Страница:
Части пришли на голое место. Все надо было начинать с нуля, а суровая монгольская зима с ее ветрами, холодами и буранами уже стояла у порога. До ближайших железнодорожных станций на советской территории, откуда поставлялось все необходимое вплоть до дров для отопления, сотни километров бездорожья. В этих условиях вся надежда была только на автотранспорт. Водители автомобильных батальонов сутками не вылезали из кабин. Тысячи грузовых машин непрерывно курсировали между железнодорожными станциями, базами снабжения и частями…
К октябрю 1937 года на территории МНР была сосредоточена крупная подвижная группировка Красной Армии: 30 тысяч человек, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность ее подразделений обеспечивали пять тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов. В состав корпуса вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные, автомобильные и строительные подразделения.
Корпус был мощным подвижным соединением, равного которому не было в частях Квантунской армии. Его появление на монгольской земле изменило стратегическую обстановку во всем дальневосточном регионе. Крупная механизированная группировка советских войск появилась именно в том районе Монголии, который был более всего приспособлен для действий механизированных частей — ровная безлесная степь и никаких естественных препятствий. В случае войны, а в ее возможность верили и в Москве, и в Улан-Баторе, слабые по численности и вооружению кавалерийские дивизии монгольской армии могли вести бои в тесном взаимодействии с советскими механизированными и мотоброневыми бригадами под прикрытием истребительных и бомбардировочных полков советской авиации. Ввод частей Красной Армии в республику обеспечивал в случае войны прикрытие наиболее удобного для движения японских войск направления от Калгана через Улан-Батор и далее вдоль реки Селенга к Транссибирской магистрали.
В кровавом 1937 году массовые репрессии в Красной Армии не обошли и части корпуса. Приведу только два примера, подтвержденные архивными документами. 18 сентября командир корпуса Конев подписал приказ об освобождении комбрига В. Ф. Шипова от должности командира мотоброневой бригады. От должности освобождался боевой командир, уже год командовавший этой частью в Монголии, хорошо освоивший монгольский театр военных действий. Этим же приказом освобождался от командования мотоброневым полком полковник Покалн, так же как и Шипов, в течение года служивший в МНР. Основанием для освобождения послужил приказ Наркома Обороны. Оба командира увольнялись в запас. Это был формальный повод, после которого следовал арест, суд и, в лучшем случае, колымские лагеря.
Был арестован и комиссар корпуса корпусный комиссар Прокофьев. Его подпись еще встречалась в приказах корпуса до января 1938 года. Но уже в приказе № 07 от 14 января 1938 года появилась фамилия нового комиссара корпуса И. Т. Коровникова. Конечно, майор в такой должности выглядел несолидно, и ему спешно приказом Наркома было присвоено воинское звание «комбриг». Через четыре месяца он уже получает следующее воинское звание «комдив». Пройти за четыре месяца путь от майора до генерал-майора (соответствует званию «комдив») удавалось даже в тот бурный год немногим.
Ввод войск Красной Армии на территорию МНР в корне изменил военно-стратегическое положение на Дальнем Востоке. В случае войны РККА получила возможность действовать во фланг и тыл ударной группировки Квантунской армии, наступавшей из Хайларского района на Читу. Советские подвижные соединения, а в то время подобных соединений не было в составе Квантунской армии, получили выход к перевалам Большого Хинганского хребта и после захвата перевалов могли прорваться на центральную маньчжурскую равнину. Эта идея прорыва подвижных соединений через Хинган в центральную Маньчжурию была использована при планировании операции по разгрому Квантунской армии в 1945 году.
Обширные территории на юго-востоке Монголии, находившиеся с 1937 года под полным контролем Красной Армии, были использованы для создания крупного плацдарма, предназначенного для развертывания подвижной стратегической группировки в случае войны с Японией. А к этой войне готовились упорно и настойчиво многие годы. Очень хотелось Москве взять реванш и за поражение в русско-японской войне, и особенно за японскую интервенцию на Дальнем Востоке в 1918 — 1922 годах. Нужно было показать всему миру, что Советская держава — это не отсталая Россия, над которой может глумиться какое-то азиатское государство, диктуя свою волю.
У юго-восточных границ Монголии строились дороги, узлы и линии связи, склады оружия, военной техники и боеприпасов. Сеть аэродромов могла вместить мощную воздушную группировку. В полной мере был использован опыт Квантунской армии по созданию маньчжурского плацдарма. К 1945 году плацдарм был создан, и ударная группировка Забайкальского фронта была в кратчайший срок введена в Монголию и размещена в этом районе, изготовившись для стремительного удара через перевалы Большого Хингана к Мукдену.
Как только Красная Армия получила в свое распоряжение монгольский театр военных действий, идея будущего грандиозного стратегического плана разгрома Квантунской армии, который был разработан и осуществлен в августе 1945 года, начала витать в воздухе. Изменившееся военно-географическое положение на Дальнем Востоке, после ввода частей Красной Армии в МНР, предопределило основные направления ударов этого плана. Эти изменения сразу же почувствовали аналитики в генеральных штабах и наиболее осведомленные журналисты и обозреватели крупнейших газет и журналов, внимательно следившие за событиями на Дальнем Востоке и исследовавшие силу и техническое оснащение Красной Армии.
В 1934 году в Париже на русском языке был выпущен сборник «Проблемы». Авторы — офицеры и генералы белой армии, жившие после гражданской войны в эмиграции. В статьях сборника анализировалось военно-политическое положение Советского Союза, рассматривались возможные варианты войны с Японией. Военный конфликт с дальневосточным соседом считался в те годы вполне вероятным, и, естественно, опытные генштабисты, прошедшие школу Первой мировой и гражданской, анализировали особенности будущего театра военных действий. Один из них — полковник Федор Махин в статье «Стратегическая обстановка на Дальнем Востоке» считал, что основным районом военных действий в будущей войне России с Японией будет Забайкалье и примыкающий к его южной части район Восточной Монголии. Здесь, по мнению автора статьи, будут сосредоточены главные русские силы. Вторым по значению он считал Приморский район, который благодаря своей удаленности от тыла являлся самостоятельным районом. «Поэтому, — считал автор, — подготовка его к войне должна носить вполне законченный характер, то есть в нем должны быть заблаговременно сосредоточены и достаточные силы, и достаточные запасы…» В качестве вспомогательного он считал Приамурский район, который «будет служить ареной борьбы небольших войсковых групп за обладание путями сообщения, связывающими Забайкалье и Приморье», а также район северной Кореи с портами Расин и Сейсин.
Если посмотреть на карты операции по разгрому Квантунской армии, опубликованные в советских военно-исторических трудах, то видно, что основной удар наносился Забайкальским фронтом из восточно-монгольского выступа через Хинган на Мукден. Встречный удар наносился из Приморья также на Мукден. И два вспомогательных удара наносились в бассейне реки Сунгари и по побережью Северной Кореи. Махин не только правильно определил направление главного и вспомогательного ударов в будущей войне, но и подчеркнул, что от исхода борьбы на Забайкальском направлении будет зависеть окончательный результат второго русско-японского вооруженного столкновения. «Таким образом, Забайкальский район приобретает значение главного, а Приморский — второстепенного, то есть такого района, в котором возможен временный неуспех русского оружия, не влекущий за собой, однако, окончательного решения войны».
Исход будущей войны с Японией был предопределен русским офицером в Париже за одиннадцать лет до того, как стрелы ударов были нанесены на стратегические карты в Генштабе Красной Армии и за два года до того, как был подписан Протокол о взаимопомощи между Советским Союзом и МНР и части Красной Армии были введены на территорию этой республики.
С учетом международной обстановки и возможной войны с Японией предусматривался вариант, когда военные действия развернутся только на Дальнем Востоке. В этом случае предусматривалась мобилизация только ОКДВА, Сибирского военного округа и Тихоокеанского флота. В случае войны с Японией развертывались 12 авиационных и 4 механизированные бригады, а также 22 стрелковые и 3 кавалерийские дивизии. Общая численность отмобилизованной ОКДВА определялась в 525 тысяч человек. На вооружении этой группировки должно было быть 2200 танков и 1800 самолетов. В случае появления японского флота около Владивостока против него должны были действовать 54 подлодки и 130 торпедных катеров. Для середины 1930-х годов техническое превосходство, особенно в танках и самолетах, было на стороне ОКДВА, поэтому в Москве и Хабаровске не сомневались в успехе в случае войны. Таковы были расчеты Генштаба в 1935-м. Проект мобилизационного плана был завизирован начальником Генштаба Егоровым 15 марта и прошел через Комиссию Обороны при Совнаркоме.
Уже в апреле был разработан план развития вооруженных сил на 1936 — 1938 годы. Такие планы с учетом меняющегося военно-политического положения Советского Союза периодически разрабатывались в недрах Наркомата Обороны. В тот период середины 1930-х международная обстановка менялась часто, и в Москве старались учитывать все внешние факторы, которые могли повлиять на положение страны. Главным считался западноевропейский театр военных действий. В докладе отмечалось: «Явно выявившийся немецко-польский блок, направленный в первую очередь против нас, и большой рост вооружений во всем буржуазном лагере делают западный театр вновь в качестве актуального фронта». Такой виделась обстановка из Москвы к лету 1935-го. При этом считалось, что присоединение к блоку Финляндии вполне вероятно, а это значительно ухудшало обстановку в районе Ленинграда.
В Генштабе считали вполне естественным, что в случае войны на Западе Япония не упустит благоприятного шанса и сразу же начнет боевые действия на советско-маньчжурской границе, и в первую очередь в Приморье. Поэтому война на два фронта считалась естественной, и в Москве готовились именно к этой войне. В том же докладе отмечалось: «Исходя из вероятности одновременной войны на обоих театрах, приходится признать, что западный театр нуждается дополнительно в значительном усилении…» Наличных сил подавления, в первую очередь самолетов и танков, было недостаточно, и этим трехлетним планом предусматривалось вдвое увеличить численность ВВС, доведя количество боевых самолетов к 1939 году до 10 тысяч. С учетом проведения всех мероприятий трехлетнего плана численность РККА в 1938 году должна была составлять 1475 тысяч человек. Для ОКДВА (без флота) предусматривалось 25 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии, 5 механизированных бригад и 6 артиллерийских полков РГК, а также 1800 боевых самолетов сухопутных войск и 500 самолетов флота. На Дальнем Востоке создавался авиационный кулак из 2300 боевых машин. В Москве считали, что наличие такого кулака вблизи японских островов отрезвляюще подействует на горячие головы в японском генштабе. Выполнение таких мероприятий, особенно для Дальнего Востока, где многое приходилось начинать на пустом месте в глухой тайге, требовало огромных ассигнований. Но в середине 1930-х на усиление военной мощи страны денег уже не жалели.
Если в конце 1920-х Реввоенсовету приходилось «драться» с Наркоматом финансов за каждую сотню миллионов рублей, то только на казарменное и аэродромное строительство по этому плану выделили 1,5 миллиарда. Общую сумму затрат автору подсчитать так и не удалось. Возникает вопрос: насколько реальным было такое планирование, соответствовало ли оно экономическим возможностям страны, не были ли все эти планы ничем не подкрепленной бумажной стратегией? К этому времени период шапкозакидательства конца первой пятилетки уже прошел, и в Генштабе научились правильно считать и планировать. К 1939 году основные цифры плана по общей численности и количеству боевых самолетов были выполнены. Во всяком случае весной 1935-го ни Ворошилов, ни начальник Штаба РККА Егоров, подписавшие документ, не сомневались в реальности этого плана.
Такое положение очень беспокоило военное руководство в Москве и Хабаровске. Чтобы создать какой-то противовес мощному японскому флоту на Дальнем Востоке, туда начали перебрасывать по Транссибирской магистрали москитные силы (торпедные катера, малые и средние подводные лодки). Но их переброска через всю страну не решала кардинально проблему борьбы с мощным японским флотом, занимавшим в начале 1930-х третье место в мире после флотов США и Англии. Сталина, внимательно следившего за событиями на Дальнем Востоке, тоже беспокоили вопросы борьбы с японским флотом. И он, очевидно хорошо помня дискуссию 1928 года о роли малого флота в обороне побережья, поручил Тухачевскому разобраться с вопросами противодействия японскому флоту и высказать свое мнение. Тухачевский, будучи еще начальником Штаба РККА, выступал 8 мая 1928 года с докладом на заседании Реввоенсовета, посвященном проблеме морской войны. Тогда обсуждались вопросы, связанные с борьбой против мощного английского флота, который в случае войны с нашими западными соседями мог оказать им помощь, войти в Финский залив и подойти к Кронштадту. Тухачевский тогда выступал как идеолог малого флота, состоящего из москитных сил, береговой обороны и мощной сухопутной и морской авиации. Он считал, что этих сил достаточно для успешного противодействия английскому флоту, имеющему в своем составе крупные боевые корабли. В начале 1930-х аналогичная ситуация сложилась на Дальнем Востоке. Только вместо Кронштадта был Владивосток, вместо английского флота — японский, а вместо теоретического конфликта — возможность вполне реального боевого столкновения. Поэтому Сталин и предложил теоретику малого флота разработать конкретные предложения по применению крупных сил авиации против линкоров и авианосцев японского флота.
22 ноября 1933 года на стол Сталина легла докладная записка на восьми страницах и короткое сопроводительное письмо: «При сем прилагаю, согласно Вашим указаниям, разработанную мною записку». Под обоими документами стояла подпись Тухачевского. В «Записке о методах борьбы с японским морским флотом в Японском море» он писал: «Практически, на ближайшие годы, для борьбы с наступающим японским флотом, нам придется применять воздушный и подводный флот, а также торпедные катера. Эти средства достаточны для того, чтобы при соответствующей организации и технической подготовке уничтожить те морские силы, которые Япония может выделить против СССР, не ослабляя себя для борьбы на Тихом океане». Чтобы определить количество боевых кораблей, которое Япония может выделить для боевых действий в Японском море, он обратился в 4-е Управление Штаба РККА. Аналитики военной разведки подсчитали, что против Советского Союза для обеспечения десантных операций на побережье Приморья японский флот может выделить 3 линкора, 3 авианосца, 14 крейсеров, 60 — 70 эсминцев и 10 — 15 подводных лодок. А всего 22 крупных и 155 мелких кораблей. Из этих цифр и исходил в своих расчетах будущий маршал.
Учитывая опыты практического бомбометания в американском флоте по списанным линкорам и крейсерам (в советском флоте такие опыты не проводились), Тухачевский пришел к выводу, что для уничтожения крейсера или равного ему по классу корабля достаточно попадания одной бомбы весом в одну тонну. Чтобы потопить линкор или авианосец, нужно попадание трех таких бомб. Учитывая проценты попадания в крупные и средние корабли, он подсчитал, что для потопления 22 крупных кораблей, которые мог выделить военно-морской флот Японии против Советского Союза, нужно сбросить 168 бомб с 84 самолетов ТБ-3. С учетом больших потерь от огня зенитной артиллерии, которые он определил в 128 бомбардировщиков, наличие на аэродромах около Владивостока авиационного корпуса в составе 212 ТБ-3 было достаточным для успешных действий против японского флота. В своей записке он отмечал: «Применение торпедных катеров, особенно волнового управления (управляемых по радио), и подводных лодок еще больше облегчит задачу авиации. Эта задача совершенно реальна, она совсем по-новому может дать оборот соотношения наших сил с Японией, но для выполнения ее необходимы немедленные организационные и учебные мероприятия.
Тухачевский предлагал перебросить на Дальний Восток имевшиеся в ВВС РККА 200 самолетов ТБ-1, поставить их на поплавки и использовать как торпедоносцы. Эти самолеты были спроектированы КБ Туполева по заказу Остехбюро именно для низкого торпедометания, и он предлагал использовать их по прямому назначению. Торпеды были в большом дефиците, их не хватало даже для строящихся подводных лодок. Поэтому предлагалось заказать 200 — 400 таких торпед за границей. Он предлагал сформировать на Дальнем Востоке еще один авиакорпус из 200 бомбардировщиков ТБ-1 и всю эту группировку прикрыть с воздуха соответствующим количеством авиабригад истребительной авиации. В заключении своей записки он писал: «200 ТБ-3, 200 ТБ-1 с соответствующим числом разведчиков и истребителей создали бы нам господствующее положение в Японском море. Японская корабельная авиация оказалась бы беспомощной против этих сил, а базовая японская авиация за дальностью расстояния не сможет работать во взаимодействии со своим морским флотом. Наше же преимущество перед Японией заключается в том, что японские морские действия должны происходить в районе действий нашей базовой авиации».
Предложения Тухачевского, высказанные в записке, требовали длительных и серьезных организационных мероприятий. Для новых авиационных соединений нужно было строить аэродромы и ангары, мастерские и склады. Для каждой новой авиационной бригады, перебрасываемой из европейской части страны, на пустом месте нужно было строить городок на сотни семей. К авиационным базам и гарнизонам нужно было строить дороги для подвоза всего необходимого. Строить, строить и строить, затрачивая на это десятки миллионов рублей и сотни тысяч тонн материалов. Работы было не на один год. Автор записки понимал это, но он понимал и то, что другого пути для того, чтобы выиграть в схватке с японским флотом, нет. Не было у Советского Союза современных линейных кораблей, и их строительство в 1933 году не просматривалось даже в перспективе, особенно на Дальнем Востоке. Об авианосцах и тяжелых крейсерах вообще не думали. Поэтому идея воздушного кулака, предложенная им, была принята и поддержана Сталиным. Без одобрения генсека начинать такое грандиозное мероприятие было невозможно. Сталин внимательно прочитал записку, о чем говорят его многочисленные подчеркивания, и как важный документ, который должен быть под рукой, отправил ее в свой личный архив.
За три года удалось сделать многое. К 1937 году в составе авиации флота была сформирована минно-торпедная авиабригада, на вооружении которой были торпедоносцы ТБ-1. Было сформировано шесть тяжелобомбардировочных авиабригад, имевших на вооружении 284 ТБ-3. И в дополнение к этому было сформировано четыре бомбардировочные бригады, вооруженные новейшими по тому времени средними бомбардировщиками СБ. 314 самолетов этого класса могли существенно подкрепить действия тяжелых бомбардировщиков против японского флота. Эта воздушная группировка отрезвляюще действовала на горячие головы в японском генштабе во второй половине 1930-х годов, когда на Дальнем Востоке была сформирована авиационная армия особого назначения (АОН). Не хотели терять тяжелые корабли и в главном морском штабе Японии. Поэтому руководство военно-морского флота всегда было против северного варианта агрессии, предпочитая сражения с эскадрами флота США на просторах Тихого океана.
Глава четвертая.
Маньчжурские партизаны
К октябрю 1937 года на территории МНР была сосредоточена крупная подвижная группировка Красной Армии: 30 тысяч человек, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность ее подразделений обеспечивали пять тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов. В состав корпуса вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные, автомобильные и строительные подразделения.
Корпус был мощным подвижным соединением, равного которому не было в частях Квантунской армии. Его появление на монгольской земле изменило стратегическую обстановку во всем дальневосточном регионе. Крупная механизированная группировка советских войск появилась именно в том районе Монголии, который был более всего приспособлен для действий механизированных частей — ровная безлесная степь и никаких естественных препятствий. В случае войны, а в ее возможность верили и в Москве, и в Улан-Баторе, слабые по численности и вооружению кавалерийские дивизии монгольской армии могли вести бои в тесном взаимодействии с советскими механизированными и мотоброневыми бригадами под прикрытием истребительных и бомбардировочных полков советской авиации. Ввод частей Красной Армии в республику обеспечивал в случае войны прикрытие наиболее удобного для движения японских войск направления от Калгана через Улан-Батор и далее вдоль реки Селенга к Транссибирской магистрали.
В кровавом 1937 году массовые репрессии в Красной Армии не обошли и части корпуса. Приведу только два примера, подтвержденные архивными документами. 18 сентября командир корпуса Конев подписал приказ об освобождении комбрига В. Ф. Шипова от должности командира мотоброневой бригады. От должности освобождался боевой командир, уже год командовавший этой частью в Монголии, хорошо освоивший монгольский театр военных действий. Этим же приказом освобождался от командования мотоброневым полком полковник Покалн, так же как и Шипов, в течение года служивший в МНР. Основанием для освобождения послужил приказ Наркома Обороны. Оба командира увольнялись в запас. Это был формальный повод, после которого следовал арест, суд и, в лучшем случае, колымские лагеря.
Был арестован и комиссар корпуса корпусный комиссар Прокофьев. Его подпись еще встречалась в приказах корпуса до января 1938 года. Но уже в приказе № 07 от 14 января 1938 года появилась фамилия нового комиссара корпуса И. Т. Коровникова. Конечно, майор в такой должности выглядел несолидно, и ему спешно приказом Наркома было присвоено воинское звание «комбриг». Через четыре месяца он уже получает следующее воинское звание «комдив». Пройти за четыре месяца путь от майора до генерал-майора (соответствует званию «комдив») удавалось даже в тот бурный год немногим.
Ввод войск Красной Армии на территорию МНР в корне изменил военно-стратегическое положение на Дальнем Востоке. В случае войны РККА получила возможность действовать во фланг и тыл ударной группировки Квантунской армии, наступавшей из Хайларского района на Читу. Советские подвижные соединения, а в то время подобных соединений не было в составе Квантунской армии, получили выход к перевалам Большого Хинганского хребта и после захвата перевалов могли прорваться на центральную маньчжурскую равнину. Эта идея прорыва подвижных соединений через Хинган в центральную Маньчжурию была использована при планировании операции по разгрому Квантунской армии в 1945 году.
Обширные территории на юго-востоке Монголии, находившиеся с 1937 года под полным контролем Красной Армии, были использованы для создания крупного плацдарма, предназначенного для развертывания подвижной стратегической группировки в случае войны с Японией. А к этой войне готовились упорно и настойчиво многие годы. Очень хотелось Москве взять реванш и за поражение в русско-японской войне, и особенно за японскую интервенцию на Дальнем Востоке в 1918 — 1922 годах. Нужно было показать всему миру, что Советская держава — это не отсталая Россия, над которой может глумиться какое-то азиатское государство, диктуя свою волю.
У юго-восточных границ Монголии строились дороги, узлы и линии связи, склады оружия, военной техники и боеприпасов. Сеть аэродромов могла вместить мощную воздушную группировку. В полной мере был использован опыт Квантунской армии по созданию маньчжурского плацдарма. К 1945 году плацдарм был создан, и ударная группировка Забайкальского фронта была в кратчайший срок введена в Монголию и размещена в этом районе, изготовившись для стремительного удара через перевалы Большого Хингана к Мукдену.
Как только Красная Армия получила в свое распоряжение монгольский театр военных действий, идея будущего грандиозного стратегического плана разгрома Квантунской армии, который был разработан и осуществлен в августе 1945 года, начала витать в воздухе. Изменившееся военно-географическое положение на Дальнем Востоке, после ввода частей Красной Армии в МНР, предопределило основные направления ударов этого плана. Эти изменения сразу же почувствовали аналитики в генеральных штабах и наиболее осведомленные журналисты и обозреватели крупнейших газет и журналов, внимательно следившие за событиями на Дальнем Востоке и исследовавшие силу и техническое оснащение Красной Армии.
В 1934 году в Париже на русском языке был выпущен сборник «Проблемы». Авторы — офицеры и генералы белой армии, жившие после гражданской войны в эмиграции. В статьях сборника анализировалось военно-политическое положение Советского Союза, рассматривались возможные варианты войны с Японией. Военный конфликт с дальневосточным соседом считался в те годы вполне вероятным, и, естественно, опытные генштабисты, прошедшие школу Первой мировой и гражданской, анализировали особенности будущего театра военных действий. Один из них — полковник Федор Махин в статье «Стратегическая обстановка на Дальнем Востоке» считал, что основным районом военных действий в будущей войне России с Японией будет Забайкалье и примыкающий к его южной части район Восточной Монголии. Здесь, по мнению автора статьи, будут сосредоточены главные русские силы. Вторым по значению он считал Приморский район, который благодаря своей удаленности от тыла являлся самостоятельным районом. «Поэтому, — считал автор, — подготовка его к войне должна носить вполне законченный характер, то есть в нем должны быть заблаговременно сосредоточены и достаточные силы, и достаточные запасы…» В качестве вспомогательного он считал Приамурский район, который «будет служить ареной борьбы небольших войсковых групп за обладание путями сообщения, связывающими Забайкалье и Приморье», а также район северной Кореи с портами Расин и Сейсин.
Если посмотреть на карты операции по разгрому Квантунской армии, опубликованные в советских военно-исторических трудах, то видно, что основной удар наносился Забайкальским фронтом из восточно-монгольского выступа через Хинган на Мукден. Встречный удар наносился из Приморья также на Мукден. И два вспомогательных удара наносились в бассейне реки Сунгари и по побережью Северной Кореи. Махин не только правильно определил направление главного и вспомогательного ударов в будущей войне, но и подчеркнул, что от исхода борьбы на Забайкальском направлении будет зависеть окончательный результат второго русско-японского вооруженного столкновения. «Таким образом, Забайкальский район приобретает значение главного, а Приморский — второстепенного, то есть такого района, в котором возможен временный неуспех русского оружия, не влекущий за собой, однако, окончательного решения войны».
Исход будущей войны с Японией был предопределен русским офицером в Париже за одиннадцать лет до того, как стрелы ударов были нанесены на стратегические карты в Генштабе Красной Армии и за два года до того, как был подписан Протокол о взаимопомощи между Советским Союзом и МНР и части Красной Армии были введены на территорию этой республики.
* * *
В 1935-м началась разработка документов перспективного планирования, связанного с развитием РККА. В Генштабе разрабатывался мобилизационный план на случай войны. При этом учитывалась обстановка в Европе и на Дальнем Востоке, а также угроза войны на два фронта. Конечно, одновременная война на Западе и на Востоке в то время была маловероятна, но генштабисты занимались планированием на перспективу, а через несколько лет ситуация могла радикально измениться. По этому плану намечалось иметь в случае войны 5000 боевых самолетов и 9000 танков. Численность сухопутных войск определялась в 150 стрелковых и 22 кавалерийские дивизии, а общая численность — в 4,6 миллиона человек. В Генштабе считали, что этого достаточно для успешной войны в Европе и на Дальнем Востоке.С учетом международной обстановки и возможной войны с Японией предусматривался вариант, когда военные действия развернутся только на Дальнем Востоке. В этом случае предусматривалась мобилизация только ОКДВА, Сибирского военного округа и Тихоокеанского флота. В случае войны с Японией развертывались 12 авиационных и 4 механизированные бригады, а также 22 стрелковые и 3 кавалерийские дивизии. Общая численность отмобилизованной ОКДВА определялась в 525 тысяч человек. На вооружении этой группировки должно было быть 2200 танков и 1800 самолетов. В случае появления японского флота около Владивостока против него должны были действовать 54 подлодки и 130 торпедных катеров. Для середины 1930-х годов техническое превосходство, особенно в танках и самолетах, было на стороне ОКДВА, поэтому в Москве и Хабаровске не сомневались в успехе в случае войны. Таковы были расчеты Генштаба в 1935-м. Проект мобилизационного плана был завизирован начальником Генштаба Егоровым 15 марта и прошел через Комиссию Обороны при Совнаркоме.
Уже в апреле был разработан план развития вооруженных сил на 1936 — 1938 годы. Такие планы с учетом меняющегося военно-политического положения Советского Союза периодически разрабатывались в недрах Наркомата Обороны. В тот период середины 1930-х международная обстановка менялась часто, и в Москве старались учитывать все внешние факторы, которые могли повлиять на положение страны. Главным считался западноевропейский театр военных действий. В докладе отмечалось: «Явно выявившийся немецко-польский блок, направленный в первую очередь против нас, и большой рост вооружений во всем буржуазном лагере делают западный театр вновь в качестве актуального фронта». Такой виделась обстановка из Москвы к лету 1935-го. При этом считалось, что присоединение к блоку Финляндии вполне вероятно, а это значительно ухудшало обстановку в районе Ленинграда.
В Генштабе считали вполне естественным, что в случае войны на Западе Япония не упустит благоприятного шанса и сразу же начнет боевые действия на советско-маньчжурской границе, и в первую очередь в Приморье. Поэтому война на два фронта считалась естественной, и в Москве готовились именно к этой войне. В том же докладе отмечалось: «Исходя из вероятности одновременной войны на обоих театрах, приходится признать, что западный театр нуждается дополнительно в значительном усилении…» Наличных сил подавления, в первую очередь самолетов и танков, было недостаточно, и этим трехлетним планом предусматривалось вдвое увеличить численность ВВС, доведя количество боевых самолетов к 1939 году до 10 тысяч. С учетом проведения всех мероприятий трехлетнего плана численность РККА в 1938 году должна была составлять 1475 тысяч человек. Для ОКДВА (без флота) предусматривалось 25 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии, 5 механизированных бригад и 6 артиллерийских полков РГК, а также 1800 боевых самолетов сухопутных войск и 500 самолетов флота. На Дальнем Востоке создавался авиационный кулак из 2300 боевых машин. В Москве считали, что наличие такого кулака вблизи японских островов отрезвляюще подействует на горячие головы в японском генштабе. Выполнение таких мероприятий, особенно для Дальнего Востока, где многое приходилось начинать на пустом месте в глухой тайге, требовало огромных ассигнований. Но в середине 1930-х на усиление военной мощи страны денег уже не жалели.
Если в конце 1920-х Реввоенсовету приходилось «драться» с Наркоматом финансов за каждую сотню миллионов рублей, то только на казарменное и аэродромное строительство по этому плану выделили 1,5 миллиарда. Общую сумму затрат автору подсчитать так и не удалось. Возникает вопрос: насколько реальным было такое планирование, соответствовало ли оно экономическим возможностям страны, не были ли все эти планы ничем не подкрепленной бумажной стратегией? К этому времени период шапкозакидательства конца первой пятилетки уже прошел, и в Генштабе научились правильно считать и планировать. К 1939 году основные цифры плана по общей численности и количеству боевых самолетов были выполнены. Во всяком случае весной 1935-го ни Ворошилов, ни начальник Штаба РККА Егоров, подписавшие документ, не сомневались в реальности этого плана.
* * *
Но если на сухопутных границах удалось добиться численного превосходства в людях и боевой технике, то при обороне морских границ, и в первую очередь в Приморье, положение было критическим. Военно-морского флота у Советского Союза на Дальнем Востоке в начале 1930-х не было. То небольшое количество мелких боевых кораблей, которое удалось сосредоточить в районе Владивостока, в оперативных документах Генштаба именовалось Морскими Силами на Дальнем Востоке (МСДВ). В Тихоокеанский флот (ТОФ) они были переименованы, да и то только для поднятия престижа, в 1935-м, но флотом это небольшое количество кораблей, конечно, считать было нельзя. Владивосток, главная база флота, был хорошо прикрыт от нападения с моря — береговая оборона крепости была сильной. А остальное побережье Приморья с удобными бухтами для высадки морских десантов было почти полностью открыто. В случае войны Япония могла высаживать десанты в любом месте, не встречая серьезного сопротивления.Такое положение очень беспокоило военное руководство в Москве и Хабаровске. Чтобы создать какой-то противовес мощному японскому флоту на Дальнем Востоке, туда начали перебрасывать по Транссибирской магистрали москитные силы (торпедные катера, малые и средние подводные лодки). Но их переброска через всю страну не решала кардинально проблему борьбы с мощным японским флотом, занимавшим в начале 1930-х третье место в мире после флотов США и Англии. Сталина, внимательно следившего за событиями на Дальнем Востоке, тоже беспокоили вопросы борьбы с японским флотом. И он, очевидно хорошо помня дискуссию 1928 года о роли малого флота в обороне побережья, поручил Тухачевскому разобраться с вопросами противодействия японскому флоту и высказать свое мнение. Тухачевский, будучи еще начальником Штаба РККА, выступал 8 мая 1928 года с докладом на заседании Реввоенсовета, посвященном проблеме морской войны. Тогда обсуждались вопросы, связанные с борьбой против мощного английского флота, который в случае войны с нашими западными соседями мог оказать им помощь, войти в Финский залив и подойти к Кронштадту. Тухачевский тогда выступал как идеолог малого флота, состоящего из москитных сил, береговой обороны и мощной сухопутной и морской авиации. Он считал, что этих сил достаточно для успешного противодействия английскому флоту, имеющему в своем составе крупные боевые корабли. В начале 1930-х аналогичная ситуация сложилась на Дальнем Востоке. Только вместо Кронштадта был Владивосток, вместо английского флота — японский, а вместо теоретического конфликта — возможность вполне реального боевого столкновения. Поэтому Сталин и предложил теоретику малого флота разработать конкретные предложения по применению крупных сил авиации против линкоров и авианосцев японского флота.
22 ноября 1933 года на стол Сталина легла докладная записка на восьми страницах и короткое сопроводительное письмо: «При сем прилагаю, согласно Вашим указаниям, разработанную мною записку». Под обоими документами стояла подпись Тухачевского. В «Записке о методах борьбы с японским морским флотом в Японском море» он писал: «Практически, на ближайшие годы, для борьбы с наступающим японским флотом, нам придется применять воздушный и подводный флот, а также торпедные катера. Эти средства достаточны для того, чтобы при соответствующей организации и технической подготовке уничтожить те морские силы, которые Япония может выделить против СССР, не ослабляя себя для борьбы на Тихом океане». Чтобы определить количество боевых кораблей, которое Япония может выделить для боевых действий в Японском море, он обратился в 4-е Управление Штаба РККА. Аналитики военной разведки подсчитали, что против Советского Союза для обеспечения десантных операций на побережье Приморья японский флот может выделить 3 линкора, 3 авианосца, 14 крейсеров, 60 — 70 эсминцев и 10 — 15 подводных лодок. А всего 22 крупных и 155 мелких кораблей. Из этих цифр и исходил в своих расчетах будущий маршал.
Учитывая опыты практического бомбометания в американском флоте по списанным линкорам и крейсерам (в советском флоте такие опыты не проводились), Тухачевский пришел к выводу, что для уничтожения крейсера или равного ему по классу корабля достаточно попадания одной бомбы весом в одну тонну. Чтобы потопить линкор или авианосец, нужно попадание трех таких бомб. Учитывая проценты попадания в крупные и средние корабли, он подсчитал, что для потопления 22 крупных кораблей, которые мог выделить военно-морской флот Японии против Советского Союза, нужно сбросить 168 бомб с 84 самолетов ТБ-3. С учетом больших потерь от огня зенитной артиллерии, которые он определил в 128 бомбардировщиков, наличие на аэродромах около Владивостока авиационного корпуса в составе 212 ТБ-3 было достаточным для успешных действий против японского флота. В своей записке он отмечал: «Применение торпедных катеров, особенно волнового управления (управляемых по радио), и подводных лодок еще больше облегчит задачу авиации. Эта задача совершенно реальна, она совсем по-новому может дать оборот соотношения наших сил с Японией, но для выполнения ее необходимы немедленные организационные и учебные мероприятия.
Тухачевский предлагал перебросить на Дальний Восток имевшиеся в ВВС РККА 200 самолетов ТБ-1, поставить их на поплавки и использовать как торпедоносцы. Эти самолеты были спроектированы КБ Туполева по заказу Остехбюро именно для низкого торпедометания, и он предлагал использовать их по прямому назначению. Торпеды были в большом дефиците, их не хватало даже для строящихся подводных лодок. Поэтому предлагалось заказать 200 — 400 таких торпед за границей. Он предлагал сформировать на Дальнем Востоке еще один авиакорпус из 200 бомбардировщиков ТБ-1 и всю эту группировку прикрыть с воздуха соответствующим количеством авиабригад истребительной авиации. В заключении своей записки он писал: «200 ТБ-3, 200 ТБ-1 с соответствующим числом разведчиков и истребителей создали бы нам господствующее положение в Японском море. Японская корабельная авиация оказалась бы беспомощной против этих сил, а базовая японская авиация за дальностью расстояния не сможет работать во взаимодействии со своим морским флотом. Наше же преимущество перед Японией заключается в том, что японские морские действия должны происходить в районе действий нашей базовой авиации».
Предложения Тухачевского, высказанные в записке, требовали длительных и серьезных организационных мероприятий. Для новых авиационных соединений нужно было строить аэродромы и ангары, мастерские и склады. Для каждой новой авиационной бригады, перебрасываемой из европейской части страны, на пустом месте нужно было строить городок на сотни семей. К авиационным базам и гарнизонам нужно было строить дороги для подвоза всего необходимого. Строить, строить и строить, затрачивая на это десятки миллионов рублей и сотни тысяч тонн материалов. Работы было не на один год. Автор записки понимал это, но он понимал и то, что другого пути для того, чтобы выиграть в схватке с японским флотом, нет. Не было у Советского Союза современных линейных кораблей, и их строительство в 1933 году не просматривалось даже в перспективе, особенно на Дальнем Востоке. Об авианосцах и тяжелых крейсерах вообще не думали. Поэтому идея воздушного кулака, предложенная им, была принята и поддержана Сталиным. Без одобрения генсека начинать такое грандиозное мероприятие было невозможно. Сталин внимательно прочитал записку, о чем говорят его многочисленные подчеркивания, и как важный документ, который должен быть под рукой, отправил ее в свой личный архив.
За три года удалось сделать многое. К 1937 году в составе авиации флота была сформирована минно-торпедная авиабригада, на вооружении которой были торпедоносцы ТБ-1. Было сформировано шесть тяжелобомбардировочных авиабригад, имевших на вооружении 284 ТБ-3. И в дополнение к этому было сформировано четыре бомбардировочные бригады, вооруженные новейшими по тому времени средними бомбардировщиками СБ. 314 самолетов этого класса могли существенно подкрепить действия тяжелых бомбардировщиков против японского флота. Эта воздушная группировка отрезвляюще действовала на горячие головы в японском генштабе во второй половине 1930-х годов, когда на Дальнем Востоке была сформирована авиационная армия особого назначения (АОН). Не хотели терять тяжелые корабли и в главном морском штабе Японии. Поэтому руководство военно-морского флота всегда было против северного варианта агрессии, предпочитая сражения с эскадрами флота США на просторах Тихого океана.
Глава четвертая.
1938 — 1940 годы. Проба сил
Маньчжурские партизаны
Советская военная разведка (Разведупр) прославилась еще в первой половине 1920-х годов своими диверсионными действиями на польской территории. «Партизанские» отряды, переправлявшиеся через границу, действовали на территории соседней Польши в районах Западной Белоруссии и Западной Украины, захваченных поляками в 1920 году. Несколько лет (с 1921 по 1924 год) на этих землях гремели выстрелы и взрывы, проводились нападения на железнодорожные поезда, полицейские участки, усадьбы польских помещиков. Нападали иногда и на тюрьмы, освобождая политических заключенных. «Партизан» не смущало то, что война уже кончилась, что между двумя государствами были установлены нормальные дипломатические отношения, а в Москве и в Варшаве сидели послы обоих государств. После очередного нападения отряды «партизан», часто переодетые в польскую военную форму, уходили от эскадронов польских улан на советскую территорию, где зализывали раны, отдыхали, пополняли запасы оружия и вновь при помощи советских пограничников переходили на польскую сторону, продолжая свою необъявленную войну.
В одну из февральских ночей 1925-го года отряд «партизан», одетых в польскую военную форму, по ошибке напал на советскую погранзаставу у местечка Ямполь. В Москве, не разобравшись в чем дело, обвинили поляков в вооруженном нападении. Разгорелся международный скандал, о котором много писала польская пресса. Политбюро рассмотрело вопрос о деятельности Разведупра и по предложению Дзержинского приняло решение: «активную разведку во всех ее формах и видах на территории сопредельных стран прекратить». Но в начале 1930-х, когда отношения между Польшей и Японией приняли дружеские формы, польская дефензива (контрразведка) поделилась с японской разведкой той информацией, которой она располагала. Это касалось и советской агентуры в Польше, и активной разведки Разведупра. В Токио идею «активки» признали заслуживающей внимания и решили попробовать эту форму деятельности в Маньчжурии. Граница с Советским Союзом была рядом по Амуру и Уссури, а человеческого материала, пригодного для активной диверсионной деятельности, в Маньчжурии было достаточно: масса беженцев, пришедших туда после гражданской, забайкальские, амурские и уссурийские казаки, потерявшие в России все и ушедшие в Маньчжурию с атаманом Семеновым. Подрастало и молодое поколение эмигрантов, не знавшее Родины.
Людей, озлобленных на советскую власть, отнявшую у них все, было достаточно. И в середине 1930-х в штабе Квантунской армии решили приступить к формированию диверсионных отрядов из русских эмигрантов. В 1934-м году японская военная миссия в Харбине решила объединить все белогвардейские организации для установления централизованного руководства над их деятельностью, направленной против СССР. В том же году было создано бюро по делам русской эмиграции, в котором были объединены все белоэмигрантские организации в Маньчжурии. Бюро подчинялось японской военной миссии в Харбине. Через это бюро в Харбине и его подотделы в других городах японская разведка вербовала белоэмигрантов для диверсионной деятельности на территории Советского Союза.
В одну из февральских ночей 1925-го года отряд «партизан», одетых в польскую военную форму, по ошибке напал на советскую погранзаставу у местечка Ямполь. В Москве, не разобравшись в чем дело, обвинили поляков в вооруженном нападении. Разгорелся международный скандал, о котором много писала польская пресса. Политбюро рассмотрело вопрос о деятельности Разведупра и по предложению Дзержинского приняло решение: «активную разведку во всех ее формах и видах на территории сопредельных стран прекратить». Но в начале 1930-х, когда отношения между Польшей и Японией приняли дружеские формы, польская дефензива (контрразведка) поделилась с японской разведкой той информацией, которой она располагала. Это касалось и советской агентуры в Польше, и активной разведки Разведупра. В Токио идею «активки» признали заслуживающей внимания и решили попробовать эту форму деятельности в Маньчжурии. Граница с Советским Союзом была рядом по Амуру и Уссури, а человеческого материала, пригодного для активной диверсионной деятельности, в Маньчжурии было достаточно: масса беженцев, пришедших туда после гражданской, забайкальские, амурские и уссурийские казаки, потерявшие в России все и ушедшие в Маньчжурию с атаманом Семеновым. Подрастало и молодое поколение эмигрантов, не знавшее Родины.
Людей, озлобленных на советскую власть, отнявшую у них все, было достаточно. И в середине 1930-х в штабе Квантунской армии решили приступить к формированию диверсионных отрядов из русских эмигрантов. В 1934-м году японская военная миссия в Харбине решила объединить все белогвардейские организации для установления централизованного руководства над их деятельностью, направленной против СССР. В том же году было создано бюро по делам русской эмиграции, в котором были объединены все белоэмигрантские организации в Маньчжурии. Бюро подчинялось японской военной миссии в Харбине. Через это бюро в Харбине и его подотделы в других городах японская разведка вербовала белоэмигрантов для диверсионной деятельности на территории Советского Союза.