Оно не стало заставлять Рона дожидаться, когда спираль покраснеет. Он смог отдернуть руку, когда спираль еще не начала сиять. Рон выставил ладонь, чтобы им было видно. Белые бороздки пометили места, где спираль соприкасалась с кожей. Между ними проступила алая кровь. Рон рванул на себя дверь холодильника и сунул руку в морозилку, в целлофановый пакет с кубиками льда, приготовленный к следующей вечеринке. Потом он упал на колени, всхлипывая, зажав руки между ног. Мать помогла ему встать и выйти из кухни.
Баунти, по лицу которой струились слезы, схватила за руку Джейми.
– Не давай Ему поступить так со мной, Джейми, – рыдала она, – я все сделаю. – Она сжала его руку. – Вce-все, ты меня понял, Джейми? Все!
Джейми посмотрел на Боба:
– Дай-ка мне свою кредитную карточку, мне надо за покупками.
– Куда? Зачем? – Боб поднял глаза.
– В спортивный магазин. Мне нужны кое-какие рыболовные принадлежности.
Боб открыл рот, но взгляд дочери заставил его замолчать.
На этот раз платила Хуанита.
Джон ей был нужен позарез. Не всякий Джон. «Ночной». Обычно это ей не было нужно, она не ходила на всю ночь. Вся ночь для «общения», не для заработка. Хуанита знала свое дело. Быстрые штучки-дрючки. Мотели. Задние сиденья машин. Передние тоже, скрючившись, лихорадочно обрабатывая Джона, пока он крутит баранку. Мотель «Голубая луна», тридцать баксов в час, пять баксов ей отстегивают. Иногда – аллея за этими новыми магазинами. Она где угодно может работать и еще удовольствие получать. Хуанита визжит от восторга, видя или чувствуя вылетающие рывками теплые брызги, и это визг неподдельный, потому что брызги говорят ей о радости, которую она подарила. Она любит дарить радость. Дарить любовь.
Этой ночью все по-другому. Этой ночью ей нужно убежище. Где-то поспать, подумать, собраться с мыслями. Домой нельзя. Сегодня домой нельзя. Никогда нельзя. Дом для Хуаниты – Сандра.
Глаза ее блестели. Она не заплачет. Нельзя. От плача джоны разбегаются. Слезами, замазанными пудрой, Джона не заманишь. Можно, правда, блестками. Если больше не плакать.
Сандра.
Началось все днем, в постели. Хуанита любит любить при дневном свете. Ночная любовь – работа. Дневная – настоящая.
Сандра была по-настоящему страстной. По-настоящему ее хотела. Слишком страстная. Сандра, когда не в себе, очень жестокая. Обычно Хуанита не сильно противилась. Так, показать Сандре, что она ей действительно нужна. На этот раз все было немножко слишком. Хуанита видела по лицу Сандры, что она кончает. Светло-серые глаза ее потемнели, веки прикрыты. Напряглись тонкие губы. Хуанита довела Сандру до оргазма, и та кончила хорошо, но на этот раз этого оказалось мало. Сандра всегда хотела три-четыре раза (вот жадина!). Хуаните это нравилось. На этот раз не было обычной паузы. Едва Сандра выкричала свой восторг, дергаясь, точно рыба на леске, как запустила когти в волосы Хуаниты, запрокидывая ей голову.
– Еще! – требовала она. – Еще! Сделай еще, шлюха сучья. Сделай, сделай мне еще!
Хуанита подчинилась. Она знала, к чему идет дело, но сама была сильно возбуждена! У самой сочилось на ляжки. Сандра захватила ее голову атласными стальными ляжками и, извиваясь, перекатилась на нее сверху, навалилась на лицо. Хуаните казалось, что она вот-вот захлебнется.
Девушка взглянула вверх сквозь липкие веки на свою любовницу, глаза у той горели маниакальным пламенем. Маленькие жесткие кулаки колотили по кровати буквально в сантиметрах от лица Хуаниты, ливень ударов сопровождал конвульсии, пробегающие зыбью по плоскому животу Сандры.
Потом Хуанита испугалась. Вдруг кулак опустится «случайно» ей в лицо. Испугалась: будет синяк, она не сможет работать. Сандра во всем обвинит ее. Лишит своей любви.
Потом Сандра запустила когти в собственные ляжки и откинула голову. Уставясь в потолок, она завопила, проводя глубокие борозды прямо до гладкого живота. Хуанита вырвала голову из ловушки и скатилась с кровати, дрожа от облегчения.
– Слишком быстро, сука!
Хуаниту швырнуло обратно на потный матрас. Показалось, что целую пригоршню волос выдрали с корнем.
– Твоя очередь. Ты же ждешь, когда твоя очередь, а?
Нет, она не ждала, но прошептала:
– Пожалуйста, Сандра, пожалуйста, любимая, сделай мне.
Хуаните пришлось изображать удовольствие, а до этого никогда изображать не надо было. До этого, даже когда быдо больно, даже когда Сандра забиралась слишком глубоко, слишком грубо, она всегда могла получить удовольствие от страсти Сандры, от любви Сандры. А на этот раз – нет. Никакой любви не было, даже настоящей страсти. Просто холодная твердая воля заставить чувствовать наслаждение, боль. Хуанита знала, что Сандре все равно, лишь бы Хуанита была в ее власти. Боль в ногах. Так далеко раздвинуть, она бы поклялась, что разорвется, но Сандре было нужно еще шире. Надо дать отпор, а это плохо, плохо, все испортится между ними, надолго, и тут она почувствовала, как ногти Сандры иголками взрыли ее мягкую внутреннюю плоть там, где кончаются ляжки.
– Нет! Нет, Сандра! Пожалуйста! Видно будет. Мне надо работать.
– Работай в темноте, сука!
Потом боль. По три канавки с каждой стороны, от складки, где ноги переходят в туловище, и чуть не до колен. Шесть глубоких борозд. Валики кожи под ногтями Сандры. Кровь, капающая на розовый матрас. Ее алая кровь.
Сандра лизала кровь. Нежный и любящий кончик языка Сандры пробежался по параллельным линиям, это было почти приятно. Почти.
Она приняла душ, пока Сандра взбивала яйца для яичницы. Прощение еще было почти возможно – до кровоостанавливающего карандаша. Ни любви, ни желания, ни страсти, ни жестокости даже в кровоостанавливающем карандаше не было.
Хуанита начала собачиться еще за завтраком. Знала, что не надо, – и ничего не могла с собой поделать. Это все, что оставалось между одним и другим: быть собой или рабом. Даже ради Сандры в ничто она не превратится.
Хуанита волынила. Яичница стояла перед ней, пора было уже уходить на работу. Она была готова к работе. Рабочая одежда, рабочий макияж. А она волынила.
Сандра сыпала словами: нахваливала Руфь. «У Руфи такие красивые глаза. У Руфи такая хорошая кожа, такие выпуклые твердые сиськи. Такая молодая. Такая страстная». Хуанита знала, что к Руфи Сандра никогда не вернется: она никогда не возвращается. А ревность все-таки просыпалась.
– А какая Руфь в постели! Всегда рада, не то что некоторые. Знаешь, Хуанита, в чем твоя беда?
– Нет. – Кулаки сжались под столом, желудок опустился, ляжки все еще горят.
– Они тебе нравятся, джоны. А они должны быть для тебя как грязь. Скот. Ты была с ними слишком много. Избавься от них, пошли их всех. Как малышка Руфь. Она-то знает, как вести себя с мужчинами. Тьфу, падаль. С тобой одно расстройство: ты все это слишком любишь. Руфь всю свою любовь бережет для меня. Джоны получают от нее ровно то, за что платили. А ты даешь всегда больше: потому что ты это любишь, шлюха! Если бы ты не могла получать за это деньги, ты делала бы это за так. Да таким блядям, как ты, место в притонах Южной Америки. Грязная койка и обыски в участке!
В этом было достаточно правды, чтобы задеть.
– А знаешь, в чем твоя беда, дорогая Сандра? – Хуанита закусила щеку изнутри, но не это было болью.
– Нет. – В голосе Сандры слышна была сладкая угроза. – Скажи мне, Хуанита, радость моя.
– Есть в мире три вида лесбиянок.
– Да ну? Давай дальше.
– Два обычных, нормальных вида. Те, кто любят женщин, и те, кто ненавидят мужчин. А есть еще ты.
– А что я?
– Ты ненавидишь всех. Даже себя. Особенно себя.
– Уела меня, да? – Сандра тихонько положила вилку на стол и оттолкнула назад стул.
– Знаешь, да? Как вывести меня из себя? -
Она обошла стол, платье распахнуто, груди болтаются. Хуанита вся сжалась внутренне, но не позволила себе повернуться на стуле. Сандра была за спиной.
– Ладно, дорогая-милая Хуанита.
Стул опрокинулся назад, и она вместе с ним, потому что Сандра прижала ее волосы к спинке. Задохнувшись от боли, девушка начала извиваться, но Сандра наступила на нее ногой, стала топтать, выбивать воздух из ее легких, впечатывать жесткую голую пятку в живот Хуаниты.
Хлопнула дверь ванной, ящичек с дамскими принадлежностями грохнулся на кафельный пол. Там Сандра хранила бритву, опасную бритву. Хуанита перевернулась и, цепляясь за ножку стола, поднялась с пола. Сумочка была в прихожей. Лифт подошел сразу. Сандре оставалось проклинать ее и орать в шахту. Хуанита еще слышала ее над головой, сквозь шум лифта и лязг металла по захлопнувшейся решетке.
Обратно дороги нет. Надо искать Джона, Джона-до-утра. А завтра. Завтра будет завтра.
Джейми так и не узнал ее имени. Он подцепил ее на углу Ривер и Ки. На ней была мини-юбка, как из черной резины, и соответствующие сапожки. Они подчеркивали неприкрытость и длину ляжек. Крашеные серебристые волосы каскадом падали на край очень короткой черной кофты, как замерзший водопад. Утро было холодное. Она боролась с дрожью, стоя с широко расставленными ногами, левая рука согнута за спиной, сжала локоть правой. Из-за гусиной кожи на диафрагме вид был очень человеческий, ранимый. Личность, не просто одно из удобств. Веки в блестках.
Джейми помахал сотенной, и она села в «лебарон».
– Молодой, – сказала она.
– Не такой уж. – Джейми зарделся.
– Я не… Я в смысле молодой-красивый. Молодой-сильный. – Девушка склонилась к его плечу. – Достаточно молодой, чтобы. хватило. Понял, о чем я?
– Конечно, – ответил Джейми томным голосом.
– Где ты будешь меня. Я хочу сказать, где хочешь, я по-всякому люблю. В машине? Мне нравится, когда в машине. Могу показать место, где запарковаться. А как насчет мотеля? Или у тебя есть где? – В голосе нотка надежды. – На всю ночь бы. Я б тебе кучу такого показала – если бы было время. – Она прижалась совсем вплотную, теплое дыхание рядом с его ухом. Маленькие зубки нежно прикусили мочку. – Я расскажу тебе, ладно? – прошептала она.
Ее смерть пошла лучше, чем смерть торговки наркотиками. Может, потому, что к ней он что-то чувствовал, похоть и какую-то симпатию. Он ничего не мог с собой поделать, ему было ее жалко. Из-за ее молодости, что ли. Может, оттого, что она не была готова к смерти. Торговка была наполовину мертвая уже до того момента, как Джейми ее подцепил. Внутренне мертвая.
Всю дорогу к дому девушка шептала, рассказывала, что бы она с ним делала и что бы он – она хотела, она надеялась – с ней делал. Нескончаемый каталог страсти, словно девушка хотела распалить его, чтобы он требовал продолжать, исчерпать ее репертуар, продемонстрировать все, что она предлагала. От нее в мозгу началась какая-то щекотка. Жертва не касалась его, если не считать пощипывания за ухо. Он бы это не выдержал. Такой разгул, Джейми только мечтал о таком, но все не вовремя, не там. В мольбах ее была какая-то безнадежность, желание принести ему радость. Отчего – он не мог понять.
На крыльце горел свет, в холле тоже. Никаких признаков его семейства. Они знают. По всему видно, что знают. Сидят там наверху, в своих комнатах, тихо сидят. Молча одеваются – готовят себя к вечеринке. Они вызывают у него омерзение.
Юноша ввел Хуаниту в лабиринт.
– Мы одни? – спросила девушка. – Одни в таком большом доме? А где твои предки?
– Мы одни.
– Всю ночь?
– Столько, сколько понадобится.
– Не хочешь в ванной? Или в комнате?
– Нет. Здесь классно. Я люблю на полу.
– Конечно, милый. Где тебе нравится, там мне нравится.
– Мне бы хотелось, чтобы ты. разделась. Скинула это все.
Хуанита раздевалась медленно, дразня. Он нервничал, смотрел в сторону.
– Тебе нравится мое тело?
Ему нравилось. Ох, если бы оно было предназначено не для…
– Ложись на пол.
Шнур ждал на бюро. Джейми сделал петлю вокруг запястий, дернул их вверх, над ее головой.
– Я не против, – сказала она, – так будет забавно. А хочешь, я тебя потом свяжу?
Потом.
На том же бюро лежали молоток и пятнадцатисантиметровые гвозди. Джейми вогнал их через ковер в пол треугольником. Хуанита нахмурилась, ее передернуло.
– Тебе что, холодно? – спросил парень.
– Ты меня согреешь, милый. Ты же не будешь? Ты не будешь делать мне больно, правда? Это такая игра? Ты правда не сделаешь больно? Я тебе сделаю так хорошо, милый, правда, я могу.
– Я не сделаю больно. Просто игра такая. Просто так, чтобы я был счастлив. Ты же хочешь, чтобы я был счастлив, правда?
– Конечно, милый. Девушка нервничает. Это понятно, сейчас такая куча извращенцев вокруг.
Он вытянул ее ноги и привязал лодыжки к гвоздям. – Тебя поранили. – Он нежно провел пальцами по вмятинкам на бедрах.
– Я и говорю: куча извращенцев.
Джейми вернулся к бюро. Когда Хуанита увидела миболовную леску и крючки, ей стало дурно.
– Нет, милый! Нет! Я все тебе сделаю. Ты будешь счастлив. Хочешь? Ты мне правда нравишься. За так! Возьми обратно деньги – только не делай это! Не делай это!
– Мне жаль, – сказал он, – мне правда жаль.
Джейми вбил два ряда маленьких гвоздиков параллельно каждой ноге. Хуанита хныкала, когда парень, надавливая большим пальцем, наживлял крючки в края канавок, которые оставила Сандра. Она закричала, когда, он натянул лески и накрутил на гвоздики, и не могла остановиться, хотя горло пересохло. Пока он не открыл дверь и не вошло Оно.
Оно засопело между ее бедер, слизывая струйки крови. Джейми закрыл дверь, пот на лбу начал сохнуть. Ляжки начали вибрировать от знакомого покалывания. Еще чуть-чуть, и он не успел бы ничего в Комнате. Баунти перегородила лестницу. Одну ногу она засунула между перекладинами перил, другая – сложена под пухлой задницей. Она лежала спиной на малиновом лестничном коврике, раздвинув ноги. Платье ее валялось как попало в метре от подножия лестницы.
– Сделай это со мной, Джейми, – умоляла она, – сделай это со мной, здесь, на лестнице. Чтоб было больно, Ему понравится.
Баунти протянула вверх умоляющие руки. Юноша застыл над ней. Он чувствовал тепло, исходящее из ее нутра. Она потянулась к нему, забилась спиной о жесткие ступени. У Джейми заболело в мошонке. Он едва не присоединился к ней. В мозгу возникла сцена. Он видел тонкие нейлоновые лески с петлями вокруг гвоздей, тех, что сам забил в пол. Он видел крючки, каждый помечен алым шариком, они растягивают мягкую девичью плоть, корежат ее. Монстр. Джейми переступил через Баунти, выдернул ногу из ее умоляющих пальцев.
Несмотря на пульсирование в собственной плоти, в течение последующих сорока минут Джейми завершил работу над шлемом.
Стоны из комнаты Баунти свидетельствовали о том, что менять свое решение насчет нее явно поздно.
Баунти встала первой. Завтрак был готов, когда остальные только еще спускались. Она взбила полторы дюжины яиц и высыпала туда целый пакет трюфелей. Возвышалась гора пирога, умащенная кремом, кофе в большом горшочке.
И Боб, и Рон, и Векки уже уминали второе, а Джейми все ковырял вилкой первое. Баунти нагнулась к нему, положив руку ему на плечо.
– Нет аппетита, Джейми?
– Оставь его в покое! – гаркнул Рон. – Поправь свое платье, черт бы его разодрал! Ты думаешь, ему хочется на завтрак твою сиську?
– Но. – начала Баунти.
– Ты плохо выглядишь, сын, – срочно перебила ее мать. – Спал плохо?
– Ему надо больше упражняться физически, – сказала Баунти, подталкивая его бедром.
– У него обеспокоенный вид, – продолжала мать. – Это правда, сын? Что-то беспокоит тебя?
Джейми оттолкнул тарелку:
– О нет, мама. Что меня может беспокоить? Я обычный подросток с обычными подростковыми проблемами. Где найти новую подружку, чем покормить своего любимчика – такая вот фигня. А может, эти две проблемы связаны, а? Ведь мой любимчик все кушает и кушает моих подружечек. А еще, я подозреваю, что большинство подростков не забивают себе голову тем, сколько еще они будут убивать людей и потом выкручиваться. Один в неделю – это было неплохо, но сейчас-то – три-четыре. Скоро – в день по штуке. В один прекрасный день я уже буду неспособен поспеть за его аппетитом. Тогда что? Оно растет. Однажды Оно захочет стать самостоятельным. Мы останемся без работы. Как ты думаешь, Оно будет платить нам приличную пенсию? – Он визгливо хохотнул. – Чем это все кончится, как ты думаешь, мама дорогая? Оно прикончит нас вместе за одной большой трапезой? Или будет забирать нас поодиночке? Будем ли мы это делать с собой сами или друг с другом? Настанет ли время, когда мой дражайший братец велит мне сварить собственную голову и я пойду?
Мать, рыдая, кусала кулаки.
– Но Джейми, – сказал Боб, – ты же контролируешь Его, разве нет?
– Ага, конечно! Как мышь кошку.
Рон стукнул кружкой с кофе о стол.
– Знаете, что его действительно беспокоит? – Он запустил перевязанную руку в свои всклокоченные волосы. – Правда хотите знать? Он начинает испытывать удовольствие! Вот почему он Его любимчик! Они оба одного поля ягоды. Вот отчего он больше не участвует в вечеринках. Вот отчего он не обращает на тебя вни мания, Баунти. Можешь засунуть сиськи обратно! Брось тереться об него! Он помешан кое на чем поинтересней, чем секс. Он ловит кайф, мучая. Ты его правда хочешь, Баунти? Давай! Я пока выкопаю в погребе еще одну могилку. Эта будет маленькая. Много после тебя закапывать не придется!
Джейми вскочил. Стул отлетел назад, врезавшись в старинный столик на колесиках. Младший брат бросился через стол и схватил старшего за раненую руку.
– Хочешь, чтобы я остановился, Рон? Хочешь, чтобы следующий раз я наплевал на то, что Оно хочет есть? – Он зажал руку Рона, поднял и ударил о стол. Рон подавился криком. Джейми молотил кулаком по тыльной стороне его забинтованной ладони.
– Хочешь, чтобы я остановился? – повторил Джейми. – Может, следующий раз на конфорке будет твое лицо. Или мамино. Иди лучше выкопай еще четыре могилы, Рон. Облегчи работу следующему уцелевшему. Рой могилы, Рон. Это все, на что ты годишься. А трудную часть оставь мне. У тебя для нее кишка тонка!
Боб рванулся и схватил Джейми за запястье.
– Остановись, Джейми, хватит! Рон не это имел в виду. Это нервы. Мы знаем, все, что ты делаешь, ты делаешь для нас. Хватит. Мы все на нервах.
Джейми стряхнул крошки с джинсов.
– Нервы? Вы не знаете ни черта, что такое нервы. Я пошел в школу. Считай, что тебе повезло, Рон. Если б я не был так занят, то поймал бы тебя на твоем предложении и научил бы Баунти, как успокоить мне нервы. «Как Рон осмелился сказать мне такое? – думал он, сидя в „лебароне“. – Что я могу получать удовольствие от того, что делать просто вынужден». Но самое худшее – он не был уверен, что Рон не прав.
Глава 14
Баунти, по лицу которой струились слезы, схватила за руку Джейми.
– Не давай Ему поступить так со мной, Джейми, – рыдала она, – я все сделаю. – Она сжала его руку. – Вce-все, ты меня понял, Джейми? Все!
Джейми посмотрел на Боба:
– Дай-ка мне свою кредитную карточку, мне надо за покупками.
– Куда? Зачем? – Боб поднял глаза.
– В спортивный магазин. Мне нужны кое-какие рыболовные принадлежности.
Боб открыл рот, но взгляд дочери заставил его замолчать.
На этот раз платила Хуанита.
Джон ей был нужен позарез. Не всякий Джон. «Ночной». Обычно это ей не было нужно, она не ходила на всю ночь. Вся ночь для «общения», не для заработка. Хуанита знала свое дело. Быстрые штучки-дрючки. Мотели. Задние сиденья машин. Передние тоже, скрючившись, лихорадочно обрабатывая Джона, пока он крутит баранку. Мотель «Голубая луна», тридцать баксов в час, пять баксов ей отстегивают. Иногда – аллея за этими новыми магазинами. Она где угодно может работать и еще удовольствие получать. Хуанита визжит от восторга, видя или чувствуя вылетающие рывками теплые брызги, и это визг неподдельный, потому что брызги говорят ей о радости, которую она подарила. Она любит дарить радость. Дарить любовь.
Этой ночью все по-другому. Этой ночью ей нужно убежище. Где-то поспать, подумать, собраться с мыслями. Домой нельзя. Сегодня домой нельзя. Никогда нельзя. Дом для Хуаниты – Сандра.
Глаза ее блестели. Она не заплачет. Нельзя. От плача джоны разбегаются. Слезами, замазанными пудрой, Джона не заманишь. Можно, правда, блестками. Если больше не плакать.
Сандра.
Началось все днем, в постели. Хуанита любит любить при дневном свете. Ночная любовь – работа. Дневная – настоящая.
Сандра была по-настоящему страстной. По-настоящему ее хотела. Слишком страстная. Сандра, когда не в себе, очень жестокая. Обычно Хуанита не сильно противилась. Так, показать Сандре, что она ей действительно нужна. На этот раз все было немножко слишком. Хуанита видела по лицу Сандры, что она кончает. Светло-серые глаза ее потемнели, веки прикрыты. Напряглись тонкие губы. Хуанита довела Сандру до оргазма, и та кончила хорошо, но на этот раз этого оказалось мало. Сандра всегда хотела три-четыре раза (вот жадина!). Хуаните это нравилось. На этот раз не было обычной паузы. Едва Сандра выкричала свой восторг, дергаясь, точно рыба на леске, как запустила когти в волосы Хуаниты, запрокидывая ей голову.
– Еще! – требовала она. – Еще! Сделай еще, шлюха сучья. Сделай, сделай мне еще!
Хуанита подчинилась. Она знала, к чему идет дело, но сама была сильно возбуждена! У самой сочилось на ляжки. Сандра захватила ее голову атласными стальными ляжками и, извиваясь, перекатилась на нее сверху, навалилась на лицо. Хуаните казалось, что она вот-вот захлебнется.
Девушка взглянула вверх сквозь липкие веки на свою любовницу, глаза у той горели маниакальным пламенем. Маленькие жесткие кулаки колотили по кровати буквально в сантиметрах от лица Хуаниты, ливень ударов сопровождал конвульсии, пробегающие зыбью по плоскому животу Сандры.
Потом Хуанита испугалась. Вдруг кулак опустится «случайно» ей в лицо. Испугалась: будет синяк, она не сможет работать. Сандра во всем обвинит ее. Лишит своей любви.
Потом Сандра запустила когти в собственные ляжки и откинула голову. Уставясь в потолок, она завопила, проводя глубокие борозды прямо до гладкого живота. Хуанита вырвала голову из ловушки и скатилась с кровати, дрожа от облегчения.
– Слишком быстро, сука!
Хуаниту швырнуло обратно на потный матрас. Показалось, что целую пригоршню волос выдрали с корнем.
– Твоя очередь. Ты же ждешь, когда твоя очередь, а?
Нет, она не ждала, но прошептала:
– Пожалуйста, Сандра, пожалуйста, любимая, сделай мне.
Хуаните пришлось изображать удовольствие, а до этого никогда изображать не надо было. До этого, даже когда быдо больно, даже когда Сандра забиралась слишком глубоко, слишком грубо, она всегда могла получить удовольствие от страсти Сандры, от любви Сандры. А на этот раз – нет. Никакой любви не было, даже настоящей страсти. Просто холодная твердая воля заставить чувствовать наслаждение, боль. Хуанита знала, что Сандре все равно, лишь бы Хуанита была в ее власти. Боль в ногах. Так далеко раздвинуть, она бы поклялась, что разорвется, но Сандре было нужно еще шире. Надо дать отпор, а это плохо, плохо, все испортится между ними, надолго, и тут она почувствовала, как ногти Сандры иголками взрыли ее мягкую внутреннюю плоть там, где кончаются ляжки.
– Нет! Нет, Сандра! Пожалуйста! Видно будет. Мне надо работать.
– Работай в темноте, сука!
Потом боль. По три канавки с каждой стороны, от складки, где ноги переходят в туловище, и чуть не до колен. Шесть глубоких борозд. Валики кожи под ногтями Сандры. Кровь, капающая на розовый матрас. Ее алая кровь.
Сандра лизала кровь. Нежный и любящий кончик языка Сандры пробежался по параллельным линиям, это было почти приятно. Почти.
Она приняла душ, пока Сандра взбивала яйца для яичницы. Прощение еще было почти возможно – до кровоостанавливающего карандаша. Ни любви, ни желания, ни страсти, ни жестокости даже в кровоостанавливающем карандаше не было.
Хуанита начала собачиться еще за завтраком. Знала, что не надо, – и ничего не могла с собой поделать. Это все, что оставалось между одним и другим: быть собой или рабом. Даже ради Сандры в ничто она не превратится.
Хуанита волынила. Яичница стояла перед ней, пора было уже уходить на работу. Она была готова к работе. Рабочая одежда, рабочий макияж. А она волынила.
Сандра сыпала словами: нахваливала Руфь. «У Руфи такие красивые глаза. У Руфи такая хорошая кожа, такие выпуклые твердые сиськи. Такая молодая. Такая страстная». Хуанита знала, что к Руфи Сандра никогда не вернется: она никогда не возвращается. А ревность все-таки просыпалась.
– А какая Руфь в постели! Всегда рада, не то что некоторые. Знаешь, Хуанита, в чем твоя беда?
– Нет. – Кулаки сжались под столом, желудок опустился, ляжки все еще горят.
– Они тебе нравятся, джоны. А они должны быть для тебя как грязь. Скот. Ты была с ними слишком много. Избавься от них, пошли их всех. Как малышка Руфь. Она-то знает, как вести себя с мужчинами. Тьфу, падаль. С тобой одно расстройство: ты все это слишком любишь. Руфь всю свою любовь бережет для меня. Джоны получают от нее ровно то, за что платили. А ты даешь всегда больше: потому что ты это любишь, шлюха! Если бы ты не могла получать за это деньги, ты делала бы это за так. Да таким блядям, как ты, место в притонах Южной Америки. Грязная койка и обыски в участке!
В этом было достаточно правды, чтобы задеть.
– А знаешь, в чем твоя беда, дорогая Сандра? – Хуанита закусила щеку изнутри, но не это было болью.
– Нет. – В голосе Сандры слышна была сладкая угроза. – Скажи мне, Хуанита, радость моя.
– Есть в мире три вида лесбиянок.
– Да ну? Давай дальше.
– Два обычных, нормальных вида. Те, кто любят женщин, и те, кто ненавидят мужчин. А есть еще ты.
– А что я?
– Ты ненавидишь всех. Даже себя. Особенно себя.
– Уела меня, да? – Сандра тихонько положила вилку на стол и оттолкнула назад стул.
– Знаешь, да? Как вывести меня из себя? -
Она обошла стол, платье распахнуто, груди болтаются. Хуанита вся сжалась внутренне, но не позволила себе повернуться на стуле. Сандра была за спиной.
– Ладно, дорогая-милая Хуанита.
Стул опрокинулся назад, и она вместе с ним, потому что Сандра прижала ее волосы к спинке. Задохнувшись от боли, девушка начала извиваться, но Сандра наступила на нее ногой, стала топтать, выбивать воздух из ее легких, впечатывать жесткую голую пятку в живот Хуаниты.
Хлопнула дверь ванной, ящичек с дамскими принадлежностями грохнулся на кафельный пол. Там Сандра хранила бритву, опасную бритву. Хуанита перевернулась и, цепляясь за ножку стола, поднялась с пола. Сумочка была в прихожей. Лифт подошел сразу. Сандре оставалось проклинать ее и орать в шахту. Хуанита еще слышала ее над головой, сквозь шум лифта и лязг металла по захлопнувшейся решетке.
Обратно дороги нет. Надо искать Джона, Джона-до-утра. А завтра. Завтра будет завтра.
Джейми так и не узнал ее имени. Он подцепил ее на углу Ривер и Ки. На ней была мини-юбка, как из черной резины, и соответствующие сапожки. Они подчеркивали неприкрытость и длину ляжек. Крашеные серебристые волосы каскадом падали на край очень короткой черной кофты, как замерзший водопад. Утро было холодное. Она боролась с дрожью, стоя с широко расставленными ногами, левая рука согнута за спиной, сжала локоть правой. Из-за гусиной кожи на диафрагме вид был очень человеческий, ранимый. Личность, не просто одно из удобств. Веки в блестках.
Джейми помахал сотенной, и она села в «лебарон».
– Молодой, – сказала она.
– Не такой уж. – Джейми зарделся.
– Я не… Я в смысле молодой-красивый. Молодой-сильный. – Девушка склонилась к его плечу. – Достаточно молодой, чтобы. хватило. Понял, о чем я?
– Конечно, – ответил Джейми томным голосом.
– Где ты будешь меня. Я хочу сказать, где хочешь, я по-всякому люблю. В машине? Мне нравится, когда в машине. Могу показать место, где запарковаться. А как насчет мотеля? Или у тебя есть где? – В голосе нотка надежды. – На всю ночь бы. Я б тебе кучу такого показала – если бы было время. – Она прижалась совсем вплотную, теплое дыхание рядом с его ухом. Маленькие зубки нежно прикусили мочку. – Я расскажу тебе, ладно? – прошептала она.
Ее смерть пошла лучше, чем смерть торговки наркотиками. Может, потому, что к ней он что-то чувствовал, похоть и какую-то симпатию. Он ничего не мог с собой поделать, ему было ее жалко. Из-за ее молодости, что ли. Может, оттого, что она не была готова к смерти. Торговка была наполовину мертвая уже до того момента, как Джейми ее подцепил. Внутренне мертвая.
Всю дорогу к дому девушка шептала, рассказывала, что бы она с ним делала и что бы он – она хотела, она надеялась – с ней делал. Нескончаемый каталог страсти, словно девушка хотела распалить его, чтобы он требовал продолжать, исчерпать ее репертуар, продемонстрировать все, что она предлагала. От нее в мозгу началась какая-то щекотка. Жертва не касалась его, если не считать пощипывания за ухо. Он бы это не выдержал. Такой разгул, Джейми только мечтал о таком, но все не вовремя, не там. В мольбах ее была какая-то безнадежность, желание принести ему радость. Отчего – он не мог понять.
На крыльце горел свет, в холле тоже. Никаких признаков его семейства. Они знают. По всему видно, что знают. Сидят там наверху, в своих комнатах, тихо сидят. Молча одеваются – готовят себя к вечеринке. Они вызывают у него омерзение.
Юноша ввел Хуаниту в лабиринт.
– Мы одни? – спросила девушка. – Одни в таком большом доме? А где твои предки?
– Мы одни.
– Всю ночь?
– Столько, сколько понадобится.
– Не хочешь в ванной? Или в комнате?
– Нет. Здесь классно. Я люблю на полу.
– Конечно, милый. Где тебе нравится, там мне нравится.
– Мне бы хотелось, чтобы ты. разделась. Скинула это все.
Хуанита раздевалась медленно, дразня. Он нервничал, смотрел в сторону.
– Тебе нравится мое тело?
Ему нравилось. Ох, если бы оно было предназначено не для…
– Ложись на пол.
Шнур ждал на бюро. Джейми сделал петлю вокруг запястий, дернул их вверх, над ее головой.
– Я не против, – сказала она, – так будет забавно. А хочешь, я тебя потом свяжу?
Потом.
На том же бюро лежали молоток и пятнадцатисантиметровые гвозди. Джейми вогнал их через ковер в пол треугольником. Хуанита нахмурилась, ее передернуло.
– Тебе что, холодно? – спросил парень.
– Ты меня согреешь, милый. Ты же не будешь? Ты не будешь делать мне больно, правда? Это такая игра? Ты правда не сделаешь больно? Я тебе сделаю так хорошо, милый, правда, я могу.
– Я не сделаю больно. Просто игра такая. Просто так, чтобы я был счастлив. Ты же хочешь, чтобы я был счастлив, правда?
– Конечно, милый. Девушка нервничает. Это понятно, сейчас такая куча извращенцев вокруг.
Он вытянул ее ноги и привязал лодыжки к гвоздям. – Тебя поранили. – Он нежно провел пальцами по вмятинкам на бедрах.
– Я и говорю: куча извращенцев.
Джейми вернулся к бюро. Когда Хуанита увидела миболовную леску и крючки, ей стало дурно.
– Нет, милый! Нет! Я все тебе сделаю. Ты будешь счастлив. Хочешь? Ты мне правда нравишься. За так! Возьми обратно деньги – только не делай это! Не делай это!
– Мне жаль, – сказал он, – мне правда жаль.
Джейми вбил два ряда маленьких гвоздиков параллельно каждой ноге. Хуанита хныкала, когда парень, надавливая большим пальцем, наживлял крючки в края канавок, которые оставила Сандра. Она закричала, когда, он натянул лески и накрутил на гвоздики, и не могла остановиться, хотя горло пересохло. Пока он не открыл дверь и не вошло Оно.
Оно засопело между ее бедер, слизывая струйки крови. Джейми закрыл дверь, пот на лбу начал сохнуть. Ляжки начали вибрировать от знакомого покалывания. Еще чуть-чуть, и он не успел бы ничего в Комнате. Баунти перегородила лестницу. Одну ногу она засунула между перекладинами перил, другая – сложена под пухлой задницей. Она лежала спиной на малиновом лестничном коврике, раздвинув ноги. Платье ее валялось как попало в метре от подножия лестницы.
– Сделай это со мной, Джейми, – умоляла она, – сделай это со мной, здесь, на лестнице. Чтоб было больно, Ему понравится.
Баунти протянула вверх умоляющие руки. Юноша застыл над ней. Он чувствовал тепло, исходящее из ее нутра. Она потянулась к нему, забилась спиной о жесткие ступени. У Джейми заболело в мошонке. Он едва не присоединился к ней. В мозгу возникла сцена. Он видел тонкие нейлоновые лески с петлями вокруг гвоздей, тех, что сам забил в пол. Он видел крючки, каждый помечен алым шариком, они растягивают мягкую девичью плоть, корежат ее. Монстр. Джейми переступил через Баунти, выдернул ногу из ее умоляющих пальцев.
Несмотря на пульсирование в собственной плоти, в течение последующих сорока минут Джейми завершил работу над шлемом.
Стоны из комнаты Баунти свидетельствовали о том, что менять свое решение насчет нее явно поздно.
Баунти встала первой. Завтрак был готов, когда остальные только еще спускались. Она взбила полторы дюжины яиц и высыпала туда целый пакет трюфелей. Возвышалась гора пирога, умащенная кремом, кофе в большом горшочке.
И Боб, и Рон, и Векки уже уминали второе, а Джейми все ковырял вилкой первое. Баунти нагнулась к нему, положив руку ему на плечо.
– Нет аппетита, Джейми?
– Оставь его в покое! – гаркнул Рон. – Поправь свое платье, черт бы его разодрал! Ты думаешь, ему хочется на завтрак твою сиську?
– Но. – начала Баунти.
– Ты плохо выглядишь, сын, – срочно перебила ее мать. – Спал плохо?
– Ему надо больше упражняться физически, – сказала Баунти, подталкивая его бедром.
– У него обеспокоенный вид, – продолжала мать. – Это правда, сын? Что-то беспокоит тебя?
Джейми оттолкнул тарелку:
– О нет, мама. Что меня может беспокоить? Я обычный подросток с обычными подростковыми проблемами. Где найти новую подружку, чем покормить своего любимчика – такая вот фигня. А может, эти две проблемы связаны, а? Ведь мой любимчик все кушает и кушает моих подружечек. А еще, я подозреваю, что большинство подростков не забивают себе голову тем, сколько еще они будут убивать людей и потом выкручиваться. Один в неделю – это было неплохо, но сейчас-то – три-четыре. Скоро – в день по штуке. В один прекрасный день я уже буду неспособен поспеть за его аппетитом. Тогда что? Оно растет. Однажды Оно захочет стать самостоятельным. Мы останемся без работы. Как ты думаешь, Оно будет платить нам приличную пенсию? – Он визгливо хохотнул. – Чем это все кончится, как ты думаешь, мама дорогая? Оно прикончит нас вместе за одной большой трапезой? Или будет забирать нас поодиночке? Будем ли мы это делать с собой сами или друг с другом? Настанет ли время, когда мой дражайший братец велит мне сварить собственную голову и я пойду?
Мать, рыдая, кусала кулаки.
– Но Джейми, – сказал Боб, – ты же контролируешь Его, разве нет?
– Ага, конечно! Как мышь кошку.
Рон стукнул кружкой с кофе о стол.
– Знаете, что его действительно беспокоит? – Он запустил перевязанную руку в свои всклокоченные волосы. – Правда хотите знать? Он начинает испытывать удовольствие! Вот почему он Его любимчик! Они оба одного поля ягоды. Вот отчего он больше не участвует в вечеринках. Вот отчего он не обращает на тебя вни мания, Баунти. Можешь засунуть сиськи обратно! Брось тереться об него! Он помешан кое на чем поинтересней, чем секс. Он ловит кайф, мучая. Ты его правда хочешь, Баунти? Давай! Я пока выкопаю в погребе еще одну могилку. Эта будет маленькая. Много после тебя закапывать не придется!
Джейми вскочил. Стул отлетел назад, врезавшись в старинный столик на колесиках. Младший брат бросился через стол и схватил старшего за раненую руку.
– Хочешь, чтобы я остановился, Рон? Хочешь, чтобы следующий раз я наплевал на то, что Оно хочет есть? – Он зажал руку Рона, поднял и ударил о стол. Рон подавился криком. Джейми молотил кулаком по тыльной стороне его забинтованной ладони.
– Хочешь, чтобы я остановился? – повторил Джейми. – Может, следующий раз на конфорке будет твое лицо. Или мамино. Иди лучше выкопай еще четыре могилы, Рон. Облегчи работу следующему уцелевшему. Рой могилы, Рон. Это все, на что ты годишься. А трудную часть оставь мне. У тебя для нее кишка тонка!
Боб рванулся и схватил Джейми за запястье.
– Остановись, Джейми, хватит! Рон не это имел в виду. Это нервы. Мы знаем, все, что ты делаешь, ты делаешь для нас. Хватит. Мы все на нервах.
Джейми стряхнул крошки с джинсов.
– Нервы? Вы не знаете ни черта, что такое нервы. Я пошел в школу. Считай, что тебе повезло, Рон. Если б я не был так занят, то поймал бы тебя на твоем предложении и научил бы Баунти, как успокоить мне нервы. «Как Рон осмелился сказать мне такое? – думал он, сидя в „лебароне“. – Что я могу получать удовольствие от того, что делать просто вынужден». Но самое худшее – он не был уверен, что Рон не прав.
Глава 14
Стикс ждал в кафетерии. В руках он держал сверток. – Еще надо баксов, парень, – сказал он и сел. – А это – последняя часть твоего заказа. – Он подтолкнул ярко-желтый пакетик к Джейми.
– Сколько? – спросил Джейми.
– Мучо динеро. Цены подскочили. Спрос и предложение. Ты взбаламутил рынок.
– Сколько?
– Триста. Это только за барахло. А еще на саму вечеринку.
– Я же тебе говорил: утрясем потом. Я тебе дал задаток.
– Ясное дело. Только кое-кому заплатить надо. Джейми вынул бумажник.
– Двести. Остальное после вечеринка Все готово? Без обломов?
– Без обломов. Автобус будет на школьной стоянке в девять тридцать. Старый Гарри повезет. Всем сказано быть там в десять. Группа играет отлично. Все круто.
– Сколько придет?
Стикс поскреб подбородок:
– Тут вот может загвоздочка выйти, паренек.
– Ты сказал: никаких обломов!
– Нет-нет, никаких. В общем. Только вот…
– Только вот что?
– Слово – не воробей, паренек. Чтоб все было шито-крыто.
– Кто-то узнал, у кого вечеринка?! Так? Узнали где? – Джейми схватил его за бицепс и сжал пальцы. Мускул катался по хилой кости.
– Отвали, парень! Больно же! Никто не знает. Все под колпаком. Просто могут фанаты пролезть, и все. Халявщики.
– Какая халява, если они не знают, где вечеринка, так или нет?
– Так. В смысле нет. В смысле – никто не знает, парень, даю слово. Я про автобус. Двадцать восемь сидячих мест. А стоячих? Вот я о чем.
Джейми оставил его руку в покое и сел на место. – Ладно. Ну будет еще несколько, мне-то что. Как-нибудь. А как там Хэнк с сестрицей, с Вероникой? И корешок их, Лягушонок?
– Будут, будут. Мое слово. Куда же я без них. У них запланирована какая-то пакость. Попугать кое-каких ребятишек, типа этого. Но они будут. Зачем они тебе? Они крутые. Еще устроят у твоих стариков погром в квартире.
– Не волнуйся. Вечеринка будет в специальной комнате. Противопогромной. А потом, все будут, ну… под впечатлением. Никто не посмеет что-то там затеять.
– У тебя чо, парень, охрана? Вышибалы, что ль?
– Пожалуй, что так. – Джейми ухмыльнулся.
– Ну смотри. Хэнк паренек крепкий. Тут нужен совсем крутой, чтобы его удержать, особенно когда он под кайфом. Одного его Монк отоварит. А с дружками… В общем, я не хочу, чтобы мой Монк кого-то попортил.
– Не волнуйся, Стикс. У меня друг есть, он туда собирается. Он разберется с Хэнком и его кодлой.
– Хотел бы я видеть твоего дружка.
– Увидишь, Стикс, еще увидишь.
Через пару столов от них тощий высокий мальчик стоял и смотрел на них.
– Это кто? – спросил Джейми, кивнув в его сторону.
– Это? Да это Дэйв. Ко мне, наверное. Чего тебе, Дэйв? – позвал он.
Юноша приковылял к ним, расталкивая стулья бедрами. Он тер верхнюю губу тыльной стороной ладони. – Стикс, а Стикс?..
Стикс оттолкнул стул.
– Чего тебе, паренек? Присаживайся. Расскажи дяде Стиксу, в чем дело.
Дэйв перевел взгляд с Джейми на Стикса, потом обратно.
– Все путем, Дэйв. Джейми – мой друг. Говори, чего там у тебя, – подбадривал Стикс.
– Тут такое дело, Стикс. – Парень почесал нос. – Мне надо кое-чего, ну, ты знаешь. У тебя нет, а? Бабки у меня есть. Ничего не достанешь, никто не продает.
– Видишь, я же говорил. – Стикс поднял бровь на Джейми. – Настоящий кризис.
– Что конкретно? – спросил Джейми.
Дэйв шаркал ногами под стулом.
– Ну, телись, паренек, – командовал Стикс, – здесь все свои.
– Эта. Ну, колеса, может, какие, а? Колес нет? А то я совсем выпал в осадок. Чего-нибудь бы такое, поправиться. Экзамен завтра, важный. Надо книжки фигачить, а тут. Чего-нибудь бы такое, крутое.
Молчание. Стикс посмотрел на Джейми. Снова молчание.
– Ничем не могу помочь, Дэйв. Извини. Ресурсы из расходованы.
Дэйв тяжело поднялся.
– Может, знаешь кого? – спросил он.
– Извини. – начал Стикс.
– Мою машину знаешь? – перебил Джейми.
– Нет. Найду, если надо.
– «Лебарон». Запаркован прямо у физической лаборатории. Подходи после школы. Может, что придумаем для тебя.
– У-у, спасибо! Джейми тебя, да? Спасибо, Джейми. Я буду тебя там ждать.
Стикс протянул руку к соседнему столику, поменял пепельницу. Потом вытащил пачку из кармана, предложил Джейми. Джейми покачал головой.
– Никакого разврата, да? – сказал Стикс. – Ханка, трава и рок. А как насчет чувих? Кстати, ты же лазил всю дорогу с этой чувихой, как ее звали? Холли, что ль? Харви? Нет, это мужское имя. Или кроличье.
– Я-а? – Джейми почувствовал запашок опасности. Что-то зашевелилось у него в затылке, как червяк, вы глянувший из параши. Джейми протянул руку и взял Стикса за рукав. Чувство такое, будто холодный гной побежал по вене в руку, в пальцы.
– Никогда у меня не было в школе чувих.
– Правильно. – Стикс кивнул. – Никогда не было. Так я и думал. Тем не менее. Хочешь, бордельчик сорганизуем? Хочешь, я все сделаю? У нашей группы фанатки есть клевые, они пойдут. Мне-то они на фиг не нужны, ты знаешь.
– Спасибо. Спасибо, нет. У меня как у хозяина дел будет навалом. И потом, все, что от них можно получить, я уже получил. Дальше некуда.
Дэйв ждал, когда Джейми вернется к машине. Увидев Джейми, он вытащил бумажник.
– Сколько, Джейми? За дюжину?
Джейми остановил его руку:
– Ты чо, Дэйв! Ты меня не так понял. Я не по этой части.
– Как? А?..
– Ты друг Стикса, так?
– Ну, в смысле.
– Достаточно. Ты его человек, и все. На вечеринку придешь?
– Вечеринку?
– Ага. Ну, считай, что ты приглашен. Подробности, когда ко мне приедем.
– К тебе?
– Конечно. Ты ж не думаешь, что я с собой ношу. – Ясное дело, нет. Ты так добр ко мне. Выручил из беды.
– Не стоит! Тебе же нужно было. Я достал. Лезь в машину.
Они отъехали. Дэйв вертелся на сиденье. – Слушай, Джейми…
– Ну?
– А чего достал? Типа дури?
– Лучше. Забудешь, что ты на этом свете. Новое. Ты будешь в восторге. Последний писк: с востока.
– Слушай, мне ж только, чтоб ночь перекантоваться, перед экзаменом.
– Не боись, Ты как попробуешь, – сразу поймешь, что волноваться уже не о чем.
Джейми оставил Дэйва в одной из маленьких комнат. На кухне он добрался до одной из маминых бутылок водки, бросил в водку пару «колес» и разбавил сельтерской. – Вруби, пока она шипит, – приказал он.
– Так классно. Я схожу, упакую тебе с собой.
Когда Джейми вернулся, стакан был пуст.
– Еще не почувствовал? – спросил Джейми.
– Не-а.
– А ты попробуй на стену смотреть. Когда красные пятна появятся, значит, начало действовать. Не волнуйся, пятна скоро кончатся.
Дэйв повернул голову, и Джейми огрел его дубинкой. Когда гость пришел в себя, Джейми обкручивал провод вокруг его талии. Дэйв был голый, распростертый: ноги и руки прикручены проводом к вбитым в паркет гвоздям.
– Сколько? – спросил Джейми.
– Мучо динеро. Цены подскочили. Спрос и предложение. Ты взбаламутил рынок.
– Сколько?
– Триста. Это только за барахло. А еще на саму вечеринку.
– Я же тебе говорил: утрясем потом. Я тебе дал задаток.
– Ясное дело. Только кое-кому заплатить надо. Джейми вынул бумажник.
– Двести. Остальное после вечеринка Все готово? Без обломов?
– Без обломов. Автобус будет на школьной стоянке в девять тридцать. Старый Гарри повезет. Всем сказано быть там в десять. Группа играет отлично. Все круто.
– Сколько придет?
Стикс поскреб подбородок:
– Тут вот может загвоздочка выйти, паренек.
– Ты сказал: никаких обломов!
– Нет-нет, никаких. В общем. Только вот…
– Только вот что?
– Слово – не воробей, паренек. Чтоб все было шито-крыто.
– Кто-то узнал, у кого вечеринка?! Так? Узнали где? – Джейми схватил его за бицепс и сжал пальцы. Мускул катался по хилой кости.
– Отвали, парень! Больно же! Никто не знает. Все под колпаком. Просто могут фанаты пролезть, и все. Халявщики.
– Какая халява, если они не знают, где вечеринка, так или нет?
– Так. В смысле нет. В смысле – никто не знает, парень, даю слово. Я про автобус. Двадцать восемь сидячих мест. А стоячих? Вот я о чем.
Джейми оставил его руку в покое и сел на место. – Ладно. Ну будет еще несколько, мне-то что. Как-нибудь. А как там Хэнк с сестрицей, с Вероникой? И корешок их, Лягушонок?
– Будут, будут. Мое слово. Куда же я без них. У них запланирована какая-то пакость. Попугать кое-каких ребятишек, типа этого. Но они будут. Зачем они тебе? Они крутые. Еще устроят у твоих стариков погром в квартире.
– Не волнуйся. Вечеринка будет в специальной комнате. Противопогромной. А потом, все будут, ну… под впечатлением. Никто не посмеет что-то там затеять.
– У тебя чо, парень, охрана? Вышибалы, что ль?
– Пожалуй, что так. – Джейми ухмыльнулся.
– Ну смотри. Хэнк паренек крепкий. Тут нужен совсем крутой, чтобы его удержать, особенно когда он под кайфом. Одного его Монк отоварит. А с дружками… В общем, я не хочу, чтобы мой Монк кого-то попортил.
– Не волнуйся, Стикс. У меня друг есть, он туда собирается. Он разберется с Хэнком и его кодлой.
– Хотел бы я видеть твоего дружка.
– Увидишь, Стикс, еще увидишь.
Через пару столов от них тощий высокий мальчик стоял и смотрел на них.
– Это кто? – спросил Джейми, кивнув в его сторону.
– Это? Да это Дэйв. Ко мне, наверное. Чего тебе, Дэйв? – позвал он.
Юноша приковылял к ним, расталкивая стулья бедрами. Он тер верхнюю губу тыльной стороной ладони. – Стикс, а Стикс?..
Стикс оттолкнул стул.
– Чего тебе, паренек? Присаживайся. Расскажи дяде Стиксу, в чем дело.
Дэйв перевел взгляд с Джейми на Стикса, потом обратно.
– Все путем, Дэйв. Джейми – мой друг. Говори, чего там у тебя, – подбадривал Стикс.
– Тут такое дело, Стикс. – Парень почесал нос. – Мне надо кое-чего, ну, ты знаешь. У тебя нет, а? Бабки у меня есть. Ничего не достанешь, никто не продает.
– Видишь, я же говорил. – Стикс поднял бровь на Джейми. – Настоящий кризис.
– Что конкретно? – спросил Джейми.
Дэйв шаркал ногами под стулом.
– Ну, телись, паренек, – командовал Стикс, – здесь все свои.
– Эта. Ну, колеса, может, какие, а? Колес нет? А то я совсем выпал в осадок. Чего-нибудь бы такое, поправиться. Экзамен завтра, важный. Надо книжки фигачить, а тут. Чего-нибудь бы такое, крутое.
Молчание. Стикс посмотрел на Джейми. Снова молчание.
– Ничем не могу помочь, Дэйв. Извини. Ресурсы из расходованы.
Дэйв тяжело поднялся.
– Может, знаешь кого? – спросил он.
– Извини. – начал Стикс.
– Мою машину знаешь? – перебил Джейми.
– Нет. Найду, если надо.
– «Лебарон». Запаркован прямо у физической лаборатории. Подходи после школы. Может, что придумаем для тебя.
– У-у, спасибо! Джейми тебя, да? Спасибо, Джейми. Я буду тебя там ждать.
Стикс протянул руку к соседнему столику, поменял пепельницу. Потом вытащил пачку из кармана, предложил Джейми. Джейми покачал головой.
– Никакого разврата, да? – сказал Стикс. – Ханка, трава и рок. А как насчет чувих? Кстати, ты же лазил всю дорогу с этой чувихой, как ее звали? Холли, что ль? Харви? Нет, это мужское имя. Или кроличье.
– Я-а? – Джейми почувствовал запашок опасности. Что-то зашевелилось у него в затылке, как червяк, вы глянувший из параши. Джейми протянул руку и взял Стикса за рукав. Чувство такое, будто холодный гной побежал по вене в руку, в пальцы.
– Никогда у меня не было в школе чувих.
– Правильно. – Стикс кивнул. – Никогда не было. Так я и думал. Тем не менее. Хочешь, бордельчик сорганизуем? Хочешь, я все сделаю? У нашей группы фанатки есть клевые, они пойдут. Мне-то они на фиг не нужны, ты знаешь.
– Спасибо. Спасибо, нет. У меня как у хозяина дел будет навалом. И потом, все, что от них можно получить, я уже получил. Дальше некуда.
Дэйв ждал, когда Джейми вернется к машине. Увидев Джейми, он вытащил бумажник.
– Сколько, Джейми? За дюжину?
Джейми остановил его руку:
– Ты чо, Дэйв! Ты меня не так понял. Я не по этой части.
– Как? А?..
– Ты друг Стикса, так?
– Ну, в смысле.
– Достаточно. Ты его человек, и все. На вечеринку придешь?
– Вечеринку?
– Ага. Ну, считай, что ты приглашен. Подробности, когда ко мне приедем.
– К тебе?
– Конечно. Ты ж не думаешь, что я с собой ношу. – Ясное дело, нет. Ты так добр ко мне. Выручил из беды.
– Не стоит! Тебе же нужно было. Я достал. Лезь в машину.
Они отъехали. Дэйв вертелся на сиденье. – Слушай, Джейми…
– Ну?
– А чего достал? Типа дури?
– Лучше. Забудешь, что ты на этом свете. Новое. Ты будешь в восторге. Последний писк: с востока.
– Слушай, мне ж только, чтоб ночь перекантоваться, перед экзаменом.
– Не боись, Ты как попробуешь, – сразу поймешь, что волноваться уже не о чем.
Джейми оставил Дэйва в одной из маленьких комнат. На кухне он добрался до одной из маминых бутылок водки, бросил в водку пару «колес» и разбавил сельтерской. – Вруби, пока она шипит, – приказал он.
– Так классно. Я схожу, упакую тебе с собой.
Когда Джейми вернулся, стакан был пуст.
– Еще не почувствовал? – спросил Джейми.
– Не-а.
– А ты попробуй на стену смотреть. Когда красные пятна появятся, значит, начало действовать. Не волнуйся, пятна скоро кончатся.
Дэйв повернул голову, и Джейми огрел его дубинкой. Когда гость пришел в себя, Джейми обкручивал провод вокруг его талии. Дэйв был голый, распростертый: ноги и руки прикручены проводом к вбитым в паркет гвоздям.