Память немного напрягши, король отвечает мартышке:
   «Дело я помню отлично, но самая суть позабылась,
   Что-то, мне кажется, путаным очень оно оказалось.
   Если вы помните сами, то я бы охотно послушал».
   «Раз государю угодно, — сказала мартышка, — извольте.

 
   Ровно два года назад, государь мой король, к вам приходит
   С жалобой шумной змея. Судившийся с нею крестьянин,
   Дважды уже проигравший процесс, не желал подчиняться
   Постановленью судебному. Этот крестьянин был тут же.
   Стала змея излагать горячо и пространно вам дело.

 
   Через дырявый забор проползать ей случилось однажды,
   Но на беду она тут же попалась в потайную петлю,
   Петля стянулась мгновенно — змея там лишилась бы жизни,
   Если бы, к счастью, не оказался случайный прохожий.
   В ужасе смертном змея закричала: «Спаси меня, сжалься!
   Я умоляю, спаси!» Человек отвечает: «Согласен,
   Освобожу, потому что мне жалко тебя. Но сначала
   Ты поклянись ничего мне худого не сделать». Страшнейшей
   Клятвой змея поклялась — и была спасена человеком.

 
   Вот они вместе пошли. Вдруг, чувствуя голод жестокий,
   Бросилась на человека змея, удушить вознамерясь
   И проглотить. Но несчастный отпрянул в испуге и в горе:
   «Это ль заслужено мною?! Это ль твоя благодарность?!
   Клятвой страшнейшей не ты ли клялась?!» А змея отвечает:
   «Вынудил голод меня, ничего не могу с ним поделать:
   «Нужно» с запретом не дружно. Выходит, что я не в ответе».

 
   И человек тут взмолился: «Меня пощади, хоть покуда
   Кто-нибудь встретится нам, кто нас беспристрастно рассудит!»
   «Что ж, — отвечает змея, — могу потерпеть я немного!»

 
   Вот они дале отправились, — ворона видят над лужей, —
   Имя ему Теребиклюй, Каркарлер с ним — вороненок.
   Их подзывает змея: «Подойдите-ка, будьте любезны,
   И рассудите нас». Ворон, внимательно выслушав дело,
   Сразу изрек: «Человека сожрать!» Ведь рассчитывал ворон
   Тоже куском поживиться при этом. Змея ликовала:
   «Значит, победа за мной — и никто меня впредь не осудит!»
   «Нет, — возразил человек, — не совсем проиграл я! Как смеет
   Приговорить меня к смерти разбойник? И самоуправно!
   Требую дело вторично заслушать, судить по закону!
   Несколько судей должно быть: четверо, пятеро, десять!»

 
   Снова змея согласилась: «Пойдем!» По дороге встречают
   Волка с медведем, и все собираются в общую кучку.
   Тут человеку несчастному стало совсем уже страшно:
   Быть одному средь пяти подобных молодчиков! Шутка ль?
   Он окружен был змеею, волком, медведем и парой
   Воронов. Страху набрался он! Волк и медведь очень скоро
   На приговоре сошлись: «Змея умертвить человека
   Полное право имеет: безжалостный голод законов
   Не признает никаких, а клятва нужде не помеха».
   Путника ужас объял: он понял — лишить его жизни
   Все они жаждут. Змея в это время со злобным шипеньем
   Кверху взвилась — и ядом как брызнет! Но путник отпрянул.
   «Это же самоуправство! — он крикнул. — Да кто тебя сделал
   Жизни моей госпожой?» А змея отвечает: «Ты дважды
   Слышал решенье судей и дважды проигрывал дело».
   Но человек возразил: «Ведь они грабежом и разбоем
   Сами живут! Не согласен я! Пусть государь нас рассудит!
   Что он ни скажет, ему подчинюсь. Если я проиграю.
   То, не ропща, даже самое страшное, — все претерплю я!»
   Волк и медведь ядовито сказали: «Ну что же, попробуй!
   Но ведь решенье и там будет в пользу змеи несомненно».
   Были уверены все, что и двор их всецело поддержит,
   И, приведя человека, спокойно предстали пред вами:
   Эта змея, и волк, и медведь, и два ворона. Впрочем,
   Волк не один, а сам-три оказался: привел двух сынишек, —
   Звались они Пустобрюхелем и Ненаеделем, — оба
   Больше, чем все, беспокоили путника, нетерпеливо
   Доли своей дожидаясь: ведь волки прожорливы с детства!
   Ах, как несносно — невежливо выли они перед вами!
   Выгнать пришлось, наконец, вам обоих оболтусов грубых.
   Тут человек и поведал, к милости вашей взывая,
   Как умертвить его хочет змея, не считаясь с великим
   Благодеяньем его, вопреки своей собственной клятве.
   Но отпираться змея и не думала: да, всемогущий
   Голод ее понуждает к тому — он не знает законов!

 
   Вы огорчились тогда, государь мой! Казалось вам дело
   И щекотливым весьма и весьма юридически трудным.
   Да, вам казалось жестокостью на смерть обречь человека
   Столь добросердного. Но и о голоде неумолимом
   Тоже подумать пришлось, и придворный совет вы созвали.
   Но большинство отказалось, увы, поддержать человека:
   Каждый мечтал пообедать — и все о змее хлопотали.
   Тут вы послали гонца за Рейнеке: все остальные
   Слов не жалели, а дела решить не умели законно.
   Рейнеке прибыл, прочел протокол. На его усмотренье
   Вы приговор предоставили: как он решит, так и будет.

 
   Он, поразмыслив, сказал: «Мне обследовать место сначала
   Необходимо. Когда я змею в этой петле увижу,
   Так, как застал ее там человек, то найдется решенье».
   Вот у того же забора змею в ту же самую петлю
   Снова запутали так, как она человеку предстала.

 
   Рейнеке вот что сказал: «В исходном своем положенье
   Стороны вновь очутились, и, значит, никто в этом деле
   Не проиграл и не выиграл. Мне приговор уже ясен:
   Если из петли змею вынимать человеку угодно —
   Пусть вынимает. Не хочет — так пусть и висит она в петле,
   Сам же он с честью, свободно своим пусть идет направленьем.
   Так как за благодеянье змея отплатила коварством,
   Вправе теперь человек выбирать. И, мне кажется, в этом —
   Истинный дух правосудья. Но, может быть, я ошибаюсь…»

 
   Это решенье понравилось вам и советникам вашим.
   Благодарил вас крестьянин, и все восхваляли за мудрость
   Рейнеке-лиса тогда, в том числе и сама королева.
   Много о том говорилось, что в схватке военной, пожалуй,
   Изегрим с Брауном были б на месте: их всюду боятся,
   Там же, где мясом запахнет, — они себя ждать не заставят.
   Рост у обоих, и сила, и смелость — что правда, то правда, —
   Но в королевском совете им часто ума не хватает.
   Оба к тому же слишком бахвалятся силой; а в поле —
   Чуть настоящее дело — так дело как раз и хромает.
   Дома послушаешь их— никого нет на свете храбрее.
   В битве — охотно в резерве лежат, а уж если потребно
   Действовать мощным ударом, приходится гнать их, как прочих.
   Волки с медведями губят страну: их ничуть не заботит,
   Чей загорелся дом, кто несчастные жертвы пожара:
   Были бы угли погреться! Они никого не жалеют, —
   Лишь бы набить им утробу. Яйца съедят они сами,
   А беднякам — скорлупу, и считают, что делятся честно!
   Рейнеке-лис же, напротив, как вся его лисья порода,
   Мудр и советом силен. А что сам он порой провинится,
   То, государь мой, ведь он же не камень. Советника лучше
   Вам никогда не найти. Я прошу вас простить его снова».

 
   Тут ей ответил король: «Я подумаю. Тем приговором
   Был я доволен действительно, ибо змея поплатилась.
   Сам же он плут по природе, — не верю в его поправленье!
   Хоть договор с ним подпишешь, тебя все равно он обманет:
   Кто так хитро извернется, как он, кому с ним тягаться?
   Волк, и медведь, и кот, и кролик, и ворон — младенцы
   Все по сравнению с ним. Натворил он им бед и позора:
   Этот остался без уха, второй — без глаза, а третий —
   Жизни лишился… Не знаю, как можете вы за злодея
   Так предо мной заступаться и так защищать его дело?..»
   «О государь! — обезьяна сказала, — осмелюсь напомнить:
   Род его знатен, велик, вам придется подумать об этом…»

 
   С места поднялся король, чтоб вернуться к придворным, стоявшим
   Тесной толпой, дожидаясь его. Среди них очень много
   Родичей Рейнеке он увидал: главаря родового
   Все собрались выручать. Перечислить их было бы трудно.
   Видит король этот род их обширный, но видит и многих
   Неедругов лисьих напротив. Казалось, весь двор раздвоился.

 
   «Слушай-ка, Рейнеке, — начал король, — оправдайся, коль можешь,
   В подлом своем злодеянье, свершенном с Бэллином вместе, —
   В том, что вы кроткого Лямпе убили и голову жертвы
   Нагло прислали мне в сумке под видом секретных посланий!
   Вы это сделали, явно глумясь надо мною! Но Бэллин
   Жизнью уже расплатился за это, — расплатишься тем же!..»

 
   «Горе мне! — Рейнеке скорбно сказал. — Умереть бы мне лучше!
   Вы меня выслушать лишь соизвольте, а там и решайте:
   Если виновен я — сразу казните. Избавиться, видно,
   Не суждено мне от горя и бед. Моя песенка спета.
   Знайте же: Бэллин, предатель, мои все богатства похитил.
   Да, ни единый из смертных не видел подобных сокровищ!
   Ах, они стоили жизни бедному Лямпе! Доверил
   Сказочный клад я обоим, — похитил все ценности Бэллин!
   Если бы только их вновь обнаружить! Но я опасаюсь,
   Что не найдет их никто, что исчезли они безвозвратно!.,»

 
   Тут обезьяна вмешалась: «Отчаянью нет оснований!
   Если они на земле, то еще остается надежда.
   Будем ходить и расспрашивать всех — и мирян и духовных
   Денно и нощно! Но вы драгоценности нам опишите!»

 
   «Неописуемы! — лис говорит. — И пропали бесследно:
   Кто их присвоил — припрятал. Какой же удар ожидает
   Фрау Эрмелину мою! Она не простит мне ошибки:
   Предупреждала ведь: «Не доверяй им обоим сокровищ!»
   А на меня же поклеп возвели — и, быть может, осудят!
   Нет, я свою правоту докажу, я дождусь приговора.
   Если я буду оправдан, объеду все царства, все страны
   И постараюсь пропажу найти, хоть ценой своей жизни!»


Песнь Десятая


   «О, мой король благородный! — сказал краснобай хитроумный. —
   Дайте мне, мой государь, пред моими друзьями поведать
   О драгоценностях редких, что вам предназначены были.
   Пусть не дошли они к вам, но бывает похвально желанье».
   «Ну, говори, — согласился король, — да смотри, покороче!»

 
   «Все миновало: и счастье и честь! — так начал печально
   Рейнеке. — Первым среди драгоценных изделий был перстень.
   Я его Бэллину дал, поручив передать государю.
   Из благородного золота отлит был перстень старинный
   И удивительным образом собран. Как он блистал бы
   В личной сокровищнице моего короля-государя!
   Тыльную сторону перстня, что самого пальца касалась,
   Всю испещрил письменами гравер и залил их эмалью:
   Те письмена составляли три слова еврейских с особым,
   Тайным значеньем. У нас их никто б не прочел и не понял.
   В них только Абрион, мастер из Трира, сумел разобраться.
   Это — ученый еврей, что все языки и наречья
   От Пуату до степей Люнебургских[49] постиг в совершенстве.
   В травах же и в драгоценных камнях он знаток несравненный.

 
   Перстень мой он осмотрел и сказал мне: «Волшебные свойства
   Заключены в нем. Слова гравировки — три имени древних[50],
   Нам принесенные благочестивейшим Сифбм из рая,
   Где он елей милосердья разыскивал. Кто этот перстень
   Носит на пальце — от всяких опасностей в жизни избавлен:
   Громы и молнии и колдовство перед перстнем бессильны».
   Далее мастер открыл мне, что в книгах он вычитал, будто
   Перстень носящий на пальце — и в самую лютую стужу
   Не замерзает и мирно преклоннейших лет достигает.
   Вправлен был камень в тот перстень — яркий, редчайший карбункул.
   Вспыхивал он в темноте и все озарял в окруженье.
   Много скрывал он таинственных сил: исцелял от болезней.
   Кто прикасался к нему, избавлялся от всяких недугов
   И от скорбей, и не властен он был над одной только смертью.
   Мастер открыл мне и прочие силы чудесного камня:
   Странствовать может повсюду счастливый его обладатель —
   И ни воды, ни огня не бояться, ни плена, ни козней,
   И не потерпит вреда от любых покушений он вражьих.
   Стоит ему на карбункул взглянуть натощак перед битвой —
   Справится с сотней противников он. Благородный тот камень
   Силы лишает все яды и все вредоносные соки.
   Он укрощает и ненависть: кто обладателя камня
   Вдруг невзлюбил бы, тот вскоре к нему б изменил отношенье.

 
   Кто перечислит все свойства того чудотворного перстня,
   Что, меж сокровищ отцовских найдя, предназначил я сразу
   И отослал королю! Я-то сам понимал ведь отлично,
   Что недостоин такой драгоценности, что, как я думал,
   Ею владеть лишь единственный вправе: кто всех благородней,
   Тот, на ком зиждется всякое благополучие наше.
   а, я мечтал охранить его жизнь от печалей и бедствий!

 
   Должен был также Бэллин-баран поднести королеве
   Гребень и зеркало, чтобы она обо мне вспоминала.
   Я для забавы их как-то извлек из отцовского клада,
   Произведений искусства изящнее не было в мире.
   Ах, как жена любовалась на них, получить их мечтая!
   Так никогда б не прельстили ее все земные богатства.
   Мы из-за этого ссорились даже, но я не сдавался.
   С самыми лучшими чувствами презентовал я недавно
   Зеркало это и гребень своей госпоже-королеве,
   Что оказала так много мне благодеяний, так часто
   Словом своим благосклонным меня из беды выручала.
   Блеск благородства и знатность ее добродетель венчает,
   Род ее древний себя проявляет в словах и в поступках,
   Вот кто достоин был гребня и зеркала! Но, к сожаленью,
   Ей не пришлось их увидеть — они ведь погибли навеки!

 
   Гребень я вам опишу. Художник избрал для изделья
   Кости пантеры — останки того благородного зверя,
   Что обитает меж кущами рая и чащей индийской.
   Шкура ее многоцветна, пестра, и приятнейший запах
   Распространяет она, а поэтому звери обычно
   Любят бродить по тропам, по которым проходят пантеры,
   Ибо тот запах целебен для каждого зверя, что каждый
   Чувствует, что общепризнано. Значит, из кости пантерьей
   Выточен был с удивительным тщаньем тот гребень изящный.
   Невыразимой его белизне серебро уступало,
   Благоуханием превосходил он корицу, гвоздику!
   Знайте, что запах пантеры по смерти ее проникает
   В кости — и, не выдыхаясь, он им сообщает нетленность.
   Всякую хворь изгоняет он, лечит от всякой отравы.

 
   Спинку высокую гребня украсил прекрасный орнамент:
   Очень изящные переплетения лоз виноградных —
   Золото с алой и синей эмалью. На среднем же поле
   Изображен был искусно рассказ о Парисе троянском:
   Как он увидел трех женщин божественных возле колодца,
   Трех знаменитых соперниц: Палладу, Юнону, Венеру;
   Как у них спор из-за яблока шел золотого: считалось
   Яблоко общим, но каждая лично владеть им хотела.
   Спорили — и сговорились: Парис это яблоко должен
   Той присудить из богинь, кто окажется самой прекрасной.

 
   Юноша вдумчиво спорщиц осматривать стал, а Юнона
   Так говорит: «Если яблоко мне ты отдашь и признаешь
   Самой красивой меня, ты будешь всех смертных богаче».
   «Нет, — возразила Паллада, — подумай: коль яблоко это
   Мне ты присудишь, ты станешь могущественнейшим из смертных:
   Имя твое упомянут — и всех оно в трепет повергнет».
   Слово теперь за Венерою было: «Что — власть? Что — богатства?
   Разве отец твой, Приам, не владыка троянский? А братья —
   Гектор и прочие, — мало ль богаты и мало ль им власти?
   Не охраняет ли Трою могучее войско? И мало ль
   Вы покорили и близких и дальних земель и народов?
   Если бы самой прекрасной меня ты признал, если б отдал
   Яблоко мне, наслаждался б ты лучшим сокровищем в мире.
   Это сокровище — женщина! Всех она краше, мудрее,
   Вся — добродетель, и вся— благородство. Похвал ей не хватит!
   Яблоко мне присуди — и супругой царя Менелая,
   Кладом из кладов, Еленой Прекрасною ты овладеешь».

 
   Отдал он яблоко это Венере, как самой красивой,
   И помогла ему вскоре Венера похитить гречанку, —
   Стала жена Менелая женою троянца Париса.
   Изображен был резьбой барельефной весь миф посредине
   И окружен был щитками, в которые с редким искусством
   Вписано было и все изложенье бессмертной легенды…

 
   Слушайте дальше о зеркале. Было оно не стеклянным —
   Место стекла занимал в нем берилл чистоты небывалой!
   Что бы и где бы ни происходило, днем или ночью, —
   Зеркало все отражало! А если какой недостаток
   Есть на лице у кого-нибудь — хоть бы в глазу небольшое
   Пятнышко, что ли, — взглянуть в это зеркало стоит — и тут же
   Всякое пятнышко иль бородавка бесследно исчезнут.
   Что ж удивляться, коль так я горюю об этой пропаже?
   Зеркало вправлено в раму редчайшей древесной породы:
   Дерево это — сетим, и прочно и видом роскошно.
   Черви не точат его, и недаром же золота выше
   Ценится дерево это. С ним черный эбен лишь поспорит.
   Вот почему из него (при Кромпарде-царе это было[51])
   Мастер-искусник коня смастерил исключительных качеств:
   Ровно за час уносил седока этот конь деревянный
   На сто и более миль! Я подробностей, правда, не знаю —
   Знаю одно, что подобных коней на земле не бывало…

 
   К зеркалу я возвращаюсь. Была его рама овальной, —
   Фут — ширина, полтора — высота, вся покрыта резьбою:
   Дивной работы картинки! Как водится, было под каждой
   Золотом к ней объясненье написано. Эти сюжеты
   Вкратце я вам расскажу. О завистливой лошади — первый:
   В беге однажды решила она состязаться с оленем,
   Но, от него очень скоро отстав, огорчилась ужасно.
   Тут же она к пастуху поспешила с таким предложеньем:
   «Счастье свое ты найдешь, но меня ты послушаться должен:
   Живо садись на меня — и в тот лес мы с тобою помчимся,
   Скрылся там крупный олень, — подумай, какая добыча!
   Мясо, и мех, и рога ты продашь за большущие деньги!
   Живо! Поскачем!» — «Попробовать можно», — пастух отвечает.
   Сразу садится верхом, и в лес они оба несутся.
   Вскоре они замечают оленя — и следом вдогонку
   Мчатся за ним во весь дух, но олень оставляет их сзади.
   Выбилась лошадь из сил и так говорит человеку:
   «Слезь. Я устала. Нужна мне какая-нибудь передышка».
   «Нет, — возразил человек, — ты обязана мне подчиняться.
   Шпоры мои ты узнаешь! Сама навязала мне скачку, —
   Значит, скачи!» Так всадник себе подчинил эту лошадь.
   Видите, так и всегда наказуются те, кто готовы
   Мучиться сами, чтоб только другой пострадал еще больше.

 
   Слушайте дальше об изображеньях на раме зеркальной:
   У одного богача служили осел и собака.
   Эта собака, конечно, была фавориткой хозяйской:
   С ним за его же столом сидела она, и питалась
   Рыбой и мясом, и даже спала у него на коленях.
   Лучшим куском благодетель ее баловал, а собака
   Мило виляла хвостом перед ним и усердно лизалась.

 
   Болдевин видел удачу собаки — и в сердце ослином
   Горечь все больше кипела: «Подумал бы только хозяин:
   Что он так возится с этой ленивой, никчемною тварью!
   Та перед ним только скачет и руки и бороду лижет,
   Мне же приходится вечно работать, таскаться с мешками!
   Пусть он с пятью иль с десятком собак попытается сделать
   Даже и за год все то, что я успеваю за месяц!
   Чем только эту подлизу не кормят! А мне — лишь солома.
   Сплю я на голой земле, а когда меня гонят с поклажей
   Или верхом на мне едут, еще надо мной же смеются.
   Хватит! Я понял, чем надо заслуживать милость хозяев!»

 
   Только подумал он это, хозяин ему повстречался.
   Хвост осел тут задрал, вскочил на дыбы, и запрыгал
   Перед хозяином он с неистовым визгом и ревом,
   Бороду начал лизать ему, мордой к щеке прижиматься
   Стал на собачий манер, — набил ему несколько шишек.
   В страхе пустился хозяин бежать и кричит: «Он взбесился!
   Люди! Убейте осла!» Хватил тут хороших побоев,
   Слугами в стойло был загнан осел — и ослом он остался.

 
   Есть и поныне такие в ослиной породе: их мучит
   Зависть к чужому успеху, а сами — ничем остаются.
   Стоит, однако, им выскочить в крезы, получится то же,
   Что со свиньей, хлебающей ложкой бульон из тарелки.
   Именно так, и не лучше. Раз ты осел, то таскаться
   Должен с мешками, питаться репейником, спать на соломе.
   Станешь иначе с ослом обращаться — его не исправишь.
   у, а дорвется до власти осел — тут пишите пропало:
   Было б ослам хорошо — плевать им на общее благо!

 
   Знайте еще, государь мой (но только бы не был вам в тягость
   Долгий мой разговор), что на раме зеркальной прекрасно
   Изображалось резьбой и описано было подробно,
   Как мой отец и кот Гинце союз меж собой заключили —
   Вместе искать приключений, и свято поклялись друг друга
   Храбро в беде выручать, и делиться любою добычей.
   Только отправились в путь, навстречу — вблизи от дороги —
   Едут с борзыми охотники. Гинце заметил ехидно:
   «Добрый совет — нам и в пост мясоед!» Мой старик отвечает:
   «Может быть, вас удивит, но я сам этих добрых советов
   Полную сумку припас. Не лучше ль нам помнить о клятве:
   Стойко держаться друг друга в опасности! Это важнее».
   Гинце ему отвечает: «Что бы сейчас ни случилось,
   Средство одно мне известно, — к нему я прибегнуть намерен»,
   Так он сказал и на дерево тут же прыгнул проворно,
   Чтобы спастись от собак самому, а товарища бросил.
   В страхе застыл мой отец, охотники — ближе, а Гинце
   Сверху мурлычет: «Ну, дядюшка, как там дела? Не пора ли
   Сумку открыть и в запасе советов найти наилучший?»
   Тут затрубили охотники в рог, изготовясь к облаве,
   Бросился в бегство отец мой, с лаем борзые помчались,
   Потом от страха отец исходил, и несло его часто:
   Этим свой вес облегчил он — и спасся от вражьей погни.

 
   Подло, как видите, предал его этот родственник близкий,
   Коему так он доверился. Дело ведь жизни касалось:
   Очень уж резвыми были собаки, и, если б не вспомнил
   Вовремя он о норе незаметной, все кончено было б.
   В эту нору он юркнул — и врагам потому не достался.
   В деле с отцом моим Гинце себя показал! Но немало
   Фруктов подобных коту. Я таких уважать неспособен.
   Наполовину простил я кота, но ведь что-то осталось!
   Запечатлел это резчик на раме в картинке и в тексте…

 

 
   Там же картинка была с характерной проделкою волка.
   Видно по ней, как умеет он быть за добро благодарным:
   Как-то нашел на лугу он обглоданный труп лошадиный, —
   С голоду даже на кости набросился жадно, и сразу
   Острая крупная кость поперек его горла застряла.
   Был он в испуге большом и действительно мучился очень.
   Он рассылает гонцов — созывает на помощь хирургов,
   Но ни один не помог ему лекарь, хоть очень большое
   Вознаграждение он предлагал. Наконец, длинноногий,
   В красном берете, явился журавль[52]. Больной умоляет:
   «Доктор, спасите меня! Извлеките из горла скорее
   Эту проклятую кость, торговаться я с вами не стану!»

 
   Вот и поверил журавль обещанью, свой клюв с головою
   В пасть пациента засунул и вытащил кость очень ловко.
   «Ой, как мне больно! — завыл пациент. — Повредил ты мне горло!
   Так уж на сей раз и быть, но впредь осторожней работай.
   Будь кто другой, а не ты, поплатился бы он за небрежность».
   «Что вы?! — журавль возразил. — Успокойтесь, теперь вы здоровы.
   Честно я свой гонорар заслужил — оказал я вам помощь».
   Волк возмутился: «Видали нахала? Он требует платы
   За причиненный мне вред! Ты забыл, что огромную милость
   Сам я тебе оказал: ведь клюв твой с пустою башкою
   В пасти моей находился, я мог бы тебя обезглавить,
   Но пощадил! А не ты ль причинил мне страданье, бездельник!
   Вознаграждение, собственно, мне бы скорей причиталось».
   Часто мошенники именно так за услуги и платят.

 
   Эти истории вместе с другими, а также виньетки
   Тонкой, искусной резьбы, как и надписи к ним золотые,
   Сплошь украшали зеркальную раму. Я слишком ничтожен,
   Столь драгоценною вещью владеть недостоин и думал:
   Препроводив эту редкость моей госпоже-королеве,
   Благоговенье свое докажу пред четой августейшей.
   Как огорчил своих деток я, мальчиков милых, отправив
   Зеркало из дому! Любо им было пред ним порезвиться,
   Понаблюдать, как болтаются хвостики сзади, смеяться
   Мордочкам славным своим и забавные рожицы корчить.
   Ах, не предвидел я смерти честного Лямпе, вручая
   Только на веру ему, как и Бэллину, эти богатства!