Страница:
Лишь сожалел, что старикан симпатичный попался, чем-то он мне понравился. Наверно, тем, что говорил тихо.
Прихожу я, а он меня ждет. Я ему траля-ляля, это пока из комнаты все не выкатились, а потом пошел. Точно не помню, но, наверно, говорил так:
- Это же все обман! Сплошное жульничество! Служба погоды держится на глупости людей, на их доверии к печатному слову и в то же время на их привычке не верить, вернее, не совсем доверять услышанному и прочитанному. Не будь этого, давно бы нас погнали в три шеи и заколотили нашу лавочку. Когда-нибудь кто-то догадается, осенит его, сердечного, простая идея: взять наш месячный долгосрочный прогноз и изо дня в день проверять его. Обхохочется. Животик надорвет. Выяснится, что мы не в состоянии предсказать ничего похожего, чтоб хотя бы близко лежало. И если случайно, крайне редко, наш прогноз оправдывается, так на то теория вероятности: не можем мы совсем не попадать. Совсем не попадать - тоже высокое искусство. К счастью нашему, нет такого идиота. Всем некогда. Все выбрасывают вчерашние газеты, начисто забывая, что в них написано. Вот прогноз на сентябрь... "Начало месяца холодное". Вранье! Тропическая, тридцатиградусная жара была, редкостная. "Потом ненадолго придет волна тепла", опять мимо! Потом пришло похолодание. "Потом снова нудная холодная погода и где-то в конце - теплее". Кстати, это прогнозом называется: "Где-то в конце - теплее?" По рукам надо бить за такие слова! И вспомните, нудных дождей не было. Пришла золотая осень, в которой вы категорически отказывали бедным москвичам. Поймите меня правильно. Я не хочу лично вас обидеть. У вас работа во много раз сложнее, чем у краткосрочников. Мы ничуть не лучше. Прогноз на завтра не можем дать! Чтобы сказать: "Ожидается переменная облачность, местами кратковременные дожди", никакого образования не требуется. Девяносто процентов гарантии, что попадешь. И ругать никто не станет. Люди подумают: "У нас нет дождя, значит, он где-то на местах". А если ливень на целый день, то человек соображает: "Видимо, у нас такое место, ведь предупреждали "местами", а у других, наверно, сухо, сам прогноз читал".
Так я поливал час.
И знаете, что мне Старик ответил? (Опять же тихим голосом, по-другому, я убедился, он и не разговаривает.)
- Америку вы не открыли, молодой человек. Спросите у любого - каждый с радостью подтвердит, что синоптики ошибаются. Но тем не менее все поголовно жадно слушают прогноз на завтра. Знают, что мы можем наврать, но хотят верить. Многие покупают газеты и радио включают специально из-за метеосводки. Такова человеческая натура. Он хочет верить. Попробуйте нас закрыть. Страшно подумать, что будет. Мы нужны.
Вот так мне Старик ответил. Не по существу, не вокруг да около, а вразрез, наповал.
И захотел я извиниться перед Стариком, а он меня стал расспрашивать, кто я да что.
Выложил я коротко про себя. Как физиком закидоны устраивал. Как по морю шлепал. Как в ресторане лабухом зимовал. Как синоптиком на Севере был (не приехал человек, и тут я подвернулся, образование подходящее, можно поднатаскать. И вообще, кратковременный локальный прогноз на Севере легче, чем в средних широтах. А мне интересно - словно шахматная партия). Как я в лаборатории ионосферы на Тикси сидел, кухню погоды через космические лучи хотел понять, революцию в метеорологии совершить. (Когда не знаем предмета, мы все революционеры, все завоеватели. Пришел, увидел, победил. Пока сам, уже в институте, не влез в это дело по уши, я был уверен, что ни черта мы не разбираемся в кухне погоды, не нашли еще главного повара. Теперь и я стою на "трех китах". И даже временами верю в свой прогноз.)
Слушал меня Старик, а потом предложил:
- Переходите ко мне в отдел. Оформлением я сам займусь. И кстати, я тоже кончал физмат.
И не то меня удивило, что Старик в дирекцию не стукнул, дабы меня к институту близко не подпускали и вахтеры двери запирали при моем появлении, - нет, другое: как он догадался, что я давно к нему в отдел пробираюсь, ощупью, сам себе не признаваясь, - всю мою сознательную жизнь, можно сказать, я брожу около него.
С тех пор прошло два года, а недавно слух пополз, верный слух, дескать, на каком-то совещании или конференции, когда директор назвал Старика лучшим прогнозистом, Старик потом в кулуарах во всеуслышание заявил: "Прогнозист номер один у нас Мартынов". А когда начали смеяться, он добавил: "Еще, может, и нет, но будет".
Шутил, конечно. Большой он шутник. Наверно, он и сам в это не верит. Каждый из нас только самого себя считает первым. Но ведь сказал. Значит, подумал. А уж если Старику такая мысль пришла...
Теперь вам понятно, что не из осторожности Старик решил меня поддержать?
И еще я вам скажу: грош нам цена, ничего из нас путного не выйдет, если во всем мире не найдется хоть одного Старика, который в нас поверит.
9
- А в Закарпатье топить не будет?
- Не должно. Проскочат циклоны, не успеют.
И он успокоился. Больше я его не интересовал. Но Поладьева меня спрашивала с пристрастием. Гоняла, как студента на экзамене.
А ведь я сидел перед людьми, фамилии которых обычно произносятся шепотом. Я по их книжкам самообразованием на Севере занимался. А теперь я с ними как-никак коллега.
Или калека?
Во всяком случае, перед единственным зрителем, институтской красоткой Ниночкой, которая в углу притаилась - расчеты какие-то делала, - Поладьева меня представляла именно калекой, дефективным. И хоть Ниночка глаз не подымала, но я знал, что сегодня же, в буфете, я буду обрисован соответствующе.
Пожилые женщины смотрят на девушек, как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок. Сравнивают: дескать, сама я бегала хуже или лучше? И хоть девушка рядовая лаборантка, но, если она показывает "лучшие секунды", пожилая женщина - пусть она профессор, заслуженный деятель, за границу как на дачу ездит - завидует, хоть скрывает это чувство, но завидует ей. И, конечно, не упускает возможности взять реванш в другой области человеческих отношений.
***
Она все наседала.
- Но по численному прогнозу этого не видно?
(Не поленилась, посмотрела. А ты хотел ее взять голыми руками.) Я старался отвечать как можно спокойнее. Мне казалось, что вот-вот наш диалог пойдет по принципу "сам дурак".
- Максимум в 26-м году?
- Шесть градусов.
Вкрадчиво, даже ласково:
- А вы даете семь?
- Даю семь.
- Может, семь с половиной?
- Если хотите, и десять будет.
Это я дал маху.
Никогда не думал, что Поладьева так смеется. Она сразу помолодела лет на двадцать. Да, лет двадцать назад она была ничего. И Харламов оторвался от бумаг, и у него поплыло лицо, еле он сдерживался. И даже Ниночка изволила улыбнуться.
Поладьева резко оборвала смех, словно щелкнула выключателем.
- Вадим Павлович, думаю, что в словах Мартынова есть резон. Если поднести к градуснику паяльную лампу, он и не десять - пятьдесят градусов покажет. Только непонятно, сам Мартынов будет с лампой по городу бегать или друзей позовет?
И еще жестче:
- Давно я так не смеялась. Мартынов человек способный. Если ему в сатиру и юмор податься? Например, на радио, в "Доброе утро"?
И с некоторой грустью:
- Но у нас другое учреждение. И главное, мало свободного времени. А не стоит ли дирекции предложить Мартынову всерьез задуматься над его призванием? Вдруг он опять ошибается? Опять не ту работу выбрал?
Все про меня раскопала.
***
Сидор Петрович из соседнего отдела по четвертому выпуску денежно-вещевой лотереи выиграл звезду. (А разве они разыгрывались? Да нет, но случайно выпало.) Из созвездия Кассиопеи. Что делать? Подать ее на блюдечке? Но зачем? Придется заново издавать все звездные атласы. А это дорого.
Сидор Петрович спрашивает меня в коридоре:
- Мартынов, сколько она стоит? Больше, чем "Запорожец" и холодильник? А на "Волгу" вытянет?
Отвечаю:
- Сидор Петрович, у нее же свои планеты! Она в миллион раз дороже Земли! Что будете делать с таким богатством?
Совсем человек растерялся. Счастье какое привалило!
***
Ты начальничек всем начальничкам начальничек!
Наивный я тогда был. Идеалист. Думал, что просто не понимает он, всем начальничкам начальничек. Надо к нему прийти и объяснить. Все рассказать как есть. Может, и не очень приятную, но ведь правду, чистую правду я ему скажу. А куда деваться от правды? Никто, дескать, не решался все ему выложить. Стеснялись. Так я буду первым.
Он слушал. Но глаза его пропадали. Они становились пустыми, как турбины Ту-104 перед вылетом. Начальник все время улетал.
- Спасибо, что пришли, - сказал он. - Постараюсь вам помочь. Я всегда внимательно следил за вами.
Ничего он, конечно, не сделал, да и не собирался. Он знал меня лучше, чем я сам себя. Он знал старое правило: надо принять человека и пускай человек выскажется. Потом можно и пообещать. Черт с ними, с обещаниями. Главное, чтоб человек высказался. Ему сразу станет легче. И будет он работать как миленький.
***
А водитель троллейбуса говорил в микрофон, медленно, по слогам, наслаждаясь звучанием собственного голоса:
- Следующая остановка - "Площадь Маяковского". Из всех вошедших пассажиров только один взял билет. У остальных граждан, наверно, проездные. Предъявляйте. Контролер войдет на следующей остановке. Что будет, что будет! С каждого по полтиннику, по кровному полтиннику. Вот, я вижу, контролер уже ждет. Подъезжаем. Граждане, берите билеты, пока дешевые!
***
Подземный переход. На стенах кафельная мозаика. Национальный орнамент якобы. Рисунки взяты с кухонных полотенец.
***
Эти мгновенные, непрекращающиеся мелкие стычки между машинами. Кто кого возьмет "на понял"? Табель о рангах, как в учреждении. Машина начальник. Машина - важный человек. Дипломат. "Москвичи" в одном чине. Делятся по характеру: задира, нахал, осторожный, тихоня. Грузовик, как маляр в коридоре - прет на служащих, знает, что они расступятся, побоятся испачкаться. "Запорожцы" словно молодые практиканты, к ним больше всего придираются.
***
Что купить на ужин? Что купить на завтрак? Остался ли дома маргарин? Фасованное мясо - что мне с ним делать? Зеленый горошек - а вдруг пригодится? А вообще, хватит ли денег до зарплаты? У кого занимать? Алена опять потеряла ручку. Я ей, конечно, скандал закатил. А толку? Чем прикажете ей писать? Носом?
Не помню, чтоб в Москве я просто так ходил по улицам. Я хожу по магазинам.
***
- Покупай еще бутылку: мы ее быстро оформим.
- Я вам правильно ответила. Я же не знала, что вы думаете задними мыслями!
- Что вы тут пьете?
- Мы не пьем. Мы закусываем!
- Куда я поступила? В институт, что рядом с Елисеевским гастрономом.
- Может, я идиот, но я неглупый!
Закон, по которому становишься в кассу, когда кассирша начинает сдавать деньги.
***
На Севере я много читал. Сейчас нет времени. Изредка просматриваю Сименона и фантастику. И то только в метро, когда еду на работу. На обратном пути руки заняты. Папка и авоська с продуктами.
Но в кино я все-таки выбираюсь. Мне повезло. Я видел три лучших фильма: "Пепел и алмаз", "Земляничную поляну", "Восемь с половиной". А "Джульетта и духи" мне не нравится. Помню, я очень рассердился после просмотра. И не потому, что мы с товарищем прорывались в Дом кино с риском для жизни (по пожарной лестнице карабкались, в открытое окно туалета прыгали). Нет, господа. Мне не нужен такой роскошный дом, как у Джульетты (хотя от двухкомнатной квартиры я бы не отказался). Не нужны ее машины (но плохонький "Москвич" тоже не помешает). Она не знает, что такое деньги (а мне бы хоть зарплату прибавили). Господа, дайте мне возможность спокойно работать, и не проводить в метро и магазинах половину жизни, и не выгребать мелочь из Алениной копилки перед получкой. И тогда, господа, мне бы ваши проблемы! Махнемся не глядя?
***
Поезд метро как длинная цепочка сарделек. Остановился на последней станции. С шипением лопнул. Вывалил содержимое. Уполз, пустой и прозрачный.
***
Что за бред? В ванной развешано мое и Аленино белье. Плита на кухне вымыта. На огне в кастрюле бурчит что-то аппетитное. Алена лежит кверху попкой, читает. Портфель ее собран, - значит, уроки сделаны. Мария Алексеевна приходила? Да нет, не ее почерк. Алена хитро на меня посматривает.
- Алена, кто это у нас?
- Тетя Ира.
- Где она?
- За молоком пошла.
- Вот дура! Разве найдешь молоко так поздно в нашем магазине?
***
Братцы, а я плакал, а я жаловался! Ирка ко мне пришла! Все простила. Вернулась. Моя палочка-выручалочка. Мое счастье.
10
Теоретические выкладки. Как все это бывает.
С Дальнего Востока я приехал. "Баб не видел я года четыре" - так в одной песне поется. Вроде бы про меня. А в Москве весна. Девочки ходят, юбки выше колен. Подросло новое поколение. На тебя смотрят презрительно, ты для них древняя история.
С Наташей мы сразу поцапались. Что-то мы тогда много ругались. Она все еще переделать меня хотела. Чтоб жизнь наша пошла как у людей. Короче, решили, что не сошлись характером.
Снял я комнату. Благо деньги были.
Хозяйка комнаты жила в другом районе. Комната ей от покойного мужа досталась. Дочка ее несколько раз приезжала. Какие-то вещи взять, за электричество заплатить и т. д. Пошли мы с ней в кафе. Я мастер потравить, особенно когда у слушателя глаза хорошие. И произвел, произвел, сволочь, впечатление бывалого человека, этакого сильного мужчины из американского вестерна. А может, ей просто интереснее со мной было, чем с бывшими одноклассниками!
Потом еще мы встречались. Потом она у меня на ночь осталась.
Братцы, хоть я, можно сказать, человек аморальный, но тут, видит Бог, я сопротивлялся. И не потому, что мне этого не хотелось. Просто не думал я отблагодарить хозяйку таким способом. Но Ира мне намекнула: дескать, я не первый. А во-вторых, сказала, чтоб дураком я не был. Я решил, что нравы такие. Мол, отстал от века. И, главное, появилась у меня возможность взять реванш у молодого поколения, доказать, что не такая я древняя история.
Оказалось, что я первый.
И продолжала она ко мне приходить. И говорила, чтоб я не беспокоился. Что это не мое собачье дело. Так ей нужно.
Кто же из нас, сволочей, не пойдет на легкий роман?
Действительно, ей это было нужно. Большой она авторитет среди своих подруг имела. Еще бы, первая отважилась да со взрослым мужиком. Иллюзия настоящей жизни.
Была она тогда нескладушка-неладушка, с идиотской прической, но с серьезными претензиями на роль роковой красавицы. С половиной мальчиков из своего класса целовалась - не как-нибудь!
И сколько было дури в этой голове, господи!
Стал я постепенно учить ее уму-разуму. Воспитывать. И то, что она в университет поступила, тут ее маменька мне спасибо должна сказать. Девка была капризная, балованная, "власть предков" для нее не существовала.
Возможно, я забыл, каким сам был в таком возрасте. Хотя, помнится, мы тоже не ангелами росли. И по "броду" шлялись, и на бульваре за девочек дрались, и в рестораны раз в месяц ходили, а возвращаясь по ночным улицам, громко горланили "дымок от папиросы, дымок голубоватый".
Но, кажется, имел каждый из нас что-то главное.
Ух, как не нравилось мне современное поколение! Соберутся ее подруги и давай "ля-ля" на три часа. Кто в чем одет, кто что купил, кто что на ком видел, кто что кому сказал - а он что? а она что? И курят, елки-палки, курят сигарету за сигаретой, в комнату не войти.
Чего я только не делал! И по роже бил, все за сигареты. Бесполезно. Мода такая, хоть умри.
Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
Пока не забыл, одна важная деталь: сразу я предупредил - характер характером, сошлись не сошлись, а от Наташи я не уйду. Там дочка моя, Алена.
- Мне это не нужно, идиот проклятый!
Вот как мне отвечали.
***
Потом я вернулся к Наташе. А с Ирой продолжал встречаться. Семейную телегу легче тащить, когда есть еще другой человек, на плече которого можно вдоволь поплакаться, на жизнь свою разнесчастную пожаловаться. Удобно.
И так все начинается. Вроде бы никаких обязательств, никто никому не должен, бежишь к ней, когда тебе плохо, а если хорошо - сидишь дома, дочка на коленях, жена под боком, телевизор смотришь.
И опять я уезжать собрался. Охота к перемене мест не прошла. Ждала она, что я ее с собой возьму? Не знаю. Но есть у меня догадка, что показалось Ире, будто я могу подумать, что она может подумать, дескать, с собой я ее пригласить обязан. И она мне говорит:
- А я замуж выхожу.
Посмотрел я на ее жениха. Мальчишка. Несерьезно. А вдруг? Брак лотерея. Посмотрел я на нее. Расцветает девка. Или просто прическу изменила? Но со мной-то ей не жить, это точно. Зачем зря голову морочить? Кто-то там во мне скреб, кошки или мыши. Все-таки не игрушки. Свою Иру собственными руками замуж выдаю. Но нет, мы, сильные мужчины с Дикого американского Запада, вместе со Збигневом Цибульским в упор из автомата палили. Еще Кшижевской номер комнаты в отеле называли, два пальца по законам католической церкви подымали: "Клянусь, я буду ждать!"
- Иди, - говорю, - только не спеши расписываться. Поживешь, увидишь.
И уехал.
В Якутске я жил. Затем - в Тикси.
И в Тикси она ко мне прилетела. Зимой. Одетая по-московски модно. Дура, не знала, какие морозы на Севере. Ревела от холода, пока я ее из аэропорта на "газике" вез.
Где только она деньги на дорогу достала?
Тикси. Одиночество на станции. Пурга за окном лютует. Кажется, весь мир замерз, и навсегда. А женщин, женщин вообще в природе не существует. Понимаете?
И тут такая девочка, с неба. Кто же отошлет ее обратно?
И жили мы как муж и жена.
С тем пареньком у нее не получилось, так что угрызений совести у меня не было.
Весной она уехала экзамены сдавать. Заочница. А в конце июля я появился в Москве.
Интересная у меня жизнь пошла. Поздно домой стал возвращаться. Дескать, библиотека, совещания. Комнату на месяц снимал. Якобы для работы. Известно, какую комнату.
И вот начал я замечать, что, как мне время домой идти, глаза у Ирки темнеют и в них искры мелькают. Молчит. Курит. А глаза большие, прямо фосфоресцируют. Не к добру все это.
На отпуск в Эстонию вместе поехали.
"Володенька, Володенька, Володенька ты мой, люби, пока молоденька..."
И так жил бы я с Ирой...
Но у меня, ребята, две девочки. Одна глупая, другая еще глупей. Что же мне с ними делать?
Наташке тридцать с хвостиком, а все равно - ребенок. Наивная и беспомощная. У всех жены как жены - по комиссионкам бегают. А Наташка фотографии артистов покупает.
Ну а дочери моей десять лет.
Вернулся. Послал Наташку на курорт. В санаторий путевку достал.
Тогда-то Алена познакомилась с "тетей Ирой". Возилась она с дочерью, пока я, засучив рукава, погоду для наших широт придумывал.
Потом прошел еще год "интересной" жизни. И разговоры, разговоры. Ведь я не скрывал, что люблю Наташу.
Предлагал я: "Давай кончать".
Соглашается: "Давай". И чувствую, сейчас заплачет.
"Только не сразу, - говорит, - тяжело сразу".
Женская логика. Но и я уже как-то плохо представлял себя без Ирки.
Что-то случилось с Наташкой. "Как-то мне неспокойно", - говорит. Что неспокойно? Не знает. Одна в комнате боится оставаться. Может, бзик какой-то? Но я все время с Наташей. Выступал в роли психотерапевта. Дескать, ерунда, не обращай внимания, дыши глубже, это все кажется. Говорил, как маленькому ребенку.
Ребята свели меня с хорошим врачом. Он приехал к Наташе. Беседовал. Подтвердил: ерунда, не обращай внимания. А потом меня на кухню. "Нет, говорит, - это не кажется". И посадил ее на "схему", таблетки пить.
Немного она успокоилась.
Как понимаете, мне было не до Ирки. Месяц ее не видел. Потом позвонил ей домой. "Нет, - отвечает, - не могу с тобой встретиться". Не можешь, иди к черту. Подумаешь, обиделась. Как будто я на курорте загорал. Ничего, перебесится. Куда она от меня денется? Сама позвонит.
Не звонит.
Я такие вещи ей не прощал. Но тут не выдержал. Звоню.
А она легко со мной разговаривает. Не могу, и все.
Неделю ждал. Опять звоню. Мать подходит к телефону. Ей давно про меня известно.
- Я, - говорит, - вас хочу спросить, что с Ирой? Она дома не живет. Вы поссорились?
- Нет, - отвечаю, - просто занят я был. А с Ирой все в порядке. К экзаменам, наверно, готовится. Вы не волнуйтесь. У нее полный порядок.
Догадался я, какой у нее порядок.
Звоню. Мать у телефона. Кладу трубку.
Звоню. Кладу трубку.
Все-таки поймал.
- Ну, здравствуй.
- Привет.
- Тебя можно поздравить?
- Можно.
- И давно?
- Месяц.
- Поздравляю.
- Спасибо.
- А что соседи думают?
- А соседи давно уверены, что живу я со всем кварталом.
- Здорово. Это ж не просто заслужить такую репутацию.
- Стараюсь.
- Может, увидимся?
- Зачем?
- Поговорим.
- Поговорить можно.
Встретились мы в скверике около ее дома. А знакомое окно светится. Мне ли не знать это окно?
- Он там?
- Там.
- Ведь я могу подняться и вышвырнуть его.
- Нет, не можешь.
Спокойная пошла беседа. Что да как. С парнем она вместе в школе училась. Один из тех, с кем целовались. Теперь диплом защищает. Наверно, и у него была какая-то неудача в личной жизни. На этой почве они быстро сошлись.
- Он любит тебя?
- Да. И я тоже.
Про погоду поговорили. Рассказал я, что где ожидается. Проводил до подъезда.
- Всего тебе хорошего, Ирка.
- Спасибо.
И убежала. И знаете, что меня в этот момент поразило? Ее лицо. Счастливое лицо. Обнаженное, как у ребенка. Такое лицо у моей Алены бывает, когда я после нотаций и угроз отпускаю ее гулять с девочками.
Вечерами я к Иркиному дому подходил. На окно смотрел.
Светится.
И шел я домой пешком, и станции метро мелькали как километровые столбы.
Все правильно. Все справедливо. Это для тебя Ирка еще взбалмошная девчонка. А она давно стала женщиной. Взрослой красивой женщиной. И у нее своя судьба. И пусть она будет счастлива.
И главное, не поверите, радостно мне было. Больно, конечно, но радостно. Потому что понял - люблю я ее. Очень люблю. Вот она, пришла любовь. Поздно, но пришла. И на том спасибо.
И вот тут мне следовало повеситься. Но я, сволочь, не повесился.
Я ее дома по телефону застукал и сказал:
- Слушай, Ирка. Это, конечно, ничего не меняет и изменить не может. Я все понимаю. Что было, то было. Все кончено. Но вдруг одно сообщение доставит тебе удовольствие. Как говорится, задним числом. Плата по счетам. Дело в том, что я люблю тебя. И любил. Только сам не догадывался. Нет, я ничего не прошу. Просто, ты выиграла, хотя этого тебе уже не надо. Я люблю, и если бы мы начинали сначала, я бы женился на тебе. Прощай и будь счастлива!
Положил я трубку, и не было рядом ни одного человека, который бы тут же в кровь разбил мою подлую, гнусную рожу. Не было, братцы, никого рядом не было.
А потом, ночами, я лежал с открытыми глазами и думал, светится ли сейчас то окно или нет.
Свет в окошке.
***
Шли недели. А в общем, немного прошло. Два с половиной месяца.
Однажды Наташа мне сказала:
- Поедем к Игорю.
Мы поехали к ее врачу, и он долго беседовал с ней как с маленьким ребенком, а потом вышел ко мне в коридор:
- Не оставляй Наташку ни на секунду одну. А я поеду в клинику. Может, мне удастся сегодня ее положить. Скверное дело, Володя.
Остальное известно.
***
И вот Ирка опять у меня. Потому что я сволочь. И хоть тогда, по телефону, говорил совершенно искренне, но ведь знал, знал - забросил крючок, и есть надежда, что и с дипломщиком у нее ничего не получится. Не получится - мне про это не доложат и на звонки мои не ответят, гордые мы стали. Но только как меня скрутит и будет мне худо, вернется Ирка, сама прибежит.
- Понимаешь, сейчас я ничего не могу решать, ничего не обещаю. Сначала она должна выздороветь.
- Кретин. Я всегда говорила, что у тебя запоздалое умственное развитие. Или в детстве по голове били?
С одной стороны - красиво. С другой - опять я вексель выдаю. А когда платить буду? Чем? Ведь чувствую, не забыла она те мои слова по телефону. Только нет у меня иного выхода. Дочь беспризорницей растет.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Братцы, да я афоризмы как блины пеку! Надо их выписать, чтоб не повторяться, и в рамочку взять.
Человеку очень мало надо. Если ему объяснить толково, ссылаясь на классику, он все примет.
Как ни крути, а для каждого из нас главное - это производство.
Грош нам цена, ничего из нас не выйдет, если во всем мире не найдется Старика, который в нас поверит.
Пожилые женщины смотрят на девушек как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок.
Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Пока все. Но коллекционеры могут вырезать и на стену повесить.
- А хорошо тебя Поладьева отделала, - сказал Кероспян. - В одном только она неправа: слабоват ты для сатиры и юмора. Хотя как мишень годишься.
- Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, сказал Старик. - Впредь учти: кавалерийским наскоком, психологической атакой ничего не добьешься. Аргументы нужны. Веские доказательства. Москва ни словам, ни слезам не верит. Давай вместе подумаем. Авось что-нибудь найдем.
И засели мы со Стариком. И показал он мне кузькину мать. И объяснил мне, дураку, как умные люди работают. Где надо вполголоса, а где и крикнуть можно. И блефовать запретил. Зачем рисковать, когда в колоде еще полно козырей. Подойдут козыри, обязательно подойдут, вот тогда и раскрывай карты.
Прихожу я, а он меня ждет. Я ему траля-ляля, это пока из комнаты все не выкатились, а потом пошел. Точно не помню, но, наверно, говорил так:
- Это же все обман! Сплошное жульничество! Служба погоды держится на глупости людей, на их доверии к печатному слову и в то же время на их привычке не верить, вернее, не совсем доверять услышанному и прочитанному. Не будь этого, давно бы нас погнали в три шеи и заколотили нашу лавочку. Когда-нибудь кто-то догадается, осенит его, сердечного, простая идея: взять наш месячный долгосрочный прогноз и изо дня в день проверять его. Обхохочется. Животик надорвет. Выяснится, что мы не в состоянии предсказать ничего похожего, чтоб хотя бы близко лежало. И если случайно, крайне редко, наш прогноз оправдывается, так на то теория вероятности: не можем мы совсем не попадать. Совсем не попадать - тоже высокое искусство. К счастью нашему, нет такого идиота. Всем некогда. Все выбрасывают вчерашние газеты, начисто забывая, что в них написано. Вот прогноз на сентябрь... "Начало месяца холодное". Вранье! Тропическая, тридцатиградусная жара была, редкостная. "Потом ненадолго придет волна тепла", опять мимо! Потом пришло похолодание. "Потом снова нудная холодная погода и где-то в конце - теплее". Кстати, это прогнозом называется: "Где-то в конце - теплее?" По рукам надо бить за такие слова! И вспомните, нудных дождей не было. Пришла золотая осень, в которой вы категорически отказывали бедным москвичам. Поймите меня правильно. Я не хочу лично вас обидеть. У вас работа во много раз сложнее, чем у краткосрочников. Мы ничуть не лучше. Прогноз на завтра не можем дать! Чтобы сказать: "Ожидается переменная облачность, местами кратковременные дожди", никакого образования не требуется. Девяносто процентов гарантии, что попадешь. И ругать никто не станет. Люди подумают: "У нас нет дождя, значит, он где-то на местах". А если ливень на целый день, то человек соображает: "Видимо, у нас такое место, ведь предупреждали "местами", а у других, наверно, сухо, сам прогноз читал".
Так я поливал час.
И знаете, что мне Старик ответил? (Опять же тихим голосом, по-другому, я убедился, он и не разговаривает.)
- Америку вы не открыли, молодой человек. Спросите у любого - каждый с радостью подтвердит, что синоптики ошибаются. Но тем не менее все поголовно жадно слушают прогноз на завтра. Знают, что мы можем наврать, но хотят верить. Многие покупают газеты и радио включают специально из-за метеосводки. Такова человеческая натура. Он хочет верить. Попробуйте нас закрыть. Страшно подумать, что будет. Мы нужны.
Вот так мне Старик ответил. Не по существу, не вокруг да около, а вразрез, наповал.
И захотел я извиниться перед Стариком, а он меня стал расспрашивать, кто я да что.
Выложил я коротко про себя. Как физиком закидоны устраивал. Как по морю шлепал. Как в ресторане лабухом зимовал. Как синоптиком на Севере был (не приехал человек, и тут я подвернулся, образование подходящее, можно поднатаскать. И вообще, кратковременный локальный прогноз на Севере легче, чем в средних широтах. А мне интересно - словно шахматная партия). Как я в лаборатории ионосферы на Тикси сидел, кухню погоды через космические лучи хотел понять, революцию в метеорологии совершить. (Когда не знаем предмета, мы все революционеры, все завоеватели. Пришел, увидел, победил. Пока сам, уже в институте, не влез в это дело по уши, я был уверен, что ни черта мы не разбираемся в кухне погоды, не нашли еще главного повара. Теперь и я стою на "трех китах". И даже временами верю в свой прогноз.)
Слушал меня Старик, а потом предложил:
- Переходите ко мне в отдел. Оформлением я сам займусь. И кстати, я тоже кончал физмат.
И не то меня удивило, что Старик в дирекцию не стукнул, дабы меня к институту близко не подпускали и вахтеры двери запирали при моем появлении, - нет, другое: как он догадался, что я давно к нему в отдел пробираюсь, ощупью, сам себе не признаваясь, - всю мою сознательную жизнь, можно сказать, я брожу около него.
С тех пор прошло два года, а недавно слух пополз, верный слух, дескать, на каком-то совещании или конференции, когда директор назвал Старика лучшим прогнозистом, Старик потом в кулуарах во всеуслышание заявил: "Прогнозист номер один у нас Мартынов". А когда начали смеяться, он добавил: "Еще, может, и нет, но будет".
Шутил, конечно. Большой он шутник. Наверно, он и сам в это не верит. Каждый из нас только самого себя считает первым. Но ведь сказал. Значит, подумал. А уж если Старику такая мысль пришла...
Теперь вам понятно, что не из осторожности Старик решил меня поддержать?
И еще я вам скажу: грош нам цена, ничего из нас путного не выйдет, если во всем мире не найдется хоть одного Старика, который в нас поверит.
9
- А в Закарпатье топить не будет?
- Не должно. Проскочат циклоны, не успеют.
И он успокоился. Больше я его не интересовал. Но Поладьева меня спрашивала с пристрастием. Гоняла, как студента на экзамене.
А ведь я сидел перед людьми, фамилии которых обычно произносятся шепотом. Я по их книжкам самообразованием на Севере занимался. А теперь я с ними как-никак коллега.
Или калека?
Во всяком случае, перед единственным зрителем, институтской красоткой Ниночкой, которая в углу притаилась - расчеты какие-то делала, - Поладьева меня представляла именно калекой, дефективным. И хоть Ниночка глаз не подымала, но я знал, что сегодня же, в буфете, я буду обрисован соответствующе.
Пожилые женщины смотрят на девушек, как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок. Сравнивают: дескать, сама я бегала хуже или лучше? И хоть девушка рядовая лаборантка, но, если она показывает "лучшие секунды", пожилая женщина - пусть она профессор, заслуженный деятель, за границу как на дачу ездит - завидует, хоть скрывает это чувство, но завидует ей. И, конечно, не упускает возможности взять реванш в другой области человеческих отношений.
***
Она все наседала.
- Но по численному прогнозу этого не видно?
(Не поленилась, посмотрела. А ты хотел ее взять голыми руками.) Я старался отвечать как можно спокойнее. Мне казалось, что вот-вот наш диалог пойдет по принципу "сам дурак".
- Максимум в 26-м году?
- Шесть градусов.
Вкрадчиво, даже ласково:
- А вы даете семь?
- Даю семь.
- Может, семь с половиной?
- Если хотите, и десять будет.
Это я дал маху.
Никогда не думал, что Поладьева так смеется. Она сразу помолодела лет на двадцать. Да, лет двадцать назад она была ничего. И Харламов оторвался от бумаг, и у него поплыло лицо, еле он сдерживался. И даже Ниночка изволила улыбнуться.
Поладьева резко оборвала смех, словно щелкнула выключателем.
- Вадим Павлович, думаю, что в словах Мартынова есть резон. Если поднести к градуснику паяльную лампу, он и не десять - пятьдесят градусов покажет. Только непонятно, сам Мартынов будет с лампой по городу бегать или друзей позовет?
И еще жестче:
- Давно я так не смеялась. Мартынов человек способный. Если ему в сатиру и юмор податься? Например, на радио, в "Доброе утро"?
И с некоторой грустью:
- Но у нас другое учреждение. И главное, мало свободного времени. А не стоит ли дирекции предложить Мартынову всерьез задуматься над его призванием? Вдруг он опять ошибается? Опять не ту работу выбрал?
Все про меня раскопала.
***
Сидор Петрович из соседнего отдела по четвертому выпуску денежно-вещевой лотереи выиграл звезду. (А разве они разыгрывались? Да нет, но случайно выпало.) Из созвездия Кассиопеи. Что делать? Подать ее на блюдечке? Но зачем? Придется заново издавать все звездные атласы. А это дорого.
Сидор Петрович спрашивает меня в коридоре:
- Мартынов, сколько она стоит? Больше, чем "Запорожец" и холодильник? А на "Волгу" вытянет?
Отвечаю:
- Сидор Петрович, у нее же свои планеты! Она в миллион раз дороже Земли! Что будете делать с таким богатством?
Совсем человек растерялся. Счастье какое привалило!
***
Ты начальничек всем начальничкам начальничек!
Наивный я тогда был. Идеалист. Думал, что просто не понимает он, всем начальничкам начальничек. Надо к нему прийти и объяснить. Все рассказать как есть. Может, и не очень приятную, но ведь правду, чистую правду я ему скажу. А куда деваться от правды? Никто, дескать, не решался все ему выложить. Стеснялись. Так я буду первым.
Он слушал. Но глаза его пропадали. Они становились пустыми, как турбины Ту-104 перед вылетом. Начальник все время улетал.
- Спасибо, что пришли, - сказал он. - Постараюсь вам помочь. Я всегда внимательно следил за вами.
Ничего он, конечно, не сделал, да и не собирался. Он знал меня лучше, чем я сам себя. Он знал старое правило: надо принять человека и пускай человек выскажется. Потом можно и пообещать. Черт с ними, с обещаниями. Главное, чтоб человек высказался. Ему сразу станет легче. И будет он работать как миленький.
***
А водитель троллейбуса говорил в микрофон, медленно, по слогам, наслаждаясь звучанием собственного голоса:
- Следующая остановка - "Площадь Маяковского". Из всех вошедших пассажиров только один взял билет. У остальных граждан, наверно, проездные. Предъявляйте. Контролер войдет на следующей остановке. Что будет, что будет! С каждого по полтиннику, по кровному полтиннику. Вот, я вижу, контролер уже ждет. Подъезжаем. Граждане, берите билеты, пока дешевые!
***
Подземный переход. На стенах кафельная мозаика. Национальный орнамент якобы. Рисунки взяты с кухонных полотенец.
***
Эти мгновенные, непрекращающиеся мелкие стычки между машинами. Кто кого возьмет "на понял"? Табель о рангах, как в учреждении. Машина начальник. Машина - важный человек. Дипломат. "Москвичи" в одном чине. Делятся по характеру: задира, нахал, осторожный, тихоня. Грузовик, как маляр в коридоре - прет на служащих, знает, что они расступятся, побоятся испачкаться. "Запорожцы" словно молодые практиканты, к ним больше всего придираются.
***
Что купить на ужин? Что купить на завтрак? Остался ли дома маргарин? Фасованное мясо - что мне с ним делать? Зеленый горошек - а вдруг пригодится? А вообще, хватит ли денег до зарплаты? У кого занимать? Алена опять потеряла ручку. Я ей, конечно, скандал закатил. А толку? Чем прикажете ей писать? Носом?
Не помню, чтоб в Москве я просто так ходил по улицам. Я хожу по магазинам.
***
- Покупай еще бутылку: мы ее быстро оформим.
- Я вам правильно ответила. Я же не знала, что вы думаете задними мыслями!
- Что вы тут пьете?
- Мы не пьем. Мы закусываем!
- Куда я поступила? В институт, что рядом с Елисеевским гастрономом.
- Может, я идиот, но я неглупый!
Закон, по которому становишься в кассу, когда кассирша начинает сдавать деньги.
***
На Севере я много читал. Сейчас нет времени. Изредка просматриваю Сименона и фантастику. И то только в метро, когда еду на работу. На обратном пути руки заняты. Папка и авоська с продуктами.
Но в кино я все-таки выбираюсь. Мне повезло. Я видел три лучших фильма: "Пепел и алмаз", "Земляничную поляну", "Восемь с половиной". А "Джульетта и духи" мне не нравится. Помню, я очень рассердился после просмотра. И не потому, что мы с товарищем прорывались в Дом кино с риском для жизни (по пожарной лестнице карабкались, в открытое окно туалета прыгали). Нет, господа. Мне не нужен такой роскошный дом, как у Джульетты (хотя от двухкомнатной квартиры я бы не отказался). Не нужны ее машины (но плохонький "Москвич" тоже не помешает). Она не знает, что такое деньги (а мне бы хоть зарплату прибавили). Господа, дайте мне возможность спокойно работать, и не проводить в метро и магазинах половину жизни, и не выгребать мелочь из Алениной копилки перед получкой. И тогда, господа, мне бы ваши проблемы! Махнемся не глядя?
***
Поезд метро как длинная цепочка сарделек. Остановился на последней станции. С шипением лопнул. Вывалил содержимое. Уполз, пустой и прозрачный.
***
Что за бред? В ванной развешано мое и Аленино белье. Плита на кухне вымыта. На огне в кастрюле бурчит что-то аппетитное. Алена лежит кверху попкой, читает. Портфель ее собран, - значит, уроки сделаны. Мария Алексеевна приходила? Да нет, не ее почерк. Алена хитро на меня посматривает.
- Алена, кто это у нас?
- Тетя Ира.
- Где она?
- За молоком пошла.
- Вот дура! Разве найдешь молоко так поздно в нашем магазине?
***
Братцы, а я плакал, а я жаловался! Ирка ко мне пришла! Все простила. Вернулась. Моя палочка-выручалочка. Мое счастье.
10
Теоретические выкладки. Как все это бывает.
С Дальнего Востока я приехал. "Баб не видел я года четыре" - так в одной песне поется. Вроде бы про меня. А в Москве весна. Девочки ходят, юбки выше колен. Подросло новое поколение. На тебя смотрят презрительно, ты для них древняя история.
С Наташей мы сразу поцапались. Что-то мы тогда много ругались. Она все еще переделать меня хотела. Чтоб жизнь наша пошла как у людей. Короче, решили, что не сошлись характером.
Снял я комнату. Благо деньги были.
Хозяйка комнаты жила в другом районе. Комната ей от покойного мужа досталась. Дочка ее несколько раз приезжала. Какие-то вещи взять, за электричество заплатить и т. д. Пошли мы с ней в кафе. Я мастер потравить, особенно когда у слушателя глаза хорошие. И произвел, произвел, сволочь, впечатление бывалого человека, этакого сильного мужчины из американского вестерна. А может, ей просто интереснее со мной было, чем с бывшими одноклассниками!
Потом еще мы встречались. Потом она у меня на ночь осталась.
Братцы, хоть я, можно сказать, человек аморальный, но тут, видит Бог, я сопротивлялся. И не потому, что мне этого не хотелось. Просто не думал я отблагодарить хозяйку таким способом. Но Ира мне намекнула: дескать, я не первый. А во-вторых, сказала, чтоб дураком я не был. Я решил, что нравы такие. Мол, отстал от века. И, главное, появилась у меня возможность взять реванш у молодого поколения, доказать, что не такая я древняя история.
Оказалось, что я первый.
И продолжала она ко мне приходить. И говорила, чтоб я не беспокоился. Что это не мое собачье дело. Так ей нужно.
Кто же из нас, сволочей, не пойдет на легкий роман?
Действительно, ей это было нужно. Большой она авторитет среди своих подруг имела. Еще бы, первая отважилась да со взрослым мужиком. Иллюзия настоящей жизни.
Была она тогда нескладушка-неладушка, с идиотской прической, но с серьезными претензиями на роль роковой красавицы. С половиной мальчиков из своего класса целовалась - не как-нибудь!
И сколько было дури в этой голове, господи!
Стал я постепенно учить ее уму-разуму. Воспитывать. И то, что она в университет поступила, тут ее маменька мне спасибо должна сказать. Девка была капризная, балованная, "власть предков" для нее не существовала.
Возможно, я забыл, каким сам был в таком возрасте. Хотя, помнится, мы тоже не ангелами росли. И по "броду" шлялись, и на бульваре за девочек дрались, и в рестораны раз в месяц ходили, а возвращаясь по ночным улицам, громко горланили "дымок от папиросы, дымок голубоватый".
Но, кажется, имел каждый из нас что-то главное.
Ух, как не нравилось мне современное поколение! Соберутся ее подруги и давай "ля-ля" на три часа. Кто в чем одет, кто что купил, кто что на ком видел, кто что кому сказал - а он что? а она что? И курят, елки-палки, курят сигарету за сигаретой, в комнату не войти.
Чего я только не делал! И по роже бил, все за сигареты. Бесполезно. Мода такая, хоть умри.
Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
Пока не забыл, одна важная деталь: сразу я предупредил - характер характером, сошлись не сошлись, а от Наташи я не уйду. Там дочка моя, Алена.
- Мне это не нужно, идиот проклятый!
Вот как мне отвечали.
***
Потом я вернулся к Наташе. А с Ирой продолжал встречаться. Семейную телегу легче тащить, когда есть еще другой человек, на плече которого можно вдоволь поплакаться, на жизнь свою разнесчастную пожаловаться. Удобно.
И так все начинается. Вроде бы никаких обязательств, никто никому не должен, бежишь к ней, когда тебе плохо, а если хорошо - сидишь дома, дочка на коленях, жена под боком, телевизор смотришь.
И опять я уезжать собрался. Охота к перемене мест не прошла. Ждала она, что я ее с собой возьму? Не знаю. Но есть у меня догадка, что показалось Ире, будто я могу подумать, что она может подумать, дескать, с собой я ее пригласить обязан. И она мне говорит:
- А я замуж выхожу.
Посмотрел я на ее жениха. Мальчишка. Несерьезно. А вдруг? Брак лотерея. Посмотрел я на нее. Расцветает девка. Или просто прическу изменила? Но со мной-то ей не жить, это точно. Зачем зря голову морочить? Кто-то там во мне скреб, кошки или мыши. Все-таки не игрушки. Свою Иру собственными руками замуж выдаю. Но нет, мы, сильные мужчины с Дикого американского Запада, вместе со Збигневом Цибульским в упор из автомата палили. Еще Кшижевской номер комнаты в отеле называли, два пальца по законам католической церкви подымали: "Клянусь, я буду ждать!"
- Иди, - говорю, - только не спеши расписываться. Поживешь, увидишь.
И уехал.
В Якутске я жил. Затем - в Тикси.
И в Тикси она ко мне прилетела. Зимой. Одетая по-московски модно. Дура, не знала, какие морозы на Севере. Ревела от холода, пока я ее из аэропорта на "газике" вез.
Где только она деньги на дорогу достала?
Тикси. Одиночество на станции. Пурга за окном лютует. Кажется, весь мир замерз, и навсегда. А женщин, женщин вообще в природе не существует. Понимаете?
И тут такая девочка, с неба. Кто же отошлет ее обратно?
И жили мы как муж и жена.
С тем пареньком у нее не получилось, так что угрызений совести у меня не было.
Весной она уехала экзамены сдавать. Заочница. А в конце июля я появился в Москве.
Интересная у меня жизнь пошла. Поздно домой стал возвращаться. Дескать, библиотека, совещания. Комнату на месяц снимал. Якобы для работы. Известно, какую комнату.
И вот начал я замечать, что, как мне время домой идти, глаза у Ирки темнеют и в них искры мелькают. Молчит. Курит. А глаза большие, прямо фосфоресцируют. Не к добру все это.
На отпуск в Эстонию вместе поехали.
"Володенька, Володенька, Володенька ты мой, люби, пока молоденька..."
И так жил бы я с Ирой...
Но у меня, ребята, две девочки. Одна глупая, другая еще глупей. Что же мне с ними делать?
Наташке тридцать с хвостиком, а все равно - ребенок. Наивная и беспомощная. У всех жены как жены - по комиссионкам бегают. А Наташка фотографии артистов покупает.
Ну а дочери моей десять лет.
Вернулся. Послал Наташку на курорт. В санаторий путевку достал.
Тогда-то Алена познакомилась с "тетей Ирой". Возилась она с дочерью, пока я, засучив рукава, погоду для наших широт придумывал.
Потом прошел еще год "интересной" жизни. И разговоры, разговоры. Ведь я не скрывал, что люблю Наташу.
Предлагал я: "Давай кончать".
Соглашается: "Давай". И чувствую, сейчас заплачет.
"Только не сразу, - говорит, - тяжело сразу".
Женская логика. Но и я уже как-то плохо представлял себя без Ирки.
Что-то случилось с Наташкой. "Как-то мне неспокойно", - говорит. Что неспокойно? Не знает. Одна в комнате боится оставаться. Может, бзик какой-то? Но я все время с Наташей. Выступал в роли психотерапевта. Дескать, ерунда, не обращай внимания, дыши глубже, это все кажется. Говорил, как маленькому ребенку.
Ребята свели меня с хорошим врачом. Он приехал к Наташе. Беседовал. Подтвердил: ерунда, не обращай внимания. А потом меня на кухню. "Нет, говорит, - это не кажется". И посадил ее на "схему", таблетки пить.
Немного она успокоилась.
Как понимаете, мне было не до Ирки. Месяц ее не видел. Потом позвонил ей домой. "Нет, - отвечает, - не могу с тобой встретиться". Не можешь, иди к черту. Подумаешь, обиделась. Как будто я на курорте загорал. Ничего, перебесится. Куда она от меня денется? Сама позвонит.
Не звонит.
Я такие вещи ей не прощал. Но тут не выдержал. Звоню.
А она легко со мной разговаривает. Не могу, и все.
Неделю ждал. Опять звоню. Мать подходит к телефону. Ей давно про меня известно.
- Я, - говорит, - вас хочу спросить, что с Ирой? Она дома не живет. Вы поссорились?
- Нет, - отвечаю, - просто занят я был. А с Ирой все в порядке. К экзаменам, наверно, готовится. Вы не волнуйтесь. У нее полный порядок.
Догадался я, какой у нее порядок.
Звоню. Мать у телефона. Кладу трубку.
Звоню. Кладу трубку.
Все-таки поймал.
- Ну, здравствуй.
- Привет.
- Тебя можно поздравить?
- Можно.
- И давно?
- Месяц.
- Поздравляю.
- Спасибо.
- А что соседи думают?
- А соседи давно уверены, что живу я со всем кварталом.
- Здорово. Это ж не просто заслужить такую репутацию.
- Стараюсь.
- Может, увидимся?
- Зачем?
- Поговорим.
- Поговорить можно.
Встретились мы в скверике около ее дома. А знакомое окно светится. Мне ли не знать это окно?
- Он там?
- Там.
- Ведь я могу подняться и вышвырнуть его.
- Нет, не можешь.
Спокойная пошла беседа. Что да как. С парнем она вместе в школе училась. Один из тех, с кем целовались. Теперь диплом защищает. Наверно, и у него была какая-то неудача в личной жизни. На этой почве они быстро сошлись.
- Он любит тебя?
- Да. И я тоже.
Про погоду поговорили. Рассказал я, что где ожидается. Проводил до подъезда.
- Всего тебе хорошего, Ирка.
- Спасибо.
И убежала. И знаете, что меня в этот момент поразило? Ее лицо. Счастливое лицо. Обнаженное, как у ребенка. Такое лицо у моей Алены бывает, когда я после нотаций и угроз отпускаю ее гулять с девочками.
Вечерами я к Иркиному дому подходил. На окно смотрел.
Светится.
И шел я домой пешком, и станции метро мелькали как километровые столбы.
Все правильно. Все справедливо. Это для тебя Ирка еще взбалмошная девчонка. А она давно стала женщиной. Взрослой красивой женщиной. И у нее своя судьба. И пусть она будет счастлива.
И главное, не поверите, радостно мне было. Больно, конечно, но радостно. Потому что понял - люблю я ее. Очень люблю. Вот она, пришла любовь. Поздно, но пришла. И на том спасибо.
И вот тут мне следовало повеситься. Но я, сволочь, не повесился.
Я ее дома по телефону застукал и сказал:
- Слушай, Ирка. Это, конечно, ничего не меняет и изменить не может. Я все понимаю. Что было, то было. Все кончено. Но вдруг одно сообщение доставит тебе удовольствие. Как говорится, задним числом. Плата по счетам. Дело в том, что я люблю тебя. И любил. Только сам не догадывался. Нет, я ничего не прошу. Просто, ты выиграла, хотя этого тебе уже не надо. Я люблю, и если бы мы начинали сначала, я бы женился на тебе. Прощай и будь счастлива!
Положил я трубку, и не было рядом ни одного человека, который бы тут же в кровь разбил мою подлую, гнусную рожу. Не было, братцы, никого рядом не было.
А потом, ночами, я лежал с открытыми глазами и думал, светится ли сейчас то окно или нет.
Свет в окошке.
***
Шли недели. А в общем, немного прошло. Два с половиной месяца.
Однажды Наташа мне сказала:
- Поедем к Игорю.
Мы поехали к ее врачу, и он долго беседовал с ней как с маленьким ребенком, а потом вышел ко мне в коридор:
- Не оставляй Наташку ни на секунду одну. А я поеду в клинику. Может, мне удастся сегодня ее положить. Скверное дело, Володя.
Остальное известно.
***
И вот Ирка опять у меня. Потому что я сволочь. И хоть тогда, по телефону, говорил совершенно искренне, но ведь знал, знал - забросил крючок, и есть надежда, что и с дипломщиком у нее ничего не получится. Не получится - мне про это не доложат и на звонки мои не ответят, гордые мы стали. Но только как меня скрутит и будет мне худо, вернется Ирка, сама прибежит.
- Понимаешь, сейчас я ничего не могу решать, ничего не обещаю. Сначала она должна выздороветь.
- Кретин. Я всегда говорила, что у тебя запоздалое умственное развитие. Или в детстве по голове били?
С одной стороны - красиво. С другой - опять я вексель выдаю. А когда платить буду? Чем? Ведь чувствую, не забыла она те мои слова по телефону. Только нет у меня иного выхода. Дочь беспризорницей растет.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Братцы, да я афоризмы как блины пеку! Надо их выписать, чтоб не повторяться, и в рамочку взять.
Человеку очень мало надо. Если ему объяснить толково, ссылаясь на классику, он все примет.
Как ни крути, а для каждого из нас главное - это производство.
Грош нам цена, ничего из нас не выйдет, если во всем мире не найдется Старика, который в нас поверит.
Пожилые женщины смотрят на девушек как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок.
Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
При желании всегда найдутся объективные причины.
Пока все. Но коллекционеры могут вырезать и на стену повесить.
- А хорошо тебя Поладьева отделала, - сказал Кероспян. - В одном только она неправа: слабоват ты для сатиры и юмора. Хотя как мишень годишься.
- Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, сказал Старик. - Впредь учти: кавалерийским наскоком, психологической атакой ничего не добьешься. Аргументы нужны. Веские доказательства. Москва ни словам, ни слезам не верит. Давай вместе подумаем. Авось что-нибудь найдем.
И засели мы со Стариком. И показал он мне кузькину мать. И объяснил мне, дураку, как умные люди работают. Где надо вполголоса, а где и крикнуть можно. И блефовать запретил. Зачем рисковать, когда в колоде еще полно козырей. Подойдут козыри, обязательно подойдут, вот тогда и раскрывай карты.