— Но, хозяин! — протестующе возопил бесенок. — Вы же обещали позволить мне уронить на кого-нибудь, что-нибудь тяжелое, а не читать лекцию по этикету! Я уже и кирпич подходящий по дороге приглядел!
   — Кто тебе мешает? — пожал я плечами — Совмещай.
   Радостно взвизгнув, Чума метнулся к выходу и оставив в не успевших раздвинуться дверях небольшую оплавленную дырочку, буквально через секунду возвратился, волоча в руках кирпич из обожженной глины, раза в четыре превышающий его собственные размеры.
   — К его светлости следует обращаться — Его светлость, — начал он, с натугой взлетая повыше, и тщательно прицеливаясь в макушку ближайшего охранника…
   Думаю, что этот урок этикета охрана будет вспоминать еще долго. Потом, когда из больницы выйдет. Сотрясение мозгов — штука весьма неприятная, по себе знаю. Однако ж, крепость голов у современных дуболомов весьма впечатляющая. Не выдержавший процедуры обучения кирпич сломался на второй минуте, после чего урок пришлось прекратить. Тем более, что к тому моменту 'ученики' вряд ли могли еще что-то понимать из читаемой им лекции.
   Так мы и покинули фойе, оставив за собой три бессознательных тела на ковре, одно — в кадке из-под фикуса, и уснувшую за своим столом девушку. Ну не мог же я позволить бить тяжелым кирпичом такую очаровательную головку! Это не по-гусарски, господа! Довольный Чума буквально вился вокруг нас трепеща своими недоразвитыми крылышками и все порывался метнуться за еще одним кирпичом. — 'Покрепче бы надо! И вообще, я там такой симпатичный шлакоблок видел… Пусти, хозяин, я махом обернусь!
   Остановив порыв всерьез заинтересовавшегося возможностями нетрадиционного использования стройматериалов беса, я, достав из кармана путеводную деталь организма жертвы, постарался точнее определить положение маньяка. Черт, слишком много здесь народа, никак не выходит отсеять ненужное сразу и надежно. Что ж, придется искать.
   — И где он? — опасливо поглядывая на Чуму, поинтересовался Алекс.
   — Рядом, старлей, рядом… Где-то на верхних этажах.
   — Обычно там кабинеты руководства. Неужто он и впрямь из высокопоставленных? — Эта мысль похоже весьма нервировала Алекса.
   — Какая мне разница… — безразлично пожал я плечами.
   — Тебе то да, — удрученно ответил милиционер, — а вот нам палки в колеса будут ставить по полной программе. Довести до суда кого-нибудь из этих… 'новых', да если он еще не дай бог иностранец…
   — Суд? — я искренне изумился. До сих пор Алекс казался мне вполне адекватным человеком, но откуда тогда у него могла взяться такая глупая мысль, что я могу доверить наказание этого ублюдка суду? Да тем более, нынешнему, с запретом на смертную казнь! Да этому маньяку одной смерти мало будет, чтоб за все свои делишки расплатиться, а он мне о каком-то суде говорит!
   По всей видимости, мои мысли столь явственно отразились на лице, что Владимир и Алекс в голос начали убеждать меня, что до суда маньяк все же должен дожить. Надо сказать, что несмотря на довольно убедительную аргументацию, я был отнюдь не склонен выполнить их просьбу, но неожиданно свой голос к работникам правоохранения, присоединила и готесса.
   — Гра-аф, — слегка растягивая гласные заговорила она. — Ну подумай сам. Ты совершенно не предусматриваешь воспитательного момента!
   — Как это не предусматриваю! — Возмутился я. Да он у меня ТАКОЙ смертью умрет, что потом еще три поколение с ужасом вспоминать его муки будут, а у любого, кто только подумает о том, чтобы повторить эти 'подвиги' будет рефлекторное недержание мочи приключаться! Я не я буду, если после его смерти все нынешние маньяки не прекратят свои проделки, и не забьются в самые глубокие норы, дрожа от страха и мечтая только о том, чтобы их миновала чаша сия. Он у меня перед смертью не одну неделю вопить будет, и ад для него мечтой всей жизни окажется!
   — Вот-вот, я об этом же! — неожиданно поддержала меня готесса. — умрет-то он страшно, я в твоих талантах не сомневаюсь, да только, что в том толку? О том, как люди вообще узнают, за что он наказан, ты продумал? Ведь на первый взгляд получится, что ты просто жестоко и беспричинно убил почтенного человека. Пока даже мы не знаем, кто есть маньяк. Так что после этой казни людям и в голову не придет, что это наказание, а не просто жестокая и бесцельная расправа.
   — Да? — я призадумался. Действительно ведь, мне эта мысль и в голову не приходила.
   — И что ты предлагаешь?
   — Все просто. Отдай его нашим друзьям — она кивнула в сторону Владимира с Александром, — в живом и относительно целом состоянии. Пускай доведут его до суда, там осудят, огласят доказательства его вины, — уверена, что процесс будет громким, и наверняка будет освещаться в прессе, ну а после этого ты и устроишь для него разом и 'Варфоломеевскую ночь', и 'Утро стрелецкой казни'. Что-то мне подсказывает, что особых проблем проникновение в тюрьму для тебя не составит.
   — Да не составит, конечно, — я призадумался, отметив, с каким уважением стали смотреть на готессу Александр с Владимиром. А ведь и впрямь, умная девочка…
   — Что ж… — Я пожал плечами. — Видимо ты права. Придется отложить окончательную расправу… По крайней мере до суда. — На этих словах Владимир облегченно выдохнул.
   — Однако для начала, маньяка поймать следует — добавил я, чтобы мои спутники окончательно не расслаблялись.
   Ведя такую беседу, мы поднимались по неширокой лестнице. Правда, вначале Элен хотела поехать на лифте, однако наши спутники в голос запротестовали против такого предложения, утверждая, что лифт легко заблокировать, и останемся мы там, как птицы в маленькой клетке. Ну что ж, они профессионалы, им виднее.
   Второй этаж, третий… восьмой. Тут! Кость мертвой жертвы задергалась вовсе уж энергично, и казалось, хотела сама устремиться вперед.
   — Вот мы и пришли. Здесь наш маньяк, видите, как амулет дергается? — я выставил косточку на всеобщее обозрение.
   — Так что мы медлим? — Элен казалось пританцовывала от нетерпения.
   — Подожди, ма шери, тут вроде бы месье Вальдемар желает что-то сказать. Не так ли? — я обратил внимание на мрачную физиономию прокурорского работника.
   — Желаю. Судя по табличке, и сердитым взглядам во-он того охранника перед дверью, на которого вы почему-то дружно не обратили внимания, на этом этаже находятся кабинеты высокого начальства. Допускаю, что вам на это глубоко фиолетово, о чем говорит выражение вашего лица. Однако, если мы вломимся сюда, без постановления прокурора, ордера на арест, да о чем я говорю, — вообще без каких-либо бумаг, — то ни о каком суде над маньяком вообще и речи идти не будет! Адвокаты прицепятся к нарушению процедуры — и все… хоть завали потом суд доказательствами! Даже если мы им прямо покажем, как он жертву разделывает — все равно выпустить придется. Нарушение процедуры!
   — Ну что ж… Против ожидания Владимира, его пассаж меня ничуть не расстроил. Каюсь, никогда не любил связываться с бумагами и чиновничьей волокитой. — Значит, возвращаемся к плану один. Я просто прикончу эту сволочь, ну а потом уже вы найдете доказательства его вины. Если надо, могу поднять его в виде зомби — он вам сам и признательное письмо подпишет, и куда трупы стаскивал поведает… — Владимир казалось ошалел от такого предложения, а Алекс лишь хмыкнул, и покосился в мою сторону с заинтересованным блеском в глазах.
   — Что же касается охранника… — я посмотрел на свое левое плечо, но там, к моему изумлению, знакомого любителя коньячных ванн не обнаружилось.
   — Чума… — позвал я тихонько.
   Нет ответа.
   — Чума!!! — на этот раз я не стеснялся, вложив в зов некоторую долю магической силы. Охранник начал привставать со своего места, видимо намереваясь указать мне на недопустимость такого поведения, да так и остался, в полуприсяде, с расширившимися от изумления глазами.
   — Я здесь, хозяин. — Вверх по лестнице рывками поднимался огромный шлакоблок. Поднимался, разумеется, не просто так, а транспортируемый пыхтящим от натуги бесенком, пребывающим в невидимом состоянии. Без подпитки моей магической энергией, сил у Чумы едва — едва хватало, чтобы тащить столь превышающий его размерами объект, но он старался изо всех силенок, отчаянно трепеща недоразвитыми крылышками.
   — Вот, принес. Этот не сломается! — при этих словах беса, шлакоблок наконец преодолел лестницу, взлетел под потолок над самой головой охранника и рухнул вниз. Удар я успел смягчить лишь в самый последний момент. Смысла убивать честного служаку, всего лишь исполняющего свой долг я не видел, а падение такого 'кирпича' вряд ли бы выдержала даже самая дубовая голова. Бессознательный охранник вновь опустился на свой стул.
   — А я так старался, хозяин… — печально произнес Чума, вновь примериваясь к шлакоблоку.
   — Отставить паденье тяжестей, — приказал я ему, и обернулся к молча наблюдающим эту сценку соратникам.
   — Как видите, охрана дает добро, — я кивком показал на замершее на стуле тело. — Прошу, — я сделал приглашающий жест, распахивая межэтажные двери, за которыми виднелся длинный коридор.
   — П-послушайте. — Владимир слегка заикался, но голос, тем не менее, звучал вполне твердо. — Кто это? — он кивком указал на моего маленького помощника. — Что это за гипноз такой, что может таскать кирпичи и шлакоблоки, а потом бросать их на головы людей? Вообще, вы кто?
   — О, дошло, наконец. — Я улыбнулся, в очередной раз обнажая клыки, но как и в прошлые разы, Владимир не обратил на это ровным счетом никакого внимания, лишь поморщился, пробормотав что-то о достижениях современной стоматологии.
   — Разумеется, никакой это не гипноз. Позвольте вам представить моего фамильяра — помощника: Чума, бес обыкновенный, рода кладбищенского. Характер имеет склочный, легковоспламеняющийся, склонен к злым шуткам за чужой счет, как и вообще все представители его рода, так что рекомендую быть поосторожней. На язык остер, как в прямом (тут Чума и впрямь вывалил свой длинный, остроконечный язык) так и в переносном смысле.
   — Хозяин! Дай я скажу! — Вмешался сам бесенок. — Надоел он уже, хуже горькой редьки, меня гипнозом обзывать. Сам ты галлюцинация некачественная! — Обраться он, не дожидаясь моего позволения, к Владимиру. — А если еще будешь обзываться, я на тебя тоже что-нибудь тяжелое уроню! — Пообещал он работнику прокуратуры, приземляясь на мое плечо, и бросая мечтательные взгляды на вожделенный шлакоблок.
   — И вообще, надоело в невидимом спектре сидеть! Хозяин, ну позволь хотя бы пока проявленным остаться, — заныл он мне в ухо.
   — Граф, а может он пока превратится во что-то более привычное для простых людей? — критически посмотрев на Чуму, предложила готесса. — Ты вроде говорил, что его тело не тело вовсе, а так… что-то непостоянное и переменчивое.
   А ведь вариант. Бесы при нужде вполне могут на некоторое время превращаться во что-то другое, хотя и не очень любят подобные процедуры. Нет, физических неудобств это им никаких не доставляет, просто каждый бес считает свое тело настолько прекрасным, что сама идея о его изменении, пусть временном, вызывает у них острый приступ отвращения. Однако ж, если чуме так хочется сохранять видимость… Ну не к лицу мне как-то столь явно сообщать каждому встречному и поперечному о своей принадлежности к мистическим кругам, таская на левом плече вполне проявленного беса. Однако ж, и в невидимости, его постоянно держать, тоже решение не из лучших. Так что пусть превращается.
   Осталось решить, во что? Итак, в кого же лучше всего может трансформироваться, этот мелкий, черный и вредный образчик своего племени? Ну конечно!
   — Давай, превращайся-ка ты в ворона и устраивайся у меня на плече.
   — А я каркать не умею…
   — Значит будешь просто громко и противно орать. Да и вообще, как только начнется, вернешься в исходно-естественное обличье.
   Бес окутался туманной дымкой и вот уже не бес, а полноценный ворон устраивается на плече, ворча что-то совсем уж похабное.
   Внезапно птица издала и вовсе уж неприличный звук, и резко уменьшилась в размерах. Ворон? — гм. Кажется, я переоценил возможности беса к наращиванию массы. Теперь уже даже не ворона, а так, крупный грач, не более того. Впрочем, так пожалуй даже лучше будет. Уж больно крупные птицы, эти вороны, как оказалось. Тягать на своем плече столь крупную тварь — удовольствие весьма ниже среднего.
   Однако… — Я прислушался к изрыгаемым грачом проклятиям. Похоже, невозможность принять подходящий и прославленный облик весьма задела моего фамилиара. Да уж, Чума в таком настроении особо опасен для всех, кто только попадется на его пути, и о ком я его персонально не предупрежу — 'Не трогать'! Ну и ладно. В конце концов, мы к маньяку идем, а не в детский садик. Вот придем, и пускай отрывается. Мешать не буду.
   — Ладно, двинулись… — скомандовал я, убедившись, что все пертурбации завершены. Тут он, маньячья душонка!
* * *
   В коридоре было пусто, практически ни души. Вымерли тут все что ли, подобно древним ящерам или просто попрятались за дверями? Странно… Меня тут еще не было, так что вымирать им вроде рановато было… Значит, второй вариант, тут и гадать не нужно. Мой костяной 'путеводитель' четко указывал направление и явственно сигнализировал о том, что мы находимся совсем рядом. Ага… Дверь, причем не в маленькую комнату, а в весьма обширный зал, в коем сейчас находится большое количество людей и среди них любитель убивать детей особо извращенным образом.
   Ну а перед дверью располагаются еще двое охранников, и они, судя по внешнему виду, преисполнены желания никого не пропускать. Да что это такое! Поразвили тут охраны! Честным вампирам пройти не дают! Придется уменьшать поголовье. — Я почувствовал, что начинаю злиться. Впрочем, разговор решил начать, в подчеркнуто мирном тоне.
   — Эй, служивые, что там у вас за дверью таится?
   — Что такое есть таиться? — с четко выраженным иностранным акцентом заявил один из них. — Заседание совета директоров за этот door [6]есть. А кто вы есть? Почему вы с bird? [7] — Он кивнул на мое плечо, где нетерпеливо топтался Чума, ожидающий, когда же я позволю ему поразвлечься.
   — В компания 'Развитие' вход с animals [8]нельзя! — строго добавил второй охранник. — Вы покинуть офис! — он положил руку на пояс, недалеко от кобуры пистолета.
   — Вот так ситуация! — усмехнулась Элен. — Нет, граф, ты только посмотри на это безобразие — теперь они еще и охрану из-за кордона выписывают. Насколько я понимаю, такое вообще ни в какие ворота не лезет. Так, прокурор?
   — Так, — подтвердил тот, оживляясь. Почувствовал, родимый, твердую опору под ногами в виде родных его душе законов, уставов параграфов и прочей бюрократической тягомотины. — Статья четырнадцатая закона 'об оружии'. Гражданам иностранного государства на территории РФ запрещен ввоз, покупка, хранение и ношение боевого и гражданского оружия. Ввоз, покупка, хранение и ношение охотничьего и спортивного оружия разрешен только при наличии лицензии выданной юридическим лицом, занимающимся соответствующим видом деятельности, или для участия в спортивных соревнованиях. Переноска разрешенного оружия в пределах городских поселений иностранным гражданам дозволена только в специализированных чехлах, опечатанных работниками правоохранительных органов в разобранном состоянии'.
   — Молодец, хвалю! Видишь, и от тебя польза может быть. А пистоли-то у этих, 'иностранных граждан' — явно боевые! Вы уж поверьте, бывалому гусару. Так как? Арестовывать будешь?
   — Мы есть граждане Соединенных штатов Америки! — Возмутился внимательно прислушивающийся к нашему разговору охранник. — Вы не иметь право нас арестовать без присутствия консул! Вы обязан предъявить ордер на арест!
   Судя по изрядно смутившемуся и замявшемуся Владимиру, доля истины в словах охранника имелась. Что ж… Законы есть законы. Вот только написаны они людьми и для людей. Я же — вампир, а посему…
   — Чума!
   — Туточки я! — грач на моем плече радостно встрепенулся. — Что прикажите, хозяин? Успокоить? Шлакоблок я тут, неподалеку оставил, мигом притащу! Говорил же, что понадобится! Только не надо опять глаз на афедрон натягивать. Больно процедура хлопотная! — Разговаривающий грач даже сам по себе заметно поразил заморских стражей, а тут еще и слова не слишком соответствовали дрессированной птичке.
   — Зачем так банально? Два раза повторять одно и то же… — Я даже несколько расстроился из-за проявленного моим питомцем отсутствия фантазии. Как уцепился за одну идею, так и продолжает её мусолить. Нет уж, я за творческий подход!
   О жалости я не задумывался, и щадить охранников, несмотря на довольно вежливое поведение — не намеревался. Иностранец, с оружием, нарушающий законы России — враг! Немало я таких в свое время навидался, немало они крови русскому народу пустили. Эти же, защищали кровавого ублюдка, что находился за прикрытой широкими стенами дверью, и жалости потому не заслуживали вдвойне.
   Сила земного притяжения — весьма странная вещь. Считается неизменной, но применений у нее множество, особенно если руководствоваться не только естественными, но и мистическими науками. Чуток магии и тело падает не вниз, а вверх. Убери воздействие — и оно вновь подчиняется исключительно природным законам. А если перевести это в постоянно-периодический вариант? Правильно, получатся превосходные прыгающие мячики в количестве двух штук, то есть экземпляров.
   Вопят, то ли просят о чем, то ли просто ругаются… Слова-то английские вроде, да только акцент какой-то уж больно сильный, да и из-за громкости разобрать слова сложно. Да и вообще… Приехал сюда — учи русский язык. Ну а коли не удосужился, то каждый сам себе полено.
   Вот пистолеты у них изъять пришлось, а то еще стрелять будут, народ беспокоить. К чему? Не слышно ничего, это понятно, барьер я первым делом установил, но вот шальные пули — совсем другое дело. Непричастные не должны обеспокоиться, ну а причастных я и сам обеспокоить в состоянии.
   Однако, пора и сидящих внутри навестить, а то как-то несправедливо выходит — охрана уже получила от моих щедрот, а хозяева их, вместе с маньяком, пока еще лишены этой «радости». Пинок в дверь… Закрыто! Совершенно машинально использую таранное заклинание, от которого деверь разлетается в щепки, пригодные разве что для растопки или использования в качестве зубочисток.
   — Граф, дверь открывалась, если ее тянуть НА себя, — укоризненно покачала головой готесса.
   — Ну почему же? — я демонстративно кивнул на оголенный дверной проем. — При желании, и некотором усилии, её всегда можно открыть в любую сторону.
   — Да? — деланно удивилась готесса. — Ну а теперь, ты посмотри, как реагируют на твои методы открывания те, кто находятся за дверью… Если они еще и не стекли из кресел на пол, то только потому, что и этого побоялись
   — И что, я должен теперь испытывать угрызения совести? — поинтересовался я, глядя в лучащиеся искренним весельем глаза Элен.
   — Какие угрызения? Какая такая совесть? — тут же ворохнулся восседающий на моем плече комок перьев. — Пусть только попробует укусить моего хозяина! Я её сам загрызу! — Чума широко распахнул клюв, на котором тут же выросли немалых размеров зубы.
   — Да успокойся ты. — Элен бесстрашно погладила взьерошенного грача — мутанта. — Не может грызть то, что давно спит в анабиозе. Граф-то сам из могилки вылез, а вот совесть так под землей и оставил.
   — Разумеется, — поддержал я шутку. — Вещь сия для вампира бесполезна абсолютно, лишь только лишние хлопоты приносит.
   — Кар-р! — насмешливо каркнул Чума, несмотря на несколько неподходящий внешний вид, старающийся добросовестно исполнить роль ворона. Тоже мне, актер погорелого театра.
   Как говорится, цирк уехал, а клоуна забыли. Или он сам убежал, не суть важно. Зато публика в зале, где проходило какое-то важное совещание, подобралась небольшая, но не вызывающая особых симпатий с первого взгляда. Нет, я понимаю, первое впечатление бывает и обманчивым, но далеко не всегда. На лицах не было откровенной тупости, но больше всего они напомнили мне мерзкие физиономии ростовщиков, с коими как-то приходилось сталкиваться волею случая. Не мне, моим знакомым, но впечатления от того не стали менее отвратительными.
   Быть может, деньги плохо влияют на человека? Да нет, я ведь сам отнюдь не бедствовал, получив от отца весьма немалое наследство. Тогда в чем же дело? Скорее уж это не слишком приличные люди изо всех сил тянутся к деньгам, ставя их во главу угла и не интересуясь более ничем. И все же правила приличия требуется соблюдать. Именно так говорил корнет Малахов, называя свое имя и звание только что убитому им английскому офицеру. Дело было в каком-то замухрышистом трактире, а поединок состоялся вроде бы из-за неподеленной симпатии со стороны смазливой девчушки. Говорили ему, сначала представься, а уж потом на шпагу нанизывай, так он, паразит, с тяжелого похмелья будучи, все и перепутал. Забавный человек был… Потом вроде в кадетский корпус подался, фортификацию преподавать.
   Извините, господа, отвлечься изволил на воспоминания о той, давно минувшей, но все же дорогой жизни. Так я к чему… Маньяка можно и на кусочки порезать и в фарш мелкого помола перекрутить, но представиться я все же обязан до, а не после:
   — Граф Бельский. Извините за столь шумное появление, но ваша охрана оказалась настолько нелюбезной, что попыталась воспрепятствовать моему желанию пообщаться кое с кем из вас.
   Ответом было абсолютное молчание, нарушаемое лишь постукиванием зубов да громкой икотой одного из тузов местной финансовой колоды. Жалкое зрелище, надо признать. Примерно так я и выразился, на что моментально последовала жесткая отповедь со стороны Элен:
   — Этих жалеть не стоит. Они не побрезгуют не то что последний рубль из кармана вытащить, так еще и у покойника изо рта золотую коронку изымут. А если тот вдруг оживет и пнет их по причинным местам, так они поднимут вой на весь мир. 'Нарушение прав человека' — явно процитировала она кого-то мне неизвестного. — Да ну их к бесу… — Похоже, у моей готессы имелись какие-то личные причины их недолюбливать.
   — Да, да! Ко мне их! — оживился Чума, продолжающий восседать на моем плече, словно охотничий сокол. — Я уж им покажу, не только где раки зимуют, но и где они лето проводят.
   — И где же? — проявила вечное женское любопытство Элен.
   — А в котле с кипятком… У них такой роскошный красный загар появляется!
   Право слово, как дети… Особенно Чума. Меж тем один из относительно отошедших от ступора попытался было протянуть лапку к мобильному телефону, но тот ускакал от него, словно взбесившаяся крыса, то есть быстро и с писком.
   — Вы что себе позволяете, — начал было раздуваться сидящий во главе стола один из иноземных визитеров, полный темнокожий мужчина лет сорока, чье лицо буквально сверкало, словно офицерский сапог, добротно начищенный ретивым денщиком до глянцево-блестящего состояния. А этот-то арап что здесь делает?
   — В этой дикой страна я чувствовать себя некомфортно. Вас нужно цивилизовать и нести к вас демократический ценность… — Меж тем продолжал выходец их знойной Африки свои речи.
   — А вы сейчас изволите нести полную чушь, — ответил я невесть что возомнившему о себе существу на вполне грамотном английском. — И как же вы, неуважаемый сэр, намерены приобщать нас к своим «ценностям»? Сами-то давно с пальмы спустились?
   — Это есть неполиткорректность!!! — буквально взвился тот со своего места. Похоже, я угадал, иначе с чего бы такая бурная реакция? — Я подать на вас в суд, и отсудить big штраф! Вас посадить in тюрьма! Я есть коренной афроамериканец, и я жаловаться на вас и ваш варварски страна в Гаагский суд! — предпочел тот продолжить на своем плохо выученном русском. — И я сейчас звонить в ваш мэрия, чтобы вас арестовать!
   — Хозяин, да заткни ты пасть этой обезьяне, — встопорщил перья Чума. — Или мне доверишь?
   — Ну зачем же затыкать? — я нехорошо улыбнулся, глядя на продолжавшего свои пустые разглагольствования арапа. — Кажется, гласность, — одна из пропагандируемых ими демократических ценностей? Так что пускай разглагольствует, а то еще будут говорить, что мы тут иностранным гостям рты затыкаем. Правда, с другой стороны, мы ведь не обязаны слушать все эти глупости? Право слово, хуже ослиного рева! — с этими словами я шагнул к продолжавшему заливаться негру и на секунду прикрыв его рот ладонью произнес одно простенькое, но весьма эффектное заклинание.
   Когда я отошел, он вновь раскрыл свое ротовое отверстие, намереваясь обдать нас очередным фонтаном презрения, однако, вместо заготовленной тирады оттуда вырвался громкий и проникновенный ослиный рев. Озадаченно моргнув, 'афроамериканец' попытался снова. Однако! Я и не подозревал, что человеческое горло способно на такие рулады! Думаю что серые длинноухие упрямцы были бы рады пообщаться со столь красноречивым собратом!
   — Теперь, по человечески он сможет говорить, только когда намерен сказать что-либо действительно мудрое. Во всех остальных случаях будет раздаваться ослиный рев, — пояснил я сущность наложенного заклинания. — Мне если честно, просто интересно, сможет ли он сказать теперь хоть одно слово как человек. — Судя по непрекращающемуся реву, ожидать подобного события в ближайшее время было бы крайне опрометчиво.