Страница:
– Слушай, Кот, я вот думал тут… а сколько тебе лет?
Кот остановился и воззрился на Игоря. Последний раз этот вопрос ему задавали в лесах под Киевом до крещения Руси. Тогда он так и не смог ответить.
– Не помню. А что?
– Ну вы вроде как с бабулей живете… кхм… давно. Только она старуха совсем, а ты лет на сорок выглядишь, не больше. Это как?
– Она баба, – ответил оборотень и потрусил через двор мимо хоккейной коробки и детских площадок. – А я – зверь. Потом, ты же видел, и она может быть молодой.
– Она придуривается. – Игорь допил пиво и поискал глазами мусорку. – А ты на самом деле.
– Придуривается, – согласился оборотень. – Только откуда ты знаешь, когда она придуривается? Может, она на самом деле такая, а придуривается, когда старухой выглядит. Я вот не знаю. Вообще я ей не шибко верю.
Игорь сделал пару шагов в сторону, бросил бутылку в мусорный бак. Вернулся обратно.
– Так ты ей, значит, не доверяешь?
– Доверяю, – покачал головой Кот. – У меня выхода другого нет. Но не сильно верю и не сказать что люблю.
– Есть причина?
Кот кивнул.
– Расскажешь?
Оборотень нехотя посмотрел на бородатого, фыркнул.
– У меня была любимая женщина. Я ее потерял. Думал тогда, все, не полюблю больше. Но случилось, полюбил. Ее Василисой звали. Бабкина внучка была. Я ее любил, она меня. А старуха на меня осерчала, дескать, совратил девку зверь лютый. Так объяснить ничего и не дала, обернула зверем и в зверином теле заперла на сотни лет. А Василисе отвар дала, чтобы не рожденного нашего сына изничтожить. Василиса год слезы проливала, потом пошла к речке и утопилась. Вот и вся сказка. Потому нет у меня причин любить старуху, как и у нее нет причины меня любить. Василиса между нами. Мертвая Василиса.
Игорь слушал молча, хмурился.
– А что потом? Так больше никого и не полюбил?
– Потом. – Лицо Кота стало жестким, словно окаменело. – Не было у меня потом. Потом я был зверем. И давай-ка ты меня больше об этом не спрашивай.
На последнюю просьбу Игорь только согласно головой мотнул, словно конь. Оборотень улыбнулся.
– Не печалься. Той сказке уж тыща лет. Столько даже память не живет, не то что люди. А история – она вечная. По кругу ходит и раз за разом повторяется. Пришли.
Игорь поглядел на бело-бордовую шестнадцатиэтажку. За ней уже поднимались новостройки. Где-то далеко за ними маячила густая зелень.
– А там что? – указал Игорь на далекие деревья. – Лес?
– Какой там лес, – отмахнулся Кот. – Так, три тополя да две березы. С этой стороны заходишь – город слышно, а поглубже зайдешь, уж до другого края дотопал. А там МКАД. Но ночью там пусто и под утро тоже. Можно подальше отойти, пристреляться. Никто не помешает.
Игорь кивнул.
В подъезде было прохладно и темно. Во всяком случае, после буйно палящего солнца глаза к лампам дневного света привыкали долго. Окончательно зрение вернулось только в лифте. Оборотень нажал кнопку, лифт скрипнул хлипкими дверьми и, натужно жужжа, потащился вверх.
– Ого, – оценил бородатый. – Тринадцатый этаж. А квартира какая?
– Как какая, – прищурился Кот. – Шестьсот шестьдесят шестая, конечно.
– Серьезно? – выпучился Игорь.
– Нет, шучу.
В дверь звонить Кот не стал, открыл своим ключом. Хоть и знал, что старуха дома, но предпочитал никого не тревожить и ничем не обязывать. С порога бросил громко:
– Старая, нас уже трое.
И не дожидаясь ответа, не дав Игорю поздороваться с бабкой, поволок того на балкон. Распахнув створку остекления, ткнул пальцем в торчащий из зелени девятиэтажный дом.
– Видишь? Вон те окна.
– Ну.
– Там четвертый живет. Вот познакомлюсь с ним поближе, и нас будет четверо.
– А ты с ним не знаком?
– И да, и нет, – загадочно отозвался Кот. – Иди со старухой поздоровайся, а то обидится и превратит в какое-нибудь непотребство.
Глава вторая
Кот остановился и воззрился на Игоря. Последний раз этот вопрос ему задавали в лесах под Киевом до крещения Руси. Тогда он так и не смог ответить.
– Не помню. А что?
– Ну вы вроде как с бабулей живете… кхм… давно. Только она старуха совсем, а ты лет на сорок выглядишь, не больше. Это как?
– Она баба, – ответил оборотень и потрусил через двор мимо хоккейной коробки и детских площадок. – А я – зверь. Потом, ты же видел, и она может быть молодой.
– Она придуривается. – Игорь допил пиво и поискал глазами мусорку. – А ты на самом деле.
– Придуривается, – согласился оборотень. – Только откуда ты знаешь, когда она придуривается? Может, она на самом деле такая, а придуривается, когда старухой выглядит. Я вот не знаю. Вообще я ей не шибко верю.
Игорь сделал пару шагов в сторону, бросил бутылку в мусорный бак. Вернулся обратно.
– Так ты ей, значит, не доверяешь?
– Доверяю, – покачал головой Кот. – У меня выхода другого нет. Но не сильно верю и не сказать что люблю.
– Есть причина?
Кот кивнул.
– Расскажешь?
Оборотень нехотя посмотрел на бородатого, фыркнул.
– У меня была любимая женщина. Я ее потерял. Думал тогда, все, не полюблю больше. Но случилось, полюбил. Ее Василисой звали. Бабкина внучка была. Я ее любил, она меня. А старуха на меня осерчала, дескать, совратил девку зверь лютый. Так объяснить ничего и не дала, обернула зверем и в зверином теле заперла на сотни лет. А Василисе отвар дала, чтобы не рожденного нашего сына изничтожить. Василиса год слезы проливала, потом пошла к речке и утопилась. Вот и вся сказка. Потому нет у меня причин любить старуху, как и у нее нет причины меня любить. Василиса между нами. Мертвая Василиса.
Игорь слушал молча, хмурился.
– А что потом? Так больше никого и не полюбил?
– Потом. – Лицо Кота стало жестким, словно окаменело. – Не было у меня потом. Потом я был зверем. И давай-ка ты меня больше об этом не спрашивай.
На последнюю просьбу Игорь только согласно головой мотнул, словно конь. Оборотень улыбнулся.
– Не печалься. Той сказке уж тыща лет. Столько даже память не живет, не то что люди. А история – она вечная. По кругу ходит и раз за разом повторяется. Пришли.
Игорь поглядел на бело-бордовую шестнадцатиэтажку. За ней уже поднимались новостройки. Где-то далеко за ними маячила густая зелень.
– А там что? – указал Игорь на далекие деревья. – Лес?
– Какой там лес, – отмахнулся Кот. – Так, три тополя да две березы. С этой стороны заходишь – город слышно, а поглубже зайдешь, уж до другого края дотопал. А там МКАД. Но ночью там пусто и под утро тоже. Можно подальше отойти, пристреляться. Никто не помешает.
Игорь кивнул.
В подъезде было прохладно и темно. Во всяком случае, после буйно палящего солнца глаза к лампам дневного света привыкали долго. Окончательно зрение вернулось только в лифте. Оборотень нажал кнопку, лифт скрипнул хлипкими дверьми и, натужно жужжа, потащился вверх.
– Ого, – оценил бородатый. – Тринадцатый этаж. А квартира какая?
– Как какая, – прищурился Кот. – Шестьсот шестьдесят шестая, конечно.
– Серьезно? – выпучился Игорь.
– Нет, шучу.
В дверь звонить Кот не стал, открыл своим ключом. Хоть и знал, что старуха дома, но предпочитал никого не тревожить и ничем не обязывать. С порога бросил громко:
– Старая, нас уже трое.
И не дожидаясь ответа, не дав Игорю поздороваться с бабкой, поволок того на балкон. Распахнув створку остекления, ткнул пальцем в торчащий из зелени девятиэтажный дом.
– Видишь? Вон те окна.
– Ну.
– Там четвертый живет. Вот познакомлюсь с ним поближе, и нас будет четверо.
– А ты с ним не знаком?
– И да, и нет, – загадочно отозвался Кот. – Иди со старухой поздоровайся, а то обидится и превратит в какое-нибудь непотребство.
Глава вторая
Олег
Москва. 2019 год
Ребята выходили из зала после спарринга бодрые, переполненные эмоциями. В дверях задерживались, складывая руки в приветственном жесте.
– Ос, – привычно поклонился Олег.
– Ос, – отозвался учитель.
Олег вышел в коридор и, уже расслабившись, побежал к раздевалке. В душевой немного задержался, потому, когда добрался до их со Степкой шкафчиков, тот был уже одет и готов к отправлению во внешний мир.
– Привет, опозданец, – улыбнулся Олег. – Что за привычка на пятнадцать минут позже являться?
– Пятнадцать минут – это академическое опоздание, – деловито объяснил Степа. – Потом, это ты у нас идешь путем воина, а я просто на тренировки хожу, так что мне можно и опоздать. И, кстати, с днем рождения.
– С прошедшим, – поправил Олег, поспешно укладывая кимоно в пакет. – Вчера был.
Степа кивнул:
– Знаю. А ты опять не празднуешь?
– Зачем? – пожал плечами Олег и, заперев шкафчик, двинулся на выход из раздевалки. – Чего тут праздновать-то? Ну прожил человек еще год и не умер. Что это? Праздник победы над смертью?
– Традиция, – не согласился Степа. – Причем не самая плохая. Ты стал на год старше, лучше, умней. Почему бы не выпить по этому поводу.
– Старше – да, – кивнул Олег. – Лучше и умней – это еще вопрос. А если тебе так приперло выпить на халяву, то поставлю я тебе пиво.
– С тебя пиво, с меня подарок, – подмигнул Степа. – Пошли?
Олег кивнул. По поводу дня рождения он ни разу не лукавил. Не прикрывался философией, «которой в семнадцать лет быть не должно, если только это не выпендреж», как говорил отец. Он на самом деле никогда не любил этого праздника. А насчет философий… Иногда ему казалось, что где-то глубоко внутри него живет другая сущность. Много старше, много умнее. Просто до нее надо докопаться.
Потому, собственно, и пришел в эту каратистскую школу. Столкнувшись с карате-кёкусинкай, проникся биографией и околобуддистскими учениями Масутацу Ояма и решил, что это достойный путь для того, чтобы докопаться до сути.
Степа, который сам притащил бывшего одноклассника на эти тренировки, смотрел на ситуацию с других позиций. Кивая учителю, дескать, понимает, что карате это не только вид восточных единоборств, но и учение, ведущее к самосовершенствованию не столько физическому, сколько духовному, понимать этого не стремился. Да и многие ли из группы думали о духовной стороне? Тренировали-то в первую очередь тела. Учились бить и уходить от удара. Думая о том, как это может пригодиться в уличной потасовке. Иногда грезя какими-то соревнованиями, поясами и титулами. Степа же пришел сюда, когда в подворотне по лицу настучали.
Олег не осуждал, напротив, считал, что это дело благое. Но для себя видел во всем этом иной путь, о котором предпочитал помалкивать. Любые философские темы, затронутые в компании сверстников, делали из него либо зануду, либо мальчика со странностями. В компаниях постарше он воспринимался либо мальчиком со странностями, либо ой каким умненьким мальчиком. Отец упорно продолжал считать, что все философские выкладки семнадцатилетнего отпрыска лишь выпендреж и не имеют под собой никакой осмысленной основы. А выпендреж предка всегда раздражал, потому Олег и с ним старался этих тем не затрагивать.
Степа трещал всю дорогу о знакомых и незнакомых девчонках, травил какие-то байки не шибко пристойного содержания. Олег особо не прислушивался, думая о своем. От мыслей его отвлек голос приятеля:
– Ну что, может, все-таки по пиву? Уже третью палатку проходим.
Олег остановился, посмотрел на Степку.
– Какое тебе?
– Светлое.
Он подошел к окошку, доставая из кармана пожеванные мелкие купюры.
– Четыре штучки зеленого «Туборга», – попросил в окошко. – И сушеного кальмара.
Из палатки на подростка посмотрели с сомнением. При немалом росте и не детской уже комплекции, двадцати одного года на Олеговом лице не читалось ни при каких обстоятельствах. Но пиво все же дали. Не школьник, и то ладно, деньги-то зарабатывать надо.
Степа запустил пятерню в пакетик, как только отошли в сторону. Со щелчком открыл жестянку с пивом, сказал какую-то гадость в адрес брызнувшей на штаны пены и радостно сделал глоток.
– Ты себя ведешь как алкоголик, – пожурил Олег. – Только руки не трясутся.
– Жарко, а пиво холодное. И жажда мучит, – оправдался Степа. – А ты похож на зануду или на мою матушку, когда она морали читает. Пошли на лавочку.
Лавочка была излюбленным местом молодежи. Когда-то она стояла на краю детской площадки, под высоким деревом. Потом детскую площадку срыли тихой сапой и воздвигли на ее месте автомобильную стоянку. Наезжать никто не стал. Глава домового правления, под юрисдикцию которого попадала площадка, главная местная активистка, могла бы устроить бучу. Но сын ее давно вырос из возраста качелек-каруселек, а вместо внуков заимел старенькую «BMW». Потому важность автостоянки возобладала над значимостью детской площадки.
Качели, карусели и лесенки пошли прахом. Травку засыпали гравием. Вокруг поставили невысокий заборчик, а на въезде повесили цепь с навесным замком, дабы кто не надо не парковался. А вот скамейка под высоким деревом оказалась никому не нужна, потому как стояла на отшибе. Так и осталась. Только если раньше на устроившуюся здесь молодежь ворчали молодые мамы и бабушки, выгуливавшие собственных чад, то теперь наезжать стало некому.
Степа плюхнулся на лавочку. Порылся в спортивной сумке и достал оттуда небольшой сверток, перетянутый ленточкой.
– Держи, это тебе. И давай доставай своего сушеного кальмара.
– Он не мой. – Олег вытащил из пакета упаковку кальмаров. – Он атлантический. Спасибо.
Сверток оказался легким, но упакованным намертво. Ленточка затянулась на такое количество тугих узлов, что Олег полез за выкидушкой.
– Такую красоту испортил, – хихикнул Степа, глядя, как приятель кромсает перочинным ножиком несчастную ленточку. – А еще эстет.
Олег на подначку не среагировал. Внутри конверта оказалось красивое издание «Семи самураев» Куросавы. Подарок так подарок. Все же Степа не такой балбес, каким хочет казаться.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он.
– Не за что, – отмахнулся Степа.
– Сам смотрел?
– Не-а. Но мужик в магазине сказал, что это было культовое кино. В прошлом веке. В общем, мощное старье, как ты любишь.
Нет, все-таки балбес, подумал Олег и открыл банку пива.
Посмотреть на четвертого было интересно, но, когда ему ткнули направление и сказали «вот он», Игорь замер. Долго смотрел на двух пацанов, сидящих с пивом на скамейке и не верил своим глазам. Кот продолжал чинно шествовать, ведя под руку старую ведунью, с таким видом, словно повзрослевший внук выгуливал престарелую бабушку.
– Это же дети, – выдавил он наконец.
– Это сейчас они дети. При княжьем дворе мужик в семнадцать весен мальчиком не был. А ты вот, Игоряша, уже считался бы старым пердуном, – бодро отозвалась старуха.
– Который из них? – спросил Кот, пристально разглядывающий молодых людей.
– А ты сам как думаешь? – ухмыльнулась старуха.
Оборотень поглядел на подростков так, словно просветил рентгеном. Игорь не удивился бы, если после этого взгляда Кот рассказал бы о строении скелета каждого пацана, а заодно выдал бы байку не хуже врачебного диагноза про каждый из внутренних органов.
Первый юноша был темноволос, довольно высокого роста, но при этом весьма стройной комплекции. Вид имел довольно интеллигентный. Нормальный представитель молодежи. Не настолько глуп, чтобы после школы отправиться в армию, а после нее пойти грузчиком в соседний магазин. Не настолько умен, чтобы прийти к мысли, что в семнадцать лет детство уже могло бы закончиться.
Второй, белобрысый, был чуть ниже приятеля, но коренастый. Довольно крепкий. Лицо его было куда как проще. А вот прохладные голубые глаза цвета осеннего неба в последний солнечный день не блестели юношеским задором, как у первого, а смотрели куда-то внутрь себя. Словно бы парень парил над собственным телом и до рези в глазах всматривался в свое прошлое, настоящее и будущее, покрытое мраком памяти и неизвестности.
– Белобрысый, – отозвался Кот.
– В яблочко, – похвалила Яга.
– Хорошо, – кивнул оборотень. – Вечером познакомлюсь с ним поближе.
– А я? – поинтересовался бородатый.
– А тебя позже с ним познакомлю. Сперва надо понять, что в нем от него, а что наносное.
– Так вы чего, знаете этого пацана? – В оживленном состоянии с Игоря слетала всякая непроницаемость, солидность, грубоватость и быковатость, которыми он периодически прикрывался. Бородатый сам напоминал сейчас восторженного мальчишку с горящими глазами.
– Во-первых, – набычилась бабулька, – он не пацан. Не смотри на внешность. Во-вторых, мы знаем, кем он был. А кто он в этом теле, того никто не знает.
– Ни хрена не понял, – покачал головой Игорь. – Понятнее объяснить слабо?
– Закрой рот и не бузи, – сердито посоветовала старуха. – А то в другой раз дома оставлю. Все? Посмотрели? Тогда пошли, нечего тут объяснялки на всю улицу разводить.
После второй бутылки пива Степа стал еще пошлей и еще разговорчивей.
– Кстати, – поведал он. – Я тут видел твою обожаемую. Она теперь с Коляном мутит.
Обожаемой была Люда. Олег не помнил, сколько лет ее знал. Иногда казалось, что помнил ее еще с песочницы. Но здравый смысл подсказывал, что этого быть попросту не могло, так как появилась она у них в пятом классе. Перешла из другой школы, переехала из другого района. Олег заприметил ее сразу и больше не выпускал из поля зрения. Как относилась к нему Люда, сказать было трудно. Ему почему-то казалось, что она все понимает.
Иногда они общались по-приятельски в компаниях. А дальше этого не заходило. Заходило с другими. И у него, и у нее. Отчего Олег мрачнел и замыкался. Степа, как бывший одноклассник, ситуацию знал, но предпочитал помалкивать, потому как и Людку знал. Причем не в таких розовых тонах, в каких рисовалась она Олегу. Впрочем, иногда Степку прорывало, и он начинал говорить вещи нелицеприятные. На что бывший одноклассник реагировал всегда одинаково.
– Тон смени, – попросил Олег.
– Олежка, я не виноват, что она с половиной района пере…
– Замолчи.
Олег резко поднялся со скамейки. Если б Степан не был лучшим другом, получил бы сейчас по морде. Тот сделал вид, что ничего не заметил, подставил рожу налетевшему летнему ветерку.
– Может, тебе как-то проявить себя? – предложил Степа.
– Как?
– Как с нормальной обычной бабой. С ними ж ты не теряешься. Почему с этой ведешь себя как лузер?
Олег посмотрел на друга.
– Почему как лузер? Почему если мужчина относится к женщине лучше, чем она позволяет к себе относиться, то он выглядит лузером?
– А ты хочешь выглядеть джентльменом? – Степан оживился, словно фокстерьер, у которого перед носом повертели лисьим воротником. – Не то время. В Америке, например, над потерей девственности уже даже не смеются. Последняя кинокомедия на тему секса у молодежи была лет десять назад. И та с треском провалилась. Теперь это настолько нормально, что смеяться не над чем.
– Нет, не нормально. Нормально простое человеческое чувство, а не…
– Бе-ме, – передразнил Степа. – А о твоем чувстве она должна догадаться?
– Она о нем знает, – покачал головой Олег.
– И кто ей об этом сказал?
Перед глазами возник берег реки, песчаные замки. Девчонка и мальчишка.
– Она просто знает, – сбивчиво заговорил Олег, пытаясь удержать перед внутренним взором забытую картинку. – Я не как все и не как со всеми. Я ее люблю. Понимаешь? А ты понимаешь. А если ты понимаешь, то и она должна понимать.
Он обошел зачем-то вокруг скамейки и вернулся на прежнее место. Степа посмотрел с ехидством. Потянулся за третьей банкой. Чего ее беречь, коли приятель не пьет?
– Ты это в книжке прочитал?
– Хоть бы и так.
– Чайник ты, Олег, – покачал головой Степа. – Она такая же баба, как и все прочие, ничем не лучше. Будь проще и…
– Отвали. Не хочу я быть проще. Рано или поздно она ко мне придет. Я это знаю.
– А я знаю, что тебе на следующий бездник подарить, – пробурчал Степа. – Книжка такая была. «Горе от ума». Явно про тебя. Ну ладно, хрен с тобой. Сегодня вечером чего делаешь?
– Самураев смотрю, – буркнул Олег. Разговор ему не нравился.
– Вот и смотри. Но не засматривайся. Я тебе вечерком довесок к подарку организую.
Степа и в самом деле позвонил вечером. Телефон затрещал как раз тогда, когда герой сокрушался о победе и смотрел на могилы сотоварищей. По экрану побежали титры, Олег потянулся за телефоном.
– Выходи, – не здороваясь бросил в трубку Степа.
– Куда? – Олег поглядел на часы.
Сумерки за окном давно уже загустели до чернильного состояния. Впору было лечь на диван с книжечкой и тихо отрубиться, заблудившись сонным взглядом между строчек. И уж на улицу точно не тянуло.
– Туда, – весело отозвалась трубка и возопила дурным голосом. – Час свиданья настал, вся в огне я горю.
– Не ори, – поморщился Олег. – Скажи толком, чего ради мне выходить.
– Толку никакого, – снова развеселилась трубка. – Но если сейчас не выйдешь, потом будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
– Хорошо, – зевнул Олег. – Ща спущусь.
Степа ждал возле дома и вид имел перевозбужденный до невозможности. Глаза приятеля горели охотничьим азартом. Что случилось, он рассказывать не собирался. Промычав что-то невнятное, подхватил Олега под руку и поволок куда-то через двор и кусты не разбирая дороги. За кустами обнаружились «ракушки». Степан тихо матюгнулся, но поворачивать не стал и просочился между гофрированными металлическими стенками. Вынырнув на дорогу, повернулся нетерпеливо:
– Ну где ты там?
Олег тяжело вздохнул и полез в щель между «ракушек».
– Ты хоть можешь сказать, куда мы идем?
– На встречу твоей судьбе. Она ждет тебя. Людка. В натуральную величину, – расплылся в чеширской улыбке Степа и пропел: – Там, за поворотом, там, за поворотом. Там-там-тадам-там-тадам.
– Ты что, с ума сошел?
Олег дернулся было назад, но Степа ловко перехватил за руку и потянул на себя.
– Не противься судьбе, – весело сообщил он и снова заголосил: – Прятаться поздно, не прятаться поздно. С днем рожденииииияааааа!
– Хорош горланить, – сдался Олег. – Тоже мне Юрий Леонтьев нашелся.
– Юрий Антонов, а Леонтьев Валерий, – поправил приятель. – Эх ты, любитель старины глубокой. Это даже я знаю.
– Это потому, что ты попсу слушаешь, – парировал Олег.
– А ты старье смотришь доисторическое.
За перепалкой пронеслось еще два двора. Степа перемахнул через невысокий заборчик, поднес палец к губам и ломанулся в кусты. Олег недовольно сунулся следом. Из-за кустов открывался вид на соседские корпуса и на подъезд, возле которого обычно тусовались Колян с приятелями. Сейчас ребят было пятеро. Между ними стояла бутылка водки и баллон кваса. Явно не первые и, видимо, не последние. Рядом с Коляном стояла Люда.
Степа, гордый собой, кивнул на открывшийся вид. Шепнул:
– А от подъезда тебя не видно.
– И что дальше?
– Дальше жди. Сейчас она придет к тебе.
– Сама? – не понял Олег.
Степа задорно посмотрел на приятеля.
– Ты мне знаешь кого напоминаешь? Еврея из анекдота. Он все просил бога, чтоб тот ему помог в лотерею выиграть. Наконец бог не выдержал и сказал: «Слушай, ты б хоть билет лотерейный купил». Прояви фантазию, и она к тебе придет.
Не вдаваясь в дальнейшие разборки, Степа выскочил из кустов и по дорожке побрел к подъезду, возле которого собралась компания. Сделав пару шагов, демонстративно обернулся и нажал кнопочку на телефоне. У Олега коротко пиликнуло, сообщая о доставленном SMS-сообщении. Он вытащил телефон и открыл сообщение.
На экране светился номер телефона и короткая подпись: «Набери меня».
Балбес, мелькнуло в голове. Хотя нет, все-таки не балбес. Льюиса Кэрролла читал. Или мультик смотрел? С него станется.
Степа дошел до подъезда, поприветствовал собравшихся парней и с ходу начал что-то втирать, резво жестикулируя.
Олег, ругая себя последними словами, что поддался на авантюру, набрал номер из эсэмэски. Затренькало, потом загудело. Он ждал, не зная, чего ждет, но догадываясь. Вдалеке за кустами у подъезда запиликал телефон. Она вынула из сумочки трубку и отошла в сторону.
– Алло.
– Привет, – тихо сказал он. – Это я.
– Кто это? – не поняла она.
– Иди прямо, увидишь.
– Плохая шутка, – отозвалась она, но сделала шаг вперед.
– Иди, иди, – подбодрил он.
Этого оказалось достаточно. Она зашагала неторопливо, держа трубку возле уха, словно что-то слушала и топала неизвестно куда в задумчивости. Когда ее перестало быть видно от подъезда, он вышел на дорогу и нажал отбой.
– Алло! – сказала она пищащей трубке.
– Я здесь.
Люда подняла взгляд. Растерянность. Узнавание. Приятное удивление.
– Олег. – Легкая полуулыбка.
– Пойдем? – Он протянул ей руку.
– Пойдем.
Ее пальцы вцепились в его ладонь. Только сейчас он понял, что никогда, даже в детстве, не держал ее за руку. А что было в детстве? Перед внутренним взором возникла река, песок. Девчонка, строящая замки. Мальчишка, разбивающий их ногой и всю жизнь чувствующий вину за тот полный детской несправедливой обиды взгляд…
Олег тряхнул головой. Картинка была не из его жизни, из чьей-то чужой. Он поймал себя на том, что идет и слушает ее щебечущий голосок.
– Я тебя с выпускного не видела…
А я тебя видел, хотелось сказать ему, но промолчал. Не мог говорить, потому что все слова вдруг показались пустыми и бессмысленными в сравнении с тем, что творилось внутри. Не было таких слов, чтобы описать это состояние. Не придумали их, как ни старались сказать. Ни один поэт, ни один писатель, ни один художник или композитор. У кого-то получалось передать чувство, но между строк. Потому что слова бессильно отступали перед этим.
Он крепче сжал ее пальцы, остановился.
– Люда, – прошептал тихо. – Я столько тебя искал. Я только сейчас понял…
Олег запнулся. Нет, не понял. Просто знал почему-то, что искал эту женщину много лет, больше, чем живет на свете. Знание скользнуло зыбкой рыбкой и потерялось, как всегда бывает, когда понимание пытаешься уложить в слова.
– Что ты понял? – испытующе посмотрела она на него.
– Я тебя люблю, – тихо произнес кто-то.
Людмила подалась вперед, замерла на мгновение. Потом вдруг отстранилась.
– А как же Коля? Я с ним…
– Нет, – рявкнул Олег.
– А ты что же – считаешь меня пай-девочкой, которая сидит и ждет воздыхателя? – надула губки Люда. – Так я давно уже не она.
– Нет, – повторил кто-то: не то Олег, не то кто-то другой внутри него.
– Да.
– Ты его не любишь. Ты же любишь меня.
– Я его не люблю. А ты слишком навязчив и требуешь от меня чего-то, чего я тебе вовсе не должна.
Олег замер на секунду, посмотрел на девушку новым взглядом. Только сейчас понял, что видел что-то другое, говорил то ли с кем-то другим, то ли кто-то другой. Осознание того, что он выпал из реальности, ударило обухом по голове.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила девушка.
Современная девушка в современном мире без каких-то там заоблачных высот и иллюзий. Олег тряхнул головой, пытаясь вспомнить, что только что говорил. Получалось плохо.
Столько похабных историй Степа не рассказывал никогда. Даже самые циничные его слушатели давно уже плевались бы от переизбытка вульгарности. Но выхода у него не было. Он быстро просек, какие байки по нраву местной публике, и разливался соловьем, только бы удержать зрительское внимание.
Народ пошлости одобрял громогласным хохотом, от которого из окна первого этажа периодически вылезала старушка и грозила милицией. Впрочем, это, видимо, была традиция, потому как старушку беззлобно посылали, после чего она исчезала в окошке. А через какое-то время вместо обещанных стражей порядка снова появлялась с угрозами.
Степку же милиция вполне бы устроила. Это избавило бы от необходимости пошлить, да и тем, куда пропала Колянова дама, никто бы не озадачился.
Первый раз в жизни предательская мысль закралась в Степкину голову год назад, когда он стоял с расстегнутыми штанами над очком биотуалета и справлял нужду. Стоило только подумать, каким образом мобильник на прищепке держится на поясе расстегнутых штанов, как телефон сам ответил на этот вопрос: «Никаким». Это было последнее, на что намекнул мобильник, прежде чем занырнуть в дырку общественного сортира. Этим вечером Степа снова вспомнил о том, что не только язык мой – враг мой, но и мысль моя тоже что-то из той же области.
Стоило предательской мысли мелькнуть в голове, как в стороне кто-то вежливо кашлянул. Коляновы братья по разуму повернулись на подошедшего. Степа тоже заинтересовался и скосил взор. В сторонке стоял мужичок лет сорока. Тощий, но жилистый. Обряженный в камуфляж без знаков отличия.
– Эй, мужики, – нагловато улыбнулся мужичок. – Пока вы тут ля-ля разводите, там вашу девочку уводят.
– Тебе чего, дядя? – набычился Колян и только тут уловил смысл сказанного, стрельнул глазами по толпе приятелей. – А где Людка?
– Может, домой пошла, – пожал плечами кто-то.
Колян побагровел. Степа оглядел пятерых и, оценив ситуацию, хихикнул:
Ребята выходили из зала после спарринга бодрые, переполненные эмоциями. В дверях задерживались, складывая руки в приветственном жесте.
– Ос, – привычно поклонился Олег.
– Ос, – отозвался учитель.
Олег вышел в коридор и, уже расслабившись, побежал к раздевалке. В душевой немного задержался, потому, когда добрался до их со Степкой шкафчиков, тот был уже одет и готов к отправлению во внешний мир.
– Привет, опозданец, – улыбнулся Олег. – Что за привычка на пятнадцать минут позже являться?
– Пятнадцать минут – это академическое опоздание, – деловито объяснил Степа. – Потом, это ты у нас идешь путем воина, а я просто на тренировки хожу, так что мне можно и опоздать. И, кстати, с днем рождения.
– С прошедшим, – поправил Олег, поспешно укладывая кимоно в пакет. – Вчера был.
Степа кивнул:
– Знаю. А ты опять не празднуешь?
– Зачем? – пожал плечами Олег и, заперев шкафчик, двинулся на выход из раздевалки. – Чего тут праздновать-то? Ну прожил человек еще год и не умер. Что это? Праздник победы над смертью?
– Традиция, – не согласился Степа. – Причем не самая плохая. Ты стал на год старше, лучше, умней. Почему бы не выпить по этому поводу.
– Старше – да, – кивнул Олег. – Лучше и умней – это еще вопрос. А если тебе так приперло выпить на халяву, то поставлю я тебе пиво.
– С тебя пиво, с меня подарок, – подмигнул Степа. – Пошли?
Олег кивнул. По поводу дня рождения он ни разу не лукавил. Не прикрывался философией, «которой в семнадцать лет быть не должно, если только это не выпендреж», как говорил отец. Он на самом деле никогда не любил этого праздника. А насчет философий… Иногда ему казалось, что где-то глубоко внутри него живет другая сущность. Много старше, много умнее. Просто до нее надо докопаться.
Потому, собственно, и пришел в эту каратистскую школу. Столкнувшись с карате-кёкусинкай, проникся биографией и околобуддистскими учениями Масутацу Ояма и решил, что это достойный путь для того, чтобы докопаться до сути.
Степа, который сам притащил бывшего одноклассника на эти тренировки, смотрел на ситуацию с других позиций. Кивая учителю, дескать, понимает, что карате это не только вид восточных единоборств, но и учение, ведущее к самосовершенствованию не столько физическому, сколько духовному, понимать этого не стремился. Да и многие ли из группы думали о духовной стороне? Тренировали-то в первую очередь тела. Учились бить и уходить от удара. Думая о том, как это может пригодиться в уличной потасовке. Иногда грезя какими-то соревнованиями, поясами и титулами. Степа же пришел сюда, когда в подворотне по лицу настучали.
Олег не осуждал, напротив, считал, что это дело благое. Но для себя видел во всем этом иной путь, о котором предпочитал помалкивать. Любые философские темы, затронутые в компании сверстников, делали из него либо зануду, либо мальчика со странностями. В компаниях постарше он воспринимался либо мальчиком со странностями, либо ой каким умненьким мальчиком. Отец упорно продолжал считать, что все философские выкладки семнадцатилетнего отпрыска лишь выпендреж и не имеют под собой никакой осмысленной основы. А выпендреж предка всегда раздражал, потому Олег и с ним старался этих тем не затрагивать.
Степа трещал всю дорогу о знакомых и незнакомых девчонках, травил какие-то байки не шибко пристойного содержания. Олег особо не прислушивался, думая о своем. От мыслей его отвлек голос приятеля:
– Ну что, может, все-таки по пиву? Уже третью палатку проходим.
Олег остановился, посмотрел на Степку.
– Какое тебе?
– Светлое.
Он подошел к окошку, доставая из кармана пожеванные мелкие купюры.
– Четыре штучки зеленого «Туборга», – попросил в окошко. – И сушеного кальмара.
Из палатки на подростка посмотрели с сомнением. При немалом росте и не детской уже комплекции, двадцати одного года на Олеговом лице не читалось ни при каких обстоятельствах. Но пиво все же дали. Не школьник, и то ладно, деньги-то зарабатывать надо.
Степа запустил пятерню в пакетик, как только отошли в сторону. Со щелчком открыл жестянку с пивом, сказал какую-то гадость в адрес брызнувшей на штаны пены и радостно сделал глоток.
– Ты себя ведешь как алкоголик, – пожурил Олег. – Только руки не трясутся.
– Жарко, а пиво холодное. И жажда мучит, – оправдался Степа. – А ты похож на зануду или на мою матушку, когда она морали читает. Пошли на лавочку.
Лавочка была излюбленным местом молодежи. Когда-то она стояла на краю детской площадки, под высоким деревом. Потом детскую площадку срыли тихой сапой и воздвигли на ее месте автомобильную стоянку. Наезжать никто не стал. Глава домового правления, под юрисдикцию которого попадала площадка, главная местная активистка, могла бы устроить бучу. Но сын ее давно вырос из возраста качелек-каруселек, а вместо внуков заимел старенькую «BMW». Потому важность автостоянки возобладала над значимостью детской площадки.
Качели, карусели и лесенки пошли прахом. Травку засыпали гравием. Вокруг поставили невысокий заборчик, а на въезде повесили цепь с навесным замком, дабы кто не надо не парковался. А вот скамейка под высоким деревом оказалась никому не нужна, потому как стояла на отшибе. Так и осталась. Только если раньше на устроившуюся здесь молодежь ворчали молодые мамы и бабушки, выгуливавшие собственных чад, то теперь наезжать стало некому.
Степа плюхнулся на лавочку. Порылся в спортивной сумке и достал оттуда небольшой сверток, перетянутый ленточкой.
– Держи, это тебе. И давай доставай своего сушеного кальмара.
– Он не мой. – Олег вытащил из пакета упаковку кальмаров. – Он атлантический. Спасибо.
Сверток оказался легким, но упакованным намертво. Ленточка затянулась на такое количество тугих узлов, что Олег полез за выкидушкой.
– Такую красоту испортил, – хихикнул Степа, глядя, как приятель кромсает перочинным ножиком несчастную ленточку. – А еще эстет.
Олег на подначку не среагировал. Внутри конверта оказалось красивое издание «Семи самураев» Куросавы. Подарок так подарок. Все же Степа не такой балбес, каким хочет казаться.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он.
– Не за что, – отмахнулся Степа.
– Сам смотрел?
– Не-а. Но мужик в магазине сказал, что это было культовое кино. В прошлом веке. В общем, мощное старье, как ты любишь.
Нет, все-таки балбес, подумал Олег и открыл банку пива.
Посмотреть на четвертого было интересно, но, когда ему ткнули направление и сказали «вот он», Игорь замер. Долго смотрел на двух пацанов, сидящих с пивом на скамейке и не верил своим глазам. Кот продолжал чинно шествовать, ведя под руку старую ведунью, с таким видом, словно повзрослевший внук выгуливал престарелую бабушку.
– Это же дети, – выдавил он наконец.
– Это сейчас они дети. При княжьем дворе мужик в семнадцать весен мальчиком не был. А ты вот, Игоряша, уже считался бы старым пердуном, – бодро отозвалась старуха.
– Который из них? – спросил Кот, пристально разглядывающий молодых людей.
– А ты сам как думаешь? – ухмыльнулась старуха.
Оборотень поглядел на подростков так, словно просветил рентгеном. Игорь не удивился бы, если после этого взгляда Кот рассказал бы о строении скелета каждого пацана, а заодно выдал бы байку не хуже врачебного диагноза про каждый из внутренних органов.
Первый юноша был темноволос, довольно высокого роста, но при этом весьма стройной комплекции. Вид имел довольно интеллигентный. Нормальный представитель молодежи. Не настолько глуп, чтобы после школы отправиться в армию, а после нее пойти грузчиком в соседний магазин. Не настолько умен, чтобы прийти к мысли, что в семнадцать лет детство уже могло бы закончиться.
Второй, белобрысый, был чуть ниже приятеля, но коренастый. Довольно крепкий. Лицо его было куда как проще. А вот прохладные голубые глаза цвета осеннего неба в последний солнечный день не блестели юношеским задором, как у первого, а смотрели куда-то внутрь себя. Словно бы парень парил над собственным телом и до рези в глазах всматривался в свое прошлое, настоящее и будущее, покрытое мраком памяти и неизвестности.
– Белобрысый, – отозвался Кот.
– В яблочко, – похвалила Яга.
– Хорошо, – кивнул оборотень. – Вечером познакомлюсь с ним поближе.
– А я? – поинтересовался бородатый.
– А тебя позже с ним познакомлю. Сперва надо понять, что в нем от него, а что наносное.
– Так вы чего, знаете этого пацана? – В оживленном состоянии с Игоря слетала всякая непроницаемость, солидность, грубоватость и быковатость, которыми он периодически прикрывался. Бородатый сам напоминал сейчас восторженного мальчишку с горящими глазами.
– Во-первых, – набычилась бабулька, – он не пацан. Не смотри на внешность. Во-вторых, мы знаем, кем он был. А кто он в этом теле, того никто не знает.
– Ни хрена не понял, – покачал головой Игорь. – Понятнее объяснить слабо?
– Закрой рот и не бузи, – сердито посоветовала старуха. – А то в другой раз дома оставлю. Все? Посмотрели? Тогда пошли, нечего тут объяснялки на всю улицу разводить.
После второй бутылки пива Степа стал еще пошлей и еще разговорчивей.
– Кстати, – поведал он. – Я тут видел твою обожаемую. Она теперь с Коляном мутит.
Обожаемой была Люда. Олег не помнил, сколько лет ее знал. Иногда казалось, что помнил ее еще с песочницы. Но здравый смысл подсказывал, что этого быть попросту не могло, так как появилась она у них в пятом классе. Перешла из другой школы, переехала из другого района. Олег заприметил ее сразу и больше не выпускал из поля зрения. Как относилась к нему Люда, сказать было трудно. Ему почему-то казалось, что она все понимает.
Иногда они общались по-приятельски в компаниях. А дальше этого не заходило. Заходило с другими. И у него, и у нее. Отчего Олег мрачнел и замыкался. Степа, как бывший одноклассник, ситуацию знал, но предпочитал помалкивать, потому как и Людку знал. Причем не в таких розовых тонах, в каких рисовалась она Олегу. Впрочем, иногда Степку прорывало, и он начинал говорить вещи нелицеприятные. На что бывший одноклассник реагировал всегда одинаково.
– Тон смени, – попросил Олег.
– Олежка, я не виноват, что она с половиной района пере…
– Замолчи.
Олег резко поднялся со скамейки. Если б Степан не был лучшим другом, получил бы сейчас по морде. Тот сделал вид, что ничего не заметил, подставил рожу налетевшему летнему ветерку.
– Может, тебе как-то проявить себя? – предложил Степа.
– Как?
– Как с нормальной обычной бабой. С ними ж ты не теряешься. Почему с этой ведешь себя как лузер?
Олег посмотрел на друга.
– Почему как лузер? Почему если мужчина относится к женщине лучше, чем она позволяет к себе относиться, то он выглядит лузером?
– А ты хочешь выглядеть джентльменом? – Степан оживился, словно фокстерьер, у которого перед носом повертели лисьим воротником. – Не то время. В Америке, например, над потерей девственности уже даже не смеются. Последняя кинокомедия на тему секса у молодежи была лет десять назад. И та с треском провалилась. Теперь это настолько нормально, что смеяться не над чем.
– Нет, не нормально. Нормально простое человеческое чувство, а не…
– Бе-ме, – передразнил Степа. – А о твоем чувстве она должна догадаться?
– Она о нем знает, – покачал головой Олег.
– И кто ей об этом сказал?
Перед глазами возник берег реки, песчаные замки. Девчонка и мальчишка.
– Она просто знает, – сбивчиво заговорил Олег, пытаясь удержать перед внутренним взором забытую картинку. – Я не как все и не как со всеми. Я ее люблю. Понимаешь? А ты понимаешь. А если ты понимаешь, то и она должна понимать.
Он обошел зачем-то вокруг скамейки и вернулся на прежнее место. Степа посмотрел с ехидством. Потянулся за третьей банкой. Чего ее беречь, коли приятель не пьет?
– Ты это в книжке прочитал?
– Хоть бы и так.
– Чайник ты, Олег, – покачал головой Степа. – Она такая же баба, как и все прочие, ничем не лучше. Будь проще и…
– Отвали. Не хочу я быть проще. Рано или поздно она ко мне придет. Я это знаю.
– А я знаю, что тебе на следующий бездник подарить, – пробурчал Степа. – Книжка такая была. «Горе от ума». Явно про тебя. Ну ладно, хрен с тобой. Сегодня вечером чего делаешь?
– Самураев смотрю, – буркнул Олег. Разговор ему не нравился.
– Вот и смотри. Но не засматривайся. Я тебе вечерком довесок к подарку организую.
Степа и в самом деле позвонил вечером. Телефон затрещал как раз тогда, когда герой сокрушался о победе и смотрел на могилы сотоварищей. По экрану побежали титры, Олег потянулся за телефоном.
– Выходи, – не здороваясь бросил в трубку Степа.
– Куда? – Олег поглядел на часы.
Сумерки за окном давно уже загустели до чернильного состояния. Впору было лечь на диван с книжечкой и тихо отрубиться, заблудившись сонным взглядом между строчек. И уж на улицу точно не тянуло.
– Туда, – весело отозвалась трубка и возопила дурным голосом. – Час свиданья настал, вся в огне я горю.
– Не ори, – поморщился Олег. – Скажи толком, чего ради мне выходить.
– Толку никакого, – снова развеселилась трубка. – Но если сейчас не выйдешь, потом будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
– Хорошо, – зевнул Олег. – Ща спущусь.
Степа ждал возле дома и вид имел перевозбужденный до невозможности. Глаза приятеля горели охотничьим азартом. Что случилось, он рассказывать не собирался. Промычав что-то невнятное, подхватил Олега под руку и поволок куда-то через двор и кусты не разбирая дороги. За кустами обнаружились «ракушки». Степан тихо матюгнулся, но поворачивать не стал и просочился между гофрированными металлическими стенками. Вынырнув на дорогу, повернулся нетерпеливо:
– Ну где ты там?
Олег тяжело вздохнул и полез в щель между «ракушек».
– Ты хоть можешь сказать, куда мы идем?
– На встречу твоей судьбе. Она ждет тебя. Людка. В натуральную величину, – расплылся в чеширской улыбке Степа и пропел: – Там, за поворотом, там, за поворотом. Там-там-тадам-там-тадам.
– Ты что, с ума сошел?
Олег дернулся было назад, но Степа ловко перехватил за руку и потянул на себя.
– Не противься судьбе, – весело сообщил он и снова заголосил: – Прятаться поздно, не прятаться поздно. С днем рожденииииияааааа!
– Хорош горланить, – сдался Олег. – Тоже мне Юрий Леонтьев нашелся.
– Юрий Антонов, а Леонтьев Валерий, – поправил приятель. – Эх ты, любитель старины глубокой. Это даже я знаю.
– Это потому, что ты попсу слушаешь, – парировал Олег.
– А ты старье смотришь доисторическое.
За перепалкой пронеслось еще два двора. Степа перемахнул через невысокий заборчик, поднес палец к губам и ломанулся в кусты. Олег недовольно сунулся следом. Из-за кустов открывался вид на соседские корпуса и на подъезд, возле которого обычно тусовались Колян с приятелями. Сейчас ребят было пятеро. Между ними стояла бутылка водки и баллон кваса. Явно не первые и, видимо, не последние. Рядом с Коляном стояла Люда.
Степа, гордый собой, кивнул на открывшийся вид. Шепнул:
– А от подъезда тебя не видно.
– И что дальше?
– Дальше жди. Сейчас она придет к тебе.
– Сама? – не понял Олег.
Степа задорно посмотрел на приятеля.
– Ты мне знаешь кого напоминаешь? Еврея из анекдота. Он все просил бога, чтоб тот ему помог в лотерею выиграть. Наконец бог не выдержал и сказал: «Слушай, ты б хоть билет лотерейный купил». Прояви фантазию, и она к тебе придет.
Не вдаваясь в дальнейшие разборки, Степа выскочил из кустов и по дорожке побрел к подъезду, возле которого собралась компания. Сделав пару шагов, демонстративно обернулся и нажал кнопочку на телефоне. У Олега коротко пиликнуло, сообщая о доставленном SMS-сообщении. Он вытащил телефон и открыл сообщение.
На экране светился номер телефона и короткая подпись: «Набери меня».
Балбес, мелькнуло в голове. Хотя нет, все-таки не балбес. Льюиса Кэрролла читал. Или мультик смотрел? С него станется.
Степа дошел до подъезда, поприветствовал собравшихся парней и с ходу начал что-то втирать, резво жестикулируя.
Олег, ругая себя последними словами, что поддался на авантюру, набрал номер из эсэмэски. Затренькало, потом загудело. Он ждал, не зная, чего ждет, но догадываясь. Вдалеке за кустами у подъезда запиликал телефон. Она вынула из сумочки трубку и отошла в сторону.
– Алло.
– Привет, – тихо сказал он. – Это я.
– Кто это? – не поняла она.
– Иди прямо, увидишь.
– Плохая шутка, – отозвалась она, но сделала шаг вперед.
– Иди, иди, – подбодрил он.
Этого оказалось достаточно. Она зашагала неторопливо, держа трубку возле уха, словно что-то слушала и топала неизвестно куда в задумчивости. Когда ее перестало быть видно от подъезда, он вышел на дорогу и нажал отбой.
– Алло! – сказала она пищащей трубке.
– Я здесь.
Люда подняла взгляд. Растерянность. Узнавание. Приятное удивление.
– Олег. – Легкая полуулыбка.
– Пойдем? – Он протянул ей руку.
– Пойдем.
Ее пальцы вцепились в его ладонь. Только сейчас он понял, что никогда, даже в детстве, не держал ее за руку. А что было в детстве? Перед внутренним взором возникла река, песок. Девчонка, строящая замки. Мальчишка, разбивающий их ногой и всю жизнь чувствующий вину за тот полный детской несправедливой обиды взгляд…
Олег тряхнул головой. Картинка была не из его жизни, из чьей-то чужой. Он поймал себя на том, что идет и слушает ее щебечущий голосок.
– Я тебя с выпускного не видела…
А я тебя видел, хотелось сказать ему, но промолчал. Не мог говорить, потому что все слова вдруг показались пустыми и бессмысленными в сравнении с тем, что творилось внутри. Не было таких слов, чтобы описать это состояние. Не придумали их, как ни старались сказать. Ни один поэт, ни один писатель, ни один художник или композитор. У кого-то получалось передать чувство, но между строк. Потому что слова бессильно отступали перед этим.
Он крепче сжал ее пальцы, остановился.
– Люда, – прошептал тихо. – Я столько тебя искал. Я только сейчас понял…
Олег запнулся. Нет, не понял. Просто знал почему-то, что искал эту женщину много лет, больше, чем живет на свете. Знание скользнуло зыбкой рыбкой и потерялось, как всегда бывает, когда понимание пытаешься уложить в слова.
– Что ты понял? – испытующе посмотрела она на него.
– Я тебя люблю, – тихо произнес кто-то.
Людмила подалась вперед, замерла на мгновение. Потом вдруг отстранилась.
– А как же Коля? Я с ним…
– Нет, – рявкнул Олег.
– А ты что же – считаешь меня пай-девочкой, которая сидит и ждет воздыхателя? – надула губки Люда. – Так я давно уже не она.
– Нет, – повторил кто-то: не то Олег, не то кто-то другой внутри него.
– Да.
– Ты его не любишь. Ты же любишь меня.
– Я его не люблю. А ты слишком навязчив и требуешь от меня чего-то, чего я тебе вовсе не должна.
Олег замер на секунду, посмотрел на девушку новым взглядом. Только сейчас понял, что видел что-то другое, говорил то ли с кем-то другим, то ли кто-то другой. Осознание того, что он выпал из реальности, ударило обухом по голове.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила девушка.
Современная девушка в современном мире без каких-то там заоблачных высот и иллюзий. Олег тряхнул головой, пытаясь вспомнить, что только что говорил. Получалось плохо.
Столько похабных историй Степа не рассказывал никогда. Даже самые циничные его слушатели давно уже плевались бы от переизбытка вульгарности. Но выхода у него не было. Он быстро просек, какие байки по нраву местной публике, и разливался соловьем, только бы удержать зрительское внимание.
Народ пошлости одобрял громогласным хохотом, от которого из окна первого этажа периодически вылезала старушка и грозила милицией. Впрочем, это, видимо, была традиция, потому как старушку беззлобно посылали, после чего она исчезала в окошке. А через какое-то время вместо обещанных стражей порядка снова появлялась с угрозами.
Степку же милиция вполне бы устроила. Это избавило бы от необходимости пошлить, да и тем, куда пропала Колянова дама, никто бы не озадачился.
Первый раз в жизни предательская мысль закралась в Степкину голову год назад, когда он стоял с расстегнутыми штанами над очком биотуалета и справлял нужду. Стоило только подумать, каким образом мобильник на прищепке держится на поясе расстегнутых штанов, как телефон сам ответил на этот вопрос: «Никаким». Это было последнее, на что намекнул мобильник, прежде чем занырнуть в дырку общественного сортира. Этим вечером Степа снова вспомнил о том, что не только язык мой – враг мой, но и мысль моя тоже что-то из той же области.
Стоило предательской мысли мелькнуть в голове, как в стороне кто-то вежливо кашлянул. Коляновы братья по разуму повернулись на подошедшего. Степа тоже заинтересовался и скосил взор. В сторонке стоял мужичок лет сорока. Тощий, но жилистый. Обряженный в камуфляж без знаков отличия.
– Эй, мужики, – нагловато улыбнулся мужичок. – Пока вы тут ля-ля разводите, там вашу девочку уводят.
– Тебе чего, дядя? – набычился Колян и только тут уловил смысл сказанного, стрельнул глазами по толпе приятелей. – А где Людка?
– Может, домой пошла, – пожал плечами кто-то.
Колян побагровел. Степа оглядел пятерых и, оценив ситуацию, хихикнул: