22.
Итак, в Милете теперь уже не было больше милетян. На Самосе же зажиточные граждане вовсе не одобряли образа действий своих военачальников по отношению к персам. После морской битвы они тотчас собрались на совет и решили, пока их тиран Эак не успел вернуться в страну, выселиться куда-нибудь, чтобы, оставаясь на родине, не быть рабами персов и Эака.
[687] Как раз в это самое время занклейцы, что в Сикелии, отправили послов в Ионию с приглашением на «Красивый Берег», где они желали основать ионийский город. А этот так называемый «Красивый Берег» находится в стране сикелийцев, именно в части Сикелии, обращенной к Тирсении. Итак, по приглашению занклейцев отправились в путь только самосцы — одни из ионян, а с ними еще беглецы из Милета.
23.
В это время произошло вот что. По пути в Сикелию самосцы прибыли в землю эпизефирийских локров. Сами занклейцы во главе со своим царем, по имени Скиф, осаждали тогда [какой-то] город сикелийцев, который они желали захватить. О прибытии самосцев между тем узнал тиран Регия Анаксилай, враждовавший тогда с занклейцами. Встретив пришельцев, он стал убеждать их лучше отказаться от «Красивого Берега», куда они плыли, и захватить Занклу, покинутую мужским населением. Самосцы послушались совета и овладели городом. Как только занклейцы узнали о захвате своего города, они сами поспешили на помощь и призвали Гиппократа, тирана Гелы, своего союзника. Когда же Гиппократ в самом деле явился с войском на помощь, то велел бросить в оковы властителя занклейцев Скифа за то, что тот-де покинул свой город на произвол судьбы. Брата же Скифа Пифогена тиран выслал в город Иник, а остальных занклейцев выдал самосцам, заключив с ними договор, подтвержденный взаимной клятвой. В награду за это самосцы обещали Гиппократу вот что: именно, отдать ему половину всей домашней утвари и рабов в городе и, кроме того, весь урожай с полей. Большую часть занклейцев тиран держал в оковах на положении рабов, а 300 самых знатных отдал самосцам, [повелев] казнить. Самосцы, впрочем, не казнили их.
24.
Скиф же, властитель занклейцев, из Иника бежал в Гимеру, а оттуда отправился в Азию и прибыл к царю Дарию. Дарий считал его самым честным из эллинов, когда-либо приходивших к нему. И действительно, с разрешения Дария он вновь отправился в Сикелию, а затем возвратился к царю и [жил у него], наслаждаясь великим богатством, пока не скончался глубоким старцем в Персии. Самосцы же, избежав персидского ига, без большого труда завладели прекраснейшим городом.
25.
После морской битвы у Милета финикияне по приказанию персов возвратили на Самос Эака, сына Силосонта,
[688] за его великие заслуги перед царем. И самосцы были единственными из восставших против царя Дария [ионян], город и святилища которых не были преданы огню. После взятия Милета персы сразу же захватили Карию, причем часть городов подчинилась им добровольно, а другие по принуждению. Таков был ход событий.
26.
Между тем к Гистиею весть о событиях в Милете пришла, когда он стоял у Византия и захватывал ионийские грузовые корабли, шедшие из Понта.
[689] Поручив дела на Геллеспонте Бисальту, сыну Аполлофана из Абидоса, сам Гистией отплыл на лесбосских кораблях, взяв курс на Хиос. Хиосская стража не допустила его в город, и тогда Гистией напал на хиосцев в так называемых Келах в Хиосской области. В схватке тиран перебил много хиосцев. Он одолел так же со своими лесбосцами и хиосцев, уцелевших от поражения в морской битве, отправляясь из Полихны на Хиосе.
27.
Обычно, когда какому-нибудь городу или народу предстоят тяжкие бедствия, божество заранее посылает знамения. Так же и хиосцам явлены были перед этими невзгодами великие знамения. Так, из хора в 100 юношей, отправленных в Дельфы, только двое вернулись домой. А 98 из них были внезапно похищены чумой. Затем в то же самое время, незадолго до морской битвы, в самом городе обрушилась крыша школы
[690] и из 120 детей только один избежал гибели. Такие знамения божество заранее ниспослало хиосцам. Непосредственно за этим могущество города было сокрушено в морской битве, а после нее явилась [новая напасть] — Гистией с лесбосцами. Сломленных такой бедой хиосцев Гистией легко подчинил своей власти.
28.
Из Хиоса Гистией выступил в поход на Фасос с большим отрядом ионян и эолийцев. Во время осады Фасоса пришла весть, что финикийский флот идет из Милета против остальных ионийских городов. Узнав об этом, тиран снял осаду Фасоса и поспешил со своим войском на Лесбос. С Лесбоса из-за нехватки продовольствия для войска он переправился на материк, чтобы добыть хлеба из Атарнея и из долины Каика в Мисийской области. В этих местах тогда как раз находился с большим войском персидский военачальник Гарпаг. Он напал на Гистиея при высадке на берег, взял в плен самого тирана и уничтожил большую часть его войска.
29.
А взят в плен Гистией был вот как. Битва эллинов с персами произошла при Малене в Атарнейской области. Эллины долгое время стойко держались; наконец персидская конница стремительно бросилась на них и решила исход дела. Эллины обратились в бегство, а Гистией в надежде, что царь не покарает его смертью за теперешнее преступление, и малодушно пытаясь спасти свою жизнь, поступил так: во время бегства какой-то персидский воин настиг его и хотел было уже заколоть. Тогда тиран объявил ему по-персидски, что он — Гистией из Милета.
30.
Если бы пленника привели к царю Дарию, то, как я думаю, Гистией не понес бы никакой кары и царь бы простил его. По этой-то причине, а также из боязни, как бы тиран, избежав наказания, вновь не приобрел большого влияния у царя Дария, Артафрен, правитель Сард, и Гарпаг, захвативший его в плен, велели привезти его в Сарды [и казнить]. Там тело Гистиея распяли на кресте, а голову, набальзамировав, отослали в Сусы к царю Дарию. Узнав об этом, Дарий выразил свое неудовольствие поступком этих людей, именно за то, что они не доставили тирана живым пред его царские очи. Голову Гистиея царь повелел обмыть, обрядить и предать достойному погребению: Гистией ведь оказал ему и персам великие услуги. Таков был конец Гистиея.
31.
На следующий год персидский флот, перезимовав в Милете, вышел в море и без труда захватил острова у побережья: Хиос, Лесбос и Тенедос. Каждый раз при захвате какого-нибудь острова варвары устраивали облавы на людей. Поступали они при этом так: взявшись за руки, они образовывали цепь, растянутую от северного побережья моря до южного, и затем проходили таким образом через весь остров, охотясь за людьми.
[691] Подобным же образом персы захватывали и ионийские города на материке, но только облаву на людей здесь было устраивать невозможно.
32.
Тогда-то персидские военачальники показали, что их угрозы ионянам, когда те стояли враждебным станом против них, не были пустыми словами. В завоеванных городах персы, выбрав наиболее красивых мальчиков, вырезали у них половые органы и обращали в евнухов, а самых миловидных девушек уводили в плен к царю. Так они поступали и предавали огню города вместе со святилищами богов. Так-то ионяне в третий раз были обращены в рабство: сначала лидийцами, а затем дважды персами.
[692]33.
Из Ионии персидский флот взял курс на Геллеспонт и захватил все города на левой его стороне при входе в пролив. Города же, лежащие на правой стороне, были уже захвачены персами с суши.
[693] А на европейской стороне Геллеспонта находятся следующие местности: Херсонес с большим числом городов, затем город Перинф, укрепленные места во Фракии, потом Селимбрия и Византий. Жители Византия и жившие на противоположном берегу калхедоняне
[694] не стали ждать нападения финикиян. Они покинули свои города и отплыли в Евксинский Понт. Там они поселились в городе Месамбрии. Финикияне же, предав огню упомянутые местности, направились в Проконнес и Артаку. Уничтожив огнем и эти города, они вернулись на Херсонес, чтобы захватить остальные города, которые не успели разрушить при первой высадке. Однако на Кизик они не совершили нападения, так как жители его еще до их прихода сами подчинились царю: об этом они договорились с сатрапом Даскилея Эбаром, сыном Мегабаза.
34.
Все эти города на Херсонесе, кроме Кардии, попали в руки финикиян. Правил ими тогда Мильтиад, сын Кимона, внук Стесагора. Получил же власть над этими городами в прежние времена Мильтиад,
[695] сын Кипсела, вот каким образом. Владело Херсонесом фракийское племя долонков. Эти-то долонки, жестоко теснимые во время войны с апсинтиями, отправили своих царей в Дельфы вопросить бога об [исходе] войны. Пифия повелела им в ответ призвать «первым основателем» в свою страну того, кто по выходе из святилища первым окажет им гостеприимство. Возвращаясь священным путем, долонки прошли землю фокийцев и беотийцев.
[696] Так как никто не принял их, то они свернули в сторону [и направились] в Афины.
35.
В Афинах в те времена вся власть была в руках Писистрата. Большим влиянием, впрочем, пользовался также Мильтиад, сын Кипсела, происходивший из семьи, которая содержала четверку коней. Свой род он вел от Эака из Эгины, а афинянином был лишь с недавних пор. Первым из этого дома стал афинянином Филей, сын Эанта.
[697] Этот-то Мильтиад сидел перед дверью своего дома. Завидев проходивших мимо людей в странных одеяниях и с копьями, он окликнул их. Когда долонки подошли [на зов], Мильтиад предложил им приют и угощение. Пришельцы приняли приглашение и, встретив радушный прием, открыли хозяину полученное ими прорицание оракула. Затем они стали просить Мильтиада подчиниться велению бога. Услышав просьбу долонков, Мильтиад сразу же согласился, так как тяготился владычеством Писистрата и рад был покинуть Афины. Тотчас же он отправился в Дельфы вопросить оракул: следует ли ему принять предложение долонков.
36.
Пифия же повелела [согласиться]. Так-то Мильтиад, сын Кипсела (незадолго перед этим он одержал победу в Олимпии с четверкой коней), отправился в путь вместе со всеми афинянами, желавшими принять участие в походе, и долонками и завладел страной. Призвавшие же Мильтиада долонки провозгласили его тираном. Мильтиад отделил сначала Херсонесский перешеек стеной от города Кардии до Пактии,
[698] для того чтобы апсинтии не могли вторгаться и опустошать эту землю. Ширина перешейка 36 стадий, а длина всего Херсонеса от этого перешейка 420 стадий.
37.
Итак, отделив стеной Херсонесский перешеек и преградив таким образом путь апсинтиям, Мильтиад пошел войной на прочих врагов, и прежде всего на лампсакийцев. Лампсакийцы же устроили засаду и захватили Мильтиада в плен. Мильтиад же пользовался большим уважением лидийского царя Креза. Когда Крез узнал о пленении Мильтиада, то велел передать лампсакийцам [требование] отпустить Мильтиада с угрозой в противном случае истребить их город, как сосну. Лампсакийцы же не могли понять, что означают слова царской угрозы: истребить их, как сосну. В конце концов какой-то старик растолковал им смысл: когда-то он слышал, что сосна — единственное дерево, не дающее отростков; срубленное дерево совершенно погибает. Тогда лампсакийцы из страха перед Крезом отпустили Мильтиада на свободу.
38.
Так-то Мильтиад при помощи Креза избежал страшной опасности. Скончался же он бездетным и власть свою и имущество передал Стесагору, сыну Кимона, своего единоутробного брата. После кончины Мильтиада херсонесцы, по обычаю, приносят ему жертвы как герою — основателю [колонии] и устраивают конские и гимнические
[699] состязания, в которых не позволяется участвовать ни одному лампсакийцу. В войне с лампсакийцами нашел свою смерть и Стесагор, также не оставивший потомства. Его поразил в пританее
[700] секирой по голове какой-то лампсакиец, выдавший себя за перебежчика, а на самом деле — его злейший враг.
39.
После того как и Стесагора постиг такой конец, Писистратиды отправили на Херсонес с триерой захватить верховную власть Мильтиада, сына Кимона, брата покойного Стесагора. Писистратиды в Афинах дружески обращались с Мильтиадом, делая вид, будто совершенно не причастны к убиению его отца [Кимона] (о чем я расскажу в другом месте).
[701] По прибытии в Херсонес Мильтиад остановился в доме [тирана], очевидно, для того, чтобы еще раз воздать погребальные почести покойному. Между тем, узнав об этом, властители городов на Херсонесе прибыли отовсюду выразить сочувствие. Когда они собрались все вместе, Мильтиад велел схватить их и бросить в оковы. Так-то Мильтиад захватил власть над Херсонесом. Он содержал 500 наемников и взял себе в жены Гегесипилу, дочь Олора, фракийского царя.
40.
На этого-то Мильтиада, сына Кимона (а он лишь недавно возвратился на Херсонес), обрушилась теперь еще более тяжкая беда, чем прежде.
[702] Ведь за три года до этого он был изгнан скифами. Скифские кочевые племена, раздраженные вторжением царя Дария, объединились и дошли до Херсонеса. Мильтиад не стал ожидать вторжения скифов, а бежал в изгнание, пока скифы не ушли и долонки не вернули его назад. Эти события произошли за три года до постигших его затем несчастий.
[703]41.
Теперь же при известии, что финикияне стоят у Тенедоса, Мильтиад погрузил на пять триер все свои сокровища и отплыл в Афины. Выйдя в море из города Кардии, Мильтиад поплыл через Меланский залив. Но тут, огибая Херсонес, он встретил финикийские корабли.
[704] Самому Мильтиаду с четырьмя кораблями удалось спастись бегством на Имброс.
[705] Пятый же корабль во время преследования попал в руки финикиян. Начальником этого корабля был как раз старший сын Мильтиада, но, конечно, не от дочери фракийского царя Олора, а от другой жены. Его-то и захватили в плен финикияне. Узнав затем, что это — сын Мильтиада, финикияне отвезли его к царю, думая этим заслужить великую царскую милость (ведь именно Мильтиад на совете ионян высказался за то, чтобы по требованию скифов разрушить мост и затем отплыть на родину). Когда финикияне привезли в Сусы Метиоха, сына Мильтиада, Дарий не причинил ему, однако, никакого зла. Напротив, царь сделал пленнику много добра: он пожаловал ему дом, поместье и персиянку в жены. От этой женщины у Метиоха родились дети, которые считались уже персами. Сам же Мильтиад с Имброса [благополучно] прибыл в Афины.
42.
В этом году персы не предпринимали больше враждебных действий против ионян, кроме уже упомянутых. Напротив, в этот год произошли вот какие весьма выгодные ионянам события. Артафрен, сатрап Сард, приказал прислать к нему предводителей ионийских городов и заставил их заключить между собой договоры: споры должны разрешаться впредь мирным путем, грабить и разорять друг друга городам [было запрещено]. Сатрап заставил ионийские города принять это. Затем сатрап приказал произвести обмер их земли парасангами (этим словом персы обозначают меру в 30 стадий). После обмера он назначил каждому городу подать, которую они всегда с того времени неизменно выплачивают вплоть до сего дня [в таком размере], как установил Артафрен. Эти положенные подати Артафреном почти не превышали прежних податей, уплачиваемых ионийскими городами. Эти меры принесли мир Ионии.
[706]43.
С наступлением весны
[707] после смещения царем других главных военачальников Мардоний, сын Гобрия, выступил к морю с огромным сухопутным войском и большим флотом. Мардоний был еще молодой человек и только недавно вступил в брак с дочерью Дария Артозострой. Прибыв с этим войском в Киликию, сам Мардоний сел на корабль и продолжал дальнейший путь с флотом. Сухопутное же войско с другими военачальниками во главе двигалось к Геллеспонту. А Мардоний между тем плыл вдоль побережья Азии и достиг Ионии. Здесь-то и произошло нечто такое, что я назову самым поразительным событием для тех эллинов,
[708] которые не желали верить, будто Отан предложил семи персам ввести демократию в Персии. И действительно, Мардоний низложил всех ионийских тиранов и установил в городах демократическое правление. Совершив такой переворот, Мардоний поспешил дальше к Геллеспонту. После того как на Геллеспонте собралось множество кораблей, а также большие сухопутные силы, персы переправились на кораблях через пролив и затем двинулись по Европе, а именно на Эретрию и Афины.
44.
Города эти явились, однако, лишь предлогом для похода. В действительности же персы стремились покорить как можно больше эллинских городов. Сначала, как известно, они при помощи флота подчинили фасосцев, которые даже не подумали оказать сопротивление. Затем сухопутное войско прибавило к числу прочих порабощенных народностей еще и македонян
[709] (ведь все племена к востоку от Македонии были уже во власти персов). От Фасоса персы переправились на противоположный берег и поплыли вдоль побережья дальше до Аканфа,
[710] а от Аканфа стали огибать Афон. В пути, однако, на персидский флот обрушился порыв сильного северо-восточного ветра, который нанес ему страшные потери, выбросив большую часть кораблей на афонские утесы. При этом, как передают, погибло 300 кораблей и свыше 20000 человек. Море у афонского побережья полно хищных рыб, которые набрасывались на [плавающих людей] и пожирали их. Другие разбивались о скалы, иные же тонули, не умея плавать, а иные, наконец, погибали от холода. Так-то нашел свою погибель персидский флот.
45.
Ночью же стан Мардония в Македонии подвергся нападению фракийцев из племени бригов. Много персов при этом было перебито, и сам Мардоний ранен. Бриги, впрочем, все же не избежали персидского ига: Мардоний покинул эту страну, только окончательно покорив ее жителей. После этого ему пришлось отступить с войском, так как сухопутные силы понесли тяжелые потери от бригов, а флот потерпел жестокое крушение у берегов Афона. Итак, этот поход окончился позорной неудачей, и войско возвратилось в Азию.
46.
Спустя два года после этого
[711] Дарий отправил сначала вестника к фасосцам с повелением разрушить стены города и послать свои корабли в Абдеры (фасосцев оклеветали соседи, приписывая им мятежные замыслы [против царя]). После осады города Гистиеем из Милета фасосцы при своих огромных доходах тратили деньги на строительство военных кораблей и возведение мощных стен. Доходы же они получали из [колоний] на материке и от рудников. Так, золотые рудники в Скаптегиле приносили им обычно 80 талантов;
[712] рудники же на самом Фасосе — несколько меньше, но все же столь много, что фасосцы были не только свободны от налогов на хлеб, но все, вместе взятое, — доходы от владений на материке и от рудников — составляло ежегодно сумму в 200 талантов, а в лучшие годы — даже 300 талантов.
47.
Мне самому пришлось также видеть эти рудники. Безусловно самые замечательные из них — это рудники, открытые финикиянами, когда они под предводительством Фасоса поселились на этом острове (он и теперь называется по имени Фасоса, сына Фойника). А эти финикийские рудники на Фасосе лежат между местностями под названием Эниры и Кениры, напротив Самофракии. Огромная гора там изрыта в поисках золота. Таковы эти рудники.
48.
Фасосцам все же пришлось по царскому повелению разрушить свои стены и все корабли послать в Абдеры. После этого Дарий сделал попытку разведать замыслы эллинов: думают ли они воевать или предпочитают сдаться. Для этого Дарий отправлял глашатаев в разные города по всей Элладе с повелением требовать царю земли и воды. Этих-то глашатаев он посылал в Элладу, а других отправлял в приморские города, платившие ему дань, приказывая строить военные корабли и грузовые суда для перевозки лошадей.
49.
Эти города-данники взялись поставлять [царю] эти корабли, а многие материковые города дали прибывшим в Элладу глашатаям то, что им повелел персидский царь. Так же поступали и все островные города, куда являлись глашатаи [с подобным] требованием. Среди островитян, которые дали Дарию землю и воду, были, между прочим, и жители Эгины. Лишь только эгинцы совершили этот поступок, как афиняне тотчас же напали на них с угрозами. Афиняне полагали, что эгинцы дали [землю и воду царю] с враждебными против них намерениями, именно для того, чтобы вместе с персами потом идти войной на них. С радостью ухватились афиняне за этот предлог и отправились в Спарту, чтобы обвинить эгинцев как предателей Эллады.
[713]50.
В силу этого-то обвинения Клеомен, сын Анаксандрида, спартанский царь, переправился в Эгину, чтобы схватить главных виновников. Однако некоторые эгинцы при попытке царя захватить их оказывали сопротивление и среди них прежде всего Криос, сын Поликрита. Криос заявил, что Клеомен не уведет ни одного эгинца безнаказанно, так как он-де действует без разрешения спартанских властей, подкупленный афинскими деньгами: иначе он ведь прибыл бы вместе с другим царем. А говорил все это Криос по приказанию Демарата. Уезжая из Эгины, Клеомен спросил Криоса, как его имя. Тот назвал свое настоящее имя, и Клеомен, обратившись к нему, сказал: «Покрой медью твои рога, баран!
[714] Тебя ожидает великая беда».