Градинар Дмитрий. Серый прилив

   И кто-то изнутри, какой-то ангел-хранитель, нашел ответ. Если бы там оказался кто-нибудь другой, Джокт никогда не пережил бы страшного унижения и мучений, что принесло ему в конечном итоге знакомство с Лиин.
   — Может быть, даже четыре... — неумело соврала официантка.
   — Значит, будем ждать четыре часа. Или пять. И сколько угодно. Неужели здесь не появится ни одной девушки, пусть даже не такой красивой, как ты, которая бы скрасила единственный день на Земле, что отпущен пилотам из далекого Внеземелья? Ни за что не поверю...
   Причем сказано это было как-то так, что было непонятно, чему не может поверить Гаваец — тому, что не найдется, или тому — бывают ли красивее.
   Официантка тоже уловила двусмысленность. А Гаваец, словно тяжелый танк, уже попер в лобовую.
   — Или нам не стоит терять здесь времени? Четыре часа! Три часа! Два... Я умру от горя и одиночества, если через десять минут передо мной не появится кто-то, кому я готов сдаться без боя!
   — Неуютно тут у вас, — усаживаясь в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, добавил Гаваец, — вот официанты еще спят. Ты-то чего проснулась?
   Он вытянул руки перед собой и потянулся, зевая, отчего рукава форменки отползли до локтей, обнажая бугристые, перевитые венами мускулы. А после зевнул еще шире, прикрыв рот рукой и потянувшись сильнее. И форменка натянулась на его бицепсах, выступивших внушительными буграми.
   — Они... Им на смену через час заступать, просто пришли пораньше, — лепетала, побледнев, девчонка, не в силах оторвать взгляд от великанской мощи пилота, — а я через час смену сдаю...
   — Десять минут! И так это слишком много! И мы уходим. Я ухожу, — снизив голос, промурлыкал Гаваец.
   «Все, редут пал!» — понял Джокт.
   Официантка побледнела еще больше. Потом швырнула салфетку на землю и толкнула одного из официантов.
   — Вставай, твоя смена.
   Сама же она прошла в небольшую пристройку-киоск, служащий, по-видимому, и кухней, и подсобкой.
   — Слушай, что это за волчицы здесь собираются? Куда ты меня привел? — удивленно спросил Гаваец. — Если бы мне рассказали, я бы ни за что не поверил, что могу НАСТОЛЬКО пользоваться спросом.
   — Да я и сам толком не все знаю. Слышал, что здесь собираются девушки, мечтающие свести короткое знакомство именно с военными. Так что нашей братии здесь самое место!
   — Все равно как-то не по себе становится. А деньги они берут? Ну за свои услуги...
   — Нет. Наоборот, даже угостить вином готовы, только бы ты оставался рядом.
   Она появилась меньше чем через десять минут, будто и впрямь поверив угрозе Гавайца. И перемена, произошедшая во всем ее облике, могла сравниться разве что с трансформацией гусеницы в бабочку.
   Никаких вещей, из-за которых ее можно заподозрить в принадлежности к обслуге бара. Халат, передник, белые босоножки — все исчезло. Милое личико сменилось чарующим лицом прекрасной женщины. Ярко накрашенные губы, из-под которых выглядывает вздрагивающий язык, порождали желание немедленно прижать ее к себе, попробовать их на вкус... К тому же эти губы напоминали сейчас сочные дольки апельсина — видна была каждая складочка, они увеличились в объеме, как минимум, в два раза.
   «Когда она успела все это проделать? — восторгаясь и изумляясь скорости перевоплощения официантки, вздрогнул Джокт. — Или это не она, а просто в киоске находилась другая девушка?»
   Над губами, обретшими чувственность, притаилась маленькая мушка, как раз под плавными крыльями носа. Еще голодными выглядели ее глаза, неожиданно большие, с длинными пушистыми ресницами, подведенные черной тушью. Голодными казались и оттененные строгими бледными тенями скулы. Белые виски, белый лоб, прекрасная маска, на которой жили только пронзительно-зеленые глаза и алые губы. Руки — наглухо закрыты длинными черными перчатками. Между краями перчаток и блузкой в обтяжку — белые острые плечи. Блузка — черная. Такого же цвета бархатная юбка, заканчивающаяся там, где только начинались у девушки ноги. Эту юбку не нужно было даже оттягивать, чтобы стали видны шелковые подвязки ее чулков.
   Одновременно с этим Джокт заметил еще одну перемену, произошедшую с девушкой.
   — Ну что, великан? Понравилось, как я исполняю твои прихоти?
   Видимо, Гаваец, у которого все в порядке было только с теорией, в практике не преуспел. Потому что при виде изменившегося облика недавней простушки-официантки, у него отвисла челюсть. Гаваец держал глаза навыкате, поедая ее всю, целиком, и не справился ни с бледностью — первым признаком смущения, ни с дрожью в голосе.
   — Понравилось...
   — Тогда посмотрим, как ты сумеешь исполнить мои прихоти.
   Она провела языком по губам, подтянула невидимую складку на чулке, чтоб стало видно, какие стройные ноги они облегают. И Джокт увидел чудо из чудес — как полыхнули огнем уши Гавайца. Признак второй. Бравада обернулась беспомощностью.
   — Я... Э... Постараюсь. — Он обернулся в поисках поддержки к Джокту. — А что вы... ты... имеешь в виду?
   — Скоро узнаешь. На друга своего не смотри. У меня нет переносных светильников, и ему просто нечего будет держать.
   Может быть, Гаваец еще что-то хотел сказать, но одна ее рука уже легла ему на плечо, и затянутые в перчатки пальчики поскребли по кошачьи — пойдем!
   — Кстати, можешь не беспокоиться о друге. Я успела вызвать для него подружку, и скоро она будет здесь. Так что, — теперь уже она обратилась к Джокту, — можешь выпить две чашки кофе, раз Великан торопится. Ты ведь торопишься, правда?
   Опять руки на плечах и снова игра пальцами.
   «Вставай же, дубина!» — чуть было не подсказал Джокт, но Гаваец понял, насколько глупо выглядит со стороны его неподвижность под этим ласковым, но еще более грозным, чем надвигающийся «Шарк-3000», натиском.
   — Я... Мы пойдем, Джокт. — Была ли во фразе Гавайца вопросительная интонация, Джокт не стал гадать.
   — Да, мы пойдем! — В ее словах такой интонации точно не было. — Нескучного тебе дня, пилот!
   К террасе плавно опустилась «Лама», городской гравискутер, и парочка умчалась.
   — Как все просто и быстро! — невольно вырвалось у Джокта.
   Но потом он пришел к очевидному выводу, что в подобном месте, где такие скоропостижные знакомства происходят по многу раз на день, было бы удивительно встретить официантку, не относящуюся к той категории женщин, которые...
   Джокт так и не смог найти подходящего определение. Да и времени для размышлений на эту тему уже не осталось. Потому что вслед за отплывшим скутером появился другой.
   — Как я рада, что меня не обманули! Ой, какой галантный кавалер меня ждет! Даже кофе заказал! Эй, а мы раньше не встречались?
   «Галантный, ничего не скажешь!» — со злостью на самого себя за то, что вообще пришел в этот парк, подумал Джокт, пряча глаза.
   Перед ним стояла Эстела.

Глава 5

   Похоже, она тоже его узнала, потому что замерла, остановившись и обдумывая что-то, и только потом присела на краешек кресла.
   Назревал момент, который Джокт уже наблюдал — когда Лиин вот так же замерла после его невольной выходки в офицерском заведении, взвешивая, уйти или остаться, и выбрала первое. Здесь тоже было кафе, столик, чашки с дымящимся кофе. Вот только вместо Лиин за столиком сидела другая девушка. И Джокт обошелся с ней просто по-скотски. Теперь ему неожиданно захотелось оправдаться в глазах Эстелы. Вот уж кто действительно не сделал ему ничего плохого!
   — Да. Мы встречались. Только ты была со мной, а я — совсем с другим человеком. Оба этих партнера сделали нам больно.
   Вовремя вспомнив, что любое действие или неловкая фраза способны отпугнуть Эстелу, он замолчал, предоставляя решить ей все самой. Но смотрел прямо в глаза. Без вызова, не изучающим и не пустым безвольным взглядом. Что-то среднее между корректной учтивостью и интересом — что же она решит?
   — А я ведь даже запомнила, как тебя зовут... — Эстела ответила таким же взглядом, — и как зовут ту, другую...
   — Звали. Так вернее.
   — Я понимаю. Зачем было бы пилоту, имеющему близкую подругу, настойчиво тащить меня в скутер? Такие пилоты не идут напролом, они словно крадутся...
   — Она не была мне другом. И вообще тогда казалось, что ты сама посадила меня в скутер и задала направление полета.
   — Разве? — Наконец-то па ее лице мелькнула слабая усмешка.
   Похоже было, что она на что-то решилась.
   — Хочешь попробовать еще раз? Учти, тогда ты напугал меня до смерти. И я не уверена...
   — Да, Эстела. Сейчас у меня нет никакого разлада с самим собой. И нет Лиин.
   — Стоп! — Эстела села поудобнее и взяла чашку обеими руками. Джокт тут же отметил, что ногти у нее такие же длинные и такие же кроваво-красные, как в предыдущую встречу.
   То, что произошло между ними, он решил называть просто встречей. Чтобы не вспоминать, чем все закончилось и из-за чего так произошло.
   — Почему-то все пилоты Внеземелья любят рассказывать нам свои житейские истории. Те, кто регулярно посещают Землю, или Европу, или вообще несут службу в пределах Солнечной, ведут себя по-другому. Погрязли в искушениях, наверное, пресытились... Не знаю. А внеземелыцики всегда говорят о других женщинах. Я сразу попрошу тебя — ни единого слова о бывшей подружке. Я не жилетка, в которую можно поплакаться. И запомни на будущее: знакомясь с женщиной, никогда не рассказывай ей... Так можно только начать знакомство, и то — больше, чтобы дать понять, что ты одинок и свободен. А потом никогда не возвращаться к этой теме. Потому что никто из женщин не любит сравнений, и абсолютно все мы невольно ими занимаемся. Наше первое знакомство состоялось, будем считать, ты выговорился и... Договорились?
   Джокт кивнул. Его изумила ее речь, потому что в прошлый раз Эстела показалась ему глупой хохотушкой, пустышкой, ведь он посчитал ее...
   — Ты думаешь, мы все здесь шлюхи? — Теперь Эстела улыбнулась открыто, не таясь. — Учти, я умею читать мысли! Ну-ка, ответь — ты действительно так думаешь?
   Джокт снова кивнул. Весь разговор начал казаться ему каким-то нереальным.
   — Вот! Я так и знала!
   — Знала, что я посчитаю тебя... ну... шлюхой?
   — Нет, что ты признаешься в этом! Запомни тогда правило второе... Хочешь получить максимум удовольствия, обращайся даже со шлюхами как с королевами. Когда ты пользуешься платком, ты же не вываливаешь его после в грязи только за то, что он — не древнее знамя?
   А затем улыбка исчезла, уступив место сузившимся глазам и сжатым в кулак пальцам.
   — И запомни третье, Джокт. Я не шлюха. Ни я и никто из девушек, что сюда приходят. Это потом, когда некоторые из нас попадают в Крепостные Эр-Пэ-Ве, вы сами делаете из нас шлюх. Я — Эстела, и все. Мне никогда не стать штурмовиком или пилотом. И то, что я делаю...
   «Добровольное общество содействия армии и звездному флоту», — Джокт вспомнил фразу, случайно услышанную когда-то от Спенсера.
   — Пилоты не пользуются платками, — невпопад сказал он.
   — Знаю. Модификации позволяют навсегда забыть про кучу человеческих болезней. Я знаю все обо всем! И принадлежность к истребительному флоту — она коснулась эмблемы на комбинезоне, и это интимное касание чертовски взбудоражило Джокта, — и технические характеристики твоего истребителя, и состав эскадр Большого, вспомогательного и истребительного флотов у каждой из Крепостей. Могу даже пароль угадать, хочешь?
   — Какой пароль?
   — Я знаю даже то, что представляет из себя ваш Первый Боевой...
   — А это откуда? — невольно вырвалось у Джокта, и в сознании тренькнул сигнал тревоги: а может быть, эта встреча — вовсе не случайность? И именно таким образом офицер особого отдела пытается, как он сам говорил, «кое-что разузнать дополнительно?»
   — Оттуда. Не все же вымещают на мне прежние недомолвки с подругами. Некоторые и просто поговорить успевают. Но ты не переживай. Что знаешь ты, знаю я. И также никому другому не расскажу. Нужно было получше подготовиться, Джокт, перед тем как идти сюда во второй раз... Слышал о таких — футбольных болельщицах? Так вот они знают об игроках все, даже то, чего не знают их жены. Я уже не говорю о том, что сколько существует футбол, женщина — капитан болельщиц спит с мужчиной — капитаном команды. Это не измена. Это традиция. И мы все здесь, в Парке, — капитанши-болелыцицы, а вы, пилоты, наша команда. Дошло?
   До Джокта дошло. Он сам когда-то играл в институтской команде, и у них была группа болельщиц. Капитанша болельщиц спала с капитаном команды, а остальные ему завидовали. Потому что его подруга была лучшей из лучших! Девочка-лето, как называли её за медовые волосы, в которых всегда, днем и ночью, была вплетена ленточка с эмблемой их футбольного клуба.
   Лучшая из лучших. Такая же, как Эстела.
   Теперь все встало на свои места. Ведь девушку-лето никто никогда не смел называть шлюхой. Любого, кто обидел бы ее, ждала неминуемая расправа.
   — Я понял, Эстела. И...
   — Ну, — опять появилась улыбка, она подбадривала, как и касание руки, — и что же ты хочешь теперь сказать мне, пилот Джокт?
   И он пролепетал какую-то чушь насчет того, что будет нежен с ней, что первый раз не в счет...
   — Дурачок. — Эстела провела пальцем по его губам, одним шагом пересекая все границы, так что кроваво-красный ноготок чуть-чуть проник внутрь, дотронулся до языка и оставил во рту волнующий шоколадный привкус. — Мне не нужна твоя нежность. Тогда, в горах, ты почти угадал, что мне нужно. Просто нам помешали... Помешала, — поправилась она, не упоминая, впрочем, имени Лиин. — Моя мечта — побывать с тобой в эскадренной атаке, хочу ползти через Прилив навстречу победе, кричать от радости, как кричишь ты, когда твоя цель поражена! Смотри на меня, считай меня лучше шлюхой, чем сумасшедшей! Буду твоим истребителем, ты только дай мне все это, Джокт! Ты — капитан, я — твоя болельщица, и тебе не победить без моей поддержки!
   Скутер свечой взмывал вверх, а потом проваливался к самой поверхности, едва не задевая гравиподушкой тротуар. Эстела не стала включать автоматику, и вела машину сама. Теперь ей не нужно было изгибаться, чтобы обнажать бедра. Наоборот — одна нога, та, что должна находиться на педали торможения, демонстративно поджата, тело чуть откинуто назад, чтобы можно было вытянуть во всю длину другую ногу, утопившую педаль ускорения. Губа закушена, левая рука сжимает джойстик управления, правая — безвольно повисла вдоль тела. Джокт понял, почему она так сделала, и сжал ее ладонь в своей, почувствовав ответное пожатие. Секунда, и кабина скутера откинута! Теперь встречный воздушный поток заставляет слезиться глаза и развевает волосы Эстелы.
   Джокт неожиданно представил Эстелу, сидящую в навигационном кресле «Зигзага», и видение поразило его. Он ведь часто ловил себя на том. что закусывает губу. И еще он понял, чего не хватает этой поездке на скутере — исчезающих, растворяющихся в обзорных экранах броневых плит, обшивки, оружейных турелей — тогда иллюзия смогла бы стать полной! — и единения с окружающим пространством!
   — Еще, Джокт! Еще! — кричала она позже, широко раскрыв рот с размазанной вокруг губ помадой.
   Кричала так, как делал бы это в бою Джокт, отдавая приказ уходящей к вражескому строю торпеде.
   — Давай! Ну же, давай!
   Казалось, что Эстела ободрала всю кожу со спины, будто это экзоскелет СВЗ проводил компенсацию, сдавливая тело после прохождения пика перегрузок. Дыхание сбивалось, и ее, и его, а потом обретало общий ритм, как и все остальное: руки, тела, мышцы ног.
   — Еще! — Теперь ей не хватало воздуха на крик, но она требовала, сжимая Джокта бедрами, буквально вдавливая грудь в его пересохшие губы.
   Светлые вьющиеся волосы, собранные в пучок на затылке, растрепались, и теперь мокрые, шальные пряди стегали Джокта по лицу, по шее, опускаясь все ниже, и вот они коснулись его напрягшегося живота, а ему остались только пальцы, тонкие, длинные, с кровавыми каплями ногтей. И он обхватывал их губами, ощущая вкус шоколада.
   Никакого возбуждающего белья. Каждая складка ее тела заменила шелковую паутину, ямки над ключицами, колени, губы — все одновременно оказалось рядом. Вместо интимной музыки — грохот и вьюжные шорохи динамика, наполненные какими-то до боли знакомыми звуками.
   «Наложение дорожек! — Джокт поразился собственной возможности ухватывать сейчас мысли на отвлеченную тему. — „Времена года“ Вивальди под двумя слоями мелодий, и еще что-то...»
   Мысль исчезала. Вместо нее приходило облегчение, будто вся сущность Джокта, все его внутреннее «Я» выплеснулось в Эстелу через единственную микроскопическую точку соприкосновения.
   Девушка забилась всем телом, словно в конвульсиях, а сам Джокт, кажется, закричал... И представилась ему смерть в гравитационном залпе, когда нет уже ни мышц, ни воли, и все сминается в бесконечно малый комок. Коллапсирующая плоть и искрящее, отключающееся сознание ищут выход и не находят. Остался только крик... Это все, что он смог сделать.
 
   — Знаешь, если бы смерть была такой же... Я готов умирать хоть сотню раз, — сказал он, когда наступил перерыв.
   Перерыв в том, что сложно было назвать любовной игрой!
   — Посмотрим, сколько раз ты сможешь умереть сегодня, — ответила Эстела.
   А потом все начиналось сначала.
   Ты мой пилот, я твой истребитель, сказала она. Теперь он верил, и игра стала настоящим боем. «Вивальди?» — спросил Джокт. « Да, и Вивальди, не отвлекайся, слышишь? Это запись переговоров во время схватки... Еще, Джокт! Я — Эстела, попробуй только ошибиться. Еще!»
   А ему казалось, это не она, а он сам дает позывной. Я — «Витраж»! Еще, Эстела! Больше никогда не ошибусь. Еще! Дай мне себя и бери, сколько хочешь! Я — Эстела! Я — «Витраж»! Еще! Вивальди, ее колени, все футбольные болельщицы, губы, высокая грудь, запах шоколада. Крика уже не было, только полное погружение в наслаждение. Бредовые мысли и перевернутая верх дном комната.
   Снова непродолжительный бессвязный разговор чужими голосами, снова позывные.
   — Джокт, Джокт... Я-то думала, что ты безнадежен...
   Уже остывшие, после душа, они разговаривали, как два пилота, только что участвовавшие в одном сражении. Без стеснения, откровенность за откровенность.
   Правда, Джокту пару раз пришлось прикусить себе язык, когда с него чуть не сорвалось что-то вроде «у меня ни с кем еще так не было». Потом все-таки сорвалось, но она только рассмеялась и подарила долгий поцелуй в губы. Он понял — если бы произнести то же самое, но с упоминанием имени Лиин, реакция была бы совсем другая.
   — Молодец! Ты способный ученик, Джокт! Говори эту фразу всегда, даже после ночи с ледяной мумией. И мумия растает.
   Потом она показала свою коллекцию — голографии звездолетов и боевых станций.
   — Знаешь, что нравится мне больше всего из этого? — спросила она и, не дожидаясь ответа, ткнула пальцем в одну из голограмм.
   — «Зигзаг — 52». Основной истребитель Космических сил Солнечной. Пришел на смену боевому двухместному аппарату «Молния»... Экипаж — один пилот. Вооружение... Радиусы разворотов при различных режимах полета...
   В своей любви к «Зигзагам» Эстела напомнила Джокту Спенсера, который вот так же, взахлеб, мог превозносить свою «Стелу».
   Эстела знала все. И не только про истребители. Ее смело можно было отправлять сдавать экзамены по вооружению и теории навигации. Вот только этого мало, бесконечно мало для пилота.
   — Как я тебе завидую, Джокт! — неожиданно загрустила она. — Летать на околосветовой скорости, побеждать в самой отчаянной схватке, погибнуть — с честью!
   Почти слово в слово Эстела повторила девиз пилотов истребительного флота. А Джокт увидел набор специальных обучающих чипов.
   — А это тебе зачем?
   В рекордере замелькали длинные ряды знаков и чисел, сопровождаемые звуковыми сигналами и пояснениями невидимого специалиста.
   — Это тот язык, на котором общаются между собой навигационные и тактические вычислители. Для пилотов все просто: данные на дисплее понятны, системы функционируют, сообщая свое состояние. Но чтобы научить их это делать, нужен вот такой язык. Это я в общих чертах поясняю. Я заочно обучаюсь в Глобальном институте информации и информатики. Три «И», слышал? Скоро смогу оказать настоящую помощь флоту. Я же говорила, болельщицы всегда идут за своей командой.
   — Но почему не дневное отделение? Интерактивное преподавание это одно, а лекции полного формата, да еще проводимые специально подготовленными преподавателями, совсем...
   — Тогда ты никогда бы меня не встретил и не узнал, как это бывает на самом деле! — Она улыбнулась, но улыбка вышла грустной, — Джокт, ты хотя бы представляешь, во сколько может обойтись такое обучение? Для избранных, чьим детям позволено многое, в том числе получать лучшее образование, это не сложно. Для меня...
   — Но ведь ты готовишься работать для обороны Солнечной! Какие-то льготы... Ты ведь не в институте искусств пожелала учиться!
   — Знаешь, в моей группе, обучающейся по одной программе, двенадцать тысяч человек. Таких групп по всей Солнечной великое множество. Неужели ты думаешь, что для всех нас найдется нужное количество преподавателей?
   — Нет, наверное... Но должен быть хотя бы один шанс. Пусть не для всех, для тех, кто имеет самую лучшую успеваемость...
   — Нет, Джокт. У нас нет такого шанса. По окончании курса обучения я стану инженером-наладчиком вычислительных терминалов. Кто-то поднимется только до уровня обслуживающего оператора. Но никому не будет позволено достигнуть высшей квалификации. И руководителем я смогу быть разве что самого низкого ранга.
   — Не понимаю...
   — Джокт! Ты был курсантом, потом — пилотом-стажером, теперь ты действительный пилот в звании первого лейтенанта. Скажи, сколько еще ступенек есть для тебя на этой лестнице?
   — Ты имеешь в виду...
   — Можешь ли ты дорасти до командора? Управлять всеми истребительными группами твоей Крепости? Или хотя бы руководить всей предполетной подготовкой? Навряд ли.
   — Нет. Но я к этому и не стремлюсь.
   — Правильно. А знаешь, почему? Потому что никто никогда не давал тебе повода мечтать о такой карьере. Для тебя ее просто не существует. И максимум, чего ты сможешь достичь — это командования группой и звания подполковника, чтобы выйти в отставку полковником. Только... Очень мало действительных пилотов становилось подполковниками. Почти для всех лестница обрывается на майорском звании. Это может быть очередной вылет, где Бессмертным повезет больше, чем пилотам твоей группы и, естественно, тебе самому. Еще это может оказаться неожиданно наступившее сумасшествие, какая-нибудь еще бледная немочь. И наоборот — очень редко те, кто становится командорами, хотя бы пять лет были до этого действительными пилотами-истребителями. Поверь. Для того чтобы достичь звания командора и принять под свою руку командование линкором или весь крепостной истребительный флот, нужно другое... Догадываешься?
   — Почему ты так говоришь? Это несправедливо. Никакой командор не сможет руководить подразделением, если сам он когда-нибудь не начал идти по лестнице, как ты выразилась, с первой ступеньки. Первым или вторым лейтенантом.
   — А я и не утверждала, что командоры никогда не были лейтенантами... Ладно, Джокт, давай забудем этот разговор. Он совершенно сейчас ни к чему.
   С этим Джокт согласился, потому что не желал, чтобы чудесное время, проведенное им с Эстелой, закончилось вот таким серьезным разговором. Проблемы, на которые она открыла ему глаза, никак не решались, если о них говорить. А больше ничего и не существовало для их решения. Джокт вспомнил Гонзу — отличный пилот, майор, командир группы. Какие шансы он имеет уцелеть во всех боях, которые еще предстоят? Разве что теоретические. Еще существовал путь в элитарные отряды. «Фениксы» и «Саламандры». Но ведь это тоже не гарантия долгой и счастливой жизни. Быть может, совсем наоборот.
   Джокт вздохнул, пытаясь прогнать все эти никчемные размышления прочь. Эстела, заметив его состояние, лишь шевельнула бровями.
   — Прости. Я не хотела. Хочешь еще заняться любовью?
   Вот у нее избавление Джокта от невеселых мыслей получалось намного лучше...
 
   Потом они просто лежали рядом на круглой кровати, Эстела курила, а Джокт недовольно морщился, что, впрочем, не мешало ей делать затяжку за затяжкой.
   — Знаешь, ты оказалась права, — нарушил он молчание.
   — В чем? Мне показалось, что эта тема...
   — Нет-нет! Ты права в том, что раньше я действительно не знал, как Это бывает по-настоящему, на самом деле, — повторил он ее же слова.
   — Я рада, что пришлась тебе по вкусу. Только что-то меня смущает твой телячий взгляд... Слушай, Джокт! А может быть, ты уже влюбился в меня? Такое бывает, хоть это и смешно.
   — Я... нет... да... Я не знаю, — растерялся Джокт.
   — Ну и молодец! Ни в коем случае не привязывайся ко мне. Ни ко мне, ни к другим девушкам, с которыми можно познакомиться на Площади Цветов.
   — А ты? Ты сама ни к кому не привязана? — сам не зная, какое может быть продолжение у его вопроса, все же спросил Джокт.
   Где-то внутри, втайне от разума, зашевелилось ожидание чего-то такого... Ну он не против был бы сейчас выслушать объяснение в любви или хотя бы ответное признание, как ей было с ним хорошо и почему бы им не договориться о встрече в следующий раз?
   Вместо этого самолюбие Джокта оказалось уязвлено. И слова Эстелы оказались струями ледяного душа, которые разом смыли ощущение теплоты и покоя.