Страница:
Заговорщики принадлежали к группе военной молодежи, связанной в прошлом с «Комитетом спасения родины и революции» и «Союзом защиты Учредительного собрания». Арестованные раскаивались в своей деятельности, а Ушаков заявил, что теперь он осознал свое заблуждение и что «все те ложные сведения, которые в изобилии он получал на фронте против большевиков из буржуазной прессы, теперь совершенно выветрились из его души». Официальное сообщение об аресте этой антисоветской группы заканчивалось так: «Являются ли эти слова (слова Ушакова. – Д. Г.) только отводом или искренним заявлением, судить пока трудно, но несомненно, что этот молодой человек, бывший адъютант главнокомандующего Московским округом полковника Грузинова, отличавшийся большой храбростью и решительностью во время Февральской революции, переживает большую душевную тревогу».
В. Д. Бонч-Бруевич впоследствии рассказывал: «По логике вещей все главные виновники покушения, конечно, должны были быть немедленно расстреляны, но в революционное время действительность и логика вещей делают огромные, совершенно неожиданные зигзаги, казалось бы, ничем не предусмотренные. Когда следствие уже было закончено, вдруг была получена депеша из Пскова, что немцы двинулись в наступление… Все дела отпали в сторону. Принялись за мобилизацию вооруженного пролетариата для отпора немцам.
Как только было распубликовано ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности!», из арестных комнат Смольного пришли письма покушавшихся на жизнь Владимира Ильича, просивших отправить их на фронт на броневиках для авангардных боев с наседавшим противником.
Я доложил об этих письмах Владимиру Ильичу, и он, всегда забывавший о себе, в мгновение ока сделал резолюцию: «Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт».
И вот те, которые еще вчера были у нас на следствии и сидели под строгим арестом, ожидая неминуемого расстрела, спешили броситься в головной ударной группе в атаку на немцев.
Громадное благородство было проявлено здесь Владимиром Ильичом…
Что может быть более возвышенным, чем этот поступок действительно революционного бойца и глубоко проникновенного социалиста, каким всегда был Владимир Ильич?»
20 июня 1918 г. в Петрограде проходили рабочие собрания в связи с кампанией перевыборов в Советы. На этих собраниях выступали виднейшие деятели большевистской партии, в том числе член президиума Петроградского Совета, комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский. Во время поездки Володарского по городу автомобиль из-за нехватки горючего, остановился на одной из пустынных улиц, недалеко от фарфорового завода. В. Володарский и сопровождавшие его сотрудницы Смольного, Н.А. Богословская и Е.Я. Зорина, выйдя из автомобиля, направились к находившемуся поблизости зданию районного Совета. В это время на улице появился неизвестный, который, по-видимому узнав Володарского, быстро направился к нему и, приблизившись, сделал в него несколько выстрелов в упор, а затем бросился бежать. – За убийцей погнались люди, находившиеся недалеко от места происшествия, но он, бросив бомбу, скрылся. Володарский, смертельно раненный в сердце, скончался на месте.
Убийство В. Володарского вызвало волну негодования. Рабочие готовы были ответить врагам революции их же оружием – террором, но петроградские партийные и советские органы сдерживали рабочих. Узнав об этом, В. И. Ленин писал 26 июня Зиновьеву, Лашевичу и другим петроградским работникам: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или чекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда доходит до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовость террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает» 1.
Обнаружить убийц Володарского тогда не удалось. Расследование, продолжавшееся до 28 февраля 1919 г., не дало результатов.
В пятницу 30 августа 1918 года в десятом часу утра на Дворцовой площади в Петрограде появился велосипедист. Он остановился у дома № 5, где в то время помещались Комиссариат внутренних дел Петроградской коммуны и Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Велосипедист – молодой человек в кожаной куртке и фуражке офицерского образца – поставил велосипед у подъезда и вошел в здание. В комиссариате был приемный день. В вестибюле ожидали посетители, и никто не обратил внимания на молодого человека, который уселся в кресло неподалеку от входной двери.
Около десяти часов утра к зданию комиссариата подъехал в автомобиле народный комиссар внутренних дел Петроградской коммуны и председатель Петроградской чрезвычайной комиссии М. С. Урицкий. Он прошел через вестибюль, направляясь к лифту. Швейцар открыл дверь лифта – и вдруг раздались выстрелы… Стрелял неизвестный в кожаной куртке, который, увидев М. С. Урицкого, подошел к нему вплотную и сделал несколько выстрелов из револьвера. М. С. Урицкий, смертельно раненный в голову, упал и на месте скончался. Убийца выбежал на улицу, схватил свой велосипед и пытался скрыться. Но вызванная дежурным швейцаром охрана погналась за ним на автомобиле по Миллионной улице. Бросив велосипед, покушавшийся вбежал в подъезд дома № 17, в котором помещалось Английское собрание. Через несколько минут переодетый убийца (поверх кожаной куртки на нем было пальто) пытался выйти на улицу, но, увидев красноармейцев, открыл по ним стрельбу и был схвачен.
В Чрезвычайной комиссии убийца назвался Леонидом Каннегисером, студентом 4-го курса Политехнического института, 22 лет. Он заявил, что является социалистом, но назвать партию, к которой принадлежит, отказался. Свое преступление объяснил политическими мотивами, утверждал, что действовал один, по собственной инициативе, вне связи с какой-либо организацией или партией.
Выяснилось, что Каннегисер происходит из богатой семьи, при Временном правительстве был юнкером Михайловского артиллерийского училища, состоял в партии народных социалистов и являлся председателем секции юнкеров – «социалистов».
В день, когда был убит М. С. Урицкий, 30 августа 1918 г., в Москве было совершено злодейское покушение на жизнь В. И. Ленина. Приблизительно в 7 часов вечера в Замоскворецком районе Москвы на заводе бывш. Михельсона (ныне завод имени Владимира Ильича) состоялся митинг, на котором В. И. Ленин выступил с докладом «Две власти (диктатура пролетариата и диктатура буржуазии)». Когда собрание закончилось, Ленин направился к выходу во двор завода, где его ждал автомобиль. Уже во дворе, около автомобиля, он остановился, продолжая беседу с рабочими. В это время один за другим раздались три выстрела. У автомобиля упал тяжело раненный двумя пулями Владимир Ильич. Третьей пулей была ранена беседовавшая с ним участница собрания М. Г. Попова – кастелянша Петропавловской больницы.
Шофер Ленина С. К. Гиль, находившийся в автомобиле, заметил какую-то женщину с пистолетом в руке. Он рванулся к этой женщине, но та бросила оружие и скрылась в толпе. (Впоследствии оружие нашли. Это был пистолет системы браунинг).
Раненого Ленина поместили в автомобиль и повезли в Кремль. А в это время случайно находившийся на собрании помощник военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии С. Н. Батулин вместе с группой рабочих бросился разыскивать убийцу. Вот что он потом рассказал: «Я… закричал: «Держите убийцу товарища Ленина». И с этими криками выбежал на Серпуховку… Добежавши до так называемой «стрелки» (трамвайной линии. – Д. Г.) на Серпуховке, я увидел… позади себя, около дерева… с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования… Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: «А зачем вам это нужно?» Тогда я, обыскав ее карманы и взяв портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. В дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на товарища Ленина: «Зачем вы стреляли в товарища Ленина?», на что она ответила: «А зачем вам это нужно знать?»… В это время ко мне подошли еще человека три-четыре, которые помогли мне сопровождать ее. На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в товарища Ленина. После этого я еще раз спросил: «Вы стреляли в товарища Ленина?» – на что она утвердительно ответила… Боясь, как бы ее не отбили из наших рук лица, ей сочувствующие и ее единомышленники, как бы над ней не было произведено толпой самосуда, я предложил находившимся в толпе и имевшим оружие милиционерам и красноармейцам сопровождать нас. А товарищи рабочие, по большей части рабочая молодежь, образовали цепь, которой сдерживали толпу народа, требовавшего смерти преступнице».
Террористку привели обратно на завод. Здесь ее опознал и председатель заводского комитета Н. Я. Иванов, приметивший ее еще до начала собрания, когда она подслушивала разговоры рабочих о скором приезде В. И. Ленина. Настроение рабочих было гневным: они готовы были растерзать преступницу, посягнувшую на жизнь вождя.
С. Н. Батулин и заводские рабочие-активисты доставили преступницу в военный комиссариат Замоскворецкого района, куда вскоре прибыли работники органов следствия. В расследовании приняли участие заместитель председателя ВЧК Я. X. Петерс, народный комиссар юстиции Д. И. Курский, член коллегии НКЮ М. Ю. Козловский, председатель Московского революционного трибунала А. М. Дьяконов, член ВЦИК В. Э. Кингисепп, заведующий отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией Н. А. Скрыпник и другие.
Террористка назвалась Фаней Ефимовной Каплан, 28 лет. На первом допросе, 30 августа, в 11 часов 30 минут вечера, она заявила, что стреляла в В. И. Ленина по политическим мотивам, но отказалась давать подробные объяснения. Она сказала: «Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению… Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно… Я считаю себя социалисткой». Преступница упорно скрывала соучастников злодеяния и изображала его «индивидуальным» политическим актом. Она упрямо твердила: «Ни к какой партии не принадлежу… Я совершила покушение лично от себя… Революцией я была недовольна – встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это. По течению эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову… Самарское правительство принимаю всецело и стою за союз с союзниками против Германии». На вопросы об оружии, которым она стреляла, о найденных у нее деньгах и железнодорожном билете Томилино – Москва она отвечала: «Из какого револьвера я стреляла, не скажу… Кто мне дал револьвер, не скажу… Когда я приобрела железнодорожный билет Томилино-Москва, я не помню… В Томилино я не была… Откуда у меня деньги, я отвечать не буду».
Весть об убийстве М. С. Урицкого и злодейском покушении на жизнь Владимира Ильича Ленина мгновенно облетела страну. Эти террористические акты, а также зверства белогвардейцев против рабочих и крестьян в местностях, где им удавалось свергнуть Советскую власть, вызвали бурю негодования рабочего класса. Теперь уже советские и партийные органы не могли сдержать народной ярости и гнева. Повсюду, еще до опубликования решений правительства, народ по своей инициативе начал ответный массовый красный террор против врагов советской власти.
31 августа в газетах было опубликовано сообщение ВЦИК о покушении на В. И. Ленина. ВЦИК призвал трудящихся усилить борьбу с антисоветскими элементами и объявил, что «на покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции».
1 сентября 1918 г. ВЧК заявила о том, что «обнаглевшая контрреволюция поднимает голову, делая попытки вырвать из наших рядов вождей рабоче-крестьянского дела». Предательский выстрел в Ленина ВЧК с полным основанием расценила как преступление против рабочего класса в целом. Призывая трудящихся сплотить ряды и дружным напором раздавить гидру контрреволюции, ВЧК указывала: «Преступная авантюра с. – р., белогвардейцев и всех других лжесоциалистов заставляет нас на преступные замыслы врагов рабочего класса отвечать массовым террором».
2 сентября Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, заслушав сообщение Я. М. Свердлова о покушении на жизнь В. И. Ленина, принял резолюцию, в которой предупредил прислужников российской и союзнической буржуазии, что за каждое покушение на деятелей Советской власти будут отвечать все контрреволюционеры и их вдохновители. «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти, – говорилось в резолюции, – рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов».
Народный комиссар внутренних дел Г. И. Петровский подписал постановление, в котором потребовал от местных властей положить конец расхлябанности и миндальничанью с врагами революции, применяющими массовый белый террор против рабочих и крестьян. В приказе предлагалось взять из буржуазии и офицерства заложников и при дальнейших попытках контрреволюционных выступлений в белогвардейской среде применять в отношении заложников репрессии. Совет Народных Комиссаров объявил 5 сентября 1918 г., что все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежат расстрелу.
Среди репрессированных тогда были крупные деятели монархической реакции (директор департамента полиции С. П. Белецкий, министр внутренних дел А. Р. Хвостов, министр юстиции И. Г. Щегловитов, ряд деятелей жандармерии и охранных отделений), известные своей жестокостью при подавлении революционных выступлений во времена царизма, а также другие изобличенные враги рабоче-крестьянской власти.
Резкое обострение социально-политической обстановки в стране вынудило пересмотреть карательную линию органов борьбы с антисоветчиной даже в тех местах, где раньше местные организации не создали учреждений, подобных Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Так, например, после злодейского покушения на жизнь В. И. Ленина объединенное заседание Совнаркома, ЦИК, Ташкентского Совета и других общественных организаций Туркестанской республики приняло резолюцию, в которой говорилось: «На предательское убийство из-за угла и непрекращающееся противодействие Советской власти мы ответим беспощадным террором над всеми врагами революции». 5 сентября 1918 г. ЦИК и Совнарком республики учредили в Туркестане Чрезвычайную следственную комиссию (по типу ВЧК) с «самыми широкими полномочиями».
Советское правительство рассматривало красный террор как временную исключительную акцию рабочего класса в ответ на антисоветский террор в обстановке острой борьбы против озверевших врагов народа. Массовый красный террор, осуществлявшийся главным образом в начале сентября 1918 г., в дальнейшем, несмотря на подчас весьма тяжелую обстановку в стране, никогда больше в таком виде не применялся.
В напряженных условиях того времени ВЧК расследовала обстоятельства убийства М. С. Урицкого и покушения на жизнь В. И. Ленина. Это было трудное дело. Непосредственные исполнители террористических актов Каннегисер и Каплан отказались назвать сообщников и раскрыть связи с какими-либо политическими организациями. ВЧК вынесла решение о расстреле их. 3 сентября 1918 г. было выполнено постановление о расстреле Каплан, расстреляли в Петрограде и убийцу М. С. Урицкого – Каннегисера.
В январе 1920 г. Ф. Э. Дзержинский внес в ЦК РК П(б) предложение о том, чтобы от имени ВЧК дать местным органам Чрезвычайной комиссии директиву о прекращении с 1 февраля применения высшей меры наказания (расстрела) и о передаче дел, по которым могло бы грозить такое наказание, в революционный трибунал. 13 января 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б) постановило принять это предложение «с тем, чтобы приостановка расстрела была тем же приказом распространена и на ВЧК». Была избрана комиссия «для разработки формального приказа и подтверждения этого приказа от имени правительства в целом».
В изданном ВЧК приказе указывалось, что разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска и Красноярска создают новые условия борьбы с антисоветскими силами и в корне подрывают надежды отдельных групп контрреволюционеров свергнуть Советскую власть путем заговоров, мятежей и террористической деятельности. Теперь можно было отказаться от применения к врагам Советской власти высшей меры наказания – расстрела, «отложить в сторону оружие террора».
Исходя из этих соображений, ВЧК постановила немедленно прекратить применение расстрела по решениям ее органов и войти в Совет Народных Комиссаров с предложением об отмене высшей меры наказания и по приговорам революционных трибуналов. Вместе с тем ВЧК предупреждала, что возобновление прямых нападений Антанты на нашу страну «неизбежно может выдвинуть возвращение к методам террора». ВЧК предложила всем чрезвычайным комиссиям обратить усиленное внимание на борьбу со спекуляцией и должностными преступлениями, содействовать налаживанию хозяйственной жизни, устранять препятствия, создаваемые саботажем и недисциплинированностью.
17 января 1920 г. постановлением ВЦИК и СНК применение высшей меры наказания (расстрела) было отменено как по решениям ВЧК и ее местных органов, так и по приговорам революционных трибуналов (за исключением военных трибуналов) 1. Это постановление утвердила первая сессия ВЦИК VII созыва. В докладе на ней В. И. Ленин говорил:
«Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни… И я думаю, надеюсь и уверен, что ВЦИК единогласно подтвердит это мероприятие Совнаркома и разрешит его таким образом, чтобы применение смертной казни в России стало невозможным. Само собой понятно, что всякая попытка Антанты возобновить приемы войны заставит нас возобновить прежний террор…»
На IV конференции губернских чрезвычайных комиссий (3 – 6 февраля 1920 г.) Ф. Э. Дзержинский поставил вопрос о перестройке работы ЧК и призвал «изыскать такие методы, при помощи которых нам не нужно было бы производить массовых обысков, не пользоваться террором, однако все время вести наблюдение и пресекать корни козней и злонамерений врагов». Выступивший на конференции В. И. Ленин обратил внимание чекистов на то, что «…первый острый момент борьбы с контрреволюцией, с белогвардейской вооруженной силой как скрытой, так и явной, этот первый острый период, по-видимому, проходит. Но более чем вероятно, что попытки тех или иных контрреволюционных движений и восстаний будут повторяться…» Владимир Ильич призвал чекистов сохранять полную боевую готовность к отражению врага. «Сохраняя эту боевую готовность, – говорил он, – не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий». В изданном 18 марта 1920 г. новом Положении «О революционных трибуналах» последние признавались единственными органами, имеющими право вынесения приговоров (даже в местностях, объявленных на военном положении). В примечании к статье 1 «Положения» было допущено лишь одно изъятие из этого правила: «В целях борьбы с нарушителями трудовой дисциплины, охранения революционного порядка и борьбы с паразитическими элементами населения, в случае, если дознанием не установлено достаточных данных для направления дел о них в порядке уголовного преследования, за Всероссийской Чрезвычайной комиссией и губернскими чрезвычайными комиссиями с утверждения Всероссийской Чрезвычайной комиссии сохраняется право заключения таких лиц в лагерь принудительных работ на срок не свыше 5 лет».
В приказе ВЧК № 48 от 17 апреля 1920 г. давалось разъяснение местным чрезвычайным комиссиям по поводу этого изъятия. Необходимость его вызывалась тем, что борьба буржуазии и преступного мира против трудящихся еще не вошла в такое русло, когда каждое преступление могло бы караться только судом. Поэтому закон оставил за ВЧК право в административном порядке изолировать антиобщественные элементы и лиц, заподозренных в контрреволюционных деяниях. В таком порядке могли подвергаться заключению бывшие помещики, капиталисты, царские чиновники, члены враждебных Советской власти партий, лица, подозреваемые в спекуляции или уличенные в связи с явными контрреволюционерами, хранившие их переписку или деньги, а также лица, нарушающие трудовую дисциплину или саботирующие хозяйственную жизнь республики.
Меньшевики и эсеры, так же как и «сменовеховские» кадеты, полагали, что нэп переводит Россию на капиталистические рельсы развития. В политической области они вновь заговорили о создании «демократической республики». Л. Мартов в эмигрантском центральном органе меньшевистской партии «Социалистическом вестнике» в октябре 1922 г. определял политическую задачу своей партии в условиях нэпа: «Таким образом, основная политическая задача может быть формулирована в нашей программе как борьба всеми средствами организованного массового движения за переход к нормальному режиму демократической республики».
Советское правительство учло поворот в настроениях буржуазной интеллигенции и мелкобуржуазных слоев. Представители этих слоев населения, выразившие готовность работать в советских учреждениях и на советских предприятиях, привлекались к работе по восстановлению народного хозяйства. В. И. Ленин говорил: «Построить коммунистическое общество руками коммунистов, это – ребячья, совершенно ребячья идея. Коммунисты – это капля в море, капля в народном море…
Управлять хозяйством мы сможем, если коммунисты сумеют построить это хозяйство чужими руками, а сами будут учиться у этой буржуазии и направлять ее по тому пути, по которому они хотят».
Через год после введения новой экономической политики XII Всероссийская конференция РКП (б), состоявшаяся в августе 1922 г., констатировала: «В общем и целом за последний год в антисоветском лагере обнаруживается начало серьезного расслоения. Раскол кадетской партии на правых и левых кадетов и образование, в связи с этим, двух отдельных кадетских центров за границей, появление сменовеховского течения среди определенной части буржуазии, начавшийся глубокий раскол церкви, чреватый серьезнейшими последствиями, разделение меньшевиков и эсеров на ряд новых групп и подгрупп… усиление дифференциации среди студенчества в России и даже среди эмигрантской части студенчества, усиливающаяся дифференциация среди верхов бывшего белогвардейского генералитета – все это, вместе взятое, является симптомом ослабления антисоветского лагеря и косвенным подтверждением упрочения наших позиций».
В. Д. Бонч-Бруевич впоследствии рассказывал: «По логике вещей все главные виновники покушения, конечно, должны были быть немедленно расстреляны, но в революционное время действительность и логика вещей делают огромные, совершенно неожиданные зигзаги, казалось бы, ничем не предусмотренные. Когда следствие уже было закончено, вдруг была получена депеша из Пскова, что немцы двинулись в наступление… Все дела отпали в сторону. Принялись за мобилизацию вооруженного пролетариата для отпора немцам.
Как только было распубликовано ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности!», из арестных комнат Смольного пришли письма покушавшихся на жизнь Владимира Ильича, просивших отправить их на фронт на броневиках для авангардных боев с наседавшим противником.
Я доложил об этих письмах Владимиру Ильичу, и он, всегда забывавший о себе, в мгновение ока сделал резолюцию: «Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт».
И вот те, которые еще вчера были у нас на следствии и сидели под строгим арестом, ожидая неминуемого расстрела, спешили броситься в головной ударной группе в атаку на немцев.
Громадное благородство было проявлено здесь Владимиром Ильичом…
Что может быть более возвышенным, чем этот поступок действительно революционного бойца и глубоко проникновенного социалиста, каким всегда был Владимир Ильич?»
* * *
Между тем в недрах вражеского подполья готовились новые террористические акты.20 июня 1918 г. в Петрограде проходили рабочие собрания в связи с кампанией перевыборов в Советы. На этих собраниях выступали виднейшие деятели большевистской партии, в том числе член президиума Петроградского Совета, комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский. Во время поездки Володарского по городу автомобиль из-за нехватки горючего, остановился на одной из пустынных улиц, недалеко от фарфорового завода. В. Володарский и сопровождавшие его сотрудницы Смольного, Н.А. Богословская и Е.Я. Зорина, выйдя из автомобиля, направились к находившемуся поблизости зданию районного Совета. В это время на улице появился неизвестный, который, по-видимому узнав Володарского, быстро направился к нему и, приблизившись, сделал в него несколько выстрелов в упор, а затем бросился бежать. – За убийцей погнались люди, находившиеся недалеко от места происшествия, но он, бросив бомбу, скрылся. Володарский, смертельно раненный в сердце, скончался на месте.
Убийство В. Володарского вызвало волну негодования. Рабочие готовы были ответить врагам революции их же оружием – террором, но петроградские партийные и советские органы сдерживали рабочих. Узнав об этом, В. И. Ленин писал 26 июня Зиновьеву, Лашевичу и другим петроградским работникам: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или чекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда доходит до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовость террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает» 1.
Обнаружить убийц Володарского тогда не удалось. Расследование, продолжавшееся до 28 февраля 1919 г., не дало результатов.
В пятницу 30 августа 1918 года в десятом часу утра на Дворцовой площади в Петрограде появился велосипедист. Он остановился у дома № 5, где в то время помещались Комиссариат внутренних дел Петроградской коммуны и Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Велосипедист – молодой человек в кожаной куртке и фуражке офицерского образца – поставил велосипед у подъезда и вошел в здание. В комиссариате был приемный день. В вестибюле ожидали посетители, и никто не обратил внимания на молодого человека, который уселся в кресло неподалеку от входной двери.
Около десяти часов утра к зданию комиссариата подъехал в автомобиле народный комиссар внутренних дел Петроградской коммуны и председатель Петроградской чрезвычайной комиссии М. С. Урицкий. Он прошел через вестибюль, направляясь к лифту. Швейцар открыл дверь лифта – и вдруг раздались выстрелы… Стрелял неизвестный в кожаной куртке, который, увидев М. С. Урицкого, подошел к нему вплотную и сделал несколько выстрелов из револьвера. М. С. Урицкий, смертельно раненный в голову, упал и на месте скончался. Убийца выбежал на улицу, схватил свой велосипед и пытался скрыться. Но вызванная дежурным швейцаром охрана погналась за ним на автомобиле по Миллионной улице. Бросив велосипед, покушавшийся вбежал в подъезд дома № 17, в котором помещалось Английское собрание. Через несколько минут переодетый убийца (поверх кожаной куртки на нем было пальто) пытался выйти на улицу, но, увидев красноармейцев, открыл по ним стрельбу и был схвачен.
В Чрезвычайной комиссии убийца назвался Леонидом Каннегисером, студентом 4-го курса Политехнического института, 22 лет. Он заявил, что является социалистом, но назвать партию, к которой принадлежит, отказался. Свое преступление объяснил политическими мотивами, утверждал, что действовал один, по собственной инициативе, вне связи с какой-либо организацией или партией.
Выяснилось, что Каннегисер происходит из богатой семьи, при Временном правительстве был юнкером Михайловского артиллерийского училища, состоял в партии народных социалистов и являлся председателем секции юнкеров – «социалистов».
В день, когда был убит М. С. Урицкий, 30 августа 1918 г., в Москве было совершено злодейское покушение на жизнь В. И. Ленина. Приблизительно в 7 часов вечера в Замоскворецком районе Москвы на заводе бывш. Михельсона (ныне завод имени Владимира Ильича) состоялся митинг, на котором В. И. Ленин выступил с докладом «Две власти (диктатура пролетариата и диктатура буржуазии)». Когда собрание закончилось, Ленин направился к выходу во двор завода, где его ждал автомобиль. Уже во дворе, около автомобиля, он остановился, продолжая беседу с рабочими. В это время один за другим раздались три выстрела. У автомобиля упал тяжело раненный двумя пулями Владимир Ильич. Третьей пулей была ранена беседовавшая с ним участница собрания М. Г. Попова – кастелянша Петропавловской больницы.
Шофер Ленина С. К. Гиль, находившийся в автомобиле, заметил какую-то женщину с пистолетом в руке. Он рванулся к этой женщине, но та бросила оружие и скрылась в толпе. (Впоследствии оружие нашли. Это был пистолет системы браунинг).
Раненого Ленина поместили в автомобиль и повезли в Кремль. А в это время случайно находившийся на собрании помощник военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии С. Н. Батулин вместе с группой рабочих бросился разыскивать убийцу. Вот что он потом рассказал: «Я… закричал: «Держите убийцу товарища Ленина». И с этими криками выбежал на Серпуховку… Добежавши до так называемой «стрелки» (трамвайной линии. – Д. Г.) на Серпуховке, я увидел… позади себя, около дерева… с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования… Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: «А зачем вам это нужно?» Тогда я, обыскав ее карманы и взяв портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. В дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на товарища Ленина: «Зачем вы стреляли в товарища Ленина?», на что она ответила: «А зачем вам это нужно знать?»… В это время ко мне подошли еще человека три-четыре, которые помогли мне сопровождать ее. На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в товарища Ленина. После этого я еще раз спросил: «Вы стреляли в товарища Ленина?» – на что она утвердительно ответила… Боясь, как бы ее не отбили из наших рук лица, ей сочувствующие и ее единомышленники, как бы над ней не было произведено толпой самосуда, я предложил находившимся в толпе и имевшим оружие милиционерам и красноармейцам сопровождать нас. А товарищи рабочие, по большей части рабочая молодежь, образовали цепь, которой сдерживали толпу народа, требовавшего смерти преступнице».
Террористку привели обратно на завод. Здесь ее опознал и председатель заводского комитета Н. Я. Иванов, приметивший ее еще до начала собрания, когда она подслушивала разговоры рабочих о скором приезде В. И. Ленина. Настроение рабочих было гневным: они готовы были растерзать преступницу, посягнувшую на жизнь вождя.
С. Н. Батулин и заводские рабочие-активисты доставили преступницу в военный комиссариат Замоскворецкого района, куда вскоре прибыли работники органов следствия. В расследовании приняли участие заместитель председателя ВЧК Я. X. Петерс, народный комиссар юстиции Д. И. Курский, член коллегии НКЮ М. Ю. Козловский, председатель Московского революционного трибунала А. М. Дьяконов, член ВЦИК В. Э. Кингисепп, заведующий отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией Н. А. Скрыпник и другие.
Террористка назвалась Фаней Ефимовной Каплан, 28 лет. На первом допросе, 30 августа, в 11 часов 30 минут вечера, она заявила, что стреляла в В. И. Ленина по политическим мотивам, но отказалась давать подробные объяснения. Она сказала: «Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению… Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно… Я считаю себя социалисткой». Преступница упорно скрывала соучастников злодеяния и изображала его «индивидуальным» политическим актом. Она упрямо твердила: «Ни к какой партии не принадлежу… Я совершила покушение лично от себя… Революцией я была недовольна – встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это. По течению эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову… Самарское правительство принимаю всецело и стою за союз с союзниками против Германии». На вопросы об оружии, которым она стреляла, о найденных у нее деньгах и железнодорожном билете Томилино – Москва она отвечала: «Из какого револьвера я стреляла, не скажу… Кто мне дал револьвер, не скажу… Когда я приобрела железнодорожный билет Томилино-Москва, я не помню… В Томилино я не была… Откуда у меня деньги, я отвечать не буду».
Весть об убийстве М. С. Урицкого и злодейском покушении на жизнь Владимира Ильича Ленина мгновенно облетела страну. Эти террористические акты, а также зверства белогвардейцев против рабочих и крестьян в местностях, где им удавалось свергнуть Советскую власть, вызвали бурю негодования рабочего класса. Теперь уже советские и партийные органы не могли сдержать народной ярости и гнева. Повсюду, еще до опубликования решений правительства, народ по своей инициативе начал ответный массовый красный террор против врагов советской власти.
31 августа в газетах было опубликовано сообщение ВЦИК о покушении на В. И. Ленина. ВЦИК призвал трудящихся усилить борьбу с антисоветскими элементами и объявил, что «на покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции».
1 сентября 1918 г. ВЧК заявила о том, что «обнаглевшая контрреволюция поднимает голову, делая попытки вырвать из наших рядов вождей рабоче-крестьянского дела». Предательский выстрел в Ленина ВЧК с полным основанием расценила как преступление против рабочего класса в целом. Призывая трудящихся сплотить ряды и дружным напором раздавить гидру контрреволюции, ВЧК указывала: «Преступная авантюра с. – р., белогвардейцев и всех других лжесоциалистов заставляет нас на преступные замыслы врагов рабочего класса отвечать массовым террором».
2 сентября Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, заслушав сообщение Я. М. Свердлова о покушении на жизнь В. И. Ленина, принял резолюцию, в которой предупредил прислужников российской и союзнической буржуазии, что за каждое покушение на деятелей Советской власти будут отвечать все контрреволюционеры и их вдохновители. «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти, – говорилось в резолюции, – рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов».
Народный комиссар внутренних дел Г. И. Петровский подписал постановление, в котором потребовал от местных властей положить конец расхлябанности и миндальничанью с врагами революции, применяющими массовый белый террор против рабочих и крестьян. В приказе предлагалось взять из буржуазии и офицерства заложников и при дальнейших попытках контрреволюционных выступлений в белогвардейской среде применять в отношении заложников репрессии. Совет Народных Комиссаров объявил 5 сентября 1918 г., что все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежат расстрелу.
Среди репрессированных тогда были крупные деятели монархической реакции (директор департамента полиции С. П. Белецкий, министр внутренних дел А. Р. Хвостов, министр юстиции И. Г. Щегловитов, ряд деятелей жандармерии и охранных отделений), известные своей жестокостью при подавлении революционных выступлений во времена царизма, а также другие изобличенные враги рабоче-крестьянской власти.
Резкое обострение социально-политической обстановки в стране вынудило пересмотреть карательную линию органов борьбы с антисоветчиной даже в тех местах, где раньше местные организации не создали учреждений, подобных Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Так, например, после злодейского покушения на жизнь В. И. Ленина объединенное заседание Совнаркома, ЦИК, Ташкентского Совета и других общественных организаций Туркестанской республики приняло резолюцию, в которой говорилось: «На предательское убийство из-за угла и непрекращающееся противодействие Советской власти мы ответим беспощадным террором над всеми врагами революции». 5 сентября 1918 г. ЦИК и Совнарком республики учредили в Туркестане Чрезвычайную следственную комиссию (по типу ВЧК) с «самыми широкими полномочиями».
Советское правительство рассматривало красный террор как временную исключительную акцию рабочего класса в ответ на антисоветский террор в обстановке острой борьбы против озверевших врагов народа. Массовый красный террор, осуществлявшийся главным образом в начале сентября 1918 г., в дальнейшем, несмотря на подчас весьма тяжелую обстановку в стране, никогда больше в таком виде не применялся.
В напряженных условиях того времени ВЧК расследовала обстоятельства убийства М. С. Урицкого и покушения на жизнь В. И. Ленина. Это было трудное дело. Непосредственные исполнители террористических актов Каннегисер и Каплан отказались назвать сообщников и раскрыть связи с какими-либо политическими организациями. ВЧК вынесла решение о расстреле их. 3 сентября 1918 г. было выполнено постановление о расстреле Каплан, расстреляли в Петрограде и убийцу М. С. Урицкого – Каннегисера.
Методы борьбы с антисоветскими силами на заключительном этапе гражданской войны
Как только положение на фронтах гражданской войны улучшилось, Советское правительство и ВЧК вновь рассмотрели вопрос о методах борьбы с антисоветчиной.В январе 1920 г. Ф. Э. Дзержинский внес в ЦК РК П(б) предложение о том, чтобы от имени ВЧК дать местным органам Чрезвычайной комиссии директиву о прекращении с 1 февраля применения высшей меры наказания (расстрела) и о передаче дел, по которым могло бы грозить такое наказание, в революционный трибунал. 13 января 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б) постановило принять это предложение «с тем, чтобы приостановка расстрела была тем же приказом распространена и на ВЧК». Была избрана комиссия «для разработки формального приказа и подтверждения этого приказа от имени правительства в целом».
В изданном ВЧК приказе указывалось, что разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска и Красноярска создают новые условия борьбы с антисоветскими силами и в корне подрывают надежды отдельных групп контрреволюционеров свергнуть Советскую власть путем заговоров, мятежей и террористической деятельности. Теперь можно было отказаться от применения к врагам Советской власти высшей меры наказания – расстрела, «отложить в сторону оружие террора».
Исходя из этих соображений, ВЧК постановила немедленно прекратить применение расстрела по решениям ее органов и войти в Совет Народных Комиссаров с предложением об отмене высшей меры наказания и по приговорам революционных трибуналов. Вместе с тем ВЧК предупреждала, что возобновление прямых нападений Антанты на нашу страну «неизбежно может выдвинуть возвращение к методам террора». ВЧК предложила всем чрезвычайным комиссиям обратить усиленное внимание на борьбу со спекуляцией и должностными преступлениями, содействовать налаживанию хозяйственной жизни, устранять препятствия, создаваемые саботажем и недисциплинированностью.
17 января 1920 г. постановлением ВЦИК и СНК применение высшей меры наказания (расстрела) было отменено как по решениям ВЧК и ее местных органов, так и по приговорам революционных трибуналов (за исключением военных трибуналов) 1. Это постановление утвердила первая сессия ВЦИК VII созыва. В докладе на ней В. И. Ленин говорил:
«Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни… И я думаю, надеюсь и уверен, что ВЦИК единогласно подтвердит это мероприятие Совнаркома и разрешит его таким образом, чтобы применение смертной казни в России стало невозможным. Само собой понятно, что всякая попытка Антанты возобновить приемы войны заставит нас возобновить прежний террор…»
На IV конференции губернских чрезвычайных комиссий (3 – 6 февраля 1920 г.) Ф. Э. Дзержинский поставил вопрос о перестройке работы ЧК и призвал «изыскать такие методы, при помощи которых нам не нужно было бы производить массовых обысков, не пользоваться террором, однако все время вести наблюдение и пресекать корни козней и злонамерений врагов». Выступивший на конференции В. И. Ленин обратил внимание чекистов на то, что «…первый острый момент борьбы с контрреволюцией, с белогвардейской вооруженной силой как скрытой, так и явной, этот первый острый период, по-видимому, проходит. Но более чем вероятно, что попытки тех или иных контрреволюционных движений и восстаний будут повторяться…» Владимир Ильич призвал чекистов сохранять полную боевую готовность к отражению врага. «Сохраняя эту боевую готовность, – говорил он, – не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий». В изданном 18 марта 1920 г. новом Положении «О революционных трибуналах» последние признавались единственными органами, имеющими право вынесения приговоров (даже в местностях, объявленных на военном положении). В примечании к статье 1 «Положения» было допущено лишь одно изъятие из этого правила: «В целях борьбы с нарушителями трудовой дисциплины, охранения революционного порядка и борьбы с паразитическими элементами населения, в случае, если дознанием не установлено достаточных данных для направления дел о них в порядке уголовного преследования, за Всероссийской Чрезвычайной комиссией и губернскими чрезвычайными комиссиями с утверждения Всероссийской Чрезвычайной комиссии сохраняется право заключения таких лиц в лагерь принудительных работ на срок не свыше 5 лет».
В приказе ВЧК № 48 от 17 апреля 1920 г. давалось разъяснение местным чрезвычайным комиссиям по поводу этого изъятия. Необходимость его вызывалась тем, что борьба буржуазии и преступного мира против трудящихся еще не вошла в такое русло, когда каждое преступление могло бы караться только судом. Поэтому закон оставил за ВЧК право в административном порядке изолировать антиобщественные элементы и лиц, заподозренных в контрреволюционных деяниях. В таком порядке могли подвергаться заключению бывшие помещики, капиталисты, царские чиновники, члены враждебных Советской власти партий, лица, подозреваемые в спекуляции или уличенные в связи с явными контрреволюционерами, хранившие их переписку или деньги, а также лица, нарушающие трудовую дисциплину или саботирующие хозяйственную жизнь республики.
Особенности борьбы с антисоветчиной в условиях нэпа. Образование ГПУ
Разгром основных организованных сил антисоветчины в России и новая экономическая политика усилили процесс расслоения в белоэмигрантских кругах. Наряду с крайними «активистскими» элементами, жаждавшими продолжать борьбу с советским государством прежними авантюристическими методами, появились группы, пересмотревшие способы борьбы с советской властью. Образовалось «сменовеховское течение», получившее свое название от сборника «Смена вех». Его издала группа кадетских профессоров-белоэмигрантов (Ю. В. Ключников, Н. В. Устрялов, Г. Л. Кирдецов, С. С. Лукьянов, П. В. Дюшен, Ю. Н. Потехин), многие из которых принимали раньше прямое участие в антисоветской деятельности. «Сменовеховцы» поняли, что насильственное свержение советской власти в России – дело несбыточное, и свои надежды связывали с новыми явлениями в экономической жизни Советской республики. «Сменовеховцы» полагали, что нэп неизбежно должен привести к восстановлению капитализма, и решили «примириться» с Советской властью. Профессор Ю. В. Ключников, объясняя причины поворота настроений «сменовеховских» кадетов, писал: «Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что решающим моментом перехода нас на новую позицию был момент крушения общего антисоветского фронта в лице Колчака, Деникина, Юденича и Миллера, когда они совместно окружили Советскую Россию и давили на нее. После их поражения всякие мечты об уничтожении Советской власти не только становились безнадежными, но уже и политически вредными и гибельными для России… Мы все следим за усилиями Советской власти наладить экономическую жизнь, обеспечить в России правовой порядок и поддержать в ней культурное творчество. Нам кажется, что «смена вех» есть выражение глубокого органического процесса, переживаемого всей Россией, а именно: сближаются полюсы, открываются возможности людям, стоящим на разных точках зрения, делать одно общее дело. Мы протянули руку большевикам».Меньшевики и эсеры, так же как и «сменовеховские» кадеты, полагали, что нэп переводит Россию на капиталистические рельсы развития. В политической области они вновь заговорили о создании «демократической республики». Л. Мартов в эмигрантском центральном органе меньшевистской партии «Социалистическом вестнике» в октябре 1922 г. определял политическую задачу своей партии в условиях нэпа: «Таким образом, основная политическая задача может быть формулирована в нашей программе как борьба всеми средствами организованного массового движения за переход к нормальному режиму демократической республики».
Советское правительство учло поворот в настроениях буржуазной интеллигенции и мелкобуржуазных слоев. Представители этих слоев населения, выразившие готовность работать в советских учреждениях и на советских предприятиях, привлекались к работе по восстановлению народного хозяйства. В. И. Ленин говорил: «Построить коммунистическое общество руками коммунистов, это – ребячья, совершенно ребячья идея. Коммунисты – это капля в море, капля в народном море…
Управлять хозяйством мы сможем, если коммунисты сумеют построить это хозяйство чужими руками, а сами будут учиться у этой буржуазии и направлять ее по тому пути, по которому они хотят».
Через год после введения новой экономической политики XII Всероссийская конференция РКП (б), состоявшаяся в августе 1922 г., констатировала: «В общем и целом за последний год в антисоветском лагере обнаруживается начало серьезного расслоения. Раскол кадетской партии на правых и левых кадетов и образование, в связи с этим, двух отдельных кадетских центров за границей, появление сменовеховского течения среди определенной части буржуазии, начавшийся глубокий раскол церкви, чреватый серьезнейшими последствиями, разделение меньшевиков и эсеров на ряд новых групп и подгрупп… усиление дифференциации среди студенчества в России и даже среди эмигрантской части студенчества, усиливающаяся дифференциация среди верхов бывшего белогвардейского генералитета – все это, вместе взятое, является симптомом ослабления антисоветского лагеря и косвенным подтверждением упрочения наших позиций».