Грайс Джулия. Нежные объятия

   Элиза наклонилась вперед и, постучав кучера по плечу, сказала:
   – Улица Энеиды, пожалуйста.
   Риордан тут же последовал ее примеру и велел кучеру ехать к себе домой. Ситуация была довольно анекдотическая. Но судя по всему, сегодняшним вечером Элизе напрочь отказало чувство юмора.
   – Нет! – все больше и больше кипятясь, воскликнула она. – Я не поеду к вам. Мне нужно домой. Улица Энеиды, десять, пожалуйста!
   Потом, не помня себя от ярости, она сорвала с шеи ожерелье и сунула его Риордану. Бриллианты сверкнули на его ладони, как крупные, горькие слезы.
   – Вот! Забирайте ваши драгоценности! Напрасно я согласилась надеть их. И платье тоже. Мне очень жаль, но ходить с вами в театр мне вовсе не стоило. Можете быть уверены, больше этого не повторится.
   – Очень хорошо, – спокойно ответил Риордан и запросто запихнул ожерелье в карман, как будто женщины возвращали ему бриллианты назад чуть ли не каждый день. Затем он откинулся на спинку сиденья и молча уставился в темноту.
   Они ехали в полном безмолвии по безлюдным улицам, по гулким мостовым, и только цокот лошадиных копыт нарушал тишину. Раз он не желает разговаривать с ней, тем лучше! Ее вполне устраивает. Скоро она будет дома и закончится наконец этот отвратительный вечер, Эта тягостная необходимость разделять его общество!
   Но время тянулось бесконечно. Элиза прислушивалась к позвякиванию сбруи и скрипу колес и молила Бога, чтобы ее мучения поскорее пришли к концу. Внезапный толчок экипажа бросил Элизу к Риордану, и она, на мгновение прижавшись к нему плечом, даже сквозь ткань почувствовала, как горячи его напряженные мускулы.
   Ее охватила легкая дрожь. Что с ней происходит? Почему ей вдруг захотелось обнять его, как Линетт, запустить пальцы в его волнистую шевелюру и почувствовать на своих губах тепло его губ, ощутить трепетную настойчивость его языка… Элиза усилием воли стряхнула с себя сладкий дурман, решив ни за что не поддаваться искушению.
   Но тут экипаж свернул на какую-то незнакомую улицу, потом на другую. Элиза не выдержала и повернулась к своему спутнику:
   – Риордан, куда мы едем? Мы должны были свернуть направо, чтобы попасть на улицу Энеиды.
   Он усмехнулся, и в полутьме ландо его зубы ослепительно блеснули.
   – Мы едем не к вам домой, а ко мне.
   – Но ведь я заплатила кучеру.
   – Я плачу ему каждую неделю, и немало. Он мой слуга и выполняет только мои приказания.
   – Понятно! А когда вы намереваетесь похитить женщину, то он становится вашим соучастником!
   – Разумеется. Особенно когда он так же, как и я, уверен, что женщина сама очень хочет быть похищенной. А все протесты и крики возмущения – всего лишь кокетство. Ты хочешь быть моей, Элиза. И я берусь доказать тебе это.
   Риордан крепко и нежно обнял ее своими сильными руками, его губы овладели ее ртом с хозяйской требовательностью, против которой все протесты Элизы выглядели смешными.
   Да и выглядели они смешными потому, что не были искренними. Потому что на самом деле Риордан угадал ее тайное желание и взял исполнение его на себя. Через мгновение она уже полностью отдалась поцелую, задыхаясь от наслаждения.
   В особняке Дэниелса царил приятный полумрак, кое-где горели газовые рожки. Очевидно, слуг в доме не было. Вокруг стояла полнейшая тишина, как в мертвой пустыне. Идя следом за Риорданом в спальню, Элиза беспомощно озиралась по сторонам. Ею овладело восхитительное, ужасающее, захватывающее ощущение, переживаемое человеком, сжигающим за собой мосты.
   Ее тянуло к нему с неведомой силой, но он был прежде всего врагом Авена Эмсела. Да! У него много любовниц, и он с самого начала предупреждал ее, что никогда больше по-настоящему не полюбит женщину. Такова реальность.
   Но сегодня ночью Элиза не хотела прислушиваться к голосу рассудка и признавать над собою власть обязательств. Она лежала в огромной постели Риордана обнаженная и притихшая, а он покрывал поцелуями каждую частичку ее прекрасного тела.
   – Ты великолепна… Твоя кожа… похожа на теплый, переливчатый шелк.
   Когда Риордан сбросил одежду с себя, Элиза долго не могла оторвать взгляд от его наготы. Он был совсем другой, так отличается гранит от лепестка розы. Она с замиранием сердца смотрела на его окрепшую мужскую плоть, возбужденную ее присутствием.
   Риордан тоже был очарован Элизой. Пожирая глазами округлые формы, он безостановочно шептал ее имя, как сладостную молитву у алтаря любви.
   Страстно, в неистовстве он ласкал тело своей возлюбленной, заставляя ее стонать от блаженства. Риордан превратился в сплошной сгусток чувственности. Каждая клетка его дышала желанием, от ладоней исходил волшебный жар, увлекающий Элизу в водоворот наслаждения. И в тот момент, когда они обезумели от восторга, он легко поднял ее и посадил на себя сверху так, что ее разведенные бедра оказались на уровне его разгоряченной плоти. И через несколько мгновений они слились в безумном танце любви.
   Риордан продолжал ласкать ее, распаляясь все сильнее. Элиза отвечала ему тем же. Вдруг он глухо застонал, но вскоре этот стон перерос в безудержное звериное стенание. Ее чрево пронзила огненная молния, от которой в блаженных судорогах затрепетало нежное лоно.
   Крепко прижавшись друг к другу влажными, сладостно изнеможенными телами, они застыли в невыразимом восторге. Их прерывистое дыхание смешалось в поцелуе. В эти минуты для Элизы не существовало ничего – ни отца, ни Линетт Маркис, ни даже ее самой. Она растворилась во всепоглощающем счастье и неотступном желании ни на мгновение не покидать этих сильных нежных объятий.
   Они заснули, утолив жажду сердец и плоти, и никогда прежде Элиза не испытывала такого умиротворения и благодати. Глубокой ночью их дремота неведомо каким образом перешла в порыв взаимных ласк, и они снова были вместе. Элиза приняла его в себя радостно и покорно. Она словно впала в беспамятство: болтала, смеялась и уверяла Риордана, что сойдет с ума от его прикосновений. Но Риордан властно распластал ее своим мощным телом, и они слились в любовном экстазе, вознесшем их на вершину почти нестерпимого счастья. И теперь Элиза знала наверняка, что уже никогда не будет прежней; теперь ее жизнь приобрела совершенно иной смысл.

* * *

   На рассвете Риордан запряг лошадь в двуколку и повез Элизу домой. Вскоре утренний туман обратился в унылый моросящий дождь. Они ехали обнявшись, но у Элизы на душе было так же тоскливо, как и на улице. Ведь всего через несколько минут, пусть ненадолго, но им придется расстаться.
   – Ты была великолепна, потрясающа, совершенна. Ты очень красивая женщина, Элиза.
   – Нет. Не говори так. Иначе я не отпущу тебя. Мне не следовало оставаться у тебя в доме. Что сказали бы люди, если бы узнали об этом? Риордан, а если твой кучер разболтает обо всем?
   Она устало провела рукой ио глазам. Реальность отчетливо напомнила о себе. Мэт, Ида Эберли, папа – чередой проплывали в темноте знакомые лица…
   – Люди ничего не скажут, потому что никто ни о чем не узнает. А кучеру и остальной прислуге очень хорошо платят. Они умеют хранить мои тайны. Будь спокойна. – Риордан нежно поцеловал ее руку, с трудом сдерживая внезапно овладевший им страстный любовный порыв. – Мой Бог, Элиза, ты в состоянии лишить мужчину разума!
   – Мне… мне надо идти. Утром я приду на работу как обычно.
   Элиза мягко отстранилась и, выскочив из экипажа, пошла к дому.
   В прихожей горел единственный рожок. Дрожащими руками Элиза прибавила пламя и обернулась к зеркалу: оттуда на нее глядела очень похожая, но совсем другая женщина – полные губы алели следами недавних поцелуев, щеки пылали возбужденным румянцем, а в глазах застыло распутное, сладострастное выражение.
   Элиза потушила рожок и направилась к лестнице.
   – Так, так. Значит, любовь подстерегла и вас, не так ли? – Это полусонная Фифина, запахнутая в халат и с папильотками на голове, вышла встретить Элизу на верхнюю площадку лестницы. Выражение лица ее было сочувственно-понимающим.
   – Фифина! Ты… напугала меня.
   – Пойдемте ко мне в комнату. Мне нужно вам кое-что рассказать о том, как женщина должна вести себя с мужчиной в постели, чтобы не забеременеть.
   – Ты знаешь, я очень устала…
   – Ничего, это не займет много времени. Ах, мужчины! Они получают от нас удовольствие, как от хорошеньких игрушек, а потом? Потом они забывают о нашем существовании. Другое дело – мы. У нас память не такая короткая.
   Трудно было представить себе слова, более подходящие для того, чтобы разрушить ощущение любви и радости, переполнявшее Элизу после этой ночи. Но она покорно последовала за Фифиной в ее комнату.
   Там, среди недошитых платьев, натянутых на манекены, среди обрезков шелка, атласных лент и кружев, Фифина прочитала ей лекцию о способах предохранения.
   – Американки не хотят ничего знать о подобных вещах, предпочитая оставаться в опасном неведении и полагаться на Всевышнего, – заявила Фифина. – Он богатый человек, вы – нет. А значит, вам придется самой позаботиться о себе… Поверьте мне, я знаю, что говорю. Когда-тоя тоже любила богатого человека. И что же? Разве он сделал меня своей женой и хозяйкой своего роскошного дома? Ничуть не бывало.
   Элиза неловко поежилась, жалея, что ввязалась в этот разговор. Фифина служила в их доме с тех пор, как Элиза была еще ребенком; Элиза знала, что у ее бывшей горничной было множество обожателей, поскольку внешность француженки отличалась яркой, чувственной красотой. Но ухажеры Фифины были или ломовыми извозчиками, или рабочими с завода отца. Насколько известно Элизе, богачей среди них не бывало.
   Элиза затаила дыхание, боясь услышать от Фифины страшное окончательное разоблачение. Не дожидаясь этого, она резко встала и прервала болтовню француженки:
   – Я… я буду поступать, как ты говоришь. Но сейчас я хочу спать. Извини, но мне с утра на работу. И потом, я с ног валюсь от усталости.
   – Что? Да, конечно. Но запомните одно: он будет снисходительно пользоваться вашими услугами и никогда, поверьте, не женится на вас. Разве что на Страшном Суде. Он просто хочет…
   – Замолчи! Я не хочу тебя слушать!
   Элиза выбежала из комнаты Фифины и кинулась в свою спальню. Не раздеваясь она бросилась на постель и уткнулась лицом в подушку. Боль и отчаяние разрывали ей душу.
   «Он будет пользоваться вашими услугами, но намерения жениться на вас у него нет». Эти слова Фифины, как бичом, хлестали ее, но не было сил даже расплакаться. А ведь она права! Сам Риордан предупреждал ее, что больше никогда не свяжет свою судьбу с женщиной! Действительно, он уже много лет окружен любовницами и не женился ни на одной из них. А ведь он наверняка увлекался не только актрисами.
   Что же ей делать? Ведь теперь слишком поздно что-либо менять.
   Она любит его и не властна над собой!
 
   – Мисс Эмсел! Мисс Эмсел, пора вставать. Вы опоздаете на работу, – доносился из-за двери встревоженный голос Неллы. Она несколько раз постучалась, но, не дождавшись ответа, толкнула дверь и вошла в комнату.
   Элиза лежала не шевелясь. Казалось, ни за что на свете она не смогла бы вылезти из-под теплого, уютного одеяла!
   – Мисс, с вами все в порядке? Вы не больны? Обычно вы так легко встаете с утра…
   – Я… я очень хочу спать, Нелла.
   Нечеловеческим усилием Элиза заставила себя подняться, как только могла быстро оделась и упаковала ненавистное кремовое платье в коробку. Ну вот! Теперь она вернет его Риордану и объяснит, что происшедшее между ними ночью не должно и не может иметь продолжения. Она не беспомощная, глупая ночная бабочка, которая позволит опасному и сильному пламени опалить свои крылышки. Она – человек, у которого есть воля и свобода выбора.
   Принятое решение заметно приободрило Элизу. Она вспомнила, как однажды, несколько лет тому назад, отец учил ее править лошадьми.
   «– Ты их хозяйка, Элиза, – говорил папа. – Держи вожжи крепче. Лошади должны каждую минуту чувствовать, что ты имеешь власть и силу заставить их слушаться тебя.
   – Вот так, папа?
   – Да… очень хорошо. Ты ведь любишь и умеешь бороться, девочка моя. Помяни мое слово, в один прекрасный день ты достигнешь невероятных высот. Это случится, я знаю, Элиза».
   При воспоминании об отце ее глаза невольно наполнились слезами.
   Уже через час мисс Элиза сидела на своем рабочем месте; коробка с платьем как безмолвное обвинение лежала на столе.
   – Оно твое, Элиза. Зачем мне платье? Зря, что ли, мы подгоняли его по твоей фигуре?
   – Мне не нужно это платье. И никогда не было нужно. Я… мне не нужно и то, что произошло между нами, Риордан.
   – Не стоит лгать ни себе, ни мне, – доверительно, почти шепотом, сказал он.
   – Нет. – Элиза насупилась. – Я не лгу себе, Риордан. Это правда. Я ваша служащая, и все. Мне претит двусмысленное положение, в котором я оказалась. А быть предметом сплетен и насмешек – не для меня.
   – Но, дорогая моя, сплетен не избежать. И не важно, будешь ты при этом спать со мной или нет, – Риордан зло усмехнулся.
   – Не думаю. Если я откажусь от близких отношений с вами и буду предусмотрительно себя вести, то и сплетни не появятся. Я не желаю больше спать с вами, Риордан. Если же вас не устраивает… если вы не согласитесь… – Элиза собралась с духом и закончила фразу: – Если вы не согласитесь оставить меня в покое, я увольняюсь, и прямо сейчас.
   В библиотеке надолго воцарилась тишина. Наконец Риордан кивнул и сказал:
   – Как вам будет угодно.
   – Да, мне так угодно.
   – Ну что ж, в таком случае с нынешней секунды нас связывают исключительно деловые отношения, – безжалостно повторил он пожелания Элизы. – Ведь вы этого хотите, не так ли? Заодно давайте уж сразу выясним все, чтобы впредь между нами не возникали недоразумения.
   – Мистер Дэниелс, они и не возникнут, если вы забудете о своих мужских притязаниях на меня. А сейчас я… хотела бы получить от вас деловые распоряжения на сегодняшний день и приступить к работе.
   Риордан нарочито спокойно положил Элизе на стол огромную пачку бумаг:
   – Прекрасно. Для начала разберитесь вот с этим. Работа, Элиза, необыкновенно возвеличивает дух, вы согласны? И последнее, я надеюсь, вы не станете возражать, если я продолжу вести тот образ жизни, к которому привык. Видите ли, я мужчина, и у меня есть определенные мужские потребности.
   – Меня это не касается! – зло выдавила из себя Элиза. В тон ей, так же ядовито, Риордан ответил:
   – Ну и чудесно. Теперь мы достигли абсолютного взаимопонимания.
 
   В тот день Элиза работала до полуночи, стойко борясь с усталостью. Ее глаза болели от напряжения, и голова шла кругом от духоты. Но она знала: в соседней комнате Риордан также не давал себе передышки в работе. А она не из тех, кто сдается.
   Он, видно, хотел причинить ей боль и нарочно заявил о своих «мужских потребностях». Но никогда, даже под страхом смерти, Элиза не признается ему, как безжалостно и глубоко он ранил ей сердце.

Глава 14

   Прошел декабрь, за ним январь. Зима обрушилась на Чикаго сильными снегопадами. Снежные хлопья, подхваченные ветром, неслись по городу и ложились на улицы заносами, расчистить которые было не под силу людям.
   Разрушенные во время Великого Пожара кварталы с приводом зимы приобрели неизъяснимое, сказочное очарование: полуразвалившиеся здания, остатки кирпичных стен и одиноко торчащие посреди пепелища каминные трубы приоделись в белые пуховые шапки и накидки, переливающиеся алмазами в солнечных лучах, – зрелище, способное заворожить любого.
   Элиза любила зиму, ей нравилось гулять по заснеженному городу, любоваться причудливыми арабесками на стеклах витрин, дышать морозным колючим воздухом. Но особенное удовольствие ей доставляли пешие прогулки по Ласаль-стрит и улице Вашингтона. Она с гордостью взирала на внушительное здание Торговой палаты; строительные работы уже близились к завершению, и ей было приятно сознавать, что кирпич для кладки поставляется с завода Пэтса Огдена.
   Неоднократно Риордан предпринимал осторожные попытки заключить перемирие с Элизой и приглашал ее посетить любительские бега. И вот сегодня наконец они отправились посмотреть на состязания. Их роскошные сани с головокружительной скоростью с шиком подъехали к ипподрому.
   Элиза с нетерпением предвкушала начало бегов. Воодушевление, витающее над толпой жокеев и зрителей, зябко поеживающихся от порывов колючего ветра, передалось и ей. Неожиданно для себя она весело крикнула, обращаясь к Рйордану:
   – Ставлю свой недельный заработок, что обгоню вас!
   – Я удваиваю ставку, – улыбнулся Риордан. – Но вот в чем сложность: ведь мы приехали сюда в одной коляске. Так как же мы будем состязаться друг с другом?
   – Очень просто. Я возьму коляску напрокат у одного из этих джентльменов. Уверена, среди них найдется человек, который за хорошую плату уступит мне свою двуколку на время.
   – Да, но в таком случае вы окажетесь в заведомо проигрышном положении. Чужая коляска, лошадь с неизвестным норовом… Так не пойдет. Берите мою коляску, а я найду себе другую.
   – Нет, я не согласна. – Элиза упрямо посмотрела в глаза Рйордану, всем своим видом показывая, что не намерена уступить. – Тем радостнее будет победа, если я сумею одержать ее, несмотря на все трудности.
   – Ну, как знаете… А что вы думаете вон о той коляске, у дверей магазина? По-моему, каурый мерин, который впряжен в нее, совсем неплох. Как вы считаете?
   Через четверть часа, предварительно поторговавшись и в конечном итоге довольно выгодно договорившись с владельцем приглянувшейся ей коляски, Элиза заняла свое место на мягком сиденье среди вороха шерстяных пледов.
   Каурый мерин с белой звездой на лбу нетерпеливо бил копытом по снегу, отчего серебряный колокольчик под дугой мелодично позвякивал. Вокруг их колясок мгновенно собралась толпа зевак, привлеченных необычным зрелищем: женщина собралась состязаться с мужчиной!
   Это вызвало настоящий ажиотаж. Все оживились, кричали, спорили, делали ставки.
   – Я хочу вас предупредить, – заметил Риордан. – Не ждите от меня пощады. И учтите, возможность появления мальчишки-газетчика полностью исключена. Одним словом – вы обречены. Результат заезда можно считать предрешенным.
   – Посмотрим, – сквозь зубы процедила Элиза. – Вы готовы? Где же стартер?
   Раздался гулкий хлопок пистолетного выстрела, и обе коляски сорвались с места под крики и свист зрителей. Элиза наклонилась вперед, крепко сжав поводья. Борьба поглотила ее целиком. Все мысли, все чувства, кроме желания во что бы то ни стало победить, отступили куда-то назад, и это придало Элизе ощущение радостной легкости, полной свободы. Перед ее глазами со стремительной быстротой замелькали копыта лошади, разбрасывающие комья снега, тень коляски Риордана, лица зрителей.
   Трассу обступала плотная стена болельщиков, подбадривающих жокеев жестами и криками.
   В висках гулко застучала кровь. Борьба, риск, скорость – как раз то, что она любит больше всего на свете! Элиза тяжело дышала, сердце в ее груди колотилось со страшной силой. Теперь она выиграет вчистую, без форы, без случайных помех, и даже более того – на чужой, взятой напрокат лошади.
   – Вперед! Давай! – кричала Элиза, подгоняя мерина, выжимая из него всю силу, всю мощь, всю скорость, на которую он был способен.
   Быстрее, еще быстрее! Казалось, лошади летят по воздуху, не касаясь земли. Они шли голова к голове. Элиза боковым зрением видела сосредоточенное лицо Риордана, его застывшую, напряженную позу. Но в умении править лошадью она ему не уступает! Она…
   Упряжки стали заходить на поворот. Вдруг Элиза заметила, что ее коляску повело вбок. Она закричала и постаралась отвести лошадь влево, чтобы избежать столкновения. Но упряжка Риордана оказалась слишком близко, мерин испугался, и его бросило в сторону.
   Элиза потеряла поводья и вылетела из коляски прямо в огромный сугроб. От сильного удара она глубоко ушла под снег. Мокрые снежинки плотно облепили ее лицо, забились в нос, уши. Элиза была сильно обескуражена и, что греха таить, испугана падением.
   Ей с большим трудом удалось вылезти из сугроба и сесть на снег. И в тот же миг… О ужас! Она услышала чей-то грубый хохот. И этот хохот, и сопровождавший его довольно пошлый комментарий явно были направлены в ее адрес.
   Из толпы зевак подошли двое мужчин и попытались поставить горе-наездницу на ноги. Но Элиза, красная от досады и смущения, яростно отмахнулась от доброжелателей. Господи! Если бы она сломала себе руку, ей было бы гораздо легче, было бы легче не думать о том, как она сейчас выглядит.
   А сидеть вот так в сугробе, со снегом, во рту… Что может быть унизительнее?!
   Элиза выплюнула талую воду и протерла глаза.
   – С вами все в порядке? – Остановив коляску, Риордан бросился к Элизе и, растолкав зевак, поставил ее на ноги.
   – Я в полном порядке и могу сама о себе позаботиться! – еще больше краснея, пробурчала Элиза.
   Но морозный ледяной ветер продувал ее насквозь, и она непроизвольно начала дрожать.
   – Не говорите глупостей! На таком ветру ничего не стоит обморозиться! – С этими словами Риордан, не обращая внимания на протесты, принялся вытирать ей лицо своим мягким шарфом. – Пойдемте. Слава Богу, ни вы, ни ваша лошадь не пострадали. Сейчас мы все уладим здесь, а потом я отвезу вас домой. Немного горячего шоколада вам не повредит.
   – Не нужен мне ваш чертов шоколад! Не смейте обращаться со мной как с ребенком! – обрушила на Риордана всю свою досаду Элиза.
   – Нельзя же быть такой грубиянкой! И потом, если вы не хотите горячего шоколада, то я не откажусь.
   Они возвращались обратно. Элиза, закутанная в пледы, за всю дорогу не произнесла ни слова. И только на подъезде к дому, все-таки не выдержав, упрямо пробормотала:
   – Все равно рано или поздно я обгоню вас.
   – Не сомневаюсь, что так оно и будет. Но только не сегодня. Я не могу позволить вам подхватить воспаление легких.
   Дома Риордан приказал принести шоколад, ростбиф, тосты, сыр. Они уселись на полу в библиотеке, напротив жарко натопленного камина, и устроили настоящий пир. Элиза завернулась в толстое одеяло и, с удовольствием Вдыхая аромат горящих яблоневых поленьев, слушала, как шумит пламя и потрескивают угли в камине.
   – Нет, так не пойдет, – засмеялся Риордан, видя, как она тянется за бутербродом и при этом с ее плеч соскальзывает одеяло. – Во-первых, вы все уроните, а во-вторых, заморозите себя. Открывайте-ка рот.
   – Поесть я пока в состоянии и сама.
   – В состоянии? Что-то не похоже. По крайней мере пока вы в коконе из одеяла, вам явно не хватает третьей руки. И потом, делай, как я говорю, женщина!
   Они рассмеялись и, продолжая непринужденно, по-дружески болтать о пустяках, время от времени подбрасывали в огонь поленья.
   Элизе нравилась легкость их отношений, возникшая благодаря предельной честности Риордана, твердо соблюдавшего все условия их недавнего соглашения.
   Постепенно беседа перетекла в иное русло. Как все работающие вместе люди, они умудрялись почти любой разговор в конце концов свести к обсуждению деловых проблем. Вот и сейчас они заговорили о фондовой бирже. И мысли Элизы невольно переключились на завод Пэтса Огдена.
   В последнее время Элиза все чаще подумывала о том, чтобы стать совладелицей предприятия мистера Огдена. Но для того чтобы разобраться во всех тонкостях дела, ей было необходимо самой поехать на завод: одной перепиской тут явно не обойдешься. Она уже несколько дней пыталась придумать причину для своего срочного отъезда. Сегодняшнее хорошее настроение Риордана придало Элизе смелости, и она решилась обратиться к нему с просьбой о небольшом отпуске.
   Когда они допивали уже по третьей чашке шоколада, Элиза собралась с духом и заявила, что ей нужно на несколько дней съездить в Детройт, навестить тяжело больную родственницу.
   – Кто-нибудь близкий? – поинтересовался Риордан.
   – Да, тетя, – солгала Элиза. – Она давно страдает серьезной болезнью сердца, и я боюсь, что она… – Элиза осеклась, ей с трудом давалось вранье, – …к несчастью, не протянет долго.
   Риордан очень странно посмотрел на нее. Казалось, он не верил ни единому слову. Но Элиза решила не обращать на это внимания, ведь Дэниелс любую новость встречал настороженно.
   – В таком случае я закажу в оранжерее цветов, и вы возьмете их с собой для тети. Какие она предпочитает? Розы или лилии?
   Элиза почувствовала, как раскрасневшиеся и обветренные на морозе щеки от стыда становятся пунцовыми.
   – Вы очень добры, но в этом нет необходимости.
   – Глупости. Цветы оказывают благотворное влияние на болеющих тетушек. Так что, пожалуйста, закажите от моего имени пять дюжин белых роз у Томпсена, а счет пришлите мне. И пусть упакуют их для перевозки.
   Элиза мысленно усмехнулась: «Ну вот, сначала алые розы для Линетт Маркис, которая благополучно отбыла в Нью-Йорк, а теперь охапку белых для больной тетушки. Похоже, Риордан на все случаи жизни дарит женщинам цветы».
 
   Форт Уэйн оказался маленьким, грязным городишком, в котором жилые дома ютились среди необъятных промышленных кварталов: заводов, фабрик, железных дорог. Но Элизе он понравился с первого взгляда; она любила обстановку предпринимательства и кипения деловой жизни. Еще на вокзале Элиза распорядилась доставить корзину с цветами в местную больницу, потом наняла извозчика и отправилась на кирпичный завод Пэтса Огдена.
   – Мисс Эмсел! Господи Боже, я не верю своим глазам…