Страница:
Сью Графтон
"К" – значит кара
Торчи Грей в честь дружбы, начавшейся с коллажа из стручков молодой фасоли... который сделала она, а не я.
Педагогический колледж: Западного Кентукки
Боулинг-Грин, Кентукки
1958
Педагогический колледж: Западного Кентукки
Боулинг-Грин, Кентукки
1958
1
На первый взгляд, откуда, казалось бы, взяться какой-то связи между убийством человека и теми событиями, что заставили меня по-иному взглянуть на собственную жизнь. По правде говоря, все касающееся Венделла Джаффе не имело ни малейшего отношения к истории моей семьи, но убийство редко когда бывает не грязным делом, а неожиданные открытия случаются не тогда, когда их ждешь. Я проводила расследование относительно прошлого этого субъекта, вот оно-то и заставило меня заглянуть в собственное прошлое, и в конечном счете обе истории переплелись и стали почти неразделимы. Что плохо в смерти, так это то, что после нее ничего уже нельзя изменить. А в жизни, наоборот, плохо то, что ничто не остается неизменным. Все началось с телефонного звонка, нет, не мне, а Маку Вурису, одному из вице-президентов страховой фирмы "Калифорния фиделити"[1], у которого я когда-то работала.
Зовут меня Кинси Милхоун. Я – частный детектив, мой офис располагается в Санта-Терезе, небольшом калифорнийском городке, что в девяноста пяти милях к северу от Лос-Анджелеса. Все мои связи с "КФ" прервались в декабре прошлого года, и с тех пор мне не приходилось ни бывать там, ни вступать с этой страховой компанией в контакт. На протяжении последних семи месяцев я снимала под свою контору комнату в юридической фирме "Кингман и Ивс". Лонни Кингман занимается по большей части уголовными делами, ему нравятся сложные судебные процессы, замешанные на случаях причинения непреднамеренных увечий или загадочной смерти. Вот уже много лет он выступает в суде адвокатом по делам, которые я веду, а при необходимости мне всегда можно обратиться к нему за юридическими советами. Лонни невысок ростом, но мускулист и крепок: он неплохой боксер, да еще занимается культуризмом. Джон Иве – тихоня, его больше привлекает работа по обжалованиям и апелляциям, которая требует ума и сообразительности. Насколько могу судить, сама я – единственный человек, не высказывающийся по адресу всех юристов вообще с обычными презрением и пренебрежением. Кстати, чтобы уж вы знали: к полицейским я тоже отношусь с симпатией, в конце концов, они единственные, кто стоит в нашем обществе между такими, как я, и полной анархией.
"Кингман и Ивс" занимает весь верхний этаж небольшого дома в самом центре городка. Фирма состоит из самого Лонни Кингмана, его делового партнера, также юриста Джона Ивса, и одного адвоката по имени Мартин Челтенхэм – он самый близкий приятель Лонни и тоже снимает у него помещение. Основную работу в фирме "тянут" два делопроизводителя, одну из них зовут Ида Рут, другую Джил. Еще у нас есть Элисон, секретарша, которая встречает посетителей, и Джим Тикет, делопроизводитель, но, в отличие от двух женщин, он не имеет юридического образования.
Та комната, в которой теперь располагаюсь я, была раньше залом для заседаний, и потому в ней есть небольшой уголок, что-то вроде кухни, где стоят кофеварка и маленький холодильник. После того, как Лонни захватил под свою фирму последнюю еще свободную комнату на третьем этаже, он оборудовал настоящую кухню, и вдобавок соорудил отдельную комнатку, где у нас стоят копировальные машины. В моем офисе, помимо кухонного уголка, помещаются письменный стол, вращающееся кресло, несколько шкафов с бумагами. Есть также большая кладовка, доверху набитая картонными коробками, к которым я не прикасалась с момента переезда сюда. У меня собственный телефон и еще два параллельных аппарата от тех номеров, что установлены в самой фирме. Вообще-то есть еще автоответчик, но когда случается запарка, моим клиентам отвечает Ида Рут. Поначалу у меня было побуждение подыскать себе под офис другое место. Деньгами для этого я располагала. Как раз перед Рождеством я завершила одну удачную "халтуру", которая принесла мне чек на двадцать пять тысяч долларов. Я вложила эти деньги в КД – нет, не в компакт-диски, а в кредитный договор, – и теперь они лежали в банке, потихоньку обрастая процентами. Однако со временем с удивлением стала вдруг открывать для себя, что нынешнее мое место работы нравится мне все больше и больше. Расположение конторы оказалось очень удачным, а потом, приятно, когда на службе тебя окружают люди. Если живешь одна, то среди прочих, правда немногочисленных, неудобств такой жизни есть момент, когда невозможно никого предупредить, если куда-то уходишь или уезжаешь. Но теперь, хотя бы на работе, рядом со мной были люди, которые всегда знали, где я нахожусь, и при необходимости я могла попросить их в чем-то меня подстраховать.
В тот понедельник утром, где-то в середине июля, я уже полтора часа висела на телефоне, занимаясь розыском одного беглеца от алиментов. Частный детектив из Нэшвилла от имени своей клиентки, (бывший муж задолжал ей шесть тысяч долларов на воспитание ребенка), попросил меня проверить наши местные источники. По слухам, беглый муж покинул штат Теннесси и направился в Калифорнию, собираясь осесть где-нибудь в округе Пердидо или Санта-Тереза. В письме детектив сообщал мне имя беглеца, дату его рождения, номер по социальному страхованию и последний адрес. Там же была информация о марке и типе машины, на которой он ездил перед исчезновением, и номер, под которым она была зарегистрирована в Теннесси. Я уже успела отправить два письма в Сакраменто, одно с запросом о его водительских правах, другое – не регистрировал ли он в Калифорнии свой "форд-пикап" модели 1983 года. А теперь обзванивала местные телефонные, электрические и прочие компании, занимающиеся обслуживанием, пытаясь таким образом хоть за что-нибудь зацепиться. Пока что все мои усилия были безрезультатны, но я хотя бы была чем-то занята. Впрочем, за пятьдесят долларов в час я готова заниматься почти чем угодно.
Когда по внутренней связи раздался сигнал вызова, я автоматически подалась вперед и нажала на рычаг.
– Да?
– К вам пришли, – сообщила мне Эдисон. Ей двадцать четыре года, и она отличается кипучей энергией. У нее длинные, по пояс, светлые волосы, одежду она покупает только четвертого размера, и непременно с уточнением "малый", а над буквой "i" в своем имени, в зависимости от настроения (которое, впрочем, у нее всегда прекрасное) обычно рисует вместо точки маленький цветочек, или сердечко. Сейчас ее голос звучал так, словно она говорила по одному из тех "телефонов", что подростки делают из двух пустых пластмассовых стаканов и куска веревки. – Какой-то мистер Вурис из "Калифорния фиделити".
У меня возникло такое ощущение, будто над моей головой витает незримый знак вопроса, как над комическим персонажем какой-нибудь киноленты. Я наклонилась ближе к переговорному устройству:
– Там что, действительно Мак Вурис?
– Дать ему от ворот поворот?
– Нет, сейчас я выйду.
Я не верила собственным ушам. Когда я работала в "КФ", именно Мак в большинстве расследований был моим непосредственным начальником. Выставил меня оттуда его босс. Гордон Титус. Конечно внутренне я смирилась с тем, что теперь работаю в другом месте, но само это имя все еще по-прежнему заставляло мое сердце биться учащенно. Я даже подумала о том, что Гордон Титус послал Мака ко мне, чтобы принести свои запоздалые и жалкие извинения, впрочем, я тут же выбросила эту мысль из головы. Как же, дождешься от него, держи карман шире. Я лихорадочно осмотрела свой офис: не производит ли он впечатления пристанища человека у которого наступили трудные времена. Комната – небольшая, но зато у меня было свое собственное окно, масса света от выкрашенных чистой белой краской стен, а пол украшал дорогой шерстяной ковер цвета сильно загоревшего апельсина. Картину дополняли три акварели в рамках и фикус высотой фута[2] в четыре, но со множеством листьев. В целом, на мой взгляд, комната выглядела обставленной с большим вкусом. Ну, правда, фикус был искусственным (сделан из какой-то слоистой ткани и тонирован накопившейся пылью), но определить это можно было, только подойдя к нему вплотную.
Конечно, стоило бы взглянуть на себя в зеркало (надо же, какие у меня возникают желания только лишь из-за прихода Мака!), но пудреницу я с собой не ношу, да я и без того знала, что увижу: темные волосы, карие глаза, ни капельки грима. Одета я была, как обычно, в джинсы, сапожки и водолазку. Я лизнула ладонь и провела рукой по взлохмаченной голове, рассчитывая хоть немного пригладить все то, что могло там торчать в разные стороны. Неделю назад, в приступе какого-то отчаяния, я схватила ножницы для ногтей и обкромсала себе волосы. Получилось... то, что и должно было получиться.
Выйдя в коридор, я повернула влево, миновав по пути к выходу несколько служебных кабинетов. Мак дожидался в приемной, стоя у стола Элисон. Маку слегка за шестьдесят, он высок, вид у него всегда хмурый и недовольный, на голове венчик торчащих в разные стороны, не очень густых седых волос. Лицо худое, костлявое, темные задумчивые глаза немного косят. На этот раз при нем не было его привычной сигары. Мак курил сигарету, обсыпая пеплом свой костюм-"тройку". Мак никогда не истязал себя попытками следить за своей формой, и потому его фигура сейчас сильно смахивала на детский рисунок: длинные руки и ноги, укороченное полное тело, и сверху маленькая головка.
– Мак? – окликнула я его.
– Привет, Кинси, – ответил он своим удивительным, только ему присущим иронически-насмешливым тоном.
Я была так рада его видеть, что даже засмеялась от удовольствия, и как большой щенок, с гордым видом бросилась ему в объятия. Что вызвало у Мака в ответ редкую для него улыбку, обнажившую почерневшие от выкуренного за долгую жизнь табака зубы.
– Давненько не виделись, – проговорил он.
– Даже не верится, что это ты. Пойдем ко мне в кабинет, гостем будешь, – ответила я. – Кофе хочешь?
– Нет, спасибо, пил совсем недавно. – Мак обернулся, ища глазами, куда бы деть окурок, и только тут с опозданием сообразил, что вокруг нет ни одной пепельницы. Он удивленно огляделся, и взгляд его задержался на цветочном горшке, что стоял на столе Элисон.
Та шагнула ему навстречу и протянула руку.
– Давайте-ка я найду ему место, – сказала она, забрала у Мака из рук непотушенную сигарету, поднесла ее к окну и легким щелчком выбросила наружу, взглядом проследив, не попал ли тлеющий окурок в одну из стоявших внизу открытых машин.
Мы двинулись через холл по направлению к моему кабинету, по пути я в общих чертах обрисовала Маку мое нынешнее положение, он реагировал сдержанно-вежливыми репликами. Оказавшись в моем кабинете, он должным образом выразил свои восторги. Мы немного поболтали с ним об общих друзьях и знакомых, перекинулись последними сплетнями. Этот обмен любезностями дал мне возможность рассмотреть Мака повнимательнее. Выглядел он так, словно возраст вдруг резко сказался на нем. Лицо у него стало каким-то бесцветным. Судя по внешнему виду, он похудел фунтов[3] на десять, и вообще казался каким-то усталым и неуверенным, что было на него совершенно непохоже. Прежний Мак Вурис был резок, бесцеремонен, нетерпелив, беспристрастен, решителен, начисто лишен чувства юмора и консервативен. С ним было неплохо работать, и я даже восхищалась его запальчивостью, шедшей от стремления сделать свое дело как следует. Теперь в нем исчезла прежняя искорка, и меня это встревожило.
– У тебя все в порядке? Что-то ты вроде бы на себя не похож.
Он вдруг сделал неожиданно энергичный и раздраженный жест рукой.
– Клянусь Богом, они убивают всякое желание работать. Эти проклятые начальники с их рассуждениями насчет того, что дальше уже идти некуда. Я знаю страховое дело... черт побери, я достаточно долго в нем работаю. Когда-то "КФ" была как одна семья. Да, мы делали бизнес, но занимались им с состраданием к людям и с уважением друг к другу. Мы не всаживали коллегам нож в спину, не влезали на территорию друг друга и не обманывали клиентов. А теперь я не понимаю, Кинси, что происходит. Жуткая текучесть кадров. Страховые агенты сменяются с такой быстротой, что по-моему, не успевают заглянуть даже в папки с документами. Все разговоры только о том, как снизить издержки и поднять рентабельность. В последнее время мне просто не хочется ходить на работу. – Он сделал паузу, лицо у него раскраснелось и приобрело глуповато-застенчивое выражение. – Господи, ты только послушай, а? Я начинаю высказываться, как какой-нибудь болтливый старый пердун. А впрочем, кто же я есть, как не старый пердун? Мне предложили "досрочный выход на пенсию", черт их знает, что они там под этим подразумевают. Они стараются всеми силами выставить нас, стариков, пораньше на пенсию. Мы слишком много зарабатываем, а кроме того, привыкли работать по-своему.
– И ты собираешься принять это предложение?
– Я еще не решил, но может быть, и приму. Вполне вероятно. Мне уже шестьдесят один год, и я устал. Хочу побыть немного с внуками, прежде чем отдам концы. Мы с Мэри могли бы продать дом, купить "дачу на колесах", поездить, посмотреть страну, навестить родственников. Подолгу бы ни у кого не задерживались, чтобы не надоесть. – У Мака с женой было восемь взрослых детей и бесчисленное количество внуков. Но тут Мак вдруг резко сменил тему разговора, мысли его явно были заняты чем-то другим. – Ну да ладно, хватит об этом. У меня еще впереди месяц, чтобы что-то решить. Тут вот возникло одно дело, и я сразу же вспомнил о тебе.
Я ни о чем не спрашивала, предоставляя ему возможность самому рассказать о цели своего визита. У Мака всегда получается лучше, когда ему удается подойти к вопросу по-своему. Он достал пачку "Мальборо" и, постучав по ней, вытряс сигарету, протер костяшкой пальца губы и только тогда зажал сигарету зубами. Достал коробку спичек и закурил, загасив горящую спичку клубами выпушенного дыма. Потом заложил ногу на ногу, так что отвороты брюк стали служить ему вместо пепельницы, я даже забеспокоилась, как бы не вспыхнули его нейлоновые носки.
– Помнишь исчезновение Венделла Джаффе примерно лет пять назад?
– Туманно, – ответила я. Насколько я припоминала, яхта Джаффе была обнаружена дрейфовавшей где-то возле побережья Байи, на ней никого не оказалось. – Напомни-ка мне. Это тот парень, что пропал в море, верно?
– Так тогда казалось. – Мак еле заметно покачал головой, как бы помогая себе собраться, чтобы кратко изложить суть дела. – Венделл Джаффе и его партнер, Карл Эккерт, создали компанию с ограниченной ответственностью, которая должна была заниматься недвижимостью: первоначальным освоением земельных участков, строительством жилья, помещений под офисы, магазинов и тому подобного. Они обещали вкладчикам пятнадцатипроцентную прибыль плюс полное возмещение первоначального взноса в течение четырех лет, и только после этого сами должны были начать получать доходы. Разумеется, на деле они сразу же зарвались, положили себе недурные вознаграждения, всевозможные премиальные, хапнули огромные суммы под "будущие расходы". Дело кончилось тем, что когда никаких прибылей так и не появилось, они стали выплачивать проценты прежним вкладчикам из новых поступлений, перегонять наличку из одной фиктивной компании в другую, постоянно открывали то одно новое дело, то другое, просто чтобы поддержать свою затею на плаву.
– Другими словами, обычная "пирамида", – вставила я.
– Верно. Думаю, начинали они с хорошими намерениями, но завершилось все таким вот образом. Ну, так или иначе, а Венделл начал понимать, что бесконечно это продолжаться не сможет. Именно тогда он и сиганул за борт. Тело его так и не нашли.
– Насколько я припоминаю, он оставил предсмертную записку, – сказала я.
– Да, оставил. Судя по сообщениям, которые тогда появились, у него перед этим были ярко выражены все классические симптомы депрессии: постоянно скверное настроение, плохой аппетит, беспокойство, бессонница. Потом он отправился один на этой своей яхте, на которой обычно рыбачил, и прыгнул за борт, оставив письмо жене. В том письме Венделл признался, что использовал все возможные кредиты, до последнего цента, и только теперь понял, что вложил деньги в безнадежное предприятие. Он всем задолжал, всех подвел, и не в состоянии выдержать неизбежные последствия. Его жена и двое сыновей оказались тогда в жутком положении.
– А сколько тогда было его сыновьям?
– Старшему, Майклу, если не ошибаюсь, семнадцать, а Брайану около двенадцати. Господи, ну и в историю же они попали! Скандал лишил тогда семью ее прежнего положения, некоторые из вкладчиков разорились. Карл Эккерт, его партнер, оказался в тюрьме. Все выглядело так, будто Джаффе смотался в самый последний момент перед тем, как рухнул его карточный домик. Проблема заключалась в том, что никаких конкретных подтверждений его смерти не было. Жена его подала иск в суд, прося назначить администратора, который бы управлял оставшейся после него собственностью, хотя там мало что оставалось. На его счетах в банке не было ничего, а дом оказался заложен и перезаложен. Так что тут ей ничего не досталось. Мне тогда было искренне жаль ее. Она не работала с того самого времени, как вышла замуж. И вдруг в один прекрасный момент осталась без единого цента в банке, без всякой специальности и с двумя детьми, которых надо на что-то содержать. Кстати, довольно приятная женщина. Тяжко ей тогда пришлось. И за пять лет, что прошли с тех пор, мертвая тишина. Никаких известий или слухов о ее муже. Ничего.
– Джаффе тогда не погиб? – спросила я, заподозрив, что здесь-то и кроется самое главное.
– Я к этому и подхожу, – ответил Мак с ноткой раздражения в голосе.
Я подавила в себе готовые вырваться вопросы: пусть рассказывает так, как считает нужным.
– Возникла одна проблема. Не располагая свидетельством о смерти, страховая компания не торопилась выплачивать страховку. Тем более, что партнера Венделла обвинили в мошенничестве и краже в крупных размерах. С нашей точки зрения, Венделл просто прихватил деньги и смылся, чтобы избежать судебного преследования. Конечно, мы этого никогда прямо не говорили, но тянули время. Дана Джаффе наняла частного детектива, который занялся розысками ее мужа, но тому так ничего и не удалось обнаружить – ни в подтверждение смерти Венделла Джаффе, ни в ее опровержение. Так что невозможно было доказать ни первое, ни второе, – продолжал Мак. – Через год после того, как это все случилось, она подала иск в суд, требуя признать мужа умершим, в качестве основания выдвигая оставленную им записку и состояние душевной депрессии, в котором он пребывал перед исчезновением. В подкрепление последнего Дана представила заверенные заявления и свидетельские показания, данные партнером Венделла и теми, кто его знал. Тогда же она сообщила "КФ", что оформляет все оставшееся после мужа на себя, как его единственная наследница. Мы начали наше собственное расследование, и вели его достаточно целеустремленно. Занимался им Билл Баргеман. Помнишь его?
– Имя знакомо, но, по-моему, мы с ним не встречались.
– Наверное. Он тогда работал в нашем отделении в Пасадине. Хороший человек. Сейчас Билл уже на пенсии. Так вот, он сделал все, что смог, но доказать, что Венделл Джаффе жив, мы не сумели. Нам удалось лишь добиться того, чтобы суд не признал его умершим – да и то только на какое-то время. Мы доказывали, что с учетом тех финансовых затруднений, какие были у Джаффе перед его исчезновением, маловероятно, чтобы он объявился добровольно, если бы был жив. Судья тогда с нами согласился, естественно, мы понимали, что пройдет некоторое время, и у него может появиться своя точка зрения. Миссис Джаффе была вне себя от ярости, но ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Она продолжала выплачивать взносы по его страховке, а когда прошло пять лет, снова обратилась в суд.
– Я думала, в таких случаях должно пройти семь лет.
– В это положение внесли поправку примерно год назад. Комиссия по пересмотру действующего законодательства изменила процедуру доказательства по делам о наследстве, связанным с исчезновением человека. Два месяца назад Дана Джаффе получила наконец решение суда и исполнительный лист, так что Венделл Джаффе официально признан умершим. После этого у нашей компании уже не оставалось выбора. Мы выплатили положенное.
– Так, становится жарче, – сказала я. – И какая там была сумма?
– Пятьсот тысяч долларов.
– Неплохо, – заметила я, – хотя, пожалуй, она их заслужила. Во всяком случае, ждать этих денег ей пришлось долго.
По лицу Мака пробежала легкая улыбка.
– Думаю, ей бы следовало подождать еще немного. Мне тут позвонил Дик Миллс, тоже бывший сотрудник "КФ", сейчас на пенсии. Он говорит, что видел Джаффе в Мексике. В городишке, который называется Вьенто-Негро.
– Вот как? И когда это было?
– Вчера, – ответил Мак. – Именно Дик был тем агентом, который в свое время застраховал Джаффе, – да и потом они не раз встречались друг с другом по разным делам. Так или иначе, но Дика занесло в Мексику, в какой-то маленький городишко на побережье Калифорнийского залива, на полпути между Кабо и Ла-Пасом. И он говорит, что столкнулся в гостинице с Венделлом. Тот сидел в баре с какой-то женщиной.
– Просто взял и столкнулся?
– Просто взял и столкнулся, – эхом повторил мои слова Мак. – Дик дожидался автобуса, чтобы ехать в аэропорт, и заглянул в бар, хотел пропустить что-нибудь по-быстрому, пока водитель еще не пришел. Венделл сидел там в зале, футах в трех от него, их разделяла только декоративная решетка, покрытая каким-то вьющимся растением. Дик говорит, что вначале он узнал голос. Низкий, глубокий, с небольшим южно-техасским акцентом. Этот человек сперва говорил по-английски, а когда подошел официант, перешел на испанский.
– А Венделл Дика видел?
– Насколько я понимаю, нет. Дик уверяет, что он никогда в жизни не испытывал такого удивления, как в тот момент. Говорит, что просидел в том баре так долго, что чуть не опоздал на самолет. И прилетев сюда, домой, первым делом схватился за телефон и позвонил мне.
Я почувствовала, как сердце у меня гулко забилось. Стоит мне хотя бы краем уха услышать об интересном деле, и мой пульс тут же учащается.
– Ну, и что же теперь?
Мак стряхнул себе в обшлаг брючины длинную ленту пепла.
– Я хочу, чтобы ты как можно быстрее отправилась туда. Надеюсь, паспорт у тебя есть?
– Да, конечно. Но как насчет Гордона Титуса? Он обо всем этом знает?
– Титуса оставь мне. Эта история с Венделлом засела во мне, как заноза. Я хочу довести ее до конца, прежде чем уйду из "КФ". Дело не в полумиллионе долларов. Просто это будет хорошим завершением моей карьеры.
– Если все действительно так, – проговорила я.
– Я не помню, чтобы Дик Миллс хоть раз в жизни ошибся. Возьмешься за это дело?
– Сперва я должна посмотреть, удастся ли мне отложить все остальное. Давай, я позвоню тебе через час и тогда отвечу?
– Ну что ж, хорошо. Не возражаю. – Мак взглянул на часы и поднялся, положив на угол моего стола толстый конверт. – На твоем месте я бы не терял времени. Твой рейс отсюда в Лос-Анджелес в час дня. А в пять часов ты должна вылетать из Лос-Анджелеса дальше. Билеты и расписание в конверте, – закончил он.
Я расхохоталась. Значит, мне предстоит снова сотрудничать с "Калифорния фиделити".
Зовут меня Кинси Милхоун. Я – частный детектив, мой офис располагается в Санта-Терезе, небольшом калифорнийском городке, что в девяноста пяти милях к северу от Лос-Анджелеса. Все мои связи с "КФ" прервались в декабре прошлого года, и с тех пор мне не приходилось ни бывать там, ни вступать с этой страховой компанией в контакт. На протяжении последних семи месяцев я снимала под свою контору комнату в юридической фирме "Кингман и Ивс". Лонни Кингман занимается по большей части уголовными делами, ему нравятся сложные судебные процессы, замешанные на случаях причинения непреднамеренных увечий или загадочной смерти. Вот уже много лет он выступает в суде адвокатом по делам, которые я веду, а при необходимости мне всегда можно обратиться к нему за юридическими советами. Лонни невысок ростом, но мускулист и крепок: он неплохой боксер, да еще занимается культуризмом. Джон Иве – тихоня, его больше привлекает работа по обжалованиям и апелляциям, которая требует ума и сообразительности. Насколько могу судить, сама я – единственный человек, не высказывающийся по адресу всех юристов вообще с обычными презрением и пренебрежением. Кстати, чтобы уж вы знали: к полицейским я тоже отношусь с симпатией, в конце концов, они единственные, кто стоит в нашем обществе между такими, как я, и полной анархией.
"Кингман и Ивс" занимает весь верхний этаж небольшого дома в самом центре городка. Фирма состоит из самого Лонни Кингмана, его делового партнера, также юриста Джона Ивса, и одного адвоката по имени Мартин Челтенхэм – он самый близкий приятель Лонни и тоже снимает у него помещение. Основную работу в фирме "тянут" два делопроизводителя, одну из них зовут Ида Рут, другую Джил. Еще у нас есть Элисон, секретарша, которая встречает посетителей, и Джим Тикет, делопроизводитель, но, в отличие от двух женщин, он не имеет юридического образования.
Та комната, в которой теперь располагаюсь я, была раньше залом для заседаний, и потому в ней есть небольшой уголок, что-то вроде кухни, где стоят кофеварка и маленький холодильник. После того, как Лонни захватил под свою фирму последнюю еще свободную комнату на третьем этаже, он оборудовал настоящую кухню, и вдобавок соорудил отдельную комнатку, где у нас стоят копировальные машины. В моем офисе, помимо кухонного уголка, помещаются письменный стол, вращающееся кресло, несколько шкафов с бумагами. Есть также большая кладовка, доверху набитая картонными коробками, к которым я не прикасалась с момента переезда сюда. У меня собственный телефон и еще два параллельных аппарата от тех номеров, что установлены в самой фирме. Вообще-то есть еще автоответчик, но когда случается запарка, моим клиентам отвечает Ида Рут. Поначалу у меня было побуждение подыскать себе под офис другое место. Деньгами для этого я располагала. Как раз перед Рождеством я завершила одну удачную "халтуру", которая принесла мне чек на двадцать пять тысяч долларов. Я вложила эти деньги в КД – нет, не в компакт-диски, а в кредитный договор, – и теперь они лежали в банке, потихоньку обрастая процентами. Однако со временем с удивлением стала вдруг открывать для себя, что нынешнее мое место работы нравится мне все больше и больше. Расположение конторы оказалось очень удачным, а потом, приятно, когда на службе тебя окружают люди. Если живешь одна, то среди прочих, правда немногочисленных, неудобств такой жизни есть момент, когда невозможно никого предупредить, если куда-то уходишь или уезжаешь. Но теперь, хотя бы на работе, рядом со мной были люди, которые всегда знали, где я нахожусь, и при необходимости я могла попросить их в чем-то меня подстраховать.
В тот понедельник утром, где-то в середине июля, я уже полтора часа висела на телефоне, занимаясь розыском одного беглеца от алиментов. Частный детектив из Нэшвилла от имени своей клиентки, (бывший муж задолжал ей шесть тысяч долларов на воспитание ребенка), попросил меня проверить наши местные источники. По слухам, беглый муж покинул штат Теннесси и направился в Калифорнию, собираясь осесть где-нибудь в округе Пердидо или Санта-Тереза. В письме детектив сообщал мне имя беглеца, дату его рождения, номер по социальному страхованию и последний адрес. Там же была информация о марке и типе машины, на которой он ездил перед исчезновением, и номер, под которым она была зарегистрирована в Теннесси. Я уже успела отправить два письма в Сакраменто, одно с запросом о его водительских правах, другое – не регистрировал ли он в Калифорнии свой "форд-пикап" модели 1983 года. А теперь обзванивала местные телефонные, электрические и прочие компании, занимающиеся обслуживанием, пытаясь таким образом хоть за что-нибудь зацепиться. Пока что все мои усилия были безрезультатны, но я хотя бы была чем-то занята. Впрочем, за пятьдесят долларов в час я готова заниматься почти чем угодно.
Когда по внутренней связи раздался сигнал вызова, я автоматически подалась вперед и нажала на рычаг.
– Да?
– К вам пришли, – сообщила мне Эдисон. Ей двадцать четыре года, и она отличается кипучей энергией. У нее длинные, по пояс, светлые волосы, одежду она покупает только четвертого размера, и непременно с уточнением "малый", а над буквой "i" в своем имени, в зависимости от настроения (которое, впрочем, у нее всегда прекрасное) обычно рисует вместо точки маленький цветочек, или сердечко. Сейчас ее голос звучал так, словно она говорила по одному из тех "телефонов", что подростки делают из двух пустых пластмассовых стаканов и куска веревки. – Какой-то мистер Вурис из "Калифорния фиделити".
У меня возникло такое ощущение, будто над моей головой витает незримый знак вопроса, как над комическим персонажем какой-нибудь киноленты. Я наклонилась ближе к переговорному устройству:
– Там что, действительно Мак Вурис?
– Дать ему от ворот поворот?
– Нет, сейчас я выйду.
Я не верила собственным ушам. Когда я работала в "КФ", именно Мак в большинстве расследований был моим непосредственным начальником. Выставил меня оттуда его босс. Гордон Титус. Конечно внутренне я смирилась с тем, что теперь работаю в другом месте, но само это имя все еще по-прежнему заставляло мое сердце биться учащенно. Я даже подумала о том, что Гордон Титус послал Мака ко мне, чтобы принести свои запоздалые и жалкие извинения, впрочем, я тут же выбросила эту мысль из головы. Как же, дождешься от него, держи карман шире. Я лихорадочно осмотрела свой офис: не производит ли он впечатления пристанища человека у которого наступили трудные времена. Комната – небольшая, но зато у меня было свое собственное окно, масса света от выкрашенных чистой белой краской стен, а пол украшал дорогой шерстяной ковер цвета сильно загоревшего апельсина. Картину дополняли три акварели в рамках и фикус высотой фута[2] в четыре, но со множеством листьев. В целом, на мой взгляд, комната выглядела обставленной с большим вкусом. Ну, правда, фикус был искусственным (сделан из какой-то слоистой ткани и тонирован накопившейся пылью), но определить это можно было, только подойдя к нему вплотную.
Конечно, стоило бы взглянуть на себя в зеркало (надо же, какие у меня возникают желания только лишь из-за прихода Мака!), но пудреницу я с собой не ношу, да я и без того знала, что увижу: темные волосы, карие глаза, ни капельки грима. Одета я была, как обычно, в джинсы, сапожки и водолазку. Я лизнула ладонь и провела рукой по взлохмаченной голове, рассчитывая хоть немного пригладить все то, что могло там торчать в разные стороны. Неделю назад, в приступе какого-то отчаяния, я схватила ножницы для ногтей и обкромсала себе волосы. Получилось... то, что и должно было получиться.
Выйдя в коридор, я повернула влево, миновав по пути к выходу несколько служебных кабинетов. Мак дожидался в приемной, стоя у стола Элисон. Маку слегка за шестьдесят, он высок, вид у него всегда хмурый и недовольный, на голове венчик торчащих в разные стороны, не очень густых седых волос. Лицо худое, костлявое, темные задумчивые глаза немного косят. На этот раз при нем не было его привычной сигары. Мак курил сигарету, обсыпая пеплом свой костюм-"тройку". Мак никогда не истязал себя попытками следить за своей формой, и потому его фигура сейчас сильно смахивала на детский рисунок: длинные руки и ноги, укороченное полное тело, и сверху маленькая головка.
– Мак? – окликнула я его.
– Привет, Кинси, – ответил он своим удивительным, только ему присущим иронически-насмешливым тоном.
Я была так рада его видеть, что даже засмеялась от удовольствия, и как большой щенок, с гордым видом бросилась ему в объятия. Что вызвало у Мака в ответ редкую для него улыбку, обнажившую почерневшие от выкуренного за долгую жизнь табака зубы.
– Давненько не виделись, – проговорил он.
– Даже не верится, что это ты. Пойдем ко мне в кабинет, гостем будешь, – ответила я. – Кофе хочешь?
– Нет, спасибо, пил совсем недавно. – Мак обернулся, ища глазами, куда бы деть окурок, и только тут с опозданием сообразил, что вокруг нет ни одной пепельницы. Он удивленно огляделся, и взгляд его задержался на цветочном горшке, что стоял на столе Элисон.
Та шагнула ему навстречу и протянула руку.
– Давайте-ка я найду ему место, – сказала она, забрала у Мака из рук непотушенную сигарету, поднесла ее к окну и легким щелчком выбросила наружу, взглядом проследив, не попал ли тлеющий окурок в одну из стоявших внизу открытых машин.
Мы двинулись через холл по направлению к моему кабинету, по пути я в общих чертах обрисовала Маку мое нынешнее положение, он реагировал сдержанно-вежливыми репликами. Оказавшись в моем кабинете, он должным образом выразил свои восторги. Мы немного поболтали с ним об общих друзьях и знакомых, перекинулись последними сплетнями. Этот обмен любезностями дал мне возможность рассмотреть Мака повнимательнее. Выглядел он так, словно возраст вдруг резко сказался на нем. Лицо у него стало каким-то бесцветным. Судя по внешнему виду, он похудел фунтов[3] на десять, и вообще казался каким-то усталым и неуверенным, что было на него совершенно непохоже. Прежний Мак Вурис был резок, бесцеремонен, нетерпелив, беспристрастен, решителен, начисто лишен чувства юмора и консервативен. С ним было неплохо работать, и я даже восхищалась его запальчивостью, шедшей от стремления сделать свое дело как следует. Теперь в нем исчезла прежняя искорка, и меня это встревожило.
– У тебя все в порядке? Что-то ты вроде бы на себя не похож.
Он вдруг сделал неожиданно энергичный и раздраженный жест рукой.
– Клянусь Богом, они убивают всякое желание работать. Эти проклятые начальники с их рассуждениями насчет того, что дальше уже идти некуда. Я знаю страховое дело... черт побери, я достаточно долго в нем работаю. Когда-то "КФ" была как одна семья. Да, мы делали бизнес, но занимались им с состраданием к людям и с уважением друг к другу. Мы не всаживали коллегам нож в спину, не влезали на территорию друг друга и не обманывали клиентов. А теперь я не понимаю, Кинси, что происходит. Жуткая текучесть кадров. Страховые агенты сменяются с такой быстротой, что по-моему, не успевают заглянуть даже в папки с документами. Все разговоры только о том, как снизить издержки и поднять рентабельность. В последнее время мне просто не хочется ходить на работу. – Он сделал паузу, лицо у него раскраснелось и приобрело глуповато-застенчивое выражение. – Господи, ты только послушай, а? Я начинаю высказываться, как какой-нибудь болтливый старый пердун. А впрочем, кто же я есть, как не старый пердун? Мне предложили "досрочный выход на пенсию", черт их знает, что они там под этим подразумевают. Они стараются всеми силами выставить нас, стариков, пораньше на пенсию. Мы слишком много зарабатываем, а кроме того, привыкли работать по-своему.
– И ты собираешься принять это предложение?
– Я еще не решил, но может быть, и приму. Вполне вероятно. Мне уже шестьдесят один год, и я устал. Хочу побыть немного с внуками, прежде чем отдам концы. Мы с Мэри могли бы продать дом, купить "дачу на колесах", поездить, посмотреть страну, навестить родственников. Подолгу бы ни у кого не задерживались, чтобы не надоесть. – У Мака с женой было восемь взрослых детей и бесчисленное количество внуков. Но тут Мак вдруг резко сменил тему разговора, мысли его явно были заняты чем-то другим. – Ну да ладно, хватит об этом. У меня еще впереди месяц, чтобы что-то решить. Тут вот возникло одно дело, и я сразу же вспомнил о тебе.
Я ни о чем не спрашивала, предоставляя ему возможность самому рассказать о цели своего визита. У Мака всегда получается лучше, когда ему удается подойти к вопросу по-своему. Он достал пачку "Мальборо" и, постучав по ней, вытряс сигарету, протер костяшкой пальца губы и только тогда зажал сигарету зубами. Достал коробку спичек и закурил, загасив горящую спичку клубами выпушенного дыма. Потом заложил ногу на ногу, так что отвороты брюк стали служить ему вместо пепельницы, я даже забеспокоилась, как бы не вспыхнули его нейлоновые носки.
– Помнишь исчезновение Венделла Джаффе примерно лет пять назад?
– Туманно, – ответила я. Насколько я припоминала, яхта Джаффе была обнаружена дрейфовавшей где-то возле побережья Байи, на ней никого не оказалось. – Напомни-ка мне. Это тот парень, что пропал в море, верно?
– Так тогда казалось. – Мак еле заметно покачал головой, как бы помогая себе собраться, чтобы кратко изложить суть дела. – Венделл Джаффе и его партнер, Карл Эккерт, создали компанию с ограниченной ответственностью, которая должна была заниматься недвижимостью: первоначальным освоением земельных участков, строительством жилья, помещений под офисы, магазинов и тому подобного. Они обещали вкладчикам пятнадцатипроцентную прибыль плюс полное возмещение первоначального взноса в течение четырех лет, и только после этого сами должны были начать получать доходы. Разумеется, на деле они сразу же зарвались, положили себе недурные вознаграждения, всевозможные премиальные, хапнули огромные суммы под "будущие расходы". Дело кончилось тем, что когда никаких прибылей так и не появилось, они стали выплачивать проценты прежним вкладчикам из новых поступлений, перегонять наличку из одной фиктивной компании в другую, постоянно открывали то одно новое дело, то другое, просто чтобы поддержать свою затею на плаву.
– Другими словами, обычная "пирамида", – вставила я.
– Верно. Думаю, начинали они с хорошими намерениями, но завершилось все таким вот образом. Ну, так или иначе, а Венделл начал понимать, что бесконечно это продолжаться не сможет. Именно тогда он и сиганул за борт. Тело его так и не нашли.
– Насколько я припоминаю, он оставил предсмертную записку, – сказала я.
– Да, оставил. Судя по сообщениям, которые тогда появились, у него перед этим были ярко выражены все классические симптомы депрессии: постоянно скверное настроение, плохой аппетит, беспокойство, бессонница. Потом он отправился один на этой своей яхте, на которой обычно рыбачил, и прыгнул за борт, оставив письмо жене. В том письме Венделл признался, что использовал все возможные кредиты, до последнего цента, и только теперь понял, что вложил деньги в безнадежное предприятие. Он всем задолжал, всех подвел, и не в состоянии выдержать неизбежные последствия. Его жена и двое сыновей оказались тогда в жутком положении.
– А сколько тогда было его сыновьям?
– Старшему, Майклу, если не ошибаюсь, семнадцать, а Брайану около двенадцати. Господи, ну и в историю же они попали! Скандал лишил тогда семью ее прежнего положения, некоторые из вкладчиков разорились. Карл Эккерт, его партнер, оказался в тюрьме. Все выглядело так, будто Джаффе смотался в самый последний момент перед тем, как рухнул его карточный домик. Проблема заключалась в том, что никаких конкретных подтверждений его смерти не было. Жена его подала иск в суд, прося назначить администратора, который бы управлял оставшейся после него собственностью, хотя там мало что оставалось. На его счетах в банке не было ничего, а дом оказался заложен и перезаложен. Так что тут ей ничего не досталось. Мне тогда было искренне жаль ее. Она не работала с того самого времени, как вышла замуж. И вдруг в один прекрасный момент осталась без единого цента в банке, без всякой специальности и с двумя детьми, которых надо на что-то содержать. Кстати, довольно приятная женщина. Тяжко ей тогда пришлось. И за пять лет, что прошли с тех пор, мертвая тишина. Никаких известий или слухов о ее муже. Ничего.
– Джаффе тогда не погиб? – спросила я, заподозрив, что здесь-то и кроется самое главное.
– Я к этому и подхожу, – ответил Мак с ноткой раздражения в голосе.
Я подавила в себе готовые вырваться вопросы: пусть рассказывает так, как считает нужным.
– Возникла одна проблема. Не располагая свидетельством о смерти, страховая компания не торопилась выплачивать страховку. Тем более, что партнера Венделла обвинили в мошенничестве и краже в крупных размерах. С нашей точки зрения, Венделл просто прихватил деньги и смылся, чтобы избежать судебного преследования. Конечно, мы этого никогда прямо не говорили, но тянули время. Дана Джаффе наняла частного детектива, который занялся розысками ее мужа, но тому так ничего и не удалось обнаружить – ни в подтверждение смерти Венделла Джаффе, ни в ее опровержение. Так что невозможно было доказать ни первое, ни второе, – продолжал Мак. – Через год после того, как это все случилось, она подала иск в суд, требуя признать мужа умершим, в качестве основания выдвигая оставленную им записку и состояние душевной депрессии, в котором он пребывал перед исчезновением. В подкрепление последнего Дана представила заверенные заявления и свидетельские показания, данные партнером Венделла и теми, кто его знал. Тогда же она сообщила "КФ", что оформляет все оставшееся после мужа на себя, как его единственная наследница. Мы начали наше собственное расследование, и вели его достаточно целеустремленно. Занимался им Билл Баргеман. Помнишь его?
– Имя знакомо, но, по-моему, мы с ним не встречались.
– Наверное. Он тогда работал в нашем отделении в Пасадине. Хороший человек. Сейчас Билл уже на пенсии. Так вот, он сделал все, что смог, но доказать, что Венделл Джаффе жив, мы не сумели. Нам удалось лишь добиться того, чтобы суд не признал его умершим – да и то только на какое-то время. Мы доказывали, что с учетом тех финансовых затруднений, какие были у Джаффе перед его исчезновением, маловероятно, чтобы он объявился добровольно, если бы был жив. Судья тогда с нами согласился, естественно, мы понимали, что пройдет некоторое время, и у него может появиться своя точка зрения. Миссис Джаффе была вне себя от ярости, но ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Она продолжала выплачивать взносы по его страховке, а когда прошло пять лет, снова обратилась в суд.
– Я думала, в таких случаях должно пройти семь лет.
– В это положение внесли поправку примерно год назад. Комиссия по пересмотру действующего законодательства изменила процедуру доказательства по делам о наследстве, связанным с исчезновением человека. Два месяца назад Дана Джаффе получила наконец решение суда и исполнительный лист, так что Венделл Джаффе официально признан умершим. После этого у нашей компании уже не оставалось выбора. Мы выплатили положенное.
– Так, становится жарче, – сказала я. – И какая там была сумма?
– Пятьсот тысяч долларов.
– Неплохо, – заметила я, – хотя, пожалуй, она их заслужила. Во всяком случае, ждать этих денег ей пришлось долго.
По лицу Мака пробежала легкая улыбка.
– Думаю, ей бы следовало подождать еще немного. Мне тут позвонил Дик Миллс, тоже бывший сотрудник "КФ", сейчас на пенсии. Он говорит, что видел Джаффе в Мексике. В городишке, который называется Вьенто-Негро.
– Вот как? И когда это было?
– Вчера, – ответил Мак. – Именно Дик был тем агентом, который в свое время застраховал Джаффе, – да и потом они не раз встречались друг с другом по разным делам. Так или иначе, но Дика занесло в Мексику, в какой-то маленький городишко на побережье Калифорнийского залива, на полпути между Кабо и Ла-Пасом. И он говорит, что столкнулся в гостинице с Венделлом. Тот сидел в баре с какой-то женщиной.
– Просто взял и столкнулся?
– Просто взял и столкнулся, – эхом повторил мои слова Мак. – Дик дожидался автобуса, чтобы ехать в аэропорт, и заглянул в бар, хотел пропустить что-нибудь по-быстрому, пока водитель еще не пришел. Венделл сидел там в зале, футах в трех от него, их разделяла только декоративная решетка, покрытая каким-то вьющимся растением. Дик говорит, что вначале он узнал голос. Низкий, глубокий, с небольшим южно-техасским акцентом. Этот человек сперва говорил по-английски, а когда подошел официант, перешел на испанский.
– А Венделл Дика видел?
– Насколько я понимаю, нет. Дик уверяет, что он никогда в жизни не испытывал такого удивления, как в тот момент. Говорит, что просидел в том баре так долго, что чуть не опоздал на самолет. И прилетев сюда, домой, первым делом схватился за телефон и позвонил мне.
Я почувствовала, как сердце у меня гулко забилось. Стоит мне хотя бы краем уха услышать об интересном деле, и мой пульс тут же учащается.
– Ну, и что же теперь?
Мак стряхнул себе в обшлаг брючины длинную ленту пепла.
– Я хочу, чтобы ты как можно быстрее отправилась туда. Надеюсь, паспорт у тебя есть?
– Да, конечно. Но как насчет Гордона Титуса? Он обо всем этом знает?
– Титуса оставь мне. Эта история с Венделлом засела во мне, как заноза. Я хочу довести ее до конца, прежде чем уйду из "КФ". Дело не в полумиллионе долларов. Просто это будет хорошим завершением моей карьеры.
– Если все действительно так, – проговорила я.
– Я не помню, чтобы Дик Миллс хоть раз в жизни ошибся. Возьмешься за это дело?
– Сперва я должна посмотреть, удастся ли мне отложить все остальное. Давай, я позвоню тебе через час и тогда отвечу?
– Ну что ж, хорошо. Не возражаю. – Мак взглянул на часы и поднялся, положив на угол моего стола толстый конверт. – На твоем месте я бы не терял времени. Твой рейс отсюда в Лос-Анджелес в час дня. А в пять часов ты должна вылетать из Лос-Анджелеса дальше. Билеты и расписание в конверте, – закончил он.
Я расхохоталась. Значит, мне предстоит снова сотрудничать с "Калифорния фиделити".
2
Между посадкой моего местного рейса в аэропорту Лос-Анджелеса и отправлением самолета авиакомпании "Мексикана" в Кабо-Сан-Лукас оказалось три часа. Мак снабдил меня в дорогу папкой, в которой были собраны газетные вырезки по поводу исчезновения Джаффе и всех тех событий, что последовали после этого. В моем распоряжении было много времени, я устроилась в зальчике одного из баров аэропорта и, потягивая "Маргариту", принялась просматривать материалы. Почему бы, в конце концов, не узнать что-то для себя новое и не проникнуться духом всей этой истории? Возле ног у меня стояла собранная в лихорадочной спешке спортивная сумка, где, помимо прочего, лежали фотоаппарат, бинокль и видеокамера, которую я себе преподнесла как подарок к собственному тридцатичетырехлетию. Мне нравилось, что предстоящая поездка носит такой неожиданный и импровизированный характер, да и вообще в путешествиях как-то по-иному, более обостренно воспринимаешь самого себя. Сейчас во мне уже начинало просыпаться это ощущение. Вместе с моей подругой Верой мы в последнее время занялись испанским на языковых курсах для взрослых, организованных в Санта-Терезе. Но пока что изъясняться могли только в настоящем времени, короткими, по большей части повествовательными, а в практическом отношении почти бесполезными, фразами. Если вдруг, например, по деревьям расселись бы черные кошки, мы с Верой могли бы обменяться по этому поводу парой фраз: "Muchos gatos negros estan en los a'rboles, si? Si, muchos gatos"[4]. Я надеялась, что предстоявшая поездка, на худой конец, позволит мне немного попрактиковаться в языке.
Вместе с вырезками Мак вложил в папку и несколько черно-белых фотографий размером двенадцать на восемнадцать, где Джаффе был заснят на различных мероприятиях: на вернисажах, собраниях по сбору средств на ведение политических кампаний, на благотворительных акциях. Если судить по событиям, на которых ему доводилось присутствовать. Джаффе явно принадлежал к кругу избранных – красивый, отлично одетый, на каждом снимке он неизменно находился в центре группы. Нередко, однако, его изображение оказывалось размыто, как будто он отвернулся или попытался выйти из кадра в тот самый момент, когда уже щелкал затвор фотоаппарата. Интересно, подумала я, неужели Венделл уже тогда подсознательно стремился не попадать на снимки? На фотографиях он выглядел лет на пятьдесят пять. Высокий и массивный, с седыми волосами, широкоскулый, с выдающимся вперед подбородком и крупным носом. Он производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, которого не очень-то волнует, что могут подумать о нем другие.
Вместе с вырезками Мак вложил в папку и несколько черно-белых фотографий размером двенадцать на восемнадцать, где Джаффе был заснят на различных мероприятиях: на вернисажах, собраниях по сбору средств на ведение политических кампаний, на благотворительных акциях. Если судить по событиям, на которых ему доводилось присутствовать. Джаффе явно принадлежал к кругу избранных – красивый, отлично одетый, на каждом снимке он неизменно находился в центре группы. Нередко, однако, его изображение оказывалось размыто, как будто он отвернулся или попытался выйти из кадра в тот самый момент, когда уже щелкал затвор фотоаппарата. Интересно, подумала я, неужели Венделл уже тогда подсознательно стремился не попадать на снимки? На фотографиях он выглядел лет на пятьдесят пять. Высокий и массивный, с седыми волосами, широкоскулый, с выдающимся вперед подбородком и крупным носом. Он производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, которого не очень-то волнует, что могут подумать о нем другие.