Гольбах Поль. Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов

видно, что Иисус, несмотря на свое божественное познание, создал законы,
годные лишь для кучки монахов, а не для многочисленных народов, которые для
своего сохранения должны на каждом шагу отступать от этих великолепных
установлений.
Все учредители монашества предписывали своим ученикам евангельскую
бедность, абсолютное воздержание и, особенно, слепое повиновение главарям.
Каждый основатель ордена создавал себе неограниченную власть над большим
числом людей, для которых он становился деспотом или государем.
Неограниченная власть всегда была предметом стремлений честолюбивых людей.
Приятно царствовать хотя бы над монахами, если нельзя царствовать над
другими. Но эта абсолютная власть была вредна для общества.
Монах всегда считает себя больше обязанным повиноваться своим духовным
властям, чем государям или законам и правительству своей страны. Монах не
знает в мире ничего более священного, чем распоряжения его руководителя, в
руках которого он должен быть, "как палка в руках старика". Это выражение
употребляют "конституции" иезуитов; уставы других орденов говорят все в том
же тоне. В силу этого слепого повиновения пылкие монахи, возбуждаемые своими
наставниками, во все времена были настоящими поджигателями в христианских
странах. Монах подчинен своему настоятелю, последний получает распоряжения
от папы, который получает, таким образом, возможность сеять смуты во всем
христианском мире.
Независимо от этой власти основатели религиозных сект в эпоху
невежества и набожности пользуются и в миру величайшим почтением, милостью,
щедростью и уважением королей и народов. Так, мы видим, что святые монахи
появляются с блеском при дворах королей. Королевы окружают их лаской и
обожанием. Их почитают знать к самые свирепые разбойники. Словом, они играют
величайшую роль в церкви и государстве.
Мы видим, например, что святой Бернард приобретает огромное влияние,
внушает страх самому папе, высокомерно порицает духовенство за его пороки,
распоряжается тоном хозяина в церкви. Этот смиренный монах уходит из своего
монастыря, чтобы бороться с ересями. Он диктует свою волю всей Европе. Он
проповедует крестовый поход. Он вооружает Запад против Востока. Он обещает
именем неба успех, что события не замедлили опровергнуть. Однако он сумел
приписать греховности христиан провал предприятия, которое было начато по
его распоряжению и которому он в своих предсказаниях гарантировал удачу. Но
его монастырь и его орден, говорят, преуспевали благодаря щедрым
пожертвованиям, которые внесли им крестоносцы, прежде чем пуститься в эту
несчастную экспедицию.
Верующие, не сообразив, что ведь эти божественные люди отреклись от
мира, были очарованы, видя, как монахи ради них становятся светскими людьми.
Забыв, что они дали обет нищенства, их осыпали дарами и были им благодарны
за то, что они принимают преходящие земные богатства, обязуясь обеспечить
дарителям нетленные сокровища неба. Одним словом, людям, которых почитали
как раз за бескорыстие и за презрение к радостям жизни, давали возможность
купаться в обилии. Благодаря неразумной щедрости королей монахи стали
богатыми порочными бездельниками. Чтобы предотвратить соблазн, какой могла
вызвать их распущенность, столь не соответствующая их положению, занимались
постоянно их "исправлением", чтобы восстановить их первоначальные
установления. Но эти реформы не могли давать длительный результат. Человек в
силу неизбежной склонности вновь поддавался природным потребностям, от
которых фанатизм тщетно старался его освободить.
Первые шаги монашеских орденов всегда обнаруживают пыл, строгий образ
жизни, поразительное бескорыстие. Народы всегда попадались на эту удочку;
они всегда оказывались одураченными жертвами фанатиков и лицемеров,
старавшихся пленить их такими способами. Когда светское духовенство
окончательно развратилось, римский первосвященник стал выдвигать ему
противников в лице монахов. Последних он считал пригодными на то, чтобы
удержать под игом народы, которых возмутительное поведение светских попов в
конце концов разочаровало в религии, поскольку ее служители так плохо
выполняли ее предписания. Мы видим поэтому, что монахи всегда воевали с
прочим духовенством. Белое духовенство всегда видело в монахах неудобных
конкурентов, более ловких в искусстве импонировать толпе. В наиболее
суеверных странах монахи пользуются неизмеримо большим значением, чем прочие
представители духовенства.
В тринадцатом веке, период, известный невежеством народов и
развращенностью духовенства, появляются все новые монашеские ордена,
учреждаемые либо обманщиками, либо фанатиками, задавшимися целью подогреть
веру народов. Среди этих знаменитых героев особенно выделяются Франциск
Ассизский, основатель ордена братьев-миноритов, и Доминик, основатель ордена
братьев-проповедников. Эти два героя создали под покровительством папы два
знаменитых ордена, которые в течение многих веков были прочной опорой
римского первосвященника против государей, народов и самого духовенства.
Святой престол всегда находил в них верных эмиссаров, опору своей
деспотической власти, пламенных защитников его узурпаций. Он особенно их
любил и запищал против врагов. При помощи изощренной и туманной теологии они
углубили невежество христиан и сотни раз потрясали весь мир своими пустыми,
презренными спорами.
Ученикам Франциска мир обязан замечательным догматом непорочного
зачатия девы Марии. Если бы не протесты упрямых теологов, религия была бы
обязана им еще новым евангелием, полным всяких бредней, которые они
осмелились издать под названием "Вечное евангелие". Папа не захотел проявить
строгость к этим нечестивцам, которые, впрочем, были полезны его целям.
Доминик оказал римскому престолу особенно выдающиеся услуги. В голове
этого пылкого фанатика зародилась идея трибунала инквизиции, о которой мы
говорили. Монахи учрежденного этим чудовищем ордена стали судьями людей,
палачами совести, ужасными исполнителями жестокостей святейшего отца,
который, подобно Сатурну, вечно пожирал своих собственных детей. В
результате изобретения этого проклятого трибунала все граждане были отданы
во власть мрачного террора. У целых народов отец боялся сына, жены, близких.
Набожность вменяла в обязанность каждому доносить по делам ереси даже на
кровного, близкого родственника. Узы родства, дружбы, общественности были
совершенно порваны религией, изощрявшейся в способах делать своих
последователей дурными. Она вменила в священный долг становиться доносчиком
и предателем. Она изгнала из обращения доверие и свободу. Таковы важные
услуги, оказанные великим Домиником роду человеческому.
Мы не станем здесь распространяться о тех гнусностях, которые творились
всегда в этом отвратительном трибунале. Его участники имели бесстыдство
назвать его "святой службой", в то время как эти чудовища всегда используют
его для удовлетворения своей жадности, мстительности, стремления к роскоши.
Заметим только, что учреждение это, воистину достойное каннибалов,
оказывается в прямом противоречии с принципами христианства, которое всегда
лицемерно проявляло огромное усердие в делах спасения души. В самом деле,
разве они, предавая упорного еретика огню, не посылали его, по понятиям
богословов, прямо в ад? Оставляя такого человека в живых, гонители разве не
могут надеяться, что промысл божий может когда-нибудь отвратить его от
заблуждений? Но религиозное бешенство не умеет рассуждать. Свою жестокость к
врагам оно доводит до того, что хочет осудить их и на том свете, после того
как их подвергли жесточайшей казни на этом свете. Правильнее сказать, что
инквизиторы были всегда обманщиками, закрывавшими глаза на все, когда дело
шло об интересах духовенства. А между тем, чтобы обелить церковь,
заявляющую, что она гнушается крови, от подозрения в жестокости, гнусные
инквизиторы притворно умоляют светские власти о снисхождении к несчастным,
которых они осудили и выдали властям. Они вполне уверены, что судьи не
снизойдут к их просьбе. Ведь им грозит отлучение, если они посмеют
помиловать тех, кого инквизиция признала виновными.
Таким образом, христиане стали подражать самым варварским народам в
своих религиозных жестокостях. В то время как эти слепые твердят нам, что
почитают благого бога, они не перестают совершать ужаснейшие жестокости,
чтобы ему угодить. Они приносят ему человеческие жертвы. И у них хватает
безумия называть "делами веры" эти возмутительные дела свирепости попов.
Могущественные цари имеют низость предоставлять свой аппарат к услугам этих
извергов. Они допускают, чтобы монахи распоряжались жизнью и имуществом их
подданных. Они терпят, награждают, одаряют кровавый трибунал, созданный для
того, чтобы изгнать из их государств науку, просвещение, индустрию,
деятельность и, особенно, разум, без которого нельзя обладать
нравственностью. Наконец, эти слепые короли не видят, что деспотизм церкви -
истинная причина тупой вялости, в которой пребывают их подданные.
Франциск и Доминик, видя, что христиане в их время были шокированы
богатством и распущенностью монахов, запретили своим ученикам владеть какой
бы то ни было собственностью и потребовали, чтобы они жили только за счет
милостыни верующих. Таким образом, эти нищие были еще более тяжелым бременем
для народов, чем те монахи, которые были больше всех наделены богатством.
Народы должны были ежедневно, без перерыва доставлять средства к жизни
бесчисленному множеству бездельников и наглых нищих, которые умели выжимать
богатую милостыню у несчастных, напуганных зрелищем их безграничной злобы.
Как отказать в милостыне "брату-проповеднику", если его неудовольствие может
привести человека в казематы святой инквизиции? Не проявить щедрости по
отношению к такого сорта нищим должно было служить признаком ереси. Таким
образом, эти благочестивые "нищенствующие" требовали милостыни, приставив
нож к горлу. Вскоре они поэтому разбогатели. Их "случайные доходы" стали
гораздо значительнее, чем твердые поступления у других монашеских орденов.
Они вознеслись над ними, стали независимы от епископов, отняли паству у
кюре, завладели доверием королей, которые, будучи преисполнены веры и
почтения к этим пиявкам общества, оказывали им неограниченное доверие. Так,
Людовик Благочестивый "делил свое сердце между братьями-проповедниками и
братьями-миноритами", которых просвещенный король должен был бы изгнать из
государства. Но набожные государи и народы никогда не вскрывают обмана и не
знают ни настоящей добродетели, ни своих собственных интересов.
Чтобы продемонстрировать свое бескорыстие, братья-минориты разыграли
перед народами очень смешную сцену, которая кончилась трагически для
мошенников, придумавших ее. Многие из этих монахов утверждали, что им не
только не разрешается владеть какой-либо собственностью, но что и пища их им
не принадлежит. Они заявляли, что все это принадлежит папе. Последний, чтобы
показать, что он не уступает монахам в бескорыстии, осудил, как еретиков,
тех, кто осмеливался поддерживать подобные положения. В результате большое
число этих монахов было наказано и сожжено за то, что они были сторонниками
взглядов, отвергнутых святым престолом. История сообщает нам, что этот
важный спор дал несколько сот мучеников.
Нет такой глупости, которая не имела бы своих защитников и сторонников
в христианском богословии. Эразм, прекрасно знавший богословов, большинство
которых были монахи, говорит совершенно правильно, что "поведение богословов
заставляет сомневаться в истинности богословия; этот раздел науки обладает
как бы свойством отнимать искренность и здравый смысл у тех, кто им
занимается".
История монашества-это история фанатизма и глупости, поддерживаемых
лицемерием и обманом. Если несколько искренних и ревностных святош основали
монашеские ордена, то этих благочестивых дураков скоро сменили ловкие
мошенники, которые пожинали плоды благочестия их основателей и глупости
народов.
Мы никогда не кончили бы, если б стали перечислять все фокусы, плутни,
чудеса, видения, откровения, которых полны легенды об этих знаменитых
святых. Они написаны в эпоху мрака, написаны монахами, которые в те
блаженные для церкви времена были единственными обладателями искусства
письма, и они могли быть уверены, что самое богатое воображение не сумеет
изобрести достаточно нелепые сказки, чтобы смутить веру народов. При чтении
этих благочестивых романов не знаешь, чему больше удивляться - наглости тех,
кто их выдумал, или легковерию христиан, которые их принимали на веру. В те
же времена монахи-обманщики, чтобы подогреть щедрость верующих и вытянуть у
них побольше приношений, стали предъявлять народу для почитания бесконечное
множество подложных реликвий, которые они выдавали за останки мучеников или
других никогда не существовавших святых. Чтобы удостоверить подлинность
реликвий, им приписывали бесчисленные чудеса, которые неизменно привлекали
толпы верующих в те места, где, по их убеждению, покоились останки этих
величайших угодников божьих. Папа, бывший всегда в доле с теми, кто
стремился свято дурачить род человеческий, содействовал целям монахов,
поставлял им в обилии реликвии и раздавал индульгенции тем, кто по своей
набожности посетит их и воздаст им почитание.
Конечно, все эти плутни не были раскрыты в века тьмы, когда народы и
знать, погруженные в грубейшее невежество и глупейшую набожность, не
считались даже с тем, что они собственными глазами видели распущенность и
гнусное поведение монахов, которое они наблюдали повседневно и повсюду. В
действительности, как мы заметили, монахи, предаваясь праздности, утопая в
богатстве, не замедлили использовать те блага, которые доставляла им
простоватость верующих, чтобы дать волю своим страстям. Они предавались
пьянству, обжорству, распутству, они даже не считали нужным соблюдать
внешнее приличие и, по-видимому, не боялись шокировать народы, вера которых,
казалось, должна была рушиться при виде того, как неизмеримо далеко эти
святые отошли от духа своих учреждений.
Однако в конце концов во многих странах завеса была сорвана. Алчные
короли набросились на имущество монахов при одобрении народов, которым
распущенность и подлости монахов открыли наконец глаза. История Англии дает
нам пример, по которому мы можем судить о благочестии, царившем в
шестнадцатом веке в монастырях.
Мы имеем документ, подписанный настоятелем и монахами аббатства святого
Андрея в Нортгемптоне. В нем они сознаются перед государем Генрихом восьмым
во всех пороках, в которых их обвиняли, признают, что заслужили строжайшего
наказания, просят у него милосердия и отдают ему имущество своего монастыря.
Вот как они пишут:
"Мы и наши предшественники, которых называли монашествующими указанного
монастыря, постриглись по уставу указанной обители с исключительной целью-
проводить жизнь в праздности, а не упражняться в добродетели, жить в
пышности, а не в послушании и смирении. Под прикрытием указанного устава и
монашеского обета мы попусту растрачивали отвратительным и бесчестным
образом, вернее, пожирали доходы с указанных земель, до отвала обжираясь и
напиваясь. Мы делали и другие суетные и святотатственные расходы,
направленные к тому, чтобы погубить набожность наших душ и чистоту тела и
опозорить евангелие Иисуса Христа, которое мы по призванию обязаны блюсти во
всей строгости. Этим мы лишили добрые души утешения, которое они должны
найти в вере в спасителя. Мы отняли у величия божьего должную ему честь,
побуждая христиан всякого рода ухищрениями поклоняться безжизненным иконам и
подложным реликвиям ради нашей предосудительной выгоды. Итак, рассматривая и
воскрешая постоянно в нашем уме свои отвратительные мерзости, свое
длительное лицемерие, скрытое под видимостью святости, и заблуждения, в
которые мы ввели подданных вашего высочества; видя, что бездна вечного огня
готова нас поглотить, если мы покинем эту бренную жизнь, оставаясь в таком
положении; взвесив все эти обстоятельства, движимые невыносимыми укорами
совести и воодушевленные, как мы надеемся, благодатью бога не Желающего,
чтобы кто-нибудь погиб в грехе,- мы припадаем к стопам вашего высочества,
каясь с сокрушенным сердцем. Мы тяжко оскорбили бога и ваше высочество, и мы
с плачем и стенанием просим у вас прощения за указанные оскорбления,
упущения и нерадение, которые мы допустили, согласно тому, как мы это
признали, против вашего высочества и ваших сиятельнейших предшественников.
Мы признаем, что, поскольку ваше высочество после Иисуса Христа - глава
церкви в нашем английском королевстве и, следовательно, единственный
религиозный реформатор, вы имеете полное право закрыть все монастыри всех
монашеских орденов, злоупотребляющих своим уставом. Кроме того, ваше
высочество в качестве нашего суверенного государя и бесспорного основателя
указанного монастыря должно унаследовать ему в связи с его упразднением;
точно так же оно унаследует все движимое и недвижимое имущество,
принадлежащее этому монастырю, и может распоряжаться им, как ему будет
угодно".
Этот документ подписан: "Я, Франциск, настоятель;
я, Иоанн, помощник настоятеля; я. Иог. Пайта, Иог. Гарольд, Том Смит,
Том Гольсон, Роберт Мартин, Яков Гопкинс, Ричард Банберт, Том Барби, Вильям
Уорд, Том Аттербери, Вильям Фаулер".
Этот подлинный документ может нам дать представление о святости
монашеских нравов во всех странах в эпоху реформации. В самом деле, все
историки единодушно говорят нам в том же тоне о распущенности монахов и
духовенства этого и предыдущих веков. Какими бы жадными или деспотическими
ни считать тех государей, которые взялись за упразднение монашества в своей
стране, короли эти не посмели бы покуситься на него и выполнить это
мероприятие, если бы народы не были вконец измучены высокомерием, наглостью
и алчностью монахов, которые в опьянении своими успехами перешли, наконец,
все границы и стали предметом презрения народов, которых они так долго
дурачили.
Это распутство монахов привело к окончательному упразднению монашеских
орденов в тех странах, где победила реформация, но они остались в странах,
сохранивших покорность римскому первосвященнику, прирожденному главе этого
священного воинства. В наиболее набожных странах эти монахи продолжают
безнаказанно проявлять то же своеволие, которым они отличались повсюду в
эпоху невежества. В других государствах, менее суеверных, монахи, став
предметом презрения порядочного общества и просвещенных людей, продолжают
еще взимать с несчастного народа обычную дань, демонстрировать ему время от
времени чудеса, вытягивать у него деньги благочестивыми обманами и, во
всяком случае, растрачивать без всякой пользы огромные доходы с имущества,
доставшегося некогда их монастырю в дар. Надо, однако, надеяться, что
благодаря прогрессу просвещения, все более и более распространяющегося,
короли освободятся от своих предрассудков и поймут когда-нибудь
необходимость избавить народ от бремени этих бесполезных людей, которых он
должен был кормить и оплачивать, не получая от них никакой пользы. Упраздняя
монашество, государь, руководящийся справедливой и благодетельной политикой,
облегчит положение подданных, сам приобретет силу и богатство и получит
вновь большое количество граждан и гражданок, которых несправедливо отнимал
у государства фанатичный закон о безбрачии.
Действительно, монашество, не довольствуясь тем, что отнимает у
общества большое число мужчин, которые тысячами различных способов могли бы
служить обществу, забирает у него и женщин, которые могли бы увеличить число
граждан. Страны, подчиненные папе, во все времена были полны монастырей,
вернее, казематов, предназначенных как места заключения для приятного пола;
а ведь он предназначен природой для того, чтобы умножить число членов
общества, очарованием и украшением которого он служит.
В этих-то монашеских тюрьмах фанатизм производил наиболее заметные
опустошения. Там бедные затворницы с очень ярким воображением и слабой
конституцией, предоставленные ужасному одиночеству, питаясь меланхолией,
взбесившись от печалей, постов, самоистязаний, испытывали бредовые видения,
иллюзии, экстазы, частые откровения. Одним словом, монахини еще в большей
степени, чем самые строгие отшельники, были восприимчивы к самовнушению и
становились поэтому очень часто весьма удобным орудием в руках духовенства,
чтобы вызывать волнения черни.
От времен святого Павла до нашего времени мы находим непрерывный ряд
вдохновенных дев и жен, пророчиц, одержимых, которые принесли огромную
пользу церкви своим умоисступлением. Эти небесные дары особенно проявлялись
в монастырях и обителях для девушек, главным образом у тех из дев, которые
обладали большим темпераментом. Эти небесные супруги Иисуса Христа, давшие
обет воздержания, должны были часто чувствовать правильность высказанного
Гиппократом * положения, что, когда самая чистая кровь, не находя выхода по
обычным путям, поднимается к сердцу, тогда вены вздуваются, мозг затемняется
и человек впадает в безумие. Таким образом приходится объяснить экстазы,
видения и бессвязные предвещания множества святых монахинь, безумие которых
нам преподносят как проявление благодати. Святая Бригитта, святая Екатерина
Сиенская, святая Тереза, святая Магдалина де Пацци, Мария Алакок и множество
других святых сумасбродок, набожность и пророческий дар которых восхваляются
в церковных святцах, были, по-видимому, женщинами, которых воображение,
воспламененное слишком строгим образом жизни, делало часто совершенно
безумными. У женщин, постоянно предающихся набожной мистике, истерия может
дать все те явления, которые поражают у этих святых фанатичек. Божественная
любовь вызывает у особы с живым воображением и пылким темпераментом те же
безрассудства, что и любовь "мирская".
Вообще нет ничего удивительного в том, что монашки весьма подвержены
частым приступам безумия. Святое варварство, с которым церковь и законы
обращаются с этими жертвами воздержания, способно повергнуть их в самую
мрачную меланхолию и даже отчаяние. Еще на пороге детства, в неопытном
возрасте, современные весталки принимают на себя на всю жизнь обеты
деликатного свойства, обычно навязываемые им обольщением, а иногда властным
деспотизмом бесчеловечных родителей, которым религия и правительство
позволяют быть тиранами. Трудно понять мотивы современного варварства по
отношению к этим несчастным девушкам и основания, по которым церковь
изменила в применении к ним те правила, которые в более древние времена были
разумнее и мягче. В самом деле, мы видим, что на соборе в Агде в 506 г., на
котором председательствовал святой Цезарий, епископ арльский, было
постановлено, что "девицы могут принять пострижение не ранее сорокалетнего
возраста, как бы ни были уверены в их добропорядочности" (канон 19). Это
распоряжение было подтверждено папой Львом. Но в последующие времена и даже
еще теперь девушки шестнадцати лет имеют пагубную возможность связаться с
нищетой на всю жизнь. Раз данный ими обет не подлежит отмене, нет никакого
спасения для этих жалких жертв неразумного фанатизма. В третьем веке брак
посвященных богу дев не считался преступлением. Святой Киприан (послание 62)
говорит о них, что "если они не желают или не могут устоять, пусть они лучше
выходят замуж, чем попадают в ад". Но варвары-богословы переменили взгляды
на этот счет. Они осуждены на то, чтобы всю жизнь стонать в глубине
монастырей под начальством мрачных настоятельниц, которые сами не имеют
никаких радостей, кроме печальной привилегии изливать на других дурное
настроение, которое их терзает. Таким образом, только смерть может положить
конец мучениям этих несчастных дев, которые рады, если опьянение фанатизмом
может их поддержать до конца мучительного жизненного пути, поливаемого
постоянными слезами. Так - печалью, слезами, отчаянием-удостаиваются, по
мнению христиан, милости господней. Таковы те преимущества, которые
христианская религия дает прекрасному полу. Она за один миг неосторожности
осуждает их на то, чтобы влачить, вздыхая, жалкое и бесполезное для общества
существование.
Между тем именно этим несчастным девам во многих странах поручают
воспитание детей. Эти бедные затворницы, невежественные, легковерные,
фанатичные и неопытные, берут на себя заботу о воспитании гражданок и
матерей семейства. Хотя они не имеют ни малейшего представления об
общественных обязанностях и о том, что творится на свете, им доверяют первые
годы жизни того пола, которому предназначено составить счастье другого. Что
у детей остается от такого воспитания? Они вырастают боязливыми и
легковерными святошами, не обладающими ни одним из качеств, необходимых для
того, чтобы их ценили и любили люди, с которыми им предназначено жить. При
выходе из монастыря они приносят в жизнь только свою неопытность, к которой