— Ну как я могу знать, что нам следует делать на Пуританин? — осведомился он. — Я никогда в жизни даже не бывал там. Я почти ничего не знаю об этом месте. Большинство планет, я согласен, действительно очень похожи на Землю в том, что касается их культурной и общественной жизни, и поэтому, попав туда, в общем-то, знаешь чего ожидать. Но Пуритания — это одно из немногих исключений. Могу себе вообразить, какая была бы потеха, если б Жюлю с Вонни вздумалось незаметно проникнуть в общество Ньюфореста — это со всеми нашими древними цыганскими традициями! Да их бы разоблачили в одну секунду. А Пуритания, насколько я понимаю, тоже планета своеобразная, и образ жизни ее обитателей мало напоминает то, к чему мы привыкли. Нужно сначала попасть туда, как следует оглядеться, прощупать почву — а уж потом я решу, как лучше действовать.
— Да? И сколько же нам придется ждать, пока ты акклиматизируешься? Пару лет?
— Фи, как не стыдно, моя дорогая. Ты меня недооцениваешь. Мы, цыгане, привыкли моментально оценивать обстановку. У нас даже есть поговорка: «Нет места чудней цыганской души». Дай мне неделю, ну, максимум две, и я стану на Пуританин своим человеком, более местным, чем любой из этих твердолобых пуритан.
— Не возражаешь, если я разработаю свой план?
— Пожалуйста, если тебе так спокойней. Ну, а что касается меня — нас, цыган, ум кормит. Мы живем импровизациями.
— Что ж, надеюсь, ты не привык работать кое-как. Смотри, как бы не подвела твоя импровизация.
Беззаботность Пайаса легко можно было бы принять за обыкновенную лень человека, не желавшего утруждать себя раньше времени. Но дело обстояло совсем не так. Пайас собрал и прихватил с собой все книги-ролики о Пуританин, какие только смог разыскать, и теперь часами изучал их, уставясь на экран. Он прочел и переварил тома сведений. Частенько он вовлекал Иветту в длительные дискуссии о пуританской культуре и затрагивал предметы, понятные только узкому кругу специалистов. И хотя на первый взгляд все это не имело никакого отношения к их заданию, он уверял, что таким образом он «постигает пуританский образ мышления». К тому времени, когда корабль их наконец приземлился, Пайас Бейвол, наверное, мог бы служить гидом на планете Пуритания.
Первое поселение на планете было основано в 2103 году группой религиозных диссидентов — хотя многие называли их просто чокнутыми — с ДеПлейна, которым казалось, что жизнь стала слишком «легкой» для жителей этого мира. Бог создал людей для испытаний и страданий, говорили пуритане, потому что только через мученичество можно достичь спасения. Когда большинство соотечественников-деплейниан отказалось разделить их взгляды, пуритане собрали пожитки и покинули планету, надеясь отыскать что-нибудь еще менее пригодное для обитания и еще более неприступное. После долгих поисков они наконец нашли подходящую планету и назвали ее Пуританией. Она во многом походила на их родную планету, особенно силой гравитации, но климат здесь был гораздо суровей, поскольку Пуритания отстояла от своего солнца намного дальше, чем ДеПлейн от своего. В течение трех четвертей года поверхность ее полностью покрывал снег, и даже на экваторе в середине лета температура редко поднималась выше двадцати пяти градусов по Цельсию. Воистину этот мир словно специально был создан для мук, жалкого существования и страданий. Поселившись здесь, пуритане возвели терпение в ранг высокого искусства.
Каждая религия имеет свои аскетические секты, и когда весть о поселении на Пуританин пронеслась по Галактике, со всех ее концов на планету стали стекаться толпы обращенных. Критически настроенные современники — так же как и многие комментаторы более поздних времен — не раз отмечали, что пуритане оказали огромную услугу человечеству, собрав всех фанатиков в одно место, чтобы они не мешали прочим гражданам жить и работать. Религия пуритан, изначально опирающаяся на христианство, вскоре впитала в себя догматы других, завезенных вновь прибывшими. В результате всех этих смешений образовалась особая, ни на что не похожая религия пуритан — истовая вера в гневного Бога, убежденность в благотворности страдания и в добродетельности жесткой самодисциплины.
Но по мере расцвета галактической цивилизации желающих эмигрировать на Пуританию становилось все меньше. Практически там оставалось только коренное население, не имеющее выбора ни в вопросе вероисповедания, ни в образе жизни. В результате на Пуританин начали находиться недовольные граждане, не желающие исповедовать навязанный от рождения фанатизм. Вырвавшись с родины, они ударялись в противоположную крайность и становились убежденными гедонистами.
Но основная масса вполне довольствовалась возможностью бездельничать, сидя дома, упиваясь собственной праведностью и терпеливо ожидая, что все прочее человечество вот-вот отправится прямиком в ад. Они полагали, что событие это не за горами, и то, что в течение трех с половиной столетий кара ни разу не обрушилась на головы неверных, нисколько их не смущало.
Когда корабль д'Аламберов приземлился на Пуритании, Пайас и Иветта облачились в местные одежды и приготовились сойти с корабля. Они надели рубахи из простого небеленого полотна, сотканного из какого-то местного растения. От них ужасно чесалось все тело. Темно-коричневые штаны Пайаса, хотя и из другой ткани, вызывали не меньший зуд. Иветта облачилась в простую коричневую юбку до пола. На ноги они обули грубые коричневые башмаки из жесткой кожи какого-то местного животного. Пуритане считали, что грубое и простое одеяние угодно их Богу, так как усиливает страдания. Они также не носили плащей, пальто и накидок, несмотря на пронизывающий холод, дабы не прослыть неженками.
Войдя в здание вокзала, Пайас окинул взглядом толпы людей, одетых точно так же, как он и Иветта. Нигде он не заметил ни улыбки, ни весело блестящих глаз, все выглядело удручающе мрачно.
— Унылый внешний вид никогда не выходит здесь из моды, а? — спросил он жену, слегка напуганный увиденным, хотя ничего лучшего и не ожидал.
— Это они еще принаряжены. Ты бы посмотрел на них в затрапезном виде, — ответила Иветта.
Они довольно быстро нашли себе жилье — маленький пансион неподалеку от центральной части Города Божьей Воли, столицы Пуританин. Маленькая и скудно обставленная комнатка с покрытыми потрескавшейся штукатуркой стенами не имела никаких украшений, за исключением вышитого по шаблону изречения в треснувшей рамке, уведомлявшего их о том, что путь на небеса лежит через жертву. Единственная кровать, застеленная хрустящими белыми простынями, казалась настолько узкой, что они не могли представить, как уместиться на ней вдвоем. В изголовье кровати вместо подушек лежали маленькие деревянные чурбанчики. Простой стул из тесанного бантанового дерева стоял возле маленького письменного стола, на котором, вполне естественно, лежал экземпляр Пуританской Библии.
Пайас с размаху плюхнулся на кровать и сразу же пожалел о своей неосмотрительности.
— Ох! — воскликнул он, потирая зад. — Похоже, эта кровать целиком высечена из куска местной скальной породы.
Иветта присела на кровать с осторожностью.
— Чепуха, — сказала она. — Такая постель полезна для твоей спины.
— Как здесь включается отопление? Иветта осмотрелась кругом, но не увидела никаких признаков переключателей.
— Думаю, включать отопление нам не полагается. Любые элементарные удобства могут пагубно сказаться на состоянии наших душ.
Пайас скорчил гримасу, и Иветта рассмеялась.
— Право же, милый, можно подумать, ты никогда не испытывал никаких лишений.
— Мне казалось, я достаточно страдал до приезда сюда.
Даже еда не понравилась. Пансион обеспечивал жильцов питанием дважды в день — утром и вечером. В этот вечер ужин их состоял из миски холодного рагу и хлеба. Единственное, чего оказалось вдоволь, так это воды.
— Неужели этот хлеб действительно предназначался для еды? — пожаловался Пайас, когда они после скудной трапезы улеглись в постель. — Или им полагается бросать в грешников?
— Никто никогда и не обещал, что работа секретного агента предполагает роскошный образ жизни.
— Надо подумать, как можно это исправить, — проворчал Пайас, не впадая в подробности.
Следующие три дня агенты СИБ знакомились с городом, стараясь освоить пуританские привычки. На Пуританин не существовала городская культура; пуритане полагали, что только земля дает им возможность приблизиться к Богу, поэтому у них преобладал деревенский образ жизни, ведя в основном мелкофермерское хозяйство. Даже крупные города, такие, как Город Божьей Воли, насчитывали не более пяти тысяч населения.
Жизнь тащилась в замедленном темпе на Пуритании. Большинство пуритан не пользовались механическими экипажами, считая это грехом. Правда, здесь имелся кое-какой наземный транспорт, воздушные суда и вертолеты, предназначенные в основном для приезжих. Местное население передвигалось или пешком, или на телегах, запряженных местными восьминогими животными. Магазины на улицах не сияли ни сверкающими витринами, ни красочными вывесками — только имя владельца и перечень товаров и услуг.
Иветта первая заметила, что списки предоставляемых услуг выглядели не совсем обычно. Уже к исходу второго дня она поняла: одно заведение из пяти обязательно имело какое-то отношение к религии — либо здесь продавали предметы культа, либо же, что встречалось гораздо чаще, предлагали консультации и руководство в делах религиозных. Как только Иветта выявила эту закономерность, они стали внимательней приглядываться к такого рода деталям, а затем, уединившись в своей комнате, обсудили проблему.
— Похоже, это связано с культурными запросами общества, — заметил Пайас. — Общеизвестно, что пуритане считают себя лучше всех в Галактике. Возможно, в их коллективном сознании присутствует нечто такое, что вынуждает их постоянно подтверждать свое превосходство над другими.
— А в таком случае, — заговорила, в свою очередь, Иветта, подхватывая его мысль, — совершенно необязательно, что они должны ограничиваться пределами своей планеты. В конце концов, каждый местный житель постоянно ведет бой за то, чтобы превзойти своего соседа.
Пайас кивнул.
— Именно. Перед нами планета, где каждый стремится стать святее всех.
— Похоже на то. Но ни один человек в здравом рассудке такой жизни долго не выдержит. Каждый верующий, как бы ни был он предан своим убеждениям, время от времени испытывает сомнения. Нормальные люди не могут не сомневаться. Но это не допустимо на Пуританин. Если кто-то узнает о твоих сомнениях, тебя объявят еретиком.
— А потому, — завершил Пайас, — необходимы консультанты по религиозным вопросам. Я подозреваю, что они играют двойную роль: с одной стороны, отцы-исповедники, с другой — психоаналитики. Они выслушивают сомнения людей, а затем дают им рациональное объяснение, так что клиенты их успокаиваются и снова могут считать себя людьми безупречно набожными. Каждое общество нуждается в подобном институте, который примирял бы человека с самим собой и объяснял, что никто не может достигнуть совершенства, как ни старайся. — Он вздохнул. — А это общество озабочено идеей превзойти самого Господа Бога.
Они внимательно изучали жизнь на Пуританин. Теоретически, планета управлялась наследственной аристократией, в соответствии с Доктриной Стэнли. Но религиозная философия пуритан проповедовала, что титулы и имена, столь важные в этой жизни, не имеют никакого значения в деле спасения души. В результате, официальная аристократия планеты пользовалась властью и влиянием только номинально, на самом же деле, обладали огромным авторитетом, подлинной политической властью и, в сущности, управляли этим миром консультанты по религиозным вопросам — успешно практикующие консультанты, разумеется, те, у которых имелось много последователей, чье учение пользовалось уважением и чьи советы цитировались чаще других. Консультанты официально не являлись проповедниками — на Пуритании не существовало должности священнослужителя, — они состояли советниками аристократов и постоянно находились в центре общественного внимания.
В свой третий вечер на Пуританин Бейволы посетили публичное увещевание, проводимое Трезой Клунард, одной из самых могущественных консультантов на Пуританин — и, в соответствии с информацией, представленной в отчете Мараск Кантаны, создательницей Армии Справедливых, деятельность которой они должны расследовать. Они решили, что пришло время взглянуть на лицо своего врага, а Треза Клунард как раз вернулась в Город Божьей Воли после продолжительной и успешной поездки с проповедями по мелким фермерским общинам.
Когда они пришли, городской молельный дом был уже забит до отказа, хотя до начала действа оставалось еще полчаса. Пайас и Иветта, усиленно работая локтями, в конце концов протолкнулись внутрь и встали возле одной из стен. Возбужденная аудитория взволнованно гудела — впервые на Пуритании они столкнулись с явным проявлением эмоций. Наконец свет в зале начал меркнуть, и толпа притихла.
Первой появилась на сцене Э лепет Фиц-Хью, главный помощник и заместитель по административной части консультанта Трезы Клунард. Фиц-Хью открыла вечер пламенным призывом и пустила по рядам чаши для пожертвований. Затем, когда энтузиазм собравшихся достиг высшей точки, она объявила выход Трезы Клунард.
Сцена погрузилась в темноту на несколько секунд, страсти в толпе все накалялись. Наконец прожектора, постепенно освещая сцену, обозначили молчаливо возвышающуюся в центре фигуру. Gospozha Клунард была немолода — где-то от сорока пяти до пятидесяти, решила Иветта. Но она излучала спокойную уверенность в своих силах, которая передавалась аудитории. Ее внешность отличалась несколько своеобразной красотой. Длинные светлые волосы, заплетенные в косу, спускались до самого пояса. Наряд не отличался роскошью — темное длинное платье, одновременно строгое и элегантное.
Клунард оказалась опытной исполнительницей, свое выступление она продумала и рассчитала очень тщательно. Выждав, пока прожектор не загорелся в полную силу, чуть наклонившись к толпе, она заговорила:
— Братья и сестры, я счастлива видеть столько достойных лиц. Когда я думаю о всем том зле, грехе и порче, которыми заражена наша Галактика, я порой впадаю в отчаянье и перестаю верить в будущее человечества; но когда передо мной такое множество добрых и достойных лиц, сердце мое вновь переполняется силой и стремлением к цели, которую Господь в бесконечной мудрости своей вложил в мою душу. И тогда снова я поднимаюсь, и вера моя умножается стократно.
Ибо зло существует, и оно бродит там среди миров, братья и сестры. Существует и болезнь, и она подкрадывается к планетам. Существуют падение, разврат и вечное проклятие, пожирающие мало-помалу человечество, даже сию секунду, в тот момент, когда вы сидите здесь в зале. Враги Господа многи, и уловки их хитры. Цель их — вечное проклятие всякой живой душе, и они побеждают, братья и сестры. Они побеждают.
Аудитория вела себя совершенно спокойно, несмотря на эмоциональность речи Клунард. У агентов СИБ создалось впечатление, что слушатели включились в некое состязание, соревнуясь, кто дольше сохранит безучастность. Клунард сделала эффектную паузу, а затем продолжила:
— Мы затворились здесь, в этом анклаве набожности, и полагаем, что если следуем заповедям Господним, если живем по заветам его, то не страшно нам зло, которое погубит остальных людей. Мы полагаем, что если следуем мы слову Господню, так не коснется нас грядущее всесожжение. Мы полагаем, что благочестие наше гарантирует нам спасение в час погибели человечества.
Братья и сестры, мы просто дурачим себя. Эта самонадеянность есть иллюзия, которую сотворило то самое зло, которого мы будто бы избегли. Когда грянет последняя битва, не останется больше убежищ; так велик и грандиозен будет потоп, что закроет все острова, на которых мы собирались укрыться. Размеры зла столь велики, братья и сестры, что оно поглотит нас без труда, словно мы никогда и не существовали. Вся наша борьба, все наши добрые дела сведутся к нулю. Господь отвернет свой взор от нас и ввергнет нас в геенну огненную вместе со всеми остальными грешниками за то, что не преуспели мы в святой своей миссии и не донесли слово Его и закон Его до остальной Галактики.
Тут одна женщина вскрикнула, и окружающие тут же уставились на нее с молчаливым упреком. Женщина сжалась на своем сиденье, и внимание всех вновь обратилось к сцене.
— Там, на других планетах, человечество отреклось от своего божественного наследия, обернулось спиной к спасению и кинулось вместо этого в безбожный разврат. Машины принимают решения, машины трудятся на фермах, машины управляют фабриками и производят все те блага, которые обеспечивают людям их изнеженный образ жизни. Каждый день тысячи душ продаются машинам — и по мере того, как люди слабеют, машины становятся все сильнее.
Оставаясь здесь, на Пуританин, и игнорируя все прочее человечество, мы тем самым игнорируем наш духовный долг перед Богом. Мы не можем и далее сидеть, погрязну в в безделье, и позволять силам зла пожирать Вселенную. Мы живем во времена действия, и тот, кто ничего не делает, даже если чисты его помыслы и сильна вера, тот такой же грешник, как самые низкие из тех, что предаются удовольствиям плоти.
Мы не можем и далее утверждать, что мы не сторожа братьев наших и сестер. Мы должны идти вперед. Мы должны бичевать Империю греха. Мы должны покинуть наш безопасный, безгрешный мир и вступить в бой с материальным благополучием падшего большинства. Только встретив врага лицом к лицу, можем мы надеяться одержать победу, которую Господь предназначил для нас.
Тут она сделала еще одну многозначительную паузу, тем самым дав и себе и своим слушателям возможность передохнуть. Она знала, что уже добралась до эмоционального пика и спуск вниз будет стремительным.
— Я знаю, что вы говорите себе сейчас. Вы говорите: «Я один, а их много». Вы говорите: «Как может человек, подобный мне, самое смиренное, самое греховное из всех созданий Господних, бороться с чудовищными силами зла?» Вы говорите:
«Зло есть самый хитрый из врагов, с каким доводилось бороться Человеку. Нам не победить его на его территории, мы можем только надеяться, что сумеем побороть его внутри себя самих».
Но я говорю вам: если вы прислушиваетесь к подобным мыслям, значит, вас соблазняет самый могучий из приспешников зла — Отчаянье. Да, числом мы невелики; да, мы бедные грешники, подобно тем душам, что пытаемся спасти; да, враг наш хорошо вооружен, среди оружия его больше средств и физического, и психического воздействия, чем ум человеческий в состоянии вообразить. Но мы не бессильны перед ним. На нашей стороне величайшая из сил, какую только может надеяться получить в союзники человек. У нас есть наши убеждения. У нас есть наша вера. У нас есть Бог. Сила его такова, что превосходит воображение. Мудрость его такова, что недоступна познанию. Если цель наша чиста, а вера наша безгранична, Господь не даст нам проиграть.
В этот момент она передвинулась на несколько шагов влево. Прожектор двигался вслед за ней, пока она не остановилась возле металлического бруса, единственного предмета, находившегося на сцене.
— Есть среди вас немногие, — сказала Клу-нард, — кто не доверяет одним словам. Вам нужны более веские доказательства того, что Господь дает силы тем, кто верит истинно, кто исполнен веры и любви к Нему. Я не люблю прибегать к театральным приемам, но воспользуюсь всеми методами, которые Господь предоставил в мое распоряжение, чтобы новые обращенные присоединились к его славному воинству.
Здесь передо мной брусок армированной рибадием строительной стали. Брусок имеет пятьдесят сантиметров длины, десять сантиметров толщины и весит около двенадцати килограммов. Вам, сомневающимся в могуществе Господа, позвольте продемонстрировать пример того, как сила Господа нашего может снизойти на слуг Его.
Треза Клунард взяла брусок в руки и закрыла глаза. Лицо ее стало прекрасно невинным, на нем появилось выражение сверхъестественной уверенности в своих силах. Аудитория замерла, с благоговением ожидая обещанного чуда. Клунард окружило сияние, сначала голову, а потом распространившееся на ее руки. Всем своим существом она излучала огромную энергию, которая изливалась со сцены на аудиторию и скоро полностью окутала людей, словно покровом.
Никто не мог оторвать взгляд от бруска. Вдруг он засиял так ярко, что, казалось, его свет обжигает руки Клунард. Кисти ее стали потихоньку двигаться в противоположных направлениях, хотя на лице не отразилось никаких признаков усилий. Тяжелый металлический брус поддавался ее нажиму, словно кусок сладкой помадки, подтаявшей на солнце, пока она не согнула его, нисколько не изменившись в лице, придав ему форму латинской буквы «U». Наконец она открыла глаза и, посмотрев на дело рук своих, небрежно бросила брус на сцену. Под действием трехкратного ускорения свободного падения Пуританин брус грохнулся на деревянный пол с глухим ударом, эхом разнесшимся по наполненному толпой залу.
Иветта наблюдала за номером с большим интересом. Сама артистка, она могла оценить хорошее исполнение и ее заинтересовало, как же этот трюк был проделан. Сияние, решила она, вполне мог организовать любой мало-мальски опытный осветитель, но вот брус — это другое дело. Среди родственников Иветты находились силачи и борцы-тяжеловесы, каждому из них вполне по плечу подобный подвиг; но все они весили не менее ста двадцати килограммов, если не более, и их прекрасно развитая мускулатура не оставляла никаких сомнений, что они именно силачи и борцы-тяжеловесы. Треза же Клу-нард вряд ли весила более восьмидесяти килограммов, если не меньше — трудно определить точно из-за свободного покроя платья — и она отнюдь не выглядела мускулистой. Но она спокойно, без видимого напряжения согнула брус. Если за номером этим не крылось никакого мошенничества, то возможности Трезы Клунард производили большое впечатление. Даже, пожалуй, слишком большое; где-то в глубине сознания Иветты начала обретать форму идея, которая ей совсем не понравилась.
Пораженная увиденным, аудитория ахнула, как один человек; Треза Клунард приняла эту дань восхищения спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Она медленно обвела взглядом погруженный в темноту зал, причем создавалось впечатление, что она смотрит прямо в глаза каждому из присутствующих в отдельности. Казалось, она проникала прямо в души людей и видела их насквозь.
— Вот пример того, — сказала она, когда аудитория снова затихла, — какую силу может дать Господь детям своим, верующим в Него истинно и любящим Его. Если легион верующих поднимется на борьбу за святое дело, как можем мы не победить?
Консультант говорила еще примерно полчаса. Она точнее определила «врага» — силы материализма, благополучие, стремление переложить основную работу на машины, желание жить легче. Одним словом, все то, отчего человек получает удовольствие в настоящей жизни и забывает свои обязательства по отношению к жизни грядущей. В довольно общих чертах она говорила о необходимости собирать армию верных, которая начнет бороться с разложением во всей Галактике. Но ни разу она не упомянула само название Армии Справедливых, и даже не намекнула о противостоянии существующему правительству. Для этого она была слишком умна.
К тому времени, когда увещевание закончилось, напряжение в зале настолько возросло, что ощущалось буквально кожей — казалось, зал сейчас взорвется, как натянутая скрипичная струна. Однако, если не считать общего вздоха изумления, который раздался, когда Треза согнула брус, во все время увещевания аудитория хранила абсолютное молчание. Словно в зале находились зомби, а не живые люди, подумала Иветта, и холодок пробежал у нее по спине.
Когда Клунард закончила, прожектор погас, и зал на мгновенье погрузился в темноту. Люди, пробывшие долгое время почти без движений, вздохнули и зашевелились.
Когда снова загорелся свет в зале, на сцену вышла Элспет Фиц-Хью. Она дождалась, пока толпа успокоилась, и вновь призвала делать пожертвования на благое дело. На этот раз даяния оказались гораздо щедрее, рубли так и сыпались в чашу. Закончив сбор пожертвований, Фиц-Хью уже более определенно призвала вступать в ополчение для борьбы за дело Господа нашего, хотя опять же к слишком общим выражениям нельзя было придраться настолько, чтобы обвинить ее в государственной измене.
После прощального благословления собрание официально закончилось. Но далеко не все покинули здание. Большинство рванулось к сцене, желая прикоснуться к чуду, свидетелем которого они сегодня стали. Фиц-Хью осаждали люди, желавшие узнать, как они лично могут способствовать успеху дела Трезы Клунард, и Пайас, посовещавшись с Иветтой, тоже присоединился к толпе.
Наконец дошла очередь и до него, и он обратился прямо к помощнице консультанта Трезы Клунард.
— Сестра Э лепет, — сказал Пайас, — я сделал щедрое пожертвование на общее дело, но мне все-таки кажется, что этого еще недостаточно. Я хочу лично способствовать успеху дела сестры Трезы.
— Это дело Господа нашего, — мягко поправила его Фиц-Хью. — Сестра Треза лишь инструмент в руках Его, направляющий и ведущий нас.
— Да? И сколько же нам придется ждать, пока ты акклиматизируешься? Пару лет?
— Фи, как не стыдно, моя дорогая. Ты меня недооцениваешь. Мы, цыгане, привыкли моментально оценивать обстановку. У нас даже есть поговорка: «Нет места чудней цыганской души». Дай мне неделю, ну, максимум две, и я стану на Пуританин своим человеком, более местным, чем любой из этих твердолобых пуритан.
— Не возражаешь, если я разработаю свой план?
— Пожалуйста, если тебе так спокойней. Ну, а что касается меня — нас, цыган, ум кормит. Мы живем импровизациями.
— Что ж, надеюсь, ты не привык работать кое-как. Смотри, как бы не подвела твоя импровизация.
Беззаботность Пайаса легко можно было бы принять за обыкновенную лень человека, не желавшего утруждать себя раньше времени. Но дело обстояло совсем не так. Пайас собрал и прихватил с собой все книги-ролики о Пуританин, какие только смог разыскать, и теперь часами изучал их, уставясь на экран. Он прочел и переварил тома сведений. Частенько он вовлекал Иветту в длительные дискуссии о пуританской культуре и затрагивал предметы, понятные только узкому кругу специалистов. И хотя на первый взгляд все это не имело никакого отношения к их заданию, он уверял, что таким образом он «постигает пуританский образ мышления». К тому времени, когда корабль их наконец приземлился, Пайас Бейвол, наверное, мог бы служить гидом на планете Пуритания.
Первое поселение на планете было основано в 2103 году группой религиозных диссидентов — хотя многие называли их просто чокнутыми — с ДеПлейна, которым казалось, что жизнь стала слишком «легкой» для жителей этого мира. Бог создал людей для испытаний и страданий, говорили пуритане, потому что только через мученичество можно достичь спасения. Когда большинство соотечественников-деплейниан отказалось разделить их взгляды, пуритане собрали пожитки и покинули планету, надеясь отыскать что-нибудь еще менее пригодное для обитания и еще более неприступное. После долгих поисков они наконец нашли подходящую планету и назвали ее Пуританией. Она во многом походила на их родную планету, особенно силой гравитации, но климат здесь был гораздо суровей, поскольку Пуритания отстояла от своего солнца намного дальше, чем ДеПлейн от своего. В течение трех четвертей года поверхность ее полностью покрывал снег, и даже на экваторе в середине лета температура редко поднималась выше двадцати пяти градусов по Цельсию. Воистину этот мир словно специально был создан для мук, жалкого существования и страданий. Поселившись здесь, пуритане возвели терпение в ранг высокого искусства.
Каждая религия имеет свои аскетические секты, и когда весть о поселении на Пуританин пронеслась по Галактике, со всех ее концов на планету стали стекаться толпы обращенных. Критически настроенные современники — так же как и многие комментаторы более поздних времен — не раз отмечали, что пуритане оказали огромную услугу человечеству, собрав всех фанатиков в одно место, чтобы они не мешали прочим гражданам жить и работать. Религия пуритан, изначально опирающаяся на христианство, вскоре впитала в себя догматы других, завезенных вновь прибывшими. В результате всех этих смешений образовалась особая, ни на что не похожая религия пуритан — истовая вера в гневного Бога, убежденность в благотворности страдания и в добродетельности жесткой самодисциплины.
Но по мере расцвета галактической цивилизации желающих эмигрировать на Пуританию становилось все меньше. Практически там оставалось только коренное население, не имеющее выбора ни в вопросе вероисповедания, ни в образе жизни. В результате на Пуританин начали находиться недовольные граждане, не желающие исповедовать навязанный от рождения фанатизм. Вырвавшись с родины, они ударялись в противоположную крайность и становились убежденными гедонистами.
Но основная масса вполне довольствовалась возможностью бездельничать, сидя дома, упиваясь собственной праведностью и терпеливо ожидая, что все прочее человечество вот-вот отправится прямиком в ад. Они полагали, что событие это не за горами, и то, что в течение трех с половиной столетий кара ни разу не обрушилась на головы неверных, нисколько их не смущало.
Когда корабль д'Аламберов приземлился на Пуритании, Пайас и Иветта облачились в местные одежды и приготовились сойти с корабля. Они надели рубахи из простого небеленого полотна, сотканного из какого-то местного растения. От них ужасно чесалось все тело. Темно-коричневые штаны Пайаса, хотя и из другой ткани, вызывали не меньший зуд. Иветта облачилась в простую коричневую юбку до пола. На ноги они обули грубые коричневые башмаки из жесткой кожи какого-то местного животного. Пуритане считали, что грубое и простое одеяние угодно их Богу, так как усиливает страдания. Они также не носили плащей, пальто и накидок, несмотря на пронизывающий холод, дабы не прослыть неженками.
Войдя в здание вокзала, Пайас окинул взглядом толпы людей, одетых точно так же, как он и Иветта. Нигде он не заметил ни улыбки, ни весело блестящих глаз, все выглядело удручающе мрачно.
— Унылый внешний вид никогда не выходит здесь из моды, а? — спросил он жену, слегка напуганный увиденным, хотя ничего лучшего и не ожидал.
— Это они еще принаряжены. Ты бы посмотрел на них в затрапезном виде, — ответила Иветта.
Они довольно быстро нашли себе жилье — маленький пансион неподалеку от центральной части Города Божьей Воли, столицы Пуританин. Маленькая и скудно обставленная комнатка с покрытыми потрескавшейся штукатуркой стенами не имела никаких украшений, за исключением вышитого по шаблону изречения в треснувшей рамке, уведомлявшего их о том, что путь на небеса лежит через жертву. Единственная кровать, застеленная хрустящими белыми простынями, казалась настолько узкой, что они не могли представить, как уместиться на ней вдвоем. В изголовье кровати вместо подушек лежали маленькие деревянные чурбанчики. Простой стул из тесанного бантанового дерева стоял возле маленького письменного стола, на котором, вполне естественно, лежал экземпляр Пуританской Библии.
Пайас с размаху плюхнулся на кровать и сразу же пожалел о своей неосмотрительности.
— Ох! — воскликнул он, потирая зад. — Похоже, эта кровать целиком высечена из куска местной скальной породы.
Иветта присела на кровать с осторожностью.
— Чепуха, — сказала она. — Такая постель полезна для твоей спины.
— Как здесь включается отопление? Иветта осмотрелась кругом, но не увидела никаких признаков переключателей.
— Думаю, включать отопление нам не полагается. Любые элементарные удобства могут пагубно сказаться на состоянии наших душ.
Пайас скорчил гримасу, и Иветта рассмеялась.
— Право же, милый, можно подумать, ты никогда не испытывал никаких лишений.
— Мне казалось, я достаточно страдал до приезда сюда.
Даже еда не понравилась. Пансион обеспечивал жильцов питанием дважды в день — утром и вечером. В этот вечер ужин их состоял из миски холодного рагу и хлеба. Единственное, чего оказалось вдоволь, так это воды.
— Неужели этот хлеб действительно предназначался для еды? — пожаловался Пайас, когда они после скудной трапезы улеглись в постель. — Или им полагается бросать в грешников?
— Никто никогда и не обещал, что работа секретного агента предполагает роскошный образ жизни.
— Надо подумать, как можно это исправить, — проворчал Пайас, не впадая в подробности.
Следующие три дня агенты СИБ знакомились с городом, стараясь освоить пуританские привычки. На Пуританин не существовала городская культура; пуритане полагали, что только земля дает им возможность приблизиться к Богу, поэтому у них преобладал деревенский образ жизни, ведя в основном мелкофермерское хозяйство. Даже крупные города, такие, как Город Божьей Воли, насчитывали не более пяти тысяч населения.
Жизнь тащилась в замедленном темпе на Пуритании. Большинство пуритан не пользовались механическими экипажами, считая это грехом. Правда, здесь имелся кое-какой наземный транспорт, воздушные суда и вертолеты, предназначенные в основном для приезжих. Местное население передвигалось или пешком, или на телегах, запряженных местными восьминогими животными. Магазины на улицах не сияли ни сверкающими витринами, ни красочными вывесками — только имя владельца и перечень товаров и услуг.
Иветта первая заметила, что списки предоставляемых услуг выглядели не совсем обычно. Уже к исходу второго дня она поняла: одно заведение из пяти обязательно имело какое-то отношение к религии — либо здесь продавали предметы культа, либо же, что встречалось гораздо чаще, предлагали консультации и руководство в делах религиозных. Как только Иветта выявила эту закономерность, они стали внимательней приглядываться к такого рода деталям, а затем, уединившись в своей комнате, обсудили проблему.
— Похоже, это связано с культурными запросами общества, — заметил Пайас. — Общеизвестно, что пуритане считают себя лучше всех в Галактике. Возможно, в их коллективном сознании присутствует нечто такое, что вынуждает их постоянно подтверждать свое превосходство над другими.
— А в таком случае, — заговорила, в свою очередь, Иветта, подхватывая его мысль, — совершенно необязательно, что они должны ограничиваться пределами своей планеты. В конце концов, каждый местный житель постоянно ведет бой за то, чтобы превзойти своего соседа.
Пайас кивнул.
— Именно. Перед нами планета, где каждый стремится стать святее всех.
— Похоже на то. Но ни один человек в здравом рассудке такой жизни долго не выдержит. Каждый верующий, как бы ни был он предан своим убеждениям, время от времени испытывает сомнения. Нормальные люди не могут не сомневаться. Но это не допустимо на Пуританин. Если кто-то узнает о твоих сомнениях, тебя объявят еретиком.
— А потому, — завершил Пайас, — необходимы консультанты по религиозным вопросам. Я подозреваю, что они играют двойную роль: с одной стороны, отцы-исповедники, с другой — психоаналитики. Они выслушивают сомнения людей, а затем дают им рациональное объяснение, так что клиенты их успокаиваются и снова могут считать себя людьми безупречно набожными. Каждое общество нуждается в подобном институте, который примирял бы человека с самим собой и объяснял, что никто не может достигнуть совершенства, как ни старайся. — Он вздохнул. — А это общество озабочено идеей превзойти самого Господа Бога.
Они внимательно изучали жизнь на Пуританин. Теоретически, планета управлялась наследственной аристократией, в соответствии с Доктриной Стэнли. Но религиозная философия пуритан проповедовала, что титулы и имена, столь важные в этой жизни, не имеют никакого значения в деле спасения души. В результате, официальная аристократия планеты пользовалась властью и влиянием только номинально, на самом же деле, обладали огромным авторитетом, подлинной политической властью и, в сущности, управляли этим миром консультанты по религиозным вопросам — успешно практикующие консультанты, разумеется, те, у которых имелось много последователей, чье учение пользовалось уважением и чьи советы цитировались чаще других. Консультанты официально не являлись проповедниками — на Пуритании не существовало должности священнослужителя, — они состояли советниками аристократов и постоянно находились в центре общественного внимания.
В свой третий вечер на Пуританин Бейволы посетили публичное увещевание, проводимое Трезой Клунард, одной из самых могущественных консультантов на Пуританин — и, в соответствии с информацией, представленной в отчете Мараск Кантаны, создательницей Армии Справедливых, деятельность которой они должны расследовать. Они решили, что пришло время взглянуть на лицо своего врага, а Треза Клунард как раз вернулась в Город Божьей Воли после продолжительной и успешной поездки с проповедями по мелким фермерским общинам.
Когда они пришли, городской молельный дом был уже забит до отказа, хотя до начала действа оставалось еще полчаса. Пайас и Иветта, усиленно работая локтями, в конце концов протолкнулись внутрь и встали возле одной из стен. Возбужденная аудитория взволнованно гудела — впервые на Пуритании они столкнулись с явным проявлением эмоций. Наконец свет в зале начал меркнуть, и толпа притихла.
Первой появилась на сцене Э лепет Фиц-Хью, главный помощник и заместитель по административной части консультанта Трезы Клунард. Фиц-Хью открыла вечер пламенным призывом и пустила по рядам чаши для пожертвований. Затем, когда энтузиазм собравшихся достиг высшей точки, она объявила выход Трезы Клунард.
Сцена погрузилась в темноту на несколько секунд, страсти в толпе все накалялись. Наконец прожектора, постепенно освещая сцену, обозначили молчаливо возвышающуюся в центре фигуру. Gospozha Клунард была немолода — где-то от сорока пяти до пятидесяти, решила Иветта. Но она излучала спокойную уверенность в своих силах, которая передавалась аудитории. Ее внешность отличалась несколько своеобразной красотой. Длинные светлые волосы, заплетенные в косу, спускались до самого пояса. Наряд не отличался роскошью — темное длинное платье, одновременно строгое и элегантное.
Клунард оказалась опытной исполнительницей, свое выступление она продумала и рассчитала очень тщательно. Выждав, пока прожектор не загорелся в полную силу, чуть наклонившись к толпе, она заговорила:
— Братья и сестры, я счастлива видеть столько достойных лиц. Когда я думаю о всем том зле, грехе и порче, которыми заражена наша Галактика, я порой впадаю в отчаянье и перестаю верить в будущее человечества; но когда передо мной такое множество добрых и достойных лиц, сердце мое вновь переполняется силой и стремлением к цели, которую Господь в бесконечной мудрости своей вложил в мою душу. И тогда снова я поднимаюсь, и вера моя умножается стократно.
Ибо зло существует, и оно бродит там среди миров, братья и сестры. Существует и болезнь, и она подкрадывается к планетам. Существуют падение, разврат и вечное проклятие, пожирающие мало-помалу человечество, даже сию секунду, в тот момент, когда вы сидите здесь в зале. Враги Господа многи, и уловки их хитры. Цель их — вечное проклятие всякой живой душе, и они побеждают, братья и сестры. Они побеждают.
Аудитория вела себя совершенно спокойно, несмотря на эмоциональность речи Клунард. У агентов СИБ создалось впечатление, что слушатели включились в некое состязание, соревнуясь, кто дольше сохранит безучастность. Клунард сделала эффектную паузу, а затем продолжила:
— Мы затворились здесь, в этом анклаве набожности, и полагаем, что если следуем заповедям Господним, если живем по заветам его, то не страшно нам зло, которое погубит остальных людей. Мы полагаем, что если следуем мы слову Господню, так не коснется нас грядущее всесожжение. Мы полагаем, что благочестие наше гарантирует нам спасение в час погибели человечества.
Братья и сестры, мы просто дурачим себя. Эта самонадеянность есть иллюзия, которую сотворило то самое зло, которого мы будто бы избегли. Когда грянет последняя битва, не останется больше убежищ; так велик и грандиозен будет потоп, что закроет все острова, на которых мы собирались укрыться. Размеры зла столь велики, братья и сестры, что оно поглотит нас без труда, словно мы никогда и не существовали. Вся наша борьба, все наши добрые дела сведутся к нулю. Господь отвернет свой взор от нас и ввергнет нас в геенну огненную вместе со всеми остальными грешниками за то, что не преуспели мы в святой своей миссии и не донесли слово Его и закон Его до остальной Галактики.
Тут одна женщина вскрикнула, и окружающие тут же уставились на нее с молчаливым упреком. Женщина сжалась на своем сиденье, и внимание всех вновь обратилось к сцене.
— Там, на других планетах, человечество отреклось от своего божественного наследия, обернулось спиной к спасению и кинулось вместо этого в безбожный разврат. Машины принимают решения, машины трудятся на фермах, машины управляют фабриками и производят все те блага, которые обеспечивают людям их изнеженный образ жизни. Каждый день тысячи душ продаются машинам — и по мере того, как люди слабеют, машины становятся все сильнее.
Оставаясь здесь, на Пуританин, и игнорируя все прочее человечество, мы тем самым игнорируем наш духовный долг перед Богом. Мы не можем и далее сидеть, погрязну в в безделье, и позволять силам зла пожирать Вселенную. Мы живем во времена действия, и тот, кто ничего не делает, даже если чисты его помыслы и сильна вера, тот такой же грешник, как самые низкие из тех, что предаются удовольствиям плоти.
Мы не можем и далее утверждать, что мы не сторожа братьев наших и сестер. Мы должны идти вперед. Мы должны бичевать Империю греха. Мы должны покинуть наш безопасный, безгрешный мир и вступить в бой с материальным благополучием падшего большинства. Только встретив врага лицом к лицу, можем мы надеяться одержать победу, которую Господь предназначил для нас.
Тут она сделала еще одну многозначительную паузу, тем самым дав и себе и своим слушателям возможность передохнуть. Она знала, что уже добралась до эмоционального пика и спуск вниз будет стремительным.
— Я знаю, что вы говорите себе сейчас. Вы говорите: «Я один, а их много». Вы говорите: «Как может человек, подобный мне, самое смиренное, самое греховное из всех созданий Господних, бороться с чудовищными силами зла?» Вы говорите:
«Зло есть самый хитрый из врагов, с каким доводилось бороться Человеку. Нам не победить его на его территории, мы можем только надеяться, что сумеем побороть его внутри себя самих».
Но я говорю вам: если вы прислушиваетесь к подобным мыслям, значит, вас соблазняет самый могучий из приспешников зла — Отчаянье. Да, числом мы невелики; да, мы бедные грешники, подобно тем душам, что пытаемся спасти; да, враг наш хорошо вооружен, среди оружия его больше средств и физического, и психического воздействия, чем ум человеческий в состоянии вообразить. Но мы не бессильны перед ним. На нашей стороне величайшая из сил, какую только может надеяться получить в союзники человек. У нас есть наши убеждения. У нас есть наша вера. У нас есть Бог. Сила его такова, что превосходит воображение. Мудрость его такова, что недоступна познанию. Если цель наша чиста, а вера наша безгранична, Господь не даст нам проиграть.
В этот момент она передвинулась на несколько шагов влево. Прожектор двигался вслед за ней, пока она не остановилась возле металлического бруса, единственного предмета, находившегося на сцене.
— Есть среди вас немногие, — сказала Клу-нард, — кто не доверяет одним словам. Вам нужны более веские доказательства того, что Господь дает силы тем, кто верит истинно, кто исполнен веры и любви к Нему. Я не люблю прибегать к театральным приемам, но воспользуюсь всеми методами, которые Господь предоставил в мое распоряжение, чтобы новые обращенные присоединились к его славному воинству.
Здесь передо мной брусок армированной рибадием строительной стали. Брусок имеет пятьдесят сантиметров длины, десять сантиметров толщины и весит около двенадцати килограммов. Вам, сомневающимся в могуществе Господа, позвольте продемонстрировать пример того, как сила Господа нашего может снизойти на слуг Его.
Треза Клунард взяла брусок в руки и закрыла глаза. Лицо ее стало прекрасно невинным, на нем появилось выражение сверхъестественной уверенности в своих силах. Аудитория замерла, с благоговением ожидая обещанного чуда. Клунард окружило сияние, сначала голову, а потом распространившееся на ее руки. Всем своим существом она излучала огромную энергию, которая изливалась со сцены на аудиторию и скоро полностью окутала людей, словно покровом.
Никто не мог оторвать взгляд от бруска. Вдруг он засиял так ярко, что, казалось, его свет обжигает руки Клунард. Кисти ее стали потихоньку двигаться в противоположных направлениях, хотя на лице не отразилось никаких признаков усилий. Тяжелый металлический брус поддавался ее нажиму, словно кусок сладкой помадки, подтаявшей на солнце, пока она не согнула его, нисколько не изменившись в лице, придав ему форму латинской буквы «U». Наконец она открыла глаза и, посмотрев на дело рук своих, небрежно бросила брус на сцену. Под действием трехкратного ускорения свободного падения Пуританин брус грохнулся на деревянный пол с глухим ударом, эхом разнесшимся по наполненному толпой залу.
Иветта наблюдала за номером с большим интересом. Сама артистка, она могла оценить хорошее исполнение и ее заинтересовало, как же этот трюк был проделан. Сияние, решила она, вполне мог организовать любой мало-мальски опытный осветитель, но вот брус — это другое дело. Среди родственников Иветты находились силачи и борцы-тяжеловесы, каждому из них вполне по плечу подобный подвиг; но все они весили не менее ста двадцати килограммов, если не более, и их прекрасно развитая мускулатура не оставляла никаких сомнений, что они именно силачи и борцы-тяжеловесы. Треза же Клу-нард вряд ли весила более восьмидесяти килограммов, если не меньше — трудно определить точно из-за свободного покроя платья — и она отнюдь не выглядела мускулистой. Но она спокойно, без видимого напряжения согнула брус. Если за номером этим не крылось никакого мошенничества, то возможности Трезы Клунард производили большое впечатление. Даже, пожалуй, слишком большое; где-то в глубине сознания Иветты начала обретать форму идея, которая ей совсем не понравилась.
Пораженная увиденным, аудитория ахнула, как один человек; Треза Клунард приняла эту дань восхищения спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Она медленно обвела взглядом погруженный в темноту зал, причем создавалось впечатление, что она смотрит прямо в глаза каждому из присутствующих в отдельности. Казалось, она проникала прямо в души людей и видела их насквозь.
— Вот пример того, — сказала она, когда аудитория снова затихла, — какую силу может дать Господь детям своим, верующим в Него истинно и любящим Его. Если легион верующих поднимется на борьбу за святое дело, как можем мы не победить?
Консультант говорила еще примерно полчаса. Она точнее определила «врага» — силы материализма, благополучие, стремление переложить основную работу на машины, желание жить легче. Одним словом, все то, отчего человек получает удовольствие в настоящей жизни и забывает свои обязательства по отношению к жизни грядущей. В довольно общих чертах она говорила о необходимости собирать армию верных, которая начнет бороться с разложением во всей Галактике. Но ни разу она не упомянула само название Армии Справедливых, и даже не намекнула о противостоянии существующему правительству. Для этого она была слишком умна.
К тому времени, когда увещевание закончилось, напряжение в зале настолько возросло, что ощущалось буквально кожей — казалось, зал сейчас взорвется, как натянутая скрипичная струна. Однако, если не считать общего вздоха изумления, который раздался, когда Треза согнула брус, во все время увещевания аудитория хранила абсолютное молчание. Словно в зале находились зомби, а не живые люди, подумала Иветта, и холодок пробежал у нее по спине.
Когда Клунард закончила, прожектор погас, и зал на мгновенье погрузился в темноту. Люди, пробывшие долгое время почти без движений, вздохнули и зашевелились.
Когда снова загорелся свет в зале, на сцену вышла Элспет Фиц-Хью. Она дождалась, пока толпа успокоилась, и вновь призвала делать пожертвования на благое дело. На этот раз даяния оказались гораздо щедрее, рубли так и сыпались в чашу. Закончив сбор пожертвований, Фиц-Хью уже более определенно призвала вступать в ополчение для борьбы за дело Господа нашего, хотя опять же к слишком общим выражениям нельзя было придраться настолько, чтобы обвинить ее в государственной измене.
После прощального благословления собрание официально закончилось. Но далеко не все покинули здание. Большинство рванулось к сцене, желая прикоснуться к чуду, свидетелем которого они сегодня стали. Фиц-Хью осаждали люди, желавшие узнать, как они лично могут способствовать успеху дела Трезы Клунард, и Пайас, посовещавшись с Иветтой, тоже присоединился к толпе.
Наконец дошла очередь и до него, и он обратился прямо к помощнице консультанта Трезы Клунард.
— Сестра Э лепет, — сказал Пайас, — я сделал щедрое пожертвование на общее дело, но мне все-таки кажется, что этого еще недостаточно. Я хочу лично способствовать успеху дела сестры Трезы.
— Это дело Господа нашего, — мягко поправила его Фиц-Хью. — Сестра Треза лишь инструмент в руках Его, направляющий и ведущий нас.