Грэм Хизер. Жажда искушения

   — С этим копом? — резко спросил Джон. — С Марком Лакроссом?
   Многозначительная улыбка искривила губы Хэрри Дюваля.
   — Ей нравился этот коп. Очень нравился. Однажды она сказала мне, что такого мужчины у нее никогда не было, а уж у нее их было немало.
   Джон понял, что Дювалю доставляет удовольствие злить его, и решил ни за что не поддаваться на провокацию.
   — Впрочем, — Дюваль вздохнул, — не уверен, но один раз… Один раз она оставалась здесь и с другим копом.
   — С каким — другим?
   — С напарником Лакросса. Дево. Джимми Дево.
   — Кто-нибудь еще знает об этом?
   Дюваль пожал плечами:
   — А меня недостаточно? Думаю, она пошла с ним потому, что он узнал…
   — Что он узнал?
   Дюваль пристально смотрел на Джона.
   — Да просто глупая игра. Джине не хватало духовных наставлений Мамы Лили Маэ. Она любила заклинания и магические ритуалы. Иногда они исполняли эти ритуалы на кладбище, и, вероятно, Дево собирался прищучить ее за порчу общественной собственности или что-то в этом роде.
   Джон встал:
   — Какое это кладбище?
 
   — Это я, это я, — услышала она шепот.
   Рука отпустила ее рот, и Энн глубоко вдохнула.
   — Эйприл! Черт! Вы напугали меня до полусмерти!
   — Просто мы должны быть очень осторожны.
   — У меня чуть сердце не остановилось!
   — Простите, простите. Я хотела, чтобы никто не узнал, что мы с вами разговаривали. Здесь действительно страшно. Дюваль сегодня вызвал Синди к себе, и с тех пор ее никто больше не видел. Мне так неуютно тут! Мы услышали, что Джона отпустили, и теперь все только и делают, что ходят и испуганно переглядываются. Но я позвала вас потому, что хочу кое-что рассказать. Не знаю, поможет это или навредит, но точно знаю, что мало кто догадывается об этом.
   — Ну так скажите же, Эйприл, поскорее!
   Они по-прежнему стояли в полной темноте. Эйприл приоткрыла дверь и выглянула наружу, потом, продолжая поглядывать в коридор, громко зашептала:
   — Джина оставляла тайные послания людям, исповедующим незаконную ветвь «вуду», на кладбище. Там же они поклонялись своему божеству и исполняли свои ритуалы. — Еще больше понизив голос, Эйприл продолжала: — Они делали это довольно часто, но их никто никогда не ловил за этим занятием. Джина обожала это проклятое кладбище и делала все, чтобы никто не узнал о том, что там происходит. Как-то она сказала: «Если тебе понадобится помощь и не от кого будет ждать ее, найди моих Мэннингов».
   — Почему вы не рассказали мне об этом раньше? Почему ничего не сказали полиции?
   Зйприл задумчиво покачала головой:
   — Не знаю. Не думала, что это важно, что это может чем-то помочь. Считала, что это просто глупость. Ну кто станет всерьез воспринимать людей, которые в наши дни приносят в жертву цыплят на кладбище? Я боялась причинить вред друзьям Джины. А может, подсознательно хотела, чтобы Джон оказался убийцей, и тогда никому больше ничто не угрожало бы.
   Вдруг они услышали стон, раздавшийся в темноте.
   Обе оцепенели от ужаса, вглядываясь в мрак гримерной.
   Наконец Энн решилась и зажгла свет.
   На диване лежала Синди, свернувшись, словно эмбрион в материнской утробе. Она казалась такой маленькой, словно раненый воробышек.
   — Синди! — воскликнула Энн и, поспешно подойдя к дивану, опустилась перед ней на колени.
   На Синди были джинсы и хлопчатобумажная рубашка. Обнаженными оставались лишь руки ниже локтей, и Энн увидела на них синяки.
   — Синди! — снова воскликнула Энн.
   — О-о-о… — Синди поднялась и, моргая, уставилась на женщин.
   — О Господи, что он с тобой сделал? — тревожно пробормотала Эйприл.
   Энн с ужасом перевела взгляд на нее.
   — Дюваль? — резко спросила она.
   — Нет, нет… — запротестовала Синди, пытаясь выдавить улыбку. — Хэрри здесь совершенно ни при чем.
   — Тогда кто?
   — Это креветки.
   — Что?
   — Думаю, я переела креветок.
   — И от этого у вас синяки на руках? — поинтересовалась Энн.
   — Мне стало плохо, я упала. Мне просто нужно немного полежать. Я уже выпила лекарство. И мне уже лучше, клянусь. Я спала тут, пока меня не разбудили ваши голоса.
   — Ах, Синди, — тяжело вздохнула Эйприл.
   — Синди, вы должны сказать нам правду! Ведь может погибнуть кто-нибудь еще.
   — Я говорю правду! — твердила Синди. — Пожалуйста, Энн, поверьте мне. Вы должны мне поверить.
   — Я должна высказать этому типу все, что я о нем думаю, — после некоторого колебания заявила Энн.
   — Постойте, пожалуйста! — умоляюще воскликнула Синди. — Вы сделаете мне только хуже…
   Но Энн уже вышла за дверь. Стремительно пройдя между столиками, она вернулась к бару. Джон стоял, собираясь уходить.
   Энн встала перед ним, лицом к Дювалю, сверля его яростным взглядом:
   — Это вы избили девушку?
   — Какую?
   — Синди!
   — А что с Синди?
   Он говорил так искренне и раздраженно, что Энн засомневалась: действительно ли Дюваль виноват в плачевном состоянии Синди.
   — Она… она больна, — сказала Энн.
   — Говорил же я ей, чтобы она не ела этих проклятых креветок. У нее на них каждый раз такая реакция. Надеюсь, она оклемается до вечера и будет в состоянии работать. Вас я еще не уговорил поработать у меня, а?
   — Нет-нет, мы с Энн уходим, — быстро сказал Джон и настороженно взглянул на Энн. — Нам действительно нужно успеть кое-что сделать, прежде чем доблестная полиция нашего округа увяжется за мной снова. Увидимся позже, Дюваль.
   — Да уж, непременно увидимся, — подтвердила Энн, но Джон уже тащил ее к выходу, который по-прежнему охранял одноглазый вышибала. Он широко улыбнулся и приветливо помахал им вслед.
   — Нужно взять такси, — сказал Джон. — Быстро. Полицейские наверняка уже пронюхали, что я сбежал из больницы. И они, конечно же, явятся сюда, — он сердито взглянул на Энн. — За тобой никто не следил?
   Она покачала головой.
   — Не верится, что они оставили тебя без присмотра.
   — Думаю, не оставили.
   — Думаешь?
   — Днем я видела напарника Марка.
   — Напарника Марка?
   — Дево.
   — Я не доверяю ему — впрочем, я не уверен, что доверяю и самому Лакроссу. В конце концов известно же, что он спал с Джиной. А только что я узнал, что однажды она провела ночь и с его напарником.
   — В самом деле? — Энн вздрогнула. — Именно он наблюдал сегодня за моим домом, но я вышла через черный ход магазина на первом этаже.
   — Молодец. И все же нам нужно поторапливаться.
   — Постой! Я кое-что знаю. Нам нужно поехать…
   — Дюваль только что говорил…
   — Ты не понимаешь! Эйприл сказала, что Джина оставляла послания…
   — …что некие вудуистские ритуалы отправлялись…
   — …на кладбище, — произнесли они в один голос и уставились друг на друга в изумлении.
   — Тебе не надо туда ходить, — сказал Джон.
   — Я тебя одного не отпущу. Все будет хорошо. Джон, ради Бога, не возражай, ты никуда без меня не поедешь. Вон такси, быстро помаши ему!
   Она подтолкнула Джона, и через секунду они уже сидели в машине.
   Водитель не поверил, когда они сказали ему, куда ехать.
   — Эй, ребята, вы что, сегодня же полнолуние! Повсюду полно всяких безумцев!
   — Все в порядке, — заверил его Джон.
   — Но кладбища по ночам закрыты! — возразил таксист.
   — Мы хотим просто походить вокруг, — успокоила его Энн.
   — Вот дождетесь, что кто-нибудь прострелит вам голову, больно опасное место вы выбрали, чтобы «походить вокруг».
   — Мы будем осторожны, — добавил Джон.
   — Вы хотите, чтобы я вас там ждал? — тревожно спросил таксист.
   — Нет! — ответила Энн, взглянув на Джона. — Нас… нас друзья заберут оттуда.
   Шофер доставил их по назначению, получил от Джона хорошие чаевые, но не переставал ворчать:
   — Мертвых друзей, вот кого вы там найдете себе на голову. Мертвых друзей. — Потом он рассмеялся. — Ну и ну! Кладбище. Полнолуние. И я только что скинул пару покойничков. Черт знает что происходит! Ну и дела!
   Он наконец уехал.
   Джон и Энн растерянно смотрели на высокие стены и крепкие решетки.
   — Я тебя подсажу, — сказал Джон.
   — Нет, у тебя швы разойдутся! Я сама тебя подсажу.
   — Я мужчина.
   — Но в лучшей форме сейчас я.
   — Энн…
   — Ш-ш, — вдруг шепнула она. — Слушай!
   До них действительно доносились какие-то звуки, похожие на пение.
   — Подсаживай меня! — приказал Джон. Он бросился к стене, Энн с силой подтолкнула его вверх. Очутившись на гребне стены, Джон свесился и протянул ей руку. Схватившись за нее, Энн вскарабкалась наверх, после чего они оба бесшумно спрыгнули на землю по другую сторону забора и застыли, прислушиваясь.
   — Это где-то в глубине кладбища, — прошептал Джон.
   — Джон, может, нам подождать полицию, которая наверняка за нами следит? Страшно!
   — Если мы будем ждать полицию, мы никогда ничего не узнаем. Как только эти ребята почуют приближение полиции, они разбегутся, только мы их и видели.
   Он крепко сжал ее руку.
   — Пошли. Мы должны держаться вместе.
   И они двинулись через кладбище.
   Ночью оно представляло собой весьма зловещее место. Время и стихии разрушили многие надгробья. Круглолицые херувимы, танцующие на куполе какого-то склепа, накренились, и Энн казалось, что они злобно уставились на нее сверху своими стертыми глазами. Полная луна лила свет на статуи и могильные плиты, отбрасывая причудливые тени.
   Голоса были слышны все громче, они пели что-то монотонное на своем диалекте.
   — Подойдем поближе, — шепнул Джон.
   Энн неожиданно ударилась обо что-то, оступилась и чуть не закричала, Джон вовремя закрыл ей рот ладонью. Энн опустилась на выщербленный камень и потерла подбородок.
   — Чуть не упала из-за этого сломанного креста, — прошипела она.
   Джон не обращал на нее никакого внимания. Он всматривался в дальний конец кладбища.
   — Вон они там, в глубине, — шепотом сообщил он, отходя от Энн на несколько шагов и, вытянув шею, вглядываясь куда-то вперед. — Ты можешь идти, Энни?
   Она ответила не сразу, продолжая тереть ушибленный подбородок, потом подняла голову, чтобы ответить, и тут заметила надпись, выбитую на каменном склепе, неподалеку от которого сидела: «Мэннинги».
   Она резко втянула носом воздух, встала и как завороженная направилась к склепу, ступая по каменной дорожке, которая вела к нему.
   Чугунная дверь склепа была открыта, половинка ее висела на сорванных петлях, упираясь в землю. Энн помедлила. Потом пошла дальше.
   И в этот момент луна зашла за облака.
   — Джон, — позвала она обернувшись и тут же выругала себя: как же она забыла о Джоне? А теперь…
   Теперь она осталась одна.
   — Джон, черт тебя возьми, где ты? — громко и сердито зашептала она.
   Ответа не было.
   «Мэннинги».
   В этом открытом склепе должен таиться ответ.
   Энн нерешительно сделала еще шаг вперед. Еще. Она пыталась что-нибудь разглядеть.
   «Дура! Надо было прихватить с собой фонарик, — пробормотала она. — Но, уходя из дома, я ведь не знала, что придется ночью таскаться по кладбищу. Я никогда еще ночью не бродила по кладбищам. А также не была завсегдатаем стриптизных заведений. И потом, зачем нужны бывшие мужья, если не для того, чтобы время от времени устраивать эмоциональные встряски? И конечно же, я не привыкла к такой интенсивной сексуальной жизни… гм-м, интересно, можно ли считать сексуальную жизнь достаточной платой за ужас, который испытываешь, бродя по кладбищу среди ночи?
   — Господи, я же сама с собой разговариваю! — Она замолчала, остановившись на пороге склепа. — Но мне нужно разговаривать хотя бы с самой собой, так я по крайней мере не услышу, если заговорят покойники, — прошептала она.
   Тоненький луч лунного света, выйдя из-за облаков, осветил внутренность склепа. Это оказалось помещение примерно десять на десять футов, где на разных уровнях были захоронены в стенах несколько поколений Мэннингов.
   Большинство надгробных плит было вскрыто, внутри виднелись гробы, некоторые были сломаны. На самом нижнем уровне зиял провал: и стена в этом месте, и гроб были разрушены. В лунном свете там что-то блестело.
   Клочок бумаги? Это здесь Джина оставляла свои послания? Тайному любовнику?
   Энн сделала шаг в глубину склепа. Листок бумаги или то, что там было, внезапно исчезло. Энн прошла дальше.
   Вдруг она почувствовала у себя за спиной какое-то движение и резко развернулась. В этот момент что-то тяжелое обрушилось на могильную плиту, просвистев в дюйме от ее головы. Энн шарахнулась в сторону, потом нырнула вниз, уворачиваясь от чего-то, что рассекало воздух, словно дубинка.
   Бросившись назад, к дверному проему, она выскочила наружу и стремглав помчалась по дорожке.
   Луна снова ушла за облака.
   Энн продолжала бежать и кричать, потом споткнулась и упала. Она попала на низкое, сломанное надгробие и почувствовала что-то у себя под подбородком. Когда она нащупала предмет рукой, ее охватила дикая паника.
   Кость. Человеческая кость! Берцовая?
   Энн вскочила на ноги и, забыв о том, что может покалечиться, бросилась, не разбирая дороги, в сторону, потом в другую. Вскоре она потеряла всякую ориентацию. Луна проглянула сквозь облака, и тут Энн остановилась, как громом пораженная.
   Прямо перед ней стояла фигура в черном плаще с капюшоном. Поначалу она не могла разобрать лица, потому что человек наклонил голову.
   Потом он медленно поднял ее.
   Перед Энн стоял Жак Морэ.
   У нее вырвался крик ужаса.
   — Нет, нет, пожалуйста! — задыхаясь, произнес он.
   «Что — пожалуйста?» — Энн в страхе повернулась, чтобы бежать в другую сторону, и уткнулась в кого-то еще.
   Тут уж она закричала и заметалась так, словно рой демонов гнался за ней.
   — Энн! — услышала она голос Джона где-то поблизости.
   Нет, если Джон сейчас приблизится к ней… Впечатавшись в стену из живой плоти, остановившую ее бешеный бег, Энн подняла лицо.
   — Энн! Это Марк, остановись!
   — Марк? — слабо прошептала она.
   Со всех сторон к ним сбегались люди. Все еще прижатая к Марку, Энн оглянулась. Здесь был Джон.
   И Хэрри Дюваль.
   С соседней дорожки сюда же подходил Джимми Дево.
   Все они остановились как вкопанные, уставившись друг на друга.
   — Что, черт возьми, здесь происходит? — строго спросил Марк.
   Энн попыталась освободиться от его рук.
   — А что… что вы здесь делаете? — подозрительно обратилась она к нему самому. За ее плечом стоял Джимми Дево, которому она тоже не доверяла.
   — Что значит — что я здесь делаю? — Марк повернулся к Джимми. — Жака поймали?
   — Должно быть, ребята взяли его, пойду проверю, — ответил Джимми.
   — Жак? — удивленно спросил Джон, глядя на Марка. — Вы приехали сюда, потому что знали, что Жак будет здесь?
   — Мы собираемся задержать его по подозрению в убийстве Элли Трейнор, она же — Джейн Доу, — объяснил Марк. — Секретарь Жака сообщил нам, где его можно найти в ночь полнолуния, — добавил он. — А вы сбежали от моих ребят, которые за вами следили в больнице, Джон.
   — За мной кто-то следил? — с невинным видом переспросил Джон.
   — А вы! — сказал Марк, крепко сжимая Энн за плечи. — У вас здравого смысла меньше, чем у глупого ребенка!
   — Эй! — вступился за Энн Джон.
   — Вы-то что здесь делаете, черт вас возьми?
   — Пытаюсь расследовать убийство, поскольку полиция с этим не справляется! — сухо сообщила ему Энн.
   — Пошли, — сердито скомандовал Марк. — Мы все отсюда уходим.
   Как они и предполагали, такси, чтобы ехать обратно, им не понадобилось.
   Их увезли на полицейских машинах.
   В участок.
   Жак Морэ, признавший, что участвовал в ритуальных жертвоприношениях на кладбище, но отрицавший какое бы то ни было свое отношение к убийству Элли Трейнор, был помещен в камеру, по крайней мере на ближайшие сутки, пока ему не предъявит обвинение окружной прокурор. Джон, Хэрри Дюваль и Энн сидели в комнате, где не было ничего, кроме стола и нескольких стульев, и пили кофе, пока наконец к ним не вернулся Марк.
   Сложив руки на груди, он прислонился к стене.
   — Вы первый, Дюваль. Что вы делали на кладбище?
   Хэрри пожал плечами:
   — Я слышал о ритуалах, которые кое-кто отправляет там в ночь полнолуния. Не далее как сегодня вечером рассказывал о них Джону. Я подумал: раз он главный подозреваемый в деле об убийстве Джины, он имеет право знать это. А потом я заволновался: вдруг он бросится на кладбище и его жена за ним? И пошел, чтобы помочь им, если понадобится.
   — Джон?
   — Вы слышали, что сказал Дюваль? Мне терять нечего, Лакросс. И я пытаюсь найти хоть что-то, прежде чем вы потащите меня в тюрьму. Если, конечно, вы не считаете, что Жак Морэ убил обеих женщин. У меня-то петля все еще на шее?
   — У нас ни на кого нет пока достаточных улик, — ответил Марк. — И ваша кровь на Джине все еще очень осложняет ваше положение. Но зачем вы потащили на кладбище Энн, подвергнув ее страшной опасности? Я задерживаю всех вас за вторжение на кладбище в неположенное время.
   — Пустая трата денег налогоплательщиков, вам не кажется? — заявил Хэрри.
   Марк, казалось, его даже не слышал. Он неотрывно смотрел на Энн.
   — Тюрьма может оказаться самым безопасным для вас местом, — заметил он.
   Энн ничего не ответила. Она до сих пор никому не рассказала о том, что подверглась нападению в склепе Мэннингов.
   — Жак Морэ арестован за убийство? — это интересовало ее больше всего.
   — Пока задержан по подозрению, — ответил Марк. — Единственное, что нам известно наверняка, так это то, что он ужинал с еще живой Элли Трейнор и был последним, кого с ней видели.
   Может, там, в склепе, Жак искал какую-нибудь чертову записку, оставленную Джиной?
   Так он следил за ней сегодня вечером!..
   Ждал, хотел проломить ей голову дубинкой?
   Так же, как Грегори хотели проломить голову в ту ночь, когда разразился ураган.
   Значит, это был Жак Морэ, подумала она. Господи, ну конечно, это должен быть он. А теперь он под арестом и, даст Бог, будут найдены улики, что это он убил обеих женщин.
   — Если вы меня ни в чем не подозреваете, Марк, можно мне уйти? — вежливо спросил Хэрри.
   — Да, да, вы можете идти, — ответил ему Марк. Хэрри заспешил к выходу.
   — Значит, мы с Энн тоже свободны? — с надеждой спросил Джон.
   — Вас я сам отвезу, — заявил Марк.
   Джон двинулся первым, Энн — за ним. Она все время чувствовала, что Марк идет сзади, не отступая от нее ни на шаг.
   Выйдя на улицу, она устремилась к передней пассажирской дверце его машины, предоставив Джону сесть сзади.
   — Сначала я завезу вас, Джон, — сообщил Марк.
   — Нет, не нужно, отвезите меня к Энни. Не думаю, что ее следует оставлять одну.
   — Вы — бывший муж, не забывайте.
   — Я буду спать в комнате Кати, хотя это и не ваше дело. Но одна она быть не должна.
   — Она и не будет одна, — заверил его Марк.
   — Что?! — возмущенно воскликнул Джон.
   — Я буду спать у нее на диване.
   — Да неужели? Не есть ли это некоторое превышение полномочий полиции?
   — Не будете ли вы оба любезны прекратить говорить обо мне так, словно меня здесь нет? — саркастически попросила Энн.
   — О Господи! — изумленно выдохнул Джон, и Энн почувствовала, как его руки легли ей на плечи. — Ты спишь с ним!
   — Джон, тебя совершенно не касается, с кем я…
   — Вы — лишь бывший муж, — ядовито напомнил Марк. — И вы с ней больше не спите. К тому же вы любили Джину и собирались на ней жениться, не забыли?
   — Да, пусть я бывший муж, но это больше, чем случайный новый любовник, — продолжал настаивать Джон.
   — Прекратите немедленно! — прошипела Энн. — Клянусь, я обоих вас выставлю…
   — В комнату Кати? — быстро подхватил Марк.
   — На диван? — одновременно с ним спросил Джон.
   — Приехали, — сообщил Марк.
   — Вот именно, и я иду наверх одна, — решительно заявила Энн.
   — Черта с два! — воскликнул Марк.
   — Ни за что на свете, — эхом отозвался Джон.
   Энн тяжело вздохнула и стала подниматься по лестнице. Мужчины следовали за ней.
   Оба.
   Не отставая ни на шаг.

Глава 20

   Марк наблюдал, как Энн сердито прошла в кухню, налила себе бокал вина и скрылась в спальне, постаравшись, насколько это позволяли сломанные петли, как можно громче хлопнуть дверью.
   Дверь закрылась. Но запереть ее было невозможно.
   Разумеется, это не имело особого значения, поскольку их было двое: Джон и Марк.
   — Может, нам тоже выпить вина? — предложил Джон, направляясь в кухню и доставая из шкафа бокалы. — Вы на службе или уже нет? Не возражаете, если я распоряжусь здесь, на кухне? Скажите, вы впервые остались с Энн в рабочее время или по окончании смены?
   — Марсел, — раздраженно перебил его Марк, — это не ваше собачье дело, но если хотите знать, все случилось тогда, когда я искал ее среди болот: она рисковала своей дурацкой головой, чтобы доказать, что убийца не вы, а кто-то другой.
   Марсел на это ничего не ответил.
   — Выпьете вина? Вы ведь официально не на службе?
   — А что у нее еще есть? — поинтересовался Марк. — Сейчас бурбон со льдом больше подошел бы.
   Марсел широко улыбнулся:
   — Будет вам бурбон со льдом, непременно.
   Джон налил виски, протянул Марку и тут заметил эскиз Энн на мольберте. Подойдя, он откинул полотнище, прикрывавшее холст, и присвистнул:
   — Никто, никто не умеет рисовать лица так, как Энн. Идите сюда, взгляните, — позвал он Марка.
   Марк подошел к мольберту и тоже стал разглядывать рисунок.
   На нем были изображены три лица, как на семейном портрете: его лицо, его сына и личико Брит.
   Уже в этом наброске были тонко схвачены все сходства и различия. Детские мечты в огромных глазах Брит, надежность — в лице Майкла, мудрость — в облике Марка. Рисунок был еще не закончен, но уже восхитителен: в нем угадывалась многозначность. И так точно подмечено чувство глубокой и искренней привязанности всех троих друг к другу. Являясь отражением настоящего, он содержал обещание прекрасного будущего.
   — Ну ладно, похоже, вы не такой уж случайный любовник, — прокомментировал увиденное Марсел и стал просматривать рисунки, которые были отложены в сторону. Он брал их один за другим и ставил на мольберт. — Синди. Тоже очень недурная работа: красота, схваченная в движении, печаль, столь естественная для… — Он помолчал, потом взглянул Марку прямо в глаза и сказал: — Я не убивал Джину. Клянусь, я этого не делал. Скажите мне честно — это Жак убил ее?
   — Честно? Я не знаю. Завтра мы будем допрашивать его, чтобы досконально выяснить, что он делал в тот день, шаг за шагом. Так же мы поступим и с вами. Если ничего не выяснится, я не смогу его долго задерживать. Напомню вам, что вас я не держу под стражей, хотя вы были покрыты кровью жертвы с головы до ног.
   — Но если Жак тоже ее не убивал, то кто же, черт возьми?
   — Есть еще Хэрри Дюваль.
   — Или ваш напарник, — заметил Джон.
   — Мой напарник? — удивился Марк.
   Джон холодно улыбнулся.
   — Я сам об этом недавно узнал. Дюваль сказал сегодня вечером. Джимми Дево разузнал о ритуалах, которые отправляли на кладбище, и, вероятно, шантажировал этим Джину.
   — Не верю.
   — Почему? Потому что он полицейский?
   — Потому что он хороший человек.
   — Я тоже хороший человек, верите вы в это или нет. Но это не помешало мне полюбить, возжелать Джину.
   — Однако вы говорите о шантаже и о вещах куда более непривлекательных, чем вожделение к женщине.
   — Бросьте, Лакросс! Я хотел жениться на Джине, но будь я проклят, если я не знал о ней всю правду. Она была проституткой. А полицейские тоже люди. И проституткам они тоже платят. Ну ладно, вы этого не делали, у вас с ней были особые отношения, а я в самый первый раз тоже заплатил ей. И только после этого между нами началось нечто другое. Может, ваш напарник просто заплатил ей?
   Марк последним глотком допил свой бурбон. У него болела голова. Ах, Джимми, чтоб ему пусто было! Почему, черт его возьми, он мне ничего не сказал об этом?
   — Джимми… Джимми ее не убивал, — вслух сказал Марк.
   — Знаете, Лакросс, для меня вы такой же подозреваемый, как и все остальные.
   — Вот как? Позволю себе напомнить, что на мне не было ее крови.
   Джон Марсел остановил его, подняв руку:
   — Я этого не говорил. И не думаю, что вы в самом деле виновны. Я… я не знаю. Знаю только, что видел что-то, что наверняка помогло бы, если бы я только мог вспомнить!
   — Хотите, я приглашу гипнотизера, который постарается помочь вам вспомнить?
   — Гипнотизера? — удивился Джон.
   Марк кивнул:
   — Да, я видел, как действует гипноз: люди вспоминают то, что их бодрствующее сознание наглухо блокирует.
   — Я готов попробовать все, что только поможет делу и истине, — заверил его Джон.
   — Ну и прекрасно. Завтра мы пригласим доктора.
   — Хорошо.
   — Если мне придется утром уйти, не оставляйте ее, пока я не вернусь.
   — Не оставлю, — успокоил его Джон, насмешливо подняв бровь.
   Марк не был обязан объяснять ему что бы то ни было, но одну вещь все же счел необходимым сообщить:
   — Я хочу поговорить с Джимми до того как он выйдет завтра на службу.
   — А! Не беспокойтесь, мне никуда не нужно, и я не собираюсь оставлять Энн одну. Что ж, спокойной ночи, — он взглядом указал на дверь спальни Кати, находившуюся в другом конце коридора, и состроил шутливую гримасу: — Комната Кати.