Горький Максим. Яков Богомолов

Горький Максим
Яков Богомолов

   М.Горький
   [Яков Богомолов]
   [ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА]
   Я к о в С е р г е и ч Б о г о м о л о в.
   О л ь г а Б о р и с о в н а, его жена.
   Н и к о н Б у к е е в, землевладелец, похож на актёра, бритый, ленивый.
   Н и н а А р к а д ь е в н а, вдова инженера.
   О н к л ь Ж а н. (дядя (франц. oncle) - Ред.)
   Б о р и с Л а д ы г и н, молодой человек со средствами.
   В е р о ч к а Т р е ф и л о в а, родственница Букеева.
   Д у н я ш а, горничная.
   С т у к а ч ё в, лакей.
   [I ДЕЙСТВИЕ]
   Хутор Букеева. Большая комната - часть задней стены её вся из стёкол, выходит на террасу, тоже застеклённую. В правой стене две двери в комнаты Якова и Ольги, в левой - комнаты Букеева. В правом углу - фонарь, он, обрезав террасу, выходит в сад. В нём стоят широкие тахты, низенькие столики для кофе и табака, - небрежная претензия на восточный стиль. На стенах большой комнаты много картин, этюдов, разные полочки, на них статуэтки, вазы, фарфор и тут [же] образцы различных горных пород. Всего много, но всё размещено безвкусно, неумело. Мебель разнообразна, немало дачной, плетёной. Комната служит столовой, - посреди неё большой овальный стол. В левом углу письменный стол.
   Утро, только что взошло солнце. Сквозь стёкла террасы видны рыжие холмы на горизонте, тополя и кипарисы в саду. На террасе сидит в плетёном кресле В е р о ч к а Т р е ф и л о в а, закутана в серую шаль. Она встаёт, смотрит сквозь стёкла, приложив к ним лицо и ладони, уходит влево по террасе. Затем в двери террасы является Б о г о м о л о в, отпирает дверь, торкается в дверь столовой. Он одет элегантно, легко и красиво движется, у него остренькая бородка, большие глаза задумчивы и насмешливы. Разговаривая, он всегда смотрит прямо в лицо собеседника. Но на всём, что он делает, есть налёт какого-то комизма или чего-то детского. Из правой двери выходит В е р о ч к а, отпирает дверь.
   Б о г о м о л о в. Спасибо. Уже встали или ещё не ложились?
   В е р о ч к а. Не ложилась.
   Б о г о м о л о в. Бессонница? (Снимая перчатки.)
   В е р о ч к а. Жалко было спать в такую ночь. А Ольга Борисовна осталась в городе?
   Б о г о м о л о в. Да, она с Букеевым и компанией.
   В е р о ч к а. А вы - верхом, один?
   Б о г о м о л о в. Один.
   В е р о ч к а. Я видела вас в степи.
   Б о г о м о л о в. Да?
   В е р о ч к а. Я всю ночь сидела на террасе.
   Б о г о м о л о в. Не холодно? После полуночи дул ветер. А что нельзя сварить кофе?
   В е р о ч к а. Я сейчас сварю. (Быстро уходит.)
   Б о г о м о л о в. Позвольте, зачем же вы? Вероятно, Дуняша уже встала?
   В е р о ч к а (невидимая). Ничего.
   Б о г о м о л о в (смотрит вслед ей, насвистывая, озабоченно думает вслух). Очень милая девушка... Утром очень хорошо встретить такую... сама точно утро. (Ходит, разглядывая картины, напевает.)
   С т у к а ч ё в (входит, кланяясь). Доброе утро.
   Б о г о м о л о в. Стукачёв? Что вы?
   С т у к а ч ё в. Намерен комнаты убирать.
   Б о г о м о л о в. Намерение, вполне достойное своей цели. Желаю успеха. Вы - женаты?
   С т у к а ч ё в. Не имею счастья, но вскорости хочу.
   Б о г о м о л о в. Все, не имеющие счастья, жаждут такового. Я вам мешаю?
   С т у к а ч ё в. Помилуйте.
   Б о г о м о л о в. Милую. (Уходит на террасу.) Вы стихов не пишете?
   С т у к а ч ё в (ухмыляясь). Зачем же-с?
   Б о г о м о л о в. Ясно, что не пишете, - те, которые пишут, не спрашивают - зачем.
   С т у к а ч ё в. У нас повар был - он писал. Смеялись над ним.
   Б о г о м о л о в. Смеялись?
   С т у к а ч ё в. Весьма. Даже до свирепости доводили его. А Никон Васильич однажды ударили его по затылку палкой...
   В е р о ч к а (вносит кофе). Вы слышите - едут!
   Б о г о м о л о в. Благодарю вас, милый человек... Но - глаза у вас покраснели от бессонной ночи и лицо бледное...
   В е р о ч к а. Умоюсь - пройдёт. (Уходит поспешно, по пути заг[лядывая] в зеркало.)
   С т у к а ч ё в (осторожно). Они плакали, вот отчего глаза у них... Я иду через кухню, а они стоят у окна и - плачут.
   Б о г о м о л о в. Девушки часто плачут беспричинно.
   С т у к а ч ё в. Скука, главная вещь. Пойду встречу...
   Б о г о м о л о в (помешивая кофе, напевает).
   Сегодня и завтра...
   (На террасу шумно входят Ольга, Нина, Букеев, Ладыгин, дядя Жан.)
   Л а д ы г и н (Нине). Мы, спортсмены, на всё смотрим с чисто физической точки зрения...
   Б у к е е в. Седьмой час, а уже начинается жара.
   О л ь г а. Это вы воображаете.
   Б у к е е в. Не люблю юг...
   Н и н а. А кого вы любите?
   Дядя Ж а н. Не скажет. Но я знаю кого.
   Б у к е е в. Ты всё знаешь, кроме того, что должен знать.
   Д я д я Ж а н. Не сердись, Юпитер.
   О л ь г а (мужу). Давно дома?
   Б о г о м о л о в. Несколько приятных минут.
   О л ь г а. Что ты делал?
   Б о г о м о л о в. Здесь? Беседовал со Стукачёвым - решительно умный человек. А теперь пью кофе. Хочешь?
   О л ь г а. Молока. Никон Васильевич, скажите, чтоб дали холодного молока.
   (Букеев уходит в дверь направо.)
   Л а д ы г и н. Холодное молоко - вчерашнее. Выпейте парного.
   О л ь г а. Это противно. Стукачёв, позовите Дуняшу ко мне. (Идёт в свою комнату.)
   Н и н а (Богомолову). Почему вы сбежали от нас, учёный?
   Б о г о м о л о в. Камо бегу от лица твоего?
   Н и н а. Борис Петрович, учёный перешёл со мной на ты!
   Л а д ы г и н. Поздравляю вас!
   Д я д я Ж а н. Это он по рассеянности, не больше.
   Л а д ы г и н (Ж а ну). Вы - купаться? Я тоже...
   Н и н а. Мы утомляем вас своим легкомыслием? да?
   Б о г о м о л о в. Внимание дамы не может утомлять.
   Л а д ы г и н. Ого! А если ей - за сорок?
   Н и н а. Бухнул! Идите в море и не мешайте нам. Я страшно люблю беседовать с Яковом Сергеичем, ни за что не поймёшь, шутит он или серьёзно говорит.
   Д я д я Ж а н. Вот жизнь, она тоже...
   Л а д ы г и н. Идёмте, философия не удаётся вам.
   Н и н а. Знаете, - ваша супруга зверски кокетничает с Букеевым.
   Б о г о м о л о в. Да? Зверски?
   Н и н а. О! Страшно!
   Б о г о м о л о в. Это кому - Букееву страшно?
   О л ь г а (входя). Я очень извиняюсь, но мне лень переодеваться, ничего? Я напьюсь молока и лягу спать... А ты?
   Б о г о м о л о в. Пойду купаться.
   О л ь г а. Ну, а что ж твоя вода?
   Б о г о м о л о в. Вода будет, найду.
   О л ь г а. Вот - смотрите: он только что убил три года жизни на то, чтоб бороться с сыростью, - осушал болота в Рязанской губернии, а теперь лет пять будет разводить сырость здесь.
   Б о г о м о л о в. Подожди, когда Букеев построит курорт...
   О л ь г а. Мне вовсе не интересно, что и где намерен строить Букеев...
   Н и н а. Однако вы с ним так кокетничаете, что у него даже уши становятся синими.
   О л ь г а. Уши у него - как у пуделя, без хрящей... точно блинчики. Но - кокетничать я люблю.
   Н и н а. Яков Сергеич, это плохо - кокетничать?
   Б о г о м о л о в. Это - хорошо или дурно глядя по тому, насколько умело кокетничает женщина. Если она проявляет своё обаяние в формах изящных, если каждое слово, движение, взгляд даёт мне, мужчине, ощущение таинственной силы её пола - это прекрасно. В такие минуты весь напрягаешься, точно солдат на параде пред любимым вождём, чувствуешь себя готовым на подвиг...
   Н и н а. Господи! Целая лекция...
   О л ь г а. Вы думаете, он действительно может чувствовать что-нибудь подобное? О нет, он обо всём интересно говорит, но чувствовать - это не его специальность.
   Б о г о м о л о в. Хорошо она рекомендует меня?
   Н и н а. Не верю! Слова рождаются чувствами. Продолжайте, Яков Сергеич, она может идти спать.
   О л ь г а. Ты что же, водопроводчик, не предлагаешь мне кофе? Сам пьёт, а...
   Б о г о м о л о в. Но ведь ты хочешь молока.
   О л ь г а. Эгоист...
   Б у к е е в (вх[одя]). Прислуга ещё дрыхнет. Я там всех распёк и Анну Васильевну тоже. Хозяин давно на ногах, мало того - ночь не спал...
   Н и н а. В трудах великих...
   Б у к е е в. А вы думаете, легко сделать жизнь приятной?
   Н и н а. Ой, как печально сказано.
   (Дуняша вносит молоко.)
   Б о г о м о л о в. Никон Васильевич, мне сегодня нужно бы побеседовать с вами...
   Б у к е е в. О делах? Успеем, время есть, мы с вами, батенька, много наделаем разного...
   Б о г о м о л о в. Есть один сложный вопрос.
   Б у к е е в (махая рукою). Их - сотни, сложных вопросов. Вы лучше с дядей Ж а ном поговорите - если дело идёт о земле и воде.
   Б о г о м о л о в. Хорошо.
   Н и н а (Букееву). Вы устали?
   Б у к е е в. Да. Лет пятнадцать назад тому.
   Н и н а. Что с вами?
   Б у к е е в. Да вот - устал...
   Н и н а. Отчего?
   Б у к е е в (идя на террасу, всматривается в даль). Не знаю.
   О л ь г а (мужу). О чём мечтаешь?
   Б о г о м о л о в. Так, ни о чём...
   О л ь г а. Почему ты ушёл от нас?..
   Б о г о м о л о в. А меня этот заинтересовал... студент, удивительный пессимист.
   О л ь г а. Расскажи мне о нём.
   Б о г о м о л о в. А спать когда будешь?
   О л ь г а. Я не хочу спать.
   Б о г о м о л о в (барабаня пальцами). О студенте немного скажешь. Меня заинтересовало его невежество и удивительная самонадеянность.
   О л ь г а. Ты найдёшь здесь воду?
   Б о г о м о л о в. Конечно.
   О л ь г а. Скоро?
   Б о г о м о л о в. Думаю - да!
   О л ь г а. И всё здесь оживёт, да?
   Б о г о м о л о в. Разумеется. В этом цель моих работ.
   О л ь г а. Будут парки, сады...
   Б о г о м о л о в. Бесплодной почвы - нет, и Сахару можно сделать плодородной, если работать упорно, с любовью. Земля - как человек, требует внимания, любви. И чем бескорыстнее любовь, тем богаче дары её. Ты посмотри: когда человек чувствует, что его любят, - как расцветает его душа в свете любви! Влюблённые и любящие всегда талантливы, ярки. Если ты полюбишь даже бездарного человека, и он сумеет почувствовать твою любовь...
   О л ь г а (усмех[аясь]). Не попробовать ли мне полюбить бездарного, а?
   Б о г о м о л о в (гладя её плечо). Ты уже однажды сделала это, полюбив меня.
   О л ь г а (вздохнув). Ох, ты, к сожалению, не бездарен.
   Б о г о м о л о в (смеясь). Как ты сказала это...
   О л ь г а (вздохнув). Ты наивен, как дитя, - но ты даровитый человек.
   Б о г о м о л о в. И это тебя огорчает...
   О л ь г а (серьёзно). Может быть.
   Б о г о м о л о в. Не понимаю...
   О л ь г а. Очень жаль. Послушай, - ты видишь, что этот Букеев относится к тебе снисходительно?
   Б о г о м о л о в. Вижу.
   О л ь г а. Тебя это не шокирует?
   Б о г о м о л о в. Да ко мне почти все так относятся... и ты и даже этот Ладыгин.
   О л ь г а. Он бездарен, не правда ли? (Улыбаясь, смотрит на мужа.)
   Б о г о м о л о в (убежд[ённо]). О да! Чрезмерно!
   В е р о ч к а (входит). Здравствуйте!
   О л ь г а. Здравствуйте, Верочка. Почему бледная такая?
   В е р о ч к а. Пришёл машинист с артезианского колодца, просит вас.
   Б о г о м о л о в. Иду. Вероятно, бурильщики отказались работать, ужасно кормят их! (Вере.) Вы не знаете, где дядя Ж а н?
   В е р о ч к а. Пошёл в оранжерею. (Хочет идти.)
   О л ь г а. Почему вы такая усталая, бледная, Верочка?
   В е р о ч к а. Не знаю.
   О л ь г а. Посидите со мной, мне скучно.
   В е р о ч к а. На террасе Никон Васильевич с Ниной Аркадьевной.
   О л ь г а (хмурясь). Вам не хочется посидеть со мной?
   В е р о ч к а. Нет, почему же? (Присела.)
   О л ь г а. У вас такой вид, как будто вы влюбились в Ладыгина.
   В е р о ч к а (натянуто усмехаясь). Именно в Ладыгина?
   О л ь г а. А в кого же ещё можно влюбиться здесь?
   Б у к е е в (идёт с террасы). Ольга Борисовна, как мы проведём сей день, его же сотвори господь? Возрадуемся и возвеселимся снова, да?
   О л ь г а. Откуда вы знаете столько церковных слов?
   Б у к е е в. А у меня служил в сторожах расстриженный дьякон, пьяница и лентяй, я очень любил беседовать с ним.
   Н и н а. Около вас всегда удивительно забавные люди.
   (Верочка встаёт, уходит. Ольга задумчиво смотрит вслед ей.)
   Б у к е е в. Н-ну, где же они?
   Н и н а. А дядя Ж а н?
   Б у к е е в. Да, - он, конечно... (Ольге.) Вы знаете, - он был моим репетитором, готовил меня в политехники. Мне тогда было двадцать два года. О чём вы задумались?
   О л ь г а. Я слушаю.
   Б у к е е в. Но мы гораздо усерднее изучали кафешантаны, чем науки. Потом он поехал со мной за границу, и вот уже двадцать четыре года мы надоедаем друг другу. Он тоже лентяй.
   Н и н а. Разве вы - лентяй?
   Б у к е е в. Конечно. Я человек ленивый, жирный и лирический.
   Н и н а. Вы клевещете на себя.
   Б у к е е в. Я люблю печаль. Но и печаль у меня тоже масляная какая-то, жирная.
   О л ь г а (оглядываясь). Какие у вас неинтересные картины.
   Б у к е е в. Я ничего не понимаю в живописи.
   О л ь г а. Зачем же покупаете это?
   Б у к е е в. Пристают. Ж а н говорит: "Богатый человек должен поощрять искусство". Я и поощряю.
   Н и н а. Расскажите ещё что-нибудь про себя.
   Б у к е е в. Да я же про себя и говорю. Больше ни о чём не умею.
   (Ж а н на террасе с букетом цветов. Увидев Нину, прячет букет за спиной, исчезает и входит уже без букета.)
   Н и н а. Нет, вы что-нибудь интимное...
   Ж а н. Для интимных бесед природой предназначены вечера и ночи, утром же свободные люди наслаждаются природой, а трудолюбивые трудом. Почему вы сидите здесь, а не на берегу, не в саду? Шли бы на воздух, там земля пахнет пряником, море шёлковое, жаворонки поют "Коль славен".
   Н и н а. А где Ладыгин?
   Ж а н. Лежит голый на песке и дремлет. Выкупался, проделал гимнастику...
   Б у к е е в. Он просто живёт.
   Н и н а. Как и следует.
   Ж а н. Совершенно верно.
   О л ь г а. А кто вам мешает просто жить?
   Б у к е е в. Не знаю. Вероятно - лень.
   О л ь г а. Мне кажется, вы немножко кокетничаете.
   Б у к е е в. В моём возрасте этим не занимаются.
   Н и н а. Уж будто бы!
   Ж а н. А где наш высокоучёный?
   О л ь г а. К нему там кто-то пришёл жаловаться, что рабочих плохо кормят, они не хотят работать.
   Б у к е е в (сконфужен). Не может быть. Жан, как же это, а? Второй раз...
   Ж а н. Сию минуту распоряжусь, чтоб им нажарили котлет де-воляй и прочего, соответственно.
   Б у к е е в (Ольге). Вы так сказали... вас интересуют рабочие?
   О л ь г а. Нисколько.
   Н и н а. Но вы говорили так сердито.
   О л ь г а. Разве? Извиняюсь. Мне спать хочется. (Встала, идёт к двери в свою комнату, остановилась и проходит в фонарь.)
   Н и н а (тихо). Капризная женщина. И не очень воспитана.
   (Букеев молчит, исподлобья наблюдая за Ольгой.)
   Н и н а. Вы замечаете, что Ладыгин волнует её?
   Б у к е е в. Это неправда. (Встал.)
   Н и н а. Она пошла смотреть на него...
   Б у к е е в. Пойдёмте, погуляем.
   Н и н а. О, с удовольствием.
   (Уходят через террасу. Ольга в фонаре (здесь фонарь - выступ в здании на весу, башенка с окнами, привешенная к стене - Ред.), курит и тихонько напевает. Входят Жан и Богомолов.)
   Ж а н. Дорогой мой, я тоже - идеалист, уверяю вас! Я понимаю всё это: рабочий вопрос, социальная справедливость и прочее... Конечно же, о господи! Мы наделали законов для наших знакомых, а сами обходим законы стороной, - чтобы не задевать их, знаете.
   Б о г о м о л о в. Тем более, уж если вы понимаете это.
   Ж а н. Да - понимаю же! Но - всё-таки необходимо иногда приказывать людям. Или - так, или - до свидания!
   Б о г о м о л о в. Приказывать я не умею, могу только советовать или убеждать.
   Ж а н. Всего убедительнее - страхи. Государство держится страхами, это факт! Вы рассуждаете как социалист, как человек преждевременный. Жизнь - поверьте мне - очень запутанная штука, кто в этом виноват - неизвестно. В поисках виноватого хватают богатого, но - ведь это только потому, что он виднее.
   Б о г о м о л о в. Забавно вы говорите.
   Ж а н. А, боже мой! Я знаю жизнь, и она меня знает!
   Б о г о м о л о в. И многое у вас очень метко...
   Ж а н. Так вот, дорогой мой, вы не беспокойтесь, - всё устроится, всё будет по-хорошему... Мы, идеалисты, понимаем друг друга с двух слов. Сейчас я распоряжусь насчёт улучшения харчей.
   Б о г о м о л о в. К завтрему я составлю смету.
   Ж а н. Да вы не торопитесь... [(Уходит.)]
   (Богомолов, допивая остывший кофе, хмурится, бормочет что-то.)
   О л ь г а. Ты что говоришь?
   Б о г о м о л о в (заг[лядывая] в фонарь). Я думал, здесь никого нет.
   О л ь г а. Твоя привычка разговаривать с самим собой когда-нибудь поставит тебя в неловкое положение.
   Б о г о м о л о в. Ты думаешь? Впрочем - возможно. Ты что не спишь?
   О л ь г а. Мечтаю.
   Б о г о м о л о в. О чём?
   О л ь г а. О тебе.
   Б о г о м о л о в. О? Разве?
   О л ь г а. Удивительный у меня муж, чёрт возьми, думаю я... с восторгом. Я целую ночь где-то кутила и вообще веду себя весёлой вдовой, а он - спокоен. Он так уверен в моей любви... Спасибо ему.
   (Богомолов, опер[шись] на угол стола, задумчиво слушает, покручивая бородку.)
   О л ь г а. Он упивался мечтами, она шампанским, и всё шло благополучно, - так начала бы я рассказ, если б умела писать.
   Б о г о м о л о в. Попробуй.
   О л ь г а (вых[одит] из фонаря, подход[ит] к нему, кладёт руку на плечо). А что бы ты сказал, если б я полюбила другого?
   Б о г о м о л о в (серьёзно, вдумчиво). Что бы я сказал? Не знаю. Никогда не думал об этом.
   О л ь г а. Подумай.
   Б о г о м о л о в. Зачем же? Разве...
   О л ь г а. Всё может быть.
   Б о г о м о л о в. Ты шутишь, Оля.
   О л ь г а. Да.
   Б о г о м о л о в. Шутишь, я уверен. Хотя...
   О л ь г а. Что - хотя?
   Б о г о м о л о в. Не умею сказать.
   О л ь г а. Если сказано - хотя, так значит, ты не очень уверен... Не очень! Ну... это хорошо. Спасибо. Поцелуй меня.
   Б о г о м о л о в. За что же спасибо?
   О л ь г а. Пойми. (Уходит, смеясь.)
   Б о г о м о л о в (вслед ей). Желаю тебе хорошенько отдохнуть, а то у тебя, кажется, нервы не в порядке.
   О л ь г а. О, конечно, нервы... (Уходит.)
   (Дуняша и Верочка.)
   В е р о ч к а. Ольга Борисовна легла спать? Вот ей цветы от Никона Васильевича. Подайте, Дуняша.
   Б о г о м о л о в (трёт лоб). Мне нужно о чём-то спросить вас... забыл!
   В е р о ч к а. Жалею. (Идёт в угол к письменному столу.)
   Б о г о м о л о в (за ней). Да! О чём вы плакали утром?
   В е р о ч к а. Я? Как вы знаете?
   Б о г о м о л о в. Мне Стукачёв сказал.
   В е р о ч к а. Не всё ли вам равно?
   Б о г о м о л о в. О, боже мой. Вот не ожидал, что вы так ответите.
   В е р о ч к а. А чего вы ожидали?
   Б о г о м о л о в. Не знаю. Меня это поразило. Такое прекрасное утро, всё так ярко, празднично, вы такая юная, красивая, так ласково встретили меня, и вдруг является лакей и говорит с улыбкой дурака: "А она плачет!" Ужасно нелепо.
   В е р о ч к а (ус[мехаясь]). Никто, кроме вас, не заметил бы этой нелепости.
   Б о г о м о л о в. А меня, представьте, целое утро угнетают эти ненужные слёзы.
   В е р о ч к а (тронута). Какой вы добрый, милый.
   Б о г о м о л о в. Добрый? Нет, не думаю. Просто мне всегда хочется видеть людей спокойными, весело деятельными.
   В е р о ч к а (села, смотрит на него, облокотись о стол). Да, это я понимаю...
   Б о г о м о л о в. Мне всегда хочется видеть всех счастливыми, а главное - уверенными в себе. Это органическая потребность у меня. О чём же вы плакали?
   В е р о ч к а. Глупые девичьи слёзы.
   Б о г о м о л о в. Вам полюбить хочется, да?
   В е р о ч к а (вспыхнув, шутливо). Какой вопрос!
   Б о г о м о л о в. Послушайте - любите! Не ждите с этим, это самое лучшее в жизни, поверьте мне. Только любя, мы живём. Вот - полюбите Ладыгина.
   В е р о ч к а (почти истер[ически] смеётся). О, господи... вы... удивительный! Вы такой чудак...
   Б о г о м о л о в. Нет, серьёзно! Вы не смущайтесь предрассудками, не думайте о последствиях, последствия любви всегда одни и те же - новый человек! Я говорю не о ребёнке, а о людях, которые любят, ведь это чувство обновляет душу, делает людей иными, лучше, красивее... Вы понимаете...
   В е р о ч к а (вставая). Уйдите от меня! Оставьте Ладыгина для...
   Б о г о м о л о в (испуган). Почему?
   В е р о ч к а (быстро уходя на террасу). Извините... я не могу...
   Б о г о м о л о в (недоумевая). Почему?
   Л а д ы г и н (входит с террасы). Что это - завтрак ещё не готов? А мне зверски есть хочется. Вы чего такой?
   (Богомолов, не отвечая, уходит.)
   Л а д ы г и н (ворчит). Невежа...
   II ДЕЙСТВИЕ
   Лунная ночь. В саду, под группой деревьев, стол, на нём большая чаша для крюшона, бокалы. Плетёная мебель. В нишах кустарника удобные скамьи. У стола Б у к е е в и Ж а н. Оба выпивши. Букеев возбуждён, Жан настроен лирически.
   Ж а н. Да-а, Ольга Борисовна - женщина, достойная героических усилий. Ты прекрасно выбрал, Никон!
   Б у к е е в. Я - выбрал? Это чёрт выбирает для нас. Если б ты знал, как я хочу её... эх!
   Ж а н. Это, брат, видимо, последняя твоя женщина. Последняя женщина, как сороковой медведь для охотника, - опаснейшее приключение! Держись твёрдо!
   Б у к е е в. Это не приключение, а - быть или не быть?
   Ж а н. Я понимаю. Хотя я и скептик, но сердце у меня есть, и я, брат, умею чувствовать и дружбу и любовь.
   Б у к е е в. Что же делать с этим дураком?
   Ж а н. Не торопись. Придумаем.
   Б у к е е в. Иногда мне убить хочется его.
   Ж а н. Ну-ну, зачем так грубо? Можно найти другой приём. Ты вот что пойми: красивая женщина или распутна или глупа, таков закон природы. Ольга Борисовна не глупа, значит, она должна быть...
   Б у к е е в. Заврался ты...
   Ж а н. Друг мой, я - скептик, я не могу иначе. Для скептиков, как известно, нет ничего святого.
   (Стукачёв несёт кофе.)
   Ж а н. Давай выпьем кофейку. Стукачёв, притащи-ка ещё финьшампань (сорт российского коньяка из одноимённого сорта винограда, произрастающего в Грузии - Ред.) - живо. И земляники. Это, знаешь, специально для дам. (Смеясь.) Мы подольём сюда бутылочку, и - дамам будет весело, а когда дама весела...
   Б у к е е в (ухмыляется). Ты - жулик.
   Ж а н. Таковыми же создал господь и всех прочих людей. Я, брат, скептик, я знаю: все мы притворяшки. Один притворяется умным, другой честным и т.д. По натуре своей и тот не честен и этот не умён, но привыкли играть роль и - ничего! - иногда играют довольно удачно. Да. Добро, честь и прочие марципаны - всё это, брат, - литература и хуже литературы, - это так называемые навязчивые представления.
   Б у к е е в. Чёрт знает что ты говоришь, - ерунду какую-то.
   Ж а н. Нисколько... Есть даже книга такая "О навязчивых представлениях", учёный психиатр написал. Ты, брат, прочитай. Это, знаешь, вроде сумасшествия.
   Б у к е е в. Не едут.
   Ж а н. Приедут. Неминуемо.
   Б у к е е в. Замечал ты в глазах у неё тревожное такое?
   Ж а н. Как же! Я всё замечаю.
   Б у к е е в. Тревога и печаль. Я люблю печаль, это самое человеческое настроение.
   Ж а н. Ну, знаешь, быки и собаки тоже иногда очень печально смотрят в небеса...
   Б у к е е в. Перестань. Отчего она печальна?
   Ж а н. С таким болваном, как её супруг... Тсс! Он и ещё кто-то.
   Б у к е е в. Вера.
   Ж а н. Вера? Гм... Уйдём!
   Б у к е е в. Зачем это?
   Ж а н. Иди сюда... Послушаем, что он говорит... Ну, скорее...
   Б у к е е в. Глупо...
   Ж а н. Напоить бы его до чёртиков, а? (Скр[ываются] в кустах.)
   (Богомолов и Верочка.)
   Б о г о м о л о в. Нигде я не видал таких бездельников, как здесь, и сам никогда не чувствовал себя таким бездельником. Здесь никого нет? Огонь, вино... Сядемте? А где же люди?
   В е р о ч к а. Ваша жена с Ладыгиным и Ниной Аркадьевной катаются на лодке.
   Б о г о м о л о в. Знаете - я впервые на юге, и мне кажется, что люди здесь, точно ленивые, сытые пчёлы, висят в воздухе, тихо кружатся над каким-то невидимым цветком.
   В е р о ч к а. Невидимый цветок? Как хорошо сказали вы это!
   Б о г о м о л о в. И сам я тоже повис в воздухе над ним.
   В е р о ч к а. Но - что же это? Какой цветок?
   Б о г о м о л о в. Может быть - любовь или мечта о чём-то недостижимом.
   В е р о ч к а. Как странно, что вы романтик.
   Б о г о м о л о в. Почему странно? Все люди романтики. У меня есть приятель, он называет себя реальным политиком и убеждён, что через двадцать пять лет - в России будет нечто вроде земного рая. Это тоже романтизм.
   В е р о ч к а. Вы так много работаете - целые дни!
   Б о г о м о л о в. Я люблю работать, работа повышает уважение к себе самому, и - знаете: земля должна быть огранена трудом людей, как драгоценный камень. Я думаю, что те, кто говорит о муках творчества, неправы, надо говорить о радостях творчества.
   В е р о ч к а. Ольга Борисовна так же думает?
   Б о г о м о л о в. Ольга? (Помолчав.) Она из тех людей, для которых то, что они поняли, становится неинтересным.
   В е р о ч к а. А - вы...
   Б о г о м о л о в. Что?
   В е р о ч к а. Нет, я не то хотела спросить.
   Б о г о м о л о в (смеясь). Вы хотели спросить - поняла ли она меня?
   В е р о ч к а (сму[щённо]). Я не имею права... так не спрашивают...
   Б о г о м о л о в. Почему же? Обо всём можно и должно спрашивать... (Очень сердечно и просто.) Послушайте, - вы к ней относитесь несправедливо, и это потому, что вы немножко увлекаетесь мной. Правда?
   (Верочка смущена, молчит.)
   Б о г о м о л о в. Правда?
   В е р о ч к а. Не знаю... может быть...
   Б о г о м о л о в. Милая девушка, - мной нельзя увлекаться, я совершенно не гожусь для романа - уверяю вас.
   В е р о ч к а. Не говорите так... грубо...
   Б о г о м о л о в. Это не грубо.
   В е р о ч к а. Неловко так...
   Б о г о м о л о в. Жена говорит про меня, что я хладнокровный болтун, - это верно, вы знаете? У меня в мозгу неустанно во все стороны двигаются какие-то колёсики. (Показ[ывает] руками.) И так, и так, и эдак. Я люблю думать обо всех людях, о судьбе каждого, мне хочется для всех чего-то хорошего... каждому по желанию его и - больше желания. Вероятно, я мог бы изменить жене, если б это понадобилось для кого-то другого, - если б я почувствовал, что могу дать счастье человеку.
   В е р о ч к а. Вы сами - счастливы?
   Б о г о м о л о в. Да. (Подумав, решительно кив[ает] головой.) Да. Я очень люблю всё - всю жизнь. И людей, конечно. Люди кажутся мне детями, даже когда у них седые бороды. В сущности, все они удивительно интересны. Неинтерес[ных] людей нет.
   В е р о ч к а (негромко, грубовато). Вы знаете, что здесь вас считают каким-то блаженным?
   Б о г о м о л о в. Это - везде! Везде. Вы посмотрите, как относятся ко мне рабочие: я, очевидно, кажусь им ребёнком. "Сергеич, говорят они, ты не беспокойся, мы тебя не обидим, - всё будет хорошо!" Они положительно боятся обидеть меня. Это - трогательно.