Грэм Хизер. Жажда искушения

   Он отложил вилку, вспомнив, что она ему тогда сказала: у мужчины само присутствие женщины вызывает вожделение, женщина не может обойтись без глубокого чувства. Она ошибается.
   Ему и присутствия ее не требуется, достаточно воспоминания.
   Но сейчас не время думать об Энн. Марк услышал скрип собственных зубов. Марсел пришел в сознание. Он не отпускает ее от себя, она все время рядом с ним. Она его лучшая подруга, своя в доску. Почти родня.
   Марсел был любовником Джины. Теперь Джина мертва. Значит, у Марсела осталась только Энн, бывшая жена, которая готова рисковать собственной жизнью, чтобы спасти его задницу.
   — Улики, насколько я могу понять, по-прежнему свидетельствуют против Марсела, — говорил Чарли Хэррис.
   Чарли собирался стать губернатором. Это был крупный улыбчивый мужчина с белоснежной шевелюрой, румяными щеками и ясными голубыми глазами. Его присутствие успокаивало, хотя внешность его была обманчива: Чарли умел быть твердым как кремень.
   — Если принять во внимание тот факт, что парень был с ног до головы выпачкан кровью жертвы, то, конечно, — согласился Марк.
   — Но это весьма важный факт, — сухо заметил Чарли. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и потягивал обжигающе горячий кофе. — А ты не хочешь его арестовывать…
   — Пока он был в больнице, произошло еще одно убийство.
   — Совсем другого типа.
   — Но оно как-то связано с первым, я чувствую.
   Чарли нацелил на Марка указательный палец:
   — У окружного прокурора есть улики против Марсела, и если они решат предъявить ему обвинение прямо сейчас, наше полицейское управление не станет совать им палки в колеса. Однако… Прояснилось ли дело об убийстве Джейн Доу?
   — Нет, но Ли Мин убежден, что в течение ближайших суток что-нибудь выяснится. Сейчас как раз по компьютерным службам проверяют списки пропавших лиц. Беда в том, что если убитая — не местная жительница, родственники или друзья могут хватиться ее лишь через несколько дней.
   — Это я понимаю. Но я до сих пор не уверен, что эти два убийства связаны между собой только потому, что одна из жертв работала в клубе, а другую видели там в день убийства.
   — Но это единственное, за что мы можем пока зацепиться.
   — Марк, хотел бы я, чтобы это было не так, но свою норму по убийствам наш район уже выполнил.
   — Согласен.
   — Что говорит Джимми?
   — Не знаю, я его не видел со вчерашнего дня. Он ездил по разным местам с фотографией Джейн Доу.
   Хэррис нервно стучал пальцами по столу.
   — Ты хороший сыщик, Марк.
   — Спасибо. Надеюсь. Я делаю все что могу.
   — Ты умеешь изучать и оценивать улики. Знаешь, как их правильно преподнести. Нам никогда не заворачивали дела в суде из-за того, что в ходе расследования были допущены процессуальные нарушения.
   — Какой толк ловить преступников, чтобы их потом отпускали на свободу?
   — Вот-вот. Но сейчас ты работаешь не так, как работает хороший сыщик, каким ты был совсем недавно.
   — Не так? А в чем дело?
   — Где твое чутье? Оно ведь не выдумка, это результат многолетней работы на улицах, знания людей, умения видеть их насквозь. Ладно, оставляю это дело на твое усмотрение.
   Марк вздохнул. Странная все-таки эта жизнь. Джона Марсела обвинить легче, чем любого мелкого воришку, пойманного с поличным.
   Еще недавно он бы голову дал на отсечение, что тот виновен. А сейчас он в этом не уверен.
   Зато уверен в том, что единственный способ узнать правду относительно смерти Джины — это отпустить Марсела и посмотреть, как будут вести себя те, кто имел хоть какое-то отношение к Джине.
   — Все зависит от тебя, — твердо повторил Чарли. — Ты ведь знаешь, если ты займешь мое место, я смогу уйти в отставку.
   Марк улыбнулся:
   — Я еще не готов покинуть улицу. Мне все еще нравится думать, что я могу поддерживать там хоть какой-то порядок. Но с другой стороны…
   — Да?
   — Не знаю. С другой стороны, мне хочется…
   — Что тебе хочется?
   — Хочется долго жить. И размышлять о каких-нибудь экзотических путешествиях, по Нилу, например.
   — Решай поскорее, пока я не стал слишком старым, ладно?
   Марк засмеялся:
   — Постараюсь, — и тут же посерьезнел. — Как только Марсел выйдет на улицу, я хочу, чтобы с него не спускали глаз.
   — Но есть же Джимми?!
   — Мне понадобятся еще люди. Я вам говорил: кто-то пытался влезть в квартиру его жены…
   — Но ты ведь был там.
   Марк в нерешительности откинулся на спинку стула. Чарли Хэррис смотрел ему прямо в глаза.
   — Я не могу быть везде.
   Хэррис удивленно вскинул брови:
   — Я вовсе не собираюсь вмешиваться в твои дела, Марк. Ты взрослый, умный мужчина. Просто не дай себя запутать. Совершено убийство, и пока оно не раскрыто, никого нельзя считать невиновным.
   — Это я знаю.
   — Не позволяй себе думать передним местом.
   — Я полагал, вы меня лучше знаете. Несколько секунд Хэррис внимательно изучал его.
   — Ладно, дам тебе Лэзема и Хинки, это все, что я могу. Я уже сказал тебе: хватит убийств в нашем районе.
   — Лэзема и Хинки? Отлично. Спасибо.
 
   В палате интенсивной терапии не было телефона, но на сестринском посту имелся переносной аппарат, который можно было доставить в случае необходимости. Около шести часов симпатичная темноволосая сестричка внесла телефон в палату Джона и сказала Энн, что ее спрашивают.
   Это был Марк.
   — Как дела?
   — Хорошо. Он проспал почти весь день.
   — Я сейчас заеду и повезу тебя поужинать.
   Энн колебалась, глядя на телефонный аппарат и кусая губу. Сам звук его голоса заставлял ее забыть все плохое, что она о нем думала. При этом звуке в бедрах ее вспыхивал огонь. Ей становилось трудно дышать.
   — Лучше я побуду здесь…
   — Там есть полицейский у дверей.
   — В полицейских нигде нет недостатка.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Твой напарник приходил сюда сегодня днем.
   — Джимми?
   — А у тебя есть еще кто-то?
   — Нет. Просто я не знал, что он приезжал в больницу.
   — Не думаю, что мне следует уходить отсюда.
   — Энн, Джимми приходил не для того, чтобы причинить вред твоему ненаглядному «бывшему».
   — Откуда ты можешь знать?
   Марк тяжело вздохнул:
   — Мы полицейские. Хорошие ребята.
   — Встречаются и плохие ребята, и плохие полицейские.
   — Это не значит, что все полицейские — преступники.
   — Но и не исключает того факта, что некоторые полицейские оказываются лжецами.
   — Я никогда не лгал тебе.
   — Ты никогда не говорил мне, что спал с ней.
   Она услышала его отчаянный вздох на другом конце провода.
   — А также тебе не пришло в голову упомянуть, что вы с Жаком Морэ — родственники. И с Мамой Лили Маэ.
   — Поскольку я не знал, что ты собираешься познакомиться с Мамой Лили Маэ, мне действительно не приходило в голову сообщать тебе о нашем дальнем родстве с ней.
   Интересно, это правда?
   — А еще Жак…
   — Жак — дерьмо. Тебе никто не говорил, что дальних родственников не выбирают?
   Что касается Жака, он ее мало интересовал, а вот того, что Марк спал с Джиной, она не могла перенести. Господи милостивый, неужели она ревновала к бедной покойной женщине? Джон любил Джину. Она была красавицей. И Марк был к ней неравнодушен…
   — Я еду за тобой, — сказал Марк.
   — Не надо… — начала было Энн, но опоздала. Он уже повесил трубку. Отлично, пусть будет ужин, думала она, продолжая держать трубку возле уха, но о том, как его закончить, она еще подумает.
   Хорошенько подумает. И скажет ему все, заставит его понять, каковы ее чувства и какова ее позиция во всем этом деле!
   Положив трубку, Энн хотела было вытащить вилку из штепселя и отнести телефон на сестринский пост, но передумала, набрала номер клуба и попросила к телефону Синди.
   Синди не было. Но когда отвечавшая ей девушка уже собиралась положить трубку, ее перехватил кто-то другой.
   — Энн? Это вы? Как там Джон? Я слышала, что он вышел из комы и быстро поправляется?
   — Да, ему гораздо лучше.
   — Я так рада. Все будут рады.
   — Надеюсь… Я… я позвонила просто, чтобы узнать, все ли там у вас в порядке.
   — Все отлично. В клубе все, как прежде. Кстати, вы слышали? Грегори тоже пришел в себя.
   — Да что вы? Как я рада! Непременно заскочу к нему проведать, пока я здесь.
   — Все потихоньку налаживается, правда? Кроме, разумеется, того, что Джона теперь могут в любой момент арестовать.
   — Вероятно, я не знаю.
   — Я надеюсь, что они не станут этого делать, но для вас и Джона так было бы безопаснее.
   — Почему?
   — Если Джон останется на свободе, он, как и все мы, будет подвергаться опасности.
   — Может быть.
   Эйприл колебалась:
   — Не знаю, говорить ли вам, но…
   — О, Эйприл, ради Бога! Либо говорите, либо нет, но не испытывайте мои нервы.
   — По телефону я, во всяком случае, не могу этого сказать. Приезжайте сюда завтра.
   Телефон замолчал, Энн, ругая Эйприл последними словами, долго смотрела на него, потом — на Джона.
   Он мирно спал.
   Энн вышла из комнаты. Полицейский у дверей сменился. Она улыбнулась ему.
   — Пойду проведаю еще одного друга, который лежит здесь в больнице. Сюда едет лейтенант Лакросс, скажите ему, что я у Грегори.
   Она не стала дожидаться ответа, вернулась в палату, отнесла телефонный аппарат на пост и, спросив у медсестер, в какой палате лежит Грегори, сообщила, что уходит.
   Синди сидела на краешке кровати Грегори. Она приветливо улыбнулась Энн, вскочила и обняла ее. Энн тоже обняла Синди и посмотрела на Грегори поверх ее плеча.
   — Вы уже выглядите гораздо лучше, — сказала она ему, обходя Синди и приближаясь к кровати.
   — Для мумии, — подтвердил он, поморщившись.
   Энн поцеловала его в щеку.
   — Какое счастье, что вы живы. Ураган был такой свирепый.
   Он мрачно кивнул:
   — Да, ураган был свирепый. Что-то вообще происходит в этой жизни. Я только что предупреждал Синди, предупреждаю и вас: будьте осторожны.
   — Обещаю.
   — Джон ничего не вспомнил? — взволнованно спросила Синди. — Я хотела навестить его, но меня не пустили. В отделении интенсивной терапии визиты запрещены.
   — Джон ничего не видел, — ответила Энн.
   Грегори сокрушенно покачал головой и снова нахмурился:
   — Дамы, предупреждаю вас обеих: будьте осторожны, очень осторожны!
   — Будем, будем, — пообещала Синди.
   — Мне все советуют держаться подальше от клуба, — тихо сказала Энн.
   — Но я-то не могу себе позволить держаться от него подальше, — посетовала Синди. — Вообще-то в самом клубе ничего не может случиться, опасность подстерегает по дороге в клуб и из клуба.
   — В этом вы правы, — согласилась Энн, но замялась, она не хотела тревожить Грегори. Протянув руку, она погладила его по щеке. — Я так благодарна вам за то, что вы теперь в порядке. Ну, пора, вам, как и Джону, нужен отдых. — Осторожно, чтобы не задеть бинтов, она поцеловала его. — Синди?
   — Да, конечно. Тебе нужно отдохнуть. А мне пора на работу.
   Синди встала и вслед за Энн вышла из палаты.
   — Синди, Эйприл хотела мне что-то сказать по телефону, но потом решила, что мне лучше прийти в клуб. Вы не знаете, что она хотела сказать?
   — Понятия не имею. Мне очень жаль.
   — Думаю, вы правы насчет клуба. Там всегда людно, там ничего не может случиться. А вот дорога туда и оттуда — опасна. Скажите Эйприл, что…
   — Да?
   — Скажите ей, что я приду завтра.
   Синди кивнула. И тут глаза ее испуганно округлились, она предупреждающе кашлянула.
   Энн обернулась и увидела Марка.
   Синди улыбнулась ему.
   — Привет. Вы знаете, какая радость? Грегори поправляется… и Джон Марсел вышел из комы!
   — Это замечательно, — любезно ответил Марк. — Вы навещали Грегори?
   — Да, но Энн считает, что теперь ему нужно отдохнуть.
   — Скорее всего так.
   — А мне пора на работу.
   — Я только загляну к Грегори на секунду и подвезу вас.
   — Отлично! — радостно воскликнула Синди.
   Пройдя мимо женщин, Марк нырнул в палату Грегори.
   — Я знаю, что у него «пунктик» насчет того, чтобы вы не ходили в клуб! — прошептала Синди. — Вы уверены, что вам следует…
   — Синди, я не под арестом, он не может мне приказывать, что я должна и чего не должна делать.
   — Правильно. Думаю…
   Она запнулась. Марк выходил из палаты.
   — Ну что, дамы, поехали?
   Он зашагал по стерильному коридору, они — за ним.
   Подойдя к машине, он распахнул дверцы. Энн забралась на переднее место, Синди — на заднее. Они поехали по направлению к клубу, обмениваясь по дороге впечатлениями о том, как выглядит Грегори и как чувствует себя Джон. Марк остановился у самого входа.
   — Синди, идите, я не уеду, пока вы не откроете дверь и не помашете нам рукой, ладно?
   — Да, спасибо, Марк.
   — Не за что. Идите.
   Синди подошла к двери, открыла ее, заглянула внутрь, потом обернулась и помахала им с веселой улыбкой, после чего скрылась в глубине клуба.
   Марк тут же повернулся к Энн, наставил на нее указательный палец и сказал:
   — А ты держись отсюда подальше.
   Она оттолкнула его палец.
   — Кончай вести себя как гестаповец.
   — Тебе что, жить надоело?
   — Я не говорила, что собираюсь идти туда.
   — Но и не сказала, что не пойдешь.
   — Зато сказала, что ты не имеешь никакого права указывать мне, что делать, а чего не делать.
   — Я стараюсь, чтобы тебя не зарезали, не задушили или…
   — Или — что?
   Он выругался в сердцах и выехал на оживленную улицу. Энн понятия не имела, куда они едут, пока машина не уткнулась во что-то напоминающее каретный сарай. Марк вышел из машины, обошел ее и открыл Энн дверцу. Пока она выбиралась, он достал из багажника несколько пакетов. До Энн донеслись соблазнительные ароматы, и она осознала, что страшно голодна.
   — Что это? — спросила она.
   — Каджунско-китайская кухня.
   Она расхохоталась.
   — Клянусь.
   Это действительно была «каджунско-китайская» кухня. Через несколько минут они миновали каретный сарай, превращенный в гараж, садик, обнесенный стеной и коваными решетками, фонтан и оказались на широком крыльце, которое вело в красиво отделанный старинный дом: ему было не меньше двухсот лет. Стены гостиной были заняты книжными стеллажами. Напротив камина стояли чудесные кожаные диваны, в углу — музыкальный центр и прочая аудио — и видеотехника.
   Место было и красивым, и уютным. Пройдя через гостиную в столовую, Энн услышала, как Марк возится в кухне. Войдя туда, она увидела огромное помещение с разделочным столом размером с небольшой остров, медными кастрюлями и сковородками, развешанными по стенам, и выгороженным для завтраков уголком. Марк разливал чай со льдом по стаканам и расставлял тарелки на столе.
   — Это твой дом?
   — Да. Садись.
   — Это приказ?
   — Приглашение.
   Она села. Он открывал коробки. В них были цыплята в остром соусе, рис, красные бобы, говядина в апельсиновом соусе, зеленые бобы и брокколи. Настоящий пир ароматов. Название ресторана, откуда прибыла еда, значилось на коробках — «Вонг Сар-тес, каджунско-китайская кухня».
   — Вонг мой друг, — сказал Марк. — Он великий повар, вот увидишь. Его отец — уроженец Дельты, каджун, а мама — китаянка.
   Энн поняла, что надо улыбнуться.
   — Ты знаешь все рестораны в Новом Орлеане?
   — Многие.
   Он, похоже, тоже умирал от голода. Наложив себе полную тарелку, он уплетал за обе щеки, наблюдая, как она осторожно пробует блюдо за блюдом, а потом начинает есть со все большим аппетитом.
   Раз уж я здесь, подумала Энн, нужно извлечь из этого максимум пользы. Загадочная кухня Вонг Сартеса определенно была лучше больничной еды.
   — Итак, каковы твои планы? — спросил Марк.
   — Относительно чего?
   — Относительно сегодняшнего вечера.
   — Ты хочешь сказать, что мне будет разрешено уйти? Я думала, что я твоя женщина. Это ведь твой дом, а ты уже привык диктовать мне, что я должна делать.
   — А если я скажу тебе остаться, ты останешься?
   — Я… я думаю, мне сейчас не следует поддаваться чувствам. Особенно по отношению к тебе.
   — Вот как? Значит, если я попрошу тебя остаться, это тоже не возымеет действия?
   — Я только сказала…
   — А не допускаешь, что я стараюсь быть с тобой для твоего же блага? Я не сказал тебе еще, что Грегори потерял сознание там, в Дельте, не потому, что на него свалилось дерево.
   — Но если так много неясного, ты можешь арестовать теперь Джона в любую минуту?
   Он отложил вилку, отпил чаю из стакана, потом встал, поднял ее на ноги и поставил лицом к себе.
   — Итак, ты не хочешь поддаваться чувствам, — сказал он.
   — Ты делаешь мне больно…
   О Господи, да, он делал ей больно. Он так прижимал ее к себе, что, казалось, ткань ее одежды вот-вот прожжет огонь, исходивший от его мощного тела. Она почувствовала, как восстает его плоть. Запустив пальцы ей в волосы, он откинул ее голову назад, его губы были в дюйме от ее рта.
   — Не поддавайся чувствам, пусть это будет только секс, — сказал он.
   — Я не хочу…
   Его рот! Он приник к ее губам. Открытый, сильный, язык проник внутрь, он двигался там, и его руки…
   Вдруг она почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Марк стремительно нес ее через дом. Ее бедра обвились вокруг его талии. А потом она упала в какое-то уютное гнездо. Его кровать. Бедра стали гибкими, как змеи. Она смотрела ему прямо в лицо. Юбка задралась до самой талии, она слышала, как позвякивает пряжка — он расстегивал пояс на брюках.
   В следующий момент он бросился на нее, срывая с нее шелковые трусики.
   Она услышала, как они треснули.
   Открыла рот, чтобы закричать.
   Но зачем?
   Не было сил ждать. Горячая, как расплавленный металл, волна прокатилась по ее бедрам, застыла внизу живота, горя и пульсируя.
   Когда он прикоснулся к ее интимной плоти и проник в нее большим и указательным пальцами, она задохнулась. А потом резким движением он вошел в нее. Ощущение было таким невыносимо эротичным, что у нее вырвался крик изнеможения, она Обхватила его плечи, впилась в них ногтями, извиваясь, ловя каждый бешеный толчок его тела, а он погружался в нее снова и снова, и темп этих толчков бешено возрастал. Ее желание было таким же ненасытным, как и у него, огонь страсти, сжигавшей ее, казался всепожирающим. Она выгибалась, прижимаясь к нему еще ближе, сливалась с ним, стремясь к высшей точке, когда он наполнит ее собою и придет сладостное облегчение.
   Когда наступила кульминация, она закричала, словно переполнявшее ее чувство вырвалось наружу, задрожала и только тут поняла, что они даже не раздеты. Он овладел ею, фактически изнасиловал, за несколько секунд.
   Где уж тут было подумать о том, как должны складываться их отношения, обсудить их. Обсудить и ее позицию.
   Ее позиция состояла в том, что…
   Ее позиция уязвима.
   Боже, как она уязвима!
   То, что он сейчас сделал, было похоже на землетрясение. И она все еще словно бы летела откуда-то с высоты. Его ничто не могло остановить. Она ощущала на себе его руки, его губы, его поцелуи на своей разверстой плоти, влажной, открытой, откликающейся на каждое его прикосновение.
   Он приподнялся на руках, шепча:
   — Не уходи. Тебе не нужно ничего чувствовать. Пусть будет только секс. Проклятый, восхитительный секс.
   — Черт бы тебя побрал! — прошептала она в ответ.
   — Не уходи!
   Она ничего не ответила.
   Но и не попыталась освободиться.
   И вообще покинуть его дом той ночью.

Глава 18

   Энн пробуждалась очень медленно. Странно, как ей удалось наконец заснуть? Она спала как убитая, ей было уютно, спокойно и совсем не страшно.
   Он лежал рядом, и это вселяло уверенность, что ничего плохого с ней не случится.
   Сон ее был столь глубок, что она никак не могла от него очнуться. Тем не менее нужно было вставать. Энн открыла глаза.
   И чуть не закричала.
   Кто-то наблюдал за ней.
   Кто-то маленький.
   О Боже!
   Она быстро обернулась простыней и постаралась убедить себя, что это маленькое уставившееся на нее существо совсем не опасно. Это всего лишь девчушка, крохотная девчушка лет четырех, с плюшевым мишкой в руках. Малышка внимательно ее изучала.
   — Вам очень нужно мыло «Открой глазки», — серьезно сказала девочка.
   Энн плотнее завернулась в простыню и села, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство.
   — Брит! — в комнату стремительно ворвался Марк, босой, без рубашки, но приличия ради облаченный в джинсы. Он подошел к кровати, растерянно переводя взгляд с девчушки на Энн и обратно и пытаясь пригладить всклокоченные волосы. Он был явно смущен. — Брит! — повторил он строго.
   Девчушка нахмурилась: она понимала, что сделала что-то недозволенное, но не знала, что именно.
   — Здравствуй, Брит, — сказала Энн, остановив Марка взглядом.
   — Солнышко, — ровным голосом обратился тот к девочке, — ты можешь выйти из комнаты и дать миссис Марсел возможность поспать столько, сколько она захочет?
   Брит угрюмо кивнула, посмотрела на Энн сначала недовольно, но потом нерешительно улыбнулась:
   — А кто это?
   — Это очень хорошая дама, которая вынуждена была ночевать здесь, потому что дома ей оставаться опасно.
   — А! — воскликнула девчушка так, словно хотела сказать: « Ну вот теперь наконец все стало ясно!», и, повернувшись к Энн, уже без тени настороженности поприветствовала ее: — Здравствуйте!
   Энн улыбнулась.
   — Знаете, у дедушки в душе есть «Открой глазки». Вы умоетесь — и все будет в порядке.
   — Спасибо, — серьезно поблагодарила ее Энн. — Я непременно умоюсь мылом «Открой глазки».
   — Это «бодрящее» мыло, — проинформировал Марк, кладя руки внучке на плечи и выводя ее из спальни. Дверь за ними закрылась.
   Энн приняла душ с «бодрящим» мылом.
   Прелестный ребенок. Марк вовсе не был похож на типичного в представлении Энн «дедушку», хотя ему, совершенно очевидно, нравилась эта роль, и Брит, судя по всему, его обожала.
   Энн довольно вздохнула: дедушка, в доме которого внучка чувствует себя как дома, — это смягчало образ Марка и делало его более привлекательным.
   Впрочем, сегодня утром ей не хотелось испытывать на себе обаяние Марка. Уж больно страстное желание пробудил он в ней накануне.
   Ей не оставалось ничего другого, кроме как надеть на себя вчерашнюю одежду — за исключением шелковых трусиков — и высунуть нос из спальни. Сквозь открытую дверь она видела кухню. Марк стоял к ней спиной, его черноволосую голову она видела с затылка. А вот другая черноволосая голова, красивого молодого человека со светлыми глазами, была обращена к ней анфас. На молодом человеке были джинсы и трикотажная рубашка. Он сидел лицом к Марку. По всей вероятности, это был его сын — он очень походил на отца. Рядом с молодым человеком стояла Брит.
   С удовольствием уплетая глазированный пончик, она говорила Марку и своему отцу:
   — Бедная дама! Надеюсь, она понимает, что с дедушкой никого не нужно бояться. Только…
   — Что — только, ежик? — спросил Марк, гладя девочку по головке.
   — Только мы должны сделать для нее что-нибудь приятное. Нужно пойти и купить ей ночную рубашку, чтобы ей не пришлось больше спать без ничего, как сегодня.
   За всю свою жизнь Энн никогда не краснела вот так, всем телом, до малинового оттенка. И конечно же, именно в этот момент сын Марка заметил, как она — оцепеневшая, с пылающими щеками — стоит и наблюдает за тем, что происходит в кухне. Он тут же встал и потянул за руку Марка.
   — Энн, — сказал Марк. Выглядел он на редкость растерянно и неловко, однако, преодолевая смущение, протянул руку ей навстречу и продолжил: — Пожалуйста, входите. Я хочу познакомить вас с моим сыном Майклом и моей внучкой Брит — впрочем, с ней вы уже знакомы.
   — Извините меня, пожалуйста, за то, что я вошла без разрешения, — волнуясь, произнесла Брит, которую явно проинструктировали, как себя вести, но она была очень милой девочкой и слова извинения прозвучали у нее совершенно искренне. — Я просто не знала, что в спальне у дедушки кто-то спит.
   — Все хорошо, детка, — успокоила ее Энн.
   — Но я же вас разбудила.
   — Все равно пора было вставать.
   — Кофе? — предложил Марк.
   — Да, спасибо. — Энн села на стул, с которого Марк встал за секунду до этого, и улыбнулась Брит. — По твоему совету я умылась мылом «Открой глазки», от сна действительно не осталось и следа.
   — Здравствуйте, — вежливо приветствовал ее Майкл Лакросс, у которого оказалась такая же неотразимая улыбка, как у его отца. — Я работаю в рекламном бизнесе и боюсь, что Брит слишком серьезно воспринимает то, что я делаю. Очень рад с вами познакомиться. Знаю, что вы невольно оказались причастны к двум самым нашумевшим за последние годы в Новом Орлеане делам об убийствах.
   Его прямота обезоруживала. По-видимому, он тоже считал, что лучший способ выкрутиться из неловкой ситуации — это отчаянно броситься прямо на нее.
   — Да, похоже, — согласилась Энн. — Я тоже рада с вами познакомиться. У вас прелестная дочка. А это мыло действительно бодрит.
   — Знаете, — совершенно простодушно сказал Майкл, — вы потрясающе красивая, даже гораздо лучше, чем на фотографии в газете.
   — Спасибо, — смутилась Энн.
   Протягивая Энн чашку кофе, Марк застонал:
   — Давай, давай, сынок, вскружи ей голову еще больше, чтобы с ней и вовсе сладу не было.
   — Сладу? — лукавая улыбка появилась на лице Майкла. — Значит, ты пытаешься совладать с миссис Марсел, папа?