Топпинг. А как же это случилось, мисс Мод?
Мод (постукивая по газете). Все это правда. Он пришел за мамой к мисс Атене, и я... я не могла сдержаться. Все, что написано здесь, правильно, но теперь я об этом жалею. Мама ужасно расстроена. Вы хорошо знаете папу, Топпинг. Как, по-вашему, что он теперь будет делать?
Топпинг (прищелкнув языком). Видите ли, мисс, дело обстоит так: до сих пор мистера Билдера всегда все уважали...
Мод нетерпеливо встряхивает головой.
...Конечно, не у него дома. А теперь уважения нет. Пси... пши... психологически это должно на него подействовать.
Мод. Разумеется, но с каким результатом? Сдастся ли он или будет драться до последнего?
Топпинг. Нет, уж он не сдастся, мисс.
Мод. Его, конечно, попросят выйти в отставку.
Снова слышен приближающийся голос газетчика: "Экстренный выпуск! Сенсация!
Местный судья в роли обвиняемого! Экстренный выпуск!"
О боже! Зачем я это сделала! Но я не могла видеть, как маму...
Топпинг. Не расстраивайтесь, мисс, он все выдержит. У него, можно сказать, челюсть перевешивает лоб...
Мод. Что?
Топпинг (кивает). Френология, мисс. Я в ней коечто соображаю. Когда челюсть большая, а лоб маленький, это признак сильного характера.
Мод. Мисс Атена вышла замуж сегодня утром, Топпинг. Я сейчас прямо из мэрии.
Топпинг (бесстрастно). В самом деле, мисс? Я думал, что так она, вероятно, и сделает.
Мод. О!
Топпинг. Тень надвигающихся событий... Я уже вчера видел, как они надвигаются.
Мод. Ну, во всяком случае это так. Она приедет сюда с дядей.
Слышно, как подъезжает экипаж. Это, вероятно, они. Мы все очень расстроены из-за папы.
Топпинг. А-а! Меня не удивит, если он будет очень расстроен из-за вас, мисс.
Мод (у окна). Это они.
Топпинг выходит в переднюю; Атена и Ральф входят слева.
Где папа, дядя Ральф?
Ральф. У своего поверенного.
Атена. Мы оставили Гая с мамой в мастерской. Она все еще считает, что должна вернуться. Она все твердит, что это ее дело теперь, когда отец в беде.
Мод. Ее вещи уже в кэбе. Ей надо предоставить возможность свободного выбора.
Ральф. Ты помешалась на свободе, Мод.
Mод. С вами было бы то же самое, если б около вас был папа.
Ральф. Я его компаньон, дорогая моя,
Мод. Да. Как вы умудряетесь ладить с ним?
Ральф. До сих пор я еще не подавал на него в суд.
Атена. А что же вы делаете, дядя Ральф?
Ральф. Действую тихой сапой. Подкапываюсь под него, когда могу.
Мод. А когда не можете?
Ральф. Подкапываюсь под нашего общего противника. Теперь тебе нельзя идти в киноактрисы, Мод. Они будут рекламировать тебя как прославленную Мод Билдер, подавшую в суд на своего отца. Переезжай вместо этого к нам, и ты будешь пользоваться полной свободой, пока вся эта история не забудется.
Мод. Ах, а что теперь будет с папой?
Атена. Так странно, что вы братья, дядя Ральф.
Ральф. У каждой монеты есть оборотная сторона, моя дорогая. Джон одна, а я - другая. У него есть свои ценные качества. А теперь вы, девочки, должны погладить его по шерстке и постараться помириться с ним. Вы достаточно помучили его.
Мод (упрямо). Я не выбирала его себе в отцы, дядя.
Ральф. Говорят, сейчас с наследственными заболеваниями делают чудеса. Ну как - будете вы обе милы с ним?
Атена. Мы попытаемся.
Ральф. Правильно! Я и теперь не понимаю, как все это произошло.
Мод. Не успели вы с Гаем выйти, как через три минуты появился он. Мама только что рассказала нам о... об одной мерзости. Папа потребовал, чтобы мы с Атеной вышли, и мы согласились выйти на пять минут, пока он поговорит с мамой. Мы ушли, а когда вернулись, он велел мне взять кэб, чтобы отвезти маму домой. Бедная мама стояла бледная, как полотно, а он начал настаивать и тащить ее к двери. Я была ослеплена гневом и вместо кэба вызвала полицейского. Конечно, это папа подбил ему глаз. Гай здорово вызволил его.
Атена. Ты первая это придумала.
Мод. Я не могла иначе, когда увидела, как папа стоит и молчит, словно у него язык отнялся.
Атена. Это было ужасно! Дядя, почему вы не вернулись с Гаем?
Мод. О да, почему вы не вернулись?
Атена. Когда Мод пошла за кэбом, я предупредила папу, чтобы он не применял силу. Я сказала ему, что это противозаконно, но он ответил только: "К черту закон!"
Ральф. Что же, все это довольно неприглядно. Мод. Да, все были ослеплены гневом.
Они не замечают, как отворяется дверь и из прихожей появляется Билдер. Он все еще не брит, немного осунулся, на его лице мрачное, свирепое выражение. В руке какая-то бумага. Он делает несколько шагов вперед, и тут
они замечают его.
Атена и Мод (растерянно). Папа!
Билдер. Ральф, сделай мне одолжение! Выпроводи их отсюда!
Ральф. Успокойся, Джон!
Билдер. Уходите!
Мод (гордо). Хорошо! Мы думали, что тебе будет приятно узнать, что Атена вышла замуж, а я отказалась от кино. А теперь мы уйдем.
Билдер поворачивается к ним спиной, садится за письменный стол и начинает писать. Пошептавшись с дядей, сестры уходят. Ральф Билдер стоит, с добродушно-насмешливым сочувствием глядя на спину брата. Когда Билдер
кончает писать, Ральф подходит к нему и кладет руку ему на плечо.
Ральф. Очень неприятная история, дружище!
Билдер. Вот что я написал этому типу: "Господин мэр, вы сегодня имели наглость сделать мне предупреждение - мне, вашему собрату, такому же судье, как вы! Я советовался с моим поверенным, могу ли я привлечь вас к ответственности за противозаконное задержание. Он сообщил мне, что этого сделать нельзя. Посему пользуюсь случаем заявить вам, что правосудие в нашем городе - это фарс. Я не желаю более иметь дело ни с вами, ни с вашими коллегами, но вы глубоко заблуждаетесь, воображая, что я сложу с себя звание судьи или уйду из муниципального совета. С совершеннейшим почтением Джон Билдер".
Ральф. Слушай, дружище, не надо терять чувство юмора.
Билдер (мрачно). Юмора? Я провел ночь в тюремной камере. Погляди-ка на это! (Показывает бумагу, с которой он пришел.) Я лишаю свою семью наследства.
Ральф. Джон!
Билдер. Эти две молодые особы для меня больше не существуют. Что касается жены... Если она не вернется... Раз я страдаю, так пусть и другие страдают.
Ральф. Джулия очень расстроена, мой милый, мы все расстроены. Девочки пришли сюда, чтобы попытаться...
Билдер (встает). Пусть они убираются к черту! А если этот паршивец мэр думает, что я конченый человек, то он ошибается! (Звонит.) Не нужны мне никакие утешения! Я умею драться до конца!
Ральф (тихо). Твой враг внутри тебя, дружище.
Билдер. Это еще что?
Ральф. Прежде чем укрощать других людей, следует укротить себя. Выспись, Джон, утро вечера мудренее.
Билдер. Выспаться? Я всю ночь глаз не сомкнул. Если бы ты провел такую ночь...
Ральф. Я сам не спал.
Входит Топпинг.
Билдер. Отнесите это письмо мэру с приветом от меня. Ответа не надо.
Топпинг. Слушаю, сэр. Там, в передней, джентльмен из "Кометы". Просит, чтоб вы его приняли.
Билдер. Передайте ему, чтобы он убирался к...
Слышен голос: "Мистер Билдер!" Билдер оборачивается и видит репортера,
который уже стоит в дверях передней. Топпинг выходит.
Журналист (входит, протягивая визитную карточку). Мистер Билдер, вы очень добры, что приняли меня. Я имел сегодня утром удовольствие... Я хочу сказать... я пытался поговорить с вами, когда вы ушли от мэра. Я думал, что у вас, вероятно, есть своя собственная точка зрения на это злополучное происшествие. Мы будем рады дать вам возможность высказать ее перед нашими читателями.
Ральф стоит у окна и слушает.
Билдер (сухо, меряя взглядом репортера, говорившего вежливо и приятным голосом). Очень любезно с вашей стороны.
Репортер. Что вы, сэр... Мы полагали, что у вас почти наверняка есть свои весьма основательные причины, которые могут представить все дело в совершенно ином свете.
Билдер. Основательные причины? Я думаю! Я вам скажу: еще немного этой свободы - распущенности, как я это называю, - и вскоре не останется ни одного человека, который сможет назвать себя главой семьи.
Репортер (в тон ему). Совершенно верно.
Билдер. Если представители закона думают, что могут поддерживать бунт, они жестоко ошибаются. Я ударил свою дочь... я был взбешен, как и вы были бы...
Репортер (так же). Ну, разумеется...
Билдер (яростно глядя на него). Впрочем, что касается вас, - не знаю, вы, кажется, размазня, - но любой человек с горячей кровью был бы!
Репортер. Позвольте спросить, что она сделала, сэр? Нам не удалось это уточнить.
Билдер. Сделала? Только я взял за руку свою жену, пытаясь убедить ее вернуться домой после маленькой семейной размолвки, как эта девчонка налетела на меня. Я вышел из себя и оттолкнул ее тростью. А... этот полицейский, которого привела моя собственная дочь!.. Подумать только полицейского привела! Если представитель закона вторгается в частный дом с целью подорвать авторитет главы семьи, до чего мы докатимся, скажите мне?
Репортер (все так же). Ну, безусловно... безусловно!
Билдер. Современная идиотская сентиментальность совершенно разлагает нашу страну. Человек не может быть хозяином в собственном доме, не может призвать свою жену к исполнению ее обязанностей, не может попытаться контролировать поведение своих дочерей без того, чтобы не натолкнуться на сопротивление и не навлечь на себя ненависть. Дело дошло до того, что хозяин уже не может распоряжаться своими служащими; не может где-либо подавлять бунт без того, чтобы на него не стала тявкать свора гуманистов и поклонников распущенности!
Репортер. Великолепно, сэр, великолепно!
Билдер. Великолепно! Это позорно! Вот вам я - человек, который всегда пытался выполнять свой долг перед семьей и перед обществом, и мне пришлось предстать перед судом - о господи! - потому что я выполнял этот долг; быть может, с несколько излишним рвением, но ведь я не ангел!
Репортер. Да, да! Разумеется...
Билдер. Настоящий англичанин никогда не бывает ангелом! Но теперь нет настоящих англичан! (В ярости мечется взад и вперед по комнате.)
Ральф (внезапно). Когда я смотрю на лица...
Билдер (думая о своем). Что? Я сказал этому молодому человеку, что я не ангел.
Репортер (провоцируя его). Да, сэр, я вас понимаю.
Билдер. Если представители закона думают, что они могут заставить меня стать одним из ваших мягкотелых сентименталистов, которые позволяют всем делать, что им в голову взбредет...
Ральф. Есть еще немало людей, Джон, которые тоже не собираются отказываться от своих прав.
Билдер (думая о своем). Что? Кто там еще прав?
Репортер. Вам, вероятно, пришлось пережить несколько неприятных минут, сэр.
Билдер. Сплошные унижения. Я провел ночь в вонючей камере. Не ел со вчерашнего утра. Неужто они думали, что я буду есть эту бурду, которую они мне сунули? И все потому, что в минуту гнева... о котором я сожалею!.. получилось так, что я ударил собственную дочь, вмешавшуюся в мои отношения с женой. Это было бы смешно, если б не было так отвратительно! Раньше дом человека был святыней. А чем он стал теперь, когда все, кому не лень, суют в него свой нос? (Стоит у камина, нагнув голову, словно не замечая ни репортера, ни вообще кого бы то ни было.)
Репортер.(собираясь уходить). Очень вам благодарен, мистер Билдер. Я уверен, что не искажу ваших мыслей. Может быть, вы захотите просмотреть гранки?
Билдер (не совсем отдавая себе отчет в том, кто стоит перед ним). Что?
Репортер. Или вы доверяете мне?
Билдер. Я не доверяю вам ни на грош.
Репортер (в дверях). Прекрасно, сэр, вам пришлют гранки, я обещаю. Всего хорошего, и еще раз благодарю вас.
Билдер. Эй!
Но репортер уходит. Билдер устремляет взгляд на брата, с лица которого все еще не сошло
выражение добродушно-насмешливого сочувствия.
Ральф. Возьми себя в руки, дружище! Прими горячую ванну и ложись спать.
Билдер. Им захотелось довести меня до крайности, теперь пусть несут ответственность за последствия. Мне наплевать, что обо мне думают!
Ральф (с грустью). Ладно, сейчас я не буду больше надоедать тебе.
Билдер (с недобрым смешком). Что ж, приходи завтра снова.
Ральф. Когда ты выспишься. Ради репутации всей нашей семьи, прошу тебя, Джон, не будь опрометчив.
Билдер. Запереть ворота конюшни? Нет, мой милый, поздно, лошадь уже украли.
Ральф. Так, так... (Поглядев на брата, угрюмо усевшегося за письменный стол, выходит в переднюю.)
Билдер сидит, уставившись прямо перед собой. Дверь из столовой приоткрывается; показывается голова Камиллы. Увидя его, Камилла хочет
скрыться, но он уже успел заметить ее.
Билдер. Подите-ка сюда!
Камилла нерешительно подходит к письменному столу. Морщит лоб, словно что-то
усиленно обдумывает. Билдер глядит на нее без улыбки.
Значит, вы хотите быть моей любовницей, а?
Камилла делает нервный жест.
Ну что ж, отлично. Подойдите поближе.
Камилла (не двигаясь). Вы меня п-пугаете.
Билдер. Вы мне дорого обошлись. Но вы заплатите за это, вы и все остальные.
Камилла (пятясь). Нет, сегодня вы мне не нравитесь! Нет!
Билдер. Ну, хватит ломаться!
Она стоит достаточно близко от него, и он хватает ее за руку.
С тех пор как я женился, я всегда держал себя в узде во имя приличий. Я был человеком с твердыми правилами, милочка, как вы вчера убедились. А им этого не нужно! (Притягивает ее к себе.) Вот теперь можете сесть ко мне на колени.
Камилла (отшатываясь). Нет, сегодня я не хочу.
Билдер. Но все-таки вам придется. Они сами напросились на это!
Камилла (гибким движением увертываясь от него). Они? Что все это значит? Я не хочу никаких неприятностей. Нет, нет! Не хочу! (Пятится к дверям.)
Билдер саркастически смеется.
О, вы опасный человек! Нет, нет! Это не для меня! Прощайте, мосье! (Быстро поворачивается и уходит.)
Билдер снова мрачно смеется. Он сидит теперь один, глядя прямо в одну точку, и в комнате царит полная тишина. В окне появляется лицо мальчишки; на нем
все шире расплывается насмешливая улыбка.
Мальчишка (за окном, вполголоса). Джонни Билдер!
Билдер резко оборачивается - лицо исчезает.
Кто избил свою жену?
Билдер бросается к окну.
Голос (уже вдалеке и с опаской). Джонни Билдер!
Билдер. Ах ты, дьявольское отродье! Попадись ты мне, окаянный, уж я сверну тебе шею!
Голос (совсем издалека). Кто подбил глаз фараону?
Билдер не в силах совладать с собой, хватает с подоконника цветочный горшок и изо всей силы швыряет его в окно на улицу. Слышно, как горшок разбивается.
Голос (очень далеко). Э-э-э! Промазал!
Билдер высовывается из окна; его лицо побагровело; он грозит вдаль кулаком.
Занавес опускается на несколько секунд.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Вечер того же дня. Кабинет тускло освещен, у него заброшенный вид. Окно все еще открыто, хотя уже близится ночь. В окно падает свет уличного фонаря, освещая уснувшего Билдера. Он сидит в кресле у письменного стола, ближе к камину, опираясь локтями о стол, подпирая щеку правой рукой. Он все еще не брит, и на нем тот же костюм. Над подоконником появляется голова мальчишки;
кажется, что она отделена от тела и поставлена на подоконник.
Голос мальчишки (громким шепотом). Джонни Билдер!
Билдер вздрагивает. Голова мальчишки исчезает. Билдер, подняв левую руку, машет ею перед лицом, как бы отгоняя комара, и просыпается. Вспоминает все, что было, и некоторое время сидит, мрачно уставившись перед собой. Дверь из передней открывается, входит Топпинг, с длинным конвертом в руке.
Топпинг (подходя к Билдеру). Из "Кометы", сэр. Оттиск вашего интервью, сэр. Посыльный сказал: будьте любезны просмотреть; он должен сразу же отнести его обратно.
Билдер (берет конверт). Хорошо. Я позвоню.
Топпинг. Можно закрыть окно, сэр?
Билдер. Нет еще.
Топпинг выходит.
(Зажигает настольную лампу, вскрывает конверт и начинает читать гранки. На лице его постепенно появляется выражение замешательства и растерянности.) Разве я это говорил? Мерзость! Мерзость! (Бросает гранки, сидит некоторое время, качая головой и нервно постукивая рукой по столу, затем берет телефонную трубку.) Город, два сорок пять. "Комета"? Это Джон Билдер. Дайте мне главного редактора. (Пауза.) Господин редактор? Говорит Джон Билдер. Относительно интервью. Я получил оттиск. Это никуда не годится. Вычеркните все целиком, пожалуйста. Я не желаю давать никаких заявлений. (Пауза.) Да, я знаю, что сказал все это, ничего не поделаешь. (Пауза.) Нет, я передумал. Вычеркните, пожалуйста. (Пауза.) Нет, я ничего не скажу. (Пауза.) А вы можете, черт подери, говорить все, что вам угодно! (Пауза.) Да, да, именно так. Если вы припишете мне хоть одно слово, я подам на вас в суд за клевету. Безответственнейшая мерзость! Я разорвал все ваши гранки. До свидания. (Вешает трубку и звонит; затем, взяв гранки, злобно рвет их на мелкие кусочки и засовывает в конверт.)
Входит Топпинг.
Отдайте посыльному, живо, и пусть убирается...
Топпинг (с некоторым удивлением, чувствуя в руке содержимое конверта). Слушаю, сэр. (Направляется к двери, но оборачивается.) Пришел мэр, сэр. Не знаю, угодно ли вам будет...
Билдер встает; прошелся по комнате.
Билдер. Я сам не знаю. Впрочем, просите.
Топпинг выходит. Билдер стоит у камина, слегка нагнув голову.
Топпинг (входит). Господин мэр, сэр. (Уходит направо.)
Входит мэр, он в пальто и даже с цилиндром. Прежде чем заговорить, он
доходит до середины комнаты.
Мэр (смущенно). Ну, Билдер?
Билдер. Ну?
Мэр. Не надо! Это мое предупреждение было чистой дипломатией. Мне нужно было поддержать репутацию суда, вы же понимаете.
Билдер. А как насчет моей репутации?
Мэр. Вы... вы очень затруднили мне дело. Черт бы все это побрал! Поставьте себя на мое место.
Билдер (угрюмо). Я лучше поставил бы вас на мое вчера вечером.
Мэр. Да, да, я знаю. Но суд должен оберегать свою репутацию, он не должен ронять себя в глазах общественности. Я и так чуть не нарушил закон. А вот если бы перед нами был простой человек, с таким же обвинением - с обвинением, что он ударил женщину?
Билдер. Я ударил не женщину, я ударил свою дочь.
Мэр. Да, но ведь она же не ребенок! И, если уж на то пошло, вы оказали сопротивление полиции. Ну что там! Вы ведь первый поддержали бы британское правосудие. Пожмем же друг другу руки.
Билдер. Вы за этим пришли?
Мэр (растерянно). Д-да. Я чрезвычайно огорчен этим...
Билдер. Бросьте! Вы пришли просить меня выйти в отставку.
Мэр. Все это, право, очень глупо получилось, Билдер. Мы все чувствуем...
Билдер. Не тратьте ваших зарядов впустую, мэр. Я уже все обдумал, после того как написал вам ту записку. Примите мою отставку.
Мэр (смущен, но облегченно вздыхает). Ну вот, так-то лучше! Приходится мужественно встречать эту неприятность, в которую вы попали.
Билдер (с оттенком мрачного юмора). Да, да, я знаю, что это не так уж трудно - мужественно встречать чужие неприятности.
Мэр. Ну, и в конце концов так ли уж они велики?
Билдер. Всего только великолепное одиночество. Ни жены, ни дочерей, ни звания члена муниципального совета, ни звания судьи, ни будущего... (Со смешком.) Ни даже француженки-горничной. А почему? Потому что я пытался как-то утвердить свою власть в семье, на ее же пользу! Вот и все неприятности, которые вам приходится мужественно переносить, мэр.
Мэр. Ай-ай-ай! Сколько горечи, Билдер. Конечно, вся эта огласка очень неприятна. Но все забудется, и вы снова станете тем, чем были. В вас за всей вашей вспыльчивостью кроется превосходный практический здравый смысл. (Пауза.) Ну, не падайте духом! (Пауза.) Что ж, пожалуй, я прощусь с вами.
Билдер. Завтра вы получите письменную просьбу об отставке.
Мэр (искренне). Ну, будет! Давайте пожмем друг другу руки!
Билдер долго смотрит на него, потом протягивает руку. Они обмениваются рукопожатием. Резко повернувшись, мэр выходит. Билдер с минуту стоит неподвижно, затем снова садится на прежнее место у письменного стола, опустив голову на руки. Над подоконником опять появляется голова мальчишки, за ней другая и третья; теперь все три головы - словно отрубленные и
установленные в ряд.
Голоса мальчишек (один за другим, все более громким шепотом). Джонни Билдер! Джонни Билдер! Джонни Билдер!
Билдер встает, поворачивается и смотрит на них. Головы исчезают, и мальчишеский голос пронзительно кричит: "Джонни Билдер!" Билдер идет к окну; голоса теперь кричат на разные лады: "Джонни Билдер!", "Буян Билдер!", "Кто избил свою жену? Буян Билдер!" Билдер стоит совершенно неподвижно, уставившись в окно; уличный фонарь освещает его лицо, на котором застыло выражение какого-то вызова и одновременно боли. Голоса становятся все громче. Затем вдруг что-то со свистом рассекает воздух, слышен плеск воды и
отчаянные вопли.
Голос Топпинга. Брысь! Черти вы этакие!
Слышен топот ног и протяжный отдаленный вопль: "Мяу!" Билдер, словно очнувшись, закрывает окно, задергивает шторы, идет к креслу у камина и садится. Входит Топпинг с маленьким подносом, на котором стоит кувшинчик с какой-то дымящейся жидкостью, стакан и печенье. Топпинг бесшумно подходит к
креслу. Билдер шевелится и поднимает глаза на Топпинга.
Топпинг. Извините, сэр, но после вчерашнего завтрака прошло уже много времени, - без еды не проживешь, сэр!
Билдер. Хорошо. Поставьте.
Топпинг (ставит поднос на стол и берет трубку Билдера). Я им задал жару, этим паршивцам!
Билдер. Вы славный малый.
Топпинг (набивая трубку). Извините меня, сэр... хозяйка... вернулась, сэр...
Билдер уставился на него, и Топпинг умолкает. Он протягивает Билдеру трубку
и спички.
Билдер (вздрогнув). Затопите, Топпинг. Я что-то озяб.
Топпинг затапливает камин; Билдер в это время раскуривает трубку. Растопив камин, Топпичг собирается уходить, но с полдороги возвращается, доходит до
стола и смотрит на безмолвную, угрюмую фигуру в кресле.
(Говорит внезапно.) Дайте мне ту бумагу со стола. Нет, другую - завещание.
Топпинг передает ему завещание.
Топпинг (после больших колебаний). Извините, сэр. Но, с вашего разрешения, сэр, это большое мужество с их стороны - вернуться домой...
Билдер снова уселся, как раньше, и не отвечает.
(Говорит с легким оттенком сочувствия.) Спокойной ночи, сэр.
Билдер (не поворачивая головы). Спокойной ночи.
Топпинг уходит.
(Сидит и курит, озаренный с одной стороны огнем камина, с другой настольной лампой. Потом вынимает изо рта трубку; по его лицу пробегает судорога. Полусердитым жестом он трет рукой глаза.) Мужество! Мужество! (Губы его снова дрогнули. Он крепко сжимает их, затем опять сует трубку в рот и, взяв завещание, швыряет его в огонь и помешивает кочергой золу.)
В это время дверь из передней тихо открывается, и входит миссис Билдер; он не слышит, как она вошла. У нее в руках мешочек с рукоделием. Она медленно подходит к столу, останавливается и смотрит на Билдера. Затем, подойдя к шторам, машинально поправляет их, не сводя глаз с Билдера, снова подходит к столу и наливает ему обычный стакан грога. Билдер, уже заметивший ее присутствие, поворачивается в кресле в то время, как она протягивает ему стакан. Он сидит некоторое время неподвижно, затем берет у нее стакан и благодарно пожимает ей руку. Миссис Билдер молча подходит к своему стулу у камина и, вынув спицы, принимается за вязанье. Билдер пытается заговорить,
но это ему не удается, и он продолжает сидеть, посасывая трубку.
Занавес
1921 г.
Мод (постукивая по газете). Все это правда. Он пришел за мамой к мисс Атене, и я... я не могла сдержаться. Все, что написано здесь, правильно, но теперь я об этом жалею. Мама ужасно расстроена. Вы хорошо знаете папу, Топпинг. Как, по-вашему, что он теперь будет делать?
Топпинг (прищелкнув языком). Видите ли, мисс, дело обстоит так: до сих пор мистера Билдера всегда все уважали...
Мод нетерпеливо встряхивает головой.
...Конечно, не у него дома. А теперь уважения нет. Пси... пши... психологически это должно на него подействовать.
Мод. Разумеется, но с каким результатом? Сдастся ли он или будет драться до последнего?
Топпинг. Нет, уж он не сдастся, мисс.
Мод. Его, конечно, попросят выйти в отставку.
Снова слышен приближающийся голос газетчика: "Экстренный выпуск! Сенсация!
Местный судья в роли обвиняемого! Экстренный выпуск!"
О боже! Зачем я это сделала! Но я не могла видеть, как маму...
Топпинг. Не расстраивайтесь, мисс, он все выдержит. У него, можно сказать, челюсть перевешивает лоб...
Мод. Что?
Топпинг (кивает). Френология, мисс. Я в ней коечто соображаю. Когда челюсть большая, а лоб маленький, это признак сильного характера.
Мод. Мисс Атена вышла замуж сегодня утром, Топпинг. Я сейчас прямо из мэрии.
Топпинг (бесстрастно). В самом деле, мисс? Я думал, что так она, вероятно, и сделает.
Мод. О!
Топпинг. Тень надвигающихся событий... Я уже вчера видел, как они надвигаются.
Мод. Ну, во всяком случае это так. Она приедет сюда с дядей.
Слышно, как подъезжает экипаж. Это, вероятно, они. Мы все очень расстроены из-за папы.
Топпинг. А-а! Меня не удивит, если он будет очень расстроен из-за вас, мисс.
Мод (у окна). Это они.
Топпинг выходит в переднюю; Атена и Ральф входят слева.
Где папа, дядя Ральф?
Ральф. У своего поверенного.
Атена. Мы оставили Гая с мамой в мастерской. Она все еще считает, что должна вернуться. Она все твердит, что это ее дело теперь, когда отец в беде.
Мод. Ее вещи уже в кэбе. Ей надо предоставить возможность свободного выбора.
Ральф. Ты помешалась на свободе, Мод.
Mод. С вами было бы то же самое, если б около вас был папа.
Ральф. Я его компаньон, дорогая моя,
Мод. Да. Как вы умудряетесь ладить с ним?
Ральф. До сих пор я еще не подавал на него в суд.
Атена. А что же вы делаете, дядя Ральф?
Ральф. Действую тихой сапой. Подкапываюсь под него, когда могу.
Мод. А когда не можете?
Ральф. Подкапываюсь под нашего общего противника. Теперь тебе нельзя идти в киноактрисы, Мод. Они будут рекламировать тебя как прославленную Мод Билдер, подавшую в суд на своего отца. Переезжай вместо этого к нам, и ты будешь пользоваться полной свободой, пока вся эта история не забудется.
Мод. Ах, а что теперь будет с папой?
Атена. Так странно, что вы братья, дядя Ральф.
Ральф. У каждой монеты есть оборотная сторона, моя дорогая. Джон одна, а я - другая. У него есть свои ценные качества. А теперь вы, девочки, должны погладить его по шерстке и постараться помириться с ним. Вы достаточно помучили его.
Мод (упрямо). Я не выбирала его себе в отцы, дядя.
Ральф. Говорят, сейчас с наследственными заболеваниями делают чудеса. Ну как - будете вы обе милы с ним?
Атена. Мы попытаемся.
Ральф. Правильно! Я и теперь не понимаю, как все это произошло.
Мод. Не успели вы с Гаем выйти, как через три минуты появился он. Мама только что рассказала нам о... об одной мерзости. Папа потребовал, чтобы мы с Атеной вышли, и мы согласились выйти на пять минут, пока он поговорит с мамой. Мы ушли, а когда вернулись, он велел мне взять кэб, чтобы отвезти маму домой. Бедная мама стояла бледная, как полотно, а он начал настаивать и тащить ее к двери. Я была ослеплена гневом и вместо кэба вызвала полицейского. Конечно, это папа подбил ему глаз. Гай здорово вызволил его.
Атена. Ты первая это придумала.
Мод. Я не могла иначе, когда увидела, как папа стоит и молчит, словно у него язык отнялся.
Атена. Это было ужасно! Дядя, почему вы не вернулись с Гаем?
Мод. О да, почему вы не вернулись?
Атена. Когда Мод пошла за кэбом, я предупредила папу, чтобы он не применял силу. Я сказала ему, что это противозаконно, но он ответил только: "К черту закон!"
Ральф. Что же, все это довольно неприглядно. Мод. Да, все были ослеплены гневом.
Они не замечают, как отворяется дверь и из прихожей появляется Билдер. Он все еще не брит, немного осунулся, на его лице мрачное, свирепое выражение. В руке какая-то бумага. Он делает несколько шагов вперед, и тут
они замечают его.
Атена и Мод (растерянно). Папа!
Билдер. Ральф, сделай мне одолжение! Выпроводи их отсюда!
Ральф. Успокойся, Джон!
Билдер. Уходите!
Мод (гордо). Хорошо! Мы думали, что тебе будет приятно узнать, что Атена вышла замуж, а я отказалась от кино. А теперь мы уйдем.
Билдер поворачивается к ним спиной, садится за письменный стол и начинает писать. Пошептавшись с дядей, сестры уходят. Ральф Билдер стоит, с добродушно-насмешливым сочувствием глядя на спину брата. Когда Билдер
кончает писать, Ральф подходит к нему и кладет руку ему на плечо.
Ральф. Очень неприятная история, дружище!
Билдер. Вот что я написал этому типу: "Господин мэр, вы сегодня имели наглость сделать мне предупреждение - мне, вашему собрату, такому же судье, как вы! Я советовался с моим поверенным, могу ли я привлечь вас к ответственности за противозаконное задержание. Он сообщил мне, что этого сделать нельзя. Посему пользуюсь случаем заявить вам, что правосудие в нашем городе - это фарс. Я не желаю более иметь дело ни с вами, ни с вашими коллегами, но вы глубоко заблуждаетесь, воображая, что я сложу с себя звание судьи или уйду из муниципального совета. С совершеннейшим почтением Джон Билдер".
Ральф. Слушай, дружище, не надо терять чувство юмора.
Билдер (мрачно). Юмора? Я провел ночь в тюремной камере. Погляди-ка на это! (Показывает бумагу, с которой он пришел.) Я лишаю свою семью наследства.
Ральф. Джон!
Билдер. Эти две молодые особы для меня больше не существуют. Что касается жены... Если она не вернется... Раз я страдаю, так пусть и другие страдают.
Ральф. Джулия очень расстроена, мой милый, мы все расстроены. Девочки пришли сюда, чтобы попытаться...
Билдер (встает). Пусть они убираются к черту! А если этот паршивец мэр думает, что я конченый человек, то он ошибается! (Звонит.) Не нужны мне никакие утешения! Я умею драться до конца!
Ральф (тихо). Твой враг внутри тебя, дружище.
Билдер. Это еще что?
Ральф. Прежде чем укрощать других людей, следует укротить себя. Выспись, Джон, утро вечера мудренее.
Билдер. Выспаться? Я всю ночь глаз не сомкнул. Если бы ты провел такую ночь...
Ральф. Я сам не спал.
Входит Топпинг.
Билдер. Отнесите это письмо мэру с приветом от меня. Ответа не надо.
Топпинг. Слушаю, сэр. Там, в передней, джентльмен из "Кометы". Просит, чтоб вы его приняли.
Билдер. Передайте ему, чтобы он убирался к...
Слышен голос: "Мистер Билдер!" Билдер оборачивается и видит репортера,
который уже стоит в дверях передней. Топпинг выходит.
Журналист (входит, протягивая визитную карточку). Мистер Билдер, вы очень добры, что приняли меня. Я имел сегодня утром удовольствие... Я хочу сказать... я пытался поговорить с вами, когда вы ушли от мэра. Я думал, что у вас, вероятно, есть своя собственная точка зрения на это злополучное происшествие. Мы будем рады дать вам возможность высказать ее перед нашими читателями.
Ральф стоит у окна и слушает.
Билдер (сухо, меряя взглядом репортера, говорившего вежливо и приятным голосом). Очень любезно с вашей стороны.
Репортер. Что вы, сэр... Мы полагали, что у вас почти наверняка есть свои весьма основательные причины, которые могут представить все дело в совершенно ином свете.
Билдер. Основательные причины? Я думаю! Я вам скажу: еще немного этой свободы - распущенности, как я это называю, - и вскоре не останется ни одного человека, который сможет назвать себя главой семьи.
Репортер (в тон ему). Совершенно верно.
Билдер. Если представители закона думают, что могут поддерживать бунт, они жестоко ошибаются. Я ударил свою дочь... я был взбешен, как и вы были бы...
Репортер (так же). Ну, разумеется...
Билдер (яростно глядя на него). Впрочем, что касается вас, - не знаю, вы, кажется, размазня, - но любой человек с горячей кровью был бы!
Репортер. Позвольте спросить, что она сделала, сэр? Нам не удалось это уточнить.
Билдер. Сделала? Только я взял за руку свою жену, пытаясь убедить ее вернуться домой после маленькой семейной размолвки, как эта девчонка налетела на меня. Я вышел из себя и оттолкнул ее тростью. А... этот полицейский, которого привела моя собственная дочь!.. Подумать только полицейского привела! Если представитель закона вторгается в частный дом с целью подорвать авторитет главы семьи, до чего мы докатимся, скажите мне?
Репортер (все так же). Ну, безусловно... безусловно!
Билдер. Современная идиотская сентиментальность совершенно разлагает нашу страну. Человек не может быть хозяином в собственном доме, не может призвать свою жену к исполнению ее обязанностей, не может попытаться контролировать поведение своих дочерей без того, чтобы не натолкнуться на сопротивление и не навлечь на себя ненависть. Дело дошло до того, что хозяин уже не может распоряжаться своими служащими; не может где-либо подавлять бунт без того, чтобы на него не стала тявкать свора гуманистов и поклонников распущенности!
Репортер. Великолепно, сэр, великолепно!
Билдер. Великолепно! Это позорно! Вот вам я - человек, который всегда пытался выполнять свой долг перед семьей и перед обществом, и мне пришлось предстать перед судом - о господи! - потому что я выполнял этот долг; быть может, с несколько излишним рвением, но ведь я не ангел!
Репортер. Да, да! Разумеется...
Билдер. Настоящий англичанин никогда не бывает ангелом! Но теперь нет настоящих англичан! (В ярости мечется взад и вперед по комнате.)
Ральф (внезапно). Когда я смотрю на лица...
Билдер (думая о своем). Что? Я сказал этому молодому человеку, что я не ангел.
Репортер (провоцируя его). Да, сэр, я вас понимаю.
Билдер. Если представители закона думают, что они могут заставить меня стать одним из ваших мягкотелых сентименталистов, которые позволяют всем делать, что им в голову взбредет...
Ральф. Есть еще немало людей, Джон, которые тоже не собираются отказываться от своих прав.
Билдер (думая о своем). Что? Кто там еще прав?
Репортер. Вам, вероятно, пришлось пережить несколько неприятных минут, сэр.
Билдер. Сплошные унижения. Я провел ночь в вонючей камере. Не ел со вчерашнего утра. Неужто они думали, что я буду есть эту бурду, которую они мне сунули? И все потому, что в минуту гнева... о котором я сожалею!.. получилось так, что я ударил собственную дочь, вмешавшуюся в мои отношения с женой. Это было бы смешно, если б не было так отвратительно! Раньше дом человека был святыней. А чем он стал теперь, когда все, кому не лень, суют в него свой нос? (Стоит у камина, нагнув голову, словно не замечая ни репортера, ни вообще кого бы то ни было.)
Репортер.(собираясь уходить). Очень вам благодарен, мистер Билдер. Я уверен, что не искажу ваших мыслей. Может быть, вы захотите просмотреть гранки?
Билдер (не совсем отдавая себе отчет в том, кто стоит перед ним). Что?
Репортер. Или вы доверяете мне?
Билдер. Я не доверяю вам ни на грош.
Репортер (в дверях). Прекрасно, сэр, вам пришлют гранки, я обещаю. Всего хорошего, и еще раз благодарю вас.
Билдер. Эй!
Но репортер уходит. Билдер устремляет взгляд на брата, с лица которого все еще не сошло
выражение добродушно-насмешливого сочувствия.
Ральф. Возьми себя в руки, дружище! Прими горячую ванну и ложись спать.
Билдер. Им захотелось довести меня до крайности, теперь пусть несут ответственность за последствия. Мне наплевать, что обо мне думают!
Ральф (с грустью). Ладно, сейчас я не буду больше надоедать тебе.
Билдер (с недобрым смешком). Что ж, приходи завтра снова.
Ральф. Когда ты выспишься. Ради репутации всей нашей семьи, прошу тебя, Джон, не будь опрометчив.
Билдер. Запереть ворота конюшни? Нет, мой милый, поздно, лошадь уже украли.
Ральф. Так, так... (Поглядев на брата, угрюмо усевшегося за письменный стол, выходит в переднюю.)
Билдер сидит, уставившись прямо перед собой. Дверь из столовой приоткрывается; показывается голова Камиллы. Увидя его, Камилла хочет
скрыться, но он уже успел заметить ее.
Билдер. Подите-ка сюда!
Камилла нерешительно подходит к письменному столу. Морщит лоб, словно что-то
усиленно обдумывает. Билдер глядит на нее без улыбки.
Значит, вы хотите быть моей любовницей, а?
Камилла делает нервный жест.
Ну что ж, отлично. Подойдите поближе.
Камилла (не двигаясь). Вы меня п-пугаете.
Билдер. Вы мне дорого обошлись. Но вы заплатите за это, вы и все остальные.
Камилла (пятясь). Нет, сегодня вы мне не нравитесь! Нет!
Билдер. Ну, хватит ломаться!
Она стоит достаточно близко от него, и он хватает ее за руку.
С тех пор как я женился, я всегда держал себя в узде во имя приличий. Я был человеком с твердыми правилами, милочка, как вы вчера убедились. А им этого не нужно! (Притягивает ее к себе.) Вот теперь можете сесть ко мне на колени.
Камилла (отшатываясь). Нет, сегодня я не хочу.
Билдер. Но все-таки вам придется. Они сами напросились на это!
Камилла (гибким движением увертываясь от него). Они? Что все это значит? Я не хочу никаких неприятностей. Нет, нет! Не хочу! (Пятится к дверям.)
Билдер саркастически смеется.
О, вы опасный человек! Нет, нет! Это не для меня! Прощайте, мосье! (Быстро поворачивается и уходит.)
Билдер снова мрачно смеется. Он сидит теперь один, глядя прямо в одну точку, и в комнате царит полная тишина. В окне появляется лицо мальчишки; на нем
все шире расплывается насмешливая улыбка.
Мальчишка (за окном, вполголоса). Джонни Билдер!
Билдер резко оборачивается - лицо исчезает.
Кто избил свою жену?
Билдер бросается к окну.
Голос (уже вдалеке и с опаской). Джонни Билдер!
Билдер. Ах ты, дьявольское отродье! Попадись ты мне, окаянный, уж я сверну тебе шею!
Голос (совсем издалека). Кто подбил глаз фараону?
Билдер не в силах совладать с собой, хватает с подоконника цветочный горшок и изо всей силы швыряет его в окно на улицу. Слышно, как горшок разбивается.
Голос (очень далеко). Э-э-э! Промазал!
Билдер высовывается из окна; его лицо побагровело; он грозит вдаль кулаком.
Занавес опускается на несколько секунд.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Вечер того же дня. Кабинет тускло освещен, у него заброшенный вид. Окно все еще открыто, хотя уже близится ночь. В окно падает свет уличного фонаря, освещая уснувшего Билдера. Он сидит в кресле у письменного стола, ближе к камину, опираясь локтями о стол, подпирая щеку правой рукой. Он все еще не брит, и на нем тот же костюм. Над подоконником появляется голова мальчишки;
кажется, что она отделена от тела и поставлена на подоконник.
Голос мальчишки (громким шепотом). Джонни Билдер!
Билдер вздрагивает. Голова мальчишки исчезает. Билдер, подняв левую руку, машет ею перед лицом, как бы отгоняя комара, и просыпается. Вспоминает все, что было, и некоторое время сидит, мрачно уставившись перед собой. Дверь из передней открывается, входит Топпинг, с длинным конвертом в руке.
Топпинг (подходя к Билдеру). Из "Кометы", сэр. Оттиск вашего интервью, сэр. Посыльный сказал: будьте любезны просмотреть; он должен сразу же отнести его обратно.
Билдер (берет конверт). Хорошо. Я позвоню.
Топпинг. Можно закрыть окно, сэр?
Билдер. Нет еще.
Топпинг выходит.
(Зажигает настольную лампу, вскрывает конверт и начинает читать гранки. На лице его постепенно появляется выражение замешательства и растерянности.) Разве я это говорил? Мерзость! Мерзость! (Бросает гранки, сидит некоторое время, качая головой и нервно постукивая рукой по столу, затем берет телефонную трубку.) Город, два сорок пять. "Комета"? Это Джон Билдер. Дайте мне главного редактора. (Пауза.) Господин редактор? Говорит Джон Билдер. Относительно интервью. Я получил оттиск. Это никуда не годится. Вычеркните все целиком, пожалуйста. Я не желаю давать никаких заявлений. (Пауза.) Да, я знаю, что сказал все это, ничего не поделаешь. (Пауза.) Нет, я передумал. Вычеркните, пожалуйста. (Пауза.) Нет, я ничего не скажу. (Пауза.) А вы можете, черт подери, говорить все, что вам угодно! (Пауза.) Да, да, именно так. Если вы припишете мне хоть одно слово, я подам на вас в суд за клевету. Безответственнейшая мерзость! Я разорвал все ваши гранки. До свидания. (Вешает трубку и звонит; затем, взяв гранки, злобно рвет их на мелкие кусочки и засовывает в конверт.)
Входит Топпинг.
Отдайте посыльному, живо, и пусть убирается...
Топпинг (с некоторым удивлением, чувствуя в руке содержимое конверта). Слушаю, сэр. (Направляется к двери, но оборачивается.) Пришел мэр, сэр. Не знаю, угодно ли вам будет...
Билдер встает; прошелся по комнате.
Билдер. Я сам не знаю. Впрочем, просите.
Топпинг выходит. Билдер стоит у камина, слегка нагнув голову.
Топпинг (входит). Господин мэр, сэр. (Уходит направо.)
Входит мэр, он в пальто и даже с цилиндром. Прежде чем заговорить, он
доходит до середины комнаты.
Мэр (смущенно). Ну, Билдер?
Билдер. Ну?
Мэр. Не надо! Это мое предупреждение было чистой дипломатией. Мне нужно было поддержать репутацию суда, вы же понимаете.
Билдер. А как насчет моей репутации?
Мэр. Вы... вы очень затруднили мне дело. Черт бы все это побрал! Поставьте себя на мое место.
Билдер (угрюмо). Я лучше поставил бы вас на мое вчера вечером.
Мэр. Да, да, я знаю. Но суд должен оберегать свою репутацию, он не должен ронять себя в глазах общественности. Я и так чуть не нарушил закон. А вот если бы перед нами был простой человек, с таким же обвинением - с обвинением, что он ударил женщину?
Билдер. Я ударил не женщину, я ударил свою дочь.
Мэр. Да, но ведь она же не ребенок! И, если уж на то пошло, вы оказали сопротивление полиции. Ну что там! Вы ведь первый поддержали бы британское правосудие. Пожмем же друг другу руки.
Билдер. Вы за этим пришли?
Мэр (растерянно). Д-да. Я чрезвычайно огорчен этим...
Билдер. Бросьте! Вы пришли просить меня выйти в отставку.
Мэр. Все это, право, очень глупо получилось, Билдер. Мы все чувствуем...
Билдер. Не тратьте ваших зарядов впустую, мэр. Я уже все обдумал, после того как написал вам ту записку. Примите мою отставку.
Мэр (смущен, но облегченно вздыхает). Ну вот, так-то лучше! Приходится мужественно встречать эту неприятность, в которую вы попали.
Билдер (с оттенком мрачного юмора). Да, да, я знаю, что это не так уж трудно - мужественно встречать чужие неприятности.
Мэр. Ну, и в конце концов так ли уж они велики?
Билдер. Всего только великолепное одиночество. Ни жены, ни дочерей, ни звания члена муниципального совета, ни звания судьи, ни будущего... (Со смешком.) Ни даже француженки-горничной. А почему? Потому что я пытался как-то утвердить свою власть в семье, на ее же пользу! Вот и все неприятности, которые вам приходится мужественно переносить, мэр.
Мэр. Ай-ай-ай! Сколько горечи, Билдер. Конечно, вся эта огласка очень неприятна. Но все забудется, и вы снова станете тем, чем были. В вас за всей вашей вспыльчивостью кроется превосходный практический здравый смысл. (Пауза.) Ну, не падайте духом! (Пауза.) Что ж, пожалуй, я прощусь с вами.
Билдер. Завтра вы получите письменную просьбу об отставке.
Мэр (искренне). Ну, будет! Давайте пожмем друг другу руки!
Билдер долго смотрит на него, потом протягивает руку. Они обмениваются рукопожатием. Резко повернувшись, мэр выходит. Билдер с минуту стоит неподвижно, затем снова садится на прежнее место у письменного стола, опустив голову на руки. Над подоконником опять появляется голова мальчишки, за ней другая и третья; теперь все три головы - словно отрубленные и
установленные в ряд.
Голоса мальчишек (один за другим, все более громким шепотом). Джонни Билдер! Джонни Билдер! Джонни Билдер!
Билдер встает, поворачивается и смотрит на них. Головы исчезают, и мальчишеский голос пронзительно кричит: "Джонни Билдер!" Билдер идет к окну; голоса теперь кричат на разные лады: "Джонни Билдер!", "Буян Билдер!", "Кто избил свою жену? Буян Билдер!" Билдер стоит совершенно неподвижно, уставившись в окно; уличный фонарь освещает его лицо, на котором застыло выражение какого-то вызова и одновременно боли. Голоса становятся все громче. Затем вдруг что-то со свистом рассекает воздух, слышен плеск воды и
отчаянные вопли.
Голос Топпинга. Брысь! Черти вы этакие!
Слышен топот ног и протяжный отдаленный вопль: "Мяу!" Билдер, словно очнувшись, закрывает окно, задергивает шторы, идет к креслу у камина и садится. Входит Топпинг с маленьким подносом, на котором стоит кувшинчик с какой-то дымящейся жидкостью, стакан и печенье. Топпинг бесшумно подходит к
креслу. Билдер шевелится и поднимает глаза на Топпинга.
Топпинг. Извините, сэр, но после вчерашнего завтрака прошло уже много времени, - без еды не проживешь, сэр!
Билдер. Хорошо. Поставьте.
Топпинг (ставит поднос на стол и берет трубку Билдера). Я им задал жару, этим паршивцам!
Билдер. Вы славный малый.
Топпинг (набивая трубку). Извините меня, сэр... хозяйка... вернулась, сэр...
Билдер уставился на него, и Топпинг умолкает. Он протягивает Билдеру трубку
и спички.
Билдер (вздрогнув). Затопите, Топпинг. Я что-то озяб.
Топпинг затапливает камин; Билдер в это время раскуривает трубку. Растопив камин, Топпичг собирается уходить, но с полдороги возвращается, доходит до
стола и смотрит на безмолвную, угрюмую фигуру в кресле.
(Говорит внезапно.) Дайте мне ту бумагу со стола. Нет, другую - завещание.
Топпинг передает ему завещание.
Топпинг (после больших колебаний). Извините, сэр. Но, с вашего разрешения, сэр, это большое мужество с их стороны - вернуться домой...
Билдер снова уселся, как раньше, и не отвечает.
(Говорит с легким оттенком сочувствия.) Спокойной ночи, сэр.
Билдер (не поворачивая головы). Спокойной ночи.
Топпинг уходит.
(Сидит и курит, озаренный с одной стороны огнем камина, с другой настольной лампой. Потом вынимает изо рта трубку; по его лицу пробегает судорога. Полусердитым жестом он трет рукой глаза.) Мужество! Мужество! (Губы его снова дрогнули. Он крепко сжимает их, затем опять сует трубку в рот и, взяв завещание, швыряет его в огонь и помешивает кочергой золу.)
В это время дверь из передней тихо открывается, и входит миссис Билдер; он не слышит, как она вошла. У нее в руках мешочек с рукоделием. Она медленно подходит к столу, останавливается и смотрит на Билдера. Затем, подойдя к шторам, машинально поправляет их, не сводя глаз с Билдера, снова подходит к столу и наливает ему обычный стакан грога. Билдер, уже заметивший ее присутствие, поворачивается в кресле в то время, как она протягивает ему стакан. Он сидит некоторое время неподвижно, затем берет у нее стакан и благодарно пожимает ей руку. Миссис Билдер молча подходит к своему стулу у камина и, вынув спицы, принимается за вязанье. Билдер пытается заговорить,
но это ему не удается, и он продолжает сидеть, посасывая трубку.
Занавес
1921 г.