Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Глеб Голубев
Глас небесный
1. ЧЕЛОВЕК, ПРОХОДЯЩИЙ СКВОЗЬ СТЕНЫ
Чем ближе становилась цель моей поездки, тем большее смятение охватывало меня.
Колебания начались еще в поезде. Зачем я мчусь на ночь глядя из дому к совершенно незнакомому человеку? Что он скажет, выслушав мой сбивчивый рассказ? Скорее всего, примет меня за сумасшедшую и отправит в больницу.
Правда, Анни дала мне записочку к этому доктору Жакобу и настояла, чтобы я поехала немедленно.
Прямо с вокзала я позвонила по телефону, который мне дала Анни.
Ласковый старушечий голос ответил:
— Квартира доктора Жакоба. Что вы хотели?
— Добрый вечер, — торопливо сказала я. — Можно попросить к телефону доктора?
— Добрый вечер, милочка, — ответила приветливо старушка. — Но его нет. Он уже ушел в театр.
— А когда он вернется? — настаивала я.
— Вернется он поздно, дорогая. Но если дело срочное, то позвоните ему туда. У него в уборной есть телефон.
Но почему Анни ничего не упоминала ни о каком театре? И что доктору делать в артистической уборной? У него же должен быть какой-то кабинет.
Странно… Что-то не внушает мне доверия этот доктор.
Оставалось позаботиться о ночлеге. К счастью, в первой же маленькой гостинице, в одном из привокзальных переулков, нашелся свободный номер.
Что делать дальше? Сидеть тут весь вечер в одиночестве или сразу лечь спать?
Но передо мной встало измученное, осунувшееся лицо тети, и вдруг неожиданно для самой себя я решительно сняла трубку телефона и набрала номер, который мне назвала старушка.
— Да?
Этот негромкий деловой голос сразу прогнал всю мою решительность. Я уже хотела бросить трубку, но голос настойчиво повторил:
— Да? Я слушаю.
— Простите… Это театр?
— Да. Варьете «Лолита».
— Могу я попросить к телефону доктора Жакоба?
— Я слушаю вас. Отступать поздно. Попалась.
— Я хотела с вами посоветоваться по очень важному делу. Мне рекомендовала Анни… Анни Дальрик, вы ее знаете. Извините, доктор, что беспокою вас так поздно. Я звонила к вам домой, но мне дали этот телефон…
Он слушал мое бессвязное бормотание не перебивая, и я все больше смущалась.
— Могу я с вами завтра повидаться, доктор? Дело очень, очень важное.
Вопрос жизни и смерти! — торопливо добавила я.
Он недоверчиво хмыкнул.
— Если я вам нужен, приезжайте сюда, в варьете, только побыстрее, у меня мало времени. А завтра я уеду.
Он назвал адрес.
Увы, отступать было невозможно. Я позвонила портье и попросила вызвать такси. Еще раз причесалась, спустилась вниз. Такси уже ожидало у подъезда.
Через пять минут мы свернули в какой-то узкий переулок и остановились перед стеклянной дверью, над которой сияла игривая вывеска «Лолита». Рядом с дверью громадная афиша, на ней изображен мускулистый, полуобнаженный красавец в чалме, обвитый не то цепями, не то гигантской змеей, — и надпись: «Последний вечер! Король современной магии Бен-Бой — Человек, проходящий сквозь стены!»
— Пожалуйста, мадемуазель, — сказал шофер, отворив дверцу.
Сверкая заученной белозубой улыбкой, плечистый негр в расшитой ливрее уже распахнул стеклянную дверь варьете.
— Вы к доктору Жакобу? — Улыбка его сразу стала совсем другой — вполне естественной, искренней и даже дружеской. — Пожалуйста, мадемуазель. Он вас ждет. Вторая дверь направо. Проводить вас?
— Не беспокойтесь, благодарю. Я найду сама. Вот и вторая дверь направо. Я постучала.
— Войдите, — пригласил уже знакомый хрипловатый голос. Я распахнула дверь.
Это была явно артистическая уборная. Приторно пахло пудрой, потом.
Отражаясь в зеркале, лампа слепила глаза. Куда я попала?
— Что же вы? Проходите, — предложил молодой человек в роскошном вишневом халате и с чалмой в руках.
— Вы доктор Жакоб? — недоверчиво спросила я.
— Морис Жакоб к вашим услугам, — он учтиво наклонил лобастую, по-мальчишески остриженную голову. — Почему вы сомневаетесь? Тут каждый может подтвердить, что я в самом деле доктор Жакоб. Присаживайтесь и рассказывайте. У меня очень мало времени.
Теперь я уж точно знала, что идти сюда было незачем. Нелепо и глупо.
— Ну-с? — настойчиво сказал он, сверля меня насмешливыми и до неприличия любопытными глазами. — Итак…
— Понимаете, у меня есть тетка… — начала я и остановилась. Этот ужасный запах — какая-то смесь будуара с зоопарком.
— Ну, так что же случилось с вашей любимой тетей? — спросил Жакоб.
— Вы не могли бы сесть и не мелькать у меня перед глазами? — рассердилась я.
Странный доктор остановился передо мной и пробормотал сквозь зубы:
— Ага, у вас тоже пошаливают нервы, — но все-таки послушно сел на какую-то низенькую скамеечку, закурил и протянул сигареты мне.
Я тоже закурила. Сдвинув рукав, Жакоб косо бросил взгляд на часы.
Мне хотелось встать и уйти, но я сдержалась.
— Меня очень беспокоит состояние здоровья тети за последнее время. Она слышит голоса. Вернее, голос.
— Голос? Какой голос?
— Мужской голос, который произносит длинные проповеди и внушает ей разные странные вещи. Она уверяет, будто это «небесный глас».
— Ваша тетка религиозна?
— Нет. Вернее, была совершенно нерелигиозной раньше, пока это не началось.
Даже всегда смеялась над суевериями. Но теперь она очень переменилась.
— Сколько ей лет?
— Семьдесят второй.
— И давно это с ней происходит?
— Месяца три, если не больше.
— Днем или ночью?
— Обычно ночью, но иногда и днем.
Тут он задумался и проделал необычную вещь: машинально покрутил в пальцах горящую сигарету и небрежно засунул ее себе в рот — зажженную. И тут же запросто, словно нитку в игольное ушко, продел ее сквозь щеку. Сигарета по-прежнему горела, от нее тянулся синий дымок.
Я заморгала и помотала головой, чтобы опомниться. Но удивительный доктор Жакоб, не заметив моего изумления, сказал:
— Голоса — это бывает при некоторых психических расстройствах. Вам бы лучше обратиться к опытному психиатру.
Он затянулся догорающей сигаретой, снова ловким и привычным жестом продел дымящийся окурок сквозь другую щеку и погасил его как ни в чем не бывало в пепельнице.
— Что вы так смотрите на меня? — спросил он. — Я в самом деле не вижу, чем бы мог быть полезен вашей тетке.
Я встала. Он тоже поспешно поднялся, запахивая свой роскошный халат. Но я все-таки сказала:
— Последнее время этот голос внушает тетке, чтобы она давала деньги какой-то секте «Внимающих Голосам Космического Пламени».
— Ах вот как! Это меняет дело. Что же вы сразу мне не сказали?
Он снова усадил меня. Руки у него оказались прямо железными.
— Итак, тетка ваша слышит голос, и этот «небесный голос» приказывает ей отдать деньги секте каких-то проходимцев, — проговорил он, закуривая новую сигарету.
— Я не говорила, что это проходимцы, — перебила я. — Я ничего не знаю об этой секте. Не знаю даже, существует ли она на самом деле.
— Конечно, это проходимцы, — подтвердил доктор Жакоб, — какие могут быть сомнения. Любая секта в наши дни создается лишь для того, чтобы облапошить доверчивых простаков. И этот «небесный глас», подающий весьма земные советы, — какие вам еще нужны доказательства, что вашу тетушку задумали обчистить до нитки?!
Доктор Жакоб снова начал продевать горящую сигарету то сквозь одну щеку, то сквозь другую, — один раз, другой, третий… Он вовсе не старался удивить меня, даже не замечал, что делает, — так нормальные люди в задумчивости машинально постукивают пальцами по столу или что-нибудь насвистывают.
— Перестаньте ради бога выделывать эти штучки! — воскликнула я.
Перехватив мой взгляд, он посмотрел на сигарету и рассмеялся.
— О, ради бога простите! Это я машинально. Надо размять пальцы перед выступлением.
Размять пальцы! Он сказал это так просто, словно был пианистом и готовился к выходу на сцену.
— Где вы живете? С теткой?
— Возле Коллонжа, это за Сен-Морисом. Он кивнул.
— Дорогой доктор, следующий номер ваш. Прошу на сцену, — вдруг раздался где-то за моей спиной громкий металлический голос.
Я вскочила и оглянулась. Никого, кроме нас двоих, в комнате не было.
— Это тоже ваши штучки? — сердито спросила я, поворачиваясь к доктору Жакобу. Вид у меня был такой, что он не удержался от смеха и сказал:
— Нет, нет, чревовещанием я не занимаюсь. Просто меня в самом деле зовут на сцену. Мой номер.
Металлический голос доносился из маленького динамика, установленного над дверью.
— Извините и подождите меня здесь, — торопливо сказал мой странный собеседник. — Я скоро вернусь. Постараюсь провернуть сегодня программу побыстрее.
С этими словами он, совершенно не стесняясь меня, вдруг решительным движением сбросил на кресло свой роскошный халат и оказался в одной чалме и набедренной повязке. И тут я поняла, что доктор Жакоб и есть тот самый «восточный красавец», великий факир Бен-Бой, умеющий запросто проходить сквозь стены, изображение которого я видела на афише у входа в этот подозрительный театрик.
Колебания начались еще в поезде. Зачем я мчусь на ночь глядя из дому к совершенно незнакомому человеку? Что он скажет, выслушав мой сбивчивый рассказ? Скорее всего, примет меня за сумасшедшую и отправит в больницу.
Правда, Анни дала мне записочку к этому доктору Жакобу и настояла, чтобы я поехала немедленно.
Прямо с вокзала я позвонила по телефону, который мне дала Анни.
Ласковый старушечий голос ответил:
— Квартира доктора Жакоба. Что вы хотели?
— Добрый вечер, — торопливо сказала я. — Можно попросить к телефону доктора?
— Добрый вечер, милочка, — ответила приветливо старушка. — Но его нет. Он уже ушел в театр.
— А когда он вернется? — настаивала я.
— Вернется он поздно, дорогая. Но если дело срочное, то позвоните ему туда. У него в уборной есть телефон.
Но почему Анни ничего не упоминала ни о каком театре? И что доктору делать в артистической уборной? У него же должен быть какой-то кабинет.
Странно… Что-то не внушает мне доверия этот доктор.
Оставалось позаботиться о ночлеге. К счастью, в первой же маленькой гостинице, в одном из привокзальных переулков, нашелся свободный номер.
Что делать дальше? Сидеть тут весь вечер в одиночестве или сразу лечь спать?
Но передо мной встало измученное, осунувшееся лицо тети, и вдруг неожиданно для самой себя я решительно сняла трубку телефона и набрала номер, который мне назвала старушка.
— Да?
Этот негромкий деловой голос сразу прогнал всю мою решительность. Я уже хотела бросить трубку, но голос настойчиво повторил:
— Да? Я слушаю.
— Простите… Это театр?
— Да. Варьете «Лолита».
— Могу я попросить к телефону доктора Жакоба?
— Я слушаю вас. Отступать поздно. Попалась.
— Я хотела с вами посоветоваться по очень важному делу. Мне рекомендовала Анни… Анни Дальрик, вы ее знаете. Извините, доктор, что беспокою вас так поздно. Я звонила к вам домой, но мне дали этот телефон…
Он слушал мое бессвязное бормотание не перебивая, и я все больше смущалась.
— Могу я с вами завтра повидаться, доктор? Дело очень, очень важное.
Вопрос жизни и смерти! — торопливо добавила я.
Он недоверчиво хмыкнул.
— Если я вам нужен, приезжайте сюда, в варьете, только побыстрее, у меня мало времени. А завтра я уеду.
Он назвал адрес.
Увы, отступать было невозможно. Я позвонила портье и попросила вызвать такси. Еще раз причесалась, спустилась вниз. Такси уже ожидало у подъезда.
Через пять минут мы свернули в какой-то узкий переулок и остановились перед стеклянной дверью, над которой сияла игривая вывеска «Лолита». Рядом с дверью громадная афиша, на ней изображен мускулистый, полуобнаженный красавец в чалме, обвитый не то цепями, не то гигантской змеей, — и надпись: «Последний вечер! Король современной магии Бен-Бой — Человек, проходящий сквозь стены!»
— Пожалуйста, мадемуазель, — сказал шофер, отворив дверцу.
Сверкая заученной белозубой улыбкой, плечистый негр в расшитой ливрее уже распахнул стеклянную дверь варьете.
— Вы к доктору Жакобу? — Улыбка его сразу стала совсем другой — вполне естественной, искренней и даже дружеской. — Пожалуйста, мадемуазель. Он вас ждет. Вторая дверь направо. Проводить вас?
— Не беспокойтесь, благодарю. Я найду сама. Вот и вторая дверь направо. Я постучала.
— Войдите, — пригласил уже знакомый хрипловатый голос. Я распахнула дверь.
Это была явно артистическая уборная. Приторно пахло пудрой, потом.
Отражаясь в зеркале, лампа слепила глаза. Куда я попала?
— Что же вы? Проходите, — предложил молодой человек в роскошном вишневом халате и с чалмой в руках.
— Вы доктор Жакоб? — недоверчиво спросила я.
— Морис Жакоб к вашим услугам, — он учтиво наклонил лобастую, по-мальчишески остриженную голову. — Почему вы сомневаетесь? Тут каждый может подтвердить, что я в самом деле доктор Жакоб. Присаживайтесь и рассказывайте. У меня очень мало времени.
Теперь я уж точно знала, что идти сюда было незачем. Нелепо и глупо.
— Ну-с? — настойчиво сказал он, сверля меня насмешливыми и до неприличия любопытными глазами. — Итак…
— Понимаете, у меня есть тетка… — начала я и остановилась. Этот ужасный запах — какая-то смесь будуара с зоопарком.
— Ну, так что же случилось с вашей любимой тетей? — спросил Жакоб.
— Вы не могли бы сесть и не мелькать у меня перед глазами? — рассердилась я.
Странный доктор остановился передо мной и пробормотал сквозь зубы:
— Ага, у вас тоже пошаливают нервы, — но все-таки послушно сел на какую-то низенькую скамеечку, закурил и протянул сигареты мне.
Я тоже закурила. Сдвинув рукав, Жакоб косо бросил взгляд на часы.
Мне хотелось встать и уйти, но я сдержалась.
— Меня очень беспокоит состояние здоровья тети за последнее время. Она слышит голоса. Вернее, голос.
— Голос? Какой голос?
— Мужской голос, который произносит длинные проповеди и внушает ей разные странные вещи. Она уверяет, будто это «небесный глас».
— Ваша тетка религиозна?
— Нет. Вернее, была совершенно нерелигиозной раньше, пока это не началось.
Даже всегда смеялась над суевериями. Но теперь она очень переменилась.
— Сколько ей лет?
— Семьдесят второй.
— И давно это с ней происходит?
— Месяца три, если не больше.
— Днем или ночью?
— Обычно ночью, но иногда и днем.
Тут он задумался и проделал необычную вещь: машинально покрутил в пальцах горящую сигарету и небрежно засунул ее себе в рот — зажженную. И тут же запросто, словно нитку в игольное ушко, продел ее сквозь щеку. Сигарета по-прежнему горела, от нее тянулся синий дымок.
Я заморгала и помотала головой, чтобы опомниться. Но удивительный доктор Жакоб, не заметив моего изумления, сказал:
— Голоса — это бывает при некоторых психических расстройствах. Вам бы лучше обратиться к опытному психиатру.
Он затянулся догорающей сигаретой, снова ловким и привычным жестом продел дымящийся окурок сквозь другую щеку и погасил его как ни в чем не бывало в пепельнице.
— Что вы так смотрите на меня? — спросил он. — Я в самом деле не вижу, чем бы мог быть полезен вашей тетке.
Я встала. Он тоже поспешно поднялся, запахивая свой роскошный халат. Но я все-таки сказала:
— Последнее время этот голос внушает тетке, чтобы она давала деньги какой-то секте «Внимающих Голосам Космического Пламени».
— Ах вот как! Это меняет дело. Что же вы сразу мне не сказали?
Он снова усадил меня. Руки у него оказались прямо железными.
— Итак, тетка ваша слышит голос, и этот «небесный голос» приказывает ей отдать деньги секте каких-то проходимцев, — проговорил он, закуривая новую сигарету.
— Я не говорила, что это проходимцы, — перебила я. — Я ничего не знаю об этой секте. Не знаю даже, существует ли она на самом деле.
— Конечно, это проходимцы, — подтвердил доктор Жакоб, — какие могут быть сомнения. Любая секта в наши дни создается лишь для того, чтобы облапошить доверчивых простаков. И этот «небесный глас», подающий весьма земные советы, — какие вам еще нужны доказательства, что вашу тетушку задумали обчистить до нитки?!
Доктор Жакоб снова начал продевать горящую сигарету то сквозь одну щеку, то сквозь другую, — один раз, другой, третий… Он вовсе не старался удивить меня, даже не замечал, что делает, — так нормальные люди в задумчивости машинально постукивают пальцами по столу или что-нибудь насвистывают.
— Перестаньте ради бога выделывать эти штучки! — воскликнула я.
Перехватив мой взгляд, он посмотрел на сигарету и рассмеялся.
— О, ради бога простите! Это я машинально. Надо размять пальцы перед выступлением.
Размять пальцы! Он сказал это так просто, словно был пианистом и готовился к выходу на сцену.
— Где вы живете? С теткой?
— Возле Коллонжа, это за Сен-Морисом. Он кивнул.
— Дорогой доктор, следующий номер ваш. Прошу на сцену, — вдруг раздался где-то за моей спиной громкий металлический голос.
Я вскочила и оглянулась. Никого, кроме нас двоих, в комнате не было.
— Это тоже ваши штучки? — сердито спросила я, поворачиваясь к доктору Жакобу. Вид у меня был такой, что он не удержался от смеха и сказал:
— Нет, нет, чревовещанием я не занимаюсь. Просто меня в самом деле зовут на сцену. Мой номер.
Металлический голос доносился из маленького динамика, установленного над дверью.
— Извините и подождите меня здесь, — торопливо сказал мой странный собеседник. — Я скоро вернусь. Постараюсь провернуть сегодня программу побыстрее.
С этими словами он, совершенно не стесняясь меня, вдруг решительным движением сбросил на кресло свой роскошный халат и оказался в одной чалме и набедренной повязке. И тут я поняла, что доктор Жакоб и есть тот самый «восточный красавец», великий факир Бен-Бой, умеющий запросто проходить сквозь стены, изображение которого я видела на афише у входа в этот подозрительный театрик.
2. КУДА Я ПОПАЛА?
Он глянул в зеркало, подправил грим и кинулся к двери.
Вот тебе и доктор Жакоб. Фокусник, шарлатан!
Этот доктор, оказывается, умеет проходить сквозь стены! А во время разговора запросто продевает сквозь щеку горящую сигаретку — просто так.
Видите ли, чтобы размять пальцы…
Мне стало смешно, и я расхохоталась, стоя одна посреди этой нелепой комнаты. Негодование мое уходило, его вытесняли чувство юмора и любопытство. Раз уж я сюда попала, стоит полюбоваться магическими способностями доктора-факира. Вряд ли я когда-нибудь еще встречусь с ним.
Я вышла в пустынный коридор и, крадучись, как девчонка, трусливо оглядываясь, направилась в ту сторону, откуда доносились звуки музыки и какие-то выкрики, изредка прерываемые аплодисментами. Значит, там сцена.
Миновала одну дверь, другую… И вдруг увидела прямо перед собой ярко освещенную сцену и на ней нескольких мужчин, что-то сосредоточенно и деловито проделывающих с доктором Жакобом.
Я не сразу разглядела, что они старательно заковывают его в цепи. Надевают ему на руки и на ноги тускло сверкающие кандалы, для верности еще несколько раз обматывают его цепями…
— Ап! — весело и громко выкрикнул Жакоб — и цепи, гремя, вдруг упали на пол к его ногам, словно стекли с него, как струи воды.
Грохнули аплодисменты. А на сцену два служителя уже выкатывали большой сейф на колесиках.
Контролеры от зрителей тщательно осмотрели его и потом начали связывать фокусника по рукам и ногам толстой веревкой, стараясь накрутить побольше хитрых узлов, а Жакоб подшучивал над ними, отпуская задиристые замечания.
Затем Жакоба зашили в мешок и поместили в сейф. Контролеры, посовещавшись в уголке сцены, заперли замок, применив известную только им комбинацию цифр и букв.
Потом они отошли в сторону, не сводя глаз с сейфа… Откуда-то сверху мягко упал балдахин, расшитый какими-то пестрыми райскими птицами. Он прикрыл сейф всего на мгновение и тут же взвился кверху…
А возле сейфа с распахнутой дверцей уже стоял улыбающийся Жакоб, небрежно помахивая чудовищно запутанной и переплетенной веревкой.
— Как видите, для этого вовсе не нужно быть йогом! — громко объявил он, когда стихли аплодисменты.
С видом человека, которому настала пора отдохнуть, Жакоб лениво подошел к невысокому ложу в глубине сцены — вроде тахты, покрытой узорчатым ковром.
Он сдернул это покрывало, и я содрогнулась.
Вместо тахты под покрывалом оказалась доска, ощетинившаяся, словно еж, длинными стальными остриями, зловеще сверкавшими в ярком свете софитов!
Даже смотреть на них было страшно. А Жакоб как ни в чем не бывало сначала уселся на эти острия, по-восточному скрестив ноги, потом лег, вытянулся да еще поворочался, словно укладываясь поудобнее на мягкой тахте.
Так, опершись на локоть и полулежа на стальных остриях, он и начал следующий номер.
Откуда-то в его руках очутилась флейта, он заиграл на ней тягучую негромкую мелодию. И веревка, небрежно брошенная им на пол после чудесного освобождения из сейфа, вдруг ожила, начала извиваться, словно змея, и тянуться кверху. Вместо узлов на веревке вдруг откуда-то появились разноцветные платки — синие, красные, зеленые. Повинуясь мелодии, они скользили по веревке в причудливом танце.
Жакоб протянул руку — и все платки, будто пестрые птицы, перепорхнули с веревки к нему на ладонь. Фокусник сжал руку в кулак, снова раскрыл ладонь — она была пуста, все платки исчезли неведомо куда.
— И для этого не нужно быть йогом, — сверкнув улыбкой, весело повторил он под аплодисменты зала.
А веревка уже исчезла…
Да, это был фокусник высокого класса. Всем своим видом Жакоб словно говорил: «Вот, друзья, я покажу вам несколько забавных трюков. В них нет ничего чудесного, но попробуйте-ка их разгадать!»
Ему вдруг чем-то не понравилась одна из сильных ламп, висевших над сценой.
По его приказу служители вынесли лестницу, вместо обычных перекладин на ней были укреплены кривые сабли. Жакоб ударил по каждой сабле бамбуковой палочкой, чтобы показать всем, как они остры. С каждым ударом от палочки отсекался кусок, пока она не стала величиной с карандаш.
Фокуснику завязали глаза, и вот в тишине потрясенного зала он начал неторопливо взбираться по этой чудовищной лесенке, спокойно переступая босыми ногами с одного сабельного лезвия на другое… Стоя на двух лезвиях, он пытался с завязанными глазами достать лампочку, но никак не мог до нее дотянуться, рискуя в любой момент упасть.
«Что он еще выкинет?» — с тревогой подумала я. И в тот же миг в руке Жакоба неведомо откуда очутился большой старинный пистолет, и он выстрелил из него со страшным шумом в лампочку.
Звон стекла, вся сцена окуталась дымом…
А когда дым рассеялся, мы увидели Жакоба стоящим все еще наверху, только теперь он оказался без повязки на глазах и одетым: безупречно отутюженные брюки, коричневая рубашка с закатанными рукавами.
Раскланявшись на аплодисменты, он начал так же спокойно и не спеша спускаться по своей ужасной лестнице.
Пока он спускался, у него на груди возникло какое-то светящееся пятно. Он вдруг расстегнул рубашку — и все увидели, что у него в груди горит электрическая лампочка, явственно просвечивая сквозь кожу!
Жакоб показал еще несколько номеров, один удивительнее другого. А закончил он свое выступление тем, что какой-то багроволицый толстяк, приглашенный из зала, прострелил Жакоба из пистолета навылет карандашом, который предварительно пометили зрители. К этому карандашу была привязана длинная алая ленточка. Жакоб как ни в чем не бывало спустился в зал и зашагал по проходу, давая всем убедиться, что действительно прострелен насквозь именно тем карандашом, какой пометили… Я поспешила скорее выскочить в коридор и опрометью кинулась из театра.
Вот тебе и доктор Жакоб. Фокусник, шарлатан!
Этот доктор, оказывается, умеет проходить сквозь стены! А во время разговора запросто продевает сквозь щеку горящую сигаретку — просто так.
Видите ли, чтобы размять пальцы…
Мне стало смешно, и я расхохоталась, стоя одна посреди этой нелепой комнаты. Негодование мое уходило, его вытесняли чувство юмора и любопытство. Раз уж я сюда попала, стоит полюбоваться магическими способностями доктора-факира. Вряд ли я когда-нибудь еще встречусь с ним.
Я вышла в пустынный коридор и, крадучись, как девчонка, трусливо оглядываясь, направилась в ту сторону, откуда доносились звуки музыки и какие-то выкрики, изредка прерываемые аплодисментами. Значит, там сцена.
Миновала одну дверь, другую… И вдруг увидела прямо перед собой ярко освещенную сцену и на ней нескольких мужчин, что-то сосредоточенно и деловито проделывающих с доктором Жакобом.
Я не сразу разглядела, что они старательно заковывают его в цепи. Надевают ему на руки и на ноги тускло сверкающие кандалы, для верности еще несколько раз обматывают его цепями…
— Ап! — весело и громко выкрикнул Жакоб — и цепи, гремя, вдруг упали на пол к его ногам, словно стекли с него, как струи воды.
Грохнули аплодисменты. А на сцену два служителя уже выкатывали большой сейф на колесиках.
Контролеры от зрителей тщательно осмотрели его и потом начали связывать фокусника по рукам и ногам толстой веревкой, стараясь накрутить побольше хитрых узлов, а Жакоб подшучивал над ними, отпуская задиристые замечания.
Затем Жакоба зашили в мешок и поместили в сейф. Контролеры, посовещавшись в уголке сцены, заперли замок, применив известную только им комбинацию цифр и букв.
Потом они отошли в сторону, не сводя глаз с сейфа… Откуда-то сверху мягко упал балдахин, расшитый какими-то пестрыми райскими птицами. Он прикрыл сейф всего на мгновение и тут же взвился кверху…
А возле сейфа с распахнутой дверцей уже стоял улыбающийся Жакоб, небрежно помахивая чудовищно запутанной и переплетенной веревкой.
— Как видите, для этого вовсе не нужно быть йогом! — громко объявил он, когда стихли аплодисменты.
С видом человека, которому настала пора отдохнуть, Жакоб лениво подошел к невысокому ложу в глубине сцены — вроде тахты, покрытой узорчатым ковром.
Он сдернул это покрывало, и я содрогнулась.
Вместо тахты под покрывалом оказалась доска, ощетинившаяся, словно еж, длинными стальными остриями, зловеще сверкавшими в ярком свете софитов!
Даже смотреть на них было страшно. А Жакоб как ни в чем не бывало сначала уселся на эти острия, по-восточному скрестив ноги, потом лег, вытянулся да еще поворочался, словно укладываясь поудобнее на мягкой тахте.
Так, опершись на локоть и полулежа на стальных остриях, он и начал следующий номер.
Откуда-то в его руках очутилась флейта, он заиграл на ней тягучую негромкую мелодию. И веревка, небрежно брошенная им на пол после чудесного освобождения из сейфа, вдруг ожила, начала извиваться, словно змея, и тянуться кверху. Вместо узлов на веревке вдруг откуда-то появились разноцветные платки — синие, красные, зеленые. Повинуясь мелодии, они скользили по веревке в причудливом танце.
Жакоб протянул руку — и все платки, будто пестрые птицы, перепорхнули с веревки к нему на ладонь. Фокусник сжал руку в кулак, снова раскрыл ладонь — она была пуста, все платки исчезли неведомо куда.
— И для этого не нужно быть йогом, — сверкнув улыбкой, весело повторил он под аплодисменты зала.
А веревка уже исчезла…
Да, это был фокусник высокого класса. Всем своим видом Жакоб словно говорил: «Вот, друзья, я покажу вам несколько забавных трюков. В них нет ничего чудесного, но попробуйте-ка их разгадать!»
Ему вдруг чем-то не понравилась одна из сильных ламп, висевших над сценой.
По его приказу служители вынесли лестницу, вместо обычных перекладин на ней были укреплены кривые сабли. Жакоб ударил по каждой сабле бамбуковой палочкой, чтобы показать всем, как они остры. С каждым ударом от палочки отсекался кусок, пока она не стала величиной с карандаш.
Фокуснику завязали глаза, и вот в тишине потрясенного зала он начал неторопливо взбираться по этой чудовищной лесенке, спокойно переступая босыми ногами с одного сабельного лезвия на другое… Стоя на двух лезвиях, он пытался с завязанными глазами достать лампочку, но никак не мог до нее дотянуться, рискуя в любой момент упасть.
«Что он еще выкинет?» — с тревогой подумала я. И в тот же миг в руке Жакоба неведомо откуда очутился большой старинный пистолет, и он выстрелил из него со страшным шумом в лампочку.
Звон стекла, вся сцена окуталась дымом…
А когда дым рассеялся, мы увидели Жакоба стоящим все еще наверху, только теперь он оказался без повязки на глазах и одетым: безупречно отутюженные брюки, коричневая рубашка с закатанными рукавами.
Раскланявшись на аплодисменты, он начал так же спокойно и не спеша спускаться по своей ужасной лестнице.
Пока он спускался, у него на груди возникло какое-то светящееся пятно. Он вдруг расстегнул рубашку — и все увидели, что у него в груди горит электрическая лампочка, явственно просвечивая сквозь кожу!
Жакоб показал еще несколько номеров, один удивительнее другого. А закончил он свое выступление тем, что какой-то багроволицый толстяк, приглашенный из зала, прострелил Жакоба из пистолета навылет карандашом, который предварительно пометили зрители. К этому карандашу была привязана длинная алая ленточка. Жакоб как ни в чем не бывало спустился в зал и зашагал по проходу, давая всем убедиться, что действительно прострелен насквозь именно тем карандашом, какой пометили… Я поспешила скорее выскочить в коридор и опрометью кинулась из театра.
3. УВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ ПЛЕН
Проснулась я поздно, в десятом часу, и спустилась позавтракать в кафе.
Было тихо и мирно. Я уже кончала завтрак, когда в дверь заглянула какая-то старушка в нелепой шляпке. Она окинула кафе придирчивым взглядом, на миг задержала глаза на мне, но заходить не стала.
Выйдя из кафе, я увидела старуху в холле гостиницы. Она сидела возле двери в кожаном кресле.
«Какая смешная старушенция», — подумала я.
Вдруг старушка выскочила из кресла и засеменила мне навстречу.
— Наконец-то, милочка! Я вас совсем заждалась, — набросилась она на меня так, словно мы были с нею знакомы целый век. — Хотела, чтобы вы позавтракали с нами, заезжала, но вы еще спали. Поздно вставать вредно, дорогая моя. И вообще как может молодая одинокая женщина ночевать в подобных заведениях?
Тут она поневоле сделала маленькую паузу, чтобы перевести дух, и я могла спросить у нее:
— Позвольте, кто вы и что вам надо? Мы, кажется, не знакомы, вы меня с кем-то спутали…
— Ничего не спутала, дорогая моя, — перебила она. — Никогда я ничего не путаю, хотя и восьмой десяток пошел. Тут каждый знает матушку Мари, спросите хоть первого прохожего…
— Но все-таки кто вы, матушка Мари?
— Как кто? — удивилась старушка. — Я экономка доктора Жакоба. Мы же разговаривали с вами вчера по телефону.
— Очень приятно с вами познакомиться, милая матушка Мари, — сказала я. — Но не понимаю, зачем я вам понадобилась.
— Как зачем? Доктор Жакоб ждет вас.
— Доктор черной и белой магии, — насмешливо кивнула я. — Как же это он узнал, где я остановилась? Хотя при его способностях…
— Почему черной и белой магии? — старушка так обиделась, что мне стало стыдно за свой насмешливый тон. — Он доктор философии, милочка. Крупный ученый, его во многих странах знают. А фокусами он увлекается с детства, я же его вскормила, знаю. Что же в этом плохого? И никакая магия тут ни при чем, это все глупые суеверия одни. Адрес ваш нам дал шофер такси. Он всегда дежурит у театра, а швейцар видел, как вы садились в машину.
— Я никуда не поеду…
Но спорить с этой старушкой было невозможно. К тому же мне вдруг стало любопытно увидеть доктора Жакоба в домашней обстановке. Может, он и дома сидит в чалме на остриях гвоздей или созерцает нирвану, как это делают, говорят, йоги?
— Хорошо, сдаюсь, — сказала я. — Сейчас вызову такси, и едем…
— Зачем такси? У нас есть своя машина, она ждет у подъезда.
Матушка Мари преспокойно заняла место за рулем. В полной растерянности я села рядом с ней. Мотор взревел, и мы рванулись с места.
Матушка Мари остановила машину перед небольшим особняком, прятавшимся в зелени густо разросшегося садика на одной из окраинных улочек возле набережной, и победно посмотрела на меня.
Навстречу нам по усыпанной гравием дорожке уже спешил от дома доктор Жакоб. Он широко улыбался — наверняка видел из окна, как лихо мы подкатили.
— Здравствуйте, мадемуазель… — поклонился он. — Простите, наше вчерашнее знакомство получилось несколько сумбурным, так что я даже не успел спросить, как вас зовут.
— Клодина Дрейгер, — сухо ответила я.
— Очень приятно, — он снова учтиво поклонился. — Прошу. Сегодня он выглядел вполне прилично, и его в самом деле можно было принять за доктора: отлично сшитый костюм, безукоризненная рубашка, хорошо повязанный галстук модных тонов. Вот только, пожалуй, кажется, еще моложе без вчерашнего грима, да улыбка не сходив с губ, не солидно.
Мы поднялись на крылечко из трех ступенек, вошли в тесноватый, но уютный холл.
— Вам наверх, а я пойду прямо на кухню, — скомандовала матушка Мари. — Надо скорее приготовить завтрак, а то наша гостья умрет с голоду.
— Но я завтракала, — всполошилась я и умоляюще посмотрела на доктора Жакоба, но он только развел руками:
— С ней не поспоришь. Я, во всяком случае, давно уже не пытаюсь — с детства. Прошу вас.
Признаться, я перешагнула порог двери, которую он предупредительно распахнул передо мной, с некоторой опаской. Кто их знает, этих факиров!
Может, они держат дома удава или коллекцию огрубленных голов?
Но кабинет, в который мы вошли, оказался вполне обычным и современным. Над письменным столом аккуратная табличка:
«Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших, знаний. Мы талька обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее признать их существующими.
Лаплас».
Никакой таинственности и восточной роскоши. Я даже разочаровалась.
Мы сели в кресла.
— Чем больше я размышляю о вашем деле, тем все подозрительнее оно мне кажется, — начал доктор Жакоб. — Поэтому я даже решил отложить гастроли, не уехал, чтобы нынче непременно повидаться с вами, — Спасибо, вы очень любезны, но, наверное, это напрасная жертва. Ведь вы сами вчера сказали, что тут нужен психиатр.
— В этом следует еще разобраться, — задумчиво проговорил он, закуривая сигарету.
Я не сводила с него глаз. Заметив это, он рассмеялся.
— Не бойтесь, я не стану вас пугать больше. Ведь сегодня у меня нет выступления.
— А как вы это делаете?
— Очень просто. Вот так, — и, насмешливо сверкнув глазами, доктор Жакоб ловко продел горящую сигарету сквозь щеку.
Я не спускала с него глаз.
— Н-да, — сказала я. — А вы в самом деле доктор?
— Предъявить вам диплом Сорбонны? Или Цюрихского университета? Я их оба окончил и в самом деле специалист-психолог. Вот мои научные труды, — он небрежно махнул в сторону книжных полок.
— А зачем вы занимаетесь всякими фокусами? — Я неопределенно покрутила у себя перед носом растопыренной пятерней. — Зачем выступаете в каких-то балаганах?
— Потому что мне это нравится. Увлекаюсь с детства благородным искусством волшебных иллюзий и магических превращений. Напрасно вы отзываетесь о нем так презрительно. Это весьма древнее искусство. Еще в библии пророк Моисей соревнуется в чудесах с профессиональными фокусниками — египетскими жрецами.
— Но все-таки… доктор философии одурачивает доверчивых простаков в варьете. По-моему, это противоестественно.
— Наоборот, знакомство с магами и волшебниками помогает моей научной работе. Я занимаюсь изучением скрытых резервов человеческого организма, человеческой психики, прежде всего. «Познай самого себя» — этому мудрому завету две с лишним тысячи лет, а мы пока еще очень мало знаем о себе.
Знакомство с удивительными достижениями моих славных друзей — цирковых фокусников, факиров, современных йогов, как вы выражаетесь, — дает немало интересного материала для исследований в этой сложной области. Я у них многому научился.
— Я имела удовольствие в этом убедиться. Но как вы ухитряетесь лежать на этих ужасных гвоздях?
— Очень просто. Немножко элементарной физики и арифметики. Болевые ощущения возникают, если на одно острие приходится груз в пятьсот-шестьсот граммов. Площадь моего лежащего тела — около двух тысяч трехсот квадратных сантиметров, на каждый из них приходится по одному острию, а вешу я семьдесят килограммов. Если вы возьмете карандаш и сделаете несложный подсчет, то убедитесь, что на каждое острие приходится всего-навсего по тридцать граммов тяжести. Так что я лежу как на диване.
— Так просто? — разочарованно протянула я. — А сабли? Ведь они острые?
— Острые, — согласился он. — Только заточены и направлены особым образом, так что я ступаю по ним без риска порезаться. Конечно, нужна тренировка.
— Значит, все сплошное жульничество…
Кажется, он обиделся, потому что поспешно ответил:
— А освобождение из цепей и пут? Таких мастеров — мы называем их на своем профессиональном жаргоне клишниками — немного осталось на свете. Тут весь фокус в том, чтобы при оковывании умело напрягать мускулы, значительно увеличивая их размер, а потом уметь быстро их расслабить. Я могу при этом даже смещать кости в суставах и задерживать дыхание на две минуты. Такое владение своим телом дается лишь после многолетней тренировки.
— Да, это ловко у вас получается, — согласилась я. — Но как же все-таки вы ухитрились так быстро выбраться из запертого сейфа? Вы в самом деле умеете проходить сквозь стены?
— Умею, — улыбнулся он.
— Как? Научите меня!
— Ну, во-первых, этому сразу не научишься. Начинать надо с детства. А потом: я не имею права разглашать посторонним все профессиональные секреты. Таков у нас кодекс чести, у фокусников…
Он неожиданно взмахнул рукой, словно ловя надоевшую муху, — и в руке у него откуда-то взялась новая сигаретка. Жакоб стал прикуривать, держа зажигалку в некотором отдалении. Сигарета вдруг стала тянуться к огню и превратилась в сигару!
Я захлопала в ладоши и, как девчонка, закричала:
— Еще! Еще!
Но тут дверь открылась, на пороге появилась раскрасневшаяся от кухонного жара матушка Мари в белом накрахмаленном передничке и грозно спросила:
— Долго я буду вас ждать?
Мы прошли в маленькую столовую, сели друг против друга за стол.
— Вы ловкий человек, доктор. Но чем вы можете помочь моей тете? — спросила я.
— Да, вот именно, вернемся к вашей тете, — усмехнулся он. — Я должен посмотреть ее. Вполне возможно, у нее обычное психическое расстройство.
Тогда мы поищем более опытного специалиста, раз вы мне не доверяете, и он ее быстро вылечит.
— Но она давно ничем не болела. За последний год, насколько я помню, обращалась к врачам только дважды, и то по пустякам — к дантисту да к глазнику. Доктор Ренар, местный врач, который каждый день бывает у нас и давно стал как бы членом нашей семьи, считает, что у тети прекрасное здоровье для ее возраста!
Жакоб задумался, отсутствующим взглядом уставившись в свою тарелку, потом поднял голову и спросил:
— Как же проявляются галлюцинации у вашей тети, расскажите толком.
— Ну, началось все с того, что месяца три назад она стала слышать по ночам какой-то голос. Он требовал, чтобы тетя покаялась в грехах, одумалась, переменила свою жизнь и посвятила остаток ее богу. Потом он начал всячески нахваливать секту «Внимающих Голосам Космического Пламени»и потребовал, чтобы тетя им помогла. Она уже дважды переводила им в Берн довольно крупные суммы, и каждый раз голос хвалил ее за это.
— Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги?
Было тихо и мирно. Я уже кончала завтрак, когда в дверь заглянула какая-то старушка в нелепой шляпке. Она окинула кафе придирчивым взглядом, на миг задержала глаза на мне, но заходить не стала.
Выйдя из кафе, я увидела старуху в холле гостиницы. Она сидела возле двери в кожаном кресле.
«Какая смешная старушенция», — подумала я.
Вдруг старушка выскочила из кресла и засеменила мне навстречу.
— Наконец-то, милочка! Я вас совсем заждалась, — набросилась она на меня так, словно мы были с нею знакомы целый век. — Хотела, чтобы вы позавтракали с нами, заезжала, но вы еще спали. Поздно вставать вредно, дорогая моя. И вообще как может молодая одинокая женщина ночевать в подобных заведениях?
Тут она поневоле сделала маленькую паузу, чтобы перевести дух, и я могла спросить у нее:
— Позвольте, кто вы и что вам надо? Мы, кажется, не знакомы, вы меня с кем-то спутали…
— Ничего не спутала, дорогая моя, — перебила она. — Никогда я ничего не путаю, хотя и восьмой десяток пошел. Тут каждый знает матушку Мари, спросите хоть первого прохожего…
— Но все-таки кто вы, матушка Мари?
— Как кто? — удивилась старушка. — Я экономка доктора Жакоба. Мы же разговаривали с вами вчера по телефону.
— Очень приятно с вами познакомиться, милая матушка Мари, — сказала я. — Но не понимаю, зачем я вам понадобилась.
— Как зачем? Доктор Жакоб ждет вас.
— Доктор черной и белой магии, — насмешливо кивнула я. — Как же это он узнал, где я остановилась? Хотя при его способностях…
— Почему черной и белой магии? — старушка так обиделась, что мне стало стыдно за свой насмешливый тон. — Он доктор философии, милочка. Крупный ученый, его во многих странах знают. А фокусами он увлекается с детства, я же его вскормила, знаю. Что же в этом плохого? И никакая магия тут ни при чем, это все глупые суеверия одни. Адрес ваш нам дал шофер такси. Он всегда дежурит у театра, а швейцар видел, как вы садились в машину.
— Я никуда не поеду…
Но спорить с этой старушкой было невозможно. К тому же мне вдруг стало любопытно увидеть доктора Жакоба в домашней обстановке. Может, он и дома сидит в чалме на остриях гвоздей или созерцает нирвану, как это делают, говорят, йоги?
— Хорошо, сдаюсь, — сказала я. — Сейчас вызову такси, и едем…
— Зачем такси? У нас есть своя машина, она ждет у подъезда.
Матушка Мари преспокойно заняла место за рулем. В полной растерянности я села рядом с ней. Мотор взревел, и мы рванулись с места.
Матушка Мари остановила машину перед небольшим особняком, прятавшимся в зелени густо разросшегося садика на одной из окраинных улочек возле набережной, и победно посмотрела на меня.
Навстречу нам по усыпанной гравием дорожке уже спешил от дома доктор Жакоб. Он широко улыбался — наверняка видел из окна, как лихо мы подкатили.
— Здравствуйте, мадемуазель… — поклонился он. — Простите, наше вчерашнее знакомство получилось несколько сумбурным, так что я даже не успел спросить, как вас зовут.
— Клодина Дрейгер, — сухо ответила я.
— Очень приятно, — он снова учтиво поклонился. — Прошу. Сегодня он выглядел вполне прилично, и его в самом деле можно было принять за доктора: отлично сшитый костюм, безукоризненная рубашка, хорошо повязанный галстук модных тонов. Вот только, пожалуй, кажется, еще моложе без вчерашнего грима, да улыбка не сходив с губ, не солидно.
Мы поднялись на крылечко из трех ступенек, вошли в тесноватый, но уютный холл.
— Вам наверх, а я пойду прямо на кухню, — скомандовала матушка Мари. — Надо скорее приготовить завтрак, а то наша гостья умрет с голоду.
— Но я завтракала, — всполошилась я и умоляюще посмотрела на доктора Жакоба, но он только развел руками:
— С ней не поспоришь. Я, во всяком случае, давно уже не пытаюсь — с детства. Прошу вас.
Признаться, я перешагнула порог двери, которую он предупредительно распахнул передо мной, с некоторой опаской. Кто их знает, этих факиров!
Может, они держат дома удава или коллекцию огрубленных голов?
Но кабинет, в который мы вошли, оказался вполне обычным и современным. Над письменным столом аккуратная табличка:
«Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших, знаний. Мы талька обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее признать их существующими.
Лаплас».
Никакой таинственности и восточной роскоши. Я даже разочаровалась.
Мы сели в кресла.
— Чем больше я размышляю о вашем деле, тем все подозрительнее оно мне кажется, — начал доктор Жакоб. — Поэтому я даже решил отложить гастроли, не уехал, чтобы нынче непременно повидаться с вами, — Спасибо, вы очень любезны, но, наверное, это напрасная жертва. Ведь вы сами вчера сказали, что тут нужен психиатр.
— В этом следует еще разобраться, — задумчиво проговорил он, закуривая сигарету.
Я не сводила с него глаз. Заметив это, он рассмеялся.
— Не бойтесь, я не стану вас пугать больше. Ведь сегодня у меня нет выступления.
— А как вы это делаете?
— Очень просто. Вот так, — и, насмешливо сверкнув глазами, доктор Жакоб ловко продел горящую сигарету сквозь щеку.
Я не спускала с него глаз.
— Н-да, — сказала я. — А вы в самом деле доктор?
— Предъявить вам диплом Сорбонны? Или Цюрихского университета? Я их оба окончил и в самом деле специалист-психолог. Вот мои научные труды, — он небрежно махнул в сторону книжных полок.
— А зачем вы занимаетесь всякими фокусами? — Я неопределенно покрутила у себя перед носом растопыренной пятерней. — Зачем выступаете в каких-то балаганах?
— Потому что мне это нравится. Увлекаюсь с детства благородным искусством волшебных иллюзий и магических превращений. Напрасно вы отзываетесь о нем так презрительно. Это весьма древнее искусство. Еще в библии пророк Моисей соревнуется в чудесах с профессиональными фокусниками — египетскими жрецами.
— Но все-таки… доктор философии одурачивает доверчивых простаков в варьете. По-моему, это противоестественно.
— Наоборот, знакомство с магами и волшебниками помогает моей научной работе. Я занимаюсь изучением скрытых резервов человеческого организма, человеческой психики, прежде всего. «Познай самого себя» — этому мудрому завету две с лишним тысячи лет, а мы пока еще очень мало знаем о себе.
Знакомство с удивительными достижениями моих славных друзей — цирковых фокусников, факиров, современных йогов, как вы выражаетесь, — дает немало интересного материала для исследований в этой сложной области. Я у них многому научился.
— Я имела удовольствие в этом убедиться. Но как вы ухитряетесь лежать на этих ужасных гвоздях?
— Очень просто. Немножко элементарной физики и арифметики. Болевые ощущения возникают, если на одно острие приходится груз в пятьсот-шестьсот граммов. Площадь моего лежащего тела — около двух тысяч трехсот квадратных сантиметров, на каждый из них приходится по одному острию, а вешу я семьдесят килограммов. Если вы возьмете карандаш и сделаете несложный подсчет, то убедитесь, что на каждое острие приходится всего-навсего по тридцать граммов тяжести. Так что я лежу как на диване.
— Так просто? — разочарованно протянула я. — А сабли? Ведь они острые?
— Острые, — согласился он. — Только заточены и направлены особым образом, так что я ступаю по ним без риска порезаться. Конечно, нужна тренировка.
— Значит, все сплошное жульничество…
Кажется, он обиделся, потому что поспешно ответил:
— А освобождение из цепей и пут? Таких мастеров — мы называем их на своем профессиональном жаргоне клишниками — немного осталось на свете. Тут весь фокус в том, чтобы при оковывании умело напрягать мускулы, значительно увеличивая их размер, а потом уметь быстро их расслабить. Я могу при этом даже смещать кости в суставах и задерживать дыхание на две минуты. Такое владение своим телом дается лишь после многолетней тренировки.
— Да, это ловко у вас получается, — согласилась я. — Но как же все-таки вы ухитрились так быстро выбраться из запертого сейфа? Вы в самом деле умеете проходить сквозь стены?
— Умею, — улыбнулся он.
— Как? Научите меня!
— Ну, во-первых, этому сразу не научишься. Начинать надо с детства. А потом: я не имею права разглашать посторонним все профессиональные секреты. Таков у нас кодекс чести, у фокусников…
Он неожиданно взмахнул рукой, словно ловя надоевшую муху, — и в руке у него откуда-то взялась новая сигаретка. Жакоб стал прикуривать, держа зажигалку в некотором отдалении. Сигарета вдруг стала тянуться к огню и превратилась в сигару!
Я захлопала в ладоши и, как девчонка, закричала:
— Еще! Еще!
Но тут дверь открылась, на пороге появилась раскрасневшаяся от кухонного жара матушка Мари в белом накрахмаленном передничке и грозно спросила:
— Долго я буду вас ждать?
Мы прошли в маленькую столовую, сели друг против друга за стол.
— Вы ловкий человек, доктор. Но чем вы можете помочь моей тете? — спросила я.
— Да, вот именно, вернемся к вашей тете, — усмехнулся он. — Я должен посмотреть ее. Вполне возможно, у нее обычное психическое расстройство.
Тогда мы поищем более опытного специалиста, раз вы мне не доверяете, и он ее быстро вылечит.
— Но она давно ничем не болела. За последний год, насколько я помню, обращалась к врачам только дважды, и то по пустякам — к дантисту да к глазнику. Доктор Ренар, местный врач, который каждый день бывает у нас и давно стал как бы членом нашей семьи, считает, что у тети прекрасное здоровье для ее возраста!
Жакоб задумался, отсутствующим взглядом уставившись в свою тарелку, потом поднял голову и спросил:
— Как же проявляются галлюцинации у вашей тети, расскажите толком.
— Ну, началось все с того, что месяца три назад она стала слышать по ночам какой-то голос. Он требовал, чтобы тетя покаялась в грехах, одумалась, переменила свою жизнь и посвятила остаток ее богу. Потом он начал всячески нахваливать секту «Внимающих Голосам Космического Пламени»и потребовал, чтобы тетя им помогла. Она уже дважды переводила им в Берн довольно крупные суммы, и каждый раз голос хвалил ее за это.
— Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги?