувшаяся в клубок, зарывшись лицом в колени Вильгельмины. Плечи Грейс вздрагивали от тихого плача. Вильгельмина гладила ее по волосам, а Марианна держала за руку. Две другие подруги придвинули стулья к дивану и склонились над Грейс, так что она оказалась в коконе дружеского участия.
Его недавняя жестокость была чудовищна. Довести эту прекрасную женщину до такого… это было больше чем бесчеловечно. С него живого следовало бы содрать кожу за то, что он сделал это с ней. Единственное, что ему оставалось, это уйти. Он причинил уже достаточно горя. Но он любил ее.
Рочдейл вошел в комнату. Вильгельмина заметила его первой и практически зарычала на него. Но он подошел ближе, не испугавшись гнева в ее глазах. Марианна увидела его и резко вдохнула. Она открыла рот, чтобы заговорить, но он жестом остановил ее. Он хотел говорить только с Грейс и ни с кем другим. Остальные могут обрушиться на его голову позже. Сейчас его интересовала только Грейс.
Он обогнул стулья, на которых сидели Пенелопа и Беатрис, и опустился на корточки перед Грейс. Обе подруги позади него заговорили, но Вильгельмина знаком велела им замолчать.
– Грейс, любовь моя.
Она вскинула голову и удивленно открыла рот. Рочдейл едва не застонал вслух, увидев ее заплаканное лицо. Глаза опухли и покраснели, лицо побледнело, щеки были мокрые от слез. Грейс, гордившаяся своим ледяным спокойствием в любой ситуации, была убита горем. И во всем виноват он.
Она повернулась и села, чтобы посмотреть на него. Вытирая щеки нетвердой рукой, она смотрела на него с отчаянием в глазах, но ничего не говорила.
– Я был в конюшнях, – тихо произнес он. – И теперь понимаю. Не думаю, что вы готовы простить меня за ту ужасную вспышку. Честно говоря, с вашей стороны было бы справедливо прогнать меня прочь после всего, что я наделал. Видит Бог, я не заслуживаю никакого участия, но, пожалуйста, выслушайте меня.
Он протянул руку и взял ее дрожащую ладонь в свою. То, что Грейс позволила это, ободрило его, и в несчастном сердце затеплилась надежда.
– Я люблю тебя, Грейс. Я люблю тебя безумно и безрассудно. И сила этой любви пугает меня, потому что я очень долго не позволял себе отдаться этому чувству и еще не научился принимать безусловно твою любовь. Ты однажды назвала меня трусом и была совершенно права. Я никогда не хотел ощущать боль, разочарование или предательство, поэтому закрылся для всех. Я боялся, что мне причинят боль.
Когда я случайно услышал о твоем пари с Шином, о том, что ты заставила меня жениться на тебе, я почувствовал себя преданным. Я набросился на тебя, потому что хотел свалить всю боль на тебя, вот такой я трус. Я хотел ненавидеть тебя, чтобы не чувствовать боль от любви к тебе. Но я не знал тогда, о чем было пари. Я не знал, что оно было заключено, чтобы вернуть Серенити. Ведь ты поэтому заключила это пари, да? Чтобы выиграть ее для меня?
Она кивнула и вытерла слезы.
– О Грейс. Какая чудесно отважная глупость. – Он поцеловал ее руку, а потом, поскольку Грейс все еще дрожала, он накрыл ее ладонь обеими руками и держал, как маленькую раненую птичку. – Какая типичная для тебя забота, щедрость и самоотверженность. Как мог я подумать что-то другое, моя дорогая девочка? Я так люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня, поэтому надеюсь, ты простишь меня за то, что я был таким идиотом. Ты сказала мне однажды, что любишь все во мне, и хорошее, и плохое. Надеюсь, это включает и мою глупость. Потому что мы не просто любим друг друга, Грейс, мы нужны друг другу. Без тебя моя жизнь бесцельна и пуста. Без меня твоя жизнь безнадежно приземленна. Но вместе мы можем летать. Ты только начала расправлять свои новые крылья. Летим со мной, моя любовь. Давай вместе прыгнем за грань неизведанного. Давай вместе будем безумными, безнравственными авантюристами. Мы будем каждую ночь заниматься любовью. Ты сделаешь это со мной, Грейс? Ты все-таки выйдешь за меня замуж?
Она, дрожа, потянулась к нему, и Рочдейл наклонился и подхватил ее на руки. Он даже не заметил, что остальные давно отошли. Все четыре подруги стояли теперь сбоку, и уголком глаза он видел, что все они утирают слезы.
– Да, – прошептала Грейс в его плечо. – Да, я все-таки выйду за тебя. – Она подняла голову, вытерла рукой лицо и сказала: – Но больше не смей меня так пугать. Мы должны доверять друг другу, Джон. Полностью.
– Ты права, любовь моя. Но все, что касается любви и доверия, так ново для меня. Я помог тебе понять страсть. Ты должна помочь мне понять доверие. И смелость. Твоя смелость удивительна. А я все еще склонен к трусости. Только посмотри, что я наделал сегодня.
– Нужно очень много смелости, чтобы сказать все то, что ты сказал, в присутствии моих подруг.
– Они были свидетелями моей жестокости. С тем же успехом они могут быть свидетелями моих извинений и признания в любви. Думаю, они мне это припомнят.
– Несомненно, милорд, – ответила Вильгельмина. Рочдейл посмотрел через плечо Грейс и улыбнулся герцогине.
– У тебя верные и преданные друзья, любовь моя.
– Самые лучшие друзья во всем мире. – Она продолжала обнимать его за шею, держа так крепко, будто боялась отпустить. – Я удивлена, что они не разорвали тебя на части, когда ты вернулся.
– Я тоже. – Он снова посмотрел поверх ее плеча на четырех подруг и одними губами произнес «спасибо». – А теперь, – сказал он, – наверное, мы можем забыть обо всех неприятностях и двигаться дальше. Ты провела первую часть своей жизни с епископом и была хорошей. Проведи остальную свою жизнь со мной, Грейс, и будь плохой.
И тут, на глазах всех «веселых вдов», Грейс и Рочдейл поцеловались с такой горячей страстью, что их сплетенные вместе сердца воспарили от любви и желания, они почти забыли о еще четырех женщинах в комнате.
Пока аплодисменты и смех не вернули их на землю.