Глуховский Дмитрий. Сумерки

   Когда все наконец готово, удовольствия от такого кофе получаешь неизмеримо больше, хотя бы просто потому что раз ради него уже столько сделано, грех теперь им не наслаждаться. Бабушка была права - и кому после этого нужны быстрорастворимые гранулы? Я даже электрическую кофемолку, и ту выкинул.
   У кофе было и еще одно важное качество: готовя его, можно было целиком посвятить себя несложным механическим движениям и заодно занять голову прилагающимся к ним несложным механическими мыслями. С каждым поворотом ручки мельницы холодный туман, оставшийся в памяти от привидевшегося кошмара, съеживался, а когда от поставленного на веселый синий огонек кофейника пошел головокружительный аромат, действительность окончательно возобладала над грезами.
   Чертов сон был, несомненно, навеян историей с теми испанцами, которых аборигенам удалось взять в плен. Автор заметок прошелся по этому эпизоду совсем поверхностно; не знаю, отчего в моем сознании засел именно он. Больше всего меня удивило то, насколько подробно я видел умерщвление пленных. Детали мне эти взять было совершенно неоткуда: разве что краем глаза случайно зацепился за них, листая Кюммерлинга. Но и это маловероятно: не мог же я упустить их, пока читал книгу, если они настолько поразили мое воображение!
   Оставалось надеяться, что просто воспалилась фантазия. Надо было срочно оперировать, пока не начался абсцесс и прободение. Я поклялся разыскать научно-историческое описание человеческих жертвоприношений у майя, чтобы успокоить себя найденными несоответствиями.
   К кофе я приготовил бутерброды с сыром и сваренное в мешочек яйцо с перцем и солью: завтрак холостяка. Главное - не капнуть желтком на брюки, иначе твоя жалкая доля станет очевидна для окружающих.
   Расправившись и с тем и с другим, я без отлагательств вернулся к работе: сны снами, а заказ надо выполнять. К счастью, продолжение перевода этой книги было для меня не развлечением, а трудом, благодаря которому я рассчитывал уже на этой неделе расплатиться по счетам. Должно было даже что-то остаться - как раз на большой испанско-русский словарь. К счастью, потому что уже само слово «заказ» как бы лишало меня выбора - продолжать переводить или нет.
   Наверное, именно в то утро мне впервые пришла в голову мысль, что эта книга может оказаться для меня не просто невинным развлечением. Но лишь немало времени спустя мои подозрения начали укрепляться и превращаться в твердую уверенность, а потом и в панику.
 
   С подбором недостающих слов, корректурой и редактурой я справился довольно быстро: все потому, что рабочий день начался куда раньше, чем обычно. Хотя нормальная свежесть мыслей для меня оставалась недосягаемой, еще несколько ударных доз черного кофе сделали свое дело. К вечеру я сел за свою старую печатную машинку «Олимпия» и набрал под копирку два экземпляра перевода.
   В конторе к моему упорному нежеланию пользоваться компьютером привыкали трудно, но в конечном итоге все утряслось. Не знаю, в чем сложность, разве не так они работали раньше - безо всяких дисков и электронной почты? Пускай другим отправляют заказы по телефонным проводам, лично я вполне в состоянии спуститься по лестнице и пройти четыре квартала, чтобы забрать их лично. Компьютерам я не доверяю и недолюбливаю их, как, впрочем, и электронную технику вообще. Телевизор я покупать не стал из принципа: достаточно бывает посмотреть его в гостях, чтобы понять, какое через него осуществляется оболванивание зрителей. Радио подходит мне куда больше - картинок оно, конечно, не показывает, зато стимулирует воображение. К тому же в квартире, обставленной вычурной мебелью восемнадцатого века, компьютер или телевизор просто перегорели бы от стыда за собственное убожество и сиюминутность. Даже у выпущенного в семидесятых транзисторного радиоприемника, по которому я слушаю иногда новости, от соседства с такой мебелью частенько бывают помехи, что уж там говорить о компьютере с доступом в Интернет! Ко всему прочему, пользоваться им как следует я так и не научился.
   Из двух готовых экземпляров перевода один я положил в папку, другой присоединил к собственной подшивке. Идти в бюро, однако, было уже поздно, и я остался дома, посвятив целый вечер блаженному безделью.
   Еще раз перечитал всю историю с начала; полистал Кюммерлинга, надеясь все же найти упоминания заброшенных городов в тех местах, куда шли мои испанцы. Безнадежно: вся территория нынешнего мексиканского штата Кампече - то есть, весь северо-запад полуострова Юкатан, была пуста. Только на сотни километров к югу, на границе Гватемалы, у озера Петен располагались ближайшие поселения. Но чтобы туда добраться, изначально следовало выбирать совсем другую дорогу; индейские проводники вели отряд именно в глубь сельвы.
   Я решил просмотреть разделы, посвященные известным древним городам майя. И именно там наткнулся на сведения, упоминавшиеся как бы походя, с намеком на то, что образованному человеку они, разумеется, должны быть известны, поэтому и распространяться об этом нечего.
   Все города майя были заброшены. Не испанцы уничтожили их: когда те пришли на Юкатан, величественные дворцовые комплексы и гордые, сложенные из гигантских известняковых блоков храмовые пирамиды уже лежали в руинах. И Чичен-Ица, и Ушмаль, и Петен, и Паленке, и десятки других менее известных городов были словно в одночасье покинуты своими обитателями и с тех пор медленно разрушались. В тоскливом безмолвье широкие, мощенные белым камнем площади и арены для ритуальных игр зарастали лианами и покрывались мхом; временно оттесненный человеком ливневый лес неторопливо возвращал себе отнятую у него сотни лет назад землю.
   Испанцы тщетно пытались выяснить у живущих близ этих развалин индейцев, кто их построил. Те только разводили руками. К тому моменту, когда Кортес ступил на полуостров, цивилизация майя была уже в таком упадке, что от ее былого могущества оставались только руины, идолы, и книги. Последние жрецы все еще совершали по ним свои обряды, но уже не понимали толком скрытого за ними смысла.
   Это и была главная тайна, которой заманивала доверчивых читателей книжка Кюммерлинга. Что же могло случиться с великой цивилизацией? Хроники ни одного из народов, населяющих Центральную Америку, не говорили о том, какая участь постигла майя, какой чудовищный удар мог привести к тому, что эта культура вдруг исчезла, а несущий ее народ стремительно, за несколько поколений, выродился, вернувшись к архаичному общинному строю, из которого пытался выкарабкаться в течение долгих веков.
   Пропасть между теми индейцами, которых на Юкатане увидели европейцы, и майя, создавшими огромную империю, сложную письменность, детальнейший календарь, более точный, чем тот, которым мы пользуемся сегодня, и, наконец, построившими в сельве свои громадные города, была безграничной. Первые ученые, добравшиеся до развалин Чичен-Ицы, были искренне убеждены, что обнаруженные ими сооружения были возведены древними израильтянами, кельтами, ариями, татаро-монголами - кем угодно, только не народцем, который населял эти территории теперь.
   Задав вопрос о причинах крушения цивилизации майя, Кюммерлинг не давал на него ответа, отделываясь научными гипотезами: эпидемия? Завоевание? Страшный голод? Засуха и нехватка питьевой воды? Дисбаланс в числе рождающихся мальчиков и девочек? Совокупность этих факторов?
   Нашествие марсиан? - продолжил за него я. Война с гигантскими термитами? Мои версии были не хуже других. Исчерпывающего объяснения тому, что произошло, не мог дать никто, и Кюммерлинг это стыдливо признавал. Никаких следов разрушения, никаких сообщений о пережитых потрясениях в майянских хрониках. Когда культура майя уже почти пала, в их земли действительно вторглось воинственное племя тольтеков. Представители этого народа властвовали над майя в поздний период их истории, но древняя цивилизация уже до этого была смертельно больна, она задыхалась и все равно неизбежно погибла бы некоторое время спустя. Тольтеки просто нанесли соир с1е §гасе.
   Я лег спать, так ничего и не придумав. Неудивительно: если до меня эту загадку пытались разгадать десять поколений историков и археологов, шансы раскрыть истину за один вечер были невелики.
   Ничего, меня ждали другие тайны. Не сегодня так завтра, как только я вьщарапаю из бюро переводов четвертую главу конкистадорского дневника, у нас с Эрнаном Гонсалесом состоится интересный разговор, который должен пролить свет на этот поход. И кто знает, ключ к пониманию каких секретов он может мне дать.
   Жрецы майя и белые пленники, которым вырывали сердце, в ту ночь меня не тревожили. Я просто смежил глаза, а когда открыл их снова, за окном уже был день.
 

***

 
   - Так быстро? - удивился сотрудник бюро. - Надеюсь, качество не страдает?
   Я учтиво улыбнулся и покачал головой. Этот перевод я перечитал не меньше десяти раз, он был отшлифован так, что искрился на солнце.
   - Заказчика, кажется, время поджимает, - объявил он мне. - Еще вчера заходил, занес следующую порцию. Не знаю, почему бы ему не избавиться от всего за один раз.
   Я тоже спрашивал себя об этом и думал даже полюбопытствовать в конторе. Но теперь, когда клерк вперил в меня испытующий взгляд, считая, что мне известно больше, становилось ясно, что он блуждает в потемках так же, как и я. Оставалось только строить предположения…
   - Может быть, у него и нет всего сразу, а тоже появляется по главам?
   - По каким главам? Вы же говорили, там документы, - прищурился он.
   - Исторические документы. Летопись. Разбитая, понятное дело, на главы, - объяснил я, уповая только на то, что он поленится вдаваться в подробности.
   - И интересно?
   - На любителя, - я сделал неопределенный жест рукой и ощутил вдруг какую-то странную ревность: мне не хотелось, чтобы на эти страницы смотрел кто-то еще, кроме таинственного заказчика и меня самого.
   - Непонятный случай… - он хмыкнул и затих, ожидая, что я на это скажу. Я кивнул. Молчание затягивалось. Неужели по мне не видно, что я не настроен на долгие дружеские беседы? Сейчас мне было нужно только одно.
   - Ну да ладно… В конце концов, деньги платит, и черт с ним. Вот, держите, - он хлопнул о прилавок кожаной папкой, точно такой же, как та, что я ему только что сдал, но не коричневой, а черной.
   - Спасибо! - обрадованный тем, что больше нет необходимости продолжать этот неуклюжий разговор, я взял папку под мышку, суетливо попрощался и заспешил к выходу.
   - Подождите! - криком остановил он меня, когда я уже был в дверях. - А как же ваш гонорар?
 

 
«Что, как и было сказано в Третьей главе, ко мне подошел проводник Эрнан Гонсалес, имевший вид весьма встревоженный, и попросил говорить со мной наедине, так чтобы ни Васко де Агилар, ни брат Хоакин не слышали нас. И что для этой беседы мы удалились от стоянки, где отряд наш встал на ночлег, к некоторой поляне в сотне шагов.
Что, по словам Эрнана Гонсалеса, до тех мест, куда он вел наш отряд, оставалось несколько дней пути, но что они должны были стать самыми сложными за все недели, которые мы шли. И что, став на колени, умолял меня повернуть отряд назад и ступать в Мани, сказав, что цели мы не нашли.
Что я вопросил его в гневе, как смеет он сейчас, после того, как десятки наших товариш,ей сгинули в проклятых лесах, говорить мне о таком, и назвал его предателем. И что Эрнан Гонсалес плакал и повторял, что он не предавал, и что единственно из-за своей верности духовному отцу Диего де Ланде выполняет это поручение. И что дал мне в руки нож и просил убить его, дабы он не мучился больше.
Что этим он меня немало встревожил, и я усадил его на землю, прося рассказать, что известно ему такого, о чем ни мне, ни сеньору Васко де Агилару неведомо. И что сначала он запирался, и только когда я пригрозил ему костром за вероотступничество, стал говорить коротко и непонятно, и плакал снова.
Что в его рассказе мне было многое неясно; из того же, что я разобрал, приведу следующее: по его словам, брат де Ланда не сообщил нам всей правды о том, зачем и куда идем. И что в тех храмах, к которым брат де Ланда отправил его с нами, хранилось нечто, бесценное для народа майя, но важное также и для других народов. И что брат де Ланда искал это повсюду, но не знал, где именно найти.
Что тогда я спросил у него, значит ли это, что мы вскоре выполним задание, данное нам настоятелем, и он ответил, что это истинно так, однако для моего блага и для блага всех майя и других людей на Юкатане это задание выполнять не следует. Почему же, объяснить не смог.
Что слова его про неискренность брата де Ланды я запомнил и, вернувшись после разговора с ним, уединился с братом Хоакином и сеньором Васко де Агиларом, и поделился моими мыслями с ними, и спросил, знают ли что-то о порученном нам, чего я не знаю, и наказывал ли настоятель сделать еще что-то, о чем мне неизвестно.
Что и брат Хоакин, и Васко де Агилар удивились и не знали о таком; и что спросили, кто мне сказал это. И что тогда я сообщил им о рассказе проводника, а также и о том, что этот рассказ необходимо хранить в тайне.
Что потом видел, как сеньор Васко деАгилар говорит с Эрнаном Гон-салесом в стороне, и тот пребывает в смятении. И что мы совещались в тот день и решили все же идти дальше, хотя проводник и предупреждал о новых опасностях, ждущих нас впереди».
 

 
   Про золото по-прежнему ни слова. Зато мои предположения о проводниках, похоже, начали оправдываться. Полукровка, наверное, хотел дать испанцам еще одну последнюю возможность передумать и вернуться. Он даже был готов возвести поклеп на своего духовного отца, лишь бы отговорить испанцев идти дальше. Хотел спасти невинные жизни или свою бессмертную душу?
   Как бы то ни было, отговорить испанцев оставалось делом непростым. За несколько дней пути, якобы отделяющих отряд от цели похода, проводникам не удастся это сделать. Именно в эти дни и должны были произойти те решающие события, из-за которых составление отчета об экспедиции вообще имело смысла.
   Однако и Диего де Ланда, похоже, был не так прост. Допрашиваемый индеец юлил и пытался уйти от ответа, но нежелание отправляться на костер сделало свое дело - он выдал своего крестного отца. Жаль, что конкистадор не был понастойчивее и удовлетворился тем жалким бормотанием, которое ему удалось выдавить из Эрнана Гонсалеса. Возможно, он просто уже считал его помешанным и не хотел, чтобы проводник окончательно расстался с рассудком?
   Некий предмет, важный не только для майя, но и для всех людей? Вряд ли речь шла просто о сокровищах. Но что это могло быть, мне вообразить просто не удавалось. Какая вещь и зачем могла понадобиться будущему епископу Юкатана? Книги? Идолы? Для чего? Мог ли он верить, что они обладают некоей магической силой, и пытался заполучить древние артефакты, вобравшие в себя мощь и секреты некогда великого народа?
   Разумеется, оставался еще один вариант - индейцы продолжали лгать, все не теряя надежды запугать предводителей отряда и посеять смуту среди его рядовых членов. Что бы ни двигало ими, с каждым днем похода они уводили испанцев все дальше от цели - в глушь, в дикие земли, где нога человека, вероятно, не ступала никогда.
   На всякий случай я с особым тщанием исследовал все карты Юкатана, приведенные у Кюммерлинга и отмечавшие точками поселения разных периодов. Неважно, брался ли я за раннюю, классическую или послеклассическую (на нее-то и пришлось испанское вторжение) эпоху истории майя. Менялось расположение поселений и их названия, неведомо чем вызванные миграционные потоки влекли индейцев из одних мест в другие, одни города покидались, вторые сооружались, третьи заново поднимались из руин - но та территория, куда моих испанцев вели проводники, тысячелетиями оставалась девственно пуста. Даже на пике своей цивилизации, воздвигнув могущественную империю, власть которой распространялась за пределы Юкатана, майя не решались углубляться в эти земли на юго-западе своего полуострова.
   Я сбегал на кухню, залил кипятка в заварочный чайник и принес его с собой в комнату. Праздно рассиживать на диване, ожидая, пока чай настоится, казалось мне кощунством, не говоря уже о трате времени на приготовление ужина. Голода я совершенно не ощущал; кружка сладкого чая пригасила смутные позывы в желудке и позволила поскорее вернуться к чтению.
 

 
«Что мы вступили в места нехорошие и гиблые, в которых почва была зыбкой и неверной, и воздух дурным и несвежим. И что двигаться могли теперь лишь весьма медленно, и проводники долго выбирали дорогу, прежде чем указать ее другим. И что я приставил к каждому из них арбалетчика, опасаясь предательства и бегства одного из них или же сразу обоих.
Что вскоре начались болота, в которых водились твари непривычные и опасные, и от этих болот шли гнилостные испарения, от которых кружилась голова и слабело в членах. Что оба проводника сделались весьма тревожными, и проявляли страх по непонятным причинам, и что даже когда вокруг было спокойно, порой заставляли нас сняться со стоянки и перейти на другое место, объяснений нам при этом не давая.
Что свирепые индейцы, которые напали на нас за несколько дней до этого и в бою с которыми мы потеряли девятерых, более не показывались. И что когда я удовлетворенно сказал об этом Хуану Начи Кокому, тот сделался печален лицом и остерег меня от пустой радости, и сказал мне, что «к'анулы» славятся своим бесстрашием и что если не стали идти за нами на болота, то только потому, что боятся не нас, а чего-то другого, что в этих болотах скрывается.
Что в одном из мест тропа, по которой можно было ступать, была так узка, что всего один человек мог пройти по ней, и потому мы шли цепью. И что по сторонам от этой тропы была (трясина?), темная и неизмеримой глубины. И что один из солдат, Исидро Мурга, не смог устоять на ней, и упал, и стал тонуть, и звать на помощь, и другой, по имени Луис-Аль-берто Ривас, остановился, чтобы протянуть ему руку и вытащить его. И что оба сгинули в этой топи, а очевидцы говорили, будто что-то дернуло тонущего вниз за ноги, когда он уже почти смог выбраться, и что тот, так и не разжав рук, утянул за собой и своего спасителя, и оба скрылись с глаз, и больше не появились. И что проводники приказали со всей поспешностью покинуть это страшное место, так избежав новых жертв.
Что эта опасная тропа продолжалась довольно долго, и до наступления темноты мы все еще не смогли выйти на сухое место. И что я приказал каждому из солдат называть громко свое имя по порядку, чтобы никого не потерять, и каждому следить, чтобы его соседи были в строю. И что такая перекличка шла постоянно, так что каждый отзывался один раз в минуту. Но, несмотря на эти меры, мы потеряли еще одного человека, Игна-сио Феррера, который шел в цепочке последним, и один раз отозвался и крикнул свое имя, а в другой промолчал, и когда шедший перед ним оглянулся назад, то не увидел там ни Игнасио Феррера, ни его следов. И что тогда дали смоляной факел не только тому, кто шел в голове отряда, но и тому, кто шел в его хвосте, чтобы так мог отпугивать хищников и чтобы его пропажа была сразу заметна.
Что так шли еще некоторое время, и потом все же ступили на твердую землю, и были чрезвычайно тому рады, поскольку изнемогли и нуждались в отдыхе. И что там разбили лагерь, но проводники запретили половине из нас спать, и сказали, что необходимо быть на страже, дабы не стать легкой добычей обитающих здесь демонов. И что хотя брат Хоакин угрожал донести об их еретических словах брату Диего де Ланде, те упрямствовали и настаивали на своем.
Что было сделано по их словам, и половина спала, в то время как другая половина несла караул, и потом менялись. И что этот короткий сон был скверным, потому что на свет костра летел болотный гнус. И что эти маленькие мошки кусали сквозь ткань одежды, и спасения от них не было. Что оба проводника обмазались приготовленным средством, которое и цветом и запахом напоминало кошачий помет, и предлагали другим, однако согласились только я, брат Хоакин и еще некоторые из солдат, большинство же отказалось.
И что те, кто согласился, тем спас себе здоровье и жизнь».
 

 
   Я вытер со лба выступивший пот и с усилием расцепил впившиеся в бумагу пальцы, потом несколько раз сжал и разжал их, восстанавливая кровообращение. Вот уже третью главу подряд я играл сам с собой в путешествие по Юкатану, но впервые ощущения были так реальны, словно мне действительно пришлось идти в одной цепочке с испанцами, нашаривая гибкой палкой, выструганной из сапподилоса, почву под тонким слоем болотной жижи.
   Не надо даже было стараться, чтобы представить себе ощущения дозорного, сидящего у костра и пристально всматривающегося в заросли вокруг. Освещенные красноватым пламенем, они наверняка превращаются в сплошную стену; на пятачке твердой земли посреди бескрайних топей чувствуешь себя как в осажденной крепости. Болота живут своей жизнью: издают утробные стоны, выпуская огромные пузыри газа, шелестят камышом, скрипят подгнивающими стволами деревьев. Иногда эту вязкую кашу из потусторонних звуков взбалтывает истошный крик какого-то ночного животного, отнимающего или отдающего жизнь, а может, просто зовущего свою самку.
   Отвести взгляд от зарослей нельзя ни на секунду - история с несчастным Игнасио Феррером произошла каких-нибудь пару часов назад, а на гибель Мурги и Риваса смотрел весь отряд, скованный ужасом. Как тут отвернуться? Караульные перекидываются похабными шуточками, вспоминают своих местных наложниц или жен с детьми - только чтобы перестать думать о смерти. Погибнуть в сражении, захватив за собой в могилу десяток индейских чертей, - не страшно, можешь успеть посмотреть в лицо смерти и остаться в памяти товарищей доблестным воином, это достойно мужчины. Не то что захлебнуться липкой болотной жижей, чтобы на дне трясины тебя сожрала какая-то тварь…
   Потом воздух начинает противно звенеть, колеблемый миллионами крошечных крыльев. Тучи болотной мошкары и москитов вьются вокруг костра, облепляют фонари стражников, лезут в ноздри, в глаза, в уши и рот. Чтобы отогнать их, приходится не прекращая отмахиваться руками; это не отпугивает маленьких кровососов, просто мешает им сесть на кожу. Они не дают сосредоточиться, выводят из себя. Внутри вызревает бешенство, готовое выплеснуться на первого, кто привлечет внимание - неважно, врагов или товарищей.
   Относительно спокойно только тем, кто решился на унижение - обмазаться индейской дрянью, воняющей как кошачье дерьмо. Ничего, зато им придется теперь натерпеться шуточек от своих страдающих товарищей. Запах-то потом отстанет, но вот память об этом походе через болота…
 

 
«Что ночь миновала спокойно, не считая докучавшего нам гнуса, и при свете дня поход продолжился быстрее, так что уже к вечеру удалось преодолеть опасную часть болот. И что вышли на место твердое и сухое, откуда вновь начинался лес здоровый и звери привычные. И что, успокоенные, мы решили идти медленнее. И что путь наш в тот день протекал спокойно и мирно, и до следуюш,его привала никто из отряда не пропал и не был ранен.
Что спросили у проводников, много ли еш,е остается идти, и те ответили, что до сокровенных храмов уже недолго, надо только выбраться на верную дорогу, двигаясь по которой будем на месте через два или три дня. И что от этого все солдаты, и мы с Васко де Агиларом, и брат Хоакин воспрянули духом, и многие праздновали и пили настойку из маиса, которую захватили с собой, и благодарили наших проводников, которые все же вывели их на твердую землю.
Что в тот день удалась и охота, и Хуан Начи Коком, сопровождаемый двумя стрелками, смог добыть нескольких крупных птиц и кабана, какой удачи с нами не случалось уже почти неделю, от чего наши солдаты и мы стали голодать.
Что сами проводники - и Хуан Начи Коком, и Эрнан Гонсалес - в праздновании не участвовали, а имели вид весьма тревожный и шептались в стороне. И что тем самым привлекли к себе мое внимание, и я приблизился к ним, чтобы узнать, о чем они говорят, но те обивались меж собою на индейском наречии.
Что когда я прервал их разговор, те имели вид весьма смущенный и напуганный, но не стали запираться и повторили мне свои предостережения, а Эрнан Гонсалес снова говорил, что согрешил, приведя нас в эти земли, и что кара постигнет его за это. И что он не стал продолжать разговор с нами, а ушел в отдаленный угол лагеря, где предался молитве, а я решил не тревожить его более, однако приказал одному из солдат и далее стеречь полукровку.
Что все остальные в тот вечер праздновали и были в благодушном состоянии, и хотя многие были пьяны, но обычных драк не произошло. И что я один не смог позабыть о тех опасностях, о которых говорили мне проводники, и обходил ночью лагерь, обыскивая его и ожидая нападения индейцев или дикихзверей. И что делал так долго, пока сон не сморил меня, но не нашел ничего странного и подозрительного.
Что солдаты пировали и пили до утра, и что я не стал препятствовать им, поскольку смогли преодолеть большую часть пути и заслужили доброго отдыха. И что когда я лег уже спать, некоторые еш,е гуляли, и были слышны их возгласы. И что я проснулся только на рассвете, услышав в отдалении громкий крик животного, который принял за вопль ягуара. Но что зверь был далеко, и крик не повторялся, и я не стал подниматься со своей постели, а заснул снова.
Что наутро, когда караул трубил подъем, прибежал солдат и сооб-ш,ил, что проводник наш Эрнан Гонсалес ночью покончил с собой, повесившись. И что полукровка Гонсалес действительно был обнаружен мной вися-ш,им на ветви дерева в нескольких шагах от того места, где устроился на ночлег и где я оставил его накануне в молитве.