Элизабет заметила:
   – Ну, он хотя бы отвлекся.
   – Риккасоли, кажется, не глуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно, почему. Он сходил к врачу.
   – Какому врачу?
   – К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.
   – И он это сделал?
   – Не сделал, – сказал сэр Джеральд. – Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.
 
***
 
   В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь.
   Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.
   – Что вам?
   – Я имею честь беседовать с сеньоритой Марией Кальцалетто?
   – Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.
   Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на неё с деланным равнодушием.
   – Надо же, адвокат. Что вам угодно?
   – Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.
   Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.
   – К сожалению, у меня нет сдачи.
   – Не беспокойтесь, – шепнул Риккасоли.
   – Спа… спасибо. – Она отвела глаза.
   Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана ещё одну визитку, перевернул её и тонким золотым пером написал на обороте: – «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера.»
   Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.
   – В чем дело? Кто это был? – спросил он.
   – Какой-то адвокат. – Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже.
   – Чего он хотел?
   – Чинзано.
   – Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку?
   – Может быть, ищет клиентов.
   – Или ты лжешь, – заметил здоровяк.
   – А что мне с этого?
   Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в её тоне ему не понравилось.
   – Ты что задумала?
   – Не делайте из мухи слона, – сказала Мария.
   – Ну, смотри, – здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. – Потому что если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучит тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти.
 
***
 
   Солнце палило немилосердно, когда доктор Риккасоли направился по Виа дель Мальконтенти к мосту Сан-Никколо, на котором новая элегантная баллюстрада уже сменила прежнюю, снесенную наводнением, перешел его и пересек тихую тенистую Виале Микельанжело, где стоял дом Брука, там он постоял несколько минут, прищурив глаза и покачиваясь на каблуках. Потом вдруг решился и вместо дома Брука вошел к его соседям.
   Толстый сенбернар обнюхал его штаны. Риккасоли нервно улыбнулся ему и нажал кнопку звонка.
   – Синьора Колли?
   – Да. Бенито, лежать! Не беспокойтесь, он не тронет.
   – Разумеется, – сказал Риккасоли. – Похоже он очень дружелюбен. – Достав визитку, подал синьоре Колли. – Позвольте представиться. Друзья синьора Брука поручили мне его защиту.
   – Ах, бедный синьор Брук! О нем всё лгут, всё лгут, он такой добрый, хороший, вежливый человек! Как только кто-то мог подумать, что он способен на такое?
   – Я очень рад слышать это от вас, синьора Колли. Сам я, разумеется, разделяю ваше мнение, иначе не взял бы на себя это дело. Но есть одна мелочь, в которой вы мне можете помочь.
   – Сделаю все, что в моих силах. Абсолютно все.
   – Касается это вашего пса.
   – Бенито?
   – Да, Бенито. Скажите, у него хороший сон?
   Синьора Колли удивленно взглянула на адвоката, потом на Бенито, который издал звук, подобный старческому кашлю. Потом сказала:
   – Да, он спит крепко. Как видите, стройным его не назовешь. Хорошо ест и крепко спит.
   – И ночью не лает?
   – Почти никогда… но подождите, теперь я вспоминаю. В ту ночь, когда случилось несчастье, лаял как ненормальный.
   – Я бы хотел кое-что уточнить. Лаял всю ночь?
   – Нет, конечно нет. Мы рано ложимся спать, в половине одиннадцатого уже в постели. А он лаял так где-то с час. Потом муж спустился вниз, поговорил с ним и Бенито перестал.
   – Значит это происходило между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого?
   – Верно. Знаете, хотя в это трудно поверить, но Бенито очень чувствителен. Как вы думаете, мог он почувствовать, что с синьором Бруком что-то случилось?
   – У такого пса все возможно, – сказал Риккасоли.
   Бенито казался довольным.
 
***
 
   – Мне придется потребовать, чтобы свидетелям обвинения была выделена охрана, – сердито заявил прокурор Риссо.
   – Полагаете, это разумно? – спросил его начальник.
   – Разумно и необходимо. Мне сообщили, что их подвергают совершенно недопустимым допросам. И есть попытки подкупа.
   – Кем?
   – Доктором Риккасоли.
   – Ах, так… Ну, задавать вопросы он имеет право. А есть доказательства подкупа?
   – Вы же знаете Риккасоли, – презрительно заявил Риссо. – Скользкий, как угорь, тут ему нет равных во Флоренции. Его уже давно нужно было лишить права на практику. Не меньше десяти раз он обвинялся в подкупе, шантаже и создании помех правосудию.
   – И все десять раз он выкрутился.
   – Или откупился.
   Городской прокурор задумался.
   – В принципе я с вами согласен. Но нужно действовать осторожно. За делом Брука следит общественность. Если окажется, что с помощью полиции вы пытаетесь помешать защите опрашивать свидетелей, возникнет ненужная шумиха. Защита сможет использовать это против нас. Вы понимаете, что именно это может быть истинной целью Риккасоли? Он посетил этих людей официально?
   – Да.
   – Вам не кажется, что он пытался нас спровоцировать именно на подобный шаг? Вы об этом не подумали?
   – Да, на такое он способен, – Риссо прикусил губу.
   – Все же я думаю, вы правы. Нужно приглядывать за ним, но незаметно. Корабинеры подойдут здесь больше, чем полиция. Решите это с лейтенантом Лупо, но только предупредите его – нужна максимальная осторожность.
 
***
 
   Голос в телефонной трубке был полон ледяной ярости.
   – Инструкции даны были совершенно ясные. Вести себя незаметно, пока не возникнет необходимость действовать.
   – Согласен, – ответил здоровяк.
   – Не обращать на себя внимание. Ни во что не вмешиваться. Не попадаться на глаза полиции.
   – Мы тут не при чем. На нас напали.
   – Мальчишка и его девка. Смешно! И наделали столько шума, что этим занялась полиция.
   – Послушайте, – сказал здоровяк, который тоже начинал злиться. – Не мы это начали. И за полицией не посылали.
   – Может быть, вы просто не годитесь для такой работы, – теперь голос просто источал смертельный холод. – Не хотелось бы сообщать вашим хозяевам, что вы не справились.
   Наступила долгая пауза. Потом здоровяк удивительно миролюбиво произнес:
   – Не беспокойтесь. С карабинерами мы все устроим, есть там надежный человек. Это я вам обещаю.
   – Обещания нужно не только давать, но и исполнять. Все равно заменять вас уже поздно. Но ведите себя осторожнее и держитесь в стороне, пока не получите указаний.
   – Ясно, – ответил здоровяк. В телефонной будке было душно, но пот по нему тек ручьем не только от этого.
 
***
 
   – Вы оказываете мне честь, навестив меня, синьор полковник, – говорил британский консул полковнику Нобиле. – Я безмерно рад, что могу вас успокоить.
   – Значит вы велели капитану Комберу покинуть Флоренцию?
   – Я не говорил с капитаном Крмбером.
   – Нет?
   – Я беседовал с компетентными лицами в Риме и они заверили меня, что капитан Комбер не имеет никакого отношения к британским разведывательным службам.
   – Тогда вы можете дать мне разумное объяснение перехваченных телеграмм?
   – Если они у вас с собой – разумеется, – улыбнулся сэр Джеральд.
   Полковник достал из кармана листок и положил на стол.
   – «Рулада. Филигрань. Оболос. Копыто…» – Да, полагаю, это ответы за четверг.
   Подождите, сейчас я найду, – Сэр Джеральд порылся в стопке «Таймс», сложенных на его столе. – Вот оно.
   – Что это?
   – Решение кроссворда за прошлую среду.
   – Кроссворда?
   – Насколько я знаю, в «Таймс» есть целая команда сотрудников, готовящих необычайно сложные кроссворды. Капитан Комбер готовит кроссворд каждую неделю, он мастер по их составлению. Вопросы у него получаются хуже, ими занимается его старый сослуживец по флоту капитан Робин Смит в Лондоне.
   – Ах, вот как… – сказал полковник Нобиле… Его предыдущее мнение об англичанах только подтвердилось.
 
***
 
   Доктор Риккасоли ехал домой в своем крохотном «фиатике». Выехав на дорогу в Болонью, он свернул направо, на узкую дорожку, по которой едва протискивалась его машина. Потом налево, в распахнутые ворота сонных вилл.
   Виллы были обнесены железными заборами с коваными пиками наверху, их решетки заплетены цветущими розами. Риккасоли затормозил у высоких железных ворот с табличкой «осторожно, злая собака». Нажал на клаксон, подождал. Заскрежетал засов и ворота распахнулись.
   Улыбнувшись служанке, забравшей у него портфель и шляпу, Риккасоли вошел в дом и сразу прошел коридором на вымощенный каменными плитами задний двор, где под липой стояли кресла. Жена Франческа уже ждала его с коктейлем в высоких стаканах.
   Риккасоли сел рядом, взял её пухлую руку, поцелуями пересчитал пальчики, словно стараясь убедиться, что все на месте и нежно отпустил её.
   Из тени к ним потянулся пес Бернардо, черный, как уголь, дог весом под шестьдесят кило. Эта порода – «молоссо» – была выведена падуанскими князьями для травли людей. Бернардо улегся и сипло заворчал. Потом все стихло.
   Тишину нарушила Франческа, спросив:
   – Как успехи? Получается? Ты сможешь помочь этому бедняге? Он на самом деле это сделал, или невиновен?
   – Лучше и не спрашивай, я ужасно огорчен. Этот человек полностью невиновен, но боюсь, это ему не поможет.
 

12. Горит

   Меркурио вышел из-под душа, досуха вытер свое красивое загорелое тело, надел белую тенниску, синие шорты и сандалии, минут пять причесывал и укладывал волосы и только потом вышел из спальни и неторопливо спустился вниз. В большой гостиной Артуро натирал паркет.
   – Ваш отец? – переспросил Артуро. – В своем кабинете. Он работает. Просил не беспокоить.
   – Я не помешаю, он всегда рад меня видеть, – сказал Меркурио, бросив искоса взгляд на свое отражение в зеркале у двери.
   Артуро улыбнулся.
   – Вы отлично выглядите.
   – И отлично себя чувствую. Хорошее самочувствие, Артуро – это вопрос гармонии тела и души. А у меня оно сейчас – лучше не бывает.
   Пройдя по коридору быстрой танцующей походкой, он распахнул двери в конце его и вошел. Профессор Бронзини, в это время что-то писавший, недовольно поднял голову, но при виде молодого человека улыбнулся.
   – Входи и садись, – сказал он. – Я почти закончил. Накопилось столько деловой переписки… – Торопливо подписав, он промокнул бумагу и отложил все в сторону.
   – Что ты хочешь? Опять нужны деньги? Только не это, ты ужасный транжира.
   – Мне нужны не деньги, а информация. – Меркурио присел на край стола, покачивая длинной голой ногою, любуясь формой икры и золотистым пушком на бедре.
   – Информация о чем?
   – Хотел бы я знать, дорогой отец, что ты затеваешь? – спросил Меркурио.
   – Я затеваю? – профессор Бронзини не казался ни испуганным, ни удивленным. Могло показаться, что профессор даже польщен интересом, который этот красивый молодой человек проявляет к его особе.
   – Как твой приемный сын и наследник я имею право знать, не так ли?
   – Предположим.
   – Ты связался с какой-то аферой?
   – Будь любезен, держи себя в рамках, – сказал профессор. – Неужели ты правда думаешь, что у меня может быть что-то общее с каким-то преступлением?
   – Если о преступлении речь не идет, так зачем ты вызвал во Флоренцию двух головорезов из мафии? Они ведь явно приехали не любоваться шедеврами в галереи Уфицци и дворце Питти.
   Профессор казался искренне удивленным.
   – Я ничего об этом не знаю. Головорезы, говоришь ты?
   – Поскольку я не был им представлен, то не знаю, как их зовут. Но один маленький и щуплый, другой здоровенный и упитанный. На их руках кровь нескольких людей, – я понял это, когда один на меня бросился.
   – Но где ты с ними встретился? И как?
   – Они уже две недели околачиваются на Виа Торта.
   – А ты что делаешь в том квартале? – Глаза профессора блеснули. – У тебя там девушка, да?
   – У меня там девушка, которая станет моей женой.
   – Женой? Для этого ты ещё слишком молод. В твоем возрасте человеку вполне достаточно приятельниц. Временные знакомства, мимолетные чувства. Я в твои годы… – профессор хихикнул.
   Меркурио холодно заметил:
   – Но речь не идет ни о твоих сексуальных проблемах, ни о моих. Мы говорим о важных вещах. О вещах, которые касаются тебя. Почему ты сменил шифр на сейфе?
   – Потому что Даниило сказал мне, что ты его знаешь.
   – А почему так важно, чтобы я не знал, что в сейфе, именно теперь? Раньше тебе это не мешало. Я жду ответа.
   Профессор молчал.
   – Как я видел собственными глазами, у тебя в сейфе два или три алебастровых ковчежца – видимо урны для пепла. Еще там алебастровая статуэтка богини, какие ставили в изголовье знатных покойников на месте их последнего пристанища. Еще две тонкие цепи кованого золота, золотая диадема и множество золотых украшений.
   И много чего еще, я не успел все запомнить.
   – Тот миг, что был в твоем распоряжении, не прошел даром. Заметил ли твой зоркий глаз ещё кое-что?
   – Заметил, – сказал Меркурио. Наклонившись вперед, он в упор уставил взгляд своих синих глаз в карие, полные нервного напряжения глаза профессора.
   – Как ты знаешь, у меня есть способность сверхчувственного восприятия. Я, например могу определить место, где была пролита людская кровь. Иногда могу определить и время смерти. А в некоторых случаях безошибочно отличаю правду от лжи.
   – Сказочные способности. – Профессор Бронзини процедил эти слова сквозь зубы.
   – Все предметы в твоем сейфе невероятно красивы. Они задуманы знатоком этрусского искусства и сделаны рукой умелого ремесленника. И все они фальшивые.
   Все до единого.
   Профессор Бронзини все ещё молчал, словно загипнотизированный взглядом и словами Меркурио.
   – Я бы не вмешивался, – продолжал тот. – Уже давно я чувствую, что все это – он жестом обвел виллу Расенна со всем её уютом и роскошью – что все это держится на обмане. Ты злоупотребляешь своими знаниями и репутацией и продаешь коллекционерам предметы, которые якобы находишь на своих раскопках. Это я угадал.
   Но ты никому не вредишь, – говорил я себе, – а коллекционеры счастливы. Будь это иностранные фонды, для которых деньги ничего не значат, или частники, миллионеры, потакающим своим слабостям. Единственный, кто теряет – итальянские власти, но они мне также безразличны, как и тебе. Но теперь кое-что произошло, и я изменил свое мнение.
   Меркурио говорил тоном учителя, наставляющего бездарного ученика.
   – Ты втянул в свои аферы и Мило Зеччи. Его руки резали тот алебастр – несомненно по твоим эскизам. Золотые украшения ковались в его мастерской. Долго он тебе был верен, сохраняя молчание, ведь ты его оберегал и хорошо платил. Но вдруг оно лопнуло. Случилось то, что рано или поздно случается со всяким из нас.
   При этих словах Меркурио испытующе взглянул на профессора и многозначительно помолчал. Профессор вздрогнул, как человек, пробуждающийся от тяжелого сна, и выдавил: – Нет…
   – Нет, да! – сказал Меркурио. – Мило Зеччи почувствовал приближение смерти. Он не боялся её, но не хотел умереть без покаяния. Искал совета. И был настолько порядочен, что вначале обратился к тебе, ты же его хозяин. Но ты его выгнал. И он искал помощи у того англичанина, Роберта Брука. Но тут ты испугался.
   Крупнейшее дело всей твоей жизни оказалось под угрозой. Клад центральной могилы гробницы Тринса. Фантастическая находка, равная прославленным открытиям Реголини и Галласи. Сокровища невиданной ценности. Но только если не будет никаких подозрений. И тут ты решился. Вызвал этих типов, этих зверей. Приказал следить за Мило Зеччи…
   – Я… – начал профессор Бронзини, но тут же запнулся.
   – Что? – спросил Меркурио, ни на миг не отводя от профессора глаз.
   – Я не… – профессор опять запнулся. В доме стояла мертвая тишина. – Я все это не так представлял. Я любил Мило. Был убежден, он ничем нам не навредит.
   – Если ты не виноват в этом, так кто?
   – Не я.
   – Кто тогда?
   Тут двери беззвучно открылись, вошедший Даниило Ферри обратился к профессору:
   – Простите, но вас к телефону.
 
***
 
   Вентиляторы в отделении карабинеров лениво вращались, не в силах освежить раскаленный воздух. Лейтенант Лупо сдвинул фуражку на затылок и вытер пот со лба.
   – Это не наше дело, – сказал он. – Это функции органов правосудия, а не карабинеров. – Взглянул на Сципионе, словно ища у него поддержки.
   Антонио Руссо сказал:
   – Городской прокурор настаивает, чтобы этим занялись вы.
   Похоже было, что на него даже жара не действует.
   – Полиция…
   – Обычно мы обращаемся за помощью к ним, только сейчас у них хватает хлопот с выборами. Все их сотрудники мобилизованы на двадцать четыре часа в сутки, пока все это не кончится.
   Сципионе вмешался:
   – Если я могу предложить…
   – Пожалуйста.
   – Я не разбираюсь в юридической стороне вопроса, но, полагаю, существенными будут показания только одного свидетеля – Марии Кальцалетто.
   Риссо на миг задумался.
   – И могильщика.
   – Тут мы, к сожалению, уже опоздали. Защитник заполучил его собственноручно подписанные показания.
   Риссо нахмурился.
   – Я слышал об этом. По моему мнению, здесь была совершена непозволительная оплошность.
   – А что, по-вашему, нам было делать? – спросил лейтенант. – Мы бы с удовольствием уложили ваших свидетелей в холодильник, чтобы к процессу они были как огурчики, но они ведь не только свидетели, но ещё и люди. Нельзя же их прятать и вытаскивать, когда нам угодно.
   – Но в любом случае вы должны обеспечить, чтобы никто не попал к Кальцалетто.
   Можете вы выделить человека, чтобы приглядывать за нею до суда?
   – Это можно.
   Сципионе сказал:
   – Кальцалетто работает в кафе на Виа Торта. Ночует наверху. Последнее время там у неё живет один мужчина.
   – Что за мужчина?
   – Его зовут Диндони. Раньше он работал у Мило Зеччи и жил над его мастерской.
   Потом вдова Мило Зеччи его оттуда выгнала. Он приятель Кальцалетто.
   – Разумеется, раз они живут вместе, – сказал Риссо. – Почему вы о нем вспомнили?
   – Я могу повлиять на него. Возможно, с нашей помощью он позаботится, чтобы Кальцалетто не вступала в нежелательные контакты.
   – Вот это я называю деловым предложением, – обрадовался Риссо.
 
***
 
   Знойный день склонялся к вечеру, когда Мария домыла стаканы и поставила их на полку. За целый час в кафе не вошел ни один клиент. Диндони подремывал на стуле.
   Из лужици «мартини» на оцинкованной стойке взлетела муха и села ему на лицо. Он заворчал и открыл глаза. Потом спросил:
   – Куда это ты?
   Мария была уже в шляпке и с сумкой в руке.
   – Иду за покупками, а ты оставайся здесь.
   – Кто это сказал?
   – Я. Раз живешь тут задаром, давай отрабатывай.
   – А те двое? Ты же разрешила им переехать. Один так и спит в чулане?
   Он был прав. Здоровяк с напарником очистили чулан и занесли туда стол, стул и матрац.
   – Они договорились с хозяином, – равнодушно ответила Мария. – Думаю, их ищет полиция, вот и прячутся. Мне нет до этого дела.
   – Он может погореть, если нагрянет полиция.
   – Так это же он, не я, – сказала Мария. – Вернусь через час, будь на месте.
   Когда она вышла из кафе, человек, сидевший за рулем стоявшей неподалеку машины, вышел, бесшумно прикрыв дверь, и двинулся за ней.
   Мария спешила. Улицы были полны людьми, спешившими с работы, – наступал час покупок, встреч и аперитивов. Мария смешалась с толпой, разглядывая по дороге витрины. Человек следовал за ней; вначале по Борджо дель Ольбицци, потом через Пьяцца делла Република и по Виа дельи Строцци.
   Там Мария, видимо, решилась что-то купить. Вошла в обувной магазин. Внутри была полутьма. Пока она стояла, моргая со света, к ней приблизился молодой человек, стоявший до того за прилавком.
   – Чем могу служить, сеньорита?
   Мария открыла сумочку и достала визитку, которую дал ей Риккасоли. Мельком взглянув на карточку, молодой человек сказал:
   – Обязательно подыщем что-нибудь для вас, прошу, проходите. – Открыв дверь кабинки, вошел с нею внутрь. Мария только теперь увидела, что у кабинки есть ещё одни двери. Молодой человек открыл их и Мария прошла в небольшой салон, обставленный столом красного дерева, несколькими креслами и клеткой с канарейкой.
   За столом сидел доктор Риккасоли, перебирая стопку бумаг. Молодому человеку он сказал:
   – Выбери для синьориты что-нибудь получше, Карло. Скажите ему ваш размер, Мария, Карло вам упакует и через полчаса все будет готово. Времени у нас нет.
   Предложение моего клиента очень простое. Заплатит вам за сотрудничество двести тысяч лир и ещё сто тысяч – если придется давать показания в суде.
   – За сотрудничество? За какое сотрудничество?
   – За то, что вы расскажете мне все, что знаете. Имена, подробности, все, что можно проверить.
   Мария задумалась. Ее крестьянская натура разрывалась от жадности и страха.
   – Но если вы хотите, чтобы я лгала, то ничего не выйдет, не хочу я с полицией связываться. Они ведь и посадить могут, а за это мне никто не заплатит.
   – Глупости, – заявил Риккасоли. – Ничего подобного я ввиду не имел. Вы рассказали в полиции, что видели машину, ехавшую по улице, незнакомой марки, но номера вы запомнили. И ещё вы сказали, что слышали, как машину занесло, как завизжали тормоза. Но ведь все это было позже и не с той машиной. Тогда в полиции своими вопросами вас просто сбили с толку. Никто не попадает в тюрьму, если немного ошибся, ручаюсь вам.
   – Я боюсь.
   – Со мной вам нечего бояться. Ведь на самом деле обе эти версии – ложь, не так ли?
   Мария уставилась на него, разинув рот.
   – Вас в ту ночь вообще не было на Виа Канина. И в полиции вы рассказали то, чему вас научил этот бездельник Диндони. У меня есть доказательства, так что подумайте. Если будете настаивать на прежних показаниях, обещаю вам большие неприятности, так и за решетку угодить недолго. Если же вы их несколько уточните, они совпадут с показаниями других свидетелей, и ясно будет, что вы говорите правду. И вы получите двести тысяч лир.
   – Диндони рассердится.
   – Диндони будет только рад. Я ведь готов заплатить за информацию, которой он располагает. Знает он куда больше вас, потому что увяз в этом деле по уши.
   – Мне нужно с ним поговорить…
   – Разумеется, – согласился Риккасоли. Вынув бумажник, извлек из него пять банкнот по десять тысяч лир и на мгновенье их задержал в руке. Мария не могла отвести от них глаз.
   Риккасоли неторопливо сложил банкноты пополам, потом ещё раз пополам, положил их на стол и придвинул к девушке, тут же жадно прикрывшей их пальцами. Нацарапал что-то на обороте визитки.
   – Человек, который снимет трубку, будет знать, где меня найти. И советую не тянуть, передайте это от меня Диндони. Если в моих руках окажется информация, которую, я надеюсь, он мне может предложить, ваш Диндони будет чувствовать себя гораздо безопаснее. Верьте мне, Мария – пока Диндони не решится на это, он здорово рискует.
 

13. В пламени

   – О, Иисусе! – взвыл Диндони. Его мизерная физиономия была искажена нерешительностью, алчностью и страхом одновременно. – Святая Дева Мария! Если бы я только знал, что делать!
   В комнате над кафе Мария сидела на одном конце постели, Диндони на другом, болтая ногами в бурых шнурованных ботинках, один из которых был с толстой ортопедической подметкой.
   – Сделай, как я говорю, – настаивала Мария.
   – Но я не могу решиться. И то, и то слишком опасно. Святые угодники, надоумьте меня, как быть!
   Мария не выдержала.
   – Если ты перестанешь ныть, поминать деву Марию и всех святых и немного подумаешь, сразу поймешь, что надо делать. Тебе предлагают деньги и защиту.
   Денег столько, что ты сможешь завести свою мастерскую, о которой все время твердишь, а защита поможет тебе не угодить за решетку.
   – Защита? – Диндони облизнул пересохшие губы. – Какая защита?
   – Если ты во всем сознаешься и расскажешь правду, власти о тебе позаботятся. Мэр Флоренции – приятель того англичанина и сделает все, что может, чтобы вытащить его из тюрьмы.
   – Мэр Трентануово?
   – Собственной персоной.
   Диндони все ещё колебался. Последовало долгое молчание, но Мария не торопилась.
   Знала, что дело сделано.