Страница:
Интеграционное взаимодействие России и Белоруссии носит в значительной мере отпечаток специфической ситуации переходного периода, который переживают страны-союзницы с начала 1990-х годов. Нестабильное состояние их экономик, отмечавшееся в течение большей части этого периода, не обеспечивало их национальную экономическую безопасность и во многом создавало реальные угрозы двустороннему интеграционному объединению на этапе строительства Союзного государства.
Унаследованная от прошлого структурная деформированность экономики, усугубившаяся последствиями недостаточно эффективной приватизации жизнеобеспечивающих отраслей производства в России, рассматривается мной как одна из серьезнейших угроз экономической безопасности союзных стран и их межгосударственной интеграции. Речь идет о неблагоприятном перекосе народнохозяйственных структур наших стран.
От бывшего СССР России и Белоруссии досталось доминирование предприятий ТЭК, ВПК и базовых отраслей промышленности при отсталом состоянии сфер производства товаров и услуг, направленных на непосредственное удовлетворение потребностей и нужд человека. Белоруссия унаследовала структуру промышленного производства единого народнохозяйственного комплекса бывшей державы. Односторонне развитый производственный комплекс превышал в несколько раз собственно белорусские потребности. Поэтому порядка 80 % промышленной продукции экспортировалось из Белоруссии в другие союзные республики, а сюда ввозился, главным образом из России, примерно такой же процент энергоресурсов, сырья и полуфабрикатов. Другими словами, достоинства общесоюзного разделения труда и специализации в рамках бывшего СССР превратились в серьезную угрозу для суверенной экономики Белоруссии.
После развала Советского Союза и распада системы единого экономического пространства в промышленности Белоруссии началось обвальное сокращение объемов производства. Наибольший спад произошел в нефтеперерабатывающей промышленности, полностью зависящей от импорта нефти, а также в электроэнергетике.
Как оказалось впоследствии, именно исключительно высокая зависимость Белоруссии от поставок топливно-энергетических ресурсов из России стала основной причиной обострения взаимоотношений двух союзных стран на высшем политическом уровне, начиная с 1999 года, то есть после российского финансового дефолта 1998 года, когда Москва стала повышать цены на нефть и газ при поставках даже своему первому стратегическому союзнику и партнеру. Эта мера незамедлительно сказалась на резком увеличении дефицита торгового баланса Белоруссии с Россией с 530 миллионов долларов в 1999 году до 1,3 миллиарда долларов в 2003 году. Эта тенденция сохраняется и поныне. Белоруссия покрывает свой импорт энергоресурсов из России поставками экспортной продукции на 84 %.
Несомненно, сложившаяся ситуация на топливно-энергетическом рынке Белоруссии серьезно дестабилизирует ход строительства Союзного государства, т. к. в данной ситуации Россия вынуждена фактически кредитовать белорусскую экономику. Как уже отмечалось, геополитические выгоды и защита национальных интересов России на западном направлении требуют затрат «больших денег» и адекватного понимания со стороны Москвы проблем союзника. В противном случае перед РФ встанет другая проблема – быть или не быть Союзному государству. По второму варианту Москва простимулирует вынужденный «дрейф» Минска в сторону евроатлантических структур.
Кроме интеграционного проекта под названием «создание Союзного государства», Белоруссия вместе с Россией участвует в развитии Евразийского Экономического Сообщества (ЕврАзЭС) и в формировании Таможенного союза «Большой тройки» (Россия, Белоруссия и Казахстан). Несмотря на то, что Белоруссия уступает по макроэкономическим параметрам другим странам «Большой тройки», тем не менее, ее производственное сотрудничество с Россией развивается быстрее, чем взаимодействие РФ с другими партнерами по СНГ в целом, и с Казахстаном и даже Украиной, в частности. Этот феномен объясняется рядом обстоятельств.
Вследствие относительного отставания Белоруссии по сравнению с Россией в проведении рыночных преобразований руководители ее государственных предприятий всегда стремились любой ценой сохранить традиционную межотраслевую и внутриотраслевую специализацию и кооперацию с российскими партнерами. При этом белорусское государство де-факто гарантировало выполнение обязательств по двустороннему обмену товаров и услуг, что заметно облегчало положение российского бизнеса, завершавшего формирование новых отношений собственности и рыночного механизма у себя в России. В итоге развитие торговых, а затем и инвестиционных связей между двумя странами приобрело устойчивый характер. Россия стала для Белоруссии основным рынком сбыта и главным источником поставок ресурсов при постепенном уменьшении роли других основных партнеров – Казахстана и Украины.
Так, доли Казахстана и Украины в российском экспорте за 1995–2003 годах снизились соответственно с 3,3 % до 2,7 % и с 9,1 % до 5,7 %, а в импорте – с 5,7 % до 4,3 % и с 14,2 % до 7,7 %. В то же самое время доля Белоруссии в экспорте в РФ увеличилась с 3,8 % до 5,6 % и в импорте – с 4,6 % до 8,5 %. Среди торговых партнеров России в СНГ Белоруссия заняла первое место: за 1995–2004 годах товарооборот вырос с 4,9 до 17,6 миллиарда долларов, оттеснив с лидерства Украину (сокращение с 13,8 до 12 миллиардов долларов), и существенно опередив Казахстан (при незначительном увеличении с 5,23 до 5,75 миллиарда долларов).
Правда, в 2006 году Украина вновь заняла лидирующее место среди торговых партнеров России в СНГ за счет скупки российскими олигархическими структурами пяти украинских нефтеперерабатывающих заводов, что повлекло увеличение поставок нефти на Украину.
Как отмечалось выше, между Россией и Белоруссией по-прежнему остается серьезной проблемой общая несбалансированность их взаимной торговли, вытекающая из сложившейся структуры российско-белорусского торгового обмена. На сырую нефть, природный газ, электроэнергию и черные металлы приходится почти половина российского экспорта в Белоруссию, а на машины и транспортные средства, химическую продукцию, продовольствие, текстиль, текстильные изделия и обувь – почти 74 % импорта из нее. Как представляется, массированные закупки в России топливно-энергетических ресурсов и технологически простых полуфабрикатов непропорционально велики для страны с таким промышленным потенциалом, как Белоруссия. Начиная с 2002 года, республика получает 21 % всей российской сырой нефти, поставляемой странам СНГ, 33 % природного газа, 31 % целлюлозы, 35 % необработанных лесоматериалов, 38 % переделочного чугуна и 99 % фосфата кальция, используемого для производства минеральных удобрений.
Что же касается машинотехнической, химической, продовольственной и другой продукции – более высокой степени обработки, то по этим позициям Белоруссия имеет в двустороннем обмене стабильное положительное сальдо.
Сложившаяся тесная взаимозависимость экономик России и Белоруссии определяет императивы дальнейшей реинтеграции как на двусторонней основе, так и в рамках интеграционных объединений, в которых участвуют обе союзные страны.
2. Состояние союза
3. Почему не строится Союзное государство
Унаследованная от прошлого структурная деформированность экономики, усугубившаяся последствиями недостаточно эффективной приватизации жизнеобеспечивающих отраслей производства в России, рассматривается мной как одна из серьезнейших угроз экономической безопасности союзных стран и их межгосударственной интеграции. Речь идет о неблагоприятном перекосе народнохозяйственных структур наших стран.
От бывшего СССР России и Белоруссии досталось доминирование предприятий ТЭК, ВПК и базовых отраслей промышленности при отсталом состоянии сфер производства товаров и услуг, направленных на непосредственное удовлетворение потребностей и нужд человека. Белоруссия унаследовала структуру промышленного производства единого народнохозяйственного комплекса бывшей державы. Односторонне развитый производственный комплекс превышал в несколько раз собственно белорусские потребности. Поэтому порядка 80 % промышленной продукции экспортировалось из Белоруссии в другие союзные республики, а сюда ввозился, главным образом из России, примерно такой же процент энергоресурсов, сырья и полуфабрикатов. Другими словами, достоинства общесоюзного разделения труда и специализации в рамках бывшего СССР превратились в серьезную угрозу для суверенной экономики Белоруссии.
После развала Советского Союза и распада системы единого экономического пространства в промышленности Белоруссии началось обвальное сокращение объемов производства. Наибольший спад произошел в нефтеперерабатывающей промышленности, полностью зависящей от импорта нефти, а также в электроэнергетике.
Как оказалось впоследствии, именно исключительно высокая зависимость Белоруссии от поставок топливно-энергетических ресурсов из России стала основной причиной обострения взаимоотношений двух союзных стран на высшем политическом уровне, начиная с 1999 года, то есть после российского финансового дефолта 1998 года, когда Москва стала повышать цены на нефть и газ при поставках даже своему первому стратегическому союзнику и партнеру. Эта мера незамедлительно сказалась на резком увеличении дефицита торгового баланса Белоруссии с Россией с 530 миллионов долларов в 1999 году до 1,3 миллиарда долларов в 2003 году. Эта тенденция сохраняется и поныне. Белоруссия покрывает свой импорт энергоресурсов из России поставками экспортной продукции на 84 %.
Несомненно, сложившаяся ситуация на топливно-энергетическом рынке Белоруссии серьезно дестабилизирует ход строительства Союзного государства, т. к. в данной ситуации Россия вынуждена фактически кредитовать белорусскую экономику. Как уже отмечалось, геополитические выгоды и защита национальных интересов России на западном направлении требуют затрат «больших денег» и адекватного понимания со стороны Москвы проблем союзника. В противном случае перед РФ встанет другая проблема – быть или не быть Союзному государству. По второму варианту Москва простимулирует вынужденный «дрейф» Минска в сторону евроатлантических структур.
Кроме интеграционного проекта под названием «создание Союзного государства», Белоруссия вместе с Россией участвует в развитии Евразийского Экономического Сообщества (ЕврАзЭС) и в формировании Таможенного союза «Большой тройки» (Россия, Белоруссия и Казахстан). Несмотря на то, что Белоруссия уступает по макроэкономическим параметрам другим странам «Большой тройки», тем не менее, ее производственное сотрудничество с Россией развивается быстрее, чем взаимодействие РФ с другими партнерами по СНГ в целом, и с Казахстаном и даже Украиной, в частности. Этот феномен объясняется рядом обстоятельств.
Вследствие относительного отставания Белоруссии по сравнению с Россией в проведении рыночных преобразований руководители ее государственных предприятий всегда стремились любой ценой сохранить традиционную межотраслевую и внутриотраслевую специализацию и кооперацию с российскими партнерами. При этом белорусское государство де-факто гарантировало выполнение обязательств по двустороннему обмену товаров и услуг, что заметно облегчало положение российского бизнеса, завершавшего формирование новых отношений собственности и рыночного механизма у себя в России. В итоге развитие торговых, а затем и инвестиционных связей между двумя странами приобрело устойчивый характер. Россия стала для Белоруссии основным рынком сбыта и главным источником поставок ресурсов при постепенном уменьшении роли других основных партнеров – Казахстана и Украины.
Так, доли Казахстана и Украины в российском экспорте за 1995–2003 годах снизились соответственно с 3,3 % до 2,7 % и с 9,1 % до 5,7 %, а в импорте – с 5,7 % до 4,3 % и с 14,2 % до 7,7 %. В то же самое время доля Белоруссии в экспорте в РФ увеличилась с 3,8 % до 5,6 % и в импорте – с 4,6 % до 8,5 %. Среди торговых партнеров России в СНГ Белоруссия заняла первое место: за 1995–2004 годах товарооборот вырос с 4,9 до 17,6 миллиарда долларов, оттеснив с лидерства Украину (сокращение с 13,8 до 12 миллиардов долларов), и существенно опередив Казахстан (при незначительном увеличении с 5,23 до 5,75 миллиарда долларов).
Правда, в 2006 году Украина вновь заняла лидирующее место среди торговых партнеров России в СНГ за счет скупки российскими олигархическими структурами пяти украинских нефтеперерабатывающих заводов, что повлекло увеличение поставок нефти на Украину.
Как отмечалось выше, между Россией и Белоруссией по-прежнему остается серьезной проблемой общая несбалансированность их взаимной торговли, вытекающая из сложившейся структуры российско-белорусского торгового обмена. На сырую нефть, природный газ, электроэнергию и черные металлы приходится почти половина российского экспорта в Белоруссию, а на машины и транспортные средства, химическую продукцию, продовольствие, текстиль, текстильные изделия и обувь – почти 74 % импорта из нее. Как представляется, массированные закупки в России топливно-энергетических ресурсов и технологически простых полуфабрикатов непропорционально велики для страны с таким промышленным потенциалом, как Белоруссия. Начиная с 2002 года, республика получает 21 % всей российской сырой нефти, поставляемой странам СНГ, 33 % природного газа, 31 % целлюлозы, 35 % необработанных лесоматериалов, 38 % переделочного чугуна и 99 % фосфата кальция, используемого для производства минеральных удобрений.
Что же касается машинотехнической, химической, продовольственной и другой продукции – более высокой степени обработки, то по этим позициям Белоруссия имеет в двустороннем обмене стабильное положительное сальдо.
Сложившаяся тесная взаимозависимость экономик России и Белоруссии определяет императивы дальнейшей реинтеграции как на двусторонней основе, так и в рамках интеграционных объединений, в которых участвуют обе союзные страны.
2. Состояние союза
Отношения России и Белоруссии следует характеризовать, строго говоря, как развивающиеся не в рамках декларированного Союзного государства, (до которого еще очень далеко, да и то – при самом оптимистичном сценарии), а как обычные партнерские двусторонние отношения, имеющиеся у России с любой другой страной СНГ.
По мнению специалистов по российско-белорусским отношениям – сторонников единения двух родственных народов, двенадцать лет декларируемой двусторонней интеграции следует считать периодом дальнейшего размежевания России и Белоруссии. Среди причин, предопределяющих именно такое развитие событий, следует выделить несколько главных:
Во-первых,сохраняется разобщенность политических сил, ратующих за объединение двух стран в единое государство.
Во-вторых,политические силы внутри России, совершившие развал «империи зла», до сих пор имеют сильные позиции в эшелонах российской власти и всячески саботируют реализацию интеграционных договоренностей двух стран.
В-третьих,существуют серьезные различия в российской и белорусской моделях перехода к рынку. В России с 1992 года внедряется модель радикальной шоковой экономической либерализации. Сторонники единения и белорусское руководство во главе с Александром Лукашенко считают нынешний экономический курс российского правительства вторым изданием гайдаровских реформ. Позиция белорусского руководства: эволюционный путь перехода к рынку с опорой на государственное регулирование экономики, сохранение значительного государственного сектора – необходимого противовеса формирующейся рыночной стихии, социальная направленность экономики.
В-четвертых,в России сложился единый фронт из части предпринимателей, чиновников и интеллигенции, ориентирующихся на компрадорский и зависимый путь развития, готовых в обмен на поддержку со стороны евроатлантических структур и дальше удерживать РФ на периферии в качестве сырьевого и энергетического придатка. И, естественно, не допускать ни в какой форме союза с Белоруссией.
В-пятых,российское общество остается расколотым: менее 1 % населения в результате приватизации стали владеть бывшей общенародной собственностью и, по существу, определяют корпоративную направленность рыночных реформ, а 70–80 % населения оказались в нищете и бедности, испытывают социальную растерянность и дезориентацию, не понимают предлагаемые сверху реформы. Нарастающее имущественное расслоение в российском обществе заставляет большинство россиян думать каждый день о «куске хлеба», а не об интеграции, в том числе с Белоруссией.
В-шестых,действия российской и белорусской оппозиций в отношении строительства Союзного государства созвучны и направлены против всякого союза Москвы и Минска. Лидеры оппозиции считают невозможным и нецелесообразным скрещивать «медведя» с «зубром».
В-седьмых,действия противников Союзного государства активно поддерживают лидеры и национальные элиты в этнических административных образованиях внутри России (татары, башкиры, ингуши и др.), обвиняющие русских и белорусов в панславизме, заявляя при этом: «Мол, что нам делать в славянском Союзном государстве?».
В-восьмых,Запад также не желает усиления славянского фактора в Европе, а евроатлантические структуры всеми способами противодействуют усилению России (в том числе за счет объединения с Белоруссией) на западном направлении.
В-девятых,почти все страны СНГ, и особенно Украина, с подачи Запада и в обмен на финансовую помощь всячески критикуют «союз двух», как якобы ломающий отработанные интеграционные схемы на постсоветском пространстве. Тем самым, блокируется создание его положительного имиджа в странах Содружества.
В-десятых,российско-белорусское интеграционное объединение с самого начала испытывает перманентный системный кризис, основными причинами которого следует считать превалирование политики над экономикой, а в рыночных условиях должно быть все наоборот. По определению академика РАН Никиты Моисеева, «системный кризис проявляется тогда, когда государственный аппарат не имеет целей обеспечить благополучие и развитие государства, а стремится лишь обеспечить собственную стабильность» [14].
В течение интеграционного периода наблюдается явное преобладание личных целей чиновничьей номенклатуры, стремящейся любыми способами остаться во власти. Особенно рельефно кризисные черты проявились в периоды подготовки и заключения Договора о Союзе Беларуси и России (2 апреля 1997 года) и Договора о создании Союзного государства (8 декабря 1999 года), когда под жестким прессингом либеральных реформаторов из основополагающих интеграционных документов целенаправленно выхолащивался нормативно-правовой стержень государственного единения двух народов. Правда, в эти годы Россия фактически выпадала из интеграционных процессов на всем постсоветском пространстве. В результате за двенадцать лет мы имеем фактически военно-политический союз двух стран и одни лишь предпосылки к формированию экономического союза – основы единого Союзного государства.
В-одиннадцатых,после расширения Евросоюза и принятия в его члены Польши, которая играла до последнего времени роль главного отстойника незаконных мигрантов в ЕС, эту роль Запад хотел бы теперь навязать России и Белоруссии. Однако жесткая позиция белорусского руководства в отношении подобных миграционных планов, в отличие от мягкотелой позиции РФ, нарушает задумки западноевропейских «интеграторов».
В-двенадцатых,политические силы, которые могли бы прийти к власти в Белоруссии на волне критики нынешнего белорусского руководства и при обильной финансовой помощи со стороны ЕС и США, – последовательно антироссийские, прозападные силы. Белорусская оппозиция (преимущественно польская по своей родословной) настраивает страну на другой вектор развития, по которому уже идет Украина. Результаты известны. Что касается непосредственно дальнейшей судьбы Республики Беларусь, оппозиционные силы не имеют никакой реальной альтернативной программы действий нынешнему социально-экономическому курсу команды Лукашенко, безосновательно обвиняя последнего в узурпации верховной власти в корыстных целях. Это явственно проявилось во время встреч лидера белорусских оппозиционеров Александра Милинкевича с российскими политиками в Москве накануне последних президентских выборов в Белоруссии в марте 2006 года. Хотя, надо заметить, политическое кредо того же Милинкевича заключается в первую очередь в изменении внешнеполитического вектора республики и проведении белорусской экономической реформы в интересах тех, кто субсидирует его оппозиционную деятельность.
По мнению специалистов по российско-белорусским отношениям – сторонников единения двух родственных народов, двенадцать лет декларируемой двусторонней интеграции следует считать периодом дальнейшего размежевания России и Белоруссии. Среди причин, предопределяющих именно такое развитие событий, следует выделить несколько главных:
Во-первых,сохраняется разобщенность политических сил, ратующих за объединение двух стран в единое государство.
Во-вторых,политические силы внутри России, совершившие развал «империи зла», до сих пор имеют сильные позиции в эшелонах российской власти и всячески саботируют реализацию интеграционных договоренностей двух стран.
В-третьих,существуют серьезные различия в российской и белорусской моделях перехода к рынку. В России с 1992 года внедряется модель радикальной шоковой экономической либерализации. Сторонники единения и белорусское руководство во главе с Александром Лукашенко считают нынешний экономический курс российского правительства вторым изданием гайдаровских реформ. Позиция белорусского руководства: эволюционный путь перехода к рынку с опорой на государственное регулирование экономики, сохранение значительного государственного сектора – необходимого противовеса формирующейся рыночной стихии, социальная направленность экономики.
В-четвертых,в России сложился единый фронт из части предпринимателей, чиновников и интеллигенции, ориентирующихся на компрадорский и зависимый путь развития, готовых в обмен на поддержку со стороны евроатлантических структур и дальше удерживать РФ на периферии в качестве сырьевого и энергетического придатка. И, естественно, не допускать ни в какой форме союза с Белоруссией.
В-пятых,российское общество остается расколотым: менее 1 % населения в результате приватизации стали владеть бывшей общенародной собственностью и, по существу, определяют корпоративную направленность рыночных реформ, а 70–80 % населения оказались в нищете и бедности, испытывают социальную растерянность и дезориентацию, не понимают предлагаемые сверху реформы. Нарастающее имущественное расслоение в российском обществе заставляет большинство россиян думать каждый день о «куске хлеба», а не об интеграции, в том числе с Белоруссией.
В-шестых,действия российской и белорусской оппозиций в отношении строительства Союзного государства созвучны и направлены против всякого союза Москвы и Минска. Лидеры оппозиции считают невозможным и нецелесообразным скрещивать «медведя» с «зубром».
В-седьмых,действия противников Союзного государства активно поддерживают лидеры и национальные элиты в этнических административных образованиях внутри России (татары, башкиры, ингуши и др.), обвиняющие русских и белорусов в панславизме, заявляя при этом: «Мол, что нам делать в славянском Союзном государстве?».
В-восьмых,Запад также не желает усиления славянского фактора в Европе, а евроатлантические структуры всеми способами противодействуют усилению России (в том числе за счет объединения с Белоруссией) на западном направлении.
В-девятых,почти все страны СНГ, и особенно Украина, с подачи Запада и в обмен на финансовую помощь всячески критикуют «союз двух», как якобы ломающий отработанные интеграционные схемы на постсоветском пространстве. Тем самым, блокируется создание его положительного имиджа в странах Содружества.
В-десятых,российско-белорусское интеграционное объединение с самого начала испытывает перманентный системный кризис, основными причинами которого следует считать превалирование политики над экономикой, а в рыночных условиях должно быть все наоборот. По определению академика РАН Никиты Моисеева, «системный кризис проявляется тогда, когда государственный аппарат не имеет целей обеспечить благополучие и развитие государства, а стремится лишь обеспечить собственную стабильность» [14].
В течение интеграционного периода наблюдается явное преобладание личных целей чиновничьей номенклатуры, стремящейся любыми способами остаться во власти. Особенно рельефно кризисные черты проявились в периоды подготовки и заключения Договора о Союзе Беларуси и России (2 апреля 1997 года) и Договора о создании Союзного государства (8 декабря 1999 года), когда под жестким прессингом либеральных реформаторов из основополагающих интеграционных документов целенаправленно выхолащивался нормативно-правовой стержень государственного единения двух народов. Правда, в эти годы Россия фактически выпадала из интеграционных процессов на всем постсоветском пространстве. В результате за двенадцать лет мы имеем фактически военно-политический союз двух стран и одни лишь предпосылки к формированию экономического союза – основы единого Союзного государства.
В-одиннадцатых,после расширения Евросоюза и принятия в его члены Польши, которая играла до последнего времени роль главного отстойника незаконных мигрантов в ЕС, эту роль Запад хотел бы теперь навязать России и Белоруссии. Однако жесткая позиция белорусского руководства в отношении подобных миграционных планов, в отличие от мягкотелой позиции РФ, нарушает задумки западноевропейских «интеграторов».
В-двенадцатых,политические силы, которые могли бы прийти к власти в Белоруссии на волне критики нынешнего белорусского руководства и при обильной финансовой помощи со стороны ЕС и США, – последовательно антироссийские, прозападные силы. Белорусская оппозиция (преимущественно польская по своей родословной) настраивает страну на другой вектор развития, по которому уже идет Украина. Результаты известны. Что касается непосредственно дальнейшей судьбы Республики Беларусь, оппозиционные силы не имеют никакой реальной альтернативной программы действий нынешнему социально-экономическому курсу команды Лукашенко, безосновательно обвиняя последнего в узурпации верховной власти в корыстных целях. Это явственно проявилось во время встреч лидера белорусских оппозиционеров Александра Милинкевича с российскими политиками в Москве накануне последних президентских выборов в Белоруссии в марте 2006 года. Хотя, надо заметить, политическое кредо того же Милинкевича заключается в первую очередь в изменении внешнеполитического вектора республики и проведении белорусской экономической реформы в интересах тех, кто субсидирует его оппозиционную деятельность.
3. Почему не строится Союзное государство
Россия и Белоруссия осуществляют рыночную трансформацию в рамках смешанной экономики, однако, между ними сохраняются существенные различия. В странах-союзницах внедряются разные экономические модели: в РФ делается упор на экономический либерализм, а в Белоруссии – на государственное регулирование экономики. Обе модели опираются на реально существующие современные императивы, которые по-разному понимаются в Москве и Минске.
При переходе от директивной плановой к рыночной экономике трансформация охватывает большое количество областей – от отношений собственности до менталитета населения, однако, центральное место в большинстве моделей перехода занимают изменения отношений собственности (прежде всего через приватизацию), создание рыночной среды, где центральное место занимает либерализация ценообразования и реформирование внешнеэкономической сферы, в ходе которой разрушается государственная монополия внешней торговли и осуществляется переход на рыночный инструментарий регулирования внешнеэкономических отношений. Реформирование может проводиться радикальным образом («шоковая терапия») или постепенным, эволюционным способом с разной широтой и глубиной охвата реформируемых областей.
В экономической литературе за радикальным подходом закрепился термин «либеральный» (или «либерально-монетаристский»), что с научной точки зрения является не совсем точным, поскольку и либерализм, и монетаризм возникли уже давно и не как типы экономической политики перехода к рынку от административно-командной системы, а как типы политики «внутри» рыночной экономики, направленной на минимизацию государственного вмешательства в экономику (либерализм) и перенос центра тяжести регулирования на денежные рычаги (монетаризм). Однако, на наш взгляд, большого «греха» в таком смешении понятий нет, поскольку концепция уменьшения государственного вмешательства в экономику предполагает более быстрый отказ от государственной формы собственности и от других инструментов, типичных для административно-командной системы, т. е. она в основном совпадает с радикальной моделью трансформации этой системы в отличие от модели, сохраняющей большую роль государства в экономике. Поэтому мы и используем данные термины как аналоги моделей перехода.
Интеграция союзных стран в рамках создания Союзного государства происходит в условиях взаимодействия двух взаимопереплетающихся и не всегда совместимых стратегий и моделей развития. Белоруссия ориентируется на максимальную мобилизацию с помощью государства имеющихся в стране ресурсов, на сохранение крупных предприятий в собственности государства, достаточно серьезный контроль за ценообразованием, банковской системой, валютными потоками во внешнеэкономической области при сохранении крупных расходов на поддержание социальной сферы. В России исходят из неолиберального понимания механизма рыночной экономики, используют принцип «шоковой терапии», упраздняют многие ключевые функции государства в экономической и социальной сферах, которые переориентируются на принципы свободного функционирования в условиях стихии рынка. При этом предполагается, что частный капитал берет на себя ответственность за судьбу общества.
В России структурные реформы, основанные на этих принципах, привели к сильнейшему социально-экономическому расслоению общества, усилению сырьевой специализации промышленности и, соответственно, структуры отечественного экспорта, к чрезмерной импортной зависимости внутреннего рынка, угрожающему росту сначала государственного, а теперь государственно-корпоративного внешнего долга, сопровождающемуся неконтролируемой утечкой российского капитала за рубеж. Рыночная трансформация проводится в течение уже шестнадцати лет при полном игнорировании рекомендаций авторитетных экономистов Российской академии наук. Этот курс получил название «Вашингтонский консенсус». Его изначальные параметры имеют схожие черты с монетаристской теорией, в соответствии с которой функции государства ограничиваются, главным образом, регулированием денежной сферы, то есть сферой обращения.
Искусственно противопоставляя себя рынку, государство в России фактически ушло с начала 1992 года из сферы регулирования основы экономики – реального сектора; были проведены ускоренное разгосударствление и приватизация собственности без учета эффективности приватизируемых предприятий, осуществлена непродуманная либерализация внешней торговли и валютных отношений, жизненный уровень большей части населения страны при этом резко понизился. Аргументируя тем, что в России недостаточно своих внутренних ресурсов, радикальные реформаторы объявили важнейшим источником ее экономического роста привлечение иностранного капитала. И это при том, что, по различным оценкам, только за 1990-е годы из России было вывезено за границу более 400 миллиардов долларов.
Теперь, по прошествии шестнадцати лет российских реформ, всем ясно и на Западе, и в России, что большие заимствования ссудного капитала за рубежом привели к чрезмерной долговой зависимости, способствовали неоправданному росту импорта потребительских товаров, лишили отечественную промышленность стимулов и внутренних рынков сбыта и в конце концов посадили страну на «нефтяную иглу». Общие объемы производства в 1990-х годах снизились почти в 2 раза и произошла частичная деиндустриализация страны. Возрастание подобных угроз экономической безопасности в новой России сравнимо по своим последствиям с открытой военной агрессией.
После 2000 года правительство РФ («Фрадкова-Зубкова») продолжило старый курс проведения экономической реформы и стало, якобы борясь с окаянной инфляцией, вывозить из страны и изымать из национальной экономики свыше 100 миллиардов долларов в год в виде «лишних» нефтегазовых доходов, складируя их за рубежом в виде Стабилизационного фонда (с января 2008 года – в Резервном фонде и Фонде будущих поколений) и в валютных резервах.
Как известно, сторонники экономического либерализма не обращают внимания на интересы работников наемного труда. Поэтому неслучайно Всемирный банк (МБРР) в своих ежегодных отчетах неоднократно отмечал большое число людей в России, живущих «в бедности и исключительной бедности». Сейчас их – больше половины населения [15]. Сохраняющийся и фактически поддерживаемый правительством РФ низкий уровень цены рабочей силы по сравнению с ценами на большинство товаров и услуг (т. е. по сравнению со стоимостью ее воспроизводства) является самым серьезным тормозом роста производительности труда и расширения внутреннего рынка из-за отсутствия надлежащего платежеспособного спроса у большинства населения России. Доля доходов лиц наемного труда в России – менее 20 % ВВП. Для сравнения, доля заработной платы в ВВП стран Евросоюза составляет в среднем 73 %, в США – 73 %, в Японии – 75 % [16]. В Белоруссии – 56 % [17].
Если сравнивать воззрения российских реформаторов, определяющих экономическую политику России, и подходы Минска к реформированию белорусской экономики, то различия видны, как говорится, невооруженным глазом. Речь идет в конечном счете о разном понимании роли государства в реформаторском процессе и в экономике в целом, а также в социальной ориентации реформ. Признание ключевого значения государства – одна из основных характеристик белорусской модели. В России, к примеру, некоторые обозначают ее как командно-административную, вкладывая в это понятие негативный смысл, чтобы опорочить экономический и социально-политический курс нынешнего руководства в Минске. Таким образом, ставится знак равенства между существующим в Белоруссии экономическим механизмом и директивной плановой экономикой советского образца. Это неверное утверждение. Белорусский экономический механизм – это механизм переходной экономики, как и в России. Но модели перехода – разные, с серьезными отличиями.
По нашему мнению, белорусская экономическая модель вобрала во многом в себя черты развития неоиндустриальных развивающихся стран региона Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии – от Индии до Южной Кореи. Как известно, в 1970-х-1980-х годах эти страны активно включились в мировой трансформационный процесс благодаря высоким темпам экономического роста и индустриализации, осуществлению коренных структурных сдвигов и прорывов на мировые рынки. Указанная группа развивающихся стран имеет три отличительные черты.
Во-первых, у них наблюдается относительно высокий уровень валового внутреннего продукта на душу населения по сравнению с другими развивающимися странами.
Во-вторых, для данной группы стран характерна в основном промышленная, не сырьевая структура экспорта.
В-третьих, в ходе форсированного и индустриального развития эти страны использовали специфические механизмы государственного экономического регулирования, и прежде всего меры эффективной промышленной политики, направленной на поддержку отраслей, находящихся на основных направлениях научно-технического прогресса и обеспечивающих экспортную ориентацию национальной экономики.
Ускоренная модернизация стран Южно– и Восточно-Азиатского региона стала возможной благодаря органическому соединению современных форм организации хозяйства с социальными институтами этих стран, основанных на национальных традициях и оказавшимися восприимчивыми к общемировым тенденциям социально-экономического прогресса. Разрабатывая и реализуя долгосрочную экономическую стратегию и целенаправленную промышленную политику, государственный аппарат смог обеспечить такие темпы накопления капитала, технологического прогресса, структурных изменений и в конечном счете роста производительности труда, какие невозможно было достичь за относительно короткий исторический срок (двух-трех десятилетий), базируясь только на рыночных механизмах.
Следует отметить, что вторая группа развивающихся стран из указанного региона (Индонезия, Тайланд, Малайзия) использовала более либеральную политику, в которой акцент делался не столько на систему мер прямого государственного вмешательства, сколько на методы макроэкономической, финансовой и кредитно-денежной политики, либерализацию торговли и прямые иностранные инвестиции. В конечном итоге эти страны отстали по времени в темпе трансформации и добились меньших успехов на пути национальной экономической модернизации по сравнению с достижениями первой группы развивающихся стран данного региона.
Как представляется, Белоруссия в значительной мере использовала опыт экономической модели рыночной модернизации передовых стран Восточно-Азиатского региона. С приходом к власти Александра Лукашенко экономические реформы в республике дополняются мерами социальной политики, направленными на рост реальной заработной платы, развитие социальной сферы, где достигнуты успехи в борьбе с инфляцией с помощью развития реального сектора экономики, наполнения внутреннего рынка товарами отечественного производства, постоянного роста платежеспособного спроса населения, стабильного национального согласия, предотвращения вопиющего социального расслоения народа, которое по-прежнему усугубляется в России.
При переходе от директивной плановой к рыночной экономике трансформация охватывает большое количество областей – от отношений собственности до менталитета населения, однако, центральное место в большинстве моделей перехода занимают изменения отношений собственности (прежде всего через приватизацию), создание рыночной среды, где центральное место занимает либерализация ценообразования и реформирование внешнеэкономической сферы, в ходе которой разрушается государственная монополия внешней торговли и осуществляется переход на рыночный инструментарий регулирования внешнеэкономических отношений. Реформирование может проводиться радикальным образом («шоковая терапия») или постепенным, эволюционным способом с разной широтой и глубиной охвата реформируемых областей.
В экономической литературе за радикальным подходом закрепился термин «либеральный» (или «либерально-монетаристский»), что с научной точки зрения является не совсем точным, поскольку и либерализм, и монетаризм возникли уже давно и не как типы экономической политики перехода к рынку от административно-командной системы, а как типы политики «внутри» рыночной экономики, направленной на минимизацию государственного вмешательства в экономику (либерализм) и перенос центра тяжести регулирования на денежные рычаги (монетаризм). Однако, на наш взгляд, большого «греха» в таком смешении понятий нет, поскольку концепция уменьшения государственного вмешательства в экономику предполагает более быстрый отказ от государственной формы собственности и от других инструментов, типичных для административно-командной системы, т. е. она в основном совпадает с радикальной моделью трансформации этой системы в отличие от модели, сохраняющей большую роль государства в экономике. Поэтому мы и используем данные термины как аналоги моделей перехода.
Интеграция союзных стран в рамках создания Союзного государства происходит в условиях взаимодействия двух взаимопереплетающихся и не всегда совместимых стратегий и моделей развития. Белоруссия ориентируется на максимальную мобилизацию с помощью государства имеющихся в стране ресурсов, на сохранение крупных предприятий в собственности государства, достаточно серьезный контроль за ценообразованием, банковской системой, валютными потоками во внешнеэкономической области при сохранении крупных расходов на поддержание социальной сферы. В России исходят из неолиберального понимания механизма рыночной экономики, используют принцип «шоковой терапии», упраздняют многие ключевые функции государства в экономической и социальной сферах, которые переориентируются на принципы свободного функционирования в условиях стихии рынка. При этом предполагается, что частный капитал берет на себя ответственность за судьбу общества.
В России структурные реформы, основанные на этих принципах, привели к сильнейшему социально-экономическому расслоению общества, усилению сырьевой специализации промышленности и, соответственно, структуры отечественного экспорта, к чрезмерной импортной зависимости внутреннего рынка, угрожающему росту сначала государственного, а теперь государственно-корпоративного внешнего долга, сопровождающемуся неконтролируемой утечкой российского капитала за рубеж. Рыночная трансформация проводится в течение уже шестнадцати лет при полном игнорировании рекомендаций авторитетных экономистов Российской академии наук. Этот курс получил название «Вашингтонский консенсус». Его изначальные параметры имеют схожие черты с монетаристской теорией, в соответствии с которой функции государства ограничиваются, главным образом, регулированием денежной сферы, то есть сферой обращения.
Искусственно противопоставляя себя рынку, государство в России фактически ушло с начала 1992 года из сферы регулирования основы экономики – реального сектора; были проведены ускоренное разгосударствление и приватизация собственности без учета эффективности приватизируемых предприятий, осуществлена непродуманная либерализация внешней торговли и валютных отношений, жизненный уровень большей части населения страны при этом резко понизился. Аргументируя тем, что в России недостаточно своих внутренних ресурсов, радикальные реформаторы объявили важнейшим источником ее экономического роста привлечение иностранного капитала. И это при том, что, по различным оценкам, только за 1990-е годы из России было вывезено за границу более 400 миллиардов долларов.
Теперь, по прошествии шестнадцати лет российских реформ, всем ясно и на Западе, и в России, что большие заимствования ссудного капитала за рубежом привели к чрезмерной долговой зависимости, способствовали неоправданному росту импорта потребительских товаров, лишили отечественную промышленность стимулов и внутренних рынков сбыта и в конце концов посадили страну на «нефтяную иглу». Общие объемы производства в 1990-х годах снизились почти в 2 раза и произошла частичная деиндустриализация страны. Возрастание подобных угроз экономической безопасности в новой России сравнимо по своим последствиям с открытой военной агрессией.
После 2000 года правительство РФ («Фрадкова-Зубкова») продолжило старый курс проведения экономической реформы и стало, якобы борясь с окаянной инфляцией, вывозить из страны и изымать из национальной экономики свыше 100 миллиардов долларов в год в виде «лишних» нефтегазовых доходов, складируя их за рубежом в виде Стабилизационного фонда (с января 2008 года – в Резервном фонде и Фонде будущих поколений) и в валютных резервах.
Как известно, сторонники экономического либерализма не обращают внимания на интересы работников наемного труда. Поэтому неслучайно Всемирный банк (МБРР) в своих ежегодных отчетах неоднократно отмечал большое число людей в России, живущих «в бедности и исключительной бедности». Сейчас их – больше половины населения [15]. Сохраняющийся и фактически поддерживаемый правительством РФ низкий уровень цены рабочей силы по сравнению с ценами на большинство товаров и услуг (т. е. по сравнению со стоимостью ее воспроизводства) является самым серьезным тормозом роста производительности труда и расширения внутреннего рынка из-за отсутствия надлежащего платежеспособного спроса у большинства населения России. Доля доходов лиц наемного труда в России – менее 20 % ВВП. Для сравнения, доля заработной платы в ВВП стран Евросоюза составляет в среднем 73 %, в США – 73 %, в Японии – 75 % [16]. В Белоруссии – 56 % [17].
Если сравнивать воззрения российских реформаторов, определяющих экономическую политику России, и подходы Минска к реформированию белорусской экономики, то различия видны, как говорится, невооруженным глазом. Речь идет в конечном счете о разном понимании роли государства в реформаторском процессе и в экономике в целом, а также в социальной ориентации реформ. Признание ключевого значения государства – одна из основных характеристик белорусской модели. В России, к примеру, некоторые обозначают ее как командно-административную, вкладывая в это понятие негативный смысл, чтобы опорочить экономический и социально-политический курс нынешнего руководства в Минске. Таким образом, ставится знак равенства между существующим в Белоруссии экономическим механизмом и директивной плановой экономикой советского образца. Это неверное утверждение. Белорусский экономический механизм – это механизм переходной экономики, как и в России. Но модели перехода – разные, с серьезными отличиями.
По нашему мнению, белорусская экономическая модель вобрала во многом в себя черты развития неоиндустриальных развивающихся стран региона Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии – от Индии до Южной Кореи. Как известно, в 1970-х-1980-х годах эти страны активно включились в мировой трансформационный процесс благодаря высоким темпам экономического роста и индустриализации, осуществлению коренных структурных сдвигов и прорывов на мировые рынки. Указанная группа развивающихся стран имеет три отличительные черты.
Во-первых, у них наблюдается относительно высокий уровень валового внутреннего продукта на душу населения по сравнению с другими развивающимися странами.
Во-вторых, для данной группы стран характерна в основном промышленная, не сырьевая структура экспорта.
В-третьих, в ходе форсированного и индустриального развития эти страны использовали специфические механизмы государственного экономического регулирования, и прежде всего меры эффективной промышленной политики, направленной на поддержку отраслей, находящихся на основных направлениях научно-технического прогресса и обеспечивающих экспортную ориентацию национальной экономики.
Ускоренная модернизация стран Южно– и Восточно-Азиатского региона стала возможной благодаря органическому соединению современных форм организации хозяйства с социальными институтами этих стран, основанных на национальных традициях и оказавшимися восприимчивыми к общемировым тенденциям социально-экономического прогресса. Разрабатывая и реализуя долгосрочную экономическую стратегию и целенаправленную промышленную политику, государственный аппарат смог обеспечить такие темпы накопления капитала, технологического прогресса, структурных изменений и в конечном счете роста производительности труда, какие невозможно было достичь за относительно короткий исторический срок (двух-трех десятилетий), базируясь только на рыночных механизмах.
Следует отметить, что вторая группа развивающихся стран из указанного региона (Индонезия, Тайланд, Малайзия) использовала более либеральную политику, в которой акцент делался не столько на систему мер прямого государственного вмешательства, сколько на методы макроэкономической, финансовой и кредитно-денежной политики, либерализацию торговли и прямые иностранные инвестиции. В конечном итоге эти страны отстали по времени в темпе трансформации и добились меньших успехов на пути национальной экономической модернизации по сравнению с достижениями первой группы развивающихся стран данного региона.
Как представляется, Белоруссия в значительной мере использовала опыт экономической модели рыночной модернизации передовых стран Восточно-Азиатского региона. С приходом к власти Александра Лукашенко экономические реформы в республике дополняются мерами социальной политики, направленными на рост реальной заработной платы, развитие социальной сферы, где достигнуты успехи в борьбе с инфляцией с помощью развития реального сектора экономики, наполнения внутреннего рынка товарами отечественного производства, постоянного роста платежеспособного спроса населения, стабильного национального согласия, предотвращения вопиющего социального расслоения народа, которое по-прежнему усугубляется в России.