Страница:
— Да, это локон, пропавший вместе с медальоном.
— Ну и ну, — вскликнул вдруг Вируш, рассматривая у куклы руки. — Ты рассмотрел пальцы?
— И в самом деле удивительно! Даже ногти есть. Что за точность исполнения!
— Скорее основательность и тщательность. Ты знаешь, чьи это ногти?
— Полагаю, искусственные, из какой-нибудь массы.
— А я, напротив, уверен, ногти тоже Хелены. Кама раздобыла их каким-то хитрым способом.
Слова Анджея всколыхнули полузабытое воспоминание минувших дней.
— Подожди, что-то такое помнится… Да! Хелена однажды рассказала мне, год назад, примерно, о какой-то нищенке, заставшей ее на веранде во время утреннего маникюра…
— Итак, я прав.
— Но какая связь между изображением и болезнью Хелены?
— Очень простая и явная. Прикрепив к восковой фигурке волосы и ногти соперницы, Кама завязала между ними астральные симпатические связи. Заполучив таким образом препарированную куклу, она обрела почти абсолютную власть над телом Хелены.
— Не могу поверить! Если ты прав, девушка погибла! Нет, нет! Это невозможно! Каким образом обладание волосами или ногтями может дать такую власть над человеком?
— Кому-нибудь — конечно нет; но владеющей тайнами черной магии — да. Ведь даже самая крошечная частица нашего тела, более того, любая, даже совсем недолго бывшая в употреблении часть одежды, любой предмет, мимоходом взятый в руку, насыщен в большей или меньшей степени нашими флюидами. На всем, чего бы ни коснулся человек, он оставляет след своего астросома. В момент контакта от нас отделяется нечто из нашей психофизической пневмы и проникает в предмет, которого мы касались. Индивиды гипервпечатлительные чувствуют остатки астральных следов на одежде или предметах, принадлежавших даже давно умершим.
— Астральные реманенты, — прошептал я задумчиво.
— Да. Именно им мы обязаны целым рядом явлений из области так называемой психометрии.
— Итак, допустим Каме и в самом деле удалось таким способом установить особую связь между изображением и Хеленой — и что же? Почему такая связь вызвала бы у нее болезненные явления?
Вместо ответа Анджей поднес ближе куколку.
— Видишь эти отверстия в разных местах восковой плоти?
— Да, действительно. Похоже, уколы шпилькой.
— Именно. Следы магической операции, произведенной Камой, дабы уничтожить ненавистную соперницу.
— Невозможно! Просто быть не может!
— У меня это не вызывает сомнений. Уже давно доказано: любая рана, нанесенная подобному изображению страшным и несомненным эхом отзывается на теле оригинала. Кама, искалывая шпилькой восковую куклу, тем самым наносила на расстоянии невидимые раны Хелене.
— Какое безумие, суеверие! — возмущенно вскричал я. — Это предрассудок, недостойный человека двадцатого века! Ты, Анджей, ошибаешься!
— Такова правда, дорогой Ежи! Магическая операция, даже в тех случаях, когда она свершается неумело, из суеверия либо в безумии, часто оказывается действенна и достигает своей цели, если реализуется сильно сконцентрированной волей. Орудие, используемое магом в своей практике — лишь символ великого магического фактора, который под влиянием злой воли оператора превращается в ядовитую астральную проекцию. И горе тому, в кого направит он убийственные токи!… Черная магия, по существу, является культом Сатаны, ненавистью к идее добра, усиленной до бешеного пароксизма. Это клоака кощунства и преступлений, растлевающая волю и природу человека, превращающая его в омерзительного демонического монстра!
Страстный голос Вируша, акцент на последних словах произвели впечатление; его убежденность передалась мне.
Он тем временем снял с книжной полки несколько старинных томов, переплетенных в оранжевый сафьян, и разложил их на столе.
— Такую ужасную операцию знал один из самых древних на земле народов — таинственное племя аккадов в Азии, использовали ее древние индусы, евреи, египтяне и греки; а в мрачном средневековье колдовство сделалось поистине оргией безумий и преступлений. Ты знаком с этой книгой? — спросил он внезапно, протягивая мне толстый, мелким готическим шрифтом заполненный фолиант.
— «Magiae naturalis libri XX», Джанбатиста Порта, прочитал я название.
— Необыкновенная книга, — продолжал Вируш, с пиететом переворачивая страницы. — Одно из основных произведений старого оккультизма. А вот мрачный Гленвилл и его «Sadducismus triumphatus», книга странная, как само безумие, и страшная, как видения безумца. Оба эти человека разных национальностей, живших в разное время, верили в мощь Дьявола и культ Сатаны.
Я взял в руки тяжелый, переплетенный в пергамент том с виньеткой, напоминающей гениальный цикл фантазий Гойи «Капричос».
— А это что за книга?
— Дель Рио и его шесть книг «Disquisitiones magicae». А вот «Псевдомонархия демонов» и «Прельстительные призраки сатанинские», пожалуй, самого фанатичного преследователя сатанизма и ведьмовства в Германии Иоганнеса Вира. Ты найдешь на этой полке потрясающую «Демономанию колдунов» Жана Бодена и Ремигиуса Лотарингского «Демонолатрию», Иеронима Кардануса «О разнородности вещей», Томазо Кампанеллу «О сущности вещей и о магии». Никто из них не сомневался в результатах астральных проекций на расстоянии, хотя по мере развития знаний и изучения природы человека эти операции каждый называет по-своему. А сущность явления остается все та же: злая, преступная и таинственная.
— А почему в наше время не слышно насчет подобной практики?
— Ты ошибаешься, Ежи. И сегодня происходит то же самое, разве, пожалуй, реже и в иной форме. Ты не слышал об опытах выдающегося французского психиатра Буарака, о его книге «Psychologie inconnu». Или об экспериментах полковника де Рохаса.
— Слышал. Кажется, последний писал об экстериозации?
— Именно об этом и речь. Опыты его и Буарака по накалыванию поверхности воды в стакане, на которую отчасти перенесена пневматическая пленка пациента, сегодня известны повсюду среди психиатров и неврологов.
— Неужели эти явления того же происхождения, что и суеверия полусумасшедших средневековых истеричек?
— Несомненно, только без всякого демонизма. У нас, в Польше, народ и сегодня верит, что с помощью фигурок, отлитых из воска или свинца, можно колдовать. Об этом свидетельствует предисловие к классическому произведению XVII века под названием «Сведущая колдунья». Подобным процедурам посвящены уголовные акты города Познани за 1544 год: тогда сожгли на костре за колдовство Дороту Гнечкову, она по просьбе пани Керской «лила воск на воду, дабы вора, унесшего деньги пани Керской, парсуну изобразить. А воск ливши, сперва три молитвы читала: пошла пречистая Дева Мария; ждал ее Сын Божий и спросил: куда ты идешь, Матушка моя дорогая? — А иду я, милый мой Сын, заколдовать вора, который учинил ущерб этой пани. — Сотвори, Пречистая Дева, своей божественной силой, силой всех Святых Господних и моей силой, чтобы на этом месте стал человек, деньги укравший, во имя Отца и Сына и Святого духа. При этих словах, когда весь воск был уже вылит, показался холоп пани Керской, названные деньги укравший…»
— Да, богохульное смешение христианства с ведьмовством…
— Разумеется. Подобные попытки привлечения святой Троицы и апостолов в суеверия и колдовские занятия нередко встречаются в анналах нашего оккультизма. Таковы проявления религиозной извращенности, апогей коей — почитание Сатаны и черная месса.
— А что известно о подобных операциях в связи с историческими личностями?
— Многое. Как раз упомянутый Дель Рио, книгу коего «Исследования магии» ты только что смотрел, в связи с таинственной смертью французского короля Карла IX утверждает, что он погиб в результате пробития in effigie, совершенного из мести еретиками за преследование их веры. Наш почтенный Бенедикт Хмелевский так описывает данную процедуру в «Новых Афинах»:
«Еретики нашли таких чернокнижников, кои его портрет, alias куклу отлив из воска ad instar короля, изображение сие затем кололи различными инструментами то в голову, то в бок, то в сердце, то в ноги; а король во всех тех членах испытывал невыносимую боль, коей не могли утишить самые знаменитые медики».
— Ты сам, однако, признаешь: подобные утверждения не стоит защищать «почтенностью» автора «Новых Афин»?
— Естественно. Впрочем, я привел не его мнение, а цитату, к тому же смерть Карла IX наделала много шуму, и дело было отнюдь не исключительно. Я мог бы привести тебе тысячи примеров. Например, в Англии во времена Генриха I специально издавались законы, карающие операции с восковыми фигурками, которые называли тогда vultivoli или vultruarii. Вальтер Скотт в одном из своих писем о демонологии сообщает: в Шотландии смерть короля Дуффуса последовала от того, что было проколото его изображение, отлитое из воска.
— Все это звучит фантастично, трудно поверить. Похоже на странный сказ, порожденный умом наивным и коварным. Остается лишь дивиться злобной изобретательности.
— Демонизм человеческой натуры облекается в самые удивительные образы и формы. Мрачный ужас от обрядов некоторых первобытных народов загадочно ассоциируется с юмором экспрессии и создает чудовищный сплав, названный гротеском. Из бездны жизни порой выглядывают издевательски ухмыляющиеся личины.
— Смех и ужас — какое странное сопоставление!
— Странное, но ведь столь частое. Не характерно ли, что череп всегда смеется?
Анджей опустил голову и задумался.
— Символика народных суеверий, — заговорил он, немного помолчав, — полна внутреннего смысла и значения, в ней кроется зародыш глубокой философии. Надо лишь уметь видеть знаки…
Он снял с полки тяжелый фолиант in quarto в вишневом переплете с медной застежкой.
— Мои драгоценные диковинки! — продолжал он, открыв книгу. — Долго и кропотливо я собирал старинные польские книги и рукописи по колдовству. Прочти!
— «Польского чернокнижия, рукою Анджея Вируша, адепта Тайной Науки, составленные пять книг, или Польский Пентатеух по колдовству».
— Читай дальше. — Книга первая: «Процедура дьявольского закона 1570 года от Рождества Христова». Книга вторая: Станислава Поклятецкого «Разоблачение чернокнижных ошибок, вероломства тьмаков и алхимической лжи в 1595 году от Рождества Христова». Книга третья: «Thesaurus magicus» 1637 года. Книга четвертая: «Колдуньи по призванию», 1639 год. Книга пятая и последняя: «Appendix, или Собрание различных рецептов и колдовских заклятий».
— Теперь открой страницу 323!
— Да.
— Читай третий абзац сверху!
— «Способы употребления колдовской куклы: homunculus cereus alias восковым человечком называемый». Да уж, книжечка…
— И дальше!
— «Как только гомункулусу таковому, наподобие избранной жертвы сотворенного, волосы оной особы или зубы ее вставишь, приготовь тогда и лук. Лук сделай из терновника, тетиву из шерсти козла изготовь, а стрелы из рыбьих костей или из гвоздей для подков. Когда же человечка оного и лук терновый прекрасно приспособишь, терпеливо дождись появления Сатурна либо Марса.
Как скоро фигуры сии враждебные на небе зажгутся, натяни лук и пусти стрелу в грудь, в сердце куклы…»
— Clausura nigromanticae — объяснил Вируш. — Слово заимствовано у Парацельса. Переверни две страницы и читай дальше!
— «В ночь тихую, в ночь лунную возьми девичье зеркало, не раз отражавшее личико красной девицы, и, погрузив в кадку с водой, зеркальной поверхностью обрати к свету. Когда же луна взойдет и в глубь кадки заглянет, брось на зеркало венок, сплетенный из тряпиц рубашки, испачканной кровью девичьей, что месячной хворью мается. Венок же, когда светом лунным напитается, возложи на голову кукле…»
— У этого фрагмента окончания нет.
Я снова перевернул страницу и читал далее:
— «Раздел 10. Колдовские таинства народа на Куявах в XVII веке…Ежели на кого немилого тебе хворобу навести захочешь, слепи сперва из воска или из свежей глины маленькую куклу, фигурой и формой на человека того похожую, на кого хворобу напустить желаешь, а слепив, несколько волосков из-под мышки, либо зуб его, либо ноготь к кукле замешай… После с членов фигурки меру возьми ниткой, пропитанной в раздавленном пауке, меру ту привяжи за шею жабе или старой лягушке, какую в своем саду найдешь. А как меру эту на шее в виде петли повесишь, проколи лягушке глаз иглой, коей шит был саван для умершего… И верь, через неделю, самое большее, враг твой сердечный тяжко занеможет…»
— Не заметил ли ты в этом злом рецепте нечто вроде симпатического метода? — спросил, улыбаясь, Анджей.
— И в самом деле: любопытная связь между куклой, животным и жертвой.
— Если желаешь что-нибудь знать о магической гомеопатии, или о так называемой magia contagiosa, то есть заразной магии, послушай еще один рецепт: «Привяжи гомункулу на шею тряпицу, смоченную кровью хворой девицы, и кусок мяса от свиньи или зараженной овцы, а привязав, меру приложи из нити заговоренной. Очень скоро тело того, подобно кому был вылеплен гомункулус, покроется нарывами и зачахнет…»
— Если все эти дьявольские процедуры хотя бы отчасти достигали когда-нибудь цели, а не просто плод сумасшедшего вымысла, я правильно сделал, забрав куклу у Камы.
— Несомненно. Кама грозный враг — она вооружена сильным умом, посвящена в таинства магического знания. Однако ты ошибаешься, надеясь, что фигурка уже вне пределов ее «магического обстрела»!
— Но ведь фигурка у нас!
— Это не меняет дела. Кама по-прежнему остается с куколкой в астральном контакте и с ее помощью несомненно и впредь постарается вредить Хелене.
Я бессильно опустил голову.
— Что же делать? Неужели нет спасения?
— Есть, если ты согласишься на возможную «смерть» Камы.
— Смерть?
— Смерть или возвращение в стихию, которая ее породила.
— Я избираю второе.
— Увы, выбор зависит не от тебя.
— А от кого же?
— От того, в какой форме существует Кама в настоящую минуту. Если снова овладела астральной схемой Ястроня и существует в человеческом образе, она должна погибнуть, если же она саламандра, то переживет, возможно, лишь временное потрясение на своем магическом пути, а принять человеческий облик уже не сможет никогда.
— В таком случае, поступай, как сочтешь нужным.
— Предупреждаю: коль скоро мы решаемся на эту рискованную борьбу, оба подвергаемся смертельной опасности.
— Я с радостью отдам свою жизнь за жизнь Хелены. Тяжело виноват я перед ней.
Анджей пожал мне руку.
— Прежде всего необходимо ослабить связь между Хеленой и ее восковым двойником, — сказал он, снимая с пальцев куклы ногти и убирая с головки волосы. — Так. Теперь контакт отчасти ослаблен.
Он собрал волосы и ногти в стеклянную баночку и, держа ее на ладони, второй рукой начал описывать вокруг нее концентрические круги.
— Порядок! — вздохнул он с облегчением через несколько минут. — Теперь они замкнуты словно в магическом шаре. Доступ со всех сторон отрезан.
Он поставил баночку на стол.
— Следующая операция — во что бы то ни стало пресечь астральный шнур, соединяющий куклу с твоей нареченной. Именно здесь нам грозит наибольшая опасность.
— Почему нам?
— Восковая фигурка пропитана флюидами Хелены и ее соперницы; флюид первой — невинен и пассивен, соединенный астральной пуповиной с ее физическим телом, он все еще остается под влиянием Камы, направляющей на куклу концентр губительных токов. Если я сейчас выделю астральные элементы панны Гродзенской и прикажу им вернуться к материнскими истокам, произойдет местное нарушение равновесия астральных форм, в которое уже довольно давно сложились оба флюида. Любое астральное движение совершается по кругу, поэтому любой заряд, магнетический и флюидный, не встретив на своем пути намеченную цель, неизбежно возвращается к исходному пункту. Иначе говоря, астральная среда снова должна обрести состояние равновесия, поколебленное моим вмешательством.
— Отсюда следует — вредоносные потоки, исходящие от Камы, должны к ней вернуться, ведь так?
— Естественно. Вызванный магом астральный концентр, являющийся по сути напряженной волей, всегда достигает цели и не может отступить, не вызвав чьей-либо смерти. Если объект атаки уклонится с его пути, убийственный ток возвращается к тому, кто его выслал и поражает его.
— Поразительное явление! Значит, в подобном случае маг погибает, пораженный собственным ядом?
— Да. Такое явление называется в магии ревальвацией. Таким образом, оператор часто бывает подвержен великому закону «репробации», то есть магического «наказания».
— У меня мелькнуло сопоставление с известной историей из «Нового Завета» о демонах, изгнанных из тела одержимого и вошедших в свиней.
— Совершенно верно, Ежи. Христос, столь удивительно излечив несчастного одержимого, совершил чудо, свидетельствующее о его высокой магической силе: он прервал магнетический ток, направленный на одержимого злой волей. Весьма необычный в его деянии элемент: черные силы, овладевшие телом несчастного, были вынуждены вселиться в другой, низший организм. Изгнанный из человека астральный ток был направлен на животных, и они, одержимые демонами, бросились в море и утонули.
— Значит, не нам грозит опасность в случае разрыва контакта с Хеленой, а Каме?
— Ах, если бы Кама не была осведомлена, что черный маг, освобождающий кого-нибудь от колдовства, должен иметь в резерве вторую жертву; иначе удар поразит его самого.
— Не понимаю. Ведь Кама, наверняка, не намеревается освободить Хелену от своей власти?
— Верно, однако, я заставлю ее это сделать, прервав магическую связь между куклой и твоей невестой. Эффект такой же, как если бы Кама добровольно освободила от чар свою соперницу. В любом случае, она предусмотрела такую возможность и без сомнения затянула двойную петлю. Все дело в том, кому предназначена роль «заместителя» жертвы и кого поразит «заряд», отведенный от Хелены?
— Теперь понимаю. Нетрудно догадаться — одного из нас.
— Да, ты или я… Я остро чувствую — весь мой дом пронизан мстительным ядом этого злобного существа. Предугадываю, она обладает мощной силой и удар будет сокрушительный.
— Каким образом?
— Видишь араукарию?… Мое любимое растение — память о ней, единственный и последний подарок в день расставания. Араукария полна сил и соков, быть может, она нас спасет, выдержит ядовитый удар…
Я удивленно взглянул на него, не поняв мысли.
— Не понимаешь, Ежи? Прежде чем прервать связь с Хеленой, я свяжу куклу с араукарией.
— Разве поможет другая связь?
— Возможно отчасти. Араукария тоже органическое существо, не примет ли она на себя удар, предназначенный одному из нас?
Он сделал между фигуркой и растением несколько эллиптических пассов.
— Связь налажена, — Анджей опустил руку. — Сейчас разорвем цепь с Хеленой.
Он посмотрел на меня. В светлых живых глазах его я впервые увидел скупые слезы…
— Ежи! — заговорил он взволнованно. — Нам необходимо проститься. Возможно, мы видимся последний раз. Прощай, Юр!… Я любил тебя как сына… До свидания… на том берегу!…
Я бросился в его объятия, рыдания душили меня…
Через минуту Анджей уже «искал» направление, где следовало развязать «астральный узел». Устремив взор в пространство, с напряженно вытянутыми руками он быстро вращался вокруг вертикальной оси собственного тела, словно факир в вихре танца. Наконец нашел… резко остановился, будто вкопанный, и начал делать руками странные, поначалу едва уловимые движения. Но вот я различил две линии: одна кривая направлялась к нам, другая вела в противоположную сторону: сочетание их напоминало гиперболу…
Вдруг Вируш весь подобрался, словно для прыжка и, подняв правую ладонь вверх, резко рассек пространство между невидимыми линиями. Я невольно задрожал…
А он, тяжко опершись рукой на мое плечо, глазами показал на араукарию:
— Взгляни туда!
За одно мгновение прекрасное роскошное растение странно изменилось. Словно спаленное огненным вихрем, оно моментально изменило цвет; вместо сочного зеленого ствола и листочков-хвои в вазоне стоял рыже-ржавый, спекшийся в горячке скелет. Еще секунду назад буйные упругие ветви беспомощно повисли, свернулась хвоя, омытая ядом, конвульсиями боли искривились ствол и ветви. На наших глазах араукария погибала…
Не успел я оправиться от испуга, как раздался глухой зловещий гул. Инстинктивно я обратился к Анджею.
— Что это?
Лицо моего друга смертельно побледнело, глаза фосфоресцировали безумным светом.
— Дом рушится… — ответил он беззвучно.
Вируш был прав, во все стороны от пола до потолка разбегались, зловеще пересекаясь, длинные трещины…
Руки Анджея судорожно впилась в мое плечо.
— Посмотри туда! — прошептал он побелевшими губами. — Вон там, там, за столом, в углу у стены!… Видишь?!… Это он!…
В адском грохоте рушащегося дома я вдруг увидел в углу на полу обнаженное человеческое тело — нет! — не тело, скелет, чудовищно исхудалый, обтянутый желтой, как пергамент, кожей скелет человека. От шеи до левой стопы наискось тело прорезала длинная, набухшая кровью полоса, словно от удара молнии. Там, куда пришелся удар, кожа лопнула на ширину двух пальцев, обнажив черные обугленные ткани… Страшная сила поразила эти человеческие останки… Маленькое лицо, искривленное жестокой ухмылкой, рыжая бородка клинышком… я узнал Ястроня…
Словно во сне прозвучали последние, вздоху умирающего подобные слова Анджея:
— Она выбрала его…
Громыхание, скрежет словно потрясли основание мира и заглушили все. Заколебались стены, зашатались своды и с невыносимым грохотом рухнули. В мгновение ока вилла превратилась в руину мелких, ослепительно белых камней. А среди стертого чуть не в порошок дома стоял я, чудом уцелевший человек. Немного дальше лежало тело Ястроня, надо мной сияло послеполуденное солнце…
— Анджей! — позвал я, словно беспомощный ребенок. — Анджей!…
И оглянулся в поисках друга — напрасно! Вируш исчез. Я остался один — совсем один…
Будто в насмешку сияло солнце и заливало ослепительным светом пустоту. Откуда-то из щели выскользнула крупная черно-золотая ящерица, пробежала по телу Ястроня и снова исчезла в развалинах… Я потерял сознание…
ЭПИЛОГ
— Ну и ну, — вскликнул вдруг Вируш, рассматривая у куклы руки. — Ты рассмотрел пальцы?
— И в самом деле удивительно! Даже ногти есть. Что за точность исполнения!
— Скорее основательность и тщательность. Ты знаешь, чьи это ногти?
— Полагаю, искусственные, из какой-нибудь массы.
— А я, напротив, уверен, ногти тоже Хелены. Кама раздобыла их каким-то хитрым способом.
Слова Анджея всколыхнули полузабытое воспоминание минувших дней.
— Подожди, что-то такое помнится… Да! Хелена однажды рассказала мне, год назад, примерно, о какой-то нищенке, заставшей ее на веранде во время утреннего маникюра…
— Итак, я прав.
— Но какая связь между изображением и болезнью Хелены?
— Очень простая и явная. Прикрепив к восковой фигурке волосы и ногти соперницы, Кама завязала между ними астральные симпатические связи. Заполучив таким образом препарированную куклу, она обрела почти абсолютную власть над телом Хелены.
— Не могу поверить! Если ты прав, девушка погибла! Нет, нет! Это невозможно! Каким образом обладание волосами или ногтями может дать такую власть над человеком?
— Кому-нибудь — конечно нет; но владеющей тайнами черной магии — да. Ведь даже самая крошечная частица нашего тела, более того, любая, даже совсем недолго бывшая в употреблении часть одежды, любой предмет, мимоходом взятый в руку, насыщен в большей или меньшей степени нашими флюидами. На всем, чего бы ни коснулся человек, он оставляет след своего астросома. В момент контакта от нас отделяется нечто из нашей психофизической пневмы и проникает в предмет, которого мы касались. Индивиды гипервпечатлительные чувствуют остатки астральных следов на одежде или предметах, принадлежавших даже давно умершим.
— Астральные реманенты, — прошептал я задумчиво.
— Да. Именно им мы обязаны целым рядом явлений из области так называемой психометрии.
— Итак, допустим Каме и в самом деле удалось таким способом установить особую связь между изображением и Хеленой — и что же? Почему такая связь вызвала бы у нее болезненные явления?
Вместо ответа Анджей поднес ближе куколку.
— Видишь эти отверстия в разных местах восковой плоти?
— Да, действительно. Похоже, уколы шпилькой.
— Именно. Следы магической операции, произведенной Камой, дабы уничтожить ненавистную соперницу.
— Невозможно! Просто быть не может!
— У меня это не вызывает сомнений. Уже давно доказано: любая рана, нанесенная подобному изображению страшным и несомненным эхом отзывается на теле оригинала. Кама, искалывая шпилькой восковую куклу, тем самым наносила на расстоянии невидимые раны Хелене.
— Какое безумие, суеверие! — возмущенно вскричал я. — Это предрассудок, недостойный человека двадцатого века! Ты, Анджей, ошибаешься!
— Такова правда, дорогой Ежи! Магическая операция, даже в тех случаях, когда она свершается неумело, из суеверия либо в безумии, часто оказывается действенна и достигает своей цели, если реализуется сильно сконцентрированной волей. Орудие, используемое магом в своей практике — лишь символ великого магического фактора, который под влиянием злой воли оператора превращается в ядовитую астральную проекцию. И горе тому, в кого направит он убийственные токи!… Черная магия, по существу, является культом Сатаны, ненавистью к идее добра, усиленной до бешеного пароксизма. Это клоака кощунства и преступлений, растлевающая волю и природу человека, превращающая его в омерзительного демонического монстра!
Страстный голос Вируша, акцент на последних словах произвели впечатление; его убежденность передалась мне.
Он тем временем снял с книжной полки несколько старинных томов, переплетенных в оранжевый сафьян, и разложил их на столе.
— Такую ужасную операцию знал один из самых древних на земле народов — таинственное племя аккадов в Азии, использовали ее древние индусы, евреи, египтяне и греки; а в мрачном средневековье колдовство сделалось поистине оргией безумий и преступлений. Ты знаком с этой книгой? — спросил он внезапно, протягивая мне толстый, мелким готическим шрифтом заполненный фолиант.
— «Magiae naturalis libri XX», Джанбатиста Порта, прочитал я название.
— Необыкновенная книга, — продолжал Вируш, с пиететом переворачивая страницы. — Одно из основных произведений старого оккультизма. А вот мрачный Гленвилл и его «Sadducismus triumphatus», книга странная, как само безумие, и страшная, как видения безумца. Оба эти человека разных национальностей, живших в разное время, верили в мощь Дьявола и культ Сатаны.
Я взял в руки тяжелый, переплетенный в пергамент том с виньеткой, напоминающей гениальный цикл фантазий Гойи «Капричос».
— А это что за книга?
— Дель Рио и его шесть книг «Disquisitiones magicae». А вот «Псевдомонархия демонов» и «Прельстительные призраки сатанинские», пожалуй, самого фанатичного преследователя сатанизма и ведьмовства в Германии Иоганнеса Вира. Ты найдешь на этой полке потрясающую «Демономанию колдунов» Жана Бодена и Ремигиуса Лотарингского «Демонолатрию», Иеронима Кардануса «О разнородности вещей», Томазо Кампанеллу «О сущности вещей и о магии». Никто из них не сомневался в результатах астральных проекций на расстоянии, хотя по мере развития знаний и изучения природы человека эти операции каждый называет по-своему. А сущность явления остается все та же: злая, преступная и таинственная.
— А почему в наше время не слышно насчет подобной практики?
— Ты ошибаешься, Ежи. И сегодня происходит то же самое, разве, пожалуй, реже и в иной форме. Ты не слышал об опытах выдающегося французского психиатра Буарака, о его книге «Psychologie inconnu». Или об экспериментах полковника де Рохаса.
— Слышал. Кажется, последний писал об экстериозации?
— Именно об этом и речь. Опыты его и Буарака по накалыванию поверхности воды в стакане, на которую отчасти перенесена пневматическая пленка пациента, сегодня известны повсюду среди психиатров и неврологов.
— Неужели эти явления того же происхождения, что и суеверия полусумасшедших средневековых истеричек?
— Несомненно, только без всякого демонизма. У нас, в Польше, народ и сегодня верит, что с помощью фигурок, отлитых из воска или свинца, можно колдовать. Об этом свидетельствует предисловие к классическому произведению XVII века под названием «Сведущая колдунья». Подобным процедурам посвящены уголовные акты города Познани за 1544 год: тогда сожгли на костре за колдовство Дороту Гнечкову, она по просьбе пани Керской «лила воск на воду, дабы вора, унесшего деньги пани Керской, парсуну изобразить. А воск ливши, сперва три молитвы читала: пошла пречистая Дева Мария; ждал ее Сын Божий и спросил: куда ты идешь, Матушка моя дорогая? — А иду я, милый мой Сын, заколдовать вора, который учинил ущерб этой пани. — Сотвори, Пречистая Дева, своей божественной силой, силой всех Святых Господних и моей силой, чтобы на этом месте стал человек, деньги укравший, во имя Отца и Сына и Святого духа. При этих словах, когда весь воск был уже вылит, показался холоп пани Керской, названные деньги укравший…»
— Да, богохульное смешение христианства с ведьмовством…
— Разумеется. Подобные попытки привлечения святой Троицы и апостолов в суеверия и колдовские занятия нередко встречаются в анналах нашего оккультизма. Таковы проявления религиозной извращенности, апогей коей — почитание Сатаны и черная месса.
— А что известно о подобных операциях в связи с историческими личностями?
— Многое. Как раз упомянутый Дель Рио, книгу коего «Исследования магии» ты только что смотрел, в связи с таинственной смертью французского короля Карла IX утверждает, что он погиб в результате пробития in effigie, совершенного из мести еретиками за преследование их веры. Наш почтенный Бенедикт Хмелевский так описывает данную процедуру в «Новых Афинах»:
«Еретики нашли таких чернокнижников, кои его портрет, alias куклу отлив из воска ad instar короля, изображение сие затем кололи различными инструментами то в голову, то в бок, то в сердце, то в ноги; а король во всех тех членах испытывал невыносимую боль, коей не могли утишить самые знаменитые медики».
— Ты сам, однако, признаешь: подобные утверждения не стоит защищать «почтенностью» автора «Новых Афин»?
— Естественно. Впрочем, я привел не его мнение, а цитату, к тому же смерть Карла IX наделала много шуму, и дело было отнюдь не исключительно. Я мог бы привести тебе тысячи примеров. Например, в Англии во времена Генриха I специально издавались законы, карающие операции с восковыми фигурками, которые называли тогда vultivoli или vultruarii. Вальтер Скотт в одном из своих писем о демонологии сообщает: в Шотландии смерть короля Дуффуса последовала от того, что было проколото его изображение, отлитое из воска.
— Все это звучит фантастично, трудно поверить. Похоже на странный сказ, порожденный умом наивным и коварным. Остается лишь дивиться злобной изобретательности.
— Демонизм человеческой натуры облекается в самые удивительные образы и формы. Мрачный ужас от обрядов некоторых первобытных народов загадочно ассоциируется с юмором экспрессии и создает чудовищный сплав, названный гротеском. Из бездны жизни порой выглядывают издевательски ухмыляющиеся личины.
— Смех и ужас — какое странное сопоставление!
— Странное, но ведь столь частое. Не характерно ли, что череп всегда смеется?
Анджей опустил голову и задумался.
— Символика народных суеверий, — заговорил он, немного помолчав, — полна внутреннего смысла и значения, в ней кроется зародыш глубокой философии. Надо лишь уметь видеть знаки…
Он снял с полки тяжелый фолиант in quarto в вишневом переплете с медной застежкой.
— Мои драгоценные диковинки! — продолжал он, открыв книгу. — Долго и кропотливо я собирал старинные польские книги и рукописи по колдовству. Прочти!
— «Польского чернокнижия, рукою Анджея Вируша, адепта Тайной Науки, составленные пять книг, или Польский Пентатеух по колдовству».
— Читай дальше. — Книга первая: «Процедура дьявольского закона 1570 года от Рождества Христова». Книга вторая: Станислава Поклятецкого «Разоблачение чернокнижных ошибок, вероломства тьмаков и алхимической лжи в 1595 году от Рождества Христова». Книга третья: «Thesaurus magicus» 1637 года. Книга четвертая: «Колдуньи по призванию», 1639 год. Книга пятая и последняя: «Appendix, или Собрание различных рецептов и колдовских заклятий».
— Теперь открой страницу 323!
— Да.
— Читай третий абзац сверху!
— «Способы употребления колдовской куклы: homunculus cereus alias восковым человечком называемый». Да уж, книжечка…
— И дальше!
— «Как только гомункулусу таковому, наподобие избранной жертвы сотворенного, волосы оной особы или зубы ее вставишь, приготовь тогда и лук. Лук сделай из терновника, тетиву из шерсти козла изготовь, а стрелы из рыбьих костей или из гвоздей для подков. Когда же человечка оного и лук терновый прекрасно приспособишь, терпеливо дождись появления Сатурна либо Марса.
Как скоро фигуры сии враждебные на небе зажгутся, натяни лук и пусти стрелу в грудь, в сердце куклы…»
— Clausura nigromanticae — объяснил Вируш. — Слово заимствовано у Парацельса. Переверни две страницы и читай дальше!
— «В ночь тихую, в ночь лунную возьми девичье зеркало, не раз отражавшее личико красной девицы, и, погрузив в кадку с водой, зеркальной поверхностью обрати к свету. Когда же луна взойдет и в глубь кадки заглянет, брось на зеркало венок, сплетенный из тряпиц рубашки, испачканной кровью девичьей, что месячной хворью мается. Венок же, когда светом лунным напитается, возложи на голову кукле…»
— У этого фрагмента окончания нет.
Я снова перевернул страницу и читал далее:
— «Раздел 10. Колдовские таинства народа на Куявах в XVII веке…Ежели на кого немилого тебе хворобу навести захочешь, слепи сперва из воска или из свежей глины маленькую куклу, фигурой и формой на человека того похожую, на кого хворобу напустить желаешь, а слепив, несколько волосков из-под мышки, либо зуб его, либо ноготь к кукле замешай… После с членов фигурки меру возьми ниткой, пропитанной в раздавленном пауке, меру ту привяжи за шею жабе или старой лягушке, какую в своем саду найдешь. А как меру эту на шее в виде петли повесишь, проколи лягушке глаз иглой, коей шит был саван для умершего… И верь, через неделю, самое большее, враг твой сердечный тяжко занеможет…»
— Не заметил ли ты в этом злом рецепте нечто вроде симпатического метода? — спросил, улыбаясь, Анджей.
— И в самом деле: любопытная связь между куклой, животным и жертвой.
— Если желаешь что-нибудь знать о магической гомеопатии, или о так называемой magia contagiosa, то есть заразной магии, послушай еще один рецепт: «Привяжи гомункулу на шею тряпицу, смоченную кровью хворой девицы, и кусок мяса от свиньи или зараженной овцы, а привязав, меру приложи из нити заговоренной. Очень скоро тело того, подобно кому был вылеплен гомункулус, покроется нарывами и зачахнет…»
— Если все эти дьявольские процедуры хотя бы отчасти достигали когда-нибудь цели, а не просто плод сумасшедшего вымысла, я правильно сделал, забрав куклу у Камы.
— Несомненно. Кама грозный враг — она вооружена сильным умом, посвящена в таинства магического знания. Однако ты ошибаешься, надеясь, что фигурка уже вне пределов ее «магического обстрела»!
— Но ведь фигурка у нас!
— Это не меняет дела. Кама по-прежнему остается с куколкой в астральном контакте и с ее помощью несомненно и впредь постарается вредить Хелене.
Я бессильно опустил голову.
— Что же делать? Неужели нет спасения?
— Есть, если ты согласишься на возможную «смерть» Камы.
— Смерть?
— Смерть или возвращение в стихию, которая ее породила.
— Я избираю второе.
— Увы, выбор зависит не от тебя.
— А от кого же?
— От того, в какой форме существует Кама в настоящую минуту. Если снова овладела астральной схемой Ястроня и существует в человеческом образе, она должна погибнуть, если же она саламандра, то переживет, возможно, лишь временное потрясение на своем магическом пути, а принять человеческий облик уже не сможет никогда.
— В таком случае, поступай, как сочтешь нужным.
— Предупреждаю: коль скоро мы решаемся на эту рискованную борьбу, оба подвергаемся смертельной опасности.
— Я с радостью отдам свою жизнь за жизнь Хелены. Тяжело виноват я перед ней.
Анджей пожал мне руку.
— Прежде всего необходимо ослабить связь между Хеленой и ее восковым двойником, — сказал он, снимая с пальцев куклы ногти и убирая с головки волосы. — Так. Теперь контакт отчасти ослаблен.
Он собрал волосы и ногти в стеклянную баночку и, держа ее на ладони, второй рукой начал описывать вокруг нее концентрические круги.
— Порядок! — вздохнул он с облегчением через несколько минут. — Теперь они замкнуты словно в магическом шаре. Доступ со всех сторон отрезан.
Он поставил баночку на стол.
— Следующая операция — во что бы то ни стало пресечь астральный шнур, соединяющий куклу с твоей нареченной. Именно здесь нам грозит наибольшая опасность.
— Почему нам?
— Восковая фигурка пропитана флюидами Хелены и ее соперницы; флюид первой — невинен и пассивен, соединенный астральной пуповиной с ее физическим телом, он все еще остается под влиянием Камы, направляющей на куклу концентр губительных токов. Если я сейчас выделю астральные элементы панны Гродзенской и прикажу им вернуться к материнскими истокам, произойдет местное нарушение равновесия астральных форм, в которое уже довольно давно сложились оба флюида. Любое астральное движение совершается по кругу, поэтому любой заряд, магнетический и флюидный, не встретив на своем пути намеченную цель, неизбежно возвращается к исходному пункту. Иначе говоря, астральная среда снова должна обрести состояние равновесия, поколебленное моим вмешательством.
— Отсюда следует — вредоносные потоки, исходящие от Камы, должны к ней вернуться, ведь так?
— Естественно. Вызванный магом астральный концентр, являющийся по сути напряженной волей, всегда достигает цели и не может отступить, не вызвав чьей-либо смерти. Если объект атаки уклонится с его пути, убийственный ток возвращается к тому, кто его выслал и поражает его.
— Поразительное явление! Значит, в подобном случае маг погибает, пораженный собственным ядом?
— Да. Такое явление называется в магии ревальвацией. Таким образом, оператор часто бывает подвержен великому закону «репробации», то есть магического «наказания».
— У меня мелькнуло сопоставление с известной историей из «Нового Завета» о демонах, изгнанных из тела одержимого и вошедших в свиней.
— Совершенно верно, Ежи. Христос, столь удивительно излечив несчастного одержимого, совершил чудо, свидетельствующее о его высокой магической силе: он прервал магнетический ток, направленный на одержимого злой волей. Весьма необычный в его деянии элемент: черные силы, овладевшие телом несчастного, были вынуждены вселиться в другой, низший организм. Изгнанный из человека астральный ток был направлен на животных, и они, одержимые демонами, бросились в море и утонули.
— Значит, не нам грозит опасность в случае разрыва контакта с Хеленой, а Каме?
— Ах, если бы Кама не была осведомлена, что черный маг, освобождающий кого-нибудь от колдовства, должен иметь в резерве вторую жертву; иначе удар поразит его самого.
— Не понимаю. Ведь Кама, наверняка, не намеревается освободить Хелену от своей власти?
— Верно, однако, я заставлю ее это сделать, прервав магическую связь между куклой и твоей невестой. Эффект такой же, как если бы Кама добровольно освободила от чар свою соперницу. В любом случае, она предусмотрела такую возможность и без сомнения затянула двойную петлю. Все дело в том, кому предназначена роль «заместителя» жертвы и кого поразит «заряд», отведенный от Хелены?
— Теперь понимаю. Нетрудно догадаться — одного из нас.
— Да, ты или я… Я остро чувствую — весь мой дом пронизан мстительным ядом этого злобного существа. Предугадываю, она обладает мощной силой и удар будет сокрушительный.
— Каким образом?
— Видишь араукарию?… Мое любимое растение — память о ней, единственный и последний подарок в день расставания. Араукария полна сил и соков, быть может, она нас спасет, выдержит ядовитый удар…
Я удивленно взглянул на него, не поняв мысли.
— Не понимаешь, Ежи? Прежде чем прервать связь с Хеленой, я свяжу куклу с араукарией.
— Разве поможет другая связь?
— Возможно отчасти. Араукария тоже органическое существо, не примет ли она на себя удар, предназначенный одному из нас?
Он сделал между фигуркой и растением несколько эллиптических пассов.
— Связь налажена, — Анджей опустил руку. — Сейчас разорвем цепь с Хеленой.
Он посмотрел на меня. В светлых живых глазах его я впервые увидел скупые слезы…
— Ежи! — заговорил он взволнованно. — Нам необходимо проститься. Возможно, мы видимся последний раз. Прощай, Юр!… Я любил тебя как сына… До свидания… на том берегу!…
Я бросился в его объятия, рыдания душили меня…
Через минуту Анджей уже «искал» направление, где следовало развязать «астральный узел». Устремив взор в пространство, с напряженно вытянутыми руками он быстро вращался вокруг вертикальной оси собственного тела, словно факир в вихре танца. Наконец нашел… резко остановился, будто вкопанный, и начал делать руками странные, поначалу едва уловимые движения. Но вот я различил две линии: одна кривая направлялась к нам, другая вела в противоположную сторону: сочетание их напоминало гиперболу…
Вдруг Вируш весь подобрался, словно для прыжка и, подняв правую ладонь вверх, резко рассек пространство между невидимыми линиями. Я невольно задрожал…
А он, тяжко опершись рукой на мое плечо, глазами показал на араукарию:
— Взгляни туда!
За одно мгновение прекрасное роскошное растение странно изменилось. Словно спаленное огненным вихрем, оно моментально изменило цвет; вместо сочного зеленого ствола и листочков-хвои в вазоне стоял рыже-ржавый, спекшийся в горячке скелет. Еще секунду назад буйные упругие ветви беспомощно повисли, свернулась хвоя, омытая ядом, конвульсиями боли искривились ствол и ветви. На наших глазах араукария погибала…
Не успел я оправиться от испуга, как раздался глухой зловещий гул. Инстинктивно я обратился к Анджею.
— Что это?
Лицо моего друга смертельно побледнело, глаза фосфоресцировали безумным светом.
— Дом рушится… — ответил он беззвучно.
Вируш был прав, во все стороны от пола до потолка разбегались, зловеще пересекаясь, длинные трещины…
Руки Анджея судорожно впилась в мое плечо.
— Посмотри туда! — прошептал он побелевшими губами. — Вон там, там, за столом, в углу у стены!… Видишь?!… Это он!…
В адском грохоте рушащегося дома я вдруг увидел в углу на полу обнаженное человеческое тело — нет! — не тело, скелет, чудовищно исхудалый, обтянутый желтой, как пергамент, кожей скелет человека. От шеи до левой стопы наискось тело прорезала длинная, набухшая кровью полоса, словно от удара молнии. Там, куда пришелся удар, кожа лопнула на ширину двух пальцев, обнажив черные обугленные ткани… Страшная сила поразила эти человеческие останки… Маленькое лицо, искривленное жестокой ухмылкой, рыжая бородка клинышком… я узнал Ястроня…
Словно во сне прозвучали последние, вздоху умирающего подобные слова Анджея:
— Она выбрала его…
Громыхание, скрежет словно потрясли основание мира и заглушили все. Заколебались стены, зашатались своды и с невыносимым грохотом рухнули. В мгновение ока вилла превратилась в руину мелких, ослепительно белых камней. А среди стертого чуть не в порошок дома стоял я, чудом уцелевший человек. Немного дальше лежало тело Ястроня, надо мной сияло послеполуденное солнце…
— Анджей! — позвал я, словно беспомощный ребенок. — Анджей!…
И оглянулся в поисках друга — напрасно! Вируш исчез. Я остался один — совсем один…
Будто в насмешку сияло солнце и заливало ослепительным светом пустоту. Откуда-то из щели выскользнула крупная черно-золотая ящерица, пробежала по телу Ястроня и снова исчезла в развалинах… Я потерял сознание…
ЭПИЛОГ
После долгой, бесконечно долгой ночи, надо мной склонилось лицо. Лицо знакомое и доброе. Я протянул руку. Руку пожала дружеская теплая ладонь.
— Вам нельзя двигаться! — сказал кто-то надо мной.
— Это вы, пан доктор? — спросил я, превозмогая чудовищную усталость, смежавшую мои веки железными пальцами.
— И говорить нельзя, — прозвучал тот же голос издалека.
Вопреки запрету я сел на постели. Узнал доктора Беганьского.
— Где я? Вернулся ли Вируш?
Вы у себя дома. С паном Вирушем я не знаком.
— Кто меня принес домой? И давно ли я здесь?
— Спокойно, спокойно. Лежите тихо, не делайте резких движений. Вы, к счастью, выздоравливаете после очень серьезной болезни; любые волнения могут вернуть ее.
— Какое сегодня число? — равнодушно осведомился я.
— Двадцать шестое июля.
Я сосчитал дни и мне сделалось не по себе.
— Значит, целый месяц без сознания?
— Неважно, с какого числа и как долго; слава Богу опасность миновала.
— Что со мной было? Воспаление мозга? Что?!
— Пан Ежи, — уклончиво ответил врач, — зачем вам название болезни? Номенклатура неважна. Прошло, минуло — давайте думать о минуте настоящей. Как вы чувствуете себя?
— Я страшно изнурен.
— Естественно. Несколько недель вы питались лишь простоквашей в минимальных порциях.
— А приходил ли Вируш?
— Никого не было. В начале июля принесли два письма; лежат у вас на столе, нераспечатанные.
— Спасибо, пан доктор! Вы спасли мне жизнь.
Я пожал ему руку.
— Чепуха. Сейчас на часик-другой отлучусь. Вечером снова загляну к вам. Разрешаю съесть хороший бульон и кусочек белого мяса; лучше птица. До свидания!
Едва он ушел, я вскочил с постели.
— Письма, письма!
Дрожащей рукой сломал печати. Первое письмо от пани Станиславы Гродзенской от 24 июня.
«Дорогой пан Ежи! — писала мать Хелены. — Уже четыре дня, как болезнь Хелены отступила; боли прекратились внезапно 24 числа текущего месяца после полудня. Доктор Беганьский констатировал: загадочное изменение состава крови исчезло бесследно. Слава Господу Богу нашему!… Это чудесное, поистине провидением Божеским дарованное исцеление девочки нашей произвело на нее сильное и глубокое впечатление. Кажется, под этим впечатлением в ней созрело неизменное решение посвятить свою жизнь исключительно Богу, Его хвале. Надобно принять ее решение, пан Ежи, и подчиниться ее воле, как подчинились ей мы оба с Хенриком. Видимо, такова судьба…
Завтра вечером мы уезжаем в северную Францию, в Трувиль-ан-мер. Там Хелена начнет послушничество в монастыре святой Клары…
Прощайте, пан Ежи, благословляю вас как сына. Бог свидетель, я желала бы видеть вас с Хеленой соединенными узами брака, всей душой хотела я благословить моих дорогих детей. Да видно суждено иначе. Прими покорно волю неба — быть может, от твоего отречения зависела ее жизнь…
— Вам нельзя двигаться! — сказал кто-то надо мной.
— Это вы, пан доктор? — спросил я, превозмогая чудовищную усталость, смежавшую мои веки железными пальцами.
— И говорить нельзя, — прозвучал тот же голос издалека.
Вопреки запрету я сел на постели. Узнал доктора Беганьского.
— Где я? Вернулся ли Вируш?
Вы у себя дома. С паном Вирушем я не знаком.
— Кто меня принес домой? И давно ли я здесь?
— Спокойно, спокойно. Лежите тихо, не делайте резких движений. Вы, к счастью, выздоравливаете после очень серьезной болезни; любые волнения могут вернуть ее.
— Какое сегодня число? — равнодушно осведомился я.
— Двадцать шестое июля.
Я сосчитал дни и мне сделалось не по себе.
— Значит, целый месяц без сознания?
— Неважно, с какого числа и как долго; слава Богу опасность миновала.
— Что со мной было? Воспаление мозга? Что?!
— Пан Ежи, — уклончиво ответил врач, — зачем вам название болезни? Номенклатура неважна. Прошло, минуло — давайте думать о минуте настоящей. Как вы чувствуете себя?
— Я страшно изнурен.
— Естественно. Несколько недель вы питались лишь простоквашей в минимальных порциях.
— А приходил ли Вируш?
— Никого не было. В начале июля принесли два письма; лежат у вас на столе, нераспечатанные.
— Спасибо, пан доктор! Вы спасли мне жизнь.
Я пожал ему руку.
— Чепуха. Сейчас на часик-другой отлучусь. Вечером снова загляну к вам. Разрешаю съесть хороший бульон и кусочек белого мяса; лучше птица. До свидания!
Едва он ушел, я вскочил с постели.
— Письма, письма!
Дрожащей рукой сломал печати. Первое письмо от пани Станиславы Гродзенской от 24 июня.
«Дорогой пан Ежи! — писала мать Хелены. — Уже четыре дня, как болезнь Хелены отступила; боли прекратились внезапно 24 числа текущего месяца после полудня. Доктор Беганьский констатировал: загадочное изменение состава крови исчезло бесследно. Слава Господу Богу нашему!… Это чудесное, поистине провидением Божеским дарованное исцеление девочки нашей произвело на нее сильное и глубокое впечатление. Кажется, под этим впечатлением в ней созрело неизменное решение посвятить свою жизнь исключительно Богу, Его хвале. Надобно принять ее решение, пан Ежи, и подчиниться ее воле, как подчинились ей мы оба с Хенриком. Видимо, такова судьба…
Завтра вечером мы уезжаем в северную Францию, в Трувиль-ан-мер. Там Хелена начнет послушничество в монастыре святой Клары…
Прощайте, пан Ежи, благословляю вас как сына. Бог свидетель, я желала бы видеть вас с Хеленой соединенными узами брака, всей душой хотела я благословить моих дорогих детей. Да видно суждено иначе. Прими покорно волю неба — быть может, от твоего отречения зависела ее жизнь…