Страница:
11 марта Ягода направил Сталину очередной японский разведывательный материал. В сопроводительном письме он писал: «Направляю при этом документальный агентурно изъятый японский материал, направленный японским военным атташе в Турции в адрес Генерального Штаба Японии в Токио. Документ представляет оценку возможности использования мусульманских государств по линии политико-стратегических мероприятий против СССР, а также соображения по поводу проведения необходимых мер в мирное время». Доклад был составлен японским военным атташе в Турции Канда Масатанэ. Судя по тому, что текст доклада нашего старого знакомого был завизирован начальником Особого отдела Гаем, фотокопия этого документа была получена агентурным путем в японском посольстве в Москве. Канда Масатанэ за эти годы превратился из скромного офицера японской разведки в военного атташе в Турции. Но по-прежнему он находился около советских границ и продолжал заниматься разведкой против СССР. В январе 1934-го он совершил поездку в Ирак, Сирию, Палестину и Египет. Основная задача — попытка использовать мусульманский мир против Советского Союза. Японская разведка еще в 1930-е годы хорошо понимала значение дестабилизации в Кавказском и Среднеазиатском регионах.
В предисловии своего доклада военный атташе отмечал: «… в связи с напряжением наших взаимоотношений с СССР, возникает необходимость введения наших политико-стратегических мероприятий в стадию конкретизации. Считаю также, что нынешняя ситуация в Европе требует, чтобы наша империя как можно скорее обратила внимание на использование мусульманских государств». В генштабе продолжали готовиться к войне и, чтобы исключить усиление Дальневосточной группировки Красной Армии во время войны, планировали организацию подрывных и диверсионных мероприятий в Кавказском и Среднеазиатском регионах, рассчитывая, что для подавления возникших беспорядков туда будут направлены значительные военные силы.
Изменившаяся в 1934 году обстановка в Европе оценивалась военным атташе как улучшение военно-политического положения на западных границах СССР. В докладе есть соответствующий абзац: «Улучшение внешнеполитических отношений между СССР, с одной стороны, и Польшей, Францией и другими европейскими государствами — с другой, отнюдь не носит долговечного характера. Однако, предполагая в ближайшем будущем возникновение войны с СССР, мы должны быть готовы к тому, что эта война начнется в общем при тех международно-политических условиях, которые существуют в данный момент». Интересно, что этот пассаж был отмечен Сталиным при просмотре документа. На полях он поставил знак вопроса. Подчеркнул генсек и еще одну фразу доклада: «Чтобы Япония утвердила свою мощь, мусульмане должны помочь ей в войне с СССР, которую она прежде всего имеет в виду провести». Основной вывод доклада Масатанэ был следующим: «… Нашей целью должно явиться использование религиозных чувств мусульман, возбуждение вражды против СССР, объявившего войну религии. Мы должны растолковать мусульманам смысл нашей священной войны против Советского Союза и заставить их оказать нам моральную и конкретную поддержку».
Сталин, конечно, помнил публикацию в «Известиях» от 4 марта 1932 года. И у него появилась идея повторить удачный опыт. Поэтому доклад Масатанэ вместе с сопроводительной запиской Ягоды был отправлен Карлу Радеку с резолюцией Сталина: «т. Радеку. Не стоит ли опубликовать, может быть с некоторыми пропусками? И. Ст.».
Радек, познакомившись с докладом, ответил 17 марта. Привожу ответ полностью.
Радек был прав. Ничего конкретного, говорящего о разведывательной, подрывной и диверсионной деятельности против Советского Союза в докладе не было. И публикация его в открытой печати означала бы только факт успешной работы нашей разведки, которая может получать документы японских военных атташе не только в Москве, но и в других странах. Но так как с публикацией 4 марта ОГПУ уже «засветилось», то вряд ли стоило «светиться» вторично и еще раз настораживать военного атташе и разведывательный отдел японского генштаба. Внимательное изучение доклада показывает, что этот документ в отличие от документа, опубликованного 4 марта, не обладал большой «убойной силой». Общие рассуждения о привлечении стран мусульманского мира к борьбе против Советского Союза говорили о том, что эта проблема ставилась в общем, перспективном плане перед руководством японской разведки. Содержание второй главы доклада, где говорилось о мерах, которые следует проводить в мирное время по линии использования мусульманских государств, касалось дипломатических и экономических взаимоотношений Японии с мусульманскими государствами, к нашей стране отношения не имело. Но, очевидно, по каким-то неизвестным пока причинам до использования этих государств в мирное время против Советского Союза дело так и не дошло. Эта проблема стала актуальной только в самом конце ХХ века.
В начале 1934-го начальник генштаба разослал военным атташе, аккредитованным в сопредельных с Советским Союзом странах, директиву о предоставлении соображений по вопросу о проведении политико-стратегических мероприятий против СССР. В соответствии с этой директивой военный атташе Японии в Москве подполковник Кавабэ направил начальнику генштаба докладную записку о плане политико-стратегических мероприятий. Документ был направлен в Токио в апреле с грифом: «Чрезвычайно секретно. экз. № 3 (из четырех)».
Сталин подучил перевод этого документа 23 августа с сопроводительным письмом, подписанным зампредом ОГПУ Яковом Аграновым. Первый раздел документа касался национальностей, входящих в состав Советского Союза, и являлся дополнением к донесению от октября 1933 года — «Изучение национального вопроса в Советском Союзе». Подполковник давал свои характеристики украинцам, белорусам, грузинам, армянам, казахам, татарам. Любопытна его характеристика горных племен Кавказа: «… чеченцы, черкесы, осетины и другие горные племена весьма малочисленны и в политическом отношении серьезного значения не имеют, но они отличаются высоким чувством национального достоинства и тягой к независимости; стойко сохраняют свою самобытность, находясь под властью того или иного правительства и государства, упорно придерживаются своих примитивных племенных традиций, весьма воинственны, до сих пор культивируя обычаи кровной мести». Емкая характеристика, актуальная и сегодня.
Военный атташе Японии занимался не только межнациональными отношениями и проблемами, но и пристально следил за внутриполитической обстановкой. В документе есть специальный раздел: «Политические враги Сталина». В этом разделе один абзац был отчеркнут генсеком. Ссылаясь на информацию, полученную от своей агентуры, Кавабэ писал: «По нашим агентурным данным, остатки троцкистов и оппозиционно-настроенные в отношении Сталина продолжают подпольную деятельность и стремятся к тому, чтобы, преодолев все препятствия, связаться со своими единомышленниками за границей. Некоторые из них под лозунгом 4-го Интернационала ставят задачей свергнуть нынешнюю власть и поставить Троцкого. Хотя сила влияния Сталина сейчас достигла предельной степени, все же, если его политика хотя бы в какой-нибудь части в дальнейшем обнаружит свою несостоятельность и начнутся перебои в проведении его политики, не исключена возможность, что немедленно возникнут антисоветские тенденции. Сталин имеет ряд достоинств, соответственных великому политику, но он имеет в то же время политических врагов. С точки зрения политико-стратегических мероприятий, мы должны принять все меры к тому, чтобы наметить наиболее влиятельную группу его политических врагов и установить с ней контакт. Убежден, что это вовсе не является невозможным».
Можно не сомневаться, что это был не единственный документ, в котором говорилось о том, что разведка потенциального противника, в данном случае Японии, пыталась установить контакт с политическими противниками Сталина. И это были не «признательные показания, полученные в лубянском подвале, истинную цену которым он хорошо знал, а свидетельство опытного профессионального разведчика, который, конечно, не догадывался, что его сверхсекретный доклад может быть прочитан в кремлевском кабинете Сталина. И документальное свидетельство иностранного разведчика не прибавляло доверия Сталина к политическим оппонентам, с которыми он боролся за власть в стране.
А 5 сентября поступила информация от политической разведки. В донесении сообщалось, что ИНО получило агентурное сообщение «от серьезного польского источника». Фамилия источника, конечно, не указывалась даже в донесении, адресованном Сталину. В первом разделе донесения говорилось о польско-германо-японских отношениях. Судя по информации, полученной в Москве, намечался военный альянс трех стран, направленный против Советского Союза, и это очень встревожило Сталина. Он внимательно прочел донесение, отчеркивая основные абзацы. Перспектива возможного военного конфликта на Западе и на Востоке его не радовала, а развивающиеся контакты между Германией и Польшей вызывали тревогу.
По информации, которую источнику удалось получить у начальника главного штаба генерала Гонсиоровского, «Пилсудский нажимает на японцев (через министра иностранных дел Бека и Гонсиоровского), чтобы они провоцировали СССР возможно скорее и активнее, однако не для того, чтобы немедленно, еще в этом году вызвать войну между Японией и СССР, а для того, чтобы ослабить просоветские настроения во Франции, напугать Францию возможностью войны на Дальнем Востоке и показать ей, что СССР для Франции не союзник». Гонсиоровский, очевидно, в беседе с источником, утверждал, что Пилсудский в июле получил письмо от генерала Араки. Воинственный генерал писал польскому маршалу, что японцы медлят начинать войну только исходя из состояния японской авиации, для усиления которой Японии нужно еще обождать с войной до марта 1935 года. Но если Польша и Германия, сообщал генерал, дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно. В донесении сообщалось также, что в октябре в Берлин приедет японская военная миссия для пересмотра польско-японского военного соглашения 1931 года и для заключения нового соглашения. В Берлин для ведения этих переговоров должен прибыть Гонсиоровский, также с военной миссией. Столица Германии была выбрана для того, чтобы не «светиться» в Варшаве и не настораживать Москву.
Если судить по объему донесения (16 страниц машинописного текста с подписью начальника ИНО Артузова в конце), источник был весьма солидным и обладал большими связями в Варшаве. В разделе документа о польско-германских отношениях Сталин подчеркнул то место, где говорилось о том, что 27 июля между Пилсудским и Гитлером заключено новое «джентльменское соглашение». Одним из пунктов этого соглашения была договоренность: «В случае заключения франко-советского военного союза или в случае франко-советского военного сотрудничества — Польша и Германия заключают с Японией военно-оборонительные союзы». Этот пункт в документе также был отмечен Сталиным. Осенью 1934-го угроза союза трех стран против СССР была достаточно серьезной, и политической разведке удалось своевременно получить информацию о возможности такого союза.
В конце 1934 года, судя по немногим рассекреченным документам, порадовала Сталина и военная разведка. 9 сентября ему на стол положили перевод текста фотоснимка с копии доклада германского военного атташе в Токио полковника Отта. Доклад был датирован 30 июля, с ним был ознакомлен посол Дирксен. В документе рассматривался вопрос о влиянии морских кругов на внутреннюю и внешнюю политику империи. Извечный спор между армией и флотом о первенстве при определении внешнеполитического курса Японии и направлении агрессии на Север или Юг интересовал не только советскую разведку, но и военного атташе, будущего союзника по антикоминтерновскому пакту. Интересовались этим и в министерстве рейхсвера, и Отт, систематизировав всю имевшуюся у него информацию, отправил доклад в Берлин. С копией доклада познакомился Рихард Зорге, сфотографировал ее, и пленка была отправлена в Москву. Это был первый рассекреченный к настоящему времени документ Зорге, доложенный Сталину. Сопроводиловки на этот раз не было, и на первой странице рукой первого заместителя начальника Разведупра Артузова две надписи: «Тов. Сталину» и «Послано также тов. Ворошилову».
Второй документ военной разведки (из рассекреченных), доложенный Сталину, был датирован 8 декабря. Это было приложение к морскому донесению, которое составил помощник военного атташе по морским вопросам. Документ был получен агентурным путем в германском посольстве в Москве. Немецкий военный дипломат встретился со своим японским коллегой — японским морским атташе капитан-лейтенантом Накаси, и тот сообщил ему свою оценку политического положения на Дальнем Востоке. По мнению японского дипломата, «не приходится ожидать вооруженного конфликта между СССР и Японией ни зимой, ни будущей весной, если, конечно, не произойдет какого-нибудь непредвиденного случая. Обе стороны нуждаются в мире…». Он считал, что обе стороны видят друг в друге вероятного противника и остается открытым вопрос, вызывается ли эта боязнь действительным незнанием положения и сил противника или же какими-нибудь другими причинами. Капитан-лейтенант утверждал в беседе, что мир в этом регионе можно считать обеспеченным до весны 1935 года. А вот дальнейший ход развития событий остается неизвестным и ненадежным. Оценка обстановки достаточно оптимистичная, особенно если учесть, что ее высказал морской офицер. А интересы военно-морского флота лежали далеко от Владивостока, в зоне южных морей.
Может быть, поэтому Сталин во всех документах, которые ему докладывали, искал и, конечно, находил подтверждение своему убеждению о неизбежности войны с Японией. Конечно, Сталин думал о будущей войне с империей. Ни о каком миролюбии с его стороны, — политику на Востоке определял только он, — не могло быть и речи. Возрождая былую славу и мощь российской империи и смотря с вожделением на утерянные на Западе земли, которые он получил в 1939 — 1940-х годах, диктатор не забывал и о Востоке. Но для того, чтобы получить обратно все, что было утрачено там после поражений 1905 года, нужна была новая победоносная война с Японией. А к такой войне в первой половине 1930-х Советский Союз еще не был готов. Япония же, особенно высшее офицерство армии, подойдя вплотную к советским дальневосточным границам на огромном протяжении, могла ввязаться в новую военную авантюру.
Информация военной разведки в 1933 г.
В предисловии своего доклада военный атташе отмечал: «… в связи с напряжением наших взаимоотношений с СССР, возникает необходимость введения наших политико-стратегических мероприятий в стадию конкретизации. Считаю также, что нынешняя ситуация в Европе требует, чтобы наша империя как можно скорее обратила внимание на использование мусульманских государств». В генштабе продолжали готовиться к войне и, чтобы исключить усиление Дальневосточной группировки Красной Армии во время войны, планировали организацию подрывных и диверсионных мероприятий в Кавказском и Среднеазиатском регионах, рассчитывая, что для подавления возникших беспорядков туда будут направлены значительные военные силы.
Изменившаяся в 1934 году обстановка в Европе оценивалась военным атташе как улучшение военно-политического положения на западных границах СССР. В докладе есть соответствующий абзац: «Улучшение внешнеполитических отношений между СССР, с одной стороны, и Польшей, Францией и другими европейскими государствами — с другой, отнюдь не носит долговечного характера. Однако, предполагая в ближайшем будущем возникновение войны с СССР, мы должны быть готовы к тому, что эта война начнется в общем при тех международно-политических условиях, которые существуют в данный момент». Интересно, что этот пассаж был отмечен Сталиным при просмотре документа. На полях он поставил знак вопроса. Подчеркнул генсек и еще одну фразу доклада: «Чтобы Япония утвердила свою мощь, мусульмане должны помочь ей в войне с СССР, которую она прежде всего имеет в виду провести». Основной вывод доклада Масатанэ был следующим: «… Нашей целью должно явиться использование религиозных чувств мусульман, возбуждение вражды против СССР, объявившего войну религии. Мы должны растолковать мусульманам смысл нашей священной войны против Советского Союза и заставить их оказать нам моральную и конкретную поддержку».
Сталин, конечно, помнил публикацию в «Известиях» от 4 марта 1932 года. И у него появилась идея повторить удачный опыт. Поэтому доклад Масатанэ вместе с сопроводительной запиской Ягоды был отправлен Карлу Радеку с резолюцией Сталина: «т. Радеку. Не стоит ли опубликовать, может быть с некоторыми пропусками? И. Ст.».
Радек, познакомившись с докладом, ответил 17 марта. Привожу ответ полностью.
«Дорогой товарищ Сталин,Очевидно, доводы Радека показались Сталину убедительными. Публикации в печати не последовало и его ответ с резолюцией: «Мой архив. И. Ст.» был положен в папку документов политической разведки.
1. Не зная состояния наших переговоров с ними и Вашей оценки военной опасности, я стесняюсь иметь суждение о целесообразности печатанья.
Печатанье документа имеет одно преимущество: показывает опасность стране и миру. Но это можем достигнуть и другими средствами, в то время как напечатание вещь очень острая.
2. Если считаете нужным печатать, то, думаю, лучше без сокращения. Сокращать стоит, если бы надо было выбросить для нас не подходящее, а такого не нашел. Жду указанья.
Сердечный привет
К. Радек».
Радек был прав. Ничего конкретного, говорящего о разведывательной, подрывной и диверсионной деятельности против Советского Союза в докладе не было. И публикация его в открытой печати означала бы только факт успешной работы нашей разведки, которая может получать документы японских военных атташе не только в Москве, но и в других странах. Но так как с публикацией 4 марта ОГПУ уже «засветилось», то вряд ли стоило «светиться» вторично и еще раз настораживать военного атташе и разведывательный отдел японского генштаба. Внимательное изучение доклада показывает, что этот документ в отличие от документа, опубликованного 4 марта, не обладал большой «убойной силой». Общие рассуждения о привлечении стран мусульманского мира к борьбе против Советского Союза говорили о том, что эта проблема ставилась в общем, перспективном плане перед руководством японской разведки. Содержание второй главы доклада, где говорилось о мерах, которые следует проводить в мирное время по линии использования мусульманских государств, касалось дипломатических и экономических взаимоотношений Японии с мусульманскими государствами, к нашей стране отношения не имело. Но, очевидно, по каким-то неизвестным пока причинам до использования этих государств в мирное время против Советского Союза дело так и не дошло. Эта проблема стала актуальной только в самом конце ХХ века.
В начале 1934-го начальник генштаба разослал военным атташе, аккредитованным в сопредельных с Советским Союзом странах, директиву о предоставлении соображений по вопросу о проведении политико-стратегических мероприятий против СССР. В соответствии с этой директивой военный атташе Японии в Москве подполковник Кавабэ направил начальнику генштаба докладную записку о плане политико-стратегических мероприятий. Документ был направлен в Токио в апреле с грифом: «Чрезвычайно секретно. экз. № 3 (из четырех)».
Сталин подучил перевод этого документа 23 августа с сопроводительным письмом, подписанным зампредом ОГПУ Яковом Аграновым. Первый раздел документа касался национальностей, входящих в состав Советского Союза, и являлся дополнением к донесению от октября 1933 года — «Изучение национального вопроса в Советском Союзе». Подполковник давал свои характеристики украинцам, белорусам, грузинам, армянам, казахам, татарам. Любопытна его характеристика горных племен Кавказа: «… чеченцы, черкесы, осетины и другие горные племена весьма малочисленны и в политическом отношении серьезного значения не имеют, но они отличаются высоким чувством национального достоинства и тягой к независимости; стойко сохраняют свою самобытность, находясь под властью того или иного правительства и государства, упорно придерживаются своих примитивных племенных традиций, весьма воинственны, до сих пор культивируя обычаи кровной мести». Емкая характеристика, актуальная и сегодня.
Военный атташе Японии занимался не только межнациональными отношениями и проблемами, но и пристально следил за внутриполитической обстановкой. В документе есть специальный раздел: «Политические враги Сталина». В этом разделе один абзац был отчеркнут генсеком. Ссылаясь на информацию, полученную от своей агентуры, Кавабэ писал: «По нашим агентурным данным, остатки троцкистов и оппозиционно-настроенные в отношении Сталина продолжают подпольную деятельность и стремятся к тому, чтобы, преодолев все препятствия, связаться со своими единомышленниками за границей. Некоторые из них под лозунгом 4-го Интернационала ставят задачей свергнуть нынешнюю власть и поставить Троцкого. Хотя сила влияния Сталина сейчас достигла предельной степени, все же, если его политика хотя бы в какой-нибудь части в дальнейшем обнаружит свою несостоятельность и начнутся перебои в проведении его политики, не исключена возможность, что немедленно возникнут антисоветские тенденции. Сталин имеет ряд достоинств, соответственных великому политику, но он имеет в то же время политических врагов. С точки зрения политико-стратегических мероприятий, мы должны принять все меры к тому, чтобы наметить наиболее влиятельную группу его политических врагов и установить с ней контакт. Убежден, что это вовсе не является невозможным».
Можно не сомневаться, что это был не единственный документ, в котором говорилось о том, что разведка потенциального противника, в данном случае Японии, пыталась установить контакт с политическими противниками Сталина. И это были не «признательные показания, полученные в лубянском подвале, истинную цену которым он хорошо знал, а свидетельство опытного профессионального разведчика, который, конечно, не догадывался, что его сверхсекретный доклад может быть прочитан в кремлевском кабинете Сталина. И документальное свидетельство иностранного разведчика не прибавляло доверия Сталина к политическим оппонентам, с которыми он боролся за власть в стране.
А 5 сентября поступила информация от политической разведки. В донесении сообщалось, что ИНО получило агентурное сообщение «от серьезного польского источника». Фамилия источника, конечно, не указывалась даже в донесении, адресованном Сталину. В первом разделе донесения говорилось о польско-германо-японских отношениях. Судя по информации, полученной в Москве, намечался военный альянс трех стран, направленный против Советского Союза, и это очень встревожило Сталина. Он внимательно прочел донесение, отчеркивая основные абзацы. Перспектива возможного военного конфликта на Западе и на Востоке его не радовала, а развивающиеся контакты между Германией и Польшей вызывали тревогу.
По информации, которую источнику удалось получить у начальника главного штаба генерала Гонсиоровского, «Пилсудский нажимает на японцев (через министра иностранных дел Бека и Гонсиоровского), чтобы они провоцировали СССР возможно скорее и активнее, однако не для того, чтобы немедленно, еще в этом году вызвать войну между Японией и СССР, а для того, чтобы ослабить просоветские настроения во Франции, напугать Францию возможностью войны на Дальнем Востоке и показать ей, что СССР для Франции не союзник». Гонсиоровский, очевидно, в беседе с источником, утверждал, что Пилсудский в июле получил письмо от генерала Араки. Воинственный генерал писал польскому маршалу, что японцы медлят начинать войну только исходя из состояния японской авиации, для усиления которой Японии нужно еще обождать с войной до марта 1935 года. Но если Польша и Германия, сообщал генерал, дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно. В донесении сообщалось также, что в октябре в Берлин приедет японская военная миссия для пересмотра польско-японского военного соглашения 1931 года и для заключения нового соглашения. В Берлин для ведения этих переговоров должен прибыть Гонсиоровский, также с военной миссией. Столица Германии была выбрана для того, чтобы не «светиться» в Варшаве и не настораживать Москву.
Если судить по объему донесения (16 страниц машинописного текста с подписью начальника ИНО Артузова в конце), источник был весьма солидным и обладал большими связями в Варшаве. В разделе документа о польско-германских отношениях Сталин подчеркнул то место, где говорилось о том, что 27 июля между Пилсудским и Гитлером заключено новое «джентльменское соглашение». Одним из пунктов этого соглашения была договоренность: «В случае заключения франко-советского военного союза или в случае франко-советского военного сотрудничества — Польша и Германия заключают с Японией военно-оборонительные союзы». Этот пункт в документе также был отмечен Сталиным. Осенью 1934-го угроза союза трех стран против СССР была достаточно серьезной, и политической разведке удалось своевременно получить информацию о возможности такого союза.
В конце 1934 года, судя по немногим рассекреченным документам, порадовала Сталина и военная разведка. 9 сентября ему на стол положили перевод текста фотоснимка с копии доклада германского военного атташе в Токио полковника Отта. Доклад был датирован 30 июля, с ним был ознакомлен посол Дирксен. В документе рассматривался вопрос о влиянии морских кругов на внутреннюю и внешнюю политику империи. Извечный спор между армией и флотом о первенстве при определении внешнеполитического курса Японии и направлении агрессии на Север или Юг интересовал не только советскую разведку, но и военного атташе, будущего союзника по антикоминтерновскому пакту. Интересовались этим и в министерстве рейхсвера, и Отт, систематизировав всю имевшуюся у него информацию, отправил доклад в Берлин. С копией доклада познакомился Рихард Зорге, сфотографировал ее, и пленка была отправлена в Москву. Это был первый рассекреченный к настоящему времени документ Зорге, доложенный Сталину. Сопроводиловки на этот раз не было, и на первой странице рукой первого заместителя начальника Разведупра Артузова две надписи: «Тов. Сталину» и «Послано также тов. Ворошилову».
Второй документ военной разведки (из рассекреченных), доложенный Сталину, был датирован 8 декабря. Это было приложение к морскому донесению, которое составил помощник военного атташе по морским вопросам. Документ был получен агентурным путем в германском посольстве в Москве. Немецкий военный дипломат встретился со своим японским коллегой — японским морским атташе капитан-лейтенантом Накаси, и тот сообщил ему свою оценку политического положения на Дальнем Востоке. По мнению японского дипломата, «не приходится ожидать вооруженного конфликта между СССР и Японией ни зимой, ни будущей весной, если, конечно, не произойдет какого-нибудь непредвиденного случая. Обе стороны нуждаются в мире…». Он считал, что обе стороны видят друг в друге вероятного противника и остается открытым вопрос, вызывается ли эта боязнь действительным незнанием положения и сил противника или же какими-нибудь другими причинами. Капитан-лейтенант утверждал в беседе, что мир в этом регионе можно считать обеспеченным до весны 1935 года. А вот дальнейший ход развития событий остается неизвестным и ненадежным. Оценка обстановки достаточно оптимистичная, особенно если учесть, что ее высказал морской офицер. А интересы военно-морского флота лежали далеко от Владивостока, в зоне южных морей.
* * *
Когда знакомишься с документами политической разведки, положенными на стол Сталина, с его резолюциями, подчеркиваниями, отчеркиваниями отдельных абзацев, видишь то, на что он обратил внимание, чем заинтересовался, что для него было важным в дальневосточных делах. И можно представить, что же для него было главным во взаимоотношениях с Японией. Конечно, рассекреченных документов разведки явно недостаточно, чтобы сделать однозначные выводы, тем более что неизвестны аналитические обзоры Разведупра, касающиеся проблем дальневосточного региона. А такие обзоры, конечно, были, и Сталину они докладывались. А из всего известного пока исследователям можно сделать главный вывод — для Сталина основной в эти годы была угроза войны с Японией. А в 1934 году — угроза коалиции трех стран (Германия, Япония и Польша) и возможность войны на два фронта. А к такой войне на два фронта в первой половине 1930-х страна еще не была готова.Может быть, поэтому Сталин во всех документах, которые ему докладывали, искал и, конечно, находил подтверждение своему убеждению о неизбежности войны с Японией. Конечно, Сталин думал о будущей войне с империей. Ни о каком миролюбии с его стороны, — политику на Востоке определял только он, — не могло быть и речи. Возрождая былую славу и мощь российской империи и смотря с вожделением на утерянные на Западе земли, которые он получил в 1939 — 1940-х годах, диктатор не забывал и о Востоке. Но для того, чтобы получить обратно все, что было утрачено там после поражений 1905 года, нужна была новая победоносная война с Японией. А к такой войне в первой половине 1930-х Советский Союз еще не был готов. Япония же, особенно высшее офицерство армии, подойдя вплотную к советским дальневосточным границам на огромном протяжении, могла ввязаться в новую военную авантюру.
Информация военной разведки в 1933 г.
Во время конфликта на КВЖД в 1929 году и в последующие годы на Дальнем Востоке был создан крупный центр агентурной разведки оперативно-тактического характера. ОКДВА была армией только по названию. Фактически в начале 1930-х, когда началось усиление дальневосточных рубежей, это был очень крупный и по территории, и по количеству войск пограничный военный округ. В Хабаровске находились командование и штаб армии, а в штабе — разведывательный отдел, закамуфлированный под номером четыре по аналогии с 4-м Управлением Штаба РККА.
Летом 1932-го начальник Разведупра Берзин назначил в Хабаровск своего соотечественника Августа Гайлиса (Валина) на должность начальника отдела штаба армии. Он родился в 1895 году. В РККА с 1918-го, в разведке с 1920-го. Вначале помощник заведующего разведкой 4-й армии, потом в Разведупре был заведующим сектором информационно-статистического отдела. В 1923-м оканчивает Военную академию и направляется на нелегальную работу в Латвию. С 1926 года полем его деятельности становится Восток. В 1926 — 1927 годах он секретарь Китайской комиссии Политбюро, а в 1930 — 1931 годах был военным советником ЦК Компартии Китая. В 1931 — 1932 годах был помощником начальника агентурного отдела Разведупра и с этой должности отправился в Хабаровск. На посту начальника разведки ОКДВА находился до апреля 1937-го, а потом был вызван в Москву и несколько месяцев до дня ареста 26 июля руководил 2-м восточным отделом Разведупра. Через три месяца, 26 октября, комбриг Гайлис был расстрелян. Оборвалась жизнь еще одного крупного разведчика, так много сделавшего для военной разведки на Востоке.
Помощником Гайлиса Берзин подобрал тоже латыша, но постарше и поопытнее. Христофор Салнынь родился в Риге в 1885 году, а в РСДРП вступил в 1902-м. Такого партийного стажа не было ни у кого в военной разведке. Участник первой русской революции, из-под ареста бежал, и с 1908 по 1920 год — в эмиграции. В 1920-м выехал на Дальний Восток. На разведывательной работе в Китае находился до 1923 года. В 1923 году переброшен в Германию. Готовился «германский Октябрь», и в эту страну направляли тех, кто имел боевой и революционный опыт. Того и другого у Салныня было в избытке, и он занимался созданием нелегальной боевой организации Компартии Германии, организацией «красных сотен» в Тюрингии и сети подпольных складов оружия. В 1926 — 1929 годах опять на Востоке — резидент в Китае. Участник конфликта на КВЖД — руководитель диверсионной работы в тылу китайских войск. В 1930 — 1932 годах — разведывательная работа в странах Центральной и Восточной Европы. В декабре 1931-го в очередной аттестации Берзин так характеризовал этого крупного и опытнейшего разведчика: «Весьма опытный и развитой работник разведки. Общая подготовка средняя, специальная военная — слабая. Специализировался по вопросам партизанской войны и подрывного дела. Обладает твердым характером и сильной волей. В трудных условиях не теряется, обладает большим мужеством и личной храбростью. Быстро ориентируется в обстановке и быстро принимает решения. Умеет управлять людьми и подчинять их своей воле. Любит дисциплину и сам дисциплинирован. С подчиненными тактичен, пользуется авторитетом и любовью…»
С Гайлисом он проработал в Хабаровске до 1936-го. Получил звание бригадного комиссара, что соответствует комбригу, и в начале 1936-го был отозван в Москву. В Разведупре возрождали активную разведку, и в феврале 1936-го Салнынь был назначен заместителем начальника спецотделения «А». С июня 1937-го по март 1938-го он в Испании — советник 14-го партизанского корпуса по организации диверсий и партизанского движения. Затем отзыв в Москву, арест 21 апреля и расстрел 8 мая 1939 года. Так закончилась жизнь еще одного участника разведывательной работы на Дальнем Востоке.
Со времен российской империи пограничные военные округа имели свою агентурную сеть на территории сопредельных стран. Эта сеть обслуживала территорию в тактической зоне на глубину до 250 километров и отслеживала все изменения в пограничных гарнизонах и крепостях, а также внимательно следила за развитием железнодорожного строительства, которое велось по направлению к границам империи. Под пристальным наблюдением агентуры были также и перемещения войск в пограничных районах. В результате такой деятельности в штабах пограничных округов хорошо знали обо всем, что происходило за линией границы. После окончания Гражданской войны и установления границ на Западе и Востоке Разведупр взял на вооружение этот уже проверенный метод наблюдения за погранзоной возможных противников. Разведотделы западных пограничных округов: Ленинградского, Белорусского и Украинского «просматривали» территорию Финляндии, прибалтийских стран, Польши и Румынии, а южных округов: Закавказского и Среднеазиатского, пограничные районы Турции, Ирана и Афганистана. Это была обычная практика повседневной разведывательной работы в мирное время. На протяжении межвоенного двадцатилетия эта отработанная и проверенная десятилетиями система давала обильную информацию, которая учитывалась при боевой и организационной подготовке войск округов. Поступая в Москву, она существенно дополняла информацию стратегической военной разведки.
Разведотдел штаба ОКДВА не составлял исключения. После начала японской агрессии в Маньчжурии к уже имевшейся агентуре военной разведки в этом регионе добавляются новые резидентуры и агентурные сети. Идет не только наблюдение за усилением и перемещением частей Квантунской и Корейской армий, но и проникновение в структуру японских военных органов на азиатском континенте. Информационный сектор отдела очень внимательно отслеживал всю иностранную прессу, которая поступала в Хабаровск из многочисленных советских консульств в Маньчжурии, Корее и Японии. Вся собранная информация систематизировалась и анализировалась в военно-политических бюллетенях разведотдела. Это позволяло командованию ОКДВА, и в первую очередь Блюхеру, быть в курсе политических и военных событий в дальневосточном регионе.
Информация военной разведки, полученная от агентуры в Маньчжурии и Кореи, дополнялась анализом иностранной прессы и информацией, получаемой из Москвы. Все это обобщалось в ежемесячных военно-политических бюллетенях, которые подписывал начальник 4-го отдела штабе ОКДВА Валин. Вот анализ только нескольких бюллетеней за 1933 год.
В бюллетене № 3 от 28 марта указывалась выявленная агентурой дислокация японских войск в Маньчжурии. На западной ветке КВЖД в Хайларе дислоцировалась 1-я кавалерийская бригада. В районе Цицикара — части и штаб 14-й пехотной дивизии. В Харбине располагался один из полков 10-й дивизии, остальные части дивизии находились на восточной ветке КВЖД от Мулина до станции Пограничная около советско-маньчжурской границы. Отмечались также переброски из этих частей сводных отрядов в китайскую провинцию Жэхэ, где в то время шли бои с частями китайской армии.
В бюллетене № 4 от 5 мая давалась оценка общей обстановки в Маньчжурии. Отмечалось, что в Маньчжурии сейчас нет серьезной организованной силы, могущей иметь решающее значение в антияпонской борьбе. Все вооруженные формирования китайской армии или были разгромлены, или вытеснены на советскую территорию. Подчеркивалось, что это положение составляет важнейший момент для правильной оценки современной военной и политической обстановки в Маньчжурии и внешней политики японского империализма. Вся Маньчжурия и провинция Жэхэ, захваченная в начале 1933 года частями Квантунской армии и присоединенная к Маньчжоу-Го, находилась под полным контролем японских войск. В этом же бюллетене отмечалось, что части, выделенные из составе 14-й и 10-й пехотных дивизий, вернулись из Жэхэ в Маньчжурию и обе дивизии уже в полном составе были сосредоточены в местах своей постоянной дислокации.
В бюллетене сообщалось, что с 28 марта по 1 апреля в Токио была проведена конференция командиров дивизий. Было решено переориентировать высший комсостав японской армии в связи с ее реорганизацией и сложившейся междунеродной обстановкой. С докладами на конференции выступили военный министр генерал Араки и заместитель начальника генштаба генерал Мадзаки. В бюллетене отмечалось, что информация о конференции была получена агентурным путем, хотя и не указывалось, получена ли она из Москвы или добыта агентурой разведывательного отдела. Мадзаки в своем докладе отметил: «На отпущенные правительством средства в текущем году удастся перевооружить только часть дивизий, и полная реорганизация будет закончена только к весне 1935 года…» В его докладе также было отмечено, что в связи с реорганизацией армии генштабом перерабатываются мобилизационные и оперативные планы. На конференции также была признана недостаточность информации о Советском Союзе и ее неточность. Поэтому было решено усилить разведку СССР по линии военных атташе, консульств и другими способами как в самой стране, так и за ее пределами. Как видно, информация о конференции была достаточно подробной. Может быть, отчет о конференции был послан в Харбинскую военную миссию, где у военной разведки были агентурные возможности? Возможно, но это следует отнести к разряду предположений автора, документальных доказательств нет.
Летом 1932-го начальник Разведупра Берзин назначил в Хабаровск своего соотечественника Августа Гайлиса (Валина) на должность начальника отдела штаба армии. Он родился в 1895 году. В РККА с 1918-го, в разведке с 1920-го. Вначале помощник заведующего разведкой 4-й армии, потом в Разведупре был заведующим сектором информационно-статистического отдела. В 1923-м оканчивает Военную академию и направляется на нелегальную работу в Латвию. С 1926 года полем его деятельности становится Восток. В 1926 — 1927 годах он секретарь Китайской комиссии Политбюро, а в 1930 — 1931 годах был военным советником ЦК Компартии Китая. В 1931 — 1932 годах был помощником начальника агентурного отдела Разведупра и с этой должности отправился в Хабаровск. На посту начальника разведки ОКДВА находился до апреля 1937-го, а потом был вызван в Москву и несколько месяцев до дня ареста 26 июля руководил 2-м восточным отделом Разведупра. Через три месяца, 26 октября, комбриг Гайлис был расстрелян. Оборвалась жизнь еще одного крупного разведчика, так много сделавшего для военной разведки на Востоке.
Помощником Гайлиса Берзин подобрал тоже латыша, но постарше и поопытнее. Христофор Салнынь родился в Риге в 1885 году, а в РСДРП вступил в 1902-м. Такого партийного стажа не было ни у кого в военной разведке. Участник первой русской революции, из-под ареста бежал, и с 1908 по 1920 год — в эмиграции. В 1920-м выехал на Дальний Восток. На разведывательной работе в Китае находился до 1923 года. В 1923 году переброшен в Германию. Готовился «германский Октябрь», и в эту страну направляли тех, кто имел боевой и революционный опыт. Того и другого у Салныня было в избытке, и он занимался созданием нелегальной боевой организации Компартии Германии, организацией «красных сотен» в Тюрингии и сети подпольных складов оружия. В 1926 — 1929 годах опять на Востоке — резидент в Китае. Участник конфликта на КВЖД — руководитель диверсионной работы в тылу китайских войск. В 1930 — 1932 годах — разведывательная работа в странах Центральной и Восточной Европы. В декабре 1931-го в очередной аттестации Берзин так характеризовал этого крупного и опытнейшего разведчика: «Весьма опытный и развитой работник разведки. Общая подготовка средняя, специальная военная — слабая. Специализировался по вопросам партизанской войны и подрывного дела. Обладает твердым характером и сильной волей. В трудных условиях не теряется, обладает большим мужеством и личной храбростью. Быстро ориентируется в обстановке и быстро принимает решения. Умеет управлять людьми и подчинять их своей воле. Любит дисциплину и сам дисциплинирован. С подчиненными тактичен, пользуется авторитетом и любовью…»
С Гайлисом он проработал в Хабаровске до 1936-го. Получил звание бригадного комиссара, что соответствует комбригу, и в начале 1936-го был отозван в Москву. В Разведупре возрождали активную разведку, и в феврале 1936-го Салнынь был назначен заместителем начальника спецотделения «А». С июня 1937-го по март 1938-го он в Испании — советник 14-го партизанского корпуса по организации диверсий и партизанского движения. Затем отзыв в Москву, арест 21 апреля и расстрел 8 мая 1939 года. Так закончилась жизнь еще одного участника разведывательной работы на Дальнем Востоке.
Со времен российской империи пограничные военные округа имели свою агентурную сеть на территории сопредельных стран. Эта сеть обслуживала территорию в тактической зоне на глубину до 250 километров и отслеживала все изменения в пограничных гарнизонах и крепостях, а также внимательно следила за развитием железнодорожного строительства, которое велось по направлению к границам империи. Под пристальным наблюдением агентуры были также и перемещения войск в пограничных районах. В результате такой деятельности в штабах пограничных округов хорошо знали обо всем, что происходило за линией границы. После окончания Гражданской войны и установления границ на Западе и Востоке Разведупр взял на вооружение этот уже проверенный метод наблюдения за погранзоной возможных противников. Разведотделы западных пограничных округов: Ленинградского, Белорусского и Украинского «просматривали» территорию Финляндии, прибалтийских стран, Польши и Румынии, а южных округов: Закавказского и Среднеазиатского, пограничные районы Турции, Ирана и Афганистана. Это была обычная практика повседневной разведывательной работы в мирное время. На протяжении межвоенного двадцатилетия эта отработанная и проверенная десятилетиями система давала обильную информацию, которая учитывалась при боевой и организационной подготовке войск округов. Поступая в Москву, она существенно дополняла информацию стратегической военной разведки.
Разведотдел штаба ОКДВА не составлял исключения. После начала японской агрессии в Маньчжурии к уже имевшейся агентуре военной разведки в этом регионе добавляются новые резидентуры и агентурные сети. Идет не только наблюдение за усилением и перемещением частей Квантунской и Корейской армий, но и проникновение в структуру японских военных органов на азиатском континенте. Информационный сектор отдела очень внимательно отслеживал всю иностранную прессу, которая поступала в Хабаровск из многочисленных советских консульств в Маньчжурии, Корее и Японии. Вся собранная информация систематизировалась и анализировалась в военно-политических бюллетенях разведотдела. Это позволяло командованию ОКДВА, и в первую очередь Блюхеру, быть в курсе политических и военных событий в дальневосточном регионе.
Информация военной разведки, полученная от агентуры в Маньчжурии и Кореи, дополнялась анализом иностранной прессы и информацией, получаемой из Москвы. Все это обобщалось в ежемесячных военно-политических бюллетенях, которые подписывал начальник 4-го отдела штабе ОКДВА Валин. Вот анализ только нескольких бюллетеней за 1933 год.
В бюллетене № 3 от 28 марта указывалась выявленная агентурой дислокация японских войск в Маньчжурии. На западной ветке КВЖД в Хайларе дислоцировалась 1-я кавалерийская бригада. В районе Цицикара — части и штаб 14-й пехотной дивизии. В Харбине располагался один из полков 10-й дивизии, остальные части дивизии находились на восточной ветке КВЖД от Мулина до станции Пограничная около советско-маньчжурской границы. Отмечались также переброски из этих частей сводных отрядов в китайскую провинцию Жэхэ, где в то время шли бои с частями китайской армии.
В бюллетене № 4 от 5 мая давалась оценка общей обстановки в Маньчжурии. Отмечалось, что в Маньчжурии сейчас нет серьезной организованной силы, могущей иметь решающее значение в антияпонской борьбе. Все вооруженные формирования китайской армии или были разгромлены, или вытеснены на советскую территорию. Подчеркивалось, что это положение составляет важнейший момент для правильной оценки современной военной и политической обстановки в Маньчжурии и внешней политики японского империализма. Вся Маньчжурия и провинция Жэхэ, захваченная в начале 1933 года частями Квантунской армии и присоединенная к Маньчжоу-Го, находилась под полным контролем японских войск. В этом же бюллетене отмечалось, что части, выделенные из составе 14-й и 10-й пехотных дивизий, вернулись из Жэхэ в Маньчжурию и обе дивизии уже в полном составе были сосредоточены в местах своей постоянной дислокации.
В бюллетене сообщалось, что с 28 марта по 1 апреля в Токио была проведена конференция командиров дивизий. Было решено переориентировать высший комсостав японской армии в связи с ее реорганизацией и сложившейся междунеродной обстановкой. С докладами на конференции выступили военный министр генерал Араки и заместитель начальника генштаба генерал Мадзаки. В бюллетене отмечалось, что информация о конференции была получена агентурным путем, хотя и не указывалось, получена ли она из Москвы или добыта агентурой разведывательного отдела. Мадзаки в своем докладе отметил: «На отпущенные правительством средства в текущем году удастся перевооружить только часть дивизий, и полная реорганизация будет закончена только к весне 1935 года…» В его докладе также было отмечено, что в связи с реорганизацией армии генштабом перерабатываются мобилизационные и оперативные планы. На конференции также была признана недостаточность информации о Советском Союзе и ее неточность. Поэтому было решено усилить разведку СССР по линии военных атташе, консульств и другими способами как в самой стране, так и за ее пределами. Как видно, информация о конференции была достаточно подробной. Может быть, отчет о конференции был послан в Харбинскую военную миссию, где у военной разведки были агентурные возможности? Возможно, но это следует отнести к разряду предположений автора, документальных доказательств нет.