Страница:
— Вот куда они ушли, — сказал Кару, указывая ассегаем на северо-запад. — Они следовали за солнцем, уходящим на ночлег, но сначала мы отдохнем в их пещерах и запасемся сушеным мясом и пузырями для воды.
— И мешками для жира, — добавила предусмотрительная Суолла. — От солнца и ветра кожа покрывается трещинами. Нам нужен жир; мы будем втирать его в кожу, и она сделается мягкой.
— Но прежде всего нам нужна вода, — проворчал Кару. — Без воды мы умрем. Есть такие места, где не достанешь воды, а если нет воды, — внутренний голос молчит. Мы возьмем желудки козлов и обмажем их смолой; потом мы нальем в них воду. Позаботься об этом, Суолла.
Они быстро подошли к горному хребту, держа наготове луки и зорко осматриваясь. Павианы, охотившиеся за насекомыми, стали карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами за выступы скал. Изредка они приостанавливались и, свесившись вниз, смотрели на пришельцев. Потом побежали гуськом, сутуля плечи, закручивая хвосты. «Боу!» — ревели молодые самцы, опускаясь на корточки. Шествие замыкали старые павианы, важные и высокомерные.
— Не люблю животных, сидящих на корточках, — жалобно повторила Суолла. — Они похищают маленьких детей, которые ищут коренья и травы.
— Пфу! Вздор! — презрительно фыркнул Дакуин.
Подойдя к подножию горы, они увидели на высоте шести метров большую пещеру. Ползучие растения покрывали крутой склон и служили как бы лестницей. Площадка перед пещерой была утрамбована ногами живших здесь людей.
— Стой внизу, Дакуин, и лук держи наготове. Я полезу наверх.
Цепляясь за ползучие растения, Кару стал карабкаться по скале. Когда глаза его оказались на одном уровне с площадкой, он вытянул шею, заглянул в пещеру и тотчас же втянул голову в плечи. Как ни был он испуган, но у него хватило мужества не закричать. У входа в пещеру лежал, вытянувшись во всю длину, леопард. Голова его была приподнята, широко раскрытые зеленые глаза в упор смотрели на Кару. При виде бушмена леопард приподнял верхнюю губу, украшенную длинными усами. Глаза его прищурились, маленькие уши плотно прижались к круглому черепу. Было в этом звере что-то змеиное, и шипел он, как разъяренная змея.
Суолла и Дакуин, видя остановившиеся глаза Кару, поняли, что им грозит какая-то опасность. Суолла тотчас же бросила свою поклажу на землю и сжала в руке ассегай с эбеновой рукояткой. Дакуин сунул в рот две запасных стрелы, а третью положил на тетиву лука. Теперь он готов был сразиться с любым противником.
Кару, не спуская глаз с леопарда, размышлял, что ему делать. Наконец он решил завладеть пещерой — леопард должен уйти. Уцепившись левой рукой за ствол ползучего растения, он подтянулся выше и, выпрямившись во весь рост, занес над головой ассегай. Метнув его в зверя, он съежился и прижался к скале, держа в правой руке второй ассегай. В этот момент леопард заревел и сделал прыжок.
Когда голова его показалась у края площадки, Кару вонзил ему в шею ассегай. Зверь оступился и прыгнул вниз, с высоты шести метров, туда, где стояли двое молодых бушменов.
Не успел он коснуться лапами земли, как одна стрела вонзилась ему в бок, а другая — в горло. Суолла высоко подняла руку и метнула ассегай. Одним ударом лапы леопард отбросил Дакуина в сторону и рванулся к своей жертве, но Кару уже спрыгнул на землю и побежал на помощь к юноше. Суолла, подняв ассегай, брошенный Дакуином, смело последовала за отцом. Леопард широко разинул пасть, клыки обнажились до самых десен. Рассекая передними лапами воздух, он заревел и через секунду упал мертвым.
Дакуин, шатаясь, встал и засмеялся.
Кару испытующе смотрел на него.
— Ляг! — приказал он.
Когда Дакуин растянулся на земле, Кару долго его ощупывал.
— Все кости целы, — сказал он наконец. — Леопард мог сломать тебе ногу, если бы удар пришелся по кости. Отдохни и натри тело жиром. Тогда ты будешь здоров.
— Пфу! — презрительно бросил Дакуин.
Он вскочил и, словно обезьяна, стал взбираться по лестнице из ползучих растений. Поднявшись на площадку, он вошел в пещеру.
Суолла засмеялась и полезла вслед за ним, а Кару уселся на землю и стал сдирать пятнистую шкуру с леопарда. Вскоре юноша и девушка вернулись, чтобы помочь ему. Они отрезали когти и выломали клыки — из них можно было сделать ожерелье. Все сухожилия они отделили и спрятали, а мясо разрезали на куски. Затем Кару торжественно преподнес шкуру Суолле.
— У тебя есть ассегай вождя, и мы видели, что ты умеешь им пользоваться, — сказал он. — А я дарю тебе одежду вождя. Теперь мы войдем в пещеру, разложим костер и зажарим мясо леопарда.
Они завладели пещерой, в которой не так давно жили другие бушмены. На стенах они увидели рисунки, сходные с теми, что украшали пещеру Каббо. На полу еще осталась зола от очага. Суолла очень обрадовалась, найдя в углу глиняный горшок.
С площадки они смотрели вниз, на тучные луга, где мирно паслись антилопы и зебры. Животные еще не заметили пришельцев, но, должно быть, уже проведали о столкновении бушменов с леопардом, так как десятки голов были повернуты в сторону горы.
— Они еще не почуяли нашего запаха, — сказал Кару. — Нас они не видели и не слышали, но предсмертный рев леопарда долетел до них, и они знают, что пришел человек.
Снизу донеслось тонкое ржание зебры; животные тревожно озирались по сторонам.
Тлеющая палка, которую принесла Суолла, пригодилась: девушка сожгла весь мусор, накопившийся в пещере. Зная, что поблизости должен находиться источник, Кару, захватив горшок, пошел его отыскивать, а тем временем Дакуин собирал папоротник для постелей.
Спустя немного они уселись у костра и стали обгладывать поджаренные ребра леопарда. Потом они долго натирали тело жиром, чтобы смягчить обожженную солнцем кожу. Солнце склонилось к западу, и небо окрасилось в оранжевый цвет. Сидя у входа в свой «дом», Кару рассказывал юноше и девушке древние легенды бушменов.
— Отец, расскажи мне о девушке, которая бросила угли на небо и посыпала тропинку белой золой, чтобы вернуть земле солнце.
И Кару рассказывал о звездах и Млечном пути, пока не потускнели краски на небе.
Стемнело. Рыканье львов прорезало вечернюю тишину.
Бушмены улеглись спать. У входа в пещеру тлели в серой золе красные угольки, охраняя сон беглецов.
Суолла не любила животных, сидящих на корточках — павианов, — обезьян с собачьими мордами, которые бродят большими стаями по всей Южной Африке, состязаются с леопардом и змеями в борьбе за существование и вместе со всеми живыми существами разделяют радость жизни.
Леопард завладевает пещерами, в которых некогда жили бушмены, а павианы взбираются по горным тропам на скалы, неприступные даже для самых смелых охотников. Павианы неукротимы, как неукротим человек, но жилища своего они никогда не защищали и при встрече с опасным противником обращались в бегство.
Самым страшным их врагом был человек, безжалостный и смелый враг, и для него павиан являлся легкой добычей.
В раннем детстве Суолла часто прислушивалась к громкому лаю павианов-караульных. Когда эти животные взбирались на почти отвесные скалы, она следила за ними с удивлением и любопытством, но старые самцы, свирепые и важные, всегда ее путали.
Зрение у Суоллы было прекрасное. Она могла разглядеть антилопу, притаившуюся в кустах, она улавливала малейшие изменения в окраске, чуть заметное колебание листвы привлекало ее внимание, но не было у нее таких зорких глаз, как у павиана, который, взобравшись на дерево или на вершину скалы, обозревал оттуда окрестности.
Павиан-караульный являлся как бы всевидящим оком стаи. В то время как другие павианы бегали по скалам, охотясь за насекомыми, караульный сидел на вышке и предупреждал товарищей, если им грозила опасность.
Вожаком стаи становился сильный самец. Он вел павианов в атаку и защищал тыл, если враг надвигался сзади. Во время отступления впереди шли павианихи-матери, которые оберегали своих детенышей и угощали затрещинами непослушных.
Суолла бродила среди скал, отыскивая мед. Она следила за полетом пчел и широко раздувала ноздри, когда ветер доносил кисло-сладкий запах ульев. Девушка наслаждалась этой прогулкой. У подножия скал рос папоротник. Здесь она могла найти гадюк и добыть яд для наконечников стрел. Эбеновой рукояткой ассегая она постукивала по камням, чтобы разбудить змей. Суолла знала, что ей грозит смерть, если она наступит на свернувшуюся кольцами сонную змею. Медленно подвигаясь вперед, она мурлыкала колыбельную песенку, которую напевают детям все матери-бушменки.
Павиан-караульный — крохотная фигурка на вершине самой высокой скалы — увидел приближающуюся Суоллу и залаял: «Боу! Боу!» В это время стая павианов охотилась: звери блуждали по склону холма и, сдвигая камни, ловили жирных червей, копошившихся в земле. Услышав оклик караульного, вожак стаи сел, поджав хвост, как садятся собаки, и посмотрел вниз, на широкую равнину. Антилопы паслись на лугу, два человека бродили под деревьями. С этой стороны павианам не угрожала опасность. Тогда вожак окинул взглядом подножие скал и тотчас же приник головой к земле. Эту позу павианы принимают, когда готовятся к нападению. Другие самцы в испуге отскочили, думая, что вожак собирается напасть на них. Однако павиан смотрел в противоположную сторону, — туда, где у подножия скал мелькала женская фигура.
Молодые самцы тоже припали головой к земле, затем, задрав хвосты, последовали за своим вожаком.
«Боу!» — раздался угрожающий лай совсем близко от Суоллы.
Девушка испуганно подняла голову и увидела длинную морду павиана, свесившегося над пропастью. Маленькие злые глазки смотрели на нее в упор. За первым павианом показался второй, третий. Вожак начал спускаться со скалы. Цепляясь передними и задними лапами за выступы, он полз, словно огромный паук, по отвесной стене.
Суолла замерла от страха, но через секунду к ней вернулось самообладание. Встав лицом к долине, она пронзительно завизжала, призывая на помощь. Наконец один из бродивших по лугу людей услышал вопль и галопом помчался к скалам. Тогда Суолла снова подняла голову и увидела шестерых мохнатых обезьян, которые быстро спускались со скалы. Девушка перепрыгнула через каменную глыбу, преграждавшую ей путь, и стрелой понеслась по крутому склону. Павиан-караульный метался на своей вышке, подпрыгивал и лаял, взбудораженный великолепным зрелищем погони.
Лучший эквилибрист мог позавидовать той ловкости, с какой павианы спускались по отвесной стене. Спрыгнув на землю, они галопом помчались по следам беглянки. Преследование разжигало в них ярость. Дакуина они увидели раньше, чем она, а первым заметил его караульный. Снова он предостерегающе залаял: «Боу! Боу!» — а самки, следившие за погоней, сердито заворчали, недовольные поведением самцов.
У готтентотов есть поверье, будто павианы могут говорить. Молчат же они потому, что боятся быть порабощенными человеком. Многие бушменки уверены, что самец-павиан не прочь взять себе в подруги женщину. Вот почему все туземцы искренне ненавидят этих свирепых обезьян.
— Не беги! — крикнул Дакуин. — Повернись к ним лицом и защищайся!
Он хорошо знал, что вид убегающей жертвы приводит в бешенство преследователей.
Суолла повиновалась. Отскочив в сторону, она повернулась лицом к павианам и высоко подняла ассегай.
Павианы остановились и, гримасничая, присели на корточки. Дакуин прицелился, зазвенела тетива, и стрела вонзилась в шею одного из кривляющихся самцов. Раненое животное в испуге взвизгнуло. Когда же яд проник ему в кровь, павиан раздул щеки и завыл протяжно и жалобно. Вожак повернул обратно.
Остальные обезьяны последовали за вожаком, но один упрямый павиан не намерен был отступать. Он выгнул спину, готовясь к прыжку, но в этот момент молодой бушмен заколол его ассегаем.
Часовой на вышке снова залаял, и лай его долетел до слуха умирающего павиана.
Суолла засмеялась; в смехе ее проскользнули жестокие нотки. Она подбежала к павиану и вонзила свой ассегай в извивающееся тело.
— Нехорошо, что ты ушла так далеко от пещеры, — сказал Дакуин.
— Я пошла за медом, — объяснила она. — Там, в скалах, есть пчелиное гнездо. Пойдем поищем!
Она повела его к скалам. Они выкурили пчел и наполнили мешок желтыми сотами. Забыто было недавнее столкновение с животными, сидящими на корточках. А на вершине холма самки долго завывали над умирающим павианом.
Глава V
Глава VI
— И мешками для жира, — добавила предусмотрительная Суолла. — От солнца и ветра кожа покрывается трещинами. Нам нужен жир; мы будем втирать его в кожу, и она сделается мягкой.
— Но прежде всего нам нужна вода, — проворчал Кару. — Без воды мы умрем. Есть такие места, где не достанешь воды, а если нет воды, — внутренний голос молчит. Мы возьмем желудки козлов и обмажем их смолой; потом мы нальем в них воду. Позаботься об этом, Суолла.
Они быстро подошли к горному хребту, держа наготове луки и зорко осматриваясь. Павианы, охотившиеся за насекомыми, стали карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами за выступы скал. Изредка они приостанавливались и, свесившись вниз, смотрели на пришельцев. Потом побежали гуськом, сутуля плечи, закручивая хвосты. «Боу!» — ревели молодые самцы, опускаясь на корточки. Шествие замыкали старые павианы, важные и высокомерные.
— Не люблю животных, сидящих на корточках, — жалобно повторила Суолла. — Они похищают маленьких детей, которые ищут коренья и травы.
— Пфу! Вздор! — презрительно фыркнул Дакуин.
Подойдя к подножию горы, они увидели на высоте шести метров большую пещеру. Ползучие растения покрывали крутой склон и служили как бы лестницей. Площадка перед пещерой была утрамбована ногами живших здесь людей.
— Стой внизу, Дакуин, и лук держи наготове. Я полезу наверх.
Цепляясь за ползучие растения, Кару стал карабкаться по скале. Когда глаза его оказались на одном уровне с площадкой, он вытянул шею, заглянул в пещеру и тотчас же втянул голову в плечи. Как ни был он испуган, но у него хватило мужества не закричать. У входа в пещеру лежал, вытянувшись во всю длину, леопард. Голова его была приподнята, широко раскрытые зеленые глаза в упор смотрели на Кару. При виде бушмена леопард приподнял верхнюю губу, украшенную длинными усами. Глаза его прищурились, маленькие уши плотно прижались к круглому черепу. Было в этом звере что-то змеиное, и шипел он, как разъяренная змея.
Суолла и Дакуин, видя остановившиеся глаза Кару, поняли, что им грозит какая-то опасность. Суолла тотчас же бросила свою поклажу на землю и сжала в руке ассегай с эбеновой рукояткой. Дакуин сунул в рот две запасных стрелы, а третью положил на тетиву лука. Теперь он готов был сразиться с любым противником.
Кару, не спуская глаз с леопарда, размышлял, что ему делать. Наконец он решил завладеть пещерой — леопард должен уйти. Уцепившись левой рукой за ствол ползучего растения, он подтянулся выше и, выпрямившись во весь рост, занес над головой ассегай. Метнув его в зверя, он съежился и прижался к скале, держа в правой руке второй ассегай. В этот момент леопард заревел и сделал прыжок.
Когда голова его показалась у края площадки, Кару вонзил ему в шею ассегай. Зверь оступился и прыгнул вниз, с высоты шести метров, туда, где стояли двое молодых бушменов.
Не успел он коснуться лапами земли, как одна стрела вонзилась ему в бок, а другая — в горло. Суолла высоко подняла руку и метнула ассегай. Одним ударом лапы леопард отбросил Дакуина в сторону и рванулся к своей жертве, но Кару уже спрыгнул на землю и побежал на помощь к юноше. Суолла, подняв ассегай, брошенный Дакуином, смело последовала за отцом. Леопард широко разинул пасть, клыки обнажились до самых десен. Рассекая передними лапами воздух, он заревел и через секунду упал мертвым.
Дакуин, шатаясь, встал и засмеялся.
Кару испытующе смотрел на него.
— Ляг! — приказал он.
Когда Дакуин растянулся на земле, Кару долго его ощупывал.
— Все кости целы, — сказал он наконец. — Леопард мог сломать тебе ногу, если бы удар пришелся по кости. Отдохни и натри тело жиром. Тогда ты будешь здоров.
— Пфу! — презрительно бросил Дакуин.
Он вскочил и, словно обезьяна, стал взбираться по лестнице из ползучих растений. Поднявшись на площадку, он вошел в пещеру.
Суолла засмеялась и полезла вслед за ним, а Кару уселся на землю и стал сдирать пятнистую шкуру с леопарда. Вскоре юноша и девушка вернулись, чтобы помочь ему. Они отрезали когти и выломали клыки — из них можно было сделать ожерелье. Все сухожилия они отделили и спрятали, а мясо разрезали на куски. Затем Кару торжественно преподнес шкуру Суолле.
— У тебя есть ассегай вождя, и мы видели, что ты умеешь им пользоваться, — сказал он. — А я дарю тебе одежду вождя. Теперь мы войдем в пещеру, разложим костер и зажарим мясо леопарда.
Они завладели пещерой, в которой не так давно жили другие бушмены. На стенах они увидели рисунки, сходные с теми, что украшали пещеру Каббо. На полу еще осталась зола от очага. Суолла очень обрадовалась, найдя в углу глиняный горшок.
С площадки они смотрели вниз, на тучные луга, где мирно паслись антилопы и зебры. Животные еще не заметили пришельцев, но, должно быть, уже проведали о столкновении бушменов с леопардом, так как десятки голов были повернуты в сторону горы.
— Они еще не почуяли нашего запаха, — сказал Кару. — Нас они не видели и не слышали, но предсмертный рев леопарда долетел до них, и они знают, что пришел человек.
Снизу донеслось тонкое ржание зебры; животные тревожно озирались по сторонам.
Тлеющая палка, которую принесла Суолла, пригодилась: девушка сожгла весь мусор, накопившийся в пещере. Зная, что поблизости должен находиться источник, Кару, захватив горшок, пошел его отыскивать, а тем временем Дакуин собирал папоротник для постелей.
Спустя немного они уселись у костра и стали обгладывать поджаренные ребра леопарда. Потом они долго натирали тело жиром, чтобы смягчить обожженную солнцем кожу. Солнце склонилось к западу, и небо окрасилось в оранжевый цвет. Сидя у входа в свой «дом», Кару рассказывал юноше и девушке древние легенды бушменов.
— Отец, расскажи мне о девушке, которая бросила угли на небо и посыпала тропинку белой золой, чтобы вернуть земле солнце.
И Кару рассказывал о звездах и Млечном пути, пока не потускнели краски на небе.
Стемнело. Рыканье львов прорезало вечернюю тишину.
Бушмены улеглись спать. У входа в пещеру тлели в серой золе красные угольки, охраняя сон беглецов.
Суолла не любила животных, сидящих на корточках — павианов, — обезьян с собачьими мордами, которые бродят большими стаями по всей Южной Африке, состязаются с леопардом и змеями в борьбе за существование и вместе со всеми живыми существами разделяют радость жизни.
Леопард завладевает пещерами, в которых некогда жили бушмены, а павианы взбираются по горным тропам на скалы, неприступные даже для самых смелых охотников. Павианы неукротимы, как неукротим человек, но жилища своего они никогда не защищали и при встрече с опасным противником обращались в бегство.
Самым страшным их врагом был человек, безжалостный и смелый враг, и для него павиан являлся легкой добычей.
В раннем детстве Суолла часто прислушивалась к громкому лаю павианов-караульных. Когда эти животные взбирались на почти отвесные скалы, она следила за ними с удивлением и любопытством, но старые самцы, свирепые и важные, всегда ее путали.
Зрение у Суоллы было прекрасное. Она могла разглядеть антилопу, притаившуюся в кустах, она улавливала малейшие изменения в окраске, чуть заметное колебание листвы привлекало ее внимание, но не было у нее таких зорких глаз, как у павиана, который, взобравшись на дерево или на вершину скалы, обозревал оттуда окрестности.
Павиан-караульный являлся как бы всевидящим оком стаи. В то время как другие павианы бегали по скалам, охотясь за насекомыми, караульный сидел на вышке и предупреждал товарищей, если им грозила опасность.
Вожаком стаи становился сильный самец. Он вел павианов в атаку и защищал тыл, если враг надвигался сзади. Во время отступления впереди шли павианихи-матери, которые оберегали своих детенышей и угощали затрещинами непослушных.
Суолла бродила среди скал, отыскивая мед. Она следила за полетом пчел и широко раздувала ноздри, когда ветер доносил кисло-сладкий запах ульев. Девушка наслаждалась этой прогулкой. У подножия скал рос папоротник. Здесь она могла найти гадюк и добыть яд для наконечников стрел. Эбеновой рукояткой ассегая она постукивала по камням, чтобы разбудить змей. Суолла знала, что ей грозит смерть, если она наступит на свернувшуюся кольцами сонную змею. Медленно подвигаясь вперед, она мурлыкала колыбельную песенку, которую напевают детям все матери-бушменки.
Павиан-караульный — крохотная фигурка на вершине самой высокой скалы — увидел приближающуюся Суоллу и залаял: «Боу! Боу!» В это время стая павианов охотилась: звери блуждали по склону холма и, сдвигая камни, ловили жирных червей, копошившихся в земле. Услышав оклик караульного, вожак стаи сел, поджав хвост, как садятся собаки, и посмотрел вниз, на широкую равнину. Антилопы паслись на лугу, два человека бродили под деревьями. С этой стороны павианам не угрожала опасность. Тогда вожак окинул взглядом подножие скал и тотчас же приник головой к земле. Эту позу павианы принимают, когда готовятся к нападению. Другие самцы в испуге отскочили, думая, что вожак собирается напасть на них. Однако павиан смотрел в противоположную сторону, — туда, где у подножия скал мелькала женская фигура.
Молодые самцы тоже припали головой к земле, затем, задрав хвосты, последовали за своим вожаком.
«Боу!» — раздался угрожающий лай совсем близко от Суоллы.
Девушка испуганно подняла голову и увидела длинную морду павиана, свесившегося над пропастью. Маленькие злые глазки смотрели на нее в упор. За первым павианом показался второй, третий. Вожак начал спускаться со скалы. Цепляясь передними и задними лапами за выступы, он полз, словно огромный паук, по отвесной стене.
Суолла замерла от страха, но через секунду к ней вернулось самообладание. Встав лицом к долине, она пронзительно завизжала, призывая на помощь. Наконец один из бродивших по лугу людей услышал вопль и галопом помчался к скалам. Тогда Суолла снова подняла голову и увидела шестерых мохнатых обезьян, которые быстро спускались со скалы. Девушка перепрыгнула через каменную глыбу, преграждавшую ей путь, и стрелой понеслась по крутому склону. Павиан-караульный метался на своей вышке, подпрыгивал и лаял, взбудораженный великолепным зрелищем погони.
Лучший эквилибрист мог позавидовать той ловкости, с какой павианы спускались по отвесной стене. Спрыгнув на землю, они галопом помчались по следам беглянки. Преследование разжигало в них ярость. Дакуина они увидели раньше, чем она, а первым заметил его караульный. Снова он предостерегающе залаял: «Боу! Боу!» — а самки, следившие за погоней, сердито заворчали, недовольные поведением самцов.
У готтентотов есть поверье, будто павианы могут говорить. Молчат же они потому, что боятся быть порабощенными человеком. Многие бушменки уверены, что самец-павиан не прочь взять себе в подруги женщину. Вот почему все туземцы искренне ненавидят этих свирепых обезьян.
— Не беги! — крикнул Дакуин. — Повернись к ним лицом и защищайся!
Он хорошо знал, что вид убегающей жертвы приводит в бешенство преследователей.
Суолла повиновалась. Отскочив в сторону, она повернулась лицом к павианам и высоко подняла ассегай.
Павианы остановились и, гримасничая, присели на корточки. Дакуин прицелился, зазвенела тетива, и стрела вонзилась в шею одного из кривляющихся самцов. Раненое животное в испуге взвизгнуло. Когда же яд проник ему в кровь, павиан раздул щеки и завыл протяжно и жалобно. Вожак повернул обратно.
Остальные обезьяны последовали за вожаком, но один упрямый павиан не намерен был отступать. Он выгнул спину, готовясь к прыжку, но в этот момент молодой бушмен заколол его ассегаем.
Часовой на вышке снова залаял, и лай его долетел до слуха умирающего павиана.
Суолла засмеялась; в смехе ее проскользнули жестокие нотки. Она подбежала к павиану и вонзила свой ассегай в извивающееся тело.
— Нехорошо, что ты ушла так далеко от пещеры, — сказал Дакуин.
— Я пошла за медом, — объяснила она. — Там, в скалах, есть пчелиное гнездо. Пойдем поищем!
Она повела его к скалам. Они выкурили пчел и наполнили мешок желтыми сотами. Забыто было недавнее столкновение с животными, сидящими на корточках. А на вершине холма самки долго завывали над умирающим павианом.
Глава V
КАК ОХОТИЛИСЬ БУШМЕНЫ
Смерть отца, погибшего в бою, Дакуин принял как уход его из жизни в какую то неведомую, туманную страну. Теперь на нем — Дакуине — лежала новая тяжелая ответственность, и эту ответственность он нес радостно и гордо. Глядя вниз, на равнину, купающуюся в лучах солнца, он предвкушал удачную охоту.
Дичи было много, и юноше хотелось помериться силой и ловкостью с четвероногими обитателями равнин.
Суолла развела костер, подмела пещеру и занялась стряпней. На ней лежала обязанность заботиться об удобствах мужчин, доставляющих пишу.
Кару достал гадальные кости. Он хотел заглянуть в будущее. Как выразился он, «его тревожило великое движение в воздухе».
— Но ветра нет, отец.
— Я чувствую, как дрожит земля. Толпы людей проходят в смятении и страхе. Они спешат куда-то. Вот что говорят мне кости: Гэчуи, женщина, и Дона, девушка, легли вниз лицом. Значит, будут слезы. Но Чоу и Као упали лицом вверх.
— Что это значит?
— Бойня. Где-то далеко отсюда. Нас она еще не коснулась. Я слышал, как кафиры говорили о большом войске, бежавшем от Чаки.
— Не пойти ли на охоту? — воскликнул Дакуин, перебирая кости, которые он благоговейно вынул из мешочка, снятого с груди отца. — Могу ли я бросить кости моего отца?
— Можешь, — сказал Кару.
И Дакуин, бросив кости, склонился над ними. Он гордился тем, что в первый раз совершает этот обряд.
— Смотрите! — крикнул он. — Они предвещают удачную охоту. Чоу, Кау и Гэчуи упали рядом.
— Бедная Дона! — прошептала Суолла. — Она лежит лицом вниз.
Все вместе вышли они из пещеры. Охотники пробирались ползком, высокая трава скрывала их от животных, но Суолла не пряталась. Она поднялась на скалу и начала плясать, а животные, которые паслись на лугу, повернулись к скале и, словно зачарованные, следили за прыжками девушки. Солнце серебрило рыжеватые шкуры антилоп.
Зебры пробились в первые ряды. Газели гигантскими прыжками приблизились к скале. На вершине холма неподвижно, словно каменное изваяние, стоял черный самец антилопы.
Смерть прокралась в их ряды. Охотники натянули тетиву. Стрелы прорезали воздух, и раненая антилопа помчалась по равнине. Второй жертвой была молодая зебра. Раненая стрелой, она сорвалась с места и понеслась галопом. Остальные повернулись и посмотрели им вслед; в этот момент ветер донес до них запах человека. Тотчас же они насторожились, готовясь к бегству. Тревога передавалась от одного животного к другому. Они метались, посматривали друг на друга, но нигде не видно было врага. Казалось, опасения их внезапно рассеялись, — они снова начали щипать траву.
Раненые животные описали широкий круг. Затем, тяжело дыша и дико вращая глазами, они вернулись к своему стаду. Здесь ждал их суровый прием. Три самца напали на раненую антилопу; разъяренный жеребец-зебра бросился навстречу самке.
Стадо не щадит слабых. Одни только слоны помогают своим раненым собратьям.
Охотники, притаившиеся в густой траве, следили за ранеными животными, ни на секунду не спуская с них глаз. Когда стадо вернулось к скале, они выскочили из засады и бросились каждый к своей жертве. Снова зазвенела тетива, и на этот раз стадо в панике обратилось в бегство, потому что охотники не прятались. Раненые антилопы и зебра бежали в стороне от стада, а Кару и Дакуин преследовали их, словно ищейки. Пот лил с них ручьями, и мокрые тела блестели на солнце. Еще одно усилие — и Дакуин догнал антилопу и вонзил в нее ассегай, а Кару добил раненую зебру.
Подоспела Суолла. Она принесла тыквенную бутылку с водой и напоила сначала отца, а потом Дакуина. Охотники, обессиленные, лежали на траве, пока девушка сдирала шкуру с животных. Согнувшись под тяжестью задней ноги зебры, Суолла побрела в пещеру. Потом вернулась назад за новой ношей. Мужчины уже отдохнули и вместе с ней принялись за работу.
К вечеру обе туши, а также шкуры и головы были перенесены в пещеру. Суолла разложила костер. Запахло жареным мясом.
Между тем стада вновь вернулись на пастбище. В памяти их стерлось воспоминание о трагическом происшествии. Во всяком случае, забыли о нем зебры, или «квагги», как называют их туземцы. Для зебр опыт не существует, он ничему не может их научить, они снова и снова идут навстречу опасности, и выражение «квагга-мод», или «храбрость зебры», равносильно безрассудной храбрости.
Обоняние, зрение, слух тотчас же предупреждают животных о надвигающейся опасности, но память их не сохраняет живого воспоминания о катастрофе. Быть может, это и к лучшему. Антилопа не знала бы ни минуты покоя, если бы помнила о всех трагедиях, происшедших на ее глазах. Животные не способны действовать сообща, чтобы противостоять человеку. Если бы пять-шесть самцов напали на охотников, они могли бы защитить все стадо антилоп. Буйволы смыкают свои ряды, отражая нападение льва или диких собак, но никогда не объединяются для атаки.
У бушменов немало было занятий помимо охоты. В течение нескольких дней они работали не покладая рук. Из толстой кожи, покрывающей шею и плечи животных, они делали щиты — не овальные щиты, какими пользуются кафиры, а четырехугольные, суживающиеся по середине. В длину щит имел почти метр, в ширину — полметра; бушмен, опустившись на колени, мог укрыться за таким щитом. Шкура прикреплялась к раме волосами внутрь, а сверху обмазывалась глиной. Затем на щит насыпали тлеющие угли, чтобы высушить глину.
Другие части шкуры поступали в распоряжение женщин. Суолла натирала их жиром и золой, чтобы сделать мягче. Мягкая кожа шла на мешки. Из более твердых кусков изготовлялись сандалии. Бушмены их надевали, когда шли по раскаленному песку, от которого подошвы ног покрывались трещинами. Эти сандалии они привязывали ремнем к лодыжкам.
Много времени посвятила Суолла заготовке сушеного мяса и бушменского «пеммикана» 8.
Кару отличался предусмотрительностью, не свойственной кочевникам: он думал не только о сегодняшнем дне, — ему хотелось запастись пищей и на будущее время. Обычно бушмены не заботятся о будущем: если сегодня охота была удачной, они едят до отвала, а на следующий день голодают, и такой порядок кажется им вполне естественным.
Леопард, утолив голод, прячет свою добычу в дупло дерева. Тигр прикрывает недоеденные куски листьями. Лев возвращается к своей добыче. И только ястреб и бушмен съедают все, до последнего куска. Но Кару обратил внимание на муравьев, делающих запасы пищи, и тотчас же решил последовать их примеру, чтобы впредь не страдать от голода. Часто обсуждал он этот вопрос с Суоллой, а она, экономная и, как все женщины, думающая о завтрашнем дне, обрадовалась его решению.
Мясо она разрезала на длинные тонкие полосы; затем сушила эти полосы на солнце и прятала в мешок, но они занимали много места.
Жир она варила в горшке, поддерживая слабый огонь. Мать научила ее варить густую кашу из ягод, дикого риса и жира, а когда мясо, развешанное на ветках, высохло, Суолле пришла в голову мысль приготовить новое кушанье.
Она взяла кусок сушеного мяса и долго терла его о камень, пока мясо не раскрошилось. Эти крошки она смешала с жиром и угостила мужчин новым кушаньем. Весело захлопала она в ладоши, когда они съели все, что было им подано, и попросили добавки.
Долго и подробно рассказывала им Суолла о своем открытии, и они оба согласились с тем, что пища эта не плоха.
— Полосы сушеного мяса занимают много места, их трудно нести, — объясняла Суолла. — Теперь я положу в мешки эту кашу из мяса и жира.
— Положи еще ягод, — сказал Кару. — Они хороши для желудка и успокаивают внутренний голос.
Так появилось новое кушанье. Суолла начала приготовлять запасы пеммикана, а мужчины помогали ей или охотились.
Старый Кару поучал юношу и девушку. Он сообщил им, что на бедрах животных есть куски, которые не должны идти в пищу. Куски эти жилистые и называются «каттенту».
— Есть их нельзя, потому что это человеческое мясо, сохранившееся еще с той поры, когда животные были людьми. А человек не должен есть человека!
Затем Кару строго разграничил обязанности женщины и мужчины. В обязанности мужчины входило приготовлять сухожилия для тетивы лука, выделывать стрелы, собирать палки для лука и стрел, а также варить яд. Растительный яд они варили в щите черепахи, затем окунали в него палочку и мазали ею наконечник стрелы.
День следовал за днем, и каждый день приносил новые приключения. Мужчины охотились, преследовали раненых животных и к вечеру изнемогали от усталости. На закате солнца они сидели у входа в пещеру и, отдыхая, размышляли. Природу они наделяли своими человеческими качествами. Даже ветер им был близок; он отрывая от них частицу их самих и уносил ее на невидимых крыльях вдаль. Деревья, скалы и вода, пресмыкающиеся, птицы и звери, гром, звезды, солнце и луна тонкими нитями переплетались с жизнью бушменов. Цветы в заводи были девушками, опустившимися на дно пруда. Туман они называли дыханием дождя. Для них все явления природы были тесно связаны между собой и с жизнью людей.
Первобытный человек должен был не только добывать себе пропитание, но и собственноручно изготовлять все необходимые вещи. Выделке лука, стрел и тетивы он уделял много времени и терпения, потому что жизнь его зависела от качества оружия.
Дакуин находился в расцвете молодости и сил. Он забыл о кафирах и подумывал о том, чтобы взять в жены Суоллу, но против этого восстал Кару. Он заявил, что не отдаст Суоллы, пока они не придут в страну, куда еще не проникли кафиры.
— Я чую надвигающуюся беду и все время слышу топот бегущих ног.
— Когда же мы придем в эту мирную страну? — спросила Суолла. — Много ли там воды и дичи?
Старый бушмен досадливо прищелкнул языком:
— Мы уходим, потому что нас гонят. Из страны плодородной нас гонят в песчаную пустыню. Здесь растет сочная трава, там — колючие кусты. От прозрачной реки мы идем к гнилому пруду.
— Я, Дакуин, говорю: останемся здесь, где много дичи и много воды.
— Так говорил Каббо, и его убили. Кабиры убивают всех, кто не хочет покидать свое жилище. Животные тоже переходят с места на место, потому что их гонят голод, жажда или страх.
— Бушмен ничего не боится!
Дакуин вскочил и высоко поднял свой новый щит, словно бросая вызов врагам.
— Да, он похож на гуаи! — отозвался Кару, указывая на черного самца антилопы. — Но стая диких собак догонит его и загрызет. Бушмен всегда один, а врагов у него много. Вот почему умер Каббо. Умрешь и ты, умрут все бушмены, если они не согласятся уступить свою землю тем, кого много.
— Я видел, как собаки загрызли большого гуаи. Почему он не защищался? Он — сильный, они — слабые.
— Страх превратил его кровь в воду. Он знал, что победит стая; у стаи есть вожаки, которые подчиняют себе других.
— Бушмен никому не будет служить! — сердито крикнул Дакуин.
— Да. И потому он должен уйти, если хочет жить. Я слышу топот бегущих ног. Мы уйдем, когда проснется солнце.
На рассвете следующего дня они собрали свои пожитки — шкуры, полосы сушеного мяса, мешки с пеммиканом — и, спустившись в долину, пошли на запад. Антилопы, которые паслись на лугу, долго смотрели им вслед, а животные, сидящие на корточках, проводили их лаем. Когда кочевники скрылись из виду, павианы спустились в долину, чтобы издали взглянуть на пещеру: они хотели знать, действительно ли ушел человек.
Но лишь на третий день один из самых смелых павианов рискнул войти в пещеру, покинутую бушменами.
Дичи было много, и юноше хотелось помериться силой и ловкостью с четвероногими обитателями равнин.
Суолла развела костер, подмела пещеру и занялась стряпней. На ней лежала обязанность заботиться об удобствах мужчин, доставляющих пишу.
Кару достал гадальные кости. Он хотел заглянуть в будущее. Как выразился он, «его тревожило великое движение в воздухе».
— Но ветра нет, отец.
— Я чувствую, как дрожит земля. Толпы людей проходят в смятении и страхе. Они спешат куда-то. Вот что говорят мне кости: Гэчуи, женщина, и Дона, девушка, легли вниз лицом. Значит, будут слезы. Но Чоу и Као упали лицом вверх.
— Что это значит?
— Бойня. Где-то далеко отсюда. Нас она еще не коснулась. Я слышал, как кафиры говорили о большом войске, бежавшем от Чаки.
— Не пойти ли на охоту? — воскликнул Дакуин, перебирая кости, которые он благоговейно вынул из мешочка, снятого с груди отца. — Могу ли я бросить кости моего отца?
— Можешь, — сказал Кару.
И Дакуин, бросив кости, склонился над ними. Он гордился тем, что в первый раз совершает этот обряд.
— Смотрите! — крикнул он. — Они предвещают удачную охоту. Чоу, Кау и Гэчуи упали рядом.
— Бедная Дона! — прошептала Суолла. — Она лежит лицом вниз.
Все вместе вышли они из пещеры. Охотники пробирались ползком, высокая трава скрывала их от животных, но Суолла не пряталась. Она поднялась на скалу и начала плясать, а животные, которые паслись на лугу, повернулись к скале и, словно зачарованные, следили за прыжками девушки. Солнце серебрило рыжеватые шкуры антилоп.
Зебры пробились в первые ряды. Газели гигантскими прыжками приблизились к скале. На вершине холма неподвижно, словно каменное изваяние, стоял черный самец антилопы.
Смерть прокралась в их ряды. Охотники натянули тетиву. Стрелы прорезали воздух, и раненая антилопа помчалась по равнине. Второй жертвой была молодая зебра. Раненая стрелой, она сорвалась с места и понеслась галопом. Остальные повернулись и посмотрели им вслед; в этот момент ветер донес до них запах человека. Тотчас же они насторожились, готовясь к бегству. Тревога передавалась от одного животного к другому. Они метались, посматривали друг на друга, но нигде не видно было врага. Казалось, опасения их внезапно рассеялись, — они снова начали щипать траву.
Раненые животные описали широкий круг. Затем, тяжело дыша и дико вращая глазами, они вернулись к своему стаду. Здесь ждал их суровый прием. Три самца напали на раненую антилопу; разъяренный жеребец-зебра бросился навстречу самке.
Стадо не щадит слабых. Одни только слоны помогают своим раненым собратьям.
Охотники, притаившиеся в густой траве, следили за ранеными животными, ни на секунду не спуская с них глаз. Когда стадо вернулось к скале, они выскочили из засады и бросились каждый к своей жертве. Снова зазвенела тетива, и на этот раз стадо в панике обратилось в бегство, потому что охотники не прятались. Раненые антилопы и зебра бежали в стороне от стада, а Кару и Дакуин преследовали их, словно ищейки. Пот лил с них ручьями, и мокрые тела блестели на солнце. Еще одно усилие — и Дакуин догнал антилопу и вонзил в нее ассегай, а Кару добил раненую зебру.
Подоспела Суолла. Она принесла тыквенную бутылку с водой и напоила сначала отца, а потом Дакуина. Охотники, обессиленные, лежали на траве, пока девушка сдирала шкуру с животных. Согнувшись под тяжестью задней ноги зебры, Суолла побрела в пещеру. Потом вернулась назад за новой ношей. Мужчины уже отдохнули и вместе с ней принялись за работу.
К вечеру обе туши, а также шкуры и головы были перенесены в пещеру. Суолла разложила костер. Запахло жареным мясом.
Между тем стада вновь вернулись на пастбище. В памяти их стерлось воспоминание о трагическом происшествии. Во всяком случае, забыли о нем зебры, или «квагги», как называют их туземцы. Для зебр опыт не существует, он ничему не может их научить, они снова и снова идут навстречу опасности, и выражение «квагга-мод», или «храбрость зебры», равносильно безрассудной храбрости.
Обоняние, зрение, слух тотчас же предупреждают животных о надвигающейся опасности, но память их не сохраняет живого воспоминания о катастрофе. Быть может, это и к лучшему. Антилопа не знала бы ни минуты покоя, если бы помнила о всех трагедиях, происшедших на ее глазах. Животные не способны действовать сообща, чтобы противостоять человеку. Если бы пять-шесть самцов напали на охотников, они могли бы защитить все стадо антилоп. Буйволы смыкают свои ряды, отражая нападение льва или диких собак, но никогда не объединяются для атаки.
У бушменов немало было занятий помимо охоты. В течение нескольких дней они работали не покладая рук. Из толстой кожи, покрывающей шею и плечи животных, они делали щиты — не овальные щиты, какими пользуются кафиры, а четырехугольные, суживающиеся по середине. В длину щит имел почти метр, в ширину — полметра; бушмен, опустившись на колени, мог укрыться за таким щитом. Шкура прикреплялась к раме волосами внутрь, а сверху обмазывалась глиной. Затем на щит насыпали тлеющие угли, чтобы высушить глину.
Другие части шкуры поступали в распоряжение женщин. Суолла натирала их жиром и золой, чтобы сделать мягче. Мягкая кожа шла на мешки. Из более твердых кусков изготовлялись сандалии. Бушмены их надевали, когда шли по раскаленному песку, от которого подошвы ног покрывались трещинами. Эти сандалии они привязывали ремнем к лодыжкам.
Много времени посвятила Суолла заготовке сушеного мяса и бушменского «пеммикана» 8.
Кару отличался предусмотрительностью, не свойственной кочевникам: он думал не только о сегодняшнем дне, — ему хотелось запастись пищей и на будущее время. Обычно бушмены не заботятся о будущем: если сегодня охота была удачной, они едят до отвала, а на следующий день голодают, и такой порядок кажется им вполне естественным.
Леопард, утолив голод, прячет свою добычу в дупло дерева. Тигр прикрывает недоеденные куски листьями. Лев возвращается к своей добыче. И только ястреб и бушмен съедают все, до последнего куска. Но Кару обратил внимание на муравьев, делающих запасы пищи, и тотчас же решил последовать их примеру, чтобы впредь не страдать от голода. Часто обсуждал он этот вопрос с Суоллой, а она, экономная и, как все женщины, думающая о завтрашнем дне, обрадовалась его решению.
Мясо она разрезала на длинные тонкие полосы; затем сушила эти полосы на солнце и прятала в мешок, но они занимали много места.
Жир она варила в горшке, поддерживая слабый огонь. Мать научила ее варить густую кашу из ягод, дикого риса и жира, а когда мясо, развешанное на ветках, высохло, Суолле пришла в голову мысль приготовить новое кушанье.
Она взяла кусок сушеного мяса и долго терла его о камень, пока мясо не раскрошилось. Эти крошки она смешала с жиром и угостила мужчин новым кушаньем. Весело захлопала она в ладоши, когда они съели все, что было им подано, и попросили добавки.
Долго и подробно рассказывала им Суолла о своем открытии, и они оба согласились с тем, что пища эта не плоха.
— Полосы сушеного мяса занимают много места, их трудно нести, — объясняла Суолла. — Теперь я положу в мешки эту кашу из мяса и жира.
— Положи еще ягод, — сказал Кару. — Они хороши для желудка и успокаивают внутренний голос.
Так появилось новое кушанье. Суолла начала приготовлять запасы пеммикана, а мужчины помогали ей или охотились.
Старый Кару поучал юношу и девушку. Он сообщил им, что на бедрах животных есть куски, которые не должны идти в пищу. Куски эти жилистые и называются «каттенту».
— Есть их нельзя, потому что это человеческое мясо, сохранившееся еще с той поры, когда животные были людьми. А человек не должен есть человека!
Затем Кару строго разграничил обязанности женщины и мужчины. В обязанности мужчины входило приготовлять сухожилия для тетивы лука, выделывать стрелы, собирать палки для лука и стрел, а также варить яд. Растительный яд они варили в щите черепахи, затем окунали в него палочку и мазали ею наконечник стрелы.
День следовал за днем, и каждый день приносил новые приключения. Мужчины охотились, преследовали раненых животных и к вечеру изнемогали от усталости. На закате солнца они сидели у входа в пещеру и, отдыхая, размышляли. Природу они наделяли своими человеческими качествами. Даже ветер им был близок; он отрывая от них частицу их самих и уносил ее на невидимых крыльях вдаль. Деревья, скалы и вода, пресмыкающиеся, птицы и звери, гром, звезды, солнце и луна тонкими нитями переплетались с жизнью бушменов. Цветы в заводи были девушками, опустившимися на дно пруда. Туман они называли дыханием дождя. Для них все явления природы были тесно связаны между собой и с жизнью людей.
Первобытный человек должен был не только добывать себе пропитание, но и собственноручно изготовлять все необходимые вещи. Выделке лука, стрел и тетивы он уделял много времени и терпения, потому что жизнь его зависела от качества оружия.
Дакуин находился в расцвете молодости и сил. Он забыл о кафирах и подумывал о том, чтобы взять в жены Суоллу, но против этого восстал Кару. Он заявил, что не отдаст Суоллы, пока они не придут в страну, куда еще не проникли кафиры.
— Я чую надвигающуюся беду и все время слышу топот бегущих ног.
— Когда же мы придем в эту мирную страну? — спросила Суолла. — Много ли там воды и дичи?
Старый бушмен досадливо прищелкнул языком:
— Мы уходим, потому что нас гонят. Из страны плодородной нас гонят в песчаную пустыню. Здесь растет сочная трава, там — колючие кусты. От прозрачной реки мы идем к гнилому пруду.
— Я, Дакуин, говорю: останемся здесь, где много дичи и много воды.
— Так говорил Каббо, и его убили. Кабиры убивают всех, кто не хочет покидать свое жилище. Животные тоже переходят с места на место, потому что их гонят голод, жажда или страх.
— Бушмен ничего не боится!
Дакуин вскочил и высоко поднял свой новый щит, словно бросая вызов врагам.
— Да, он похож на гуаи! — отозвался Кару, указывая на черного самца антилопы. — Но стая диких собак догонит его и загрызет. Бушмен всегда один, а врагов у него много. Вот почему умер Каббо. Умрешь и ты, умрут все бушмены, если они не согласятся уступить свою землю тем, кого много.
— Я видел, как собаки загрызли большого гуаи. Почему он не защищался? Он — сильный, они — слабые.
— Страх превратил его кровь в воду. Он знал, что победит стая; у стаи есть вожаки, которые подчиняют себе других.
— Бушмен никому не будет служить! — сердито крикнул Дакуин.
— Да. И потому он должен уйти, если хочет жить. Я слышу топот бегущих ног. Мы уйдем, когда проснется солнце.
На рассвете следующего дня они собрали свои пожитки — шкуры, полосы сушеного мяса, мешки с пеммиканом — и, спустившись в долину, пошли на запад. Антилопы, которые паслись на лугу, долго смотрели им вслед, а животные, сидящие на корточках, проводили их лаем. Когда кочевники скрылись из виду, павианы спустились в долину, чтобы издали взглянуть на пещеру: они хотели знать, действительно ли ушел человек.
Но лишь на третий день один из самых смелых павианов рискнул войти в пещеру, покинутую бушменами.
Глава VI
ЧАКА НЕСЕТ МИР И ПОКОЙ
Перед уходом из пещеры Кару и Дакуин в последний раз гадали на костях. Воздух дрожал от топота ног. Кафиры-убийцы вторглись в страну. Покинуты были краали, сожжены хижины, уведен скот. Бежали все, кто в силах был бежать. Остались только старики и больные; им грозила голодная смерть или смерть от ассегая. Мозелекац приближался с войсками. Не только кочевники, но и оседлые жители, занимавшиеся скотоводством, в страхе бежали в горы, уступая дорогу «истребителям».
Гадальные кости предвещали беду. Главная кость, Чоу, лежала лицом вниз; Као, юноша, упал рядом с Доной, девушкой, а Гэчуи, женщина, валялась в стороне.
— Много будет убитых, — сказал Кару, — и многие покидают равнины. Но мало проходит людей нашего племени. Мы пойдем вдоль реки. Суолла, ты воткнешь в землю несколько веток листьями вниз. Если по этой тропе пройдет кто-нибудь из нашего народа, он узнает, что мы, жившие здесь, ушли.
Когда Суолла исполнила приказание, они покинули пещеру. Впереди шел Кару, за ним Дакуин, оба несли свое оружие. Шествие замыкала Суолла, нагруженная шкурами, пузырями с водой и мешками с мясом. Охотникам не полагалось нести поклажу: эта обязанность лежала на женщине.
Гадальные кости предвещали беду. Главная кость, Чоу, лежала лицом вниз; Као, юноша, упал рядом с Доной, девушкой, а Гэчуи, женщина, валялась в стороне.
— Много будет убитых, — сказал Кару, — и многие покидают равнины. Но мало проходит людей нашего племени. Мы пойдем вдоль реки. Суолла, ты воткнешь в землю несколько веток листьями вниз. Если по этой тропе пройдет кто-нибудь из нашего народа, он узнает, что мы, жившие здесь, ушли.
Когда Суолла исполнила приказание, они покинули пещеру. Впереди шел Кару, за ним Дакуин, оба несли свое оружие. Шествие замыкала Суолла, нагруженная шкурами, пузырями с водой и мешками с мясом. Охотникам не полагалось нести поклажу: эта обязанность лежала на женщине.