Страница:
64.
После этого лакедемоняне снарядили в поход на Афины более многочисленное войско во главе с царем Клеоменом, сыном Анаксандрида, но отправились на этот раз не морским путем, а по суше. Когда спартанцы проникли в Аттику, то их прежде всего встретила [фессалийская] конница, но после схватки быстро обратилась в бегство, оставив на месте более 40 убитых. Уцелевшие же тотчас прямым путем возвратились в Фессалию. А Клеомен вместе с афинянами, желавшими свободы, занял нижний город и стал осаждать тиранов, которые заперлись в Пеларгической крепости.65.
Однако лакедемоняне, конечно, никогда бы не захватили [крепости и] Писистратидов (они ведь не намеревались вести осады, а Писистратиды сумели хорошо обеспечить себя продовольствием и питьевой водой). После немногих дней безуспешной осады спартанцы возвратились бы в Спарту, если бы тут не произошло события, рокового для осажденных и счастливого для осаждающих: сыновья Писистратидов попались в плен при попытке тайно увезти их из Аттики в безопасное место. Это обстоятельство смешало все расчеты Писистратидов, и им пришлось взамен выдачи детей сдаться на поставленных афинянами условиях: покинуть Аттику в течение пяти дней. Писистратиды удалились в Сигей на Скамандре после 36-летнего владычества над афинянами. Писистратиды, так же как и прежние афинские цари из рода Кодра и Меланфа, первоначально были пришельцами из Пилоса и потомками Нелея.[635] Поэтому-то Гиппократ в память Несторова сына Писистрата дал своему сыну то же имя Писистрат. Так-то афиняне освободились от тиранов. А что «совершили они достойного упоминания и какие беды претерпели»[636] после освобождения [от тиранов] и до восстания Ионии против Дария, именно до прибытия в Афины милетянина Аристагора с просьбой о помощи, — об этом-то я прежде всего и хочу рассказать.66.
Афины, правда, уже и прежде были великим городом, а теперь после освобождения от тиранов стали еще более могущественными. Двое людей стояли тогда во главе города: Алкмеонид Клисфен, который, как говорят, подкупил Пифию, и Исагор, сын Тисандра (предков его я, однако, не могу назвать). Его родичи, впрочем, приносят жертвы Зевсу Карийскому. Эти-то люди боролись за власть в городе. Клисфен потерпел поражение и стал заискивать перед простым народом. После этого он заменил четыре филы, на которые прежде делились афинские граждане, десятью новыми. Прежние названия фил, которые назывались по именам четырех сыновей Иона — Гелеонта, Эгикора, Аргада и Гоплета,[637] он отменил и взял названия по именам других племенных героев и, кроме того, чужого — Эанта. А это имя он взял (хотя Эант и не был афинянин), потому что тот был соседом и союзником города.67.
Это преобразование Клисфен, мне думается, произвел, подражая своему деду с материнской стороны, тирану Сикиона. Этот-то старший Клисфен во время войны с Аргосом запретил рапсодам устраивать состязания в Сикионе потому именно, что в эпических песнях Гомера почти всюду воспеваются аргосцы и Аргос. Затем тиран хотел изгнать из страны [героя] Адраста, сына Талая, храм которого стоял и поныне стоит на самой рыночной площади в Сикионе, за то, что тот был аргосцем. Клисфен прибыл в Дельфы вопросить оракул, изгнать ли ему Адраста. Пифия же изрекла ему в ответ: Адраст — царь Сикиона, а он [Клисфен] — только жестокий тиран. По возвращении домой, так как бог не позволил тирану уничтожить почитание Адраста, Клисфен стал придумывать средства, как бы заставить Адраста добровольно уйти из Сикиона. Когда он решил, что средство найдено, то послал в беотийские Фивы и велел сказать, что желает призвать в Сикион героя Меланиппа, сына Астака. Фиванцы согласились, а Клисфен призвал Меланиппа в Сикион, посвятил ему священный участок у самого пританея и воздвиг храм в самом неприступном месте города. Призвал же Клисфен Меланиппа (это тоже нужно добавить) потому, что тот был заклятым врагом Адраста из-за убийства Адрастом его брата Мекистея и тестя Тидея. После посвящения храма Клисфен отнял у Адраста жертвоприношения и празднества и отдал их Меланиппу. Сикионцы же всегда воздавали Адрасту великие почести. Ведь он был сыном дочери Полиба и получил [царскую] власть в Сикионе после кончины не имевшего сыновей царя Полиба. Среди других почестей, которые сикионцы оказывали Адрасту, они прославляли еще и его «страсти»[638] [представлениями] трагических хоров. Вместо Диониса они таким образом почитали Адраста. Клисфен же передал теперь [трагические] представления Дионису, а остальной культ — Меланиппу.68.
Так Клисфен поступил с Адрастом. А названия дорийских фил он заменил другими, чтобы они не были одинаковыми с аргосскими. При этом он позволил себе издевательства над сикионцами. Так, он выбрал новые имена [фил] от свиньи и осла и прибавил к ним только окончания. Только своей собственной филе он дал имя от слова «власти» [[rxh], именно архелаи, других же назвал гиаты, онеаты и хереаты. Такие названия носили там филы не только при Клисфене, но и еще 60 лет после его кончины. Затем [сикионцы] пришли к взаимному соглашению и восстановили прежние названия фил: гиллеи, памфилы и диманты. К ним они добавили еще четвертую филу и назвали ее членов эгиалеями по имени сына Адраста Эгиала.69.
Это сделал Клисфен Сикионский. Клисфен же Афинский, сын дочери Клисфена Сикионского (названный по имени деда), в подражание своему тезке Клисфену так же, думается, презирал ионян, как и тот дорийцев, и равным образом не желал, чтобы имена фил у афинян были одинаковыми с ионянами. Ведь, как только Клисфен привлек на свою сторону ранее бесправный народ афинский, он изменил названия фил и увеличил их число. Именно он поставил вместо четырех старост фил десять и распределил также демы по десяти на каждую филу. Теперь, когда народ был на стороне Клисфена, он был гораздо сильнее своих противников.70.
Исагор же на этот раз был побежден и со своей стороны придумал вот что. Он призвал на помощь лакедемонянина Клеомена, который был его гостеприимцем со времени осады Писистратидов. Впрочем, ходили слухи о связи Клеомена с женой Исагора. И вот Клеомен сначала отправил в Афины глашатая с требованием изгнать Клисфена и вместе с ним много других афинян, над которыми, как он считал, «тяготела скверна». Это все он сделал по наущению Исагора. Действительно, Алкмеониды и их приверженцы были повинны в кровопролитии, но ни сам он,[639] ни его друзья не были причастны [к нему].71.
«Запятнанными же скверной» афиняне назывались вот почему. Был в Афинах некто Килон, победитель в Олимпии. Он до того возгордился, что стал добиваться тирании. С кучкой своих сверстников он пытался захватить акрополь. Когда это ему не удалось, Килон сел как «умоляющий о защите» у кумира богини. Старосты навкрарий,[640] которые тогда правили Афинами, склонили Килона с товарищами уйти оттуда, обещав сохранить им жизнь. Вина же за убиение Килона и его приверженцев лежит на Алкмеонидах. Это событие произошло еще до времени Писистрата.72.
Когда Клеомен через глашатая потребовал изгнать Клисфена и запятнанных скверной, сам Клисфен тайно бежал из города. Тем не менее Клеомен явился в Афины с небольшим отрядом и по прибытии изгнал 700 семейств, запятнанных скверной, по указанию Исагора. Затем царь вновь сделал попытку распустить совет[641] и отдать всю власть в руки 300 приверженцев Исагора. Когда совет воспротивился и не пожелал подчиниться, Клеомен, Исагор и их приверженцы захватили акрополь. Остальные же афиняне объединились и осаждали [акрополь] два дня. А на третий день они заключили [с осажденными] соглашение, по которому все лакедемоняне покинули страну. Тогда исполнилось прорицание, данное Клеомену. Ведь, когда Клеомен поднялся на акрополь, чтобы занять его, он вступил также в священный покой богини[642] якобы с целью помолиться ей. Не успел царь переступить порог, как жрица поднялась с седалища и сказала: «Назад, чужеземец из Лакедемона! Не вступай в святилище! Ведь сюда не дозволено входить дорийцам!». А тот возразил: «Женщина! Я — не дориец, а ахеец». Так, вот, Клеомен пренебрег прорицанием [жрицы] и все-таки силой проник [в святилище] и поэтому должен был снова покинуть страну со своими лакедемонянами. Остальных же [приверженцев] Исагора афиняне заключили в оковы и казнили. В числе казненных был и дельфиец Тимесифей, о силе и доблестных деяниях которого я мог бы рассказать очень многое.73.
Так-то сторонники Исагора были заключены в оковы и казнены. Афиняне же после этого возвратили Клисфена и 700 семейств, изгнанных Клеоменом, и отправили посольство в Сарды заключить союз с персами:[643] они были убеждены ведь, что предстоит война с Клеоменом и лакедемонянами. Когда посольство прибыло в Сарды и изложило свое поручение, то Артафрен, сын Гистаспа, сатрап Сард, спросил: «Что это за народ, где обитает и почему ищет союза с персами». Получив разъяснение послов, сатрап дал им такой краткий ответ: «Если афиняне дадут царю землю и воду, то он заключит союз, если же нет, то пусть уходят». Послы же, желая заключить союз, согласились, приняв это на свою ответственность. Впрочем, по возвращении на родину они подверглись суровому осуждению за эти самостоятельные действия.74.
Между тем Клеомен считал себя крайне оскорбленным афинянами на словах и на деле и стал собирать войско со всего Пелопоннеса. О цели похода царь, правда, умалчивал, хотя желал отомстить афинскому народу и поставить тираном Исагора (Исагор ведь вместе с ним покинул акрополь). Так вот, Клеомен с большим войском вступил в Элевсин, а беотийцы по уговору заняли Эною и Гисии, пограничные селения в Аттике. А с другой стороны напали халкидяне и стали опустошать аттические поля. Афиняне же хоть и оказались между двух огней, но решили потом припомнить это беотийцам и халкидянам и выступили против пелопоннесцев в Элевсине.75.
Когда оба войска должны были уже сойтись для битвы, сначала коринфяне сообразили, что поступают несправедливо, одумались и возвратились домой. За ними последовал Демарат, сын Аристона, второй спартанский царь, стоявший во главе лакедемонского войска вместе с Клеоменом. До этого времени он был в согласии с Клеоменом. Из-за этой-то распри в Спарте был издан закон, запрещающий обоим царям вместе идти в поход (прежде ведь отправлялись в поход оба царя). А когда теперь один из царей был отстранен от начальства над войском, то и один из Тиндаридов должен был оставаться дома: ведь до этого оба Тиндарида как помощники и защитники выступали в поход [со спартанским войском].[644]76.
И вот когда остальные союзники в Элевсине увидели, что лакедемонские цари в распре, а коринфяне покинули боевые ряды, то и сами также возвратились домой. Так-то дорийцы в четвертый раз вторглись в Аттику. Дважды приходили они врагами и дважды — на защиту афинской демократии. Первый раз — в то время, когда основали Мегары (этот поход будет, пожалуй, правильно отнести ко временам афинского царя Кодра).Второй же и третий раз спартанское войско вышло из Спарты, чтобы изгнать Писистратидов. А четвертое вторжение — теперешнее, когда Клеомен во главе пелопоннесцев вступил в Элевсин. Так-то теперь в четвертый раз дорийцы проникли в Аттическую землю.77.
Итак, это вражеское войско бесславно распалось. Тогда афиняне, решив отомстить, сначала пошли войной на Халкиду. Беотийцы же выступили на помощь халкидянам к Еврипу. Заметив идущих на помощь беотийцев, афиняне решили прежде напасть на них, чем на халкидян. Афиняне вступили в сражение с беотийцами и одержали полную победу: множество врагов они перебили и 700 человек взяли в плен. Еще в тот же самый день афиняне переправились на Евбею, напали на халкидян и также одолели их. После победы они оставили 4000 клерухов-поселенцев на земле гиппоботов (гиппоботами назывались халкидские богачи).[645] Пленных халкидян вместе с беотийскими пленниками афиняне также бросили в оковах в темницу. Через некоторое время пленники, правда, были отпущены за выкуп в 2 мины. Оковы же, которыми они были связаны, афиняне повесили на акрополе. Оковы эти находились там еще и до моего времени и висели на стене, опаленной пожаром [в войне] с мидянами, против святилища на западной стороне. На десятую часть выкупа [за пленников] афиняне посвятили богине медную четверку коней. Она стоит сразу налево при входе в пропилеи на акрополе. Надпись на ней гласит:
Рать беотян и халкидян совместную мы укротили,
Гордых афинян сыны, подвигом бранным своим.
Мрачной темницей и цепью железной их буйство смирили
И десятину Палладе сих посвятили коней.
78.
Итак, могущество Афин возрастало. Ясно, что равноправие для народа не только в одном отношении, но и вообще — драгоценное достояние. Ведь, пока афиняне были под властью тиранов, они не могли одолеть на войне ни одного из своих соседей. А теперь, освободившись от тирании, они заняли безусловно первенствующее положение. Поэтому, очевидно, под гнетом тиранов афиняне не желали сражаться как рабы, работающие на своего господина; теперь же после освобождения каждый стал стремиться к собственному благополучию.79.
Так обстояли дела у афинян. Фиванцы же после этого отправили послов в Дельфы вопросить оракул об отмщении афинянам. А Пифия ответила: одним им не удастся отомстить афинянам, и приказала фиванцам созвать «собрание, полное шума»,[646] и просить о помощи ближайших соседей. По возвращении послы созвали народное собрание и сообщили изречение оракула. Узнав от послов, что им следует обратиться за помощью к ближайшим соседям, фиванцы сказали:«Разве не ближайшие наши соседи танагрийцы, коронейцы и феспийцы? Они всегда ведь охотно сражаются на нашей стороне и помогают нам. Почему же нам нужно еще просить их об этом? Нет, нужно думать, что смысл изречения оракула иной!».[647]