5. В САМОЛЕТЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Закончив беседу с пожилой дамой, подбрасывавшей на ладони длинную нитку жемчуга, Желтовский посторонился, пропуская возвратившуюся с тележкой стюардессу, взял у нее бутылку "Виши" и вернувшись на свое место, грузно опустился в кресло. Видимо, после крепкой выпивки накануне, его мучила жажда. Желтовский без передыху выдул из горлышка воду и шумно вздохнул. В это время по радио сообщили, что самолет идет на посадку, но по независящим от экипажа причинам не в аэропорту Буасси-де-Голля, а в Орли, за что экипаж приносит свои извинения пассажирам. В салоне зароптали.
- Этого не хватало! Черти! - ругнулся Желтовский. - Меня же приятель будет встречать на машине в де Голля!
- Не возбуждайтесь, изменить мы ничего не можем. Поедем рейсовым автобусом до метро "Инвалиды", это минут сорок, - успокоил я его.
Мы уже стояли у стойки, где чиновник в униформе проверял паспорта, когда послышался удар гонга, зазвучала приятная музыка и мягкий женский голос, передающий информацию для пассажиров, сперва по-французски, затем по-английски сообщил: "Месье Желтовский, прибывший рейсом из Москвы, месье Берар, встречавший вас в Буасси-де-Голля, ждет вас дома..." Дальше последовала еще какая-то информация.
- Вот это порядок! - подмигнул Желтовский. - Почти, как в нашем бардачном Шереметьево, правда? - засмеялся он.
Пройдя контроль, мы пересекли зал, вышли из аэропорта и направились к автобусной остановке.
- Вы в какой район? - спросил я.
- Южный, Университетский городок.
- По-моему, метро Генерал Леклерк. Неблизко.
- А вы? - спросил Желтовский.
- Восточный. Недалеко от больницы Сент-Антуан, метро "Бастилия". У вас карне [книжечка из десяти билетов второго класса, дающих право проезда, как в метро, так и на городском автобусе; ее покупают обычно те, кто долго живет в Париже - выгоднее, чем разовые билеты] есть? Могу дать, у меня запасы, - предложил я.
- Есть, спасибо...
Подошел автобус. По дороге мы болтали, договорились созвониться, на станции метро "Инвалиды" распрощались - ехать нам было в разные стороны...
Теперь, "взбодренный" руганью начальства, а еще больше увлеченный собственными помыслами и надеждой, что мой рапорт с просьбой об отставке будет удовлетворен, я понял, как необходим мне Кнорре. Хотя иногда, трезвея, одергивал себя: "Не празднуй, Паша, все может оказаться пустышкой, пошлет тебя Кнорре к такой-то матери..." Но вариантов для выбора у меня не было, я поставил на Кнорре и партию надо разыграть и выгодно сыграть. Вопрос, как выйти на Кнорре, познакомиться, сблизиться. Не явиться же к нему на фирму: "Здравствуйте, месье Кнорре. Я - майор Перфильев. Хочу с вами познакомиться". Еще до отъезда из Парижа в отпуск в Россию, на авеню Ваграм в книжном магазине системы "FNAC" я купил довольно свежий справочник типа английского "Кто есть кто". В разделе, где речь шла о больших и маленьких, но известных фирмах, я отыскал фирму Кнорре "Орион". О ее владельце было сказано: "...Ив.Кнорре (настоящее имя Иван Кнорре), православный. Прадед - обрусевший эльзасец, родившийся в России, имел там фаянсово-фарфоровое дело. В 1920 году уехал во Францию, открыл свою фабрику. Ее унаследовал, расширил Ив Кнорре, создав фирму "Орион", которая производит сантехнику, фаянсово-керамическую посуду, облицовочные материалы, сувениры..." Дальше приводился адрес фирмы, номера телефонов и факса.
Но как встретиться с Кнорре, завести знакомство, главное - где?..
Я продумывал сложные комбинации, а пришел к неожиданно простому решению: церковь! Кнорре православный, их тут осталось немного, жмутся друг к другу, храм естественное место, где можно повидаться без суеты, перекинуться двумя-тремя словами. Родился Кнорре в семье если и не набожной, но уж безусловно относившейся к религии уважительно...
Уже три дня, как я вернулся в Париж из отпуска. Была середина марта, в этом году особенно слякотная, дождливая, холодная. В офисе за время моего отсутствия ничего нового не произошло, дела шли по затухающей - в России аукалось, здесь откликалось. Это меня не особенно печалило, ибо принятое мною дома решение совпадало с тем, что ставшее бесперспективным бюро "Экспорттехнохим", возможно, и прикроют, нельзя смущать французские спецслужбы существованием конторы, которая приносит государству последнее время только убыток - аренда помещения под офис, содержание хоть и небольшого штата, но все же... Французы не дураки, знают, кто под такими "крышами" может работать. А если уж эта "крыша" прохудилась, а жильцов продолжают содержать, прямой повод приглядеться к ним попристальней...
За окном шел дождь, барабанил по подоконнику, редкие машины шуршали шинами по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет. Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил из офиса на квартиру и быстро просмотрел - это были в основном каталоги, рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать консьержку, - как так: жилец не получает никакой почты?! - выписал несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты, даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак...
Библиотека моя здесь была небогатой - две книжные полки: три детектива в мягкой обложке - карманное издание, которые еще не прочитал (обычно, прочитав, выбрасывал), а основное - справочники, атласы. Через десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви: 91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну неделю. В субботы и воскресения на литургии - утренние и вечерние...
На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб удобнее в сторонке припарковать свой служебный "рено" и ждать в который раз возможного появления Кнорре. Прихожане прибывали все по-воскресному одетые, кто в одиночку, кто парами, в основном люди, кому за пятьдесят. Но в общем-то народу не густо, да и откуда ему взяться, русская прежде полноводная река во Франции мелела из десятилетия в десятилетие, прибытка почти не было...
Кнорре приехал на "пежо", покрашенном в серый металлик. Я сразу узнал его по фотографии, в которую всматривался неоднократно, чтоб запомнить. "Он"! - вспыхнуло, как обожгло, едва тот вышел из машины вместе с нарядненькой девочкой лет двенадцати: невысокий, в коричневом твидовом костюме, плотный, крупная голова, черты лица - лоб, нос, рот - не размазаны, а рельефны, низкий с глубокой проседью ежик волос. Проследовал с девочкой в церковь. Я быстро перегнал свой "рено", поставил рядом с машиной Кнорре, благо, место нашлось. Войдя в полумрак храма, я отыскал глазами Кнорре, встал так, чтоб поближе к выходу, делал все, что остальные: возжег тоненькую свечку, перекрестился. Литургия началась, но я мало что слышал - напряженно думал о своем, слишком крупно поставил и был как под гипнозом, не допуская сомнений в успехе...
Перед самым концом службы я удалился раньше всех, сел в машину, несколько раз качнул педалью акселератора, затем вышел, поднял капот и сделал вид, что копаюсь в двигателе, из-под руки наблюдая за выходившими прихожанами.
- Что случилось, месье? - услышал я рядом чуть хрипловатый, но приятный баритон.
- Да, вот не заводится. А я в этом деле профан. Может быть окажете любезность, если, конечно, ваши познания хоть чуток выше моих, - прием банальный, но зато без лишнего мудрствования.
- Давайте попробуем, - сказал Кнорре. Мы стояли лицом друг к другу, как бы совершая взглядами знакомство. Потом он увидел лежавшую у меня в салоне газету "Известия", удивленно взглянул на меня, спросил:
- Читает по-русски?
- Я москвич.
- Очень приятно, - сказал он на хорошем русском.
- Мне тоже, - из вежливости произнес я.
- Натали, дружок, если хочешь, сядь в машину, я попробую помочь месье, - обратился Кнорре к девочке.
- Мерси, я лучше погуляю на солнце, - ответила по-русски девочка.
- Дочь? - спросил я.
- Не моя, кузины, - Кнорре мял в крупной мясистой руке ключи от своей машины, висевшие на белом выпуклом пластмассовом брелке в виде сердечка размером с пятак. Заметив мой взгляд, он слегка сдавил пальцами сердечко и из его оконечности, из маленькой дырочки, ударил сильный малинового цвета луч.
- Забавная штучка, - искренне удивился я. - Батарейка и миниатюрная лампочка?
- Нет, светодиод. Удобно в темноте, когда надо вставить ключ в замок двигателя, - Кнорре протянул мне брелок.
Я несколько раз с любопытством сжал пальцами щечки сердечка, луч вспыхивал и гас. На сердечке была зеленая надпись "Орион". Я вспомнил: название фирмы Кнорре! Спросил:
- А где можно купить такой брелок? Прекрасный сувенир для моих московских друзей!
- Нигде, - улыбнулся Кнорре. - Это делают немцы для моей фирмы, дарю, когда знакомлюсь с клиентами. По-немецки эта, как вы изволили заметить "штучка" называется Schllussellicht, "ключечный свет", так что ли.
- Готов стать клиентом вашей фирмы ради такого сувенира, - засмеялся я.
- Милости прошу, - Кнорре достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку.
Я сделал то же самое. Прочитав мою визитную карточку, Кнорре произнес:
- О! Да вы действительно возможный клиент!.. Рад был познакомиться... Ну, что ж, займемся вашей машиной...
Через пять минут Кнорре завел двигатель моего "рено" и вытерев ладонь о ладонь, объявил:
- Вы просто залили свечи. Теперь все в порядке, - прислушался он, как спокойно на холостых оборотах работает мотор.
- Большое спасибо, месье Кнорре. И простите, что отнял у вас время, Натали, наверное, уже томится - посмотрел я на одиноко стоявшую девочку.
- Ничего. Пожалуйста. Рад буду продолжить знакомство.
Мы вежливо попрощались.
- Натали! - позвал Кнорре.
Девочка подбежала, уселась в машину и они укатили...
Я не стал форсировать события, терпеливо ждал. Однажды с утренней почтой получил довольно объемистый каталог фирмы "Орион" - прекрасно изданный, на плотной белоснежной мелованной бумаге, с цветными, абсолютно натурального цвета фотографиями образцов продукции, уже известный мне набор: умывальные раковины-тюльпаны, биде, облицовочная плитка и прочее. И, разумеется, ни слова о лаборатории с ноу-хау. "Ладно, подождем еще, подумал я, - звонить пока не буду, но чтоб сучить покрепче ниточку, отправлю официально-благодарственное письмо, буквально две-три строчки". Так и сделал. Через неделю Кнорре позвонил. Я еще раз поблагодарил его за каталог, пообещал переправить его в Москву знакомому из торгово-посреднического объединения, может быть, проявят интерес, поскольку изделия фирмы Кнорре - это для России нынче дефицит.
- Месье Перфильев, - сказал он, - не исключено, что мне придется съездить по делам в Россию. Предварительно хотел бы с вами посоветоваться. Может быть пообедаем вместе? Я приглашаю. Скажем завтра.
- Готов быть вам полезен, - ответил я.
- Есть симпатичный ресторанчик "Куропатка". Вы откуда будете ехать?
- От метро "Опера".
- От "Опера" вам надо миновать две станции и выйти на Сентье. Жду вас в два. Устраивает это время?
- Вполне, - ответил я...
"Куропатка" была действительно симпатичным и уютным местом. При входе неожиданно встречала живая коза на постаменте, над дверью в туалет голова тигра, на стенах охотничьи ружья, чучела птиц и зверей. В зале сумеречно, стояли лампы-бутылки с колпачками-абажурами из какого-то красного материала, похожего на рогожку. Мы сели за столик у окна. Ресторан был не из дорогих, как я понял, для публики среднего класса клерков близлежащих контор, продавщиц окрестных магазинов, служащих рекламных агентств и государственных учреждений, находившихся неподалеку. За одним большим столом обедали восемь японцев, ели они молча, с той одинаковой серьезностью, с какой привыкли относиться ко всякому делу: будь то работа или поглощение пищи...
Когда мы перешли к десерту, пили кофе, Кнорре сказал:
- Я получил информацию, что у вас в городке Белояровске есть карьер, где добывают уникальную белую глину. Карьер дышит на ладан, нет средств, техники. Я хочу поехать, взять пробы. И если это окажется то, что мне нужно, готов заключить солидный контракт. С выгодой для обеих сторон.
- Что это за такая волшебная глина? - как бы несерьезно улыбнулся я. - Ужели в Европе поближе нет подходящей для унитазов и облицовочной плитки? - добавил.
- Представьте, что нет, - ответил он.
- Но до сих пор вы же обходились другой глиной. И, как понимаю, неплохо, - я почувствовал, что он что-то недоговаривает.
- Хорошему предела нет. Хочу упредить возможных конкурентов, вежливо завершил он тему.
- Где этот Белояровск? - спросил я.
Он назвал.
- От Москвы далековато. Чем могу быть полезен?
- Мне нужно точно знать, как туда добраться, с кем там иметь дело, чтобы не терять ни времени, ни денег зря. Это возможно?
- Я попробую сделать для вас большее: не только узнать, с кем надежнее всего иметь дело, но и избавить вас от предварительной поездки в Белояровск.
- Каким образом? - удивился он.
- Сколько вам нужно этой глины для апробации?
- Килограммов сто.
- Через месяц мне в офис должны прислать самолетом большой багаж наши образцы, я готовлю выставку. Попрошу коллег в Москве решить и вашу проблему - доставить сюда с моим багажом центнер глины. Наши часто летают из Москвы чартерными рейсами в областной центр, так что сгонять автомобилем из областного центра в Белояровск несложно. Знают, что получат от меня сувениры из Парижа.
- Это было бы выше всех моих ожиданий! - воскликнул Кнорре. - Если глина окажется такой, как мне говорили, я заключу контракт, а вы получите комиссионные.
- Там будет видно, - засмеялся я.
- Кстати о сувенирах: во-первых, я оплачу стоимость тех, что вы купите для людей, которые доставят глину из Белояровска, они ведь тоже, возможно, понесут расходы: во-вторых, - он открыл кейс-дипломат из хорошей коричневой кожи, выложил передо мной с десяток черных коробочек с белой полоской, на которых был изображен брелок в виде сердечка и луч, бьющий из его оконечности, а сверху шла светлая надпись "Superled Schllussellicht" Это вам.
- Огромное спасибо! - искренне поблагодарил я, зная падкость на подобные безделушки тех, кому придется их дарить...
Мы допили кофе. Счет оплатил Кнорре. Мы вышли, тепло расстались, договорившись поддерживать связь...
Дома я подытожил: Кнорре, конечно, темнил, что вдруг ему понадобилась особая белая глина из Белояровска для унитазов и бидэ. Раньше обходился, и неплохо. Так в чем же дело? Темнил и я: никто из "Экспорттехнохим" никакими чартерными рейсами не летает в этот Белояровск, и, тем более никто не будет гнать машину за какой-то глиной для меня. Я просто сообщу в свою гнусную контору, что вышел на Кнорре и что ему понадобилась белая глина. Они там на уши встанут, в зубах припрут из Белояровска центнер глины, чтоб затем доставить мне в Париж первым же рейсом "Аэрофлота" это дерьмо. Дерьмо ли?..
6. ПАРИЖ. ЖЕЛТОВСКИЙ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Я, Желтовский Дмитрий Юрьевич, мужик крепкий, мне 38 лет, но вчера перебрал, и башка все еще чужая. Сейчас пивка бы поправиться, а то в самолете нахлебался воды, только мочевой пузырь дразнил. Видок, наверное, у меня, как у бомжа, пардон, как у клошара, я же в Париже. Даже консьержка посмотрела на меня подозрительно, когда я двинулся вверх по лестнице к квартире моего приятеля и коллеги Поля Берара.
Поль живет на третьем этаже, марши длинные, крутые, даже я сопел, и когда Поль открыл дверь, я первым делом спросил:
- Когда поменяешь квартиру, где будет лифт? Ты, наверное, пока доведешь по этим ступеням очередную красотку, успеваешь кончить?
- Заходи! - засмеялся он, хлопнув меня ладонью по груди, забирая мою дорожную сумку и видеокамеру "Панасоник" самой последней модификации, за которую я отвалил в Эмиратах столько, что и сейчас, когда вспомню, начинаю икать. - От тебя смердит, лезь в ванну, пока будешь отмокать, я приготовлю поесть, - сказал Поль.
- Пива! - выдохнул я.
- Будет. Потом...
Я сидел в ванне, действительно отмокал, отходил, на кухне чем-то гремел Поль. Мы знакомы уже семь лет. Репортер он первоклассный, в деле и просто в жизни надежный, что нынче редкость. Он один из немногих, пожалуй, кого я не "одолжу" никому ни за какие посулы, ни за какие бабки-баксы-шмаксы. Мы оба любим свое дело, как запойные. Тут азарт, а бабки потом. Если дело делаешь профессионально, а не стежками из гнилых ниток - бабки будут, и немалые, но все равно они текут у нас с Полем меж пальцев, как вода. Мы оба холостые, и оба непрочь пожить в свое удовольствие. Приезжая в Москву, Поль живет у меня на даче, он любит Подмосковье зимой: снег, мороз, лес вокруг, лыжи... Сейчас мы с ним задумали одну интересную темку. Тут копать и копать! Кубометры дерьма надо перелопатить. А дерьмо - это человеческие судьбы, у каждого своя. Вот в этих кучах надо найти жемчужинки, они, правда, тоже из дерьма, но для нас с Полем - жемчужинки, поскольку мы с Бераром имеем общую точку зрения: в жизни у каждого человека не может не быть чего-нибудь такого, что хотелось бы скрыть, забыть навсегда. Каждый совершает в жизни нечто постыдное или опасное, что не подлежит огласке, хоть разок, а вляпается: из-за бабы, из-за денег, из-за желания сделать карьеру, да мало ли всяких соблазнов! Вот это и есть наши с Полем Бераром жемчужины. Он будет добывать их здесь, а я в России нанизывать на отечественную ниточку. В каком месте искать-лопатить навоз мы уже определились. Правда, мое останкинское начальство не знает об этом, сюда в этот раз я послан вовсе за другим, за пресным видеосюжетом о конкурсе фольклорных коллективов, из которого только я и смогу сделать что-нибудь не снотворное...
Я натянул толстый махровый халат Поля и босой протопал на кухню. Батарея банок с пивом стояла уже на столе, мы сели обедать-ужинать.
- Ты за каким чертом прилетел? - спросил Поль.
- На фестиваль-конкурс фольклорных танцев.
- Сочувствую. Вот что такое служить! - поддел Поль.
- А что у тебя, стрингер? [стрингер - журналист, телерепортер, работающий нештатно на любую телерадиокомпанию, агентство, газету в какой угодно стране, где купят предложенный им материал; почти то же, что и "фрилансер" - репортер на вольных хлебах, с высшей степенью свободы, связанной с добычей новостей]
- Одного зацепил в Марселе. След ведет вроде в Мурманск. Но сорвался с крючка, сукин сын: внезапно помер от инфаркта.
- Сволочь!.. А почему в Марселе?
- Мне подсказали парни из тамошнего телевидения, вот я и ринулся на живое.
- А здесь, в Париже, что?
- Прощупываю нескольких мелких и средних.
- Тут времени на поиск жалеть не надо. Конечно, в том случае, если ты прижмешь кого-нибудь, кто располагает достоверной информацией и отпасуешь ее мне, а уж в России я им суну твоего ежа под одеяло... В общем ты будешь Ариадной, дашь мне ниточку, а я пойду в лабиринт, убью Минотавра и по этой ниточке вернусь назад.
- Смотри, Тесей, чтоб Минотавр тебя не загрыз... Пива еще хочешь?
- Нет, спасибо.
- Тогда идем, кое-что покажу.
Мы прошли в его кабинет. Здесь, как всегда, был бардак, на письменном столе, где стоял компьютер, валялись книги, папки, видеои аудио кассеты, на полу у полок тоже кучей книги, газетные подшивки. Но я знал, что в этом хаосе Поль разбирался лучше, чем автомобилист у азбучной дорожной разметки.
Он включил компьютер. Побежали зеленоватые строчки, извлеченные памятью машины из банка данных. Пока они менялись на экране, я успевал прочитать фамилии, имена, конфиденциальную информацию об этих людях за многие годы, места их нынешней службы и прежней на протяжении пятнадцати-двадцати лет. Что ж, это была хорошая рыба, но покуда она еще безмятежно плавала, а нам предстояло загнать ее в сеть...
- Пройтись не желаешь? - спросил Поль, когда мы закончили.
- Нет. Устал.
- Ляжешь в кабинете, - Поль принес мне постель, освободил диван от книг, журналов. - Сегодняшние газеты дать?
- Давай.
- Если захочешь мороженое, возьмешь в холодильнике.
Я постелился, лег, взялся за газету, потом пошел на кухню за мороженым. Это было мое любимое неаполитанское с ванилью в упаковке из красной фольги, с черной надписью "Мико". Сожрав его, я почитал еще немного и заснул. Мне приснилось, что я снова лечу, но почему-то не в лайнере, а в шумном вертолете, внизу какой-то пляж, голые девки загорают, рядом со мной в пилотской форме этот парень, с которым я сегодня летел в Париж, как его... кажется, Перфильев, он открыл две больших сумки, одна набита доверху банками с пивом, другая полна "Мико", дымятся куски сухого искусственного льда, дым заволакивает кабину, Перфильев что-то кричит, но я не слышу...
7. ПАРИЖ. ПЕРФИЛЬЕВ - КНОРРЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Глина из Белояровска прибыла через пять недель. За это время я и Кнорре не звонили друг другу, не виделись. Он, возможно, был занят или из вежливости, чтобы не докучать, не показаться навязчивым и соблюсти чувство собственного достоинства: как ни как - глава фирмы; я же не хотел торопить "роды", ибо преждевременные, они иногда кончаются плохо. "Если получу для него глину, - наверстаю", - рассуждал я. И вот она у меня в офисе - в ящике, укрытая мокрой полиэтиленовой пленкой. Я позвонил ему, назвался секретарше, она соединила:
- Месье Кнорре, вы можете прислать машину за глиной, - сообщил я ему коротко.
- Не может быть! - воскликнул он.
- Иногда и мы выполняем свои обещания, - засмеялся я, - хотя худая слава о нашей несолидности и необязательности зачастую справедлива.
- Когда я могу забрать ее?
Я назвал ему время, когда в офисе уже никого не будет, кроме меня.
- Я хочу компенсировать людям, занимавшимся глиной, их расходы. В какой форме это возможно сделать? - спросил он.
Конечно, я мог бы великодушно отвергнуть это предложение, тем более, что доставка глины не стоила никому, кроме государства, ни копейки. Однако подобный отказ мог насторожить Кнорре: с чего бы его так благодетельствовали. Естественней, когда подобные услуги, связанные в его представлении с издержками, в какой-то форме оплачиваются. Поэтому я ответил:
- Это вы решите сами...
На следующий день он прислал фургончик "тойота"; шофер и рабочий в каскетке с надписью "Орион" забрали ящик с глиной, а мне в кабинет внесли четыре картонные коробки.
- Патрон сказал, что это вам, - сообщил шофер.
В коробках находились красивые кофейные и чайные сервизы на шесть персон. В былые времена я, разумеется, все это по приезде в отпуск в Москву презентовал бы своим начальникам, ох, как они любят такие знаки "внимания", бурчат при этом: "Ну что ты, Павел! Зачем было так тратиться... Ну, спасибо тебе". Нынче же в надежде на то, что через год я с ними расстанусь на веки вечные, я твердо решил: никаких взяток засранцам в лампасах и без от меня больше не будет. Хватит!.. Найду более полезное применение этим сервизам. Хотя бы тому же Лебяхину, на которого я имел виды, если все получится так, как я рассчитал...
С этой поры мои отношения с Иваном Кнорре пошли по нарастающей. Еще через три недели он отправился в Россию, чтобы заключить контракт с Белояровским карьером, видно глина очень подошла ему. Я связался с Москвой, чтобы мои хозяева обеспечили эту поездку: избавили Кнорре от волокиты, от чиновников-взяточников, которые будут отфутболивать один к другому бумаги, вымогая мзду. Я был уверен, что негласное вмешательство-покровительство моего ведомства уберет все препятствия с дороги Кнорре к заветной глине. Проворачивать эти фокусы мы умеем...
Вернулся Кнорре в прекрасном расположении духа, поездка прошла успешно: выгодный контракт был заключен, первые поставки намечались через месяц. Я про себя ухмыльнулся: тут уж _м_о_и_ проследят, чтоб все шло без сучка и задоринки...
Мы стали видеться чаще, я чувствовал, что он признателен мне, даже как-то деликатно подчеркивал это. Прогуливаясь по вечернему Парижу, мы заглядывали то в одно, то в другое бистро выпить по кружке пива или по стаканчику божеле, иногда обедали вместе. Как-то по дороге зашли в небольшой ресторан "Пуларка" на 8, рю Жан Жака Руссо.
- Выбирай, - сказал он, протягивая меню, на котором было написано: "Цыпленок" желает вам хорошего аппетита и говорит: "Здравствуйте!"
- Коль уж "Цыпленок" так печется о нашем аппетите, давай и возьмем пуларку, - засмеялся я.
- Что будем пить? - спросил он.
- Ничего. Обойдемся этим, - кивнул я на дежурно стоявшую на столе литровую бутылку розового легкого столового вина.
Ели мы не спеша, беседовали.
- Я ведь одинок, знаешь, - вдруг сказал он. - Семьи нет. Так сложилось. С сестрой вижусь очень редко, у нее своя семья, свои проблемы. Да и не принято здесь, как у вас, часто общаться без дела. Иногда, когда уезжаю отдохнуть куда-нибудь к морю на неделю, дней на десять, беру с собой Натали. Ты ее видел, хорошая девочка, - он обращался ко мне на "ты". - Как ни странно, близких друзей у меня тоже нет, хотя я и не бирюк. Для дружбы, видимо, нужно что-то такое, чем я, наверное, не обладаю.
Закончив беседу с пожилой дамой, подбрасывавшей на ладони длинную нитку жемчуга, Желтовский посторонился, пропуская возвратившуюся с тележкой стюардессу, взял у нее бутылку "Виши" и вернувшись на свое место, грузно опустился в кресло. Видимо, после крепкой выпивки накануне, его мучила жажда. Желтовский без передыху выдул из горлышка воду и шумно вздохнул. В это время по радио сообщили, что самолет идет на посадку, но по независящим от экипажа причинам не в аэропорту Буасси-де-Голля, а в Орли, за что экипаж приносит свои извинения пассажирам. В салоне зароптали.
- Этого не хватало! Черти! - ругнулся Желтовский. - Меня же приятель будет встречать на машине в де Голля!
- Не возбуждайтесь, изменить мы ничего не можем. Поедем рейсовым автобусом до метро "Инвалиды", это минут сорок, - успокоил я его.
Мы уже стояли у стойки, где чиновник в униформе проверял паспорта, когда послышался удар гонга, зазвучала приятная музыка и мягкий женский голос, передающий информацию для пассажиров, сперва по-французски, затем по-английски сообщил: "Месье Желтовский, прибывший рейсом из Москвы, месье Берар, встречавший вас в Буасси-де-Голля, ждет вас дома..." Дальше последовала еще какая-то информация.
- Вот это порядок! - подмигнул Желтовский. - Почти, как в нашем бардачном Шереметьево, правда? - засмеялся он.
Пройдя контроль, мы пересекли зал, вышли из аэропорта и направились к автобусной остановке.
- Вы в какой район? - спросил я.
- Южный, Университетский городок.
- По-моему, метро Генерал Леклерк. Неблизко.
- А вы? - спросил Желтовский.
- Восточный. Недалеко от больницы Сент-Антуан, метро "Бастилия". У вас карне [книжечка из десяти билетов второго класса, дающих право проезда, как в метро, так и на городском автобусе; ее покупают обычно те, кто долго живет в Париже - выгоднее, чем разовые билеты] есть? Могу дать, у меня запасы, - предложил я.
- Есть, спасибо...
Подошел автобус. По дороге мы болтали, договорились созвониться, на станции метро "Инвалиды" распрощались - ехать нам было в разные стороны...
Теперь, "взбодренный" руганью начальства, а еще больше увлеченный собственными помыслами и надеждой, что мой рапорт с просьбой об отставке будет удовлетворен, я понял, как необходим мне Кнорре. Хотя иногда, трезвея, одергивал себя: "Не празднуй, Паша, все может оказаться пустышкой, пошлет тебя Кнорре к такой-то матери..." Но вариантов для выбора у меня не было, я поставил на Кнорре и партию надо разыграть и выгодно сыграть. Вопрос, как выйти на Кнорре, познакомиться, сблизиться. Не явиться же к нему на фирму: "Здравствуйте, месье Кнорре. Я - майор Перфильев. Хочу с вами познакомиться". Еще до отъезда из Парижа в отпуск в Россию, на авеню Ваграм в книжном магазине системы "FNAC" я купил довольно свежий справочник типа английского "Кто есть кто". В разделе, где речь шла о больших и маленьких, но известных фирмах, я отыскал фирму Кнорре "Орион". О ее владельце было сказано: "...Ив.Кнорре (настоящее имя Иван Кнорре), православный. Прадед - обрусевший эльзасец, родившийся в России, имел там фаянсово-фарфоровое дело. В 1920 году уехал во Францию, открыл свою фабрику. Ее унаследовал, расширил Ив Кнорре, создав фирму "Орион", которая производит сантехнику, фаянсово-керамическую посуду, облицовочные материалы, сувениры..." Дальше приводился адрес фирмы, номера телефонов и факса.
Но как встретиться с Кнорре, завести знакомство, главное - где?..
Я продумывал сложные комбинации, а пришел к неожиданно простому решению: церковь! Кнорре православный, их тут осталось немного, жмутся друг к другу, храм естественное место, где можно повидаться без суеты, перекинуться двумя-тремя словами. Родился Кнорре в семье если и не набожной, но уж безусловно относившейся к религии уважительно...
Уже три дня, как я вернулся в Париж из отпуска. Была середина марта, в этом году особенно слякотная, дождливая, холодная. В офисе за время моего отсутствия ничего нового не произошло, дела шли по затухающей - в России аукалось, здесь откликалось. Это меня не особенно печалило, ибо принятое мною дома решение совпадало с тем, что ставшее бесперспективным бюро "Экспорттехнохим", возможно, и прикроют, нельзя смущать французские спецслужбы существованием конторы, которая приносит государству последнее время только убыток - аренда помещения под офис, содержание хоть и небольшого штата, но все же... Французы не дураки, знают, кто под такими "крышами" может работать. А если уж эта "крыша" прохудилась, а жильцов продолжают содержать, прямой повод приглядеться к ним попристальней...
За окном шел дождь, барабанил по подоконнику, редкие машины шуршали шинами по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет. Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил из офиса на квартиру и быстро просмотрел - это были в основном каталоги, рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать консьержку, - как так: жилец не получает никакой почты?! - выписал несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты, даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак...
Библиотека моя здесь была небогатой - две книжные полки: три детектива в мягкой обложке - карманное издание, которые еще не прочитал (обычно, прочитав, выбрасывал), а основное - справочники, атласы. Через десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви: 91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну неделю. В субботы и воскресения на литургии - утренние и вечерние...
На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб удобнее в сторонке припарковать свой служебный "рено" и ждать в который раз возможного появления Кнорре. Прихожане прибывали все по-воскресному одетые, кто в одиночку, кто парами, в основном люди, кому за пятьдесят. Но в общем-то народу не густо, да и откуда ему взяться, русская прежде полноводная река во Франции мелела из десятилетия в десятилетие, прибытка почти не было...
Кнорре приехал на "пежо", покрашенном в серый металлик. Я сразу узнал его по фотографии, в которую всматривался неоднократно, чтоб запомнить. "Он"! - вспыхнуло, как обожгло, едва тот вышел из машины вместе с нарядненькой девочкой лет двенадцати: невысокий, в коричневом твидовом костюме, плотный, крупная голова, черты лица - лоб, нос, рот - не размазаны, а рельефны, низкий с глубокой проседью ежик волос. Проследовал с девочкой в церковь. Я быстро перегнал свой "рено", поставил рядом с машиной Кнорре, благо, место нашлось. Войдя в полумрак храма, я отыскал глазами Кнорре, встал так, чтоб поближе к выходу, делал все, что остальные: возжег тоненькую свечку, перекрестился. Литургия началась, но я мало что слышал - напряженно думал о своем, слишком крупно поставил и был как под гипнозом, не допуская сомнений в успехе...
Перед самым концом службы я удалился раньше всех, сел в машину, несколько раз качнул педалью акселератора, затем вышел, поднял капот и сделал вид, что копаюсь в двигателе, из-под руки наблюдая за выходившими прихожанами.
- Что случилось, месье? - услышал я рядом чуть хрипловатый, но приятный баритон.
- Да, вот не заводится. А я в этом деле профан. Может быть окажете любезность, если, конечно, ваши познания хоть чуток выше моих, - прием банальный, но зато без лишнего мудрствования.
- Давайте попробуем, - сказал Кнорре. Мы стояли лицом друг к другу, как бы совершая взглядами знакомство. Потом он увидел лежавшую у меня в салоне газету "Известия", удивленно взглянул на меня, спросил:
- Читает по-русски?
- Я москвич.
- Очень приятно, - сказал он на хорошем русском.
- Мне тоже, - из вежливости произнес я.
- Натали, дружок, если хочешь, сядь в машину, я попробую помочь месье, - обратился Кнорре к девочке.
- Мерси, я лучше погуляю на солнце, - ответила по-русски девочка.
- Дочь? - спросил я.
- Не моя, кузины, - Кнорре мял в крупной мясистой руке ключи от своей машины, висевшие на белом выпуклом пластмассовом брелке в виде сердечка размером с пятак. Заметив мой взгляд, он слегка сдавил пальцами сердечко и из его оконечности, из маленькой дырочки, ударил сильный малинового цвета луч.
- Забавная штучка, - искренне удивился я. - Батарейка и миниатюрная лампочка?
- Нет, светодиод. Удобно в темноте, когда надо вставить ключ в замок двигателя, - Кнорре протянул мне брелок.
Я несколько раз с любопытством сжал пальцами щечки сердечка, луч вспыхивал и гас. На сердечке была зеленая надпись "Орион". Я вспомнил: название фирмы Кнорре! Спросил:
- А где можно купить такой брелок? Прекрасный сувенир для моих московских друзей!
- Нигде, - улыбнулся Кнорре. - Это делают немцы для моей фирмы, дарю, когда знакомлюсь с клиентами. По-немецки эта, как вы изволили заметить "штучка" называется Schllussellicht, "ключечный свет", так что ли.
- Готов стать клиентом вашей фирмы ради такого сувенира, - засмеялся я.
- Милости прошу, - Кнорре достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку.
Я сделал то же самое. Прочитав мою визитную карточку, Кнорре произнес:
- О! Да вы действительно возможный клиент!.. Рад был познакомиться... Ну, что ж, займемся вашей машиной...
Через пять минут Кнорре завел двигатель моего "рено" и вытерев ладонь о ладонь, объявил:
- Вы просто залили свечи. Теперь все в порядке, - прислушался он, как спокойно на холостых оборотах работает мотор.
- Большое спасибо, месье Кнорре. И простите, что отнял у вас время, Натали, наверное, уже томится - посмотрел я на одиноко стоявшую девочку.
- Ничего. Пожалуйста. Рад буду продолжить знакомство.
Мы вежливо попрощались.
- Натали! - позвал Кнорре.
Девочка подбежала, уселась в машину и они укатили...
Я не стал форсировать события, терпеливо ждал. Однажды с утренней почтой получил довольно объемистый каталог фирмы "Орион" - прекрасно изданный, на плотной белоснежной мелованной бумаге, с цветными, абсолютно натурального цвета фотографиями образцов продукции, уже известный мне набор: умывальные раковины-тюльпаны, биде, облицовочная плитка и прочее. И, разумеется, ни слова о лаборатории с ноу-хау. "Ладно, подождем еще, подумал я, - звонить пока не буду, но чтоб сучить покрепче ниточку, отправлю официально-благодарственное письмо, буквально две-три строчки". Так и сделал. Через неделю Кнорре позвонил. Я еще раз поблагодарил его за каталог, пообещал переправить его в Москву знакомому из торгово-посреднического объединения, может быть, проявят интерес, поскольку изделия фирмы Кнорре - это для России нынче дефицит.
- Месье Перфильев, - сказал он, - не исключено, что мне придется съездить по делам в Россию. Предварительно хотел бы с вами посоветоваться. Может быть пообедаем вместе? Я приглашаю. Скажем завтра.
- Готов быть вам полезен, - ответил я.
- Есть симпатичный ресторанчик "Куропатка". Вы откуда будете ехать?
- От метро "Опера".
- От "Опера" вам надо миновать две станции и выйти на Сентье. Жду вас в два. Устраивает это время?
- Вполне, - ответил я...
"Куропатка" была действительно симпатичным и уютным местом. При входе неожиданно встречала живая коза на постаменте, над дверью в туалет голова тигра, на стенах охотничьи ружья, чучела птиц и зверей. В зале сумеречно, стояли лампы-бутылки с колпачками-абажурами из какого-то красного материала, похожего на рогожку. Мы сели за столик у окна. Ресторан был не из дорогих, как я понял, для публики среднего класса клерков близлежащих контор, продавщиц окрестных магазинов, служащих рекламных агентств и государственных учреждений, находившихся неподалеку. За одним большим столом обедали восемь японцев, ели они молча, с той одинаковой серьезностью, с какой привыкли относиться ко всякому делу: будь то работа или поглощение пищи...
Когда мы перешли к десерту, пили кофе, Кнорре сказал:
- Я получил информацию, что у вас в городке Белояровске есть карьер, где добывают уникальную белую глину. Карьер дышит на ладан, нет средств, техники. Я хочу поехать, взять пробы. И если это окажется то, что мне нужно, готов заключить солидный контракт. С выгодой для обеих сторон.
- Что это за такая волшебная глина? - как бы несерьезно улыбнулся я. - Ужели в Европе поближе нет подходящей для унитазов и облицовочной плитки? - добавил.
- Представьте, что нет, - ответил он.
- Но до сих пор вы же обходились другой глиной. И, как понимаю, неплохо, - я почувствовал, что он что-то недоговаривает.
- Хорошему предела нет. Хочу упредить возможных конкурентов, вежливо завершил он тему.
- Где этот Белояровск? - спросил я.
Он назвал.
- От Москвы далековато. Чем могу быть полезен?
- Мне нужно точно знать, как туда добраться, с кем там иметь дело, чтобы не терять ни времени, ни денег зря. Это возможно?
- Я попробую сделать для вас большее: не только узнать, с кем надежнее всего иметь дело, но и избавить вас от предварительной поездки в Белояровск.
- Каким образом? - удивился он.
- Сколько вам нужно этой глины для апробации?
- Килограммов сто.
- Через месяц мне в офис должны прислать самолетом большой багаж наши образцы, я готовлю выставку. Попрошу коллег в Москве решить и вашу проблему - доставить сюда с моим багажом центнер глины. Наши часто летают из Москвы чартерными рейсами в областной центр, так что сгонять автомобилем из областного центра в Белояровск несложно. Знают, что получат от меня сувениры из Парижа.
- Это было бы выше всех моих ожиданий! - воскликнул Кнорре. - Если глина окажется такой, как мне говорили, я заключу контракт, а вы получите комиссионные.
- Там будет видно, - засмеялся я.
- Кстати о сувенирах: во-первых, я оплачу стоимость тех, что вы купите для людей, которые доставят глину из Белояровска, они ведь тоже, возможно, понесут расходы: во-вторых, - он открыл кейс-дипломат из хорошей коричневой кожи, выложил передо мной с десяток черных коробочек с белой полоской, на которых был изображен брелок в виде сердечка и луч, бьющий из его оконечности, а сверху шла светлая надпись "Superled Schllussellicht" Это вам.
- Огромное спасибо! - искренне поблагодарил я, зная падкость на подобные безделушки тех, кому придется их дарить...
Мы допили кофе. Счет оплатил Кнорре. Мы вышли, тепло расстались, договорившись поддерживать связь...
Дома я подытожил: Кнорре, конечно, темнил, что вдруг ему понадобилась особая белая глина из Белояровска для унитазов и бидэ. Раньше обходился, и неплохо. Так в чем же дело? Темнил и я: никто из "Экспорттехнохим" никакими чартерными рейсами не летает в этот Белояровск, и, тем более никто не будет гнать машину за какой-то глиной для меня. Я просто сообщу в свою гнусную контору, что вышел на Кнорре и что ему понадобилась белая глина. Они там на уши встанут, в зубах припрут из Белояровска центнер глины, чтоб затем доставить мне в Париж первым же рейсом "Аэрофлота" это дерьмо. Дерьмо ли?..
6. ПАРИЖ. ЖЕЛТОВСКИЙ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Я, Желтовский Дмитрий Юрьевич, мужик крепкий, мне 38 лет, но вчера перебрал, и башка все еще чужая. Сейчас пивка бы поправиться, а то в самолете нахлебался воды, только мочевой пузырь дразнил. Видок, наверное, у меня, как у бомжа, пардон, как у клошара, я же в Париже. Даже консьержка посмотрела на меня подозрительно, когда я двинулся вверх по лестнице к квартире моего приятеля и коллеги Поля Берара.
Поль живет на третьем этаже, марши длинные, крутые, даже я сопел, и когда Поль открыл дверь, я первым делом спросил:
- Когда поменяешь квартиру, где будет лифт? Ты, наверное, пока доведешь по этим ступеням очередную красотку, успеваешь кончить?
- Заходи! - засмеялся он, хлопнув меня ладонью по груди, забирая мою дорожную сумку и видеокамеру "Панасоник" самой последней модификации, за которую я отвалил в Эмиратах столько, что и сейчас, когда вспомню, начинаю икать. - От тебя смердит, лезь в ванну, пока будешь отмокать, я приготовлю поесть, - сказал Поль.
- Пива! - выдохнул я.
- Будет. Потом...
Я сидел в ванне, действительно отмокал, отходил, на кухне чем-то гремел Поль. Мы знакомы уже семь лет. Репортер он первоклассный, в деле и просто в жизни надежный, что нынче редкость. Он один из немногих, пожалуй, кого я не "одолжу" никому ни за какие посулы, ни за какие бабки-баксы-шмаксы. Мы оба любим свое дело, как запойные. Тут азарт, а бабки потом. Если дело делаешь профессионально, а не стежками из гнилых ниток - бабки будут, и немалые, но все равно они текут у нас с Полем меж пальцев, как вода. Мы оба холостые, и оба непрочь пожить в свое удовольствие. Приезжая в Москву, Поль живет у меня на даче, он любит Подмосковье зимой: снег, мороз, лес вокруг, лыжи... Сейчас мы с ним задумали одну интересную темку. Тут копать и копать! Кубометры дерьма надо перелопатить. А дерьмо - это человеческие судьбы, у каждого своя. Вот в этих кучах надо найти жемчужинки, они, правда, тоже из дерьма, но для нас с Полем - жемчужинки, поскольку мы с Бераром имеем общую точку зрения: в жизни у каждого человека не может не быть чего-нибудь такого, что хотелось бы скрыть, забыть навсегда. Каждый совершает в жизни нечто постыдное или опасное, что не подлежит огласке, хоть разок, а вляпается: из-за бабы, из-за денег, из-за желания сделать карьеру, да мало ли всяких соблазнов! Вот это и есть наши с Полем Бераром жемчужины. Он будет добывать их здесь, а я в России нанизывать на отечественную ниточку. В каком месте искать-лопатить навоз мы уже определились. Правда, мое останкинское начальство не знает об этом, сюда в этот раз я послан вовсе за другим, за пресным видеосюжетом о конкурсе фольклорных коллективов, из которого только я и смогу сделать что-нибудь не снотворное...
Я натянул толстый махровый халат Поля и босой протопал на кухню. Батарея банок с пивом стояла уже на столе, мы сели обедать-ужинать.
- Ты за каким чертом прилетел? - спросил Поль.
- На фестиваль-конкурс фольклорных танцев.
- Сочувствую. Вот что такое служить! - поддел Поль.
- А что у тебя, стрингер? [стрингер - журналист, телерепортер, работающий нештатно на любую телерадиокомпанию, агентство, газету в какой угодно стране, где купят предложенный им материал; почти то же, что и "фрилансер" - репортер на вольных хлебах, с высшей степенью свободы, связанной с добычей новостей]
- Одного зацепил в Марселе. След ведет вроде в Мурманск. Но сорвался с крючка, сукин сын: внезапно помер от инфаркта.
- Сволочь!.. А почему в Марселе?
- Мне подсказали парни из тамошнего телевидения, вот я и ринулся на живое.
- А здесь, в Париже, что?
- Прощупываю нескольких мелких и средних.
- Тут времени на поиск жалеть не надо. Конечно, в том случае, если ты прижмешь кого-нибудь, кто располагает достоверной информацией и отпасуешь ее мне, а уж в России я им суну твоего ежа под одеяло... В общем ты будешь Ариадной, дашь мне ниточку, а я пойду в лабиринт, убью Минотавра и по этой ниточке вернусь назад.
- Смотри, Тесей, чтоб Минотавр тебя не загрыз... Пива еще хочешь?
- Нет, спасибо.
- Тогда идем, кое-что покажу.
Мы прошли в его кабинет. Здесь, как всегда, был бардак, на письменном столе, где стоял компьютер, валялись книги, папки, видеои аудио кассеты, на полу у полок тоже кучей книги, газетные подшивки. Но я знал, что в этом хаосе Поль разбирался лучше, чем автомобилист у азбучной дорожной разметки.
Он включил компьютер. Побежали зеленоватые строчки, извлеченные памятью машины из банка данных. Пока они менялись на экране, я успевал прочитать фамилии, имена, конфиденциальную информацию об этих людях за многие годы, места их нынешней службы и прежней на протяжении пятнадцати-двадцати лет. Что ж, это была хорошая рыба, но покуда она еще безмятежно плавала, а нам предстояло загнать ее в сеть...
- Пройтись не желаешь? - спросил Поль, когда мы закончили.
- Нет. Устал.
- Ляжешь в кабинете, - Поль принес мне постель, освободил диван от книг, журналов. - Сегодняшние газеты дать?
- Давай.
- Если захочешь мороженое, возьмешь в холодильнике.
Я постелился, лег, взялся за газету, потом пошел на кухню за мороженым. Это было мое любимое неаполитанское с ванилью в упаковке из красной фольги, с черной надписью "Мико". Сожрав его, я почитал еще немного и заснул. Мне приснилось, что я снова лечу, но почему-то не в лайнере, а в шумном вертолете, внизу какой-то пляж, голые девки загорают, рядом со мной в пилотской форме этот парень, с которым я сегодня летел в Париж, как его... кажется, Перфильев, он открыл две больших сумки, одна набита доверху банками с пивом, другая полна "Мико", дымятся куски сухого искусственного льда, дым заволакивает кабину, Перфильев что-то кричит, но я не слышу...
7. ПАРИЖ. ПЕРФИЛЬЕВ - КНОРРЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Глина из Белояровска прибыла через пять недель. За это время я и Кнорре не звонили друг другу, не виделись. Он, возможно, был занят или из вежливости, чтобы не докучать, не показаться навязчивым и соблюсти чувство собственного достоинства: как ни как - глава фирмы; я же не хотел торопить "роды", ибо преждевременные, они иногда кончаются плохо. "Если получу для него глину, - наверстаю", - рассуждал я. И вот она у меня в офисе - в ящике, укрытая мокрой полиэтиленовой пленкой. Я позвонил ему, назвался секретарше, она соединила:
- Месье Кнорре, вы можете прислать машину за глиной, - сообщил я ему коротко.
- Не может быть! - воскликнул он.
- Иногда и мы выполняем свои обещания, - засмеялся я, - хотя худая слава о нашей несолидности и необязательности зачастую справедлива.
- Когда я могу забрать ее?
Я назвал ему время, когда в офисе уже никого не будет, кроме меня.
- Я хочу компенсировать людям, занимавшимся глиной, их расходы. В какой форме это возможно сделать? - спросил он.
Конечно, я мог бы великодушно отвергнуть это предложение, тем более, что доставка глины не стоила никому, кроме государства, ни копейки. Однако подобный отказ мог насторожить Кнорре: с чего бы его так благодетельствовали. Естественней, когда подобные услуги, связанные в его представлении с издержками, в какой-то форме оплачиваются. Поэтому я ответил:
- Это вы решите сами...
На следующий день он прислал фургончик "тойота"; шофер и рабочий в каскетке с надписью "Орион" забрали ящик с глиной, а мне в кабинет внесли четыре картонные коробки.
- Патрон сказал, что это вам, - сообщил шофер.
В коробках находились красивые кофейные и чайные сервизы на шесть персон. В былые времена я, разумеется, все это по приезде в отпуск в Москву презентовал бы своим начальникам, ох, как они любят такие знаки "внимания", бурчат при этом: "Ну что ты, Павел! Зачем было так тратиться... Ну, спасибо тебе". Нынче же в надежде на то, что через год я с ними расстанусь на веки вечные, я твердо решил: никаких взяток засранцам в лампасах и без от меня больше не будет. Хватит!.. Найду более полезное применение этим сервизам. Хотя бы тому же Лебяхину, на которого я имел виды, если все получится так, как я рассчитал...
С этой поры мои отношения с Иваном Кнорре пошли по нарастающей. Еще через три недели он отправился в Россию, чтобы заключить контракт с Белояровским карьером, видно глина очень подошла ему. Я связался с Москвой, чтобы мои хозяева обеспечили эту поездку: избавили Кнорре от волокиты, от чиновников-взяточников, которые будут отфутболивать один к другому бумаги, вымогая мзду. Я был уверен, что негласное вмешательство-покровительство моего ведомства уберет все препятствия с дороги Кнорре к заветной глине. Проворачивать эти фокусы мы умеем...
Вернулся Кнорре в прекрасном расположении духа, поездка прошла успешно: выгодный контракт был заключен, первые поставки намечались через месяц. Я про себя ухмыльнулся: тут уж _м_о_и_ проследят, чтоб все шло без сучка и задоринки...
Мы стали видеться чаще, я чувствовал, что он признателен мне, даже как-то деликатно подчеркивал это. Прогуливаясь по вечернему Парижу, мы заглядывали то в одно, то в другое бистро выпить по кружке пива или по стаканчику божеле, иногда обедали вместе. Как-то по дороге зашли в небольшой ресторан "Пуларка" на 8, рю Жан Жака Руссо.
- Выбирай, - сказал он, протягивая меню, на котором было написано: "Цыпленок" желает вам хорошего аппетита и говорит: "Здравствуйте!"
- Коль уж "Цыпленок" так печется о нашем аппетите, давай и возьмем пуларку, - засмеялся я.
- Что будем пить? - спросил он.
- Ничего. Обойдемся этим, - кивнул я на дежурно стоявшую на столе литровую бутылку розового легкого столового вина.
Ели мы не спеша, беседовали.
- Я ведь одинок, знаешь, - вдруг сказал он. - Семьи нет. Так сложилось. С сестрой вижусь очень редко, у нее своя семья, свои проблемы. Да и не принято здесь, как у вас, часто общаться без дела. Иногда, когда уезжаю отдохнуть куда-нибудь к морю на неделю, дней на десять, беру с собой Натали. Ты ее видел, хорошая девочка, - он обращался ко мне на "ты". - Как ни странно, близких друзей у меня тоже нет, хотя я и не бирюк. Для дружбы, видимо, нужно что-то такое, чем я, наверное, не обладаю.