Страница:
И вновь перо персты устало сжали…[17]
В душе у автора любовных сонетов и стихов о прекрасной Даме, у поэта, отвергнувшего поучения моралистов, ставшего снова куртуазным лириком, наступил перелом. В последнем ответном сонете Чино Данте говорит, что следовало бы оставить лирические излияния: «Я полагал, что мы навек отдали любовной теме дань…» Быть может, в конце своего пребывания в замках гостеприимных маркизов Данте написал покаянные стихи, отрицая морализующую и аллегорическую поэзию первого периода изгнания. Он стал искать путей назад, к тому образу, который сиял в его юношеских снах. Тогда он написал сонет, открывающий новый период в его творчестве:
Легенды древности, трагические истории его дней, которые Данте слышал в течение многих лет, получили воплощение тогда, когда после долгих раздумий над природой итальянского языка и проблемами художественного мастерства он нашел новый, необычно звучащий и вместе с тем глубоко связанный с традицией итало-провансальской поэзии троезвучный стих — терцину, навсегда связанную с его именем. «Божественная Комедия» началась тогда, когда Данте прошептал про себя, потом произнес громко для самого себя и слил с двумя последующими стихами:
Данте понял, что перед этими наступающими образами бессильны его рассуждения в «Пире», что уже не нужны домыслы трактата «О народном красноречии». По всей вероятности, в это время Данте изменил конец «Новой Жизни» и добавил «чудесное видение». Так началось восхождение Данте к земному раю, где он снова увидел прославленную Беатриче, прежнюю и преображенную, воссиявшую на всех планах бытия.
Среди белого мрамора луниджанских гор, близ Каррары, находится пещера, в которой по античному преданию жил этрусский прорицатель, чародей и звездочет, гаруспик Арун.
Все творчество Данте прежних лет было лишь подготовкой к делу его жизни, к поэме, в которой отразились и небо и земля.
Глава пятнадцатая
В душе у автора любовных сонетов и стихов о прекрасной Даме, у поэта, отвергнувшего поучения моралистов, ставшего снова куртуазным лириком, наступил перелом. В последнем ответном сонете Чино Данте говорит, что следовало бы оставить лирические излияния: «Я полагал, что мы навек отдали любовной теме дань…» Быть может, в конце своего пребывания в замках гостеприимных маркизов Данте написал покаянные стихи, отрицая морализующую и аллегорическую поэзию первого периода изгнания. Он стал искать путей назад, к тому образу, который сиял в его юношеских снах. Тогда он написал сонет, открывающий новый период в его творчестве:
Отказавшись и от морально-аллегорического строя стихов и от куртуазной лирики, лучшим образцом которой в этот период времени являются стихи к Мадонне Пьетре, Данте стал искать иного способа выражения, который был бы синтезом всего его поэтического опыта. Видения «Божественной Комедии» не родились в определенный год, или месяц, или день, — они появлялись, исчезали и снова всплывали еще в ранней молодости Данте.
Звучат по свету ваши голоса,
Стихи мои, с тех пор, как я о даме
Стал, заблуждаясь, петь, начав словами:
«Вы, движущие третьи небеса».
Преодолев пустыни и леса,
Идите к ней, скажите со слезами
Известной вам: «Мы ваши, мы лишь с вами,
Иных не узрит госпожи краса».
С ней не останьтесь, там Амора нет.
Идите дальше в скорбном одеянье,
Как ваши сестры — после стольких лет.
Достойной дамы вы найдите след.
Скажите ей в смущенном покаянье:
«Мы служим вам, у сих склоняясь мет».
Легенды древности, трагические истории его дней, которые Данте слышал в течение многих лет, получили воплощение тогда, когда после долгих раздумий над природой итальянского языка и проблемами художественного мастерства он нашел новый, необычно звучащий и вместе с тем глубоко связанный с традицией итало-провансальской поэзии троезвучный стих — терцину, навсегда связанную с его именем. «Божественная Комедия» началась тогда, когда Данте прошептал про себя, потом произнес громко для самого себя и слил с двумя последующими стихами:
Данте увидел трех зверей, преграждающих ему путь, услышал голос Вергилия, обещающий ему заступничество небесных дам. Для того чтобы эти образы возникли, необходима была встреча Данте с Вергилием на высях античной и средневековой поэзии, необходимо было также, чтобы образ Беатриче снова засиял все тот же, и преображенный, в сердце того, кто от нее отрекся. Мы не уверены в том, что Данте начал с мудрствования: волчица значит это, лев — то, пантера — и это и то, а Вергилий символизирует разум и мировую монархию. Сперва были образ, метафора, звучание терцин, поэтическое видение необычайной силы, вызвавшее в душе поэта удивление, восхищение, ужас, а затем уже сам Данте разгадывал те загадки, которые он загадал.
Земную жизнь пройдя до половины…
Данте понял, что перед этими наступающими образами бессильны его рассуждения в «Пире», что уже не нужны домыслы трактата «О народном красноречии». По всей вероятности, в это время Данте изменил конец «Новой Жизни» и добавил «чудесное видение». Так началось восхождение Данте к земному раю, где он снова увидел прославленную Беатриче, прежнюю и преображенную, воссиявшую на всех планах бытия.
Среди белого мрамора луниджанских гор, близ Каррары, находится пещера, в которой по античному преданию жил этрусский прорицатель, чародей и звездочет, гаруспик Арун.
Данте бродил по Аппуанским Альпам, по мраморным уступам Каррары и, как этрусский гаруспик, глядел на бесконечное море. Порою горы превращались в видения адских террас, уступов и пропастей. Он проникал в будущее своих героев и сам слышал предсказания о том, что с ним случится, из уст им же созданных теней.
Он жил в пещере мраморной и взоры
Свободно и в ночные небеса
И на морские устремлял просторы.
Все творчество Данте прежних лет было лишь подготовкой к делу его жизни, к поэме, в которой отразились и небо и земля.
Глава пятнадцатая
Генрих VII в Италии
23 октября 1310 года вновь избранный король священной Римской империи Генрих VII перевалил через Альпы и вышел в Италию у города Суза. Он должен был короноваться в Милане королевской короной Италии, а в Риме — императорской короной. Генриха VII сопровождала его жена — Маргарита Брабантская и много владетельных князей, прелатов и рыцарей из германского государства, особенно из рейнской земли и северо-западной части империи. Генрих и его жена говорили между собой и со своим ближайшим окружением по-французски, так как получили французское воспитание. Конечно, император владел так же свободно и немецким языком. После долгих колебаний и ухищрений папа Климент V дал Генриху благословение на императорскую корону и обещал короновать его в Риме, если не лично, то при посредстве своего легата.
В начале своего появления в «саду империи», как именовали в то время Италию, Генрих не обнажал меча. Он протягивал лилию мира, обещал праведный суд и милосердие и объявил, что не делает различий между гвельфами и гибеллинами. Казалось, вот пришел, наконец, тот идеальный государь, которого создал в своем воображении Данте. Узнав о прибытии Генриха VII, десятки тысяч людей, скитавшихся по стране и лишенных крова, воспылали надеждой. С мольбой простирали они руки к императору, ожидая, что он вернет их в родные города, откуда они были изгнаны. Генрих с радостью пошел навстречу уповавшим на его помощь, но можно с уверенностью сказать, что бывший люксембургский граф не отдавал себе вполне отчета в тех трудностях, которые ожидали его в Италии. Одна возможность возвращения изгнанников по воле императора создавала Генриху VII врагов среди правителей городов-республик, которые вовсе не желали принять в стены своих городов ими изгнанных и вернуть им расхищенное добро. Несостоятельность политики всеобщего примирения и объединения враждующих партий стала ясной уже в Милане, куда в начале следующего года прибыл новый монарх.
В Милане Генрих оставался четыре месяца. В это время капитаном города был Гвидо делла Торре, один из типичнейших тиранов XIV века. Приезд короля его совершенно не устраивал, к тому же он был по убеждениям гвельф. Какое ему было дело до этого короля, полунемца, полуфранцуза, и зачем он пришел вмешиваться в итальянские дела? Делла Торре был слишком умен, чтобы сразу открыто восстать против Генриха, обладавшего хотя и небольшой, но прекрасно вооруженной и испытанной в боях армией. С Генрихом прибыл заклятый враг капитана, гибеллин Маттео Висконти, претендент на миланскую сеньорию. Делла Торре с распростертыми объятиями принял Висконти, но за спиною Генриха начал типичную итальянскую интригу.
Незадолго до дня торжества вдруг оказалось, что железная корона лангобардов, украшенная золотом и драгоценными камнями, исчезла из собора соседнего городка Монци, где она по традиции хранилась. Были срочно заказаны новые короны для Генриха и его супруги искусному сьенскому ювелиру Ландо.
Впоследствии выяснилось, что пропавшая корона находится у ростовщика-еврея, которому ее заложил, нуждаясь в деньгах один из правителей Милана, вероятно Гвидо делла Торре. Жители Монци с тех пор получили насмешливое прозвище «соломенная корона».
На коронацию нового короля Италии прибыли делегации из многих итальянских городов с дарами и поздравлениями, прислала своих представителей даже Венеция, наиболее могущественная и независимая из всех итальянских городов-республик, но блистательно отсутствовали неаполитанцы и черные флорентийцы.
С конца 1308 года до середины 1310-го Данте, по-видимому, находился в Париже. Он вернулся в Италию, узнав о намерении императора направиться в Рим. Мы предполагаем, что в Милан Данте прибыл из Луниджаны вместе с одним из маркизов Маласпина.
Во Франции Данте усовершенствовал свои знания в теологии и философии, необходимые ему для тех произведений, которые он намеревался написать. Можно думать, что, как многие итальянцы его времени, он решился покинуть родину, забыть ее вечные распри и военные столкновения, удалиться во Францию и надолго, быть может навсегда, поселиться там, добывая себе средства к жизни преподаванием. Боккаччо рассказывает, что, находясь в Париже, Данте вызвал удивление своими необычайными способностями. Он участвовал однажды в весьма трудном и сложном диспуте. По тогдашнему обычаю теологических школ опытные и знающие мужи ставили сорок вопросов о различных предметах, они же приготовляли аргументы «за» и «против». «Данте наизусть по порядку ответил на все сорок вопросов и аргументов к ним, высказав свое мнение и победив мнения противников, так что все присутствующие сочли это за чудо». Переводчик «Божественной Комедии» на латинский язык, живший во второй половине XIV века, Серравалле сообщает, что Данте был бакалавром Парижского университета, а также читал и защищал сентенции, необходимые для звания магистра. Если он не смог получить степени магистра, то лишь потому, что не имел денег, чтобы заплатить за диплом, за экзамен и за традиционный пир, которым непременно сопровождалось возведение в степень.
В «Божественной Комедии» Данте вспоминает Соломенную улицу в Латинском квартале, где студенты слушали лекции:
Где жил Данте в Париже? Парижские предания связывают его имя с общежитием и церковью Юлиана Милостивого, одной из самых древних на левом берегу Сены. Он мог также найти приют у кордельеров (францисканцев), с которыми у него были давние связи. В Париж до Данте доходили вести о том, что правитель небольшого Люксембургского графства 27 ноября 1308 года был избран немецкими князьями-выборщиками королем Германии и королем Рима (титул, который давался императору до коронации в Риме) и что в январе 1309 года он короновался в Аахене.
Вместе со своими друзьями, покровителями и единомышленниками Данте присутствовал на торжественной коронации Генриха VII в Миланском соборе и по обычаю того времени преклонил колено перед королем Италии и императором мира. Данте казалось, что приблизилось осуществление его чаяний и надежд.
В дни пребывания Генриха в Милане поэт обратился с письмом к правителям и народам Италии. Данте предвещает появление совершенного государя, который примирит всех враждующих. «Все страждущие от голода и жажды насытятся в свете его лучей; а те, кому люба несправедливость, придут в замешательство перед его сияющим ликом». Этому совершенному кесарю противна мысль о жестокости, и, даже карая, он придерживается справедливых мер. Данте призывает всех итальянцев обратиться к императору и подчиниться ему: «Я призываю вас не только подняться ему навстречу, но и высказать восхищение перед его лицом. О вы, что пьете из его рек и плаваете по его морям; вы, что ступаете по песку побережий и вершинам Альп, принадлежащих ему; вы, что пользуетесь всеобщими благами, каковы бы они ни были, и имеете ваше собственное достояние лишь благодаря его закону; не пытайтесь, словно невежды, обманывать самих себя, теша свое сердце словами: „Над нами нет хозяина!“
В этом письме Данте еще наивно верит, что двуличный папа Климент V окажет действенную помощь новому императору. Перед выборами папа втайне предпочитал Генриха Люксембургского французскому кандидату, Карлу Валуа, так как боялся распространения французской мощи на всю Италию и Адриатическое море. Но при первом изменении конъюнктуры папа готов был предать Генриха в угоду Филиппу Красивому. Только в 1313 году Данте стала ясна коварная политика Климента V.
Несмотря на коронационные празднества и всеобщее преклонение перед новоявленным кесарем, миланские главари втайне сговорились, и по городу стали ходить слухи, что делла Торре действует заодно со своим былым врагом и соперником Висконти. Когда вспыхнуло восстание, дисциплинированные рыцари и конники императора без особого труда справились с толпой. В назначенный для мятежа день Висконти сказался тяжело заболевшим, и за все в ответе оказался делла Торре. Старой лисе Висконти удалось доказать императору, что он ни при чем и что всему виной его противники. Генрих ему поверил и назначил его правителем Милана. В то время еще не родился Макиавелли и еще не был написан его «Государь», и бесхитростный люксембургский рыцарь не мог проникнуть во все тонкости итальянской политики и распутать паутину итальянских заговоров и интриг.
Из Милана и Павии в апреле месяце Генрих VII направился на юг, но далеко не все города открыли ему ворота. Он осадил Кремону, которая сдалась после недолгого сопротивления. Император был сильно раздражен этим препятствием на его пути в Рим. Главари города должны были выйти в одних рубахах, с веревками на шее и просить милости императора. Он посадил в тюрьму главных зачинщиков сопротивления и приказал срыть стены и башни Кремоны. Граждане Кремоны лишились всех прав, которыми обладала самостоятельная коммуна.
Таким образом, лилия мира была отброшена и император появился с мечом в руках. В одном из немногих датированных писем: «В Тоскане близ истоков Арно апреля 1 восемнадцатого дня счастливейшего прихода божественного Генриха в Италию» (то есть 1311 года) Данте заклинал императора оставить ломбардские дела и направиться в Тоскану. Но Ломбардия была усмирена лишь отчасти, не только Кремона, но Лоди, Брешиа, Бергамо, Мантуя, Падуя отказались принять императорских наместников. Если бы Генрих обратил внимание на письмо Данте и воспользовался его советами, весьма возможно, что путь в Рим открылся бы ему гораздо ранее. Несомненно, что если бы Флоренция пала, то испуганные этим поражением города гвельфской лиги северной и центральной Италии открыли бы ворота императорским викариям. Как и первое письмо, это второе послание написано с большой страстностью. У истоков Арно среди своих старых друзей Данте ожидал исхода грозных событий. Как библейский пророк, он не только хвалил, но и в гневе наставлял государя. Император, которому принадлежит весь мир, увяз в ничтожнейшей части мира, и пока он медлит, крепнет тосканская тирания и набирается сил. Только поразив центр сопротивления, можно справиться со всеми мятежниками, Данте поучал Генриха, порицал его медлительность и призывал действовать:
«И весной и зимой ты сидишь в Милане, и ты думаешь так умертвить злую гидру, отрубив ей головы? Но если бы ты призвал на память высокие подвиги славного Алкида, ты понял бы ныне, что обманываешься, подобно этому герою; ведь страшное чудовище, роняя одну за другой свои многочисленные головы, черпало силы в собственном уроне, пока, наконец, благородный герой не поразил его в самые корни жизни. Ибо, чтобы уничтожить дерево, недостаточно обрубить одни только ветви, на месте которых будут появляться новые, более густые и прочные, до тех пор, пока остаются здоровыми и нетронутыми питающие дерево корни. Как ты думаешь, о единственный владыка мира, чего ты добьешься, заставив мятежную Кремону склонить перед тобой голову? Может быть, вслед за этим не вздуется нарыв безрассудства в Брешии или в Павии? И хотя твоя победа сгладила его, новый нарыв появится тотчас в Верчелли, или в Бергамо, или в другом месте, пока не уничтожена коренная причина болезни и пока не вырван корень зла и не зачахли вместе со стволом колючие ветки».
Но император, чтобы устрашить другие коммуны, решил наказать Брешию. Возвышавшаяся на отрогах гор Брешиа была сильно укреплена и располагала большими запасами пищи и оружия, к тому же имела в своих стенах ключевую воду. Со всех сторон от гвельфских городов, особенно от Флоренции, стекалась помощь, и Брешиа твердо решила не сдаваться. В течение нескольких месяцев город мужественно выдерживал осаду. Командовал осажденными подеста, флорентийский рыцарь Пино делла Тоза. Одним из главных руководителей сопротивления был Тебальдео деи Брузатти, пользовавшийся ранее доверием и покровительством Генриха. Одержимый идеей величия своей императорской особы, которой выпала высокая миссия возрождения могущества Римской империи, Генрих был раздражен сопротивлением граждан Брешии, которое он расценил не только как неповиновение авторитету своей власти, но и как оскорбление величества. Крови с обеих сторон было пролито много. Поймав перебежчика Тебальдео, Генрих четвертовал его перед стенами города. В отместку защитники Брешии вешали захваченных пленных на зубцах стен, на виду у осаждавших. В жаркие летние месяцы при плохих гигиенических условиях того времени началась эпидемия чумы (впрочем, «чумой» называли тогда едва ли не все тяжелые заразные болезни). Люди мерли как мухи и в лагере Генриха и в осажденном городе.
Некоторые союзники начали покидать императора; так, уехал на родину со своим отрядом австрийский герцог Леопольд. Среди всех этих неудач и потерь утешительным для Генриха было лишь то, что в лагерь прибыло папское посольство, которое должно было короновать его в Риме. Возглавлял посольство кардинал, епископ Остии Никколо да Прато, старый друг гибеллинов.
После генерального штурма 20 августа защитники Брешии, видя, что дальнейшее сопротивление невозможно, сдались на милость и немилость императора. Под стенами Брешии Генрих VII потерял более половины своей армии, там был убит его брат Вальрам, но императрица Маргарита, как рассказывают авторы хроник, умоляла своего мужа не быть слишком жестоким.
Генрих VII получил воспитание в Париже и по своему духу скорее мог считаться французом, чем немцем. Он был ласков и обходителен с людьми, прямодушен и нелукав, верен данному слову. Но император не отличался особым умом и, преисполненный сознанием собственного достоинства, приходил в ярость от неповиновения, измены или «оскорбления величества». Люксем-буржец был красивый блондин высокого роста, с правильными чертами лица и величественными манерами. Люксембургскую династию связывали с Францией давние связи, не прервавшиеся и после смерти Генриха VII. Его единственный сын Иоанн, избранный еще при жизни отца королем Богемии, пришел на помощь Франции в Столетней войне и совсем слепой участвовал в битве при Кресси (1346 г.), закончившейся разгромом французов. В этой битве он погиб. При внуке Генриха VII, короле Чехии и императоре священной Римской империи Карле IV, основателе Пражского университета и любителе славянской культуры, начался чешский гуманизм.
От стен Брешии Генрих поспешил в Павию, где он созвал парламент Ломбардии, желая выслушать мнение городов о политическом состоянии страны. В октябре Генрих послал своих послов в Геную, которые были приняты с большими почестями. В Венеции дож богато одарил посланцев императора, однако политические их требования венецианцы умело обошли. Генрих на этот раз поступил достаточно мудро, оставив Венецию в покое.
Начав разбираться в итальянских делах, император решил изменить свой путь и свои планы и направиться морским путем в верную ему гибеллинскую Пизу. Генуэзцы, оказавшие некоторую военную помощь Генриху при осаде Брешии, устроили императору 14 ноября торжественный въезд в Геную. Король удовольствовался этими знаками внимания, возможно, потому, что рядом с ним находился мудрый и политически опытный советник кардинал Никколо да Прато.
Император вечно нуждался в деньгах — содержание двора и армии стоило дорого, поэтому и те города, которые принимали его с радостью и те, которые ему приходилось осаждать и силой приводить к покорности, он облагал огромной данью. Немецкие рыцари выколачивали ее нередко самыми варварскими способами, что, естественно, вызывало возмущение итальянских коммун. В то время как приморские города приветствовали Генриха, за его спиною в Ломбардии началось отпадение гвельфских городов и гвельфских феодалов, с которыми императорские викарии не могли справиться, несмотря на старания графа Вернера фон Хомбурга, капитана «лиги ломбардцев, верных империи». Из этого названия мы видим, что Генрих избегал деления на гибеллинов и гвельфов, но с течением времени становилось все более и более ясным, что он мог опереться только на гибеллинов и гибеллинские города. Цель его — примирить враждующие итальянские партии — оказалась неосуществимой. После смерти Генриха VII Италия еще резче разделилась на два непримиримых лагеря — гвельфов и гибеллинов.
Несмотря на благодатный воздух генуэзского приморья, занемогшая под стенами Брешии императрица Маргарита, постоянный спутник трудов и походов своего мужа, умерла 14 декабря 1311 года и была погребена в церкви францисканцев в Генуе. Дипломаты вскоре завели с неутешным вдовцом разговоры о втором браке с арагонской принцессой, но Генрих об этом и слышать не хотел и отправился один по тернистому пути в Рим.
Нам не известно, из Милана или из Генуи отправила императрица Маргарита Данте с письмом к графине Баттифолле, которое до нас не дошло, а также с письмами к другим представителям могущественного рода Гвиди, чтобы склонить их на сторону императора. Данте, которому не раз приходилось быть секретарем тех особ, у которых он жил, направил три письма императрице от имени графини Баттифолле; одно из них датировано восемнадцатым мая 1311 года. Эти письма сохранились. Данте писал на латинском языке. Графиня Баттифолле была дочерью графа Уголино делла Герардеска, заживо замурованного вместе с сыновьями и внуками в Пизанской башне своим врагом архиепископом Руджери. Нужно сказать, что многие графы из семьи Гвиди, в том числе и Баттифолле, колебались между гвельфами и гибеллинами, и небольшая дипломатическая миссия, порученная Данте, была вполне своевременна. В письмах особого содержания найти нельзя; они состоят главным образом из комплиментов, любезностей и изъявлений преданности.
Узнав о том, что Флоренция, Сьена, Перуджа, Болонья и Лукка заключили союз с королем Робертом Неаполитанским против Генриха VII, Данте 31 марта 1311 года обратился к своим соотечественникам с гневным посланием. Данте уже не предвещает мир, но предрекает страшные кары непокорным. Он убеждает флорентийцев, что Римская империя необходима гражданам всех итальянских городов, только при ней смогут они пользоваться гражданскими правами и пребывать в мире, «ибо, если пустует императорский престол, весь мир выходит из равновесия, дремлют в ладье Петра кормчий и гребцы, и жалкую Италию, брошенную на произвол судьбы, подвластную мелким сеньорам, лишенную какой бы то ни было единой власти, сотрясают столь буйные и яростные ветры и волны, что ее состояние не передать словами, и несчастные итальянцы могут с трудом соразмерить его со своими слезами». Граждане Флоренции поднялись против правителя всего мира и вместо покорности предпочли путь мятежа. Неслыханные бедствия постигнут безумную Флоренцию, ее не защитят высокие стены и мощные башни. Город падет и будет уничтожен, а жителей его гнев императора рассеет по всей земле. И Данте кончает свое обличение обращением к флорентийцам: «О тщеславнейшие из тосканцев, безумцы от природы и от дурных привычек! В отличие от людей зрелых вы не видите, глупцы, как неверны во мраке ночи шаги вашего больного сознания. И люди зрелые и незапятнанные, следуя своим путем, взирают на вас, что стоите чуть ли не на пороге темницы и все-таки отталкиваете того, кому случается пожалеть вас, чтобы он ненароком не избавил вас от тюрьмы и от тяжести наручников и колодок. И, будучи слепыми, вы не замечаете, что именно владеющая вами жадность обольщает вас ядовитыми речами и помыкает вами при помощи безумных угроз и насильно втягивает вас в грех и мешает вам руководствоваться священными, основанными на природной справедливости законами, соблюдение которых, когда оно в радость и по доброй воле, не только не имеет ничего общего с рабством, но по здравом рассуждении является проявлением самой совершенной свободы. А что такое свобода, если не свободный переход (который законы облегчают каждому, кто их уважает) от желания к действию? Следовательно, если свободны только те, что охотно подчиняются законам, то какими считаете себя вы, которые, притворясь, будто любите свободу, противитесь всем законам и составляете заговор против главного законодателя?»
Весьма возможно, что Данте выжидал исхода военных экспедиций Генриха VII у истоков Арно, близ Флоренции. Но когда Генрих со своим ближайшим окружением прибыл по морю в Пизу, куда была стянута его армия, Данте направился туда же. Мы знаем об этом из рассказа Петрарки, который в семилетнем возрасте видел великого поэта (всего раз в жизни) в Пизе, когда Данте пришел в гости к его отцу, также флорентийскому изгнаннику.
Пиза, старинный гибеллинский город, пышно и радостно встречала государя. Его пребывание в городе сопровождалось празднествами и турнирами. Нигде в Италии Генрих не чувствовал себя так хорошо, как здесь. По его приказанию был освобожден граф Гвельфо Герардеска, внук Уголино, избежавший смерти лишь потому, что, когда Уголино и вся его семья были заживо замурованы в башне голода, он только что родился. Но епископ Руджери повелел держать его в вечном заточении. Герардеска провел в темнице почти полвека. Генрих милостиво обошелся и с убийцей своего предшественника, императора Альбрехта Габсбургского, укрывавшегося в Пизе в монастыре августинцев.
В начале своего появления в «саду империи», как именовали в то время Италию, Генрих не обнажал меча. Он протягивал лилию мира, обещал праведный суд и милосердие и объявил, что не делает различий между гвельфами и гибеллинами. Казалось, вот пришел, наконец, тот идеальный государь, которого создал в своем воображении Данте. Узнав о прибытии Генриха VII, десятки тысяч людей, скитавшихся по стране и лишенных крова, воспылали надеждой. С мольбой простирали они руки к императору, ожидая, что он вернет их в родные города, откуда они были изгнаны. Генрих с радостью пошел навстречу уповавшим на его помощь, но можно с уверенностью сказать, что бывший люксембургский граф не отдавал себе вполне отчета в тех трудностях, которые ожидали его в Италии. Одна возможность возвращения изгнанников по воле императора создавала Генриху VII врагов среди правителей городов-республик, которые вовсе не желали принять в стены своих городов ими изгнанных и вернуть им расхищенное добро. Несостоятельность политики всеобщего примирения и объединения враждующих партий стала ясной уже в Милане, куда в начале следующего года прибыл новый монарх.
В Милане Генрих оставался четыре месяца. В это время капитаном города был Гвидо делла Торре, один из типичнейших тиранов XIV века. Приезд короля его совершенно не устраивал, к тому же он был по убеждениям гвельф. Какое ему было дело до этого короля, полунемца, полуфранцуза, и зачем он пришел вмешиваться в итальянские дела? Делла Торре был слишком умен, чтобы сразу открыто восстать против Генриха, обладавшего хотя и небольшой, но прекрасно вооруженной и испытанной в боях армией. С Генрихом прибыл заклятый враг капитана, гибеллин Маттео Висконти, претендент на миланскую сеньорию. Делла Торре с распростертыми объятиями принял Висконти, но за спиною Генриха начал типичную итальянскую интригу.
Незадолго до дня торжества вдруг оказалось, что железная корона лангобардов, украшенная золотом и драгоценными камнями, исчезла из собора соседнего городка Монци, где она по традиции хранилась. Были срочно заказаны новые короны для Генриха и его супруги искусному сьенскому ювелиру Ландо.
Впоследствии выяснилось, что пропавшая корона находится у ростовщика-еврея, которому ее заложил, нуждаясь в деньгах один из правителей Милана, вероятно Гвидо делла Торре. Жители Монци с тех пор получили насмешливое прозвище «соломенная корона».
На коронацию нового короля Италии прибыли делегации из многих итальянских городов с дарами и поздравлениями, прислала своих представителей даже Венеция, наиболее могущественная и независимая из всех итальянских городов-республик, но блистательно отсутствовали неаполитанцы и черные флорентийцы.
С конца 1308 года до середины 1310-го Данте, по-видимому, находился в Париже. Он вернулся в Италию, узнав о намерении императора направиться в Рим. Мы предполагаем, что в Милан Данте прибыл из Луниджаны вместе с одним из маркизов Маласпина.
Во Франции Данте усовершенствовал свои знания в теологии и философии, необходимые ему для тех произведений, которые он намеревался написать. Можно думать, что, как многие итальянцы его времени, он решился покинуть родину, забыть ее вечные распри и военные столкновения, удалиться во Францию и надолго, быть может навсегда, поселиться там, добывая себе средства к жизни преподаванием. Боккаччо рассказывает, что, находясь в Париже, Данте вызвал удивление своими необычайными способностями. Он участвовал однажды в весьма трудном и сложном диспуте. По тогдашнему обычаю теологических школ опытные и знающие мужи ставили сорок вопросов о различных предметах, они же приготовляли аргументы «за» и «против». «Данте наизусть по порядку ответил на все сорок вопросов и аргументов к ним, высказав свое мнение и победив мнения противников, так что все присутствующие сочли это за чудо». Переводчик «Божественной Комедии» на латинский язык, живший во второй половине XIV века, Серравалле сообщает, что Данте был бакалавром Парижского университета, а также читал и защищал сентенции, необходимые для звания магистра. Если он не смог получить степени магистра, то лишь потому, что не имел денег, чтобы заплатить за диплом, за экзамен и за традиционный пир, которым непременно сопровождалось возведение в степень.
В «Божественной Комедии» Данте вспоминает Соломенную улицу в Латинском квартале, где студенты слушали лекции:
Данте мог слышать учеников Сигерия Брабантского, знаменитого профессора философии Парижского университета, которого преследовали как еретика за пристрастие к учению Аверроэса. Идеи Сигерия, несомненно, повлияли на произведения Данте.
То вечный свет Сигера, что читал
В Соломенном проулке в оны лета
И неугодным правдам поучал.
Где жил Данте в Париже? Парижские предания связывают его имя с общежитием и церковью Юлиана Милостивого, одной из самых древних на левом берегу Сены. Он мог также найти приют у кордельеров (францисканцев), с которыми у него были давние связи. В Париж до Данте доходили вести о том, что правитель небольшого Люксембургского графства 27 ноября 1308 года был избран немецкими князьями-выборщиками королем Германии и королем Рима (титул, который давался императору до коронации в Риме) и что в январе 1309 года он короновался в Аахене.
Вместе со своими друзьями, покровителями и единомышленниками Данте присутствовал на торжественной коронации Генриха VII в Миланском соборе и по обычаю того времени преклонил колено перед королем Италии и императором мира. Данте казалось, что приблизилось осуществление его чаяний и надежд.
В дни пребывания Генриха в Милане поэт обратился с письмом к правителям и народам Италии. Данте предвещает появление совершенного государя, который примирит всех враждующих. «Все страждущие от голода и жажды насытятся в свете его лучей; а те, кому люба несправедливость, придут в замешательство перед его сияющим ликом». Этому совершенному кесарю противна мысль о жестокости, и, даже карая, он придерживается справедливых мер. Данте призывает всех итальянцев обратиться к императору и подчиниться ему: «Я призываю вас не только подняться ему навстречу, но и высказать восхищение перед его лицом. О вы, что пьете из его рек и плаваете по его морям; вы, что ступаете по песку побережий и вершинам Альп, принадлежащих ему; вы, что пользуетесь всеобщими благами, каковы бы они ни были, и имеете ваше собственное достояние лишь благодаря его закону; не пытайтесь, словно невежды, обманывать самих себя, теша свое сердце словами: „Над нами нет хозяина!“
В этом письме Данте еще наивно верит, что двуличный папа Климент V окажет действенную помощь новому императору. Перед выборами папа втайне предпочитал Генриха Люксембургского французскому кандидату, Карлу Валуа, так как боялся распространения французской мощи на всю Италию и Адриатическое море. Но при первом изменении конъюнктуры папа готов был предать Генриха в угоду Филиппу Красивому. Только в 1313 году Данте стала ясна коварная политика Климента V.
Несмотря на коронационные празднества и всеобщее преклонение перед новоявленным кесарем, миланские главари втайне сговорились, и по городу стали ходить слухи, что делла Торре действует заодно со своим былым врагом и соперником Висконти. Когда вспыхнуло восстание, дисциплинированные рыцари и конники императора без особого труда справились с толпой. В назначенный для мятежа день Висконти сказался тяжело заболевшим, и за все в ответе оказался делла Торре. Старой лисе Висконти удалось доказать императору, что он ни при чем и что всему виной его противники. Генрих ему поверил и назначил его правителем Милана. В то время еще не родился Макиавелли и еще не был написан его «Государь», и бесхитростный люксембургский рыцарь не мог проникнуть во все тонкости итальянской политики и распутать паутину итальянских заговоров и интриг.
Из Милана и Павии в апреле месяце Генрих VII направился на юг, но далеко не все города открыли ему ворота. Он осадил Кремону, которая сдалась после недолгого сопротивления. Император был сильно раздражен этим препятствием на его пути в Рим. Главари города должны были выйти в одних рубахах, с веревками на шее и просить милости императора. Он посадил в тюрьму главных зачинщиков сопротивления и приказал срыть стены и башни Кремоны. Граждане Кремоны лишились всех прав, которыми обладала самостоятельная коммуна.
Таким образом, лилия мира была отброшена и император появился с мечом в руках. В одном из немногих датированных писем: «В Тоскане близ истоков Арно апреля 1 восемнадцатого дня счастливейшего прихода божественного Генриха в Италию» (то есть 1311 года) Данте заклинал императора оставить ломбардские дела и направиться в Тоскану. Но Ломбардия была усмирена лишь отчасти, не только Кремона, но Лоди, Брешиа, Бергамо, Мантуя, Падуя отказались принять императорских наместников. Если бы Генрих обратил внимание на письмо Данте и воспользовался его советами, весьма возможно, что путь в Рим открылся бы ему гораздо ранее. Несомненно, что если бы Флоренция пала, то испуганные этим поражением города гвельфской лиги северной и центральной Италии открыли бы ворота императорским викариям. Как и первое письмо, это второе послание написано с большой страстностью. У истоков Арно среди своих старых друзей Данте ожидал исхода грозных событий. Как библейский пророк, он не только хвалил, но и в гневе наставлял государя. Император, которому принадлежит весь мир, увяз в ничтожнейшей части мира, и пока он медлит, крепнет тосканская тирания и набирается сил. Только поразив центр сопротивления, можно справиться со всеми мятежниками, Данте поучал Генриха, порицал его медлительность и призывал действовать:
«И весной и зимой ты сидишь в Милане, и ты думаешь так умертвить злую гидру, отрубив ей головы? Но если бы ты призвал на память высокие подвиги славного Алкида, ты понял бы ныне, что обманываешься, подобно этому герою; ведь страшное чудовище, роняя одну за другой свои многочисленные головы, черпало силы в собственном уроне, пока, наконец, благородный герой не поразил его в самые корни жизни. Ибо, чтобы уничтожить дерево, недостаточно обрубить одни только ветви, на месте которых будут появляться новые, более густые и прочные, до тех пор, пока остаются здоровыми и нетронутыми питающие дерево корни. Как ты думаешь, о единственный владыка мира, чего ты добьешься, заставив мятежную Кремону склонить перед тобой голову? Может быть, вслед за этим не вздуется нарыв безрассудства в Брешии или в Павии? И хотя твоя победа сгладила его, новый нарыв появится тотчас в Верчелли, или в Бергамо, или в другом месте, пока не уничтожена коренная причина болезни и пока не вырван корень зла и не зачахли вместе со стволом колючие ветки».
Но император, чтобы устрашить другие коммуны, решил наказать Брешию. Возвышавшаяся на отрогах гор Брешиа была сильно укреплена и располагала большими запасами пищи и оружия, к тому же имела в своих стенах ключевую воду. Со всех сторон от гвельфских городов, особенно от Флоренции, стекалась помощь, и Брешиа твердо решила не сдаваться. В течение нескольких месяцев город мужественно выдерживал осаду. Командовал осажденными подеста, флорентийский рыцарь Пино делла Тоза. Одним из главных руководителей сопротивления был Тебальдео деи Брузатти, пользовавшийся ранее доверием и покровительством Генриха. Одержимый идеей величия своей императорской особы, которой выпала высокая миссия возрождения могущества Римской империи, Генрих был раздражен сопротивлением граждан Брешии, которое он расценил не только как неповиновение авторитету своей власти, но и как оскорбление величества. Крови с обеих сторон было пролито много. Поймав перебежчика Тебальдео, Генрих четвертовал его перед стенами города. В отместку защитники Брешии вешали захваченных пленных на зубцах стен, на виду у осаждавших. В жаркие летние месяцы при плохих гигиенических условиях того времени началась эпидемия чумы (впрочем, «чумой» называли тогда едва ли не все тяжелые заразные болезни). Люди мерли как мухи и в лагере Генриха и в осажденном городе.
Некоторые союзники начали покидать императора; так, уехал на родину со своим отрядом австрийский герцог Леопольд. Среди всех этих неудач и потерь утешительным для Генриха было лишь то, что в лагерь прибыло папское посольство, которое должно было короновать его в Риме. Возглавлял посольство кардинал, епископ Остии Никколо да Прато, старый друг гибеллинов.
После генерального штурма 20 августа защитники Брешии, видя, что дальнейшее сопротивление невозможно, сдались на милость и немилость императора. Под стенами Брешии Генрих VII потерял более половины своей армии, там был убит его брат Вальрам, но императрица Маргарита, как рассказывают авторы хроник, умоляла своего мужа не быть слишком жестоким.
Генрих VII получил воспитание в Париже и по своему духу скорее мог считаться французом, чем немцем. Он был ласков и обходителен с людьми, прямодушен и нелукав, верен данному слову. Но император не отличался особым умом и, преисполненный сознанием собственного достоинства, приходил в ярость от неповиновения, измены или «оскорбления величества». Люксем-буржец был красивый блондин высокого роста, с правильными чертами лица и величественными манерами. Люксембургскую династию связывали с Францией давние связи, не прервавшиеся и после смерти Генриха VII. Его единственный сын Иоанн, избранный еще при жизни отца королем Богемии, пришел на помощь Франции в Столетней войне и совсем слепой участвовал в битве при Кресси (1346 г.), закончившейся разгромом французов. В этой битве он погиб. При внуке Генриха VII, короле Чехии и императоре священной Римской империи Карле IV, основателе Пражского университета и любителе славянской культуры, начался чешский гуманизм.
От стен Брешии Генрих поспешил в Павию, где он созвал парламент Ломбардии, желая выслушать мнение городов о политическом состоянии страны. В октябре Генрих послал своих послов в Геную, которые были приняты с большими почестями. В Венеции дож богато одарил посланцев императора, однако политические их требования венецианцы умело обошли. Генрих на этот раз поступил достаточно мудро, оставив Венецию в покое.
Начав разбираться в итальянских делах, император решил изменить свой путь и свои планы и направиться морским путем в верную ему гибеллинскую Пизу. Генуэзцы, оказавшие некоторую военную помощь Генриху при осаде Брешии, устроили императору 14 ноября торжественный въезд в Геную. Король удовольствовался этими знаками внимания, возможно, потому, что рядом с ним находился мудрый и политически опытный советник кардинал Никколо да Прато.
Император вечно нуждался в деньгах — содержание двора и армии стоило дорого, поэтому и те города, которые принимали его с радостью и те, которые ему приходилось осаждать и силой приводить к покорности, он облагал огромной данью. Немецкие рыцари выколачивали ее нередко самыми варварскими способами, что, естественно, вызывало возмущение итальянских коммун. В то время как приморские города приветствовали Генриха, за его спиною в Ломбардии началось отпадение гвельфских городов и гвельфских феодалов, с которыми императорские викарии не могли справиться, несмотря на старания графа Вернера фон Хомбурга, капитана «лиги ломбардцев, верных империи». Из этого названия мы видим, что Генрих избегал деления на гибеллинов и гвельфов, но с течением времени становилось все более и более ясным, что он мог опереться только на гибеллинов и гибеллинские города. Цель его — примирить враждующие итальянские партии — оказалась неосуществимой. После смерти Генриха VII Италия еще резче разделилась на два непримиримых лагеря — гвельфов и гибеллинов.
Несмотря на благодатный воздух генуэзского приморья, занемогшая под стенами Брешии императрица Маргарита, постоянный спутник трудов и походов своего мужа, умерла 14 декабря 1311 года и была погребена в церкви францисканцев в Генуе. Дипломаты вскоре завели с неутешным вдовцом разговоры о втором браке с арагонской принцессой, но Генрих об этом и слышать не хотел и отправился один по тернистому пути в Рим.
Нам не известно, из Милана или из Генуи отправила императрица Маргарита Данте с письмом к графине Баттифолле, которое до нас не дошло, а также с письмами к другим представителям могущественного рода Гвиди, чтобы склонить их на сторону императора. Данте, которому не раз приходилось быть секретарем тех особ, у которых он жил, направил три письма императрице от имени графини Баттифолле; одно из них датировано восемнадцатым мая 1311 года. Эти письма сохранились. Данте писал на латинском языке. Графиня Баттифолле была дочерью графа Уголино делла Герардеска, заживо замурованного вместе с сыновьями и внуками в Пизанской башне своим врагом архиепископом Руджери. Нужно сказать, что многие графы из семьи Гвиди, в том числе и Баттифолле, колебались между гвельфами и гибеллинами, и небольшая дипломатическая миссия, порученная Данте, была вполне своевременна. В письмах особого содержания найти нельзя; они состоят главным образом из комплиментов, любезностей и изъявлений преданности.
Узнав о том, что Флоренция, Сьена, Перуджа, Болонья и Лукка заключили союз с королем Робертом Неаполитанским против Генриха VII, Данте 31 марта 1311 года обратился к своим соотечественникам с гневным посланием. Данте уже не предвещает мир, но предрекает страшные кары непокорным. Он убеждает флорентийцев, что Римская империя необходима гражданам всех итальянских городов, только при ней смогут они пользоваться гражданскими правами и пребывать в мире, «ибо, если пустует императорский престол, весь мир выходит из равновесия, дремлют в ладье Петра кормчий и гребцы, и жалкую Италию, брошенную на произвол судьбы, подвластную мелким сеньорам, лишенную какой бы то ни было единой власти, сотрясают столь буйные и яростные ветры и волны, что ее состояние не передать словами, и несчастные итальянцы могут с трудом соразмерить его со своими слезами». Граждане Флоренции поднялись против правителя всего мира и вместо покорности предпочли путь мятежа. Неслыханные бедствия постигнут безумную Флоренцию, ее не защитят высокие стены и мощные башни. Город падет и будет уничтожен, а жителей его гнев императора рассеет по всей земле. И Данте кончает свое обличение обращением к флорентийцам: «О тщеславнейшие из тосканцев, безумцы от природы и от дурных привычек! В отличие от людей зрелых вы не видите, глупцы, как неверны во мраке ночи шаги вашего больного сознания. И люди зрелые и незапятнанные, следуя своим путем, взирают на вас, что стоите чуть ли не на пороге темницы и все-таки отталкиваете того, кому случается пожалеть вас, чтобы он ненароком не избавил вас от тюрьмы и от тяжести наручников и колодок. И, будучи слепыми, вы не замечаете, что именно владеющая вами жадность обольщает вас ядовитыми речами и помыкает вами при помощи безумных угроз и насильно втягивает вас в грех и мешает вам руководствоваться священными, основанными на природной справедливости законами, соблюдение которых, когда оно в радость и по доброй воле, не только не имеет ничего общего с рабством, но по здравом рассуждении является проявлением самой совершенной свободы. А что такое свобода, если не свободный переход (который законы облегчают каждому, кто их уважает) от желания к действию? Следовательно, если свободны только те, что охотно подчиняются законам, то какими считаете себя вы, которые, притворясь, будто любите свободу, противитесь всем законам и составляете заговор против главного законодателя?»
Весьма возможно, что Данте выжидал исхода военных экспедиций Генриха VII у истоков Арно, близ Флоренции. Но когда Генрих со своим ближайшим окружением прибыл по морю в Пизу, куда была стянута его армия, Данте направился туда же. Мы знаем об этом из рассказа Петрарки, который в семилетнем возрасте видел великого поэта (всего раз в жизни) в Пизе, когда Данте пришел в гости к его отцу, также флорентийскому изгнаннику.
Пиза, старинный гибеллинский город, пышно и радостно встречала государя. Его пребывание в городе сопровождалось празднествами и турнирами. Нигде в Италии Генрих не чувствовал себя так хорошо, как здесь. По его приказанию был освобожден граф Гвельфо Герардеска, внук Уголино, избежавший смерти лишь потому, что, когда Уголино и вся его семья были заживо замурованы в башне голода, он только что родился. Но епископ Руджери повелел держать его в вечном заточении. Герардеска провел в темнице почти полвека. Генрих милостиво обошелся и с убийцей своего предшественника, императора Альбрехта Габсбургского, укрывавшегося в Пизе в монастыре августинцев.