Голубев Глеб Николаевич. Глас небесный

   Настала моя очередь. Теперь они все трое смотрели на меня: тетя — сердито и требовательно, со все нарастающим гневом, старенький доктор Ренар — сочувственно и, как мне показалось, виновато, а молодой нотариус — просто с досадой на непонятную задержку.
   — Ну? — грозно сказала тетя.
   И я взяла ручку и подписала, стараясь не разрыдаться. До темноты я просидела в саду, в гуще кустов, а потом пошла в закусочную у шоссе и оттуда позвонила Жакобу.
   — Н-да, все осложняется. Жаль, что вам не удалось отговорить ее, — сказал он, внимательно, не перебивая, выслушав мой рассказ.
   Помолчав, словно ожидая от меня ответа, он добавил:
   — Попробуем задержать вступление этой дарственной в силу. Что-нибудь придумаем. Вы слышите меня?
   — Слышу.
   — Но не верите, да?
   — Где же ваш Вилли? — ответила я встречным вопросом, — Звонил, что будет завтра. Мы с ним сразу же приедем к вам. Можно будет остановиться у доктора Ренара?
   — Думаю, да. Он ведь проникся к вам большим уважением.
   — Предупредите его, пожалуйста, но так, чтобы больше никто не знал о нашем приезде, как бы их не вспугнуть. И ни на миг не оставляйте тетю одну. Дело приняло серьезный оборот.
   Я так устала, что не стала больше его расспрашивать, довольно холодно попрощалась, повесила трубку и по тропинке, смутно белевшей в лунном свете, побрела домой.
   Спала я до утра как убитая. А потом одно событие за другим начали обрушиваться лавиной, — и все понеслось, завертелось, словно в каком-то детективном фильме…
   Весь день я неотступной тенью ходила за теткой по пятам, стараясь беззаботно и весело болтать о всяких пустяках, а в душе все время напряженно ожидая какого-нибудь происшествия: ведь не случайно Морис велел мне быть настороже. Откуда ждать нападения?
   Тетя опять подобрела, ледок, образовавшийся между нами после вчерашнего, растаял.
   Доктор Ренар охотно согласился приютить в своем холостяцком домике Жакоба с его приятелем-инженером.
   К ужину он опоздал. За столом Ренар подмигивал мне, делал таинственные знаки, а улучив удобный момент, шепнул, как опытный заговорщик:
   — Приехали. Передают вам привет.
   Мне стало смешно. Очень уж все это, несмотря на серьезность положения, напоминало какую-то детскую игру в сыщиков. Даже старенький доктор Ренар, видно, ею увлекся и чувствует себя великим конспиратором.
   Первые два дня мы с доктором Жакобом не виделись — наверное, этого тоже требовали правила игры. А на третий день вечером доктор Ренар украдкой сунул мне в руку записочку:
   «Все готово. Если хотите услышать» голос «, приходите часов в одиннадцать к нам. Морис».

14. ГОЛОС В НОЧИ

   Без двадцати одиннадцать я уже стояла перед калиткой доктора Ренара.
   На веранде, густо обвитой диким виноградом, сидели за бутылкой вина доктор Жакоб и круглолицый, коротко стриженный молодой человек.
   Неужели это и есть долгожданный Вилли? Не очень он похож на технического гения…
   — Познакомьтесь с Вилли, — похлопал его по плечу Жакоб.
   — Добрый вечер, — сказала я, щурясь и осматриваясь по сторонам.
   — Вы думаете, он прячется где-то в углу? — насмешливо спросил Жакоб.
   — Кто?
   — «Голос». Вы так внимательно огляделись, словно надеетесь увидеть его.
   Увы, пока мы еще не можем его показать, но он от нас не уйдет. Уже поймал.
   Верно, Вилли?
   Инженер молча кивнул.
   — Две ночи пришлось повозиться, пока нащупали нужную частоту и волну, — продолжал довольным тоном Жакоб, наливая и мне стакан.
   Я села, пригубила вина и попросила:
   — Но расскажите мне толком, кого — или что — вам удалось поймать. Чему вы радуетесь?
   — «Голос», — ответил Жакоб. — Я был прав: он вещает по радио, на ультракоротких волнах. Никакой мистики…
   — Просто техника на грани преступления, — вставил Вилли.
   — Да, самая элементарная радиотехника, — кивнул Жакоб и посмотрел на часы.
   — Скоро вы сами в этом убедитесь.
   — А долго ждать? — спросила я. — Может, он уже говорит. Или этот «небесный голос» работает строго по расписанию, как все радиостанции?
   — Он ждет, когда ваша тетя начнет засыпать, — пояснил доктор Жакоб. — Опыты по гипнопедии показали, что лучше всего информация усваивается в самый ранний период сна, — и они это знают! Давай начинать, Вилли.
   Мы спустились по ступенькам в ночной притихший сад. Впереди шел доктор Ренар, посвечивая электрическим фонариком. Все это выглядело весьма таинственно — похоже, игра продолжалась…
   На площадке за домом чернело что-то громоздкое. Доктор Ренар направил туда луч фонарика, и я увидела автофургон, окрашенный в темно-зеленый цвет.
   Мы подошли к нему. Вилли завел мотор на малых оборотах, потом вылез из кабины и распахнул заднюю дверцу фургона.
   Он забрался внутрь, а мы ждали, прислушиваясь к урчанию мотора.
   Но вот в фургоне загорелся свет. Инженер высунулся из дверцы и негромко крикнул нам:
   — Залезайте.
   Внутри фургона оказалась настоящая техническая лаборатория. На одном откидном столике стоял микрофон, на другом я увидела магнитофон.
   Инженер колдовал с приборами, щелкая переключателями. Присев на складной стульчик, я с любопытством глазела, как одна за другой загораются цветные лампочки.
   В динамике над моей головой что-то захрипело, тесный фургончик наполнился обрывками мелодий и голосами, ворвавшимися из ночного эфира.
   Я никогда не слушала так поздно радио и даже не подозревала, что ночь полна голосов.
   Эта какофония оборвалась так же внезапно, как и началась. Теперь из динамика раздавались лишь негромкое гудение да потрескивание электрических разрядов.
   И вдруг, я услышала такой же негромкий, монотонный, убаюкивающий, чей-то очень знакомый голос:
   — Все ваше тело тяжелеет и словно наливается свинцом… приятный покой, отдых, крепкий, спокойный сон охватывает вас… дышите спокойно, равномерно, глубоко… все тише, все темнее, все спокойнее становится вокруг вас… вы засыпаете, засыпаете все глубже и крепче.
   Длинная пауза. Только слышен убаюкивающий стук метронома.
   Космический проповедник! Это же его голос.
   И только теперь я поняла, что слышу собственными ушами тот самый таинственный «глас небесный», который принес в наш дом столько мук и тревог!
   Он звучал немножко печально, произносил фразы отчетливо, певуче, слегка в нос, с короткими паузами:
   — Вы лежите совершенно спокойно и ни о чем не думаете… Чувство покоя все более и более проникает в ваш мозг, ваши мысли становятся спокойными, медленными, все заботы уходят. Вы совершенно отрешились от всех забот и волнений… Вы крепко спите и на окружающее больше не обращаете внимания…
   Честное слово, от этого вкрадчивого голоса у меня тоже начинали слипаться глаза! Я встряхнула головой и придвинулась ближе к динамику.
   — Теперь вы слышите только меня… Мои слова продолжаете четко воспринимать и. хорошо запомните их… При этом вас ничего не волнует. По всему телу разлилась приятная слабость… Ваши руки и ноги отяжелели, нет желания ни двигаться, ни открывать глаза… Вы спите!
   Опять только мерный стук метронома в наступившей тишине. Крутятся диски магнитофона…
   — Вы поступили правильно, хорошо… Ваша совесть чиста, все заботы и тревоги покинули вас, вы будете спать спокойно. Злые люди попытаются мешать вам… Они будут выдавать вас за сумасшедшую… Но вы совершенно здоровы… Вы чувствуете себя прекрасно и не дадите им помыкать собой. Это ваши враги, опасайтесь, не слушайте их… Вы будете спокойно спать до утра… И проснетесь хорошо отдохнувшей, здоровой и бодрой… полной свежих сил… Вы забудете, что слышали меня… Но вы сделаете все так, как я говорил… Спите спокойно, спите крепко… Спите… Спите… Спите…
   Голос умолк. Из динамика слышались только шорохи и треск разрядов.
   — Все, — сказал Вилли. — Сеанс окончен. Выключай магнитофон.
   — Теперь он у нас в руках, этот «голос», — сказал мне Жакоб, показывая коробку с пленкой. — И вчерашний сеанс записали почти полностью.
   — А что толку? — спросил Вилли. — Куда ты сунешься с этой пленкой? Ведь магнитофонные записи юридической силы не имеют. Смонтировать да склеить можно что угодно.
   — Верно, — кивнул Жакоб. — На это я и не рассчитываю. Но одна бесспорная улика тут у нас уже есть.
   — Какая? — заинтересовалась я.
   — Сам голос. Недавно удалось установить, что каждый человеческий голос так же индивидуален и неповторим, как и отпечатки пальцев. Так что мы еще ему предъявим на суде эту пленочку, не отвертится.
   Сделав на коробке какие-то пометки, Жакоб спрятал ее в шкафчик, и мы вернулись обратно на веранду. Я глянула на часы и ахнула:
   — Уже четверть второго! Мне надо бежать домой… Бедный доктор Ренар, мы даже ночью не даем вам покоя.
   — Ведь это так интересно и увлекательно, — улыбнулся доктор Ренар, — что я все равно уже до утра не усну. Спокойной ночи, Кло. Я очень рад, что дело, кажется, распутывается. Но кто бы мог подумать!
   Жакоб пошел проводить меня.
   Ночь уходила. И все теперь выглядело проще, прозаичнее, будничнее, чем прежде. В самом деле, оказалось — никаких чудес, никакой мистики. Самый обычный человеческий голос, пойманный обыкновенным приемником и записанный на пленку. Он лежит теперь в коробочке на полке в фургоне…
   — Передатчик мы засекли. Теперь нужно найти приемник, который доносит этот голос до ушей вашей тети, — сказал Жакоб, вспугнув мои мысли.
   — Но я же обыскала всю ее комнату и ничего не нашла.
   — Значит, плохо искали. Приемник должен быть, и надо его побыстрее найти.
   Он может оказаться совсем крохотным. И вам самой, видимо, его не найти.
   Тут нужны специальные приборы. Надо как-то устроить, чтобы мы с Вилли могли тщательно обыскать тетину спальню.
   — Как? Она и меня-то туда последнее время не пускает. Доктор Жакоб задумался:
   — Что ж… Остается единственная возможность. Вам придется дать ей снотворное, чтобы мы могли обыскать ее комнату, пока она спит.
   — У меня есть медомин…
   — Какой там медомин! — отмахнулся Жакоб. — Я дам порошок, который слона усыпит на целый день. Насколько мне известно, в некоторых странах этим снадобьем снабжают разведчиков, чтобы они могли спокойно уснуть в любой обстановке после выполнения трудного задания. У них оно пользуется славой «нокаутирующих таблеток».
   Он достал из кармана маленький пакетик и протянул его мне.
   — Вот, подсыпьте утром тете в кофе или чай, что она там пьет, и сразу вызывайте нас. Доза тут детская, но она заснет быстро и крепко.
   И утром, воровски оглядываясь, я высыпала из пакетика в чашку кофе тете белый порошок, но рука моя дрожала. До конца завтрака я сидела сама не своя.
   Тетя выпила кофе, похвалила, как хорошо он сварен, и ушла к себе в спальню, сказав:
   — Что-то мне нездоровится. Пойду полежу немного.
   Когда я через пятнадцать минут осторожно постучалась к ней, тетя не ответила.
   Я так же осторожно приоткрыла дверь. Тетя крепко спала, лежа одетая на кровати.
   Я немедленно позвонила Жакобу.
   Пришли они все трое, причем у доктора Ренара был очень недовольный и смущенный вид. Он не привык быть понятым при обысках.
   — Быстро, быстро, Вилли, не будем терять время, — деловито поторапливал Жакоб своего приятеля.
   Инженер достал из сумки целую кучу каких-то хитрых приборов, и они с Жакобом начали методично, сантиметр за сантиметром, обшаривать пол, потолок, стены.
   Я все время с тревогой посматривала на тетю, но она спала крепко и безмятежно, тихонько посапывая.
   Доктор Ренар, нахохлившись, сидел у окна.
   — Ни-че-го, — сказал Вилли. — Теперь возьмемся за мебель.
   Они так же тщательно осмотрели всю мебель, настольную лампу, рамки картин, занавески на окнах. Мы осторожно перенесли спящую тетю в кресло, и они обшарили со своими приборами всю кровать…
   — Непонятно, — обескураженно пробормотал Жакоб, озираясь вокруг.
   — Можешь быть спокоен, мы проверили все, — откликнулся Вилли, сматывая провода и укладывая приборы обратно в сумку. — Здесь нет никаких приемников.
   Жакоб постоял посреди комнаты, покачиваясь на носках и негромко насвистывая в глубокой задумчивости, потом подошел ко мне:
   — Последний шанс, Клодина. Раз уж вы пошли на этот обыск, давайте доведем его до конца…
   Я смотрела на него непонимающими глазами.
   — Мы выйдем из комнаты, а вы тщательно обыщете вашу тетю. Не бойтесь, она ничего не почувствует и не проснется раньше чем к обеду. Это надо сделать, — настойчиво добавил он, заглядывая мне в глаза.
   Как мне было ни противно, я выполнила его просьбу. Отступать было поздно… И — ничего. Обыск оказался напрасным.
   — А она не могла слышать этот «голос» по радио просто так, без всякого приемника? — сказал доктор Ренар, когда мы вышли на террасу.
   Инженер посмотрел на него как на сумасшедшего.
   — Я где-то читал о подобном случае, — не сдавался Ренар. — Даже, помнится, сделал выписку…
   — Чепуха, бред, — решительно оборвал его Вилли. — Это невозможно.
   — Чего только не бывает на свете, — пришел на помощь Ренару доктор Жакоб.
   — Случай, о котором весьма кстати вспомнил уважаемый мой коллега, действительно имел место несколько лет назад. Одна почтенная дама в Америке вдруг начала слышать обрывки местных радиопередач. Сначала подумали, будто у нее психоз, но потом раскопали, в чем тут дело.
   Оказалось, всему виной некоторые особенности электрической, водопроводной, газовой и телефонной сети в квартире этой дамы. Об этом писал «Ньюсуик».
   — Вот видите, — сказал доктор Ренар.
   Но Жакоб не дал ему торжествовать долго:
   — Случай весьма любопытный, но, к сожалению, к нашей ситуации не подходит.
   Остается одно: повидаться, наконец, с «небесным голосом». Нынче ночью так мы и сделаем…

15. ОХОТА ВО ТЬМЕ

   Первым, кого я увидела, придя вечером к доктору Ренару, оказался полицейский в голубовато-серой форме обер-лейтенанта. Он встретил меня в дверях и вежливо поднес руку к лакированному козырьку высокой фуражки.
   — Познакомьтесь, это комиссар Лантье, — сказал подошедший Жакоб. — Мы с ним уже работали вместе, и я попросил его приехать, хотя, честно признаться, наша затея кажется мне все более бесполезной. Этот «голос»
   голыми руками не возьмешь, вывернется.
   Комиссар Лантье промолчал, поглядывая голубыми глазами, но всем своим видом подтвердил, что вполне разделяет сомнения Жакоба.
   В этот вечер увитая виноградом веранда в домике доктора Ренара напоминала какой-то военный походный штаб или логово заговорщиков.
   На столе была расстелена карта, и все, кроме меня, даже старенький доктор Ренар, склонились над ней.
   — Готовимся к операции, — не поднимая головы, пояснил иронически Жакоб. — Как тетя?
   — Все в порядке. Проснулась и чувствует себя хорошо.
   — Гадать нечего, он будет вот здесь, где шоссе поднимается повыше. Только отсюда он может наблюдать за домом и увидеть, когда в окнах у старухи погаснет свет, — уверенно заявил Вилли.
   — Пожалуй, ты прав, — согласился с ним Жакоб, — Им непременно нужен такой контроль, чтобы не прозевать лучшее время для внушения. Придется выехать ему навстречу, чтобы успеть засечь и поймать, ведь он будет вести передачу не дольше десяти минут, — добавил он, подняв голову и смотря на Вилли.
   Тот молча кивнул.
   Доктор Ренар проводил нас до фургона и открыл ворота. Комиссар сел за руль, я рядом с ним. Жакоб и Вилли забрались в фургон, и мы тронулись.
   Когда мы выехали на шассе и миновали закусочную, Жакоб постучал в окошко и показал знаками комиссару, чтобы тот остановился.
   Заглянув через это окошко в фургон, я увидела, как Вилли, прижимая обеими руками наушники к своей круглой голове, что-то диктовал Жакобу. Тот записывал на полях расстеленной перед ним карты несколько цифр и провел с помощью транспортира прямую линию.
   Вилли, не снимая наушников, махнул нам рукой, чтобы трогались дальше.
   Через некоторое время мы снова остановились, и вся эта операция повторилась.
   — Что они делают? — спросила я у комиссара.
   — Пеленгуют передатчик.
   Теперь я вспомнила, что уже видела нечто подобное в каком-то шпионском фильме. Вот никогда бы не подумала, что сама окажусь в подобной ситуации!
   — Все в порядке, засекли, — торопливо проговорил Жакоб, заглядывая в кабину. — Давайте я сяду за руль, а вы перебирайтесь пока в кузов.
   В темноте все вокруг казалось таинственным и тревожным.
   Впереди, за кустами, мне почудился вроде слабый огонек… .
   Я только хотела попросить Жакоба ехать поосторожнее, как вдруг он резко затормозил. Больно ткнувшись носом в стекло, я повернулась к нему, чтобы выругать как следует…
   Но Жакоба не оказалось рядом со мной. Выскочив из кабинки, он бежал к машине, стоявшей на обочине дороги.
   — Можете снова зажечь огонь, зачем таиться! — крикнул он, распахивая дверцу машины.
   В машине зажглось освещение. Значит, этот огонек я только что видела?
   Размышлять было некогда. Я выскочила из кабины и поспешила к машине вместе с подоспевшими комиссаром и Вилли.
   — Прошу познакомиться, господа, — громко сказал Жакоб. — Перед вами — «глас небесный». Как видите, он имеет вполне земное обличье и в миру известен под именем Мишеля Горана.
   В машине — теперь я разглядела, что это был роскошный «кадиллак», — находился лишь один человек — тот самый проповедник…
   В черном костюме, без своего «космического одеяния» он выглядел буднично и деловито. Солидный, преуспевающий бизнесмен, куда-то едущий по своим почтенным делам.
   Он сидел, положив руки на руль, и смотрел на нас без всякого испуга.
   — Ваши документы, — сказал комиссар.
   — Зачем? Разве я нарушил какие-нибудь дорожные правила? — лениво спросил проповедник. — Ах, да… Стоял на обочине дороги с потушенными огнями.
   Каюсь, штрафуйте.
   — Ваши документы! — повторил комиссар, протягивая руку. Проповедник пожал плечами и полез в карман.
   — Пожалуйста, хотя вам ведь уже назвали мое имя, — все так же лениво проговорил он, протягивая полицейскому документы. — Я его не скрываю.
   Прошу вас, господин обер-лейтенант.
   Комиссар начал внимательно изучать бумажки, а нетерпеливый Жакоб в это время попытался открыть заднюю дверцу машины.
   Это ему не удалось, тогда он заглянул в машину, посветив фонариком, и присвистнул:
   — Ого! Какой прекрасный магнитофон! Американский? И кажется, передатчик?
   Разрешите его посмотреть поближе.
   И тут магнитофон! Уважают они науку и технику.
   — Я протестую, господин обер-лейтенант, — негромко сказал проповедник. — Я не знаю, правда, что это за люди с вами. Возможно, они тоже имеют отношение к полиции. Но все равно никто не имеет права обыскивать мою машину без соответствующего ордера федерального прокурора. Слава богу, законность строго соблюдается в нашей стране. Или я ошибаюсь? И вообще хотелось бы знать, почему вы задерживаете меня так долго. Мне нужно ехать.
   Я немного устал, остановился, чтобы передохнуть в тишине и покое этой чудной ночи, а теперь мне пора ехать дальше. Если вы разрешите, — закончил он с легким поклоном.
   Он упорно не смотрел ни на кого из нас — только на комиссара, словно тот был один на дороге.
   Комиссар молча вернул ему документы и заглянул на заднее сиденье, Жакоб светил ему фонариком.
   — А зачем вам ночью понадобился магнитофон? — подал голос Вилли.
   Проповедник будто не слышал его вопроса.
   — Зачем вам магнитофон, в самом деле? — повторил тот же вопрос комиссар.
   Ему проповедник с готовностью ответил:
   — Люблю во время отдыха послушать церковную музыку. Очень успокаивает нервы. Или иногда работаю над очередной проповедью, ведь, как уверяют психологи, лучший отдых — в перемене занятий. Разве ездить с магнитофоном по нашим прекрасным дорогам запрещено? Я не знал этого. Но ведь вы же возите вот целую лабораторию на колесах.
   — А почему вы знаете, что у нас там внутри «целая лаборатория»? — насмешливо спросил Жакоб.
   Проповедник не ответил. Он явно насмехался над Жакобом, хотя и упорно не замечал его. И Морис, конечно, не выдержал.
   — Слушайте, Горан, я взялся за это дело и доведу его до конца, ясно? Я не отступлюсь и посажу вас на этот раз за решетку.
   Проповедник молча слушал его, прикрыв глаза тяжелыми, набухшими веками.
   Лицо его решительно ничего не выражало.
   — Запомните это хорошенько, — продолжал Жакоб. Подняв тяжелый взгляд на полицейского, проповедник глухо спросил:
   — Могу я, наконец, ехать?
   Комиссар, отступая на шаг, молча козырнул.
   Машина взревела и рванулась вперед. Мы отскочили в разные стороны и молча смотрели, как, плавно покачиваясь, убегает все дальше рубиновый огонек.
   Вот он скрылся за поворотом.
   — Н-да, конечно, глупая была затея, — смущенно пробормотал Жакоб. — Но хоть повидались. Ладно, поехали-ка домой.
   В глубине души я надеялась, что, пойманный, «голос» испугается, и притихнет, а может, даже совсем замолчит…
   Но в следующую ночь, едва в окнах тетиной спальни погас свет, мы его услышали снова.
   Началось опять с настойчивых заклинаний:
   — Спите… Спите… По всему вашему телу растекается чувство успокоения и дремоты…
   — Не понимаю, почему он не сменит волну? — повернулся к инженеру Жакоб. — Ведь знает, что мы его теперь слышим.
   — А чего тут непонятного? Он просто не может этого сделать, — ответил Вилли. — Значит, приемник у старушки настроен только на одну определенную волну.
   — Верно, — согласился Жакоб и, погрозив динамику кулаком, добавил: — Ну, мы заткнем ему глотку, этому «небесному голоску».
   Но тут мы услышали вдруг нечто новое и переглянулись:
   — Вам надо самой поехать к нотариусу и добиться…
   — Включай! — Жакоб резко махнул рукой. Вилли рванул рубильник на пульте…
   И приказания «небесного голоса» утонули в треске и рокоте мощной глушилки.
   С трудом можно было разобрать лишь отдельные слова:, — Спокойно… арственную…
   — Вот я тебе покажу дарственную! — пробурчал Вилли, подкручивая регулятор.
   Я выглянула из дверцы фургона, словно надеясь полюбоваться, как себя теперь чувствует проклятущий «голос», и вскрикнула.
   Окна тетиной комнаты были снова ярко освещены!
   — Она проснулась, а я здесь! Надо бежать.
   — Возьмите фонарик, а то ноги переломаете! — крикнул мне вдогонку Жакоб.
   Еще у ворот я услышала, как тетя зовет меня. Но я не откликнулась сразу, а пробежала в глубь сада и уже оттуда, издалека, тщетно стараясь сдержать одышку, подала голос.
   — Где ты бродишь так поздно? — крикнула мне тетя с террасы.
   — Гуляю в саду. Вышла подышать свежим воздухом, что-то спать не хочется. — И, подойдя ближе, я спросила: — А ты почему не спишь?
   — Ужасно разболелся зуб. Только легла, кажется, даже заснула. И вдруг страшная боль, словно начали сверлить какой-то адской бормашиной, — ответила она, зябко кутаясь в халат и передергивая плечами. — Ты меня отвезешь завтра в Сен-Морис?
   — Зачем?
   — Там очень хороший дантист, впрочем, ты, кажется, сама у него была. Я тебе давала адрес.
   — Но ты что-то напутала, тетя. По этому адресу никакого дантиста не оказалось.
   — Странно, — она недоверчиво посмотрела на меня. — Вечно я путаю адреса.
   Но найдем, я же прекрасно помню, где это.
   Постояв еще несколько минут на террасе, она пожелала мне спокойной ночи и ушла.
   Идти снова к Ренару я не решилась. Передача наверняка уже кончилась, а вдруг тетя опять не уснет и станет меня искать?
   Ночь прошла спокойно. А выйдя рано утром на террасу, я увидела в кустах Мориса, подающего мне таинственные знаки.
   — Что вы тут делаете? — спросила я, подбегая к нему и с опаской оглядываясь на окна тетиной спальни. — Вы с ума сошли! Она может увидеть.
   Зачем вы сюда залезли?
   — Жду, пока вы проснетесь. Вот уже битый час. Весь промок от росы. Что вчера случилось? Почему вы не пришли обратно?
   — Боялась оставить тетю одну, — и я рассказала ему о том, как у нее внезапно разболелся зуб. — Она просит отвезти ее к дантисту, но его там вовсе нет. Я сама ездила, когда у меня болели зубы, и не нашла там никакого дантиста.
   Жакоб выслушал меня не перебивая, а потом сказал в глубокой задумчивости:
   — Разболелся зуб, а никакого дантиста нет… И разболелся он как раз в тот момент, когда мы включили глушилку. Может, это просто совпадение, а может и… Когда она в прошлый раз была у этого дантиста?
   — Кажется, зимой. Да, в конце зимы.
   — И в конце зимы начала слышать этот «глас небесный»? До визита к дантисту или после?
   — Точно не помню.
   — Надо навестить этого дантиста, — решительно сказал Жакоб, тряхнув головой.
   Мы съежились от посыпавшихся с ветвей холодных капелек воды.
   — Но я же вам говорю, нет там никакого дантиста.
   — Тем более подозрительно. Адрес у вас сохранился?
   — Кажется. Или я выкинула его… Но дом помню и так. Там еще какая-то лавчонка.
   — Едем! Постарайтесь под каким-нибудь предлогом отложить поездку с тетей до завтра, лучше всего скажите, будто испортилась машина. Она согласится подождать. Если мои предположения правильны, боли у нее сегодня не будет.
   А вы сразу к нам, и поедем к дантисту.
   Так я и сделала. А после завтрака поспешила к Жакобу.
   — Наконец-то! Мы уж заждались, — не слишком приветливо встретил он меня.
   — Не могла раньше.