Поэтому, Сидор Петрович, мой вам дружеский совет: обменяйте билет на "Запорожец".
   6
   Утром 8 ноября поехали мы с Аленой в центр. Людей посмотреть и себя показать. А заодно... Правильно! Угадали! Заодно и в магазин зайти. Гости к нам вечером приходили. Все подъели. Но хорошо праздник отметили. И Наташка была веселой. И я сам еще веселеньким проснулся. Ну а по такому настроению, естественно, на свежий воздух. Иду и мечтаю. О чем утром после праздника мечтать? Конечно, о премии. Пока все ничего складывается. Морозец - как по заказу, как и предполагали. На тротуарах и мостовой снег лежит. На проезжей части он, правда, подтаивает. Гололед. Машины скользят. Все в соответствии с прогнозом. Конец первой декады. Холода должны отступить. Вчера мы с Кероспяном (с женой он у нас был) даже чокнулись за успех нашего предприятия. Кероспян сказал, что месяц удачно начался, и жалко будет, если прогноз не сойдется, дескать, он по-прежнему мне не верит, но ему деньги нужны, а если тепло не придет, то премия накроется и как же иначе с меня пятьдесят рублей получишь? И вот прогуливаюсь я в самых приятных размышлениях, как вдруг нос к носу сталкиваюсь с Ириной подругой. Когда Ирка у нас жила, то подруга к нам забегала, так что Алка ее узнала.
   Здрасте, здрасте! Где тетя Ира? Почему не заходит? Занята тетя Ира. Учится. А ты как четверть кончила? Что по английскому?
   Так они поговорили, и настала моя очередь вопросы задавать.
   Как и что? Как самочувствие? Как настрение? Наташке лучше. Да, вот такие дела. Праздник вместе встречали? Прекрасно. Ну и как повеселились?
   - Хорошо. У хозяйки дома - кстати, баба отлично знает английский много записей. Магнитофон орал во всю мочь.
   - Все американские певцы с бархатными голосами?
   - Вот именно.
   - А Ирка?
   - Не знаю. Ушла раньше меня с каким-то очень приличным мужиком, который весь вечер не отходил от нее и не спускал с нее глаз. Я звонила ей сегодня, но там никто не подходит к телефону. Или спит, или ушла.
   - Или еще не приходила.
   - Да ты брось, я этого не думаю. Спит, наверно.
   - А записи хорошие были?
   - Я же говорила: английские. Битлы, Фрэнк Синатра...
   - Как у тебя с хвостами?
   - Диамат не могу сдать. И т.д.
   ***
   Ты начальник всем начальничкам начальничек, отпусти, слышишь, отпусти, очень прошу, отпусти, ну хочешь - на колени встану, отпусти на волю! Знать, измучилась, а может, и скурвилась, на свободе дроля. Ведь не приходила она домой, не ночевала, это ясно, как божий день! Ни упреков, ни попреков - все понятно. Полтора месяца она меня не видела, мучилась, переживала, а потом на вечеринке опять тоска напала. И решила она: плевать, все что угодно, лишь бы сегодня не быть одной. Так с ней однажды уже было. И это мы проходили. И может, мужик-то стоящий. То, что ей надо. Без всяких комплексов. И свободен. И влюбился в нее. Любовь с первого взгляда. И квартира у него, и положение. И спокойно ей с ним будет. Может, она замуж за него пойдет? Начальничек, отпусти!
   Отпустил бы, отпустил бы тебя на волю, да воровать, знаю, воровать ты будешь!
   Правильно. Какой смысл отпускать? Ничего это не изменит. Еще больше запутаюсь. Опять домой прибегу. У меня две девочки, - как же им жить без меня? Это все равно что я сейчас оставлю Алену посредине площади - кругом машины шныряют, скользко, гололед...
   А ты напейся воды, воды холодненькой - про любовь забудешь. Время и не такое залечивало. Все проходит, все забывается. Напейся воды, воды холодненькой. Ирка не ночевала дома. Точно, не ночевала. Надо и это выдержать. А ты как думал? Надо уметь терять. Надо уметь терять даже такую девочку, лучше которой нет и не будет.
   Пил я воду, пил холодную, пил не напивался. Начальничек, отпусти! Вот она, стоит передо мной в старом халатике. Такая тоненькая, совсем ребенок, и тоже - абсолютно беспомощна. И столько дури у нее в голове! А вдруг ее обидят? Господи, как легко ее обидеть! Отпусти, начальничек!
   Правильно. Ее очень легко обидеть. Поэтому оставь ее. А ты напейся воды и перестань ее мучить. Раз ты не видишь выхода, раз ничего не можешь предложить, то не надо ее трогать. Она успокоится, образумится. Она найдет другого, достойного ее человека, полюбит. Она выйдет замуж, у нее будет ребенок, у нее будет семья. Она будет счастлива, понимаешь? Ты желаешь ей счастья? Значит, не мешай. Напейся воды холодной и иди своей дорогой. Нет, не мешай ей. Хоть катайся по земле, хоть кричи, хоть плачь, но не трогай ее, дай ей отдохнуть от той каторги, которую ты для нее придумал, дай ей пожить спокойно. Не можешь? Но ты должен, должен это сделать! Трудно?
   Знаешь что! А ты напейся...
   7
   И все-таки я сорвался, позвонил Ирке. Встретились после работы. На улице туман. Под ногами жидкая снежная каша. Зашли в кафе-мороженое. Бутылка рислинга, две порции ассорти. Соседи за столиком, молодая супружеская пара, выясняли друг с другом, чьи родители правы. Муж с волевым подбородком и жестким милицейским ртом учил жену уму-разуму, говорил, дескать, как бывает у людей. Мы чинно вели беседу на общие темы. Ирка держалась независимо, и в каждом ее вопросе звучала некоторая ирония. Меня подчеркнуто не принимали всерьез. Я рассказывал о погоде, которую намечаю на апрель. Плохо будет в апреле. Дождливо.
   Я проводил ее почти до самого дома, и вот тут все и началось.
   Она попросила, чтоб мы сейчас же отправились на другую квартиру, в ту комнату, где когда-то с ней жили. Я отказался, сказал, что не могу, что надо было договориться заранее, что я не предупредил, что давай перенесем на завтра.
   - Позвони и объясни. Придумай какую-нибудь причину!
   Я опять повторил свои доводы. Сказал, что вообще сегодня это неудобно.
   - Ага, ты заботишься только о своих удобствах!
   - При чем здесь я? Наташка будет нервничать. Ты знаешь, что, если мы туда придем, я останусь на ночь.
   - А я каждую ночь не нервничаю? Мне спокойно? Но тебе плевать. Ты меня просто не любишь.
   - Ирка, это каприз.
   - Да, каприз! Но могу я один раз в жизни потребовать, чтобы ты сделал хоть что-то для меня? Все только ради Наташки. Ты думаешь только о ней.
   - Она больна.
   - А я здорова? Если я сойду с ума, тебе будет все равно? Кто тебе дороже?
   - Она мой ребенок.
   - Удобная теория. А я сверхчеловек? Я тебя не видела два месяца. Это легко? Это можно выдержать? И теперь ты не можешь исполнить мою просьбу?
   Нет, я не мог. Я не мог позвонить домой и услышать растерянный Наташкин голос. Я знал, что она не спит без меня. Она просто боится быть ночью одна. Но как это объяснить Ирке? Рассказывать о таких вещах - значит предавать Наташку. И потом, примет ли Ирка мои объяснения? Она все поймет по-другому. Я понимал, что Ира хочет проверить на конкретном случае: кого я люблю больше? Но они дороги мне обе. И единственно, что мне сейчас оставалось, - это попытаться успокоить Ирку, отвести ее домой. И я бормотал какие-то слова.
   Шел дождь. Я видел, что Иринина шуба и шапка промокли, а сапоги ее были рассчитаны на другую погоду. Я боялся, что Ирка простудится, и был согласен на все, лишь бы довести ее до дома. В конце концов Ирка заявила, что я ее не люблю, и она меня тоже не любит, и что отныне мы порываем всякие отношения. Мы холодно попрощались. Я дошел до угла. Оглянулся. Ирка бежала за мной. Она сказала, что хочет меня проводить, что это ей по дороге. Дождь усиливался. Я спросил, куда она идет. Она сказала, что к тому парню, с которым познакомилась на празднике, но это теперь меня не касается. Потом она достала двухкопеечную монету и зашла в будку телефона-автомата. Я стоял отвернувшись. Мы опять шли по лужам, и уличные фонари таяли в тумане. Около подземного перехода Ирка спросила, не передумал ли я. Нет. Ах так, то я сам виноват. Она уйдет к этому парню. И Ирка спустилась по лестнице. Я смотрел ей вслед, дождался, пока она скрылась, но продолжал стоять. Она вернулась, и мы опять плутали по улицам. Потом она сказала, что спала с этим парнем, и, хоть этого не могло быть, я сделал вид, что поверил, а потом и вправду поверил. Действительно, почему нет? Я слишком самоуверен. Вполне вероятно! Нет у меня права ее осуждать. Может, ей так легче? Ирка сказала, чтоб дальше я ее не провожал. Она завернула в переулок. Я стоял и ждал. Она вышла из-за угла, взяла меня под руку, и мы опять пошли, и я вытащил платок и вытер ее мокрое лицо. Потом она просила, чтобы я еще раз все как следует обдумал, что иначе я ее теряю. Навсегда. Неужели мне так важно сегодня ночевать дома? Вот его подъезд, сказала Ирка. Я молчал. Мне уже было все равно. В конце концов, там она будет в тепле. За ней захлопнулось парадное, и я побрел к метро. Оглянулся. Пустая улица. Господи, как страшно все получилось! До чего же я довел ее, раз она решилась на такое? На последнее, чем она могла меня удержать? Единственно, что у нее есть, это она сама. Она бросает себя в грязь, и все равно не помогает: я ухожу. Я оглянулся. Она бежала за мной как собачонка.
   Всю дорогу до дома она плакала и говорила, что все придумала, что любит только меня, что больше не может так жить, что понимает, как мне тяжело, что это истерика, но у нее нет больше сил, а я в ответ бормотал какие-то слова, и успокаивал, и обещал, что все будет хорошо.
   Потом мы еще долго стояли на лестнице, и я целовал ее мокрый нос. Она поклялась, что примет аспирин, мы пожелали друг другу спокойной ночи, она позвонила, ей открыли, я выбежал на улицу.
   Два часа. Общественный транспорт не работает. Буду ловить такси. Ночным королям, естественно, в другую сторону. Проносятся мимо. Даже не тормозят. Дождь хлещет. Впрочем, это уже не имеет значения. В каждом ботинке у меня болото. Вообще ничто не имеет значения. Все безнадежно. Нет выхода. Я не знаю, что тут можно придумать. Все равно бесполезно. Надо идти и дышать свежим воздухом. Прекрасная погода. Отличная погода. Дождь теплый. Туман. Сугробы исчезли, словно зимы никогда и не было. Сейчас, наверно, плюс пять. Весенний дождик, красота.
   И тогда я стал медленно-медленно соображать. Не вдруг, а постепенно до меня дошло, что, между прочим, сегодня двадцатое, нет, извиняюсь, уже двадцать первое ноября, начало третьей декады.
   8
   Вот что произошло с погодой к понедельнику 24 ноября:
   В Париже -2. В Испании заморозки. В Белоруссии +6, +11, на западе Украины днем местами до +16. В Москве +7. Вскрылась Северная Двина, чего в это время не наблюдалось за последние девяносто лет. Затор льда в районе Усть-Пинеги (Северная Двина) усилился и уровень воды повысился на 1,2 м за сутки. В результате нагонных ветров днем 24 ноября на Неве в районе Ленинграда уровень воды повысился до отметки 130 см над нулем графика. Продолжается подъем паводка на Западной Двине ниже Полоцка; выше Даугавпилса подъем над предпаводочным горизонтом составил 1,5 - 2,5 м. На Днепре в районе Дорогобужа начался спад паводка, ниже продолжается медленный подъем. Дождевые паводки высотой до 1,5м над предпаводочным горизонтом проходят на Верхней Тиссе и ее притоках.
   На западе Украины, в Прибалтике, Белоруссии, Центральном районе дождь и ветер. В Ленинградской области и автономных республиках Поволжья мокрый снег. В Карелии, Архангельской и Мурманской областях снегопады, местами сильные.
   Это два циклона с центрами над Кольским полуостровом и над Чехословакией закрутили в Европе две гигантские воронки.
   На юго-западе дожди. Набухают реки. Циклон смещается на северо-восток.
   Теплый воздух движется поверху. Вниз спускается холодный. Поэтому мокрый снег, туман, гололед.
   Машины буксуют, идут медленно. Пробки на дорогах, огромные очереди на автобусных остановках. Люди опаздывают на работу, нервничают и проклинают, проклинают последними словами сволочную погоду, а заодно и нашего брата синоптика.
   ***
   Старик сказал: сейчас звонил главный и спрашивал: дескать, что думает ваш Мартынов о возможности паводка на Тиссе и в Закарпатье и как он оценивает обстановку на Северной Двине? Если будет топить, то почему Мартынов не говорил об этом раньше?
   - Привет, - ответил я, - получается, что Мартынов еще и виноват! И почему вопросы ко мне? Есть же краткосрочники, есть же штаб?
   Старик посмотрел на меня как на неразумного ребенка и улыбнулся каким-то своим мыслям.
   - Считайте, что вас поздравили с удачным прогнозом.
   И я пошел в штаб.
   В большой комнате, похожей на аудиторию вуза - только между рамами окон выставлены пакеты с молоком (полагается за вредность), а за столиками вместо студентов сидят прогнозисты-краткосрочники и на картах, испещренных данными метеорологических станций, рисуют линии (то есть анализируют карту) да в левом углу беспрерывно звонит телефон и женщина приглушенным дежурным голосом повторяет: "...облачная погода, временами дождь, ветер южный..." так вот, в этой комнате, за длинным "профессорским" столом, в три часа ежедневно собирается штаб. Приходят представители всех наших оперативных служб и обговаривают, уточняют, решают прогноз на завтра.
   На доске кусками магнита прикреплены графики, таблицы, карты, фотографии со спутников.
   Представители служб докладывают по очереди. Сначала об океанах (тайфуны, штормы, ураганы), потом - ход погоды, потом - давление на высотах, потом - спутниковая метеорология, потом - волнение на морях, положение наших судов (фамилию старика докладчика знают, наверно, все опытные капитаны: корабли идут рекомендованным путем, по курсу, который прокладывает для них старый гидролог), потом - реки, потом - почва.
   Погода всей земли здесь, на столе, разложена для всеобщего обозрения.
   Я тут человек посторонний. Наши отделы никогда не сталкиваются, мы свой прогноз составляем для других ведомств и учреждений, и если краткосрочники заглядывают иногда в месячный прогноз, то только в тот, который делается накануне. Естественно, чем прогноз ближе, тем точнее...
   Лично меня сейчас интересует погода в двух районах.
   - ...Углубляется, заполняется... Отходят фронты... Антарктида пуста (то есть нарушена связь, нет данных)... Формирование депрессий... Будет подрастать гребень.
   Стоп. Вот это и меня касается. Циклон над Чехословакией и Закарпатьем. Грета (наша звезда, самый толковый краткосрочник) говорит, что машина показала: на западе давление растет, на востоке - падает. Значит циклон покатится вправо.
   - ...Белое море неплохо, единственное оправдало прогноз...
   Это говорит старый гидролог. Речь идет о последнем месячном прогнозе и о прогнозе на декаду. Руководитель штаба спрашивает:
   - Остановится ледоход на Северной Двине?
   - Вы резкого холода не даете, так что вряд ли...
   Теперь мой вопрос:
   - Насколько вероятна возможность паводка?
   Женщина-гидролог (докладывала о реках) даже не смотрит в мою сторону. Тут привыкли не удивляться. Раз человек спрашивает, - значит, так надо.
   - Почти исключено. Уровни поднялись ненамного. Перемычка льда сохраняется ниже Котласа. Не то время, чтобы все льды растопить. И потом, соответствующие меры были приняты еще в сентябре, когда мы дали заблаговременный ноябрьский прогноз.
   Хорошо, что на меня никто не обращает внимания. Я чувствую, что лицо мое покраснело. Шутка ли: "соответствующие меры были приняты!" А все потому, что товарищ Мартынов, бегал, бил себя в грудь и кричал: "Будет в ноябре тепло, вскроются реки!"
   Заседание штаба закончено. Руководитель делает короткое резюме:
   - Пока все ничего. Пока терпит.
   Я подхожу к Грете:
   - Грета, как в Закарпатье? Будет топить?
   - Сам слышал. Циклон, по всем данным, должен сместиться на восток. Не успеет. А ты чего волнуешься?
   - Да я, понимаешь, составлял прогноз на ноябрь.
   Грета поворачивает ко мне голову. В глазах ее любопытство.
   - Помню. Значит, это ты именинник? (Ошибался я. Все-таки кое-кто за нами следит!) - Ладно, вот карта. Смотри.
   Все правильно. Уйдет циклон.
   - Ну и вообще как дела?
   - В Среднем Поволжье ожидаются сильные ветры. 10 - 15 метров в секунду. Но там синоптики предсказывают 20 - 25.
   - А чем они обосновывают?
   - Нервы не выдерживают, вот и штормят. Для перестраховки. Но мы это дело им поломали.
   Прогноз особо опасных и важнейших гидрометеорологических явлений: "26 ноября ветры 30 - 35 м/сек будут наблюдаться на Охотском море, Курильских островах и Камчатке".
   Старик сказал, что в дирекции его просили: дескать, пусть пока Мартынов оставит апрель и следит за Закарпатьем. В случае чего, докладывать сразу главному.
   В Москве зарегистрирован абсолютный рекорд: +11°.
   Эти два дня я сижу у краткосрочников. На Северной Двине порядок, а вот в Закарпатье...
   Дело труба. Остановился циклон, и все.
   Кажется, прогноз на завтра - самое простое. И давление падало на востоке, и машина рассчитала - пройти должен был циклон. А он стоит. На востоке подрастает гребень. На Севере откуда-то взялся фронт... Где же вы, западные традиционные, обязательные ветры? Где же смещение вправо? Ни черта не понятно! Стоит циклон, стоит как проклятый. И льет, и льет. Реки начинают выходить из берегов.
   ***
   Стоит циклон. И ни с места.
   Синоптик пишет: "Облачная погода, временами дождь".
   А что еще остается?
   ***
   Штормить или не штормить?
   ***
   Там, в деревнях и в маленьких городишках, люди, наверно, сидят на чемоданах, пожитки собирают, радио каждый час слушают...
   ***
   Штормить?
   Это эвакуация населения, остановка предприятий. Армия поднимается по боевой тревоге. Солдаты на вездеходах вывозят женщин и детей. В каждом райкоме создается оперативный штаб. Люди захватывают с собой все, что могут, заколачивают ставни покинутых домов. Учреждения и конторы отводятся под временное жилье. Строительная и дорожная техника брошена к реке... Укрепляются дамбы, насыпают новые...
   ***
   Второй день я ухожу из института в одиннадцать вечера и ночью жду звонка дежурного.
   У нас образовалось нечто вроде бригады "скорой помощи". Сидим и решаем: штормить или не штормить?
   Но не должен стоять циклон! По всем показателям он вот-вот начнет смещаться... По карте это ясно как божий день. Через три часа, через шесть часов - а завтра так непременно - он уйдет на северо-восток.
   Так, может, не штормить?
   Но наступает долгожданное завтра, а циклон стоит, стоит как заколдованный.
   ***
   Прогноз погоды с 26 по 28 ноября.
   Центральный район Европейской территории СССР. Облачная погода с прояснениями, временами осадки преимущественно в виде дождя. Усиление ветра до 7 - 12, местами до 18 м/сек. Температура 26 ноября ночью +2 +7°, днем +5 +9°, в последующем небольшое понижение температуры ночью до +2 -3°.
   ...................................................
   Остальная часть Белорусской ССР и север Украинской ССР. Местами кратковременные дожди, усиление ветра до 12 - 15 м/сек. Температура ночью +2 +7°, днем 6 - 11°.
   Молдавская ССР и большая часть Украинской ССР. Преимущественно без осадков, местами туман. Температура ночью 5 - 10°, днем 9 - 14° (на крайнем юге до 19°).
   ***
   Не штормим. Успокаиваем. Показываем, что циклон уйдет на северо-восток.
   Из Закарпатья станции сообщают, что дожди прекратились. Но циклон-то стоит! В любой момент может полить ("местами кратковременные осадки"), и тогда уж точно начнет топить.
   В Москве осадки "преимущественно в виде дождя". Временами. С того самого вечера, когда мы с Иркой в кафе-мороженое ходили. И я ей не позвонил. Некогда. Ибо я - преимущественно в другом месте. А с ней временами, когда мне это надо или когда мне удобно. А зачем звонить? Что я ей скажу? Она меня просила, один раз в жизни просила сделать что-то для нее! Я все планирую, мечтаю, строю воздушные замки, в которых мы с ней будем жить лет через двести, а пока, дескать, временами, пока я преимущественно, пока нельзя. А она не верит в эти замки, она хотела одного-единственного доказательства, доказательства того, что она мне нужна, дорога, и я обязан был на все плюнуть, она имеет право, хотя бы раз в жизни, но я, понимаете ли, не мог, я не имел права, я только так, в виде дождя. И если в конце концов у нас ничего не получится, если мы разойдемся в разные стороны, она мне не простит - нет, не потерянных лет, не молодости, которую я ей в каторгу превратил, не своего двусмысленного положения (любовница-домработница), - не простит Ирка мне этого вечера, когда я вроде бы не мог, не имел права, но она-то была права!
   Ладно, решено, я позвоню ей завтра. Что-нибудь придумаю. Но как бы я ни старался, все будет плохо. Или для нее, или для Наташки. Вот точный прогноз. Прогноз на завтра. Заблаговременный. На двести лет вперед. Усиление ветра. В последующем понижение температуры. Временами осадки. Преимущественно в виде дождя. Нескольких капель на лице.
   ***
   А в общем, обыкновенный треугольник. Типичная, стандартная ситуация.
   ***
   Достигнем уровня мировых стандартов! И все-таки не штормим. Тут меня поддержал один краткосрочник. Тоже парень с Севера. На ледоколе синоптиком плавал, в Тикси в Радиометцентре служил. На Севере поневоле научишься спокойствию. Там, правда, картина всегда яснее, погода не так прыгает, как в средних широтах, хотя, конечно, она тоже капризна. Но не мелочится: пурга - так на две недели, туман - так носа соседа не видишь.
   Предсказав опасное явление за сутки, синоптик на Севере получает пятьдесят рублей премии. Кажется, милое дело - как сомневаешься, так кричи караул. Если Южак не пришел, никто с тебя не взыщет. Однако не штормят попусту. Может потому, что все наглядно. Город, поселок вымирает, жизнь останавливается. А вина твоя, это ты, дурак, испугался. Как же потом в глаза людям смотреть?
   Север приучает к ответственности. Пролетел прогноз - так все, кому надо, через несколько часов уже знают, что не Радиометцентр, не синоптики, а именно Иванов, или Петров, или Сидоров напутал.
   А может, мне надо было остаться в Тикси?
   Тимофеич, зам начальника станции по хозяйственной части - а попросту завхоз - двадцать лет прожил в поселке и через каждые три года уезжал навсегда, плевался, божился, что в это проклятое Богом место он никогда не вернется, даже дом себе приобрел где-то под Туапсе, планировал огурцы и помидоры выращивать да греться на солнышке в свое удовольствие, чтоб снег только в кино видеть или по телевизору, а самому в это время пивом баловаться да вяленой рыбешкой закусывать - так нет, возвращался он в Тикси, недогулявши отпуск, приезжал как миленький. Романтика? Зов Севера? Не тот характер, не тот возраст у Тимофеича, чтоб себе лишние хлопоты выдумывать, а за слово "романтика" можно было и по роже получить: в непонятных словах Тимофеич издевку усматривал. Проста разгадка: только в Тикси Тимофеич себя человеком чувствовал, только там он понимал, на что пригоден. Стоило Тимофеичу попасть на Большую землю - будь то Москва, Краснодар, Туапсе, - как его со всех сторон человечество окружало, миллионы прекрасных людей, которые заполняли сотни учреждений, заводов, контор, которые наступали на пятки в автобусе, давили в очередях по магазинам, занимали все столики в столовых и ресторанах, толкали на улице, ругались, спорили, спрашивали, кричали, молчали, пели, плакали, читали, считали, плясали, просили, отказывали - все вместе, абстрактно, достойные люди, но слишком их было много, и поневоле вопрос возникал: что изменится, если вдруг Тимофеич исчезнет? Никто не заметит! А на станции другое дело. Если леер порвало, то кто же в пургу из дома выйдет? Тимофеич. Вездеход застрял (как метель, так мотор глохнет - особая тайна конструкции), к кому же за помощью бегут? К Тимофеичу. У супермонитора - хитрая штука канадского производства - контакт пробило, тонкие пластинки нужны, где же их в тундре найти? Тимофеич в своем сарайчике откопает. Спирт понадобится, приспичило ребятам, невмоготу - к кому идут? К Тимофеичу.
   Да и сам Тимофеич знает, что он не песчинка в миллионном прекрасном человечестве - он среди людей живет, конкретных, знакомых людей, чьи привычки и характеры он досконально изучил. Каждый человек на станции для него открытая книга, известно, на что каждый способен, когда и в каких случаях на кого можно рассчитывать. И в Тикси не безликие учрежденческие вывески. Нужен бульдозер - обращайся к Вольскому, движок - к майору Перепелову, рыба - к Быкову. Ребята ноют: дескать, киномеханик картины плохие привозит, - так сними трубку и поговори ласково с Марьей Ивановной! Крышу надо в столовой переложить, так зачем писанину разводить: пригласи Толика, выставь бутылку, угости пельменями, словом, уважь человека, и назавтра, глядь, приехала машина с шифером. В общем, понимал Тимофеич, что только на Севере человек как личность свою цену имеет.
   ***
   ...Наш институт уникальный. Один на Москву, один на весь Союз. Нам бы держаться друг за друга, но мы пришиблены большим городом, и наши сотрудники для нас тоже часть человечества. Поэтому в лучшем случае мы знаем, кто где работает, но не знаем, кто над чем работает. Поэтому мы идем не к Иванову и не к Петрову, а идем в отдел исследований по спутниковой метеорологии, в отдел гидрологических прогнозов, в отдел планетарной циркуляции, в вычислительный центр... И если, заходя в комнату чужого отдела, мы вдруг видим знакомое лицо да еще, случайно, где-то как-то запомнили его имя-отчество, а человек за столом улыбнется (значит, тоже где-то как-то тебя приметил, выделил из шести миллионов дорогих сограждан), о господи, сколько радости!
   9
   Циклон уходит.
   Спрашивается, к чему эти волнения последних дней? Ведь по заблаговременному долгосрочному прогнозу, по трехдневному, по суточному он должен был уйти. Может, он специально остановился, чтоб нервы нам потрепать, может, у него характер такой, самостоятельный: что хочу, то и делаю, - у Циклон Циклоныча Циклонова, обладающего энергией большей, чем сотни водородных бомб, ни Богу, ни Дьяволу, ни человеку не подчиняющемуся, никакой известной нам наукой не управляемому? Может, у него, у Циклоныча, уговор был с каким-нибудь знакомым протуберанцем на Солнце (дескать, Вася, друг, пока ты там шуруешь - я тут отдохну), и стоял он, и поплевывал, и развлекался тем, что за нами наблюдал, как мы считаем, анализируем, голову ломаем, за него что-то придумать хотим. Потом ему это дело наскучило или он меня лично пожалел...