Что приставленный мною к нему дозорный не смог объяснить, как это случилось, и в котором часу Эрнан Гонсалес отнял у себя жизнь. И сказал только, что всю ночь он следил за Гонсалесом, не смыкая глаз, спрятавшись от него, и что тот лег, помолившись, и заснул спокойным и глубоким сном, издавая даже храп. И что этот солдат говорил, что не знал, когда сон настиг его самого, и умолял простить его за то, что он недоглядел. И что я приказал жестоко высечь его за такое, поскольку теперь наши жизни зависели только от единственного проводника, который остался жив».
 
 
   На этом замечании глава обрывалась.
   Вот оно! Проведя испанцев через гибельные трясины, индейцы наконец решились на измену. Сознавая, что не справятся вдвоем с двумя десятками тяжеловооруженных солдат, они решили просто бросить их на произвол судьбы. Без проводников путь назад был закрыт: болота проглотили бы чужаков, прежде чем тем удалось бы продвинуться хотя бы на пол-лиги вглубь.
   О чем говорили в праздничную ночь Хуан Начи-Коком и Эрнан Гонсалес? Молились вместе? Тянули жребий - кому первым уходить к предкам? Обсуждали, что станет делать оставшийся в живых, после того как один из них покончит с собой? Оба чувствовали, что эта ночь будет для них судьбоносной - и потому не принимали участия в пирушке.
   Нательного креста, христианского имени и фресок со сценами Чистилища, неумело намалеванных монахами в часовне 1/1самальского монастыря, оказалось недостаточно, чтобы сдержать Эрнана Гонсалеса от самого страшного греха веры его отца - самоубийства.
   Боги, о которых ему тайком рассказывала мать-индианка, были могущественнее и ближе, потому предать их для него было куда страшнее, чем столетиями вариться в кипящем масле. Пока Дева Мария рассеянно улыбалась всем правоверным - и никому в отдельности - с сияющего облака, мстительные и коварные майянские демиурги недобро глядели вслед шагающему отряду, притаившись за стволами корявых болотных деревьев. Только не всем дано было почувствовать их взгляд на своей спине.
   Вместо того, чтобы погибать самим, проводники, наверное, могли бы и отравить захмелевших испанцев, подмешав им яда в маисовую настойку, или перерезать их всех во сне. Однако то ли они не были уверены в своих силах, то ли не хотели марать руки их кровью. Эрнан Гонсалес предпочел резне бегство: дождался, пока дозорный уснул, приладил веревку к ветке повыше, сел на нее верхом, просунул голову в свой последний хомут, разжал ноги - и был таков.
   Я мог ручаться чем угодно, что похожая судьба была уготована и второму проводнику, и хоронить его придется уже совсем скоро - не далее, как в пятой главе путевых записок. Испанский отряд почти наверняка был обречен. Поднявшись со стула, я принялся расхаживать по комнате. В груди тянуло.
   Нет же, урезонил я себя. Если эти записки были опубликованы, значит, их автор сумел выбраться живым изо всех перипетий, досказать свою историю до конца и доверить ее издателям. Приключенческие романы от первого лица именно потому оканчиваются хорошо, что главный герой должен уцелеть, иначе кто же будет их писать? Может быть множество похожих сюжетов, протагонист которых погибает страшной смертью, - но историю всегда пишут победители.
   Стоило мне чуть успокоиться, как бес сомнения предложил другой ответ. Неизвестный конкистадор совсем не был обязан выжить, чтобы его отчет увидел свет. Скелет, прижимающий к грудной клетке упакованный в кожаный футляр дневник, и с торчащей в глазном отверстии индейской стрелой, вполне могла найти научная экспедиция, отправившаяся в леса два с лишним столетия спустя.
 
   Предугадать, что произошло с испанским отрядом, вышедшим на юго-запад из города Мани апрельским утром 1562 года, было невозможно. Рассказать мне об этом могла только пятая глава отчета. Я уселся на место и пододвинул к себе стопку чистых листов и печатную машинку.
   Терять дальше время было нельзя.
 
 

Еl Аuto de fe

 
   Тем утром я работал, пока пальцы не задеревенели от усталости, пока я не начал промахиваться мимо клавиш машинки и буквы не стали наползать друг на друга и сливаться. Солнце уже давно взошло, и мне пришлось задернуть шторы, чтобы оно не жгло мои глаза, привыкшие к полумраку.
   Сознание покинуло меня незаметно: я очнулся уже за полдень и понял, что проспал все это время, уронив голову на клавиатуру «Олимпии». Листы были беспорядочно разметаны по столу; надеюсь, я не пытался укрыться ими во сне. Голова гудела, и все мышцы ныли от нескольких часов, проведенных в этой неловкой позе. Я сполз со стула и перебрался в кровать; всего несколько секунд спустя мир померк снова.
   Когда я проснулся во второй раз, за окном уже было темно. Включив свет, я запахнулся в домашний халат и направился в ванную комнату. Тело требовало неги. После пережитых приключений я вполне мог бросить его отмокать минут на сорок в горячей воде, чтобы самому тем временем заняться осмыслением прочтенного накануне.
   Набрав полную ванну - просторную, отчего-то выкрашенную в удивительный сиреневый цвет, - я скинул с себя халат и осторожно опустился в воду, всколыхнув облака пены на ее поверхности. Обожаю принимать ванну - как еще можно оживить ощущения, которые все мы испытывали, находясь в материнской утробе? Это входной билет в утраченный рай, действующий ровно столько, сколько вода остается горячей. Очень хорошо понимаю людей, которые вскрывают себе вены в теплой ванне, предпочитая этот способ покончить с собой всем остальным. Таким образом они словно закольцовывают свою жизнь, расставаясь с ней в исходном положении и при этом даря себе на полчаса больше того блаженного покоя, который ожидает их по ту сторону. К тому же за эти полчаса можно смошенничать и передумать…
   Через несколько минут желаемый эффект был достигнут - моя бренная оболочка полностью растворилась в ароматном пенистом настое, и разум наконец оказался совершенно свободен. Закрыв глаза, я принялся составлять план действий.
   Во-первых, ударными темпами закончить и подчистить перевод четвертой главы. На это я отводил себе только начинавшуюся, «молодую», как говорят итальянцы, ночь. К завтрашнему утру перевод будет готов, и поскольку сегодня я встал так поздно, ничто не мешает мне воспользоваться сбившимся ритмом, чтобы так же поздно лечь, а высвободившееся утро посвятить делам. Сначала - как только откроются магазины - в книжный, за большим словарем, возможно, двумя. Походы по библиотекам отнимают слишком много сил, я мог бы работать куда эффективнее, если бы располагал всеми нужными инструментами дома.
   Проверить с новыми словарями термины, смысл которых мне не удалось взломать при помощи того, что у меня был. Затем, еще до того как я получу право спокойно уснуть, наведаться в бюро и сдать завершенную главу. Если мне повезет, следующая часть уже будет у них: сотрудник конторы говорил, что клиента поджимает время. Что ж, я его хорошо понимал; если он и дальше читает мои переводы, то должен, как и я, жаждать продолжения. Мы с ним были заодно, и мне казалось, что я мог рассчитывать на его содействие.
   Итак, предположим, пятая глава записок уже там. Добравшись до нее, я мог вернуться домой и умиротворенно лечь в постель, возможно, прочитав на сон абзац-другой, но оставив основную часть развлечения и работы на следующий день.
   Но что, если главы в конторе еще нет? От нахлынувшей тревоги я невольно раскрыл глаза и уставился в высокий потолок; мне вдруг показалось, что вода остыла, и я крутанул красный вентиль крана, чтобы добавить горячей.
   Ничего страшного, произнес я вслух. Принесет попозже. Он доволен качеством моих переводов, потеря первой главы этим обормотом-испанистом его не смутила, нет никаких причин, чтобы он не принес в контору пятую часть дневника. Ауж я постараюсь, чтобы она была переложена на русский на таком уровне, чтобы за ней последовала и шестая, и седьмая, и сколько их там есть вообще.
   Странно, но на тот момент я уже больше не задумывался, кем может оказаться мой таинственный заказчик. Мне вполне хватало того, что он вовремя приносит в бюро очередную порцию записок конкистадора - источника моего заработка и удовольствия. Какая разница, кто интересуется переводом? Пока наши интересы совпадали, я не собирался проявлять чрезмерного любопытства, которое к тому же могло отпугнуть нынешнего хозяина книги.
 
   Наспех позавтракав (кажется, это опять были бутерброды), я вернулся к рабочему столу, перечитал и начисто перепечатал вчерашний перевод. К шести утра все было готово, оставался лишь десяток слов, в значении которых я уверен не был и которые я предпочитал проверить по серьезному словарю, прежде чем сдавать работу в контору. Я заварил чая и уютно устроился на кухонной тахте, завернувшись в красный клетчатый плед. До открытия книжных магазинов и библиотек оставалось еще не меньше трех часов, а отдых я бесспорно заслужил.
   Пощелкав переключателем на радиоприемнике, я нашел какую-то информационную станцию и, вглядываясь в поднимающийся от чашки пар, вполуха стал слушать утренний информационный выпуск.
   Азиатское цунами, похоже, больше никого не занимало. В мировых новостях его сменили землетрясения в США и странах Карибского бассейна. Несколько довольно крупных городов на островах лежали в руинах. Президенты и главы военных хунт, управлявшие этими крошечными государствами, обращались за помощью к мировому сообществу. ООН обещала выделить средства на восстановление, первые самолеты «Врачей без границ» и спасатели из разных стран уже летели на острова, их прибытие ожидалось с минуты на минуту.
   Штатам досталось чуть меньше: система предупреждения о сейсмической угрозе сработала безупречно, и из опасных районов удалось заблаговременно эвакуировать население, но ученые предупреждали о высокой вероятности новых подземных толчков. Дальше шел комментарий специалиста: что-то о сдвигах земной коры, которыми и вызваны все недавние катаклизмы.
   Потом диктор напомнил о готовящихся выборах, но эта тема меня оставила равнодушным. Кажется, кто-то кого-то в чем-то обвинял, некоего политика сняли с дистанции, другого нашли в подмосковном лесу с пулей в голове, третий объявил, что уходит с поста президента крупной компании, чтобы целиком посвятить себя служению Отечеству.
   На последнее место - после информации о катастрофах, убийствах и кризисах - журналисты, сжалившись, решили поставить новость, которая должна была чуть сгладить полученные от выпуска отрицательные эмоции. Престижный конкурс красоты «Мисс Вселенная» выиграла россиянка. Наспех сообщив ее габариты и год рождения, диктор душевно попрощался со мной. Из динамика мягко потек Джон Колтрейн, смывая следы грязи, которая хлестала оттуда последние пятнадцать минут. Выбор был верный - рука, уже протянутая было чтобы выключить радиолу, нерешительно зависла в воздухе, а затем вернулась в складки пледа. Я допил чай и раскрыл Кюммерлинга на первой попавшейся странице.
 
***
 
   Найти большой испано-русский словарь не составило никакого труда. Магазины ломились от обилия разговорников, самоучителей и собственно словарей - самых разных, от карманных на пять тысяч слов до внушительных томов десятисантиметровой толщины.
   Поиски же изданий о цивилизации майя и на этот раз оказались делом непростым. С упорством и методичностью ученого я обследовал новоарбатский Дом книги, несколько букинистических лавок, съездил на большой книжный рынок, но все закончилось лишь приобретением еще пары брошюр в кричащих обложках, в названии которых непременно присутствовали слова «тайна», «загадка» или «секрет». И только завершая круг, прогуливаясь пешком от станции метро «Арбатская» к своему дому и вновь, на этот раз разочарованно, проходя мимо Дома книги, я случайно обратил внимание на лоточников, торгующих с рук разномастной белибердой.
   В основном это были красочные увесистые альбомы, озаглавленные «Уроки Камасутры» или «Энциклопедия чувственности», кое-кто продавал са-миздатовскую эзотерику, а пара подозрительных персонажей с повадками карманников приторговывала пиратскими изданиями гитлеровского «Майн Кампфа». Осознавая некоторую сомнительность своего положения, эти люди не привязывали себя к одному и тому же месту книжным прилавком. Готовые в любой момент сорваться с места и раствориться в толпе, они внимательно и хищно вглядывались в лица прохожих, пытаясь вычленить из бесконечного людского потока своих клиентов и провокаторов из госбезопасности. Та иногда, по неведомому велению звезд, вдруг принимается ожесточенно бороться с фашизмом, и есть даже некоторый риск попасть под волну.
   …Этого человека я принял за одного из них. Размышляя о своем, я шагал вдоль рядов лоточников и рассеянно скользил взглядом по названиям выставленных на продажу книг. Принял, потому что он точно так же воровато оглядывался по сторонам и держал свой товар, чуть прикрыв его отворотом пальто. Как это часто бывает, смысл прочитанных букв не сразу дошел до моего сознания. Когда же он выкристаллизовался, я замер как вкопанный, а потом резко обернулся, чтобы проверить, не ушел ли продавец и не почудился ли мне заголовок из-за моих долгих и бесплодных поисков.
 
«Хроники народов майя и завоевание Юкатана и Мексики».
 
   Еще не успев спросить о цене, я достал кошелек.
   В продававшем книгу мужчине не было ровным счетом ничего примечательного. Русые с проседью волосы, нечеткие, неуловимые черты лица - не полного и не худого, блеклые, то ли бледно-серые, то ли бледно-голубые глаза, темное пальто. Я приблизился к нему с деньгами в руке, но он почему-то сделал вид, что меня не замечает. И только когда я справился насчет книги и ее содержания, мужчина уперся в меня холодным взглядом экзаменатора, словно пытаясь определить, гожусь ли я для того, чтобы отдать мне свой товар. Я уже было подумал, что в книге вырезано отверстие, в котором лежит целлофановый пакет с неким белым порошком, и если я не скажу сейчас нужный пароль, продавец просто сбежит или заявит, что том не продается.
   Однако он не был наркокурьером. Быстро, но цепко глянув на купюры, он назвал цену, которая показалась мне бессовестно завышенной. Увидев, что я сомневаюсь, он презрительно дернул плечами и лишенным интонаций голосом сказал, что издание представляет собой библиографическую редкость, потому что вышло очень небольшим тиражом чуть ли не полвека назад, и только дилетантам это может быть непонятно.
   Испугавшись, что он вообще передумает отдавать книгу такому крохобору и невеже, я поспешно расплатился, оставив ему сумму, на которую мог безбедно существовать еще недели две.
   Отойдя десятка на полтора шагов, я подумал, что можно было бы спросить этого типа, нет ли у него других книг на ту же тему. Но тот как сквозь землю провалился; его место уже занял бойкий старикан, пытающийся избавиться от объемистого труда по теориям заговоров, написанного в пожизненном заключении Рудольфом Гессом.
 
   Когда все недостающие слова были наконец переведены, а глава - перепечатана под копирку начисто, я привычным уже жестом отправил копию в растущую стопку моего личного экземпляра дневника конкистадора, а оригинал убрал в кожаную папку. Усталость и сонливость начинали сгущаться, но я был твердо намерен заполучить следующую часть книги, прежде чем лягу спать. До конторы я добежал за десять минут.
   Уже с порога были слышны чьи-то голоса. Сперва я решил, что сейчас встречу кого-то из своих коллег или заказчиков, но уже через несколько секунд понял, что это просто работает телевизор. Сотрудник бюро сидел, прикованный к экрану, расплывшись в довольной улыбке, которая так исказила его черты, что я даже не сразу его узнал. Вместо обычного кисло-презрительного приветствия он кивнул мне, не отрываясь от телевизора, и прошептал:
   - Секундочку… Сейчас уже закончится.
   Я положил черную папку на стол и оглядел полки, пытаясь отыскать на них ее коричневого близнеца. Второй папки нигде не было видно: наверное, она лежала в другой комнате.
   - Слышали? Наша во всемирном конкурсе красоты победила! Москвичка! - гордо объявил мне служащий, приглушая звук. - Вот три кита, на которых держится наша великая держава: нефть, оружие и бабы!
   Я промолчал, не выказывая ни малейшего интереса. Тут он вспомнил, с кем разговаривает, кашлянул, одергивая себя, и его лицо снова окаменело.
   - Неужели и это уже готово? - служащий приподнял левую бровь; румянец быстро сходил с его щек, и с той же скоростью живые эмоции уступали место искусственным.
   Вместо ответа я пододвинул к нему папку. Заглянув внутрь, он достал и отдал мне конверт с гонораром.
   - Следующей части нет, сразу предупреждаю, - перехватив в моих глазах невысказанный вопрос, отрезал он.
   - А когда будет?
   Вид у меня, должно быть, был преглупый и такой разочарованный, что клерк не смог сдержать покровительственной и немного сочувственной ухмылки. Мне было все равно, что он там про меня думал, лишь бы сказал, что за пятой главой можно зайти уже завтра.
   - Понятия не имею, - нож гильотины сорвался и рухнул вниз. - Клиент за последние дни не показывался. Зайдите в конце недели или просто напомните мне ваш телефон, я вам наберу.
   - Нет, спасибо, не стоит, я сам, я тут часто мимо хожу… - мне думалось, что отныне я буду действительно ходить мимо этой чертовой конторы по десять раз на дню.
   - Ну, как хотите, - он пожал плечами и, дотянувшись до пульта от телевизора, сделал громче.
   - До свиданья, - сказал я.
 
   Вот оно. Выйдя наружу, я закрыл глаза и втянул воздух, пахнущий бензиновой гарью и редкими ноябрьскими грозами. Прислушался к тому, что творилось у меня внутри… Как будто смотрел на свое отражение в бочке с дождевой водой, какие, бывает, стоят на дачных участках или у деревенских домов. Мой зыбкий силуэт плавал в ленивой темной воде, на поверхности которой почему-то лежал одинокий кленовый лист. Я глядел на себя из бочки устало и равнодушно. Апокалипсис пока не наступил, просто они задерживают главу. Ну и черт с ними со всеми. По крайней мере, высплюсь.
   Домой я вернулся совершенно обессиленный и опустошенный, но усталость моя была тягучей, как сахарный петушок на палочке, и такой же сладкой, с легким привкусом горечи. Забившись под пуховое одеяло, я взял было в руки купленную книгу про майя, но так и не успел ее раскрыть. Мысли спутались, перемешались с неверными образами, набросанными воображением, и через несколько секунд воронка сна уже засосала меня с головой.
   Этой ночью мне, наконец, снова снилась моя собака, и я помню, что даже во сне был этому очень рад. Оказывается, в моей квартире, на кухне была маленькая дверка, за которой находилась какая-то каморка. В ней собака и жила все это время, пока я считал ее мертвой. В этом сне она стала скрестись в дверь, просясь наружу, и когда я ее выпустил, была так счастлива, что облизала меня всего, особенно стараясь попасть своим мокрым языком мне в нос и уши. Потом, разумеется, пришло время отправляться с ней на прогулку. Определить это можно было по обычным признакам: собака начала заглядывать мне в глаза, подбегать к выходу, а потом, отчаявшись объяснить мне свои желания намеками, принесла в зубах поводок с ошейником.
   Ото сна ко сну менялись, в сущности, только обстоятельства, в которых я открывал, что она на самом деле не умерла, а как раз напротив - превосходно себя чувствует, требуя накормить ее, выгулять, да еще и играть с ней во время моциона, бросая палки, которые она потом приносила мне обратно.
   Иногда, как сегодня, я обнаруживал, что все это время она жила где-то рядом, просто мне об этом не было известно. В других вариантах этого видения она действительно умерла, но сама об этом не знала, поэтому пока я вел себя с ней как с живой, смерть ее была как бы понарошку.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента