— Но это ведь не все, — сказал он.
   Эрин пожала плечами, все еще не глядя в его сторону.
   — Мы встретились однажды, Повелитель Волков, и это была отнюдь не встреча друзей. У меня сложилось о тебе определенное представление.
   — Нет, ты собиралась помочь одному из ненавистных тебе викингов у ручья, пока не поняла, что это я. Я повторяю, почему ты ненавидишь меня!
   — Потому что ты убил мою тетю! — взорвалась Эрин, посмотрев на него гневно.
   — Я никогда не убивал женщин, — сказал он твердо. Эрин почувствовала, что готова разрыдаться, но не могла позволить, чтобы он увидел ее плачущей.
   — Клоннтайрт, — сказала она грубо и горько, — король Клоннтайрта был моим дядей. Бриджит была королевой. Он поднялся с постели.
   — Я не убивал твою тетю. Я никогда не убивал женщин и не позволял этого своим людям.
   — Да, — сказала Эрин резко, — твои люди не перерезали их глоток. Они просто напали на них, и им не оставалось ничего более, как предпочесть смерть.
   — Ты заблуждаешься, маленькая дрянь, — сказал он бесстрастно.
   — Заблуждаюсь! — В порыве отчаяния и ярости, которые кипели в ней, она забыла про свое положение, вскочила и гневно посмотрела на него через кровать.
   — Я видела, что ты сделал, Олаф…
   С поразительной быстротой и проворством он перешагнул через кровать и, схватив за запястья, швырнул ее, прежде чем она закончила фразу. Придавленная его телом, ощущая обжигающий лед его взгляда, она могла только отодвинуться и молиться Богу, которому поклонялась Беде, чтобы не расплакаться.
   — Пожалуйста, — приказал он, — продолжай.
   Она закрыла глаза и сглотнула, мечтая о том, чтобы он оставил ее в покое. Она чувствовала тяжесть его бедер, его член обжигал мягкую кожу на внутренней поверхности бедер.
   — Я была там, — прошептала она, — я была в Клоннтайрте.
   Казалось, его голос смягчился:
   — Я не убивал твою тетку, — повторил он. Эрин снова сглотнула.
   — Она зарезала себя, потому что ты пришел… и… я видела…
   — Что? — Голос его звучал тихо, но властно, и ему нельзя было не повиноваться.
   — Мойра… женщина, которую я хорошо знала. Ее изнасиловали.
   — Как, ты сказала, ее звали?
   — Мойра.
   Он помолчал мгновение, не ослабляя хватки, потом холодно произнес:
   — Я уверяю тебя, что не трогал этой ирландской женщины. Если ты была там, то должна знать это. — «Взять женщину, испуганную, кричащую женщину, когда Гренилде была еще жива? Нет», — подумал Олаф гневно. — Я говорил тебе, что не соблазняюсь холодными девственницами.
   Эрин опять взглянула на него, стараясь не моргать. В его голосе и глазах чувствовалось презрение. Она молилась, чтобы слезы не выдали ее слабости. Может быть, какое-то время он и не соблазнится ею. Его хватка и его близость рождали дикий пронзительный звук внутри нее, давивший на уши. Этот звук чуть не лишал ее сил, перед глазами заметались черные тени. Она все еще пыталась остановить дрожь, металась по кровати, заставляя себя говорить, так как чувствовала, что скоро онемеет язык.
   — Возможно, Норвежский Волк, ты не был среди нападавших собак. Но Клоннтайрт был взят по твоему приказу, это твои люди обесчестили бедную Мойру.
   — Король Клоннтайрта мог бы и сдаться, — прервал Олаф, — всех бы их пощадили. Когда происходят сражения, людям обычно делают больно, а иногда еще и убивают. К несчастью, иногда затрагивается и чья-либо невинность.
   — Сдаться! — завопила Эрин. — Клоннтайрт принадлежит моему дяде…
   — Весь мир воюет, — огрызнулся Олаф раздраженно. — Тот, кто сильнее, завоевывает других.
   Негодование бурлило в Эрин вместе с непрекращающейся дрожью. Эрин повернулась к мужу, чтобы ударить, но остановилась в ужасе, так как увидела, что его лицо расплывается в улыбке. Он был абсолютно уверен в своем превосходстве, и все, что она могла сделать, — это еще более сблизить их тела, яснее ощущать его плоть.
   Эрин сомкнула челюсти, посмотрев на него так обжигающе своими изумрудными глазами, что могла бы превзойти солнце.
   — Тогда скажи мне, Повелитель Волков, — язвительно холодно проговорила она, — что происходит, когда встречаются враги равной силы?
   — Тогда, — быстро ответил Олаф, — люди приходят к компромиссу. Например, как я и твой отец.
   — Запомни свои собственные слова, викинг, — прошипела она, — ты пришел к компромиссу с моим отцом, но не со мной. — Эрин замолчала, испуганная стуком в дверь.
   Нахмурившись и смутившись, Олаф произнес:
   — Войдите.
   Эрин в ужасе широко раскрыла глаза. Они опять умоляли его. Униженность в ее глазах напомнила ему, что его ирландская жена обнажена. Оп освободил ее и резко скомандовал:
   — Ждите.
   Эрин зарылась в меха. Олаф сорвал льняную простынь с кровати, обернулся ею и пошел открывать дверь. Маленький человек, низкорослый для норвежца, подошел к Олафу и посмотрел через его плечо на Эрин, по-детски оскалившись.
   — Ваша ванна, лорд Олаф, — сказал гномоподобный человечек.
   — Принеси, — приказал Олаф.
   Гном отступил. Двое слуг вошли с тяжелым металлическим чаном, за ними следовали зардевшиеся девушки, которые наполнили его горячей водой. Войдя в покои, они не посмотрели ни на Олафа, ни на Эрин. Маленький мужчина остановился сзади, расставляя стеклянные бутылочки на большом деревянном сундуке около двери.
   — Мне помочь вам, мой лорд?
   — Нет, — сказал Олаф, оборачиваясь к Эрин. — Эрин, это Риг. Риг, моя жена Эрин. Риг выполнит все, что ты захочешь.
   Маленький человек подошел к ней со своей заразительной улыбкой, и Эрин заметила, что она улыбается в ответ.
   — Да, моя леди, если тебе что-нибудь понадобится, я к твоим услугам.
   — Спасибо, — прошептала Эрин, прижимая одежду к груди.
   Олаф, будто бы забыв про нее, сбросил простыню и опустился в горячую воду со вздохом, его глаза закрылись. Эрин, нервничая, смотрела на него, затем осторожно сползла с кровати, бросилась к сундуку, где лежало ее белье, и начала копаться в нем. Она была уверена, что свободна, но вдруг ощутила затылком, что муж смотрит на нее. Она быстро обернулась и заметила его взгляд.
   — Подойди, — приказал он, — я хочу, чтобы ты потерла мне спину.
   — Ни за что! — ответила она резко.
   И вскоре пожалела об этих словах, потому что он выбрался из чана, намочив пол, и приблизился к ней. Она попятилась, но убегать было некуда. Он схватил ее за плечи.
   — Леди, ты искушаешь судьбу. Когда я был тяжело ранен, ты издевалась надо мной, и ты еще меня называешь варваром. Мне кажется, я слишком снисходителен к тебе, принцесса Тары. Таким образом, я считаю необходимым кое о чем договориться, или мне придется отказаться от намерения быть сдержанным с ирландцами. Я взял тебя в жены только по политическим соображениям. Если ты будешь хорошо себя вести, тебя оставят в покое. Мы говорили о компромиссе. Принцесса, ты явилась предметом соглашения, однако это обстоятельство тебя страшно огорчило. Но если ты останешься такой же злобной сучкой, ты будешь проводить дни и ночи как пленница, связанная. Тебе понятно? Я, кажется, хорошо изъясняюсь по-ирландски.
   Эрин была потрясена, ее платье намокло от соприкосновения с его телом, но она довольно долго выдерживала его взгляд. Как ей больно было уступать ему, ощущать его превосходство и свою беспомощность! Несмотря на то, что она была сильной женщиной, ее сила по сравнению с ним была как нежное дуновение ветра против арктического урагана.
   — Я понимаю, что ты говоришь, — сказала она, заскрежетав зубами.
   Их глаза встретились — норвежский лед и пламень изумрудной Ирландии. Потом его пальцы крепко сжали ее плечи, и она пробормотала гневно:
   — Я помою твою чертову спину.
   Его лицо расплылось в улыбке, глаза подобрели.
   — Сначала мне необходим массаж.
   — Массаж, — повторила она рассеянно, нахмурившись, и мороз пробежал у нее по спине. Интересно, какие новые унизительные приказы он ей готовит?
   — Массаж, — повторил он медленно, улыбаясь и вытираясь полотенцем. Он отпустил ее, уверенный, что какое-то время она будет безропотно выполнять его приказания.
   — Крайний сосуд на сундуке… принеси его.
   Эрин выпрямилась, прошла через всю комнату и глубоко вздохнула, словно имела дело с капризным ребенком. Вернувшись, она протянула пузырек, стараясь находиться как можно дальше.
   Олаф покачал головой.
   — Он понадобится тебе, — сказал он нежно, его глаза под опущенными ресницами продолжали обжигать ее холодом. Она понимала, что он наблюдает за ней, и постаралась скрыть возмущение и остаться спокойной и бесстрастной.
   — Там находится специальное масло, добытое моими братьями — «варварами» на юге континента. У него приятный запах, и оно оказывает расслабляющее действие на мышцы, если втирается нежными пальцами. Я весь напряжен. Трудно заснуть рядом с женщиной, которая мечтает тебя поскорее прикончить.
   — Ты спал очень хорошо! — огрызнулась Эрин.
   — Неужели? Все же мои мышцы ноют. Он повернулся к ней спиной и растянулся на кровати. Эрин растерянно посмотрела на него.
   — Ну?
   Эрин приблизилась к нему и осторожно присела на кровать. Она вынула пробку, налила немного масла ему на спину и, чуть-чуть поколебавшись, начала размазывать масло по его спине, невольно восхищаясь сильным бронзовым телом и упругими мускулами. От тонкого запаха масла у Эрин закружилась голова, но она старалась не показывать своих чувств.
   Она натерла его плечи, впадину между лопаток, слегка поеживаясь, когда его мышцы задвигались под ее рукой, потом перевела руки ниже, туда, где его тело суживалось, к тонкой талии. Затем она убрала руки и собралась встать.
   — Я помассажировала твою спину.
   Он дрогнул, его глаза широко раскрылись, и он схватил ее за запястье, прежде чем она успела встать. Он улыбнулся. Это была язвительная улыбка, не коснувшаяся его глаз.
   — Ты отлично это делаешь, — прошептал он вежливо, растягивая слова, его речь становилась похожа на предостерегающее мурлыканье. — Мне так понравилось, что я хочу, чтобы ты продолжила.
   Эрин вспыхнула, не в силах подавить свое возмущение.
   — Будь счастлива, — предупредил он мягко, — что это все, о чем я тебя прошу.
   Эрин так крепко сжала зубы, что ей стало больно, но она все же вылила еще масла на его ноги с выступающими тонкими венами, стараясь не смотреть на его ягодицы. Она растерла его икры, заметив, что они такие же сильные и крепкие, как и другие части тела.
   Ее пальцы двигались решительно, слегка подрагивая, когда она пыталась заставить себя тереть нежно, и вот она добралась до колен. Там она остановилась, думая закончить, и не заметила, как Олаф приподнялся на локте и обернулся.
   Она почувствовала его взгляд и посмотрела на него. Он язвительно улыбался.
   — Пожалуйста… продолжай.
   Чтобы он не заметил ее дрожи, она приняла суровый вид. «О Боже, как ты допустил это?» Сделав над собой усилие, она коснулась его тела снова, тела, которое она ненавидела всем своим сердцем и которое, несмотря ни на что, было красивое, крепкое и завораживающее.
   — Там… — Она снова поднялась, но он быстро схватил ее за руку.
   — Еще не все.
   Эрин злобно посмотрела на него.
   — Дальше я не буду, викинг.
   — Ты будешь делать так, как я скажу, принцесса. Она стояла молча, но упрямо не слушаясь его, не думая о том, чем может для нее обернуться ее непослушание.. На этот раз он не сделал ничего. Он опять улыбался.
   — Запомни, жена, все происходит так, как я говорю.
   Эрин тяжело вздохнула и села снова, желая только, чтобы он не был привередливым и изощренным, хотя, наверное, все викинги были такими. Она закрыла глаза, когда дотронулась до его ягодиц и почувствовала, какие они крепкие и сильные. Вдруг он перевернулся, внезапно переместив ее пальцы на свой член. Казалось тот жил своей собственной жизнью. Он пульсировал и становился горячим и громадным при ее легких касаниях. Она знала, что покраснела, но не хотела, чтобы он получал удовлетворение от ее реакции.
   Олаф разразился смехом.
   Ее одолевало искушение: хотелось бить его, причинять ему боль, какую он причинял ей, унижая. Ее руки, казалось, наливались силой, и она опустила ресницы, переместив руки опять вниз. Но прежде, чем она подавила бешеный и неразумный порыв злости, он резко сказал, предупреждая:
   — Смотри у меня, ирландка, Я требую от тебя только то, что ты сможешь сделать.
   Эрин напряглась и постаралась взять себя в руки, вонзая ногти в ладони, ненавидя и его, и себя. Если бы у нее был хоть один шанс на победу…
   — Будь очень осторожна, милая сучка, — мягко перебил он ее размышления, — теперь ты в моих руках, и я отнюдь не слаб и не ранен, и не обезумел от сражений и боли. Если ты причинишь мне боль, я отвечу.
   Она сделала усилие, чтобы не броситься на него с кулаками, но разжала пальцы и принялась массировать ему грудь, ощущая золотистые волоски под кончиками своих пальцев. Она перевела руки на бедра и судорожно сглотнула, когда почувствовала шрам от раны, длинный белый рубец. Она не могла заставить себя прикоснуться к нему, так как ей больно было вспоминать его страдания и свою жестокость. Он выздоровел чудесным образом, но в этом есть и ее заслуга. Она промыла и перевязала рану с целебными травами и глиной. Она доставила ему мучения, да, но она и помогла ему.
   И тогда, в течение того нескончаемого дня у ручья, она чувствовала его, как мужчину, и это пугало ее. И когда ей удалось убежать, она не могла подумать, что когда-нибудь, хоть через тысячу лет, она будет касаться его тела снова, замирая от страха, ощущать его плоть, и уж совсем не могла предположить, что окажется обнаженной рядом с ним, в таком зависимом от него положении.
   Она отдернула руки снова, положила их на колени и застыла. Она больше не прикасалась к нему, но продолжала ощущать его, и то, что ощущала, было похоже на сталь. Он был силач… победитель. Все это он ей как нельзя лучше доказал.
   — Спасибо, — прошептал он тихо, с заметными нотками издевки.
   Эрин быстро встала и отошла от кровати к закрытому ставнями окну. На этот раз Олаф не остановил ее.
   Она стояла к нему спиной и слышала его тихие шаги по комнате: он начал одеваться. Но она была уверена, что он не сводит с нее глаз.
   Нежный запах сандалового дерева стоял в опочивальне, приятный мужской запах-запах, который всегда будет напоминать ей о нем.
   Он снова тихо заговорил:
   — Я действительно не хочу, чтобы ты страдала, просто я хочу, чтобы ты меня поняла, я не желаю, чтобы моя жизнь была испорчена ненавидящей и злобной женщиной. У меня нет времени уделять внимание твоим мелочным мечтам о мести. Мне жаль, что твоя тетя умерла. Но я не должен извиняться за то, что я викинг. Я решил теперь быть созидателем, а не разрушителем. Жаль, что судьба нас теперь соединила. Знай, все, чего я желаю-чтобы ты стала разумной королевой. Судьба распорядилась так, и по ее воле ты сейчас находишься здесь. Примирись с тем, что ты моя жена — моя собственность, и ты заживешь мирно, без тревог.
   — Я была воспитана ирландской женщиной. Законы Брегона не предписывают мне быть собственностью мужчины. Как я могу примириться с этим?
   Ее голос звучал спокойно и тихо, и в нем слышались печаль, отчаяние и гордость.
   Олаф почувствовал одновременно и жалость, и восхищение.
   — Потому что ты должна. Законы Брегона ничего не значат для меня. Я — мой единственный закон. Но все же мне не хочется причинять тебе боль.
   — Если ты желаешь мирного сосуществования, почему ты так унижаешь меня? — спросила она тихо.
   — Странно, — произнес он, — что ты меня об этом спрашиваешь. Было время, ирландка, когда ты обошлась со мной гораздо хуже… И ты продолжаешь вынашивать планы, как бы прикончить меня. Пусть это только мечты. Но я не собираюсь мстить тебе, я верю, что будет лучше для тебя, если ты побыстрее поймешь, что все равно не сможешь обхитрить и победить меня. У меня нет времени на шутки. Есть люди, которым не по душе наш союз. Дублин и ирландские города будут подвергаться набегам тех, чья вера не такая, как у твоего отца, и не такая, как у меня. Будет много боев, потом придется восстанавливать города. Ты должна понять, что, если будешь перечить мне, с тобой будет другой разговор. — Он замолк на минуту, но она не отвечала. — Я прикажу слугам приготовить ванну для тебя.
   — Моя сестра… — начала Эрин.
   — Ты увидишь свою сестру позже, — перебил он:
   — Я пришлю к тебе девушку, которая, я уверен, тебе понравится.
   Эрин слышала, как закрылась за ним дверь, но продолжала смотреть отсутствующим взглядом в окно, чувствуя попеременно то отчаяние, которое грозило задушить ее, то ярость, вызванную бессилием перед врагом, преследовавшим ее насмешками, желающим показать, кто здесь хозяин. И она хотела, чтобы он не казался ей одновременно таким умным, ловким, властным и красивым. Было бы легче ненавидеть его, если бы он не был так уверен, что не убил ни одной женщины.
   Раздался стук в дверь.
   Эрин рассеянно произнесла:
   — Войдите.
   Она размышляла, как сложится ее жизнь и чем она будет заниматься в этом норвежском замке.
   Эрин залилась румянцем, когда вспомнила, что ее платье мало что прикрывает, но Риг занялся своими обязанностями, наблюдая за вносом чана для нее. Когда комната опустела, Риг, улыбаясь и покачиваясь, мягко сказал:
   — Если тебе что-нибудь понадобится, моя леди, позови меня. Хорошо?
   — Хорошо, Риг, — сказала мягко Эрин. — Спасибо.
   Она улыбалась маленькому человечку, не сознавая еще, что приобрела первого верного друга в Дублине. Он заглянул в ее прекрасные глаза, заметил страдальческую добрую улыбку. Он был очарован ею. «Олаф — счастливчик, — подумал Риг. — Он женился по договору, но неожиданно получил прекрасную жемчужину».
   — Твоя служанка идет, — прошептал Риг, внезапно покраснев от удовольствия при виде ее улыбки. Раскланявшись, он закрыл за собой дверь.
   Эрин вдруг почувствовала, что у нее раскалывается от боли голова. Слишком много событий за такое короткое время.
   Она осталась одна, смутно надеясь, что когда-нибудь она победит того самого мужчину, во власти которого теперь находится. Мужчину, которого она не слишком интересует, но который желает поставить ее на место.
   Слава Богу, что это единственное его желание. Жар распространился по всему ее телу. В конце концов, ее не заставляли удовлетворять его. Это бы полностью выбило ее из колеи.
   Если бы она не пренебрегла безрассудно тем шансом! Она бы вышла замуж за Феннена. И в этом случае она наслаждалась бы запахом его плоти, ощущением его крепкого сильного мужского тела.
   Эрин закрыла глаза, мучительно сознавая, что Феннен никогда не заставлял ее дрожать, как этот человек. Поцелуй ее ирландского жениха оставлял в ней слабое любопытство, а не трепет, как это случалось от приближения золотого викинга.
   «Это потому, что я так ненавижу его, поэтому я и становлюсь такой беспомощной, когда он рядом, — думала она в безысходности. — Он вызывает дрожь внутри меня, я дрожу от страха и ужаса».
   Но было много того, что она отказывалась понимать. Даже несмотря на ее ненависть и нежелание выполнять его приказы, ее пальцы жаждали прикосновения к его прекрасной бронзовой коже.
   Она изумлялась, глядя на мужчину, который предпочел оставить ее одну. Конечно, он не испытывает к ней любви, но ей думалось, что он захочет удовлетворить потребность, которая, как она знала, время от времени дает себя знать в каждом мужчине.
   Эрин закрыла лицо руками. Конечно, это очевидно; Действительно, она не могла совсем не вызывать в нем желания — и он знал к тому же, что ирландский король предоставил ему чистую и неискушенную в делах любви девушку. Должно быть, где-то здесь есть женщина, возможно, в его резиденции, которая не такая бесталанная, не считает его врагом и удовлетворяет великого Повелителя Волков. «Отлично! — сказала она себе. — Пусть он развлекается со своей шлюхой или шлюхами, а меня оставит в покое». Сейчас она ненавидела его больше, чем когда-либо. Возможно, ей удастся найти способ убежать.
   Эрин разрыдалась. Убежать… Куда? Она не могла пойти домой. Отец сам отдал ее в руки Волка… ее отец, которого она почитала всю жизнь. Она была очень зла на него, но боль перевешивала гнев. Она хотела снова увидеть его. Они так мрачно расстались. Она хотела жить в доме отца, как ребенок. Закрыв глаза, Эрин подумала о матери. Вероятно, Маэве ничего не знала. Если бы она могла увидеть мать, ощутить ее нежную ласку.
   Когда Эрин подумала о Беде, она глубоко вздохнула. Ей захотелось удушить сестру, которая предала ее.
   Головная боль усилилась. Теперь она королева Дублина, очевидно, от нее ждут исполнения каких-то обязанностей. Будут ли норвежцы уважать ирландскую королеву? Или все узнают, что она просто была предметом договора, игрушкой для короля, если ему захочется поиздеваться?
   Она легла в воду, завязала волосы узлом на затылке и закрыла глаза. «Примирись с обстоятельствами, — говорил ей внутренний голос. — Заставь себя не думать об этом, иначе сойдешь с ума».
   Послышался стук. Эрин услышала скрип двери и открыла глаза. Взглянула на милое, улыбающееся лицо женщины, которая вошла в комнату, и ее глаза в изумлении раскрылись. Вошедшая женщина доброжелательно улыбалась. Она выглядела здоровой, отдохнувшей и счастливой. Очень счастливой. Эрин выдавила удивленно:
   — Мойра?!

ГЛАВА 11

   — Я рада, что ты помнишь меня, Эрин.
   — Помню ли я?.. — Сколько раз, закрывая глаза, Эрин слышала крики Мойры, но она не стала говорить об этом.
   — Конечно, я помню тебя, Мойра!
   Улыбка Мойры стала еще добрее.
   — Сначала было не слишком хорошо, но теперь, как ты видишь, все в порядке, — сказала она спокойно.
   Эрин хотела о многом рассказать, но не могла открыть рта. Она не могла справиться с шоком.
   — Я была очень больна, — продолжала Мойра, подойдя к красивому сундуку у кровати, — но обо мне позаботилась сама Гренилде.
   — Гренилде?
   Мойра поколебалась, ее милые серые глаза вспыхнули на мгновение.
   — Леди моего лорда Олафа, — сказала она тихо. — Она уже умерла… — Мойра передернула плечами и принялась что-то разыскивать в сундуке. — С тех пор я живу с Сигурдом, главным советником лорда Олафа, и я нахожу свою жизнь замечательной.
   Она выбрала платье и положила его на кровать, потом принесла Эрин полотенце.
   — Тебе понравится в Дублине, Эрин. Здесь всегда такое оживление! Школяры, аптекари, коробейники, монахи — все они приходят в Дублин.
   Мойра подала полотенце. Эрин, все еще потрясенная, машинально приняла его.
   — Замечательно, что король Дублина женился на ирландке, — сказала Мойра. — Всех здешних ирландцев это еще больше свяжет с норвежцами… Мы здесь совсем не страдаем, — добавила она быстро. — Олаф — очень справедливый человек. Но иногда его суждения странны. Мудрость, но не от сердца. Ты можешь стать его сердцем, Эрин.
   Эрин опустила глаза. Его сердцем! Она не хотела разочаровывать Мойру, но глубоко сомневалась, что когда-нибудь тронет сердце Волка.
   Она все еще не могла говорить. Мойра продолжала болтать, и это постепенно вернуло Эрин равновесие.
   — Я выбрала светло-лиловое белье. Тебе подойдет?
   Эрин кивнула. Она стояла неподвижно, ошеломленная, пока Мойра помогала ей одеваться.
   — У тебя такие красивые волосы. Мне нравится помогать тебе одеваться.
   — Мойра, — оправилась наконец от шока Эрин, — тебе не надо прислуживать мне, я сама могу позаботиться о себе…
   Мойра засмеялась, и ее смех был похож на журчание ручейка. Эрин не могла поверить, что Мойра так счастлива.
   — Я рада, что помогаю тебе, Эрин! Как будто у меня появилась маленькая сестренка. Садись, я расчешу тебе волосы.
   Эрин покорно села, задумалась на некоторое время, потом обернулась.
   — Мойра! Как ты можешь быть такой веселой… такой… как ты смогла забыть… простить?..
   Вновь Мойра легко улыбнулась.
   — Сначала я просто хотела выжить, и я выжила. Потом меня хорошо лечили. Я живу среди этих людей уже три года. У меня есть хорошая еда, хорошая одежда. И я… благодарна лорду Олафу, я полюбила многих здешних жителей. Эрин, есть вещи, которые нельзя изменить. Олаф взял Дублин, и он останется здесь. Как рожь в поле гнется под ветром, так и мы должны смириться, когда ничего не можем изменить.
   Эрин отвернулась от Мойры.
   Мойра снова нерешительно заговорила.
   — Пожалуйста, Эрин, прими все как есть. Если ты попытаешься убежать от законного мужа, ты нарушишь договор отца. Викинги будут унижены, потребуют возмездия, снова начнутся войны.
   Мойра замолчала.
   Эрин закрыла глаза, борясь со слезами. Мойра была права, она не могла убежать.
   Это было так больно сознавать. Сама жизнь насмехалась над ней. Казалось, что все вокруг померкло, так велико было ее отчаяние. Она открыла глаза.
   — Не беспокойся, Мойра, — сказала она тихо. — Я не убегу.
   Движения гребня по волосам были приятны.
   — Ты увидишь, что жизнь здесь очень похожа на жизнь в Таре. Большинство норвежских женщин добры. Мы занимаемся рукоделием в прелестных, залитых солнцем комнатах, как и в Грианане. Тебе найдется дело, Эрин. На ночь надо готовить много еды, и всех едоков обносить строго по чину, а скоро еще прибудут ирландские лорды.
   Эрин потерла лоб. Если она не сможет избежать унижений, которые последовали после женитьбы, она должна, как и Мойра, принять все как есть, стараясь быть выше. Она приложит все усилия, чтобы быть не только безупречной королевой. Она будет находить отраду, помогая своему народу, и станет держаться в стороне от мужа. Он заявил, что не хочет, чтобы она страдала. Он обещал оставить ее в покое, если она не будет так досаждать. Эрин увернулась от рук Мойры и подняла голову.