Горин Григорий Израилевич. Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)

   Другой бы на моем месте прошел мимо - и ноль внимания!.. А я глупый... Мне больше всех надо!
   Я хочу предупредить товарища, чтоб он, значит, не конфузил себя...
   Я кричу ему:
   - Товарищ! Товарищ!
   Он не слышит.
   Я снова кричу:
   - Товарищ! Минуточку!
   Он не слышит, идет быстро.
   Я бегу за ним.
   Он - за угол. И я - за угол. Он входит в какой-то большой дом, я - за ним. Он идет по коридору, я его почти догоняю, но тут он входит в какой-то кабинет, я - за ним, а секретарша меня не пускает.
   - Вы к кому, товарищ? - спрашивает.
   Я говорю:
   - Я вот к этому товарищу, который прошел.
   Она говорит:
   - А по какому вопросу?
   А по какому я вопросу? Я не знаю, по какому я вопросу...
   Я говорю:
   - Я по внутреннему вопросу!
   Она говорит:
   - К товарищу Синицыну нельзя! Он занят.
   Я говорю:
   - Да мне, девушка, на минутку, только пару слов ему сказать!
   Она говорит:
   - Скажите мне, я передам!
   Я говорю:
   - Вам не могу! Вопрос очень щепетильный...
   Она говорит:
   - Ну, тогда записку напишите, я передам.
   Ладно, думаю, записку так записку...
   Беру лист бумаги, пишу... Интеллигентно так пишу, чтоб, если кто в записку заглянет, не ставить товарища Синицына в неловкое положение...
   Я пишу: "Уважаемый товарищ Синицын! Прошу обратить Ваше внимание на определенную часть туалета, в смысле - брюки, поскольку в них отмечается некоторое несовершенство в смысле пуговиц. С искренним уважением..." Ну и подпись...
   Секретарша берет у меня бумагу и говорит:
   - Сейчас отнесу! А вы, товарищ, пока здесь подождите...
   Я говорю:
   - Мне ждать нечего... Я пойду.
   Она говорит:
   - Нет, посидите... Может быть, у товарища Синицына возникнут какие-нибудь вопросы...
   Какие вопросы - непонятно. Но я сижу, жду. Чего жду - не знаю. Через несколько минут выходит секретарша, выносит мою бумагу, а на ней красным карандашом крупно написано: "МИШУЛИНУ, РАЗОБРАТЬСЯ!!"
   Я оторопел, верчу бумагу в руках и спрашиваю:
   - Что это значит?
   Секретарша говорит:
   - Все в порядке. С этой резолюцией идите к товарищу Мишулину!
   Я удивляюсь:
   - При чем здесь какой-то Мишулин?.. Ваш начальник чего-то не понял... Это я ему писал... Дайте я объясню...
   Секретарша говорит:
   - Ничего не надо объяснять! Товарищ Мишулин - заместитель товарища Синицына... Идите к нему в 12-й кабинет.
   Я возмущаюсь:
   - Да что вы, ей-богу! Глупость какая!..
   Она говорит:
   - Не морочьте голову, товарищ... Идите скорее к Мишулину, а то он в главк уедет!
   Положение идиотское!.. Другой бы плюнул и ушел, а я нет... Я иду в 12-й кабинет... Я бегу, потому что Мишулин в главк может уйти! У 12-го кабинета очередь... Сидят люди с бумагами, ждут... Я тоже сижу, жду... Чего жду непонятно!
   Вызывают. Вхожу.
   Товарищ Мишулин, коренастый такой, говорит по телефону...
   Я говорю:
   - Товарищ Мишулин, получилась глупая ситуация...
   Он меня не слушает. Он одной рукой по телефону разговаривает, другой берет мою бумагу, читает и справа крупно пишет: "СОГЛАСЕН!"
   Я обалдел. Говорю:
   - Товарищ Мишулин, с чем вы согласны?!.. Вы меня послушайте...
   Он говорит:
   - Мне все ясно! Идите в 27-ю комнату, согласуйте с Рязанцевым!
   Я кричу:
   - При чем здесь Рязанцев?!.. Вы вникните в суть... Я ведь что хотел...
   Он говорит:
   - Идите, идите, мне некогда... Пусть Рязанцев подпишет, а потом пойдете в общий отдел...
   Я говорю:
   - При чем здесь общий отдел?
   Он говорит:
   - Идите скорее, а то Рязанцев на обед уйдет!
   Я бегу. Я уже нервничаю. Я уже боюсь упустить Рязанцева.
   Рязанцев мою бумагу подписывает, меня не слушает, посылает в общий отдел.
   В общем отделе одни женщины сидят, мне с ними вообще говорить не о чем; они берут мою бумагу, ставят на ней номер и печать, кладут в папку и говорят:
   - Все в порядке, идите - вас вызовут!
   Плюнул я, повернулся и пошел.
   Думаю: "Горите вы здесь все синим пламенем!.. Что я из-за вас, переживать должен?!.."
   Иду по коридору, вижу: идет дорогой мне товарищ Синицын, в коричневом костюме, брюки у него расстегнуты.
   Я обрадовался, кричу:
   - Товарищ Синицын!
   Он - от меня. Я- за ним! Он - в кабинет. Я - за ним, а секретарша меня не пускает.
   Я ору:
   - Дайте мне сказать ему два слова!
   Она говорит:
   Товарищ Синицын занят. Пишите бумагу!
   Я говорю:
   - Я не буду писать бумагу! Я уже писал бумагу... Я больше к Мишулину и Рязанцеву ходить отказываюсь... У меня уже печать стоит!.. У меня уже бумага в деле в общем отделе!!
   Стою я бледный, меня всего трясет.
   Секретарша говорит:
   - Не волнуйтесь, товарищ! Сейчас все выясним! - Звонит она по телефону, чего-то выясняет и говорит:
   - Вашей бумаги в общем отделе уже нет.
   - Как - нет? - спрашиваю. - А где ж она?
   - Не знаю, - говорит секретарша. - Очевидно, пошла по инстанциям... Заходите в понедельник, тогда и выясним...
   Тут я не выдержал, каюсь... Нервы подвели.
   Оттолкнул я секретаршу, ворвался в кабинет и кричу:
   - Товарищ Синицын, так вас растак!!! Что здесь у вас творится?
   Гляжу - а у него все в порядке.
   - Вам что, товарищ? - спрашивает.
   - Ничего! - говорю я. - Так... Проверка слуха...
   Повернулся и пошел...
   Иду весь злой и думаю - сам он застегнулся или на мое заявление отреагировал? Ведь если бумага так быстро пошла по инстанциям, то чего ж я наорал на человека?
   Скрытая камера
   (Рассказ продавца продовольственного магазина)
   ...В понедельник вечером собирает нас, продавцов, директор магазина и говорит:
   - Товарищи, завтра вас будут снимать скрытой камерой.
   Ну, мы, конечно, обрадовались и спрашиваем:
   - А что это такое?
   Директор объясняет:
   - Это такой новый метод киносъемки, когда тебя снимают, а ты про это не знаешь. И, значит, ведешь себя непринужденно. Зачем это будет делаться - не объяснили: может, в "Новости дня" вставят, а может, в кинофильм какой-нибудь. И вообще товарищ, который со студии звонил, просил вам ничего не говорить. Так что делайте вид, что вы не в курсе! Понятно?
   А чего ж здесь не понимать? Все ясно!.. Мы магазин убрали, все почистили, витрины приукрасили... В винный отдел коньяк со склада принесли, в рыбный - окуня свежемороженого. У себя в мясном отделе я плакат повесил: "Бык в разрезе", где каждый сорт мяса римской цифрой обозначен. В общем, приготовились!
   Вечером я постригся, помылся и жене сказал:
   - Ты мне наутро рубашку белую приготовь и галстук в полосочку - нас скрытой камерой фотографировать будут.
   На другой день приходим все разодетые, как на праздник. Продавцы - в галстучках, продавщицы - в кофточках, в блузочках, кассирша Зина французскими духами надушилась, хотя это уже совершенная глупость, потому как кино не пахнет.
   Все улыбаются, говорят вежливо, на покупателей смотрят, как на родственников... Только и слышно: "Пожалуйста!", "Будьте добры!", "Разрешите, я вам заверну" и всякая такая ерунда...
   Покупатели смотрят на нас, как на полоумных, ничего понять не могут. Но тут кассирша Зина высунулась из кассы и шепчет очереди:
   - Не толкайтесь, товарищи! И вообще ведите себя прилично - нас скрытой камерой снимают для кино.
   Покупатели сразу поняли, что к чему, притихли, подобрели, друг другу место уступают... Всех алкоголиков от винного отдела как ветром сдуло, осталось только человек пять-шесть: стоят чинно, томатный сок пьют, разговаривают про события в Нигерии...
   В общем, до обеда мы проработали в такой исключительно нервозной обстановке. Но тут вдруг вбегает директор и говорит:
   - Товарищи! Не волнуйтесь! Звонили со студии: сейчас съемки нет, только после обеда будут снимать скрытой камерой!
   Ну, мы дух перевели, покупателей быстренько всех повыгоняли, магазин заново убрали, в овощной отдел апельсинов подбросили, в колбасный - колбасу докторскую, в рыбный - плакатов! Короче, приготовились, ждем...
   Только после обеда к нам набилось ужасное количество народу. Слух про скрытую камеру в момент разнесся, и каждый под это дело хочет что-то купить и получить вежливое обслуживание. Некоторые покупатели совершенно распоясались...
   Одна пожилая дамочка в махере совсем обнаглела и говорит мне:
   - Товарищ продавец, что бы вы могли мне порекомендовать для бульона?
   Я про себя думаю: "В другое время я б тебе порекомендовал, халда ты эдакая!" - но теперь этого сказать не могу, а, наоборот, делаю такое задумчивое лицо для скрытой камеры и говорю:
   - Я вам рекомендую, гражданка, этот кусок с косточкой... В ней много липоидов и аминокислот!
   В общем, цирк, да и только!
   А к концу рабочего дня вбегает директор и кричит:
   - Звонили со студии, сегодня съемки не было, завтра со скрытой камерой прибудут!
   Назавтра опять нервотрепка!
   Опять все вырядились, опять работаем как угорелые, сплошной сервис, сплошное "будьтедобрыпожалуйста!", а вечером - новый звонок со студии:
   - Сегодня скрытой камеры не было - завтра будет!
   Тут уж нервы у нас стали сдавать... Многие валидол принимали, с кассиршей Зиной нервный припадок случился, она весь день улыбалась как ненормальная, и у нее на лице какой-то сустав замкнулся...
   Короче, промучились мы так пять дней, а когда на шестой день опять со студии позвонили и сказали, что съемка переносится, - сомнение взяло: не валяет ли кто с нами дурака?
   Директор в милицию позвонил, а оттуда дежурный говорит:
   - Не волнуйтесь, товарищи, никакой скрытой камеры нет! Какая-то шайка терроризирует все торговые и бытовые учреждения нашего района. Они и над "Универмагом" так измывались, и над "Женским ателье", и над "Химчисткой", и "Столовую" до того довели, что там на столики розы поставили и семгу вместо селедки подают!
   Ну, мы все вздохнули облегченно! Как гора с плеч!
   И возмущались, конечно! Разве можно позволять себе такие глупые шутки? А кассирша Зина сказала:
   - Когда этих хулиганов поймают, я первая свидетельницей в суд пойду! Чтоб строже их покарали!.. И потом я ради это скрытой камеры у частника зубы новые вставила, - пускай они мне их оплатят!..
   Хорошее воспитание
   "Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой...". Так Чехов сказал. В восьмом томе Собрания сочинений. Удивительно мудрое замечание, между прочим. Я, когда прочитал, так даже поразился - как мне это самому в голову не приходило? Считаем себя интеллигентными людьми, а не дай бог кто-нибудь прольет за столом соус, так уж сразу шум, крики... А Чехов с этим борется. Он прямо говорит: хорошее воспитание не в том, чтоб, значит, самому не гадить, а совсем наоборот...
   Я когда это прочитал, то сразу решил, что буду жить по Чехову. А тут как раз и случай подвернулся - день рождения жены. Пришли гости, родственники, сослуживцы. Сидим, едим, интеллигентные разговоры ведем про погоду, про дубленку, про Евтушенко, про то, про се... Хорошо сидим, мирно, соуса никто не проливает.
   Но тут один из гостей, некто Куликов, за бутылкой потянулся и фужер с пивом на скатерть и опрокинул. Смутился, стал быстро пятно салфеткой вытирать.
   Я сижу - ноль внимания. Просто абсолютно не реагирую. То есть сижу с таким видом, будто он ничего не проливал. Будто и не было этого...
   Но тут я замечаю, что никто не замечает, что я не замечаю, как он скатерть залил. Мне как-то обидно стало. И я говорю:
   - Хорошее воспитание, говорю, не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой...
   Гость Куликов покраснел и говорит:
   - Я никакого соуса не проливал!
   Я говорю:
   - При чем здесь соус? Дело не в соусе... Просто приятно, что здесь собрались хорошо воспитанные люди... Вот вы пиво пролили, а никто даже глазом не моргнул... И это очень радостно, тем более что скатерть новая, недавно куплена.
   Гость Куликов почему-то еще больше смутился, что-то стал бормотать и вдруг уронил тарелку на пол. Тарелка - вдребезги! Гость Куликов стал красный как рак. Все молчат. А я стараюсь не замечать этого нового конфуза, хотя про тарелку у Чехова ничего не сказано.
   Я говорю:
   - Не смущайтесь, пожалуйста! Какие пустяки! Никто ничего не видел. Бог с ней, с тарелкой! Она - из сервиза! Антикварная. Саксонский фарфор!
   Гость Куликов почему-то весь затрясся, бросился осколки подбирать, да от волнения скатерть зацепил. На пол посыпались бутылки, рюмки... Я губу закусил, но всем видом стараюсь показать, что ничего этого не замечаю. Я даже, наоборот, насвистывать что-то веселое стал, чтобы показать всем, как мне это все безразлично.
   И тут, представляете, жена Куликова вскакивает и кричит мне:
   - Что вы третируете моего мужа?
   Я ей вежливо отвечаю:
   - Никто вашего мужа не третирует! Наоборот, стараемся не замечать его хамства. Вот вы, например, своей вилкой в общий салат лезли, а я этого даже не заметил.
   Тут она чего-то заплакала, а все гости стали почему-то возмущаться. Какой-то родственник жены вскочил, кричит:
   - Уйдем отсюда! Над нами здесь издеваются!
   Я говорю:
   - Да кто же над вами издевается? Пришли, понимаешь, пол замызгали, пепел в тарелки сыплете, пьете неумеренно... Я стараюсь не обращать внимания, а вы еще что-то вякаете!..
   Тут гости вскочили, бросились в переднюю за пальто.
   Я им крикнул вдогонку:
   - Ну и ладно! Валите отсюда! Попутного ветра!
   Это, конечно, я уже грубо крикнул. Не надо бы этого!..
   Мне бы им чего-нибудь из Чехова вдогонку послать, что-нибудь про соус или в этом роде, но как-то цитаты не подобрал...
   Слава богу, бутылкой не запустил, сдержался...
   Когда горит душа...
   (Рассказ строителя)
   ...Про этот случай у нас в городе много глупостей рассказывали, но я-то чистую правду изложу, поскольку был всему случившемуся свидетель, если не сказать, соучастник...
   Строило наше СМУ столовую. Обыкновенную столовую, типовую, одноэтажную. И вдруг кто-то слух пустил, что это, мол, будет вовсе не столовая, а "кафе-опохмелочная" и будто бы она будет работать с семи утра, и будто бы там будет отпускаться огуречный рассол, квас, пиво ну и, конечно, крепкие напитки.
   В общем, все, за что пьющий человек поутру жизнь отдаст.
   Кто такую глупость мог придумать, я даже и не знаю, только некоторые в нее поверили.
   Во всяком случае, три дня слух в городе обсуждался, а на четвертый день в понедельник прихожу я рано-рано, часов в пять, на стройку и вижу что-то неладное - посторонние люди на площадке. Человек десять мужчин, а то и больше. Стоят хмурые, воротники подняли, ежатся на морозе.
   - Вам чего, ребята? - спрашиваю.
   - Да вот, - говорят, - пришли проведать, скоро ли "опохмелочная" откроется?
   - Что вы, - говорю я, - сдурели, что ли? Какая "опохмелочная"? Обыкновенную столовую строим, типовую, одноэтажную.
   - Ладно-ладно, говорят, ты нам не заливай! Ты давай строй скорее! Видишь, у людей душа горит...
   Смотрю я на них, вижу - действительно люди, пострадавшие с вечера: глаза у них красные, лица серые, телом подрагивают.
   И главное - уходить не собираются.
   - Да вы что, ребята, - смеюсь я, - думаете здесь до открытия простоять, что ли?
   - А чего же? - говорят они. - Можно и подождать. Чай, уж немного осталось...
   - Да вы в своем уме? - спрашиваю. - Как так - немного? У нас только фундамент заложен да стены начали ставить. Здесь еще месяца на три, а то и больше, работы!
   - Брось шутить, дядя, - говорят они. - Делов-то всего - дом построить! Ты лучше "ля-ля" не разводи, ты воздвигай скорей!
   Плюнул я со злости, закурил. Они зашумели, папиросу вырывают.
   - Ты что, - кричит один в шляпе, - здесь перекуры устраиваешь? Ты людей до инфаркта довести хочешь?! Я из загорода на первой электричке сюда приехал, а он, подлец, курит!
   Вот ситуация! Понимаю, что люди не в себе, что им сейчас море по колено...
   - Ах так, - кричу я, - тогда и воздвигайте сами, чтоб вам пусто было!
   - А что ж, - говорят они, - можно и помочь для темпу!
   Скинули они пальто на снег, поплевали на руки и взялись за кирпичи...
   Честно скажу, я такой кладки даже в кино не видел. У нас и норм таких нету. Если б кто с секундомером тут стоял, то мы бы мировой рекорд зафиксировали. Мастерки стучат, кирпичи летают, раствор аж кипит от скорости. Не успел я и ахнуть, а они уж стены под крышу подводят...
   - Стойте! - ору я им. - Чего зря стараетесь? Все равно балок нет, жести нет, окна не вставлены... Опомнитесь, люди!!
   - Ничего! - кричат они. - Сейчас все мигом будет... Нам ведь дворец не нужен, нам самочувствие поправить - и ладно!
   Кинулись - кто к телефону, кто на базу поехал, кто неизвестно откуда рамы принес... Гляжу, через пятнадцать минут грузовик подъезжаете материалами, за ним другой - со столами и стульями, за ним автобус маляров привез...
   Я глазам не верю, но вижу - к концу дело идет! Один уже паркет положил, проциклевал да натирает, другой окна моет, занавески вешает, третий столы устанавливает, четвертый из меню ненужное вычеркивает...
   - Все одно, ничего у вас не выйдет! - кричу я. - Персонала нет, смета не утверждена!
   - Не паникуй, дядя! - говорят они мне. - Смету потом утвердим, а персонал уже ведут!
   Смотрю - действительно ведут. Официанток где-то раздобыли, буфетчицу, кассира. Заведующую, толстую такую тетеньку, просто на руках несут. Заведующая смеется, отбивается, кричит:
   - Отпустите меня, граждане! Я ведь еще не оформлена!..
   - Оформлена, оформлена, - говорят они ей. - План выполнять пора!
   А в это время какой-то малый в спецовке - бог знает откуда он взялся бочку с рассолом прикатил да пиво на самосвале привез. Короче, хотите верьте, хотите - нет, но только ровно в семь открылась столовая, сели они за столики, выпили, закусили, "беломорчиком" подымили и все разом встали.
   - Прощай, дядя, - говорят они мне. - Извини, если что не так! Нам еще на свою работу поспеть надо...
   И ушли.
   Вот тогда я сел за столик, обхватил голову руками и заплакал. Грустно мне чего-то сделалось за них, за себя. И еще обидно было, что я им сдуру сказал, что столовая типовая, одноэтажная. Под горячую руку они высотное здание запросто могли махнуть...
   Протекция
   (Рассказ вахтера)
   ... И вот, гражданин следователь, разрешите, я расскажу вам все по порядку, а вы уж меня не сбивайте, не то я что-нибудь важное забуду, а потом стану переживать.
   А переживаний тяжелых у меня и без того достаточно - в душе такой нарыв, что, ей-богу, уже нет никаких сил терпеть.
   Все, как было, расскажу вам, гражданин следователь, и, коли я преступник, пусть меня в тюрьму сажают, а коли нет, так я сам в первый санаторий уеду... Нервы, они ведь не из проволоки сделаны.
   Значит, начну с того, что я - Зенков Иван Сергеевич, шестьдесят два года мне, работаю сотрудником Медицинского института в должности вахтера.
   Работа, сами понимаете, нехитрая, с утра до вечера сижу на посту в вестибюле, выдаю ключи от кабинетов, по телефону на звонки отвечаю - мол, институт слушает, и вообще слежу за порядком. На работе мною довольны, никаких замечаний - наоборот, благодарности по праздникам выносят за подписью всего треугольника,
   И вот так текла она, моя жизнь, до того самого дня, пока это все не приключилось, не закрутило меня да не привело к вам, гражданин следователь, а видеть вас, сами знаете, радость маленькая. Извините...
   Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает... можете представить, что творится.
   В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают... Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку... Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети! Запугивают друг дружку до обмороков.
   Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.
   Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью - абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.
   Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.
   - Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.
   Она выпила и говорит:
   - Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.
   Я говорю:
   - Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.
   Дочка говорит:
   - Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!
   Я говорю:
   - Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!
   Сказал и отошел к своему рабочему месту.
   Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:
   - Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!
   Я говорю: "Пожалуйста!" - и лезу за валерьянкой.
   - Нет, - говорит мамаша, - вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся...
   И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает - вся бледная и губы кусает.
   И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.
   - Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?
   - Николаева, - говорит.
   - Ладно, говорю, попытаемся!
   Встал и пошел на кафедру физики. Постоял там пять минут, папироску покурил - и назад.
   Эта Николаева - ко мне.
   Я говорю:
   - Все в порядке! Пусть сдает и не сомневается.
   Мамаша Николаева говорит:
   - Спасибо вам большое!
   Я говорю:
   - Не стоит!
   Для чего я это сделал, гражданин следователь? Просто для поднятия духа, как говорится. Подумал: пусть девчонка думает, что за нее хлопотали. Все нервы спокойнее будут. А там, глядишь, ежели действительно учила, то и сдаст. Вот какие мысли у меня были, гражданин следователь, и ничего больше.
   Действительно, выбегает вскоре эта девчонка и вся сияет. "Пятерка, кричит, мама!"
   Тут они с мамашей целуются от радости и прыгают.
   Я тоже сижу довольный, что мой фокус удался.
   Только затем подходят они ко мне и начинают благо, дарить. Мол, я спаситель, чудесный человек и все такое.
   Я, понятно, сижу смущаюсь.
   Но после этих слов мамаша лезет в сумку и сует мне двадцать пять рублей.
   Гражданин следователь, я отказывался. Я их ни в какую не брал. Говорил даже: "Да что вы, ей-богу!.."
   Но эта женщина сунула мне в карман деньги и убежала вместе с дочкой.
   Весь вечер потом я совестью мучился. Переживал вовсю. Водки выпил. "Нехорошо, думаю, получилось!" И твердо решил утром деньги этой гражданке вернуть. На другой день пришел рано на работу, сел за стол, жду. А ее нет и нет. В вестибюле опять полно народу. Ходят, волнуются.
   И вдруг подходит ко мне незнакомая женщина. Такая вся из себя полная.
   - Здравствуйте, говорит, Иван Сергеевич. Я к вам по рекомендации Николаевой. У меня сегодня сын физику сдает. Выручайте!
   Я прямо обомлел.
   - Да вы что, говорю, рехнулись? Ничего я не могу сделать. Отойдите и не мешайте работать!
   А она в слезы.
   - Голубчик, говорит, умоляю! Не будьте так жестоки. Мой сын должен стать врачом. Он - талант. Он с детства лягушек резал и все такое. Если он не поступит, я не переживу. У меня давление высокое!
   Ну что было делать, гражданин следователь? Ведь все мы люди. Все должны друг другу помогать. У нас так и в кодексе записано, что висит на стене в главном корпусе. Что тут поделаешь?! И опять, конечно, я дал слабину. Проявил нестойкость.
   - Ладно, говорю, попробую помочь. Но ничего не гарантирую.
   Она говорит:
   - Конечно, какие гарантии?! Просто слово замолвите!
   Опять пошел я на кафедру. Покурил там, выхожу.
   - Все в порядке, - говорю. - Пусть идет, не сомневается!
   - Спасибо! - говорит мамаша.- Я вам буду очень благодарна. Только ведь вы фамилию у меня не спросили!
   - Ничего, - говорю. - Я его по приметам описал.
   - Так вы ж его ни разу не видели, - говорит.
   - Ничего, - говорю. - Я ваши приметы описал. Он ведь на вас похож?
   - Не очень, - говорит. - Он у меня приемный!
   Я даже разозлился. Говорю:
   - Не волнуйтесь, мамаша! Все сделано! Лишь бы знал хорошо!
   И вот, гражданин следователь, можете поверить: через полчаса подбегает к этой мамаше какой-то парень в очках, целует ее и кричит: "Пятерка!"
   Она его ко мне посылает:
   - Благодари, говорит, Ивана Сергеевича.
   Меня этот парень хватает за руки, трясет, всякие слова говорит, а мамаша, чувствую, в это время что-то в карман кладет.
   Я туда-сюда, хочу отказаться, но этот парень за руки держит. Просто не было сил отбиться. Опять, значит, дал я слабину.
   А эта гражданка говорит на прощание:
   - Завтра, Иван Сергеевич, мой племянник сдает. Орлов фамилия. Прошу составить и ему протекцию...
   А на меня, знаете ли, такая усталость напала, что мне уж все равно.
   - Валяйте, говорю, присылайте племянника. Пусть сдает - мне не жалко!
   И вот с тех пор пошло и пошло. Каждый день ко мне родители идут. Просят, умоляют.
   Я, конечно, никому конкретно не обещаю.
   Сдаст человек - так сдаст. А не сдаст - я не виноват.
   - Извините, говорю, не получилось. Уж видно, совсем ваш ребенок ничего не знал, ежели после моей протекции сумел провалиться. Не быть, значит, ему доктором!