Страница:
– Пора снимать маски. – К ним присоединилась четвертая попечительница фонда вдов, Марианна. Она была одета танцовщицей-цыганкой, что подходило к ее темным волосам. Сияющий свет свечей в огромных канделябрах играл на ее длинных золотых сережках и многочисленных браслетах, позвякивающих на запястьях. – Последний бал сезона. Это успех, несомненно. Но у меня сердце болит за бедняжку Беатрис. Жаль, что она не решилась присоединиться к нам.
– Уже начинают, – сказала Пенелопа. – Вот Донкастер и герцогиня.
Грейс посмотрела, как хозяин дома, радостный, одетый кардиналом Вулс, и улыбающаяся хозяйка в наряде монахини подошли к помосту, где сидел оркестр. За ними шли магараджа, в котором Грейс узнала их сына, маркиза Тейна, и одетая в желтое Артемида.
– Это же… неужели это Беатрис?
– Боже мой, это она, – воскликнула Вильгёльмина. – Тейн держит ее за руку. Вы же не думаете.
– Прошу минутку вашего внимания. – Герцог поднял руку, и все разговоры стихли. – Прежде чем настанет пора снять маски, герцогиня и я хотели бы сделать объявление. Прошу вас поднять бокалы шампанского.
Грейс только теперь заметила, что целая армия ливрейных лакеев вошла в зал с подносами, уставленными бокалами с шампанским, и теперь обходила гостей. Она и ее подруги взяли по бокалу и, переглядываясь, выжидательно улыбались. Все они надеялись на одно: из-за скандала их подруга нашла счастье.
Через несколько минут герцог вновь призвал к тишине и поднял бокал. Рокочущим голосом он произнес:
– Мы с герцогиней рады использовать это радостное событие, чтобы объявить о помолвке нашего сына, лорда Теина, и леди Сомерфилд. Прошу вас вместе со мной поднять бокалы за их счастье.
Четыре попечительницы радостно заулыбались и чокнулись друг с другом.
– Молодец, – сказала Вильгельмина.
– О, разве это не чудесно? – Голос Марианны задрожал, а в глазах блеснули слезы.
– Да, да, да! – Грейс высоко подняла свой бокал. Она была уверена, что скандал, публично и некрасиво обнаруживший их тайный роман, и все, что произошло после того ужасного вечера, разрушили всякие надежды Беатрис на счастье. Грейс была так рада, что ошиблась.
Но вдруг поняла, что в зале довольно тихо, что реакция на объявление была очень спокойной и чрезмерно вежливой. Она посмотрела на Вильгельмину, которая, похоже, подумала то же самое, потому что оглядела зал и нахмурилась.
– Что со всеми случилось? – прошептала Марианна. – Это даже хуже, чем в вечер скандала.
– В том-то и дело, – ответила Вильгельмина, все еще хмурясь. – Они думают, что это вынужденная свадьба, чтобы спасти репутацию Беатрис. Не счастливое событие, а просто необходимость, к тому же довольно неудобная. Идиоты! Герцог не устроил бы такой шум в свете, если бы это был просто брак по необходимости. Как они не понимают… Ага! Молодец, Тейн! Ха!
Лорд Тейн заключил Беатрис в объятия и страстно целовал ее. Кое-кто из присутствующих изумленно открыл рот, но в зале сохранялась неловкая тишина, гости, похоже, не знали, как реагировать на такую дерзкую демонстрацию.
Вильгельмина насмешливо фыркнула, поставила бокал шампанского на поднос ближайшего лакея и повесила свой щит на плечо. Она прошла в центр зала и начала хлопать в ладоши. Громко. Грейс, Пенелопа и Марианна переглянулись, отдали свои бокалы тому же лакею и присоединились к Вильгельмине. Все четверо аплодировали и выкрикивали поздравления счастливой паре. Лорд Тейн и Беатрис, все еще обнимая друг друга, повернули головы и улыбнулись на аплодисменты.
Этого оказалось достаточно. Зал взорвался овациями, приветственными криками и свистом. Жених и невеста снова поцеловались, и шум стал еще громче. Это был действительно радостный момент.
Настроение толпы переменилось, стало легким и веселым, – идеальным для снятия масок. После этого герцог пригласил всех танцевать и повел герцогиню на паркет, за ними следовали Тейн и Беатрис. Пары быстро выстроились для праздничного рила. Адам Кэйзенов, одетый пиратом, появился из ниоткуда, чтобы пригласить на танец сияющую. Марианну. Юстас Толливер в костюме Пьеро, весь вечер ни на шаг не отходивший от Пенелопы, пригласил свою любимую партнершу, а лорд Инглби в костюме центуриона подошел, чтобы предложить руку Вильгельмине. Грейс улыбнулась, догадавшись, что их маленькая шутка была намеренной: римский солдат и воинственная царица, сражавшаяся против римлян.
– Могу я пригласить вас на этот танец?
Знакомый голос, прозвучавший сзади, вырвал Грейс из эйфории, и совершенно другое возбуждение заставило затрепетать ее плечи. Ее подруги, уже начавшие удаляться, обернулись почти одновременно и увидели мгновенное замешательство Грейс и ее красноречивый румянец. Она сразу же справилась с собой и, спокойно повернувшись, увидела Рочдейла без маски, улыбающегося, протягивающего ей руку.
– Надеюсь, мне повезло и этот танец у вас не занят, – сказал он.
Грейс чувствовала, что подруги не ушли танцевать и все еще наблюдают за ней с разной степенью удивления. Пара, состоящая из распутника и вдовы епископа, была так же смешна, как и Боадицея и центурион, так же невообразима для них, как и для нее самой. Конечно, Грейс не могла отказать ему, поскольку не была приглашена на этот танец. Однако она хранила при себе, сложенным и запечатанным, самый драгоценный секрет – не хотела отказывать Рочдейлу.
«Какой безнравственной дурочкой я стала».
– Да, конечно. – Ее голос был холоден, равнодушен и чрезмерно вежлив. Никто бы не смог догадаться о буре, бушующей внутри ее. Грейс взяла предложенную руку, и Рочдейл, положив ее руку на сгиб своего локтя, повел даму прочь.
– Признаюсь, миссис Марлоу, я надеялся, что смогу поговорить с вами. Если вы предпочитаете танцевать, пожалуйста. Но если позволите, я бы хотел кое-что обсудить с вами.
– О… Да, хорошо.
Ее мысли, должно быть, были ясно написаны на ее лице, поскольку он усмехнулся и произнес:
– Нет, я не украду вас для еще одного поцелуя, как бы мне этого ни хотелось. К несчастью, вы очень ясно дали понять, что мы покончили с этим. Нет, я имел в виду гораздо более прозаическую тему. Деловой вопрос. Вы выйдете со мной на террасу?
Грейс кивнула и позволила ему вывести себя через одни из многочисленных дверей бального зала на террасу. В начале вечера, когда они танцевали и уходили вместе в пустую приемную, Грейс могла надеяться, что их личности очевидны не для всех окружающих. Теперь же, сняв маски, все видели, что это миссис Марлоу и лорд Рочдейл идут вместе, и Грейс заметила далеко не один заинтересованный взгляд. Рочдейл подвел ее к балюстраде, выходящей на расположенный внизу внутренний двор. Они были не одни, вокруг прогуливались другие пары, поэтому Грейс знала, что он не будет предпринимать каких-либо действий. По крайней мере она надеялась, что Рочдейл все-таки джентльмен, чтобы не делать этого.
– Думаю, вы хотите, чтобы я убрался к дьяволу, – сказал он. – И вы уверены, что я нечестно воспользовался вами, сначала в карете, а потом с этим беспроигрышным пари…
– Я ни на минуту не думала, что вы выиграете это пари.
– Я знаю. Кто бы мог ожидать, что печально известный распутник знает Библию лучше, чем вдова епископа? Но я действительно воспользовался вами, воспользовался ситуацией. Я не мог упустить возможность превзойти вас. И поцеловать. Такой уж я человек, миссис Марлоу. Негодяй и игрок. – Он пожал плечами, как будто говоря: делайте что хотите, но я такой. – Однако поскольку я никогда не надоедал такой добропорядочной леди, как вы, я все же почувствовал укол совести, пусть и слабый. И поэтому хотел бы компенсировать вам проигрыш, если можно.
– Компенсировать мне? Что вы имеете в виду?
– Той ночью в карете вы рассказывали мне о работе Благотворительного фонда вдов и Марлоу-Хаусе. Признаюсь, я был поражен. Вы упомянули о мечте построить новое крыло. Сколько вам не хватает, чтобы осуществить эту мечту?
Грейс отступила на шаг и внимательно посмотрела на него. Возможно, дело в напудренном парике, или это лунный свет смягчил его обычно резкие черты. В любом случае Рочдейл не выглядел так хищно, как всегда. Он казался почти… искренним. Неужели он действительно собирается предложить ей большую сумму, чтобы помочь расширить Марлоу-Хаус? В качестве возмещения за поцелуй?
Честно говоря, он действительно должен ей за то, что перевернул вверх дном всю ее жизнь. Ради благотворительности Грейс была более чем готова принять его пожертвование.
– Расходов очень много, – ответила она. – Мы должны заплатить архитектору, строителям и рабочим. Еще нам нужны материалы и мебель. Мы надеялись использовать часть нового крыла для обучения женщин разному мастерству, чтобы им было легче найти работу, поэтому надо еще закупить оборудование и оплатить работу учителей. В целом получается весьма значительная сумма. – Она назвала большую цифру, ожидая, что он недовольно передернется.
– Считайте дело решенным. В течение недели я переведу вам деньги.
Грейс пришлось стиснуть зубы, чтобы не разинуть рот от изумления.
– Вы хотите сказать, что… что дадите нам всю сумму?
– Да, конечно. Я, может быть, и игрок, миссис Марлоу, но очень удачливый игрок. Думаю, давно пора использовать часть моего состояния на что-то, помимо скачек.
Грейс смотрела на него в совершенном изумлении. Взамен нескольких поцелуев и кратковременного смятения она должна получить все это? Она покачала головой, не веря самой себе:
– Вы совершенно ошеломили меня, милорд. Я не могла и ожидать такой щедрости.
– Вы не ожидали и того, что я знаю Библию. Я живу, чтобы приводить людей в замешательство, миссис Марлоу. Да, я готов обеспечить вам все необходимое для вашего нового крыла. С одним условием.
Грейс вздохнула. Могла бы и догадаться, что тут ловушка. Но если неправильное цитирование стиха из Библии стоило ей поцелуя, то что же он запросит в обмен на такую большую сумму? Разумеется, не последующую близость. Господи, разумеется, не…
– Я хочу посетить Марлоу-Хаус, – сказал он. – Мне бы хотелось увидеть, как именно будут использоваться мои деньги.
Она облегченно выдохнула:
– Это все? Вы всего лишь хотите увидеть Марлоу-Хаус?
Рочдейл улыбнулся, обнажив белые зубы, блеснувшие в лунном свете.
– Святые небеса, миссис Марлоу, а чего вы ожидали?
– Я никогда не знаю, чего ожидать от вас, милорд.
Он рассмеялся:
– Это явная ложь. Вы всегда ожидаете от меня худшего. И в большинстве случаев правы. Но на этот раз я просто хочу увидеть, куда пойдут мои деньги.
– Конечно. Я расскажу вам, как проехать к Марлоу-Хаусу, и вы сможете приехать туда в любое время, когда вам будет удобно. За домом присматривает миссис Чок. Я сообщу ей о вашем визите, она покажет вам все.
– Нет, моя дорогая миссис Марлоу, вы так легко не отделаетесь. Я требую; чтобы вы сами были моим гидом. Это ваш взгляд, ваша мечта. Я хочу увидеть Марлоу-Хаус вашими глазами. Что вы скажете насчет завтра, после полудня?
– О… – Еще один день в его обществе. Сможет ли она выдержать это? Ради благотворительности придется выдержать. – Хорошо. Я покажу вам Марлоу-Хаус и расскажу обо всем, что мы надеемся осуществить на ваше щедрое пожертвование. Благодарю вас, лорд Рочдейл.
– Великолепно. Я заеду за вами в два часа. – Он снова улыбнулся. – На этот раз в открытой коляске.
Он взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй. Потом он поднял на нее глаза. Вспышка триумфа в этих синих глазах заставила Грейс понять, как ловко он манипулировал ею. Он опять перехитрил ее, изображая искрений интерес к благотворительной работе и швыряя деньги к ее ногам. Он нашел способ заставить ее согласиться на новую встречу даже после просьбы оставить ее в покое. Негодяй!
Она отдернула руку прежде, чем он успел убедить ее сделать еще что-то, чего она не хотела. Или хотела, но ненавидела себя за это желание.
– Значит, завтра. – Она попятилась от него и стала двигаться к дверям бального зала. – Еще раз благодарю за вашу щедрость. – Наконец, оторвав взгляд от этих страстных синих глаз, она резко повернулась и поспешила назад в бальный зал.
И сразу же была грубо схвачена за руку и оттащена в сторону.
– Что на вас нашло, Грейс? Вы сошли с ума?
Леди Маргарет Бамфриз, дочь епископа от первого брака, в наряде рыжей кошки с острыми оранжевыми ушками, торчащими из облака завитых рыжих волос, и черными усиками, нарисованными на щеках. Недовольно нахмуренное лицо падчерицы напомнило Грейс обо всех безнравственных мыслях, метавшихся, в голове весь вечер, и предательская кожа снова загорелась румянцем.
– Вы понимаете, что уже начинаются разговоры? – Маргарет так сильно сжимала пальцы, что Грейс была уверена – на руке останутся синяки. – Что я буду говорить, когда меня спросят, почему вдову моего праведного отца видят дружески общающейся с таким развратным негодяем, как Рочдейл?
Маргарет была на два года старше Грейс и никогда не одобряла ее брака с епископом. Как и многие другие, Маргарет была потрясена, даже шокирована, что ее отец женился на женщине настолько моложе себя. Однако она боготворила отца, веря, что он не может сделать ничего неправильного, и в конце концов согласилась, что это не был безрассудный брак. Со временем она признала, что Грейс была для отца хорошей женой.
Естественно, поначалу Грейс было неловко, что ее пасынок и падчерица старше ее, но с помощью епископа ей удалось наладить отношения и с Маргарет, и с ее братом, Питером. Однако ей никогда не удавалось насладиться теплыми отношениями ни с кем из них. Маргарет, в частности, временами могла быть очень докучливой. Особенно когда была права.
– Мне жаль, что мой разговор с лордом Рочдейлом расстроил вас, но я должна сообщить, что он предложил фонду очень щедрое пожертвование.
– Надо было приказать управляющему заняться его пожертвованием, тогда бы вам не пришлось находиться в обществе такого мерзавца. Вы знаете, что о нем говорят. Не могу представить, чтобы отец одобрил общение с таким человеком.
Да, он бы точно не одобрил. А если бы он увидел то, что произошло в приемной, то перевернулся бы в гробу.
– Я не могла прогнать лорда Рочдейла, он сделал такое великодушное предложение, – ответила Грейс. – В конце концов, я же председатель совета попечителей. Мой долг не только собирать деньги, но и оказывать уважение любому, кто предлагает столь щедрый дар.
– Ваш долг удаляться с ним среди ночи и позволять ему целовать вашу руку? Такому человеку?
Новый неконтролируемый прилив жара согрел щеки. Грейс выхватила веер и попыталась охладить лицо. Пока она раздумывала, что можно сказать в свою защиту, Маргарет продолжила:
– И этот костюм… Я правда не могу понять, что заставило вас надеть такое скандальное платье. Оно совершенно неприлично. Да еще ваши волосы распущены, как у проститутки. Остается только догадываться, что ваши подруги оказывают на вас дурное влияние. Вдовствующая герцогиня Хартфорд, например.
Грейс не могла позволить падчерице пренебрежительно говорить о Вильгельмине, но прежде, чем она успела вымолвить хоть слово в ее защиту, Маргарет накинула длинную шаль на плечи Грейс:
– Вы должны прикрыться, Грейс. Мое платье достаточно респектабельно, так что мне не нужна шаль. Господи, как жаль, что я приехала так поздно, но я обещала побывать на балу у Рэймондов и поехала сначала туда. Подумать только, что вы разгуливали в этом дезабилье целый вечер… Ну что ж, я могу только напомнить, что вы все еще миссис Марлоу и у вас есть обязательство перед памятью епископа, вы должны вести себя пристойно. Пожалуйста, закройте грудь. Я молюсь, чтобы вы больше не совершили такой ошибки. Помните, кто вы такая!
Грейс завернулась в шаль, стыдясь, что именно Маргарет пришлось быть той, кто заставил ее посмотреть в лицо правде. Это действительно неприличное платье, а ее сегодняшнее поведение с Рочдейлом превзошло даже границы безнравственности. Маргарет, несомненно, хватил бы удар, если бы она знала, что Рочдейл сегодня целовал не только руку. Но как досадно, что падчерице пришлось напоминать ей о месте в обществе, об обязательствах перед епископом. Раньше Грейс никогда не были нужны такие напоминания. Она не знала, что заставило ее вдруг так необычно вести себя.
Нет, все это совершенная неправда. Грейс прекрасно знала, что с ней случилось и когда это произошло. Поцелуй в темноте кареты и другой, в уединенной комнате здесь, в Донкастер-Хаусе, изменили ее. Все безнравственные, грешные, даже похотливые мысли, которые в последнее время посещали ее, были не мыслями вдовы великого епископа Марлоу. Она не знала, кто она такая, но уж точно больше не та женщина, которой была неделю назад. Если она хочет вернуться к себе прежней, ей придется выбросить Рочдейла из своих мыслей и из своей жизни.
И все-таки оставалась завтрашняя поездка в Марлоу-Хаус, с которой надо справиться, а если Грейс правильно догадалась, то будет и что-то еще. Что, если он захочет активнее участвовать в благотворительности? Или в проектировании и постройке нового крыла? На каких основаниях она сможет убрать Рочдейла из своей жизни?
И если быть совершенно честной – глубоко, в самом дальнем, тайном уголке души, – зачем ей убирать из своей жизни мужчину, который заставляет ее колени слабеть от поцелуя?
Маргарет, естественно, сказала бы, что она отправится прямиком в ад. Что, вероятнее всего, было правдой.
Грейс Марлоу, этот образец христианской добродетели, быстро становилась безнравственной женщиной.
Глава 7
– Уже начинают, – сказала Пенелопа. – Вот Донкастер и герцогиня.
Грейс посмотрела, как хозяин дома, радостный, одетый кардиналом Вулс, и улыбающаяся хозяйка в наряде монахини подошли к помосту, где сидел оркестр. За ними шли магараджа, в котором Грейс узнала их сына, маркиза Тейна, и одетая в желтое Артемида.
– Это же… неужели это Беатрис?
– Боже мой, это она, – воскликнула Вильгёльмина. – Тейн держит ее за руку. Вы же не думаете.
– Прошу минутку вашего внимания. – Герцог поднял руку, и все разговоры стихли. – Прежде чем настанет пора снять маски, герцогиня и я хотели бы сделать объявление. Прошу вас поднять бокалы шампанского.
Грейс только теперь заметила, что целая армия ливрейных лакеев вошла в зал с подносами, уставленными бокалами с шампанским, и теперь обходила гостей. Она и ее подруги взяли по бокалу и, переглядываясь, выжидательно улыбались. Все они надеялись на одно: из-за скандала их подруга нашла счастье.
Через несколько минут герцог вновь призвал к тишине и поднял бокал. Рокочущим голосом он произнес:
– Мы с герцогиней рады использовать это радостное событие, чтобы объявить о помолвке нашего сына, лорда Теина, и леди Сомерфилд. Прошу вас вместе со мной поднять бокалы за их счастье.
Четыре попечительницы радостно заулыбались и чокнулись друг с другом.
– Молодец, – сказала Вильгельмина.
– О, разве это не чудесно? – Голос Марианны задрожал, а в глазах блеснули слезы.
– Да, да, да! – Грейс высоко подняла свой бокал. Она была уверена, что скандал, публично и некрасиво обнаруживший их тайный роман, и все, что произошло после того ужасного вечера, разрушили всякие надежды Беатрис на счастье. Грейс была так рада, что ошиблась.
Но вдруг поняла, что в зале довольно тихо, что реакция на объявление была очень спокойной и чрезмерно вежливой. Она посмотрела на Вильгельмину, которая, похоже, подумала то же самое, потому что оглядела зал и нахмурилась.
– Что со всеми случилось? – прошептала Марианна. – Это даже хуже, чем в вечер скандала.
– В том-то и дело, – ответила Вильгельмина, все еще хмурясь. – Они думают, что это вынужденная свадьба, чтобы спасти репутацию Беатрис. Не счастливое событие, а просто необходимость, к тому же довольно неудобная. Идиоты! Герцог не устроил бы такой шум в свете, если бы это был просто брак по необходимости. Как они не понимают… Ага! Молодец, Тейн! Ха!
Лорд Тейн заключил Беатрис в объятия и страстно целовал ее. Кое-кто из присутствующих изумленно открыл рот, но в зале сохранялась неловкая тишина, гости, похоже, не знали, как реагировать на такую дерзкую демонстрацию.
Вильгельмина насмешливо фыркнула, поставила бокал шампанского на поднос ближайшего лакея и повесила свой щит на плечо. Она прошла в центр зала и начала хлопать в ладоши. Громко. Грейс, Пенелопа и Марианна переглянулись, отдали свои бокалы тому же лакею и присоединились к Вильгельмине. Все четверо аплодировали и выкрикивали поздравления счастливой паре. Лорд Тейн и Беатрис, все еще обнимая друг друга, повернули головы и улыбнулись на аплодисменты.
Этого оказалось достаточно. Зал взорвался овациями, приветственными криками и свистом. Жених и невеста снова поцеловались, и шум стал еще громче. Это был действительно радостный момент.
Настроение толпы переменилось, стало легким и веселым, – идеальным для снятия масок. После этого герцог пригласил всех танцевать и повел герцогиню на паркет, за ними следовали Тейн и Беатрис. Пары быстро выстроились для праздничного рила. Адам Кэйзенов, одетый пиратом, появился из ниоткуда, чтобы пригласить на танец сияющую. Марианну. Юстас Толливер в костюме Пьеро, весь вечер ни на шаг не отходивший от Пенелопы, пригласил свою любимую партнершу, а лорд Инглби в костюме центуриона подошел, чтобы предложить руку Вильгельмине. Грейс улыбнулась, догадавшись, что их маленькая шутка была намеренной: римский солдат и воинственная царица, сражавшаяся против римлян.
– Могу я пригласить вас на этот танец?
Знакомый голос, прозвучавший сзади, вырвал Грейс из эйфории, и совершенно другое возбуждение заставило затрепетать ее плечи. Ее подруги, уже начавшие удаляться, обернулись почти одновременно и увидели мгновенное замешательство Грейс и ее красноречивый румянец. Она сразу же справилась с собой и, спокойно повернувшись, увидела Рочдейла без маски, улыбающегося, протягивающего ей руку.
– Надеюсь, мне повезло и этот танец у вас не занят, – сказал он.
Грейс чувствовала, что подруги не ушли танцевать и все еще наблюдают за ней с разной степенью удивления. Пара, состоящая из распутника и вдовы епископа, была так же смешна, как и Боадицея и центурион, так же невообразима для них, как и для нее самой. Конечно, Грейс не могла отказать ему, поскольку не была приглашена на этот танец. Однако она хранила при себе, сложенным и запечатанным, самый драгоценный секрет – не хотела отказывать Рочдейлу.
«Какой безнравственной дурочкой я стала».
– Да, конечно. – Ее голос был холоден, равнодушен и чрезмерно вежлив. Никто бы не смог догадаться о буре, бушующей внутри ее. Грейс взяла предложенную руку, и Рочдейл, положив ее руку на сгиб своего локтя, повел даму прочь.
– Признаюсь, миссис Марлоу, я надеялся, что смогу поговорить с вами. Если вы предпочитаете танцевать, пожалуйста. Но если позволите, я бы хотел кое-что обсудить с вами.
– О… Да, хорошо.
Ее мысли, должно быть, были ясно написаны на ее лице, поскольку он усмехнулся и произнес:
– Нет, я не украду вас для еще одного поцелуя, как бы мне этого ни хотелось. К несчастью, вы очень ясно дали понять, что мы покончили с этим. Нет, я имел в виду гораздо более прозаическую тему. Деловой вопрос. Вы выйдете со мной на террасу?
Грейс кивнула и позволила ему вывести себя через одни из многочисленных дверей бального зала на террасу. В начале вечера, когда они танцевали и уходили вместе в пустую приемную, Грейс могла надеяться, что их личности очевидны не для всех окружающих. Теперь же, сняв маски, все видели, что это миссис Марлоу и лорд Рочдейл идут вместе, и Грейс заметила далеко не один заинтересованный взгляд. Рочдейл подвел ее к балюстраде, выходящей на расположенный внизу внутренний двор. Они были не одни, вокруг прогуливались другие пары, поэтому Грейс знала, что он не будет предпринимать каких-либо действий. По крайней мере она надеялась, что Рочдейл все-таки джентльмен, чтобы не делать этого.
– Думаю, вы хотите, чтобы я убрался к дьяволу, – сказал он. – И вы уверены, что я нечестно воспользовался вами, сначала в карете, а потом с этим беспроигрышным пари…
– Я ни на минуту не думала, что вы выиграете это пари.
– Я знаю. Кто бы мог ожидать, что печально известный распутник знает Библию лучше, чем вдова епископа? Но я действительно воспользовался вами, воспользовался ситуацией. Я не мог упустить возможность превзойти вас. И поцеловать. Такой уж я человек, миссис Марлоу. Негодяй и игрок. – Он пожал плечами, как будто говоря: делайте что хотите, но я такой. – Однако поскольку я никогда не надоедал такой добропорядочной леди, как вы, я все же почувствовал укол совести, пусть и слабый. И поэтому хотел бы компенсировать вам проигрыш, если можно.
– Компенсировать мне? Что вы имеете в виду?
– Той ночью в карете вы рассказывали мне о работе Благотворительного фонда вдов и Марлоу-Хаусе. Признаюсь, я был поражен. Вы упомянули о мечте построить новое крыло. Сколько вам не хватает, чтобы осуществить эту мечту?
Грейс отступила на шаг и внимательно посмотрела на него. Возможно, дело в напудренном парике, или это лунный свет смягчил его обычно резкие черты. В любом случае Рочдейл не выглядел так хищно, как всегда. Он казался почти… искренним. Неужели он действительно собирается предложить ей большую сумму, чтобы помочь расширить Марлоу-Хаус? В качестве возмещения за поцелуй?
Честно говоря, он действительно должен ей за то, что перевернул вверх дном всю ее жизнь. Ради благотворительности Грейс была более чем готова принять его пожертвование.
– Расходов очень много, – ответила она. – Мы должны заплатить архитектору, строителям и рабочим. Еще нам нужны материалы и мебель. Мы надеялись использовать часть нового крыла для обучения женщин разному мастерству, чтобы им было легче найти работу, поэтому надо еще закупить оборудование и оплатить работу учителей. В целом получается весьма значительная сумма. – Она назвала большую цифру, ожидая, что он недовольно передернется.
– Считайте дело решенным. В течение недели я переведу вам деньги.
Грейс пришлось стиснуть зубы, чтобы не разинуть рот от изумления.
– Вы хотите сказать, что… что дадите нам всю сумму?
– Да, конечно. Я, может быть, и игрок, миссис Марлоу, но очень удачливый игрок. Думаю, давно пора использовать часть моего состояния на что-то, помимо скачек.
Грейс смотрела на него в совершенном изумлении. Взамен нескольких поцелуев и кратковременного смятения она должна получить все это? Она покачала головой, не веря самой себе:
– Вы совершенно ошеломили меня, милорд. Я не могла и ожидать такой щедрости.
– Вы не ожидали и того, что я знаю Библию. Я живу, чтобы приводить людей в замешательство, миссис Марлоу. Да, я готов обеспечить вам все необходимое для вашего нового крыла. С одним условием.
Грейс вздохнула. Могла бы и догадаться, что тут ловушка. Но если неправильное цитирование стиха из Библии стоило ей поцелуя, то что же он запросит в обмен на такую большую сумму? Разумеется, не последующую близость. Господи, разумеется, не…
– Я хочу посетить Марлоу-Хаус, – сказал он. – Мне бы хотелось увидеть, как именно будут использоваться мои деньги.
Она облегченно выдохнула:
– Это все? Вы всего лишь хотите увидеть Марлоу-Хаус?
Рочдейл улыбнулся, обнажив белые зубы, блеснувшие в лунном свете.
– Святые небеса, миссис Марлоу, а чего вы ожидали?
– Я никогда не знаю, чего ожидать от вас, милорд.
Он рассмеялся:
– Это явная ложь. Вы всегда ожидаете от меня худшего. И в большинстве случаев правы. Но на этот раз я просто хочу увидеть, куда пойдут мои деньги.
– Конечно. Я расскажу вам, как проехать к Марлоу-Хаусу, и вы сможете приехать туда в любое время, когда вам будет удобно. За домом присматривает миссис Чок. Я сообщу ей о вашем визите, она покажет вам все.
– Нет, моя дорогая миссис Марлоу, вы так легко не отделаетесь. Я требую; чтобы вы сами были моим гидом. Это ваш взгляд, ваша мечта. Я хочу увидеть Марлоу-Хаус вашими глазами. Что вы скажете насчет завтра, после полудня?
– О… – Еще один день в его обществе. Сможет ли она выдержать это? Ради благотворительности придется выдержать. – Хорошо. Я покажу вам Марлоу-Хаус и расскажу обо всем, что мы надеемся осуществить на ваше щедрое пожертвование. Благодарю вас, лорд Рочдейл.
– Великолепно. Я заеду за вами в два часа. – Он снова улыбнулся. – На этот раз в открытой коляске.
Он взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй. Потом он поднял на нее глаза. Вспышка триумфа в этих синих глазах заставила Грейс понять, как ловко он манипулировал ею. Он опять перехитрил ее, изображая искрений интерес к благотворительной работе и швыряя деньги к ее ногам. Он нашел способ заставить ее согласиться на новую встречу даже после просьбы оставить ее в покое. Негодяй!
Она отдернула руку прежде, чем он успел убедить ее сделать еще что-то, чего она не хотела. Или хотела, но ненавидела себя за это желание.
– Значит, завтра. – Она попятилась от него и стала двигаться к дверям бального зала. – Еще раз благодарю за вашу щедрость. – Наконец, оторвав взгляд от этих страстных синих глаз, она резко повернулась и поспешила назад в бальный зал.
И сразу же была грубо схвачена за руку и оттащена в сторону.
– Что на вас нашло, Грейс? Вы сошли с ума?
Леди Маргарет Бамфриз, дочь епископа от первого брака, в наряде рыжей кошки с острыми оранжевыми ушками, торчащими из облака завитых рыжих волос, и черными усиками, нарисованными на щеках. Недовольно нахмуренное лицо падчерицы напомнило Грейс обо всех безнравственных мыслях, метавшихся, в голове весь вечер, и предательская кожа снова загорелась румянцем.
– Вы понимаете, что уже начинаются разговоры? – Маргарет так сильно сжимала пальцы, что Грейс была уверена – на руке останутся синяки. – Что я буду говорить, когда меня спросят, почему вдову моего праведного отца видят дружески общающейся с таким развратным негодяем, как Рочдейл?
Маргарет была на два года старше Грейс и никогда не одобряла ее брака с епископом. Как и многие другие, Маргарет была потрясена, даже шокирована, что ее отец женился на женщине настолько моложе себя. Однако она боготворила отца, веря, что он не может сделать ничего неправильного, и в конце концов согласилась, что это не был безрассудный брак. Со временем она признала, что Грейс была для отца хорошей женой.
Естественно, поначалу Грейс было неловко, что ее пасынок и падчерица старше ее, но с помощью епископа ей удалось наладить отношения и с Маргарет, и с ее братом, Питером. Однако ей никогда не удавалось насладиться теплыми отношениями ни с кем из них. Маргарет, в частности, временами могла быть очень докучливой. Особенно когда была права.
– Мне жаль, что мой разговор с лордом Рочдейлом расстроил вас, но я должна сообщить, что он предложил фонду очень щедрое пожертвование.
– Надо было приказать управляющему заняться его пожертвованием, тогда бы вам не пришлось находиться в обществе такого мерзавца. Вы знаете, что о нем говорят. Не могу представить, чтобы отец одобрил общение с таким человеком.
Да, он бы точно не одобрил. А если бы он увидел то, что произошло в приемной, то перевернулся бы в гробу.
– Я не могла прогнать лорда Рочдейла, он сделал такое великодушное предложение, – ответила Грейс. – В конце концов, я же председатель совета попечителей. Мой долг не только собирать деньги, но и оказывать уважение любому, кто предлагает столь щедрый дар.
– Ваш долг удаляться с ним среди ночи и позволять ему целовать вашу руку? Такому человеку?
Новый неконтролируемый прилив жара согрел щеки. Грейс выхватила веер и попыталась охладить лицо. Пока она раздумывала, что можно сказать в свою защиту, Маргарет продолжила:
– И этот костюм… Я правда не могу понять, что заставило вас надеть такое скандальное платье. Оно совершенно неприлично. Да еще ваши волосы распущены, как у проститутки. Остается только догадываться, что ваши подруги оказывают на вас дурное влияние. Вдовствующая герцогиня Хартфорд, например.
Грейс не могла позволить падчерице пренебрежительно говорить о Вильгельмине, но прежде, чем она успела вымолвить хоть слово в ее защиту, Маргарет накинула длинную шаль на плечи Грейс:
– Вы должны прикрыться, Грейс. Мое платье достаточно респектабельно, так что мне не нужна шаль. Господи, как жаль, что я приехала так поздно, но я обещала побывать на балу у Рэймондов и поехала сначала туда. Подумать только, что вы разгуливали в этом дезабилье целый вечер… Ну что ж, я могу только напомнить, что вы все еще миссис Марлоу и у вас есть обязательство перед памятью епископа, вы должны вести себя пристойно. Пожалуйста, закройте грудь. Я молюсь, чтобы вы больше не совершили такой ошибки. Помните, кто вы такая!
Грейс завернулась в шаль, стыдясь, что именно Маргарет пришлось быть той, кто заставил ее посмотреть в лицо правде. Это действительно неприличное платье, а ее сегодняшнее поведение с Рочдейлом превзошло даже границы безнравственности. Маргарет, несомненно, хватил бы удар, если бы она знала, что Рочдейл сегодня целовал не только руку. Но как досадно, что падчерице пришлось напоминать ей о месте в обществе, об обязательствах перед епископом. Раньше Грейс никогда не были нужны такие напоминания. Она не знала, что заставило ее вдруг так необычно вести себя.
Нет, все это совершенная неправда. Грейс прекрасно знала, что с ней случилось и когда это произошло. Поцелуй в темноте кареты и другой, в уединенной комнате здесь, в Донкастер-Хаусе, изменили ее. Все безнравственные, грешные, даже похотливые мысли, которые в последнее время посещали ее, были не мыслями вдовы великого епископа Марлоу. Она не знала, кто она такая, но уж точно больше не та женщина, которой была неделю назад. Если она хочет вернуться к себе прежней, ей придется выбросить Рочдейла из своих мыслей и из своей жизни.
И все-таки оставалась завтрашняя поездка в Марлоу-Хаус, с которой надо справиться, а если Грейс правильно догадалась, то будет и что-то еще. Что, если он захочет активнее участвовать в благотворительности? Или в проектировании и постройке нового крыла? На каких основаниях она сможет убрать Рочдейла из своей жизни?
И если быть совершенно честной – глубоко, в самом дальнем, тайном уголке души, – зачем ей убирать из своей жизни мужчину, который заставляет ее колени слабеть от поцелуя?
Маргарет, естественно, сказала бы, что она отправится прямиком в ад. Что, вероятнее всего, было правдой.
Грейс Марлоу, этот образец христианской добродетели, быстро становилась безнравственной женщиной.
Глава 7
– На следующей улице поверните направо. Это как раз за площадью, слева.
Рочдейл повернул, надеясь, что Грейс должным образом впечатлила ловкость, с какой он управляет лошадьми, ведь он провел коляску между двумя большими телегами, ехавшими в противоположном направлении. Большинство женщин, которых он знал, восхищались мужчиной, который может повернуть на одном колесе, не опрокинувшись, или проехать всего в нескольких дюймах от встречного экипажа, и оба эти трюка Рочдейлу удалось с легкостью продемонстрировать во время долгой поездки в Челси.
Однако Грейс Марлоу – не большинство женщин. Или по крайней мере не такая, как большинство женщин, которые появлялись в жизни Рочдейла. Тот тип женщин, которым нравится рисковать, которые считают быструю езду чем-то сродни прелюдии. Такие женщины, от чьих предложений он отказался вчера вечером. Леди Дрейк и Сисели Эрскин обе в прошлом были весьма страстными в постели. Его все еще удивляло, что он отказал им ради одного поцелуя чопорной епископской вдовы.
Добродетельная миссис Марлоу никогда не была бы такой «рисковой», как леди Дрейк, или Сисели Эрскин, или сотни других женщин, которых он знал, но вопреки его ожиданиям она не жаловалась на скорость движения коляски. Он приготовился все время натягивать вожжи и ползти, как старая дева в тележке, если Грейс пожалуется или покажется встревоженной. Вместо этого при первом же намеке на скорость она схватилась одной рукой за ремень, а другой – за шляпку. Он понял это как знак, что она готова ко всему, – только не мог понять, будет она наслаждаться быстрой ездой или стоически терпеть. Он надеялся на то, что такое же отношение сохранится ко всему, что он хотел с ней сделать. Обнадеживало, что она не произнесла ни единого слова жалобы, пока он управлял легкой спортивной коляской так, как ею следовало управлять.
Когда они были вынуждены притормозить у найтсбриджского шлагбаума, он спросил, не слишком ли быстро едет.
– Вовсе нет: – Вымученность ее голоса говорила другое. Он мог бы перевернуть коляску в канаву, но эта упрямица Грейс просто продолжала бы придерживать шляпку и не доставила бы ему удовольствия насладиться ее испугом. – Тут удивительно удобно, – продолжила она, – и езда очень ровная. Полагаю, этот экипаж предназначен для бегов?
Рочдейл так чертовски гордился своей коляской, что с трудом сдерживался, чтобы не лопнуть от собственной значимости. Быстрые лошади и быстрая коляска были одними из первых в списке главных удовольствий в жизни, а эта маленькая красавица создана по его собственному проекту.
– Да, я приказал ее сделать специально для бегов, – сказал он, – и уже выиграл с ней не один забег. Упряжка, конечно, не менее важна. Это две мои лучшие упряжные лошади.
– Признаюсь, я была удивлена, что такую красивую коляску везут не одинаковые лошади, – заметила она. – Но они, кажется, хорошо подходят друг другу.
– Я подбираю лошадей по скорости и выносливости, а не по тому, насколько хорошо они смотрятся вместе. – Он наклонился ближе и понизил голос до соблазнительного: – Но возможно, мне следовало сегодня взять пару одинаковых серых. Под цвет ваших глаз.
Она улыбнулась и тихонько прищелкнула языком, смеясь над его лестью.
Рочдейл думал, что уже разгадал чопорную вдову, но она продолжала подбрасывать ему маленькие сюрпризы. Он ожидал недовольного фырканья или укоризненного стона. А вместо этого получил улыбку.
Успех!
– Вам нужно чаще улыбаться, – посоветовал он. – Вы выглядите еще красивее, когда улыбаетесь. – Что было величайшим преуменьшением, какое когда-либо произносилось. Грейс Марлоу была красавицей, самой настоящей. Он никогда не забудет, как она выглядела на бале-маскараде с распущенными волосами – Боже, какие это были волосы! – и открытой грудью.
Но даже сегодня, в коротком голубом жакете, застегнутом до подбородка, и с волосами, спрятанными под соломенной шляпкой, Грейс все равно выглядела такой же аппетитной, как спелый персик, ожидающий гурмана.
Необходимость держать вожжи в руках означала, что он не может прикасаться к ней так, как ему хотелось, дразня ее руки до тех пор, пока не почувствует, что они потеплели или дрожат. Но Рочдейл позаботился, чтобы его бедро было почти в постоянном контакте с ее бедром. Нужно обязательно держать ее в постоянном ощущении его присутствия, физически. Ухаживать за ней через благотворительность было недостаточно. Самым важным делом было медленное пробуждение ее физической страсти. Он ни в коем случае не хотел, чтобы она забыла, что он мужчина, который целовал ее и который желает ее.
Два поцелуя очень многое рассказали ему о Грейс Марлоу. Она была неиссякаемым источником страсти, так глубоко погребенной, что многие годы либо спала, либо была под строжайшим контролем. Рочдейл не мог не удивляться ее браку. Неудивительно, что епископу захотелось жениться на ней. Юной девушкой она, должно быть, была ослепительной. Старый болван, наверное, только раз взглянул на нее и напрочь потерял голову. И вся эта прекрасная юная плоть была потрачена впустую на старого дурака в два с лишним раза старше ее.
Никогда не поймешь этих надутых индюков в сутанах, которые читают проповеди о грехе прелюбодеяния. За закрытыми дверями они могли быть безразличными любовниками, полными ненависти к самим себе за то, что поддаются животным желаниям, или, напротив, жестокими к женщинам, в которых видели воплощение искушения. Старый Марлоу был крепким мужчиной, который выбрал себе в невесты прекрасную юную девушку. Он уже вырастил детей, так зачем брать молодую невесту, кроме как согревать его постель?
Как ни отвратителен ему был епископ, Рочдейл сомневался, что самодовольный старый болтун был жестоким мужем. В таком случае сдержанность Грейс была бы совсем другого рода, основанная на страхе. Он не видел в ее глазах такого страха – только шок и смущение – и готов был биться об заклад, что шок основывался на ее собственном физическом ответе, а не на простом гневе на поступки пресловутого распутника. Поэтому она либо была потрясена, ощущая чувственное влечение к мужчине, который не был ее мужем, или просто изумлялась, что вообще ощутила его.
Вероятнее всего, и того и другого понемногу. Он бы поставил всю свою конюшню на то, что Марлоу никогда не позволял ей проявлять страсть. Наверняка он не снимал с себя ночную рубашку и заставлял ее лежать под ним молча и совершенно неподвижно. Несколько сильных толчков, и он перекатывался с нее, не заботясь о ее наслаждении. После этого он, наверное, гладил ее по голове и благодарил за удовлетворение его низменных инстинктов.
Конечно, он мог ошибаться насчет Марлоу. Но Грейс явно не привыкла порождать чувственное желание. Требовалось очень мало, чтобы разбудить этот нетронутый источник страсти, честно говоря, вообще никакой ловкости. И именно это и пугало ее, Рочдейл был в этом уверен.
Чтобы выиграть пари, ему нужно избавить ее от этого страха, научить ее принимать свою чувственность как должное. Теми двумя поцелуями он добился успеха. Но Грейс все еще не доверяла ему, а это жизненно необходимо для финальной капитуляции. Сегодняшняя поездка в Челси послужит, как он надеялся, двум целям: Грейс не только поймет, что можно доверять ему, но и начнет доверять себе.
Ее вцепившаяся в ремень рука, когда они летели по лондонским улицам, и намек на улыбку сказали Рочдейлу, что он, пусть и медленно, продвигается к обеим целям.
Всякий раз, когда движение заставляло их притормаживать, было вполне естественно начинать разговор, Рочдейл побуждал ее говорить о благотворительности и планах на будущее. Он ни разу не упомянул ни поцелуи, ни стихи из Библии или пари. Он не спрашивал, занимался ли когда-нибудь старый Марлоу с ней любовью по-настоящему. Чтобы не смущать ее, он позволял говорить в основном ей, а сам лишь подбрасывал вопросы о работе, проводимой в Марлоу-Хаусе. К тому времени, когда они увидели здание, Рочдейл уже знал об этом проклятом месте больше, чем когда-либо хотел знать.
Рочдейл повернул, надеясь, что Грейс должным образом впечатлила ловкость, с какой он управляет лошадьми, ведь он провел коляску между двумя большими телегами, ехавшими в противоположном направлении. Большинство женщин, которых он знал, восхищались мужчиной, который может повернуть на одном колесе, не опрокинувшись, или проехать всего в нескольких дюймах от встречного экипажа, и оба эти трюка Рочдейлу удалось с легкостью продемонстрировать во время долгой поездки в Челси.
Однако Грейс Марлоу – не большинство женщин. Или по крайней мере не такая, как большинство женщин, которые появлялись в жизни Рочдейла. Тот тип женщин, которым нравится рисковать, которые считают быструю езду чем-то сродни прелюдии. Такие женщины, от чьих предложений он отказался вчера вечером. Леди Дрейк и Сисели Эрскин обе в прошлом были весьма страстными в постели. Его все еще удивляло, что он отказал им ради одного поцелуя чопорной епископской вдовы.
Добродетельная миссис Марлоу никогда не была бы такой «рисковой», как леди Дрейк, или Сисели Эрскин, или сотни других женщин, которых он знал, но вопреки его ожиданиям она не жаловалась на скорость движения коляски. Он приготовился все время натягивать вожжи и ползти, как старая дева в тележке, если Грейс пожалуется или покажется встревоженной. Вместо этого при первом же намеке на скорость она схватилась одной рукой за ремень, а другой – за шляпку. Он понял это как знак, что она готова ко всему, – только не мог понять, будет она наслаждаться быстрой ездой или стоически терпеть. Он надеялся на то, что такое же отношение сохранится ко всему, что он хотел с ней сделать. Обнадеживало, что она не произнесла ни единого слова жалобы, пока он управлял легкой спортивной коляской так, как ею следовало управлять.
Когда они были вынуждены притормозить у найтсбриджского шлагбаума, он спросил, не слишком ли быстро едет.
– Вовсе нет: – Вымученность ее голоса говорила другое. Он мог бы перевернуть коляску в канаву, но эта упрямица Грейс просто продолжала бы придерживать шляпку и не доставила бы ему удовольствия насладиться ее испугом. – Тут удивительно удобно, – продолжила она, – и езда очень ровная. Полагаю, этот экипаж предназначен для бегов?
Рочдейл так чертовски гордился своей коляской, что с трудом сдерживался, чтобы не лопнуть от собственной значимости. Быстрые лошади и быстрая коляска были одними из первых в списке главных удовольствий в жизни, а эта маленькая красавица создана по его собственному проекту.
– Да, я приказал ее сделать специально для бегов, – сказал он, – и уже выиграл с ней не один забег. Упряжка, конечно, не менее важна. Это две мои лучшие упряжные лошади.
– Признаюсь, я была удивлена, что такую красивую коляску везут не одинаковые лошади, – заметила она. – Но они, кажется, хорошо подходят друг другу.
– Я подбираю лошадей по скорости и выносливости, а не по тому, насколько хорошо они смотрятся вместе. – Он наклонился ближе и понизил голос до соблазнительного: – Но возможно, мне следовало сегодня взять пару одинаковых серых. Под цвет ваших глаз.
Она улыбнулась и тихонько прищелкнула языком, смеясь над его лестью.
Рочдейл думал, что уже разгадал чопорную вдову, но она продолжала подбрасывать ему маленькие сюрпризы. Он ожидал недовольного фырканья или укоризненного стона. А вместо этого получил улыбку.
Успех!
– Вам нужно чаще улыбаться, – посоветовал он. – Вы выглядите еще красивее, когда улыбаетесь. – Что было величайшим преуменьшением, какое когда-либо произносилось. Грейс Марлоу была красавицей, самой настоящей. Он никогда не забудет, как она выглядела на бале-маскараде с распущенными волосами – Боже, какие это были волосы! – и открытой грудью.
Но даже сегодня, в коротком голубом жакете, застегнутом до подбородка, и с волосами, спрятанными под соломенной шляпкой, Грейс все равно выглядела такой же аппетитной, как спелый персик, ожидающий гурмана.
Необходимость держать вожжи в руках означала, что он не может прикасаться к ней так, как ему хотелось, дразня ее руки до тех пор, пока не почувствует, что они потеплели или дрожат. Но Рочдейл позаботился, чтобы его бедро было почти в постоянном контакте с ее бедром. Нужно обязательно держать ее в постоянном ощущении его присутствия, физически. Ухаживать за ней через благотворительность было недостаточно. Самым важным делом было медленное пробуждение ее физической страсти. Он ни в коем случае не хотел, чтобы она забыла, что он мужчина, который целовал ее и который желает ее.
Два поцелуя очень многое рассказали ему о Грейс Марлоу. Она была неиссякаемым источником страсти, так глубоко погребенной, что многие годы либо спала, либо была под строжайшим контролем. Рочдейл не мог не удивляться ее браку. Неудивительно, что епископу захотелось жениться на ней. Юной девушкой она, должно быть, была ослепительной. Старый болван, наверное, только раз взглянул на нее и напрочь потерял голову. И вся эта прекрасная юная плоть была потрачена впустую на старого дурака в два с лишним раза старше ее.
Никогда не поймешь этих надутых индюков в сутанах, которые читают проповеди о грехе прелюбодеяния. За закрытыми дверями они могли быть безразличными любовниками, полными ненависти к самим себе за то, что поддаются животным желаниям, или, напротив, жестокими к женщинам, в которых видели воплощение искушения. Старый Марлоу был крепким мужчиной, который выбрал себе в невесты прекрасную юную девушку. Он уже вырастил детей, так зачем брать молодую невесту, кроме как согревать его постель?
Как ни отвратителен ему был епископ, Рочдейл сомневался, что самодовольный старый болтун был жестоким мужем. В таком случае сдержанность Грейс была бы совсем другого рода, основанная на страхе. Он не видел в ее глазах такого страха – только шок и смущение – и готов был биться об заклад, что шок основывался на ее собственном физическом ответе, а не на простом гневе на поступки пресловутого распутника. Поэтому она либо была потрясена, ощущая чувственное влечение к мужчине, который не был ее мужем, или просто изумлялась, что вообще ощутила его.
Вероятнее всего, и того и другого понемногу. Он бы поставил всю свою конюшню на то, что Марлоу никогда не позволял ей проявлять страсть. Наверняка он не снимал с себя ночную рубашку и заставлял ее лежать под ним молча и совершенно неподвижно. Несколько сильных толчков, и он перекатывался с нее, не заботясь о ее наслаждении. После этого он, наверное, гладил ее по голове и благодарил за удовлетворение его низменных инстинктов.
Конечно, он мог ошибаться насчет Марлоу. Но Грейс явно не привыкла порождать чувственное желание. Требовалось очень мало, чтобы разбудить этот нетронутый источник страсти, честно говоря, вообще никакой ловкости. И именно это и пугало ее, Рочдейл был в этом уверен.
Чтобы выиграть пари, ему нужно избавить ее от этого страха, научить ее принимать свою чувственность как должное. Теми двумя поцелуями он добился успеха. Но Грейс все еще не доверяла ему, а это жизненно необходимо для финальной капитуляции. Сегодняшняя поездка в Челси послужит, как он надеялся, двум целям: Грейс не только поймет, что можно доверять ему, но и начнет доверять себе.
Ее вцепившаяся в ремень рука, когда они летели по лондонским улицам, и намек на улыбку сказали Рочдейлу, что он, пусть и медленно, продвигается к обеим целям.
Всякий раз, когда движение заставляло их притормаживать, было вполне естественно начинать разговор, Рочдейл побуждал ее говорить о благотворительности и планах на будущее. Он ни разу не упомянул ни поцелуи, ни стихи из Библии или пари. Он не спрашивал, занимался ли когда-нибудь старый Марлоу с ней любовью по-настоящему. Чтобы не смущать ее, он позволял говорить в основном ей, а сам лишь подбрасывал вопросы о работе, проводимой в Марлоу-Хаусе. К тому времени, когда они увидели здание, Рочдейл уже знал об этом проклятом месте больше, чем когда-либо хотел знать.